Страница:
На самом деле я чувствовал свое обаяние в это утро. Мне казалось, что я очень даже обаятельный. Жизнь хороша. Жизнь приятна. Мой бизнес процветает. Да и книга моя замечательна.
Вы видите: я не был крупным бизнесменом. Но не таким уж и маленьким, каким был раньше. Я открывал для себя мир.
Однако это вовсе не здание, принадлежащее Барни, оказывало на меня такое влияние. Этот дом на Фон-Бурен-стрит, нависающая железная дорога, отбрасывающая тень на середину улицы, мешанина из баров, ломбардов, ночлежек... Да и наше здание ничем не выделялось. У нас была парочка врачей, по дешевке оказывающих свои услуги: один, кажется, делал аборты, а другой – лечил зубы. Во всяком случае, они оба занимались разного рода удалением, в том числе денег из бумажников. И даже такой старый и опытный специалист по карманникам, как я, не мог ничего поделать с ними. У нас также обитали трое стряпчих, занимающихся сомнительными делами, хиромант и многочисленные брачные конторы, которые то и дело открывались и закрывались.
И одно детективное агентство, которое теперь гордо размещалось в двухкомнатном помещении. В дальнем конце коридора на четвертом этаже находился мой старый офис, теперь перегороженный: там работали два только что нанятых мною сыщика. Окна конторы, расположенной за другой дверью, выходили на Плимут-корт и Стандарт-клаб. Контора была моей и только моей.
Почти.
Я отворил дверь. На матовом стекле была свежая надпись:
ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО «A-I», НАТАН ГЕЛЛЕР, ПРЕЗИДЕНТ.
Мы с Барни вошли в приемную комнату моего офиса. Моя приемная! Вот дьявол! Мне лишь не хватало кучи прошлогодних журналов, и тогда во всем округе не нашлось бы приемной, которая бы хоть чем-то отличалась от моей.
И у меня еще была Глэдис.
– Доброе утро, мистер Геллер, – сказала она, неискренне улыбаясь. – Звонков не было.
Я взглянул на часы.
– Сейчас пять минут десятого, Глэдис.
Мы открывались в девять. Пинкертон никогда не спал, Геллер имел такую привычку.
– Как давно вы здесь?
– Пять минут, мистер Геллер. За это время звонков не было.
– Называйте меня Нат.
– Это будет некорректно, мистер Геллер.
Она стояла за маленьким ободранным столиком темного цвета, который отдал мне Барии, перевозя свой коктейль-бар.
– Если вы позволите, я продолжу работу по разборке картотеки.
Четыре деревянных ящика с картотекой, стоявшие в приемной, были теперь в распоряжении Глэдис. Она приводила документы в порядок, так как это не делалось уже года два. Кстати, Глэдис было двадцать четыре года. Ее темные волосы, спадающие на плечи, завивались на концах; именно такие прически носили многие девушки. Никто не мог быть более привлекательной, чем Глэдис, даже теперь, когда она возилась с карточками в своей нарядной, но тем не менее подходящей для офиса белой блузке и черной юбке, которая сверху обтягивала ее зад, а книзу расширялась. Словом, Глэдис являла собой мечту клерка-развратника.
К сожалению, похоже, этой мечте не суждено было сбыться. Я нанял ее за ее соблазнительную задницу и привлекательную мордашку; упоминал ли я темные карие глаза, длинные ресницы, надутые губки? Кстати, эти надутые губки должны были насторожить меня: ведь я же, черт возьми, был детективом. Да, ее тыльная сторона сыграла решающую роль, хотя ее секретарское прошлое – письма от бывшего работодателя, диплом из школы секретарей – были вполне подходящими.
Но она обошла меня. Она оказалась умной, квалифицированной секретаршей, которая не испытывала ни малейшего интереса к своему шефу.
Барни пихнул меня.
– О, Глэдис. Это мой друг, мистер Росс. Он хозяин этого дома.
Она отвлеклась от каталога и улыбнулась Барни любезно, но незаинтересованно.
– Хорошо, – сказала она.
– Это Барни Росс, – добавил я. – Боксер.
Она снова занималась каталогом.
– Я знаю, – ответила Глэдис равнодушно. И добавила: – Я рада.
Она говорила бесстрастным вежливым тоном телефонного оператора.
Мы с Барни прошли мимо нее, мимо старомодного черно-белого дивана в стиле «модерн» и стульев, которые я купил еще в тридцать четвертом на художественной распродаже после Всемирной выставки. Я отворил дверь в середине стены – снизу деревянной, а сверху – из матового стекла, – которая отделяла приемную от моего офиса. Там стоял мой старый письменный стол – огромная, обшарпанная дубовая громадина, к которой я привык. Я подскочил к новому удобному вращающемуся стулу, на который можно было откинуться, не рискуя вывалиться в двойные окна у меня за спиной. Барни достал его мне по оптовой цене. У правой стены стоял коричневый кожаный диван с Максвел-стрит: он был не новый, но в отличном состоянии. Над ним висело несколько фотографий, включая портреты Салли Рэнд и еще одной актрисы. На обеих фотографиях было написано «с любовью». Таких вещей не должно быть в конторе: они не имеют отношения к делу, но снимки двух знаменитых актрис с дарственными подписями производили впечатление на некоторых моих клиентов. К тому же мне было на что посмотреть, когда наступал застой в делах. На другой стене, над несколькими стульями, висели фотографии Барни на ринге, которые он мне подарил. Одна из них была подписана. Но там не было слов «с любовью».
– А она ничего, – сказал Барни, помахав большим пальцем в сторону Глэдис, – только не больно-то приветливая.
– Я знал это, когда нанимал ее, – ответил я бесцеремонно.
– Не заливай!
– Ее внешность, черт возьми, не была для меня главным. Меня интересовала ее квалификация, и я понял, что для работы она – то, что нужно.
– Ну, допустим, тебя действительно интересовала ее квалификация. Но ручаюсь, она была приветливее, когда пришла на собеседование.
– М-да, – признался я. – Именно поэтому я и принял ее на работу. Ну ладно. А как твоя личная жизнь?
Барни расстался со своей женой Перл. Вкратце: он уехал на восток, чтобы поработать у ее отца, чей бизнес был связан с одеждой. Но ничего не вышло – ни с женитьбой, ни с бизнесом. Барни пришлось вернуться в свой ресторан.
– У меня есть девушка, – сказал он, как бы защищаясь. – А ты?
– Я отказался от этого.
– Я не шучу, Нат, ты же не молодеешь. Ты – серьезный бизнесмен. Почему бы тебе не устроиться и не обзавестись семьей?
– У тебя же нет детей.
– Но не потому что я не делал попыток. А возможно, это даже и к лучшему, раз у нас с Перл ничего не вышло. Вот с Кати – другое дело.
Кати его хористка.
– Из огня да в полымя, – сказал я. – Занимаясь своим делом, я мало стал доверять семейным узам.
Он добродушно нахмурился.
– Тебе приходится сейчас часто следить за неверными супругами?
– Ну да. Разводы помогают таким агентствам, включая и наше, существовать. Но теперь я стараюсь побольше этого лошадиного дерьма свалить на своих сыщиков. Уж если ты – босс, то можешь сам выбирать себе случай для расследования.
– Если уж речь зашла о твоих операх: почему бы нам не пройти к ним и не представить им меня? Я еще никого из них не встречал.
Мы прошли через приемную, кивнув и улыбнувшись Глэдис и получив в ответ кивок женщины, которая так и не оторвалась от картотеки. Потом мы подошли к другой двери, к моему бывшему офису. На дверном матовом стекле было написано просто:
«A-I», ЧАСТНОЕ СЫСКНОЕ АГЕНТСТВО.
Я вошел без стука; Барни следовал за мной. Когда я там работал, комната казалась мне огромной. А теперь, разделенная перегородкой на два закутка, в которых стояли письменные столы и стулья для клиентов, она стала просто крохотной. Оштукатуренные стены были покрашены бледно-зеленой краской. Только один стол, тот, что стоял в левой каморке, был занят. За ним сидел человек – плешивый мужчина с венчиком волос вокруг лопоухих ушей, в очках в тонкой оправе на вздернутом носу. Ему был пятьдесят один год. Он снял пиджак и повесил его на вешалку. Но несмотря на это, он выглядел очень внушительно в жилетке и аккуратном солидном голубом галстуке.
– Барни, – сказал я. – Это Лу Сапперстейн.
Сапперстейн улыбнулся и протянул через стол руку, которую Барни, улыбаясь, пожал.
– Благодаря вам я заработал немного денег в прошлом году, – сказал Сапперстейн.
– Каким образом? – спросил Барни.
– Он поставил на Армстронга, – вмешался я. Барни усмехнулся.
– Ну что за парень! – воскликнул он, имея в виду меня.
– Я не это имел в виду, – произнес Лу, немного смутившись. – На самом деле, после вашего поражения я поспорил с приятелем, что вы уйдете с ринга. Что вы, конечно, и сделали.
– А откуда вы узнали, что я уйду и не вернусь? У меня было множество предложений, знаете ли.
– Поэтому-то я и не мог получить выигранное в течение года со дня вашего поражения. Это условие было частью нашего пари в пятьдесят долларов. Спасибо, мистер Росс.
– Называйте меня, пожалуйста, Барни.
– Лу ушел в отставку после двадцати пяти лет службы в полиции, – сказал я. – Мы вместе разрабатывали все детали, касающиеся карманников.
– Я был его боссом, – сказал Лу Барни. – Нанять меня – это воплощение идеи Ната о мщении мне.
– Я тебя нанял, потому что я – хороший парень, – заявил я. – А вот уволить тебя – это моя идея о мщении. Где Фортунато?
– Опаздывает. – Сапперстейн пожал плечами.
– В первый же день? – спросил я, слегка удивившись.
Сапперстейн снова пожал плечами.
– Я хотел, чтобы он начал работать с этими кредитными обязательствами, – сказал я, указывая на бумаги, лежавшие на его столе, которые Лу не мог видеть со своего места.
Тут дверь за нами открылась и вошел Фрэнки Фортунато. Он был маленький, худой, как жердь, с темными жиденькими волосами и резкими чертами лица. Он бы выглядел зловеще, если бы не его широкая, открытая, ясная улыбка. Его щегольский костюм был коричневого цвета, а галстук – желто-красный.
– Привет, я опоздал! – крикнул он. – Не страшно для начала.
– Вы же должны быть здесь до девяти часов, – сказал я ему. – По-моему, это не чрезмерное требование...
– Вы имеете в виду квалификацию или пунктуальность?
– Вообще-то, и то, и другое.
– Геллер, вы стареете. Вы не помните, каким вы были молодым? Этой ночью у меня было жаркое свидание.
Он подскочил к своему столу и принялся крутить телефонный диск.
– Вам бы лучше заняться кредитными чеками, – недовольно заметил я ему.
– Сладкая моя, – заговорил он в трубку. – Это Фрэнки. – Прикрыв микрофон, он замахал рукой, чтобы мы ушли. – Вы не против? У меня частный разговор.
Я подошел к нему и взял у него трубку.
– Привет, сладкая моя. Фрэнки просто позвонил сказать, что он остался без работы. – Я отдал ему трубку.
– Поговорим позже, солнышко, – проворковал Фрэнки и повесил трубку. Он ухмыльнулся. – Проверю, все ли в порядке. Вы не возражаете, если я займусь этими кредитными обязательствами?
– Начинайте. Между прочим, это мой приятель Барни Росс.
– Послушайте, – обратился он к Барни вместо приветствия. – Есть смысл вернуться. Это не должен обязательно быть Армстронг. Послушайте, Канцонери все еще выходит на ринг. Третье сражение Росс – Канцонери может принести кругленькую сумму. Нам надо поговорить. – Он посмотрел на меня и улыбнулся краешком рта. – Конечно, после работы.
Я кивнул Фрэнки и Лу, и мы вышли из комнаты.
– Этот парень нахален, но я уверен, что у него блестящие способности, – заявил Барни.
– Это точно. Я его исправлю. Насколько это возможно.
– Чем он занимался раньше?
– Он вылетел из полиции в первый же год службы за то, что не ужился с Туббо Гилбертом.
Капитан Дэниел «Туббо»-толстый-Гилберт даже по чикагским меркам пользуется дурной славой продажного копа. Но при этом весьма влиятельного.
– А-а-а, – протянул Барни. – Не удивительно, что тебе понравился парнишка. Ты просто себя видишь в этом сукином сыне.
– Знаешь что, – ответил я, – я замечаю прекрасные черты во многих сукиных сыновьях. Больше того, меня знают как приятеля одного бывшего спортсмена.
Выражение лица Барни внезапно стало задумчивым.
– Как бы этого парня не забрали в армию.
Я покачал головой.
– Этого никогда не будет.
Мы уже подошли к моему офису.
– А я думаю, что это должно случиться, Нат. Да ты знаешь, и мы могли бы попасть туда.
– Я гарантирую тебе, что уж этого-то никогда не случится.
– Я пойду, попросят меня, или нет.
– Не будь дураком, – возразил я.
– Ты что, не знаешь, что идет война?
– В Европе. Они уже втягивали нас в свои сражения, но больше им этого не удастся.
– Ты и правда в это веришь?
– Конечно.
– Но, Нат, ты же еврей.
Я не еврей. Это не означает, что я не сочувствую тому, что происходит с евреями в Германии. Мне не нравится идея захвата собственности военными где бы то ни было. Но я не считаю, что это имеет отношение ко мне.
– Ты еврей, Нат.
– Мой отец был евреем, мать ирландской католичкой, а я – я просто еще один болван из Чикаго, Барни.
– Может и так. Но с точки зрения мистера Гитлера ты просто лишь еще один еврей.
Конечно, он не сказал ничего сногсшибательного, но Барни сделал свое дело. Это было не в первый раз и, конечно, не в последний.
Поэтому даже не попытавшись как-нибудь отшутиться, я отослал Барни, а сам отправился работать. Я сделал несколько звонков по поводу страховки, прежде чем заметил, что утро уже кончилось.
В это время Глэдис сунула свою хорошенькую безразличную мордашку в дверь и сказала:
– Пришли ваши клиенты, которым вы назначили на одиннадцать.
Я совсем забыл.
Это, принимая во внимание значимость клиента – потенциального клиента, – поскольку мы не говорили с ним, а лишь договорились о встрече по телефону, было большой глупостью с моей стороны.
– Попросите мистера О'Хару войти, – сказал я, поправляя галстук и принимая надлежащий вид.
Но первым вошел не мистер О'Хара. Это была потрясающая женщина. Довольно высокая, смуглая, она вплыла в комнату, как будто была героиней арабских сказок (или сицилийских кошмаров?). Она выглядела по-королевски в своем щегольском пальто из верблюжьей шерсти с подплечниками. Под пальто виднелся костюм мужского покроя в тонкую полоску. Но под костюмом, как мог углядеть любой детектив, было отнюдь не мужское тело: лацканы моего костюма не приподнимались так в одном месте. На голове у нее была надета маленькая серая шляпка поверх блестящих черных волос, затянутых в узел. На плече на длинном шнурке висела маленькая сумочка-кошелек: в такую не засунешь смену белья. Женщина взглянула на фотографии актрис, и мне показалось, что она была довольно удивлена. Потом она улыбнулась и кивнула мне. Мимолетная улыбка была не теплой, но чувственной. У нее были широкий рот, губы, накрашенные темно-красной помадой, римский нос, темные-темные глаза и насмешливо приподнятые брови.
О'Хара, ростом ниже ее, семенил сзади. Он помог ей снять пальто, а она держала себя с таким видом, будто была королевой, а он – ее слугой.
Это было смешно, принимая во внимание, кем он был на самом деле, потому что Эдвард Дж. О'Хара – маленький, но внушительный человек в аккуратном костюме в тонкую полоску, с бриллиантовой булавкой, пристегнутой к красному галстуку в черную крапинку, держащий черное пальто перекинутым через руку и черную шляпу в другой руке, – был большим человеком в этом городе, миллионером со связями в городских властях и преступном мире. Особенно в преступном мире. Его несимметричное лицо было по-своему красивым. Его густые черные брови нависли над проницательными голубыми глазами, нос был длинный и тонкий, а завершал картину маленький подбородок с ямочкой.
Он повесил ее пальто, потом – свое, а потом улыбнулся мне дружеской улыбкой.
– Мистер Геллер, надеюсь, вы не будете против того, что я привел с собой секретаршу, мисс Каваретту... она будет делать кое-какие записи. Я так всегда поступаю, когда иду на деловые свидания.
Я указал им на стулья у левой стены.
– Безусловно, нет, – сказал я. – К тому же такая чудесная компания может только радовать.
Мисс Каваретта скупо улыбнулась. По ее глазам было видно, что она знает что-то такое, чего не знал я. Она села, скрестив стройные красивые ноги, и достала из сумочки блокнот для стенограмм и ручку.
О'Хара стоял напротив меня. Он протянул мне руку, все еще улыбаясь, как политик. Я пожал ему руку, тоже улыбнулся ему, недоумевая, почему он так стремился мне понравиться. Он был важным человеком. Я был, по сути, никем. Он так всегда себя вел?
– Для меня это большое удовольствие, мистер Геллер, – произнес он. – Я слышал о вас много хорошего.
– От кого, мистер О'Хара? Может, от Фрэнка Нитти?
Его улыбка тут же исчезла. Мне не следовало этого говорить: это просто вырвалось у меня.
Он сел.
– О моих связях с преступным миром преувеличивают, мистер Геллер. К тому же, даже имея такие связи, можно делать деньги и не рисковать, если поставить все на деловую основу и быть честным в своих поступках. Пусть все будет по-деловому, и тогда нечего бояться.
Было похоже, что он пытается уговорить себя, а не меня.
Я сказал:
– Я не хотел сказать что-то грубое, мистер О'Хара.
– Зовите меня Эдди, – улыбнулся он, доставая серебряный портсигар. Он предложил сигарету мисс Каваретте: она взяла. Он предложил сигарету мне – я отказался, но пододвинул мисс Каваретте пепельницу. Наши глаза встретились. Она улыбнулась мне глазами. У нее были длинные ноги. И они тоже мне улыбнулись.
– Мы только что завершили сезон в Спортивном парке, – заявил мистер О'Хара, давая прикурить своей секретарше от серебряной зажигалки в форме лошадиной головы. Он отложил сигареты и зажигалку, так и не закурив.
Я сказал:
– У вас был удачный год.
Спортивный парк, президентом которого был О'Хара, представлял из себя сооружение на двенадцать тысяч мест, с дорожкой для бегов длиной в полмили. Раньше это было заведение для собачьих бегов. Для лошадей его стали использовать в тридцать восьмом году. Парк был расположен в Стикни возле Цицеро. Иными словами, цветок в воровском притоне.
– Да. Но у нас возникли некоторые проблемы.
– Какого рода?
Мисс Каваретта выпрямилась, приготовясь записывать: она еще ничего не написала, ни закорючки. Она не была похожа на стенографистку.
– Вы, наверное, догадываетесь, что в парке вроде нашего у многих клиентов подмоченная репутация.
– Разумеется, – ответил я. – Бывшие заключенные воры, букмекеры, шлюхи... извините меня за мой французский, мисс Каваретта.
Слабая улыбка.
– Особенно по выходным, – продолжал я, – когда они просто не могут пройти мимо вашего парка.
– Точно, – сказал О'Хара, наклоняясь вперед и стараясь быть искренним. – Мы пытались сделать все, чтобы держать подальше хулиганов, бездельников и смутьянов. Но это все, что в наших силах. Поэтому мы решили обратиться к вам, мистер Геллер.
– Ко мне?
– У нас много неприятностей с карманниками. Настоящая эпидемия. Мы не возражаем, чтобы у наших посетителей становились пустыми карманы, но мы предпочитаем опустошать их сами.
– Естественно.
– Как я понял, у вас есть определенный опыт в этой сфере. Я имею в виду надзор за карманниками.
– Этим я занимался в полиции, да, сэр. А с тех пор как открыл частное агентство, я в основном занимаюсь обеспечением охраны как раз в этой области, это верно.
Он улыбнулся – покровительственно, как мне показалось.
– Насколько я знаю, вам поручали эту проблему даже на Всемирной выставке.
– На той, что проводилась в Чикаго в тридцать третьем году, – напомнил я. – Но меня не пригласили в Нью-Йорк на следующую выставку.
– Они отложили ваше приглашение, – сказал кто-то.
К моему удивлению, это была мисс Каваретта. Она была в разгаре своей деятельности, сделав несколько заметок в блокноте. У нее был красивый грудной голос, который растекался в воздухе, как масло на разогретой булочке.
– Возможно, вас пригласят туда на следующий год, – добавила она.
О'Хара рассмеялся над этим – слишком громко, как мне показалось. Пытался ли он стянуть с нее трусики? Может, об этом шла речь? И с каких это пор миллионеры прилагают неслыханные усилия, чтобы залезть к своей секретарше под юбку? Но с другой стороны, я вспомнил ситуацию с Глэдис. Конечно, я не был миллионером.
– Может, они и пригласят меня, – сказал я, чувствуя себя, как пожилая дама, которая сопровождает девицу на свидание.
– Чего бы я хотел, – сказал О'Хара, – так это того, чтобы вы проинструктировали моих помощников и научили их определять и ловить карманников. Я бы хотел, чтобы вы сами провели в моем парке некоторое время. Когда откроется следующий сезон. И понаблюдали. Точнее, вам надо заняться этим как можно скорее, осмотреть все в парке, разумеется.
– Одну секундочку, – извинился я, сняв телефонную трубку и позвонив в комнату за соседней дверью.
Через несколько мгновений в комнату вошел Лу Сапперстейн. Одетый в пиджак, он выглядел замечательно, как стодолларовая бумажка. Войдя, он кивнул, улыбнулся; его взгляд на секунду задержался на соблазнительной и загадочной мисс Каваретте. Я представил их всех друг другу, а потом сказал про Лу:
– Он был моим шефом, когда мы работали с карманниками. А теперь он мой главный сыщик. Я поручу ваше дело ему, мистер О'Хара.
О'Хара побледнел, что показалось мне довольно странным. С трагическим выражением он сказал:
– Но так ничего не выйдет. Я хочу работать с вами, мистер Геллер. Мне нужен главный.
Я засмеялся коротким, нервным смешком.
– Вы не понимаете, мистер О'Хара. Лу – мой главный сыщик. Он был моим боссом. Это он научил меня всему, что я знаю о карманных ворах. Ваше дело в лучших руках.
О'Хара встал.
– Возможно, если дело коснется надзора за моими людьми, он мне подойдет. Но вынужден вам сказать, что я настаиваю, чтобы именно вы пришли в мой парк и сами там все осмотрели. Я хочу иметь дело только с боссом, вы понимаете?
– Мистер О'Хара, со всем уважением к вам я должен сказать, что я – главный человек в этом агентстве и именно я решаю, кому заняться той или иной работой...
О'Хара сунул руку во внутренний карман пиджака. Он вытащил чековую книжку. Наклонился над столом и начал писать.
– Я оставляю вам чек на тысячу долларов, – заявил он. – С тем, чтобы завтра же вы пришли в мой парк и лично все там осмотрели.
Он вырвал чек и положил его передо мной. Чернила на бумаге еще не высохли.
Я взял его, промокнул и положил на свой письменный стол.
– Вы хотите Ната Геллера, – сказал я, – вы получите Ната Геллера.
– Хорошо, – засиял О'Хара. Он обернулся и... почтительно поклонился своей секретарше.
Она встала, расправила платье на продолговатых выпуклостях бедер. Почему женщина в костюме мужского покроя выглядит так привлекательно? Может, Фрейд знал это, а лично я абсолютно этого не понимаю. Я лишь знал, что с удовольствием взглянул бы на кружевное белье мисс Каваретты, спрятанное под костюмом в тонкую полоску.
Секретарша протянула руку с длинными, чистыми, отполированными ногтями. Я взял ее. Ждала ли она, что я поцелую ей руку? Я этого не сделал.
Каваретта произнесла:
– Было очень интересно встретиться с вами, мистер Геллер.
– Мне тоже, мисс Каваретта.
О'Хара помог ей надеть пальто, затем надел свое, но свою шляпу он оставил на вешалке. Лу хотел указать ему на это, но я приложил палец к губам и остановил его. Я внимательно наблюдал за мистером О'Харой: он оставил шляпу специально.
Я стоял и ждал. О'Хара нырнул в дверь, крича на ходу мисс Каваретте:
– Забыл эту проклятую шляпу, дорогая.
Он подошел к шляпной вешалке, взял ее и сказал мне очень спокойным, уверенным голосом, без намека на свою фальшивую улыбку:
– Приходите один.
Он закрыл дверь и ушел.
Мы с Лу, опешив, смотрели на дверь. Лу сел. Я тоже. Он сказал:
– Черт возьми, о чем здесь шла речь?
– Я понятия не имею.
– Этот парень как-то связан с мафией, ты знаешь?
– Я знаю.
– О'Хара был первым человеком Капоне после старого Хоторна. Он был у них на первом месте многие годы.
– Знаю.
– Зачем он привел с собой секретаршу?
– Чтобы она могла делать заметки – так он сказал.
– Я ничего не пропустил? Все, что я слышал, заключается в том, что он нанял нас – тебя, – чтобы ты организовал систему безопасности на его вшивом стадионе?
– Это так.
– Тогда какого черта он притащил с собой секретаршу, чтобы она делала заметки, если это все, что ему было нужно? Черт, почему он просто не позвонил тебе по телефону, если хотел нанять тебя для работы с карманниками?
– Я не знаю, Лу.
Я действительно не знал этого.
Я также не знал, почему он сказал мне свою прощальную фразу так, чтобы она не достигла ушек его очаровательной секретарши.
Но на то я был детективом, чтобы захотеть это выяснить.
2
Вы видите: я не был крупным бизнесменом. Но не таким уж и маленьким, каким был раньше. Я открывал для себя мир.
Однако это вовсе не здание, принадлежащее Барни, оказывало на меня такое влияние. Этот дом на Фон-Бурен-стрит, нависающая железная дорога, отбрасывающая тень на середину улицы, мешанина из баров, ломбардов, ночлежек... Да и наше здание ничем не выделялось. У нас была парочка врачей, по дешевке оказывающих свои услуги: один, кажется, делал аборты, а другой – лечил зубы. Во всяком случае, они оба занимались разного рода удалением, в том числе денег из бумажников. И даже такой старый и опытный специалист по карманникам, как я, не мог ничего поделать с ними. У нас также обитали трое стряпчих, занимающихся сомнительными делами, хиромант и многочисленные брачные конторы, которые то и дело открывались и закрывались.
И одно детективное агентство, которое теперь гордо размещалось в двухкомнатном помещении. В дальнем конце коридора на четвертом этаже находился мой старый офис, теперь перегороженный: там работали два только что нанятых мною сыщика. Окна конторы, расположенной за другой дверью, выходили на Плимут-корт и Стандарт-клаб. Контора была моей и только моей.
Почти.
Я отворил дверь. На матовом стекле была свежая надпись:
ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО «A-I», НАТАН ГЕЛЛЕР, ПРЕЗИДЕНТ.
Мы с Барни вошли в приемную комнату моего офиса. Моя приемная! Вот дьявол! Мне лишь не хватало кучи прошлогодних журналов, и тогда во всем округе не нашлось бы приемной, которая бы хоть чем-то отличалась от моей.
И у меня еще была Глэдис.
– Доброе утро, мистер Геллер, – сказала она, неискренне улыбаясь. – Звонков не было.
Я взглянул на часы.
– Сейчас пять минут десятого, Глэдис.
Мы открывались в девять. Пинкертон никогда не спал, Геллер имел такую привычку.
– Как давно вы здесь?
– Пять минут, мистер Геллер. За это время звонков не было.
– Называйте меня Нат.
– Это будет некорректно, мистер Геллер.
Она стояла за маленьким ободранным столиком темного цвета, который отдал мне Барии, перевозя свой коктейль-бар.
– Если вы позволите, я продолжу работу по разборке картотеки.
Четыре деревянных ящика с картотекой, стоявшие в приемной, были теперь в распоряжении Глэдис. Она приводила документы в порядок, так как это не делалось уже года два. Кстати, Глэдис было двадцать четыре года. Ее темные волосы, спадающие на плечи, завивались на концах; именно такие прически носили многие девушки. Никто не мог быть более привлекательной, чем Глэдис, даже теперь, когда она возилась с карточками в своей нарядной, но тем не менее подходящей для офиса белой блузке и черной юбке, которая сверху обтягивала ее зад, а книзу расширялась. Словом, Глэдис являла собой мечту клерка-развратника.
К сожалению, похоже, этой мечте не суждено было сбыться. Я нанял ее за ее соблазнительную задницу и привлекательную мордашку; упоминал ли я темные карие глаза, длинные ресницы, надутые губки? Кстати, эти надутые губки должны были насторожить меня: ведь я же, черт возьми, был детективом. Да, ее тыльная сторона сыграла решающую роль, хотя ее секретарское прошлое – письма от бывшего работодателя, диплом из школы секретарей – были вполне подходящими.
Но она обошла меня. Она оказалась умной, квалифицированной секретаршей, которая не испытывала ни малейшего интереса к своему шефу.
Барни пихнул меня.
– О, Глэдис. Это мой друг, мистер Росс. Он хозяин этого дома.
Она отвлеклась от каталога и улыбнулась Барни любезно, но незаинтересованно.
– Хорошо, – сказала она.
– Это Барни Росс, – добавил я. – Боксер.
Она снова занималась каталогом.
– Я знаю, – ответила Глэдис равнодушно. И добавила: – Я рада.
Она говорила бесстрастным вежливым тоном телефонного оператора.
Мы с Барни прошли мимо нее, мимо старомодного черно-белого дивана в стиле «модерн» и стульев, которые я купил еще в тридцать четвертом на художественной распродаже после Всемирной выставки. Я отворил дверь в середине стены – снизу деревянной, а сверху – из матового стекла, – которая отделяла приемную от моего офиса. Там стоял мой старый письменный стол – огромная, обшарпанная дубовая громадина, к которой я привык. Я подскочил к новому удобному вращающемуся стулу, на который можно было откинуться, не рискуя вывалиться в двойные окна у меня за спиной. Барни достал его мне по оптовой цене. У правой стены стоял коричневый кожаный диван с Максвел-стрит: он был не новый, но в отличном состоянии. Над ним висело несколько фотографий, включая портреты Салли Рэнд и еще одной актрисы. На обеих фотографиях было написано «с любовью». Таких вещей не должно быть в конторе: они не имеют отношения к делу, но снимки двух знаменитых актрис с дарственными подписями производили впечатление на некоторых моих клиентов. К тому же мне было на что посмотреть, когда наступал застой в делах. На другой стене, над несколькими стульями, висели фотографии Барни на ринге, которые он мне подарил. Одна из них была подписана. Но там не было слов «с любовью».
– А она ничего, – сказал Барни, помахав большим пальцем в сторону Глэдис, – только не больно-то приветливая.
– Я знал это, когда нанимал ее, – ответил я бесцеремонно.
– Не заливай!
– Ее внешность, черт возьми, не была для меня главным. Меня интересовала ее квалификация, и я понял, что для работы она – то, что нужно.
– Ну, допустим, тебя действительно интересовала ее квалификация. Но ручаюсь, она была приветливее, когда пришла на собеседование.
– М-да, – признался я. – Именно поэтому я и принял ее на работу. Ну ладно. А как твоя личная жизнь?
Барни расстался со своей женой Перл. Вкратце: он уехал на восток, чтобы поработать у ее отца, чей бизнес был связан с одеждой. Но ничего не вышло – ни с женитьбой, ни с бизнесом. Барни пришлось вернуться в свой ресторан.
– У меня есть девушка, – сказал он, как бы защищаясь. – А ты?
– Я отказался от этого.
– Я не шучу, Нат, ты же не молодеешь. Ты – серьезный бизнесмен. Почему бы тебе не устроиться и не обзавестись семьей?
– У тебя же нет детей.
– Но не потому что я не делал попыток. А возможно, это даже и к лучшему, раз у нас с Перл ничего не вышло. Вот с Кати – другое дело.
Кати его хористка.
– Из огня да в полымя, – сказал я. – Занимаясь своим делом, я мало стал доверять семейным узам.
Он добродушно нахмурился.
– Тебе приходится сейчас часто следить за неверными супругами?
– Ну да. Разводы помогают таким агентствам, включая и наше, существовать. Но теперь я стараюсь побольше этого лошадиного дерьма свалить на своих сыщиков. Уж если ты – босс, то можешь сам выбирать себе случай для расследования.
– Если уж речь зашла о твоих операх: почему бы нам не пройти к ним и не представить им меня? Я еще никого из них не встречал.
Мы прошли через приемную, кивнув и улыбнувшись Глэдис и получив в ответ кивок женщины, которая так и не оторвалась от картотеки. Потом мы подошли к другой двери, к моему бывшему офису. На дверном матовом стекле было написано просто:
«A-I», ЧАСТНОЕ СЫСКНОЕ АГЕНТСТВО.
Я вошел без стука; Барни следовал за мной. Когда я там работал, комната казалась мне огромной. А теперь, разделенная перегородкой на два закутка, в которых стояли письменные столы и стулья для клиентов, она стала просто крохотной. Оштукатуренные стены были покрашены бледно-зеленой краской. Только один стол, тот, что стоял в левой каморке, был занят. За ним сидел человек – плешивый мужчина с венчиком волос вокруг лопоухих ушей, в очках в тонкой оправе на вздернутом носу. Ему был пятьдесят один год. Он снял пиджак и повесил его на вешалку. Но несмотря на это, он выглядел очень внушительно в жилетке и аккуратном солидном голубом галстуке.
– Барни, – сказал я. – Это Лу Сапперстейн.
Сапперстейн улыбнулся и протянул через стол руку, которую Барни, улыбаясь, пожал.
– Благодаря вам я заработал немного денег в прошлом году, – сказал Сапперстейн.
– Каким образом? – спросил Барни.
– Он поставил на Армстронга, – вмешался я. Барни усмехнулся.
– Ну что за парень! – воскликнул он, имея в виду меня.
– Я не это имел в виду, – произнес Лу, немного смутившись. – На самом деле, после вашего поражения я поспорил с приятелем, что вы уйдете с ринга. Что вы, конечно, и сделали.
– А откуда вы узнали, что я уйду и не вернусь? У меня было множество предложений, знаете ли.
– Поэтому-то я и не мог получить выигранное в течение года со дня вашего поражения. Это условие было частью нашего пари в пятьдесят долларов. Спасибо, мистер Росс.
– Называйте меня, пожалуйста, Барни.
– Лу ушел в отставку после двадцати пяти лет службы в полиции, – сказал я. – Мы вместе разрабатывали все детали, касающиеся карманников.
– Я был его боссом, – сказал Лу Барни. – Нанять меня – это воплощение идеи Ната о мщении мне.
– Я тебя нанял, потому что я – хороший парень, – заявил я. – А вот уволить тебя – это моя идея о мщении. Где Фортунато?
– Опаздывает. – Сапперстейн пожал плечами.
– В первый же день? – спросил я, слегка удивившись.
Сапперстейн снова пожал плечами.
– Я хотел, чтобы он начал работать с этими кредитными обязательствами, – сказал я, указывая на бумаги, лежавшие на его столе, которые Лу не мог видеть со своего места.
Тут дверь за нами открылась и вошел Фрэнки Фортунато. Он был маленький, худой, как жердь, с темными жиденькими волосами и резкими чертами лица. Он бы выглядел зловеще, если бы не его широкая, открытая, ясная улыбка. Его щегольский костюм был коричневого цвета, а галстук – желто-красный.
– Привет, я опоздал! – крикнул он. – Не страшно для начала.
– Вы же должны быть здесь до девяти часов, – сказал я ему. – По-моему, это не чрезмерное требование...
– Вы имеете в виду квалификацию или пунктуальность?
– Вообще-то, и то, и другое.
– Геллер, вы стареете. Вы не помните, каким вы были молодым? Этой ночью у меня было жаркое свидание.
Он подскочил к своему столу и принялся крутить телефонный диск.
– Вам бы лучше заняться кредитными чеками, – недовольно заметил я ему.
– Сладкая моя, – заговорил он в трубку. – Это Фрэнки. – Прикрыв микрофон, он замахал рукой, чтобы мы ушли. – Вы не против? У меня частный разговор.
Я подошел к нему и взял у него трубку.
– Привет, сладкая моя. Фрэнки просто позвонил сказать, что он остался без работы. – Я отдал ему трубку.
– Поговорим позже, солнышко, – проворковал Фрэнки и повесил трубку. Он ухмыльнулся. – Проверю, все ли в порядке. Вы не возражаете, если я займусь этими кредитными обязательствами?
– Начинайте. Между прочим, это мой приятель Барни Росс.
– Послушайте, – обратился он к Барни вместо приветствия. – Есть смысл вернуться. Это не должен обязательно быть Армстронг. Послушайте, Канцонери все еще выходит на ринг. Третье сражение Росс – Канцонери может принести кругленькую сумму. Нам надо поговорить. – Он посмотрел на меня и улыбнулся краешком рта. – Конечно, после работы.
Я кивнул Фрэнки и Лу, и мы вышли из комнаты.
– Этот парень нахален, но я уверен, что у него блестящие способности, – заявил Барни.
– Это точно. Я его исправлю. Насколько это возможно.
– Чем он занимался раньше?
– Он вылетел из полиции в первый же год службы за то, что не ужился с Туббо Гилбертом.
Капитан Дэниел «Туббо»-толстый-Гилберт даже по чикагским меркам пользуется дурной славой продажного копа. Но при этом весьма влиятельного.
– А-а-а, – протянул Барни. – Не удивительно, что тебе понравился парнишка. Ты просто себя видишь в этом сукином сыне.
– Знаешь что, – ответил я, – я замечаю прекрасные черты во многих сукиных сыновьях. Больше того, меня знают как приятеля одного бывшего спортсмена.
Выражение лица Барни внезапно стало задумчивым.
– Как бы этого парня не забрали в армию.
Я покачал головой.
– Этого никогда не будет.
Мы уже подошли к моему офису.
– А я думаю, что это должно случиться, Нат. Да ты знаешь, и мы могли бы попасть туда.
– Я гарантирую тебе, что уж этого-то никогда не случится.
– Я пойду, попросят меня, или нет.
– Не будь дураком, – возразил я.
– Ты что, не знаешь, что идет война?
– В Европе. Они уже втягивали нас в свои сражения, но больше им этого не удастся.
– Ты и правда в это веришь?
– Конечно.
– Но, Нат, ты же еврей.
Я не еврей. Это не означает, что я не сочувствую тому, что происходит с евреями в Германии. Мне не нравится идея захвата собственности военными где бы то ни было. Но я не считаю, что это имеет отношение ко мне.
– Ты еврей, Нат.
– Мой отец был евреем, мать ирландской католичкой, а я – я просто еще один болван из Чикаго, Барни.
– Может и так. Но с точки зрения мистера Гитлера ты просто лишь еще один еврей.
Конечно, он не сказал ничего сногсшибательного, но Барни сделал свое дело. Это было не в первый раз и, конечно, не в последний.
Поэтому даже не попытавшись как-нибудь отшутиться, я отослал Барни, а сам отправился работать. Я сделал несколько звонков по поводу страховки, прежде чем заметил, что утро уже кончилось.
В это время Глэдис сунула свою хорошенькую безразличную мордашку в дверь и сказала:
– Пришли ваши клиенты, которым вы назначили на одиннадцать.
Я совсем забыл.
Это, принимая во внимание значимость клиента – потенциального клиента, – поскольку мы не говорили с ним, а лишь договорились о встрече по телефону, было большой глупостью с моей стороны.
– Попросите мистера О'Хару войти, – сказал я, поправляя галстук и принимая надлежащий вид.
Но первым вошел не мистер О'Хара. Это была потрясающая женщина. Довольно высокая, смуглая, она вплыла в комнату, как будто была героиней арабских сказок (или сицилийских кошмаров?). Она выглядела по-королевски в своем щегольском пальто из верблюжьей шерсти с подплечниками. Под пальто виднелся костюм мужского покроя в тонкую полоску. Но под костюмом, как мог углядеть любой детектив, было отнюдь не мужское тело: лацканы моего костюма не приподнимались так в одном месте. На голове у нее была надета маленькая серая шляпка поверх блестящих черных волос, затянутых в узел. На плече на длинном шнурке висела маленькая сумочка-кошелек: в такую не засунешь смену белья. Женщина взглянула на фотографии актрис, и мне показалось, что она была довольно удивлена. Потом она улыбнулась и кивнула мне. Мимолетная улыбка была не теплой, но чувственной. У нее были широкий рот, губы, накрашенные темно-красной помадой, римский нос, темные-темные глаза и насмешливо приподнятые брови.
О'Хара, ростом ниже ее, семенил сзади. Он помог ей снять пальто, а она держала себя с таким видом, будто была королевой, а он – ее слугой.
Это было смешно, принимая во внимание, кем он был на самом деле, потому что Эдвард Дж. О'Хара – маленький, но внушительный человек в аккуратном костюме в тонкую полоску, с бриллиантовой булавкой, пристегнутой к красному галстуку в черную крапинку, держащий черное пальто перекинутым через руку и черную шляпу в другой руке, – был большим человеком в этом городе, миллионером со связями в городских властях и преступном мире. Особенно в преступном мире. Его несимметричное лицо было по-своему красивым. Его густые черные брови нависли над проницательными голубыми глазами, нос был длинный и тонкий, а завершал картину маленький подбородок с ямочкой.
Он повесил ее пальто, потом – свое, а потом улыбнулся мне дружеской улыбкой.
– Мистер Геллер, надеюсь, вы не будете против того, что я привел с собой секретаршу, мисс Каваретту... она будет делать кое-какие записи. Я так всегда поступаю, когда иду на деловые свидания.
Я указал им на стулья у левой стены.
– Безусловно, нет, – сказал я. – К тому же такая чудесная компания может только радовать.
Мисс Каваретта скупо улыбнулась. По ее глазам было видно, что она знает что-то такое, чего не знал я. Она села, скрестив стройные красивые ноги, и достала из сумочки блокнот для стенограмм и ручку.
О'Хара стоял напротив меня. Он протянул мне руку, все еще улыбаясь, как политик. Я пожал ему руку, тоже улыбнулся ему, недоумевая, почему он так стремился мне понравиться. Он был важным человеком. Я был, по сути, никем. Он так всегда себя вел?
– Для меня это большое удовольствие, мистер Геллер, – произнес он. – Я слышал о вас много хорошего.
– От кого, мистер О'Хара? Может, от Фрэнка Нитти?
Его улыбка тут же исчезла. Мне не следовало этого говорить: это просто вырвалось у меня.
Он сел.
– О моих связях с преступным миром преувеличивают, мистер Геллер. К тому же, даже имея такие связи, можно делать деньги и не рисковать, если поставить все на деловую основу и быть честным в своих поступках. Пусть все будет по-деловому, и тогда нечего бояться.
Было похоже, что он пытается уговорить себя, а не меня.
Я сказал:
– Я не хотел сказать что-то грубое, мистер О'Хара.
– Зовите меня Эдди, – улыбнулся он, доставая серебряный портсигар. Он предложил сигарету мисс Каваретте: она взяла. Он предложил сигарету мне – я отказался, но пододвинул мисс Каваретте пепельницу. Наши глаза встретились. Она улыбнулась мне глазами. У нее были длинные ноги. И они тоже мне улыбнулись.
– Мы только что завершили сезон в Спортивном парке, – заявил мистер О'Хара, давая прикурить своей секретарше от серебряной зажигалки в форме лошадиной головы. Он отложил сигареты и зажигалку, так и не закурив.
Я сказал:
– У вас был удачный год.
Спортивный парк, президентом которого был О'Хара, представлял из себя сооружение на двенадцать тысяч мест, с дорожкой для бегов длиной в полмили. Раньше это было заведение для собачьих бегов. Для лошадей его стали использовать в тридцать восьмом году. Парк был расположен в Стикни возле Цицеро. Иными словами, цветок в воровском притоне.
– Да. Но у нас возникли некоторые проблемы.
– Какого рода?
Мисс Каваретта выпрямилась, приготовясь записывать: она еще ничего не написала, ни закорючки. Она не была похожа на стенографистку.
– Вы, наверное, догадываетесь, что в парке вроде нашего у многих клиентов подмоченная репутация.
– Разумеется, – ответил я. – Бывшие заключенные воры, букмекеры, шлюхи... извините меня за мой французский, мисс Каваретта.
Слабая улыбка.
– Особенно по выходным, – продолжал я, – когда они просто не могут пройти мимо вашего парка.
– Точно, – сказал О'Хара, наклоняясь вперед и стараясь быть искренним. – Мы пытались сделать все, чтобы держать подальше хулиганов, бездельников и смутьянов. Но это все, что в наших силах. Поэтому мы решили обратиться к вам, мистер Геллер.
– Ко мне?
– У нас много неприятностей с карманниками. Настоящая эпидемия. Мы не возражаем, чтобы у наших посетителей становились пустыми карманы, но мы предпочитаем опустошать их сами.
– Естественно.
– Как я понял, у вас есть определенный опыт в этой сфере. Я имею в виду надзор за карманниками.
– Этим я занимался в полиции, да, сэр. А с тех пор как открыл частное агентство, я в основном занимаюсь обеспечением охраны как раз в этой области, это верно.
Он улыбнулся – покровительственно, как мне показалось.
– Насколько я знаю, вам поручали эту проблему даже на Всемирной выставке.
– На той, что проводилась в Чикаго в тридцать третьем году, – напомнил я. – Но меня не пригласили в Нью-Йорк на следующую выставку.
– Они отложили ваше приглашение, – сказал кто-то.
К моему удивлению, это была мисс Каваретта. Она была в разгаре своей деятельности, сделав несколько заметок в блокноте. У нее был красивый грудной голос, который растекался в воздухе, как масло на разогретой булочке.
– Возможно, вас пригласят туда на следующий год, – добавила она.
О'Хара рассмеялся над этим – слишком громко, как мне показалось. Пытался ли он стянуть с нее трусики? Может, об этом шла речь? И с каких это пор миллионеры прилагают неслыханные усилия, чтобы залезть к своей секретарше под юбку? Но с другой стороны, я вспомнил ситуацию с Глэдис. Конечно, я не был миллионером.
– Может, они и пригласят меня, – сказал я, чувствуя себя, как пожилая дама, которая сопровождает девицу на свидание.
– Чего бы я хотел, – сказал О'Хара, – так это того, чтобы вы проинструктировали моих помощников и научили их определять и ловить карманников. Я бы хотел, чтобы вы сами провели в моем парке некоторое время. Когда откроется следующий сезон. И понаблюдали. Точнее, вам надо заняться этим как можно скорее, осмотреть все в парке, разумеется.
– Одну секундочку, – извинился я, сняв телефонную трубку и позвонив в комнату за соседней дверью.
Через несколько мгновений в комнату вошел Лу Сапперстейн. Одетый в пиджак, он выглядел замечательно, как стодолларовая бумажка. Войдя, он кивнул, улыбнулся; его взгляд на секунду задержался на соблазнительной и загадочной мисс Каваретте. Я представил их всех друг другу, а потом сказал про Лу:
– Он был моим шефом, когда мы работали с карманниками. А теперь он мой главный сыщик. Я поручу ваше дело ему, мистер О'Хара.
О'Хара побледнел, что показалось мне довольно странным. С трагическим выражением он сказал:
– Но так ничего не выйдет. Я хочу работать с вами, мистер Геллер. Мне нужен главный.
Я засмеялся коротким, нервным смешком.
– Вы не понимаете, мистер О'Хара. Лу – мой главный сыщик. Он был моим боссом. Это он научил меня всему, что я знаю о карманных ворах. Ваше дело в лучших руках.
О'Хара встал.
– Возможно, если дело коснется надзора за моими людьми, он мне подойдет. Но вынужден вам сказать, что я настаиваю, чтобы именно вы пришли в мой парк и сами там все осмотрели. Я хочу иметь дело только с боссом, вы понимаете?
– Мистер О'Хара, со всем уважением к вам я должен сказать, что я – главный человек в этом агентстве и именно я решаю, кому заняться той или иной работой...
О'Хара сунул руку во внутренний карман пиджака. Он вытащил чековую книжку. Наклонился над столом и начал писать.
– Я оставляю вам чек на тысячу долларов, – заявил он. – С тем, чтобы завтра же вы пришли в мой парк и лично все там осмотрели.
Он вырвал чек и положил его передо мной. Чернила на бумаге еще не высохли.
Я взял его, промокнул и положил на свой письменный стол.
– Вы хотите Ната Геллера, – сказал я, – вы получите Ната Геллера.
– Хорошо, – засиял О'Хара. Он обернулся и... почтительно поклонился своей секретарше.
Она встала, расправила платье на продолговатых выпуклостях бедер. Почему женщина в костюме мужского покроя выглядит так привлекательно? Может, Фрейд знал это, а лично я абсолютно этого не понимаю. Я лишь знал, что с удовольствием взглянул бы на кружевное белье мисс Каваретты, спрятанное под костюмом в тонкую полоску.
Секретарша протянула руку с длинными, чистыми, отполированными ногтями. Я взял ее. Ждала ли она, что я поцелую ей руку? Я этого не сделал.
Каваретта произнесла:
– Было очень интересно встретиться с вами, мистер Геллер.
– Мне тоже, мисс Каваретта.
О'Хара помог ей надеть пальто, затем надел свое, но свою шляпу он оставил на вешалке. Лу хотел указать ему на это, но я приложил палец к губам и остановил его. Я внимательно наблюдал за мистером О'Харой: он оставил шляпу специально.
Я стоял и ждал. О'Хара нырнул в дверь, крича на ходу мисс Каваретте:
– Забыл эту проклятую шляпу, дорогая.
Он подошел к шляпной вешалке, взял ее и сказал мне очень спокойным, уверенным голосом, без намека на свою фальшивую улыбку:
– Приходите один.
Он закрыл дверь и ушел.
Мы с Лу, опешив, смотрели на дверь. Лу сел. Я тоже. Он сказал:
– Черт возьми, о чем здесь шла речь?
– Я понятия не имею.
– Этот парень как-то связан с мафией, ты знаешь?
– Я знаю.
– О'Хара был первым человеком Капоне после старого Хоторна. Он был у них на первом месте многие годы.
– Знаю.
– Зачем он привел с собой секретаршу?
– Чтобы она могла делать заметки – так он сказал.
– Я ничего не пропустил? Все, что я слышал, заключается в том, что он нанял нас – тебя, – чтобы ты организовал систему безопасности на его вшивом стадионе?
– Это так.
– Тогда какого черта он притащил с собой секретаршу, чтобы она делала заметки, если это все, что ему было нужно? Черт, почему он просто не позвонил тебе по телефону, если хотел нанять тебя для работы с карманниками?
– Я не знаю, Лу.
Я действительно не знал этого.
Я также не знал, почему он сказал мне свою прощальную фразу так, чтобы она не достигла ушек его очаровательной секретарши.
Но на то я был детективом, чтобы захотеть это выяснить.
2
Э. Дж. О'Хара был адвокатом, но оставил практику с тех пор, как переехал из Сент-Луиса в Чикаго в начале двадцатых годов. Он стал представителем Аль Капоне во всех отраслях его бизнеса, особенно в собачьих и лошадиных бегах. И не только в Иллинойсе: он представлял интересы Компании во Флориде, Теннесси и Массачусетсе. Он был держателем акций всех этих парков и завоевал прочное положение, приобретя патентное право на механического зайца, используемого в собачьих бегах. Это дало ему возможность создать финансовую империю, включающую в себя обширные участки земли, страховую компанию и два рекламных агентства. По словам Барни, О'Хара был также одним из крупнейших инвесторов в команду футбольных профессионалов «Чикаго кардиналз», хотя это было известно не очень многим.