— Тебе слишком жарко, — сказал он и принялся расстегивать ее платье.
   От его прикосновений Кассия ежилась, извивалась и вздрагивала, не в силах сдерживаться. Его движения были плавными и быстрыми, и скоро она оказалась лежащей под ним в одной только льняной нижней рубашке.
   Рыцарь долго молча смотрел на нее сверху вниз; глаза его волнующе мерцали, вглядываясь в каждую черточку ее лица; потом взгляд переместился ниже — он не спеша оглядывал ее всю. Медленно он приподнял рубашку, обнажив ее тело до талии. До сих пор он не считал жену красивой, но в этот момент против своей воли видел ее прекрасной. У нее были прямые и длинные ноги. Грэлэм нежно прикоснулся рукой к ее белой коже и провел ладонью по всей длине ноги. В его жизни рыцаря редко случалось, чтобы он так много времени тратил на то, чтобы соблазнить женщину, но подсознательно Грэлэм чувствовал, что предстоящее наслаждение зависит от нее, от того, будет ли она разделять с ним его восторг. Медленно и нежно он продолжал исследовать ее тело, потом пальцами раздвинул ее бедра. Почувствовав влагу на их внутренней стороне, он торжествующе улыбнулся. Кассия затрепетала, когда его пальцы нашли нежное и потаенное место на ее теле, от которого зависело ее наслаждение. Но вместо того чтобы дать ей то, чего она теперь так желала, ее муж внезапно приподнялся и сбросил с себя одежду. Рядом с собой он осторожно, стараясь скрыть от ее глаз, поставил маленький горшочек сливок.
   — Сядь, — приказал он ей.
   Кассия подчинилась. Грэлэм снял с нее рубашку, потом снова заставил лечь на спину. Он лежал с ней рядом, и от жара его тела она вся трепетала. Теперь его пальцы снова ласкали ее. Затем Грэлэм поцеловал жену, на этот раз крепче и требовательнее, и почувствовал, как ее пальцы судорожно вцепились в его спину.
   — Кассия, — сказал он тихо. — Сейчас я займусь с тобой любовью, и ты не скажешь мне «нет». Ты не будешь чувствовать ни неловкости, ни вины.
   Она непонимающе смотрела на него, сознавая только, что тело ее стало инструментом, действия которого она не могла контролировать. Его пальцы продолжали ее ласкать, а сам он наблюдал за ней. Когда, окунув пальцы в сливки, он медленно проник в нее, Кассия шумно вздохнула, не сводя с мужа глаз. Она вцепилась в его руку, но это его не остановило; он продолжал медленное проникновение в ее тело, повторяя при этом нежные слова.
   Пальцы рыцаря наконец нащупали преграду и нажали на нее, но не настолько сильно, чтобы причинить боль. Грэлэм почувствовал, как напряглись ее мускулы вокруг его пальцев, и застонал при мысли о том, что вместо пальцев там мог оказаться другой его орган. Черт возьми, смутно думалось ему, он уже не помнил, испытывал ли подобное желание с тех самых пор, когда был еще неопытным мальчиком. Грэлэм осторожно опустился на нее сверху, стараясь не давить на ее тело всей тяжестью, пока его колени не оказались между ее разведенными бедрами. Она сделала попытку отстраниться, когда его лицо оказалось вплотную прижатым к ее лицу, но ей это не удалось — рыцарь только крепче сжал ее в объятиях, приподнимая ее бедра выше.
   Несмотря на его призыв не испытывать смущения, Кассию сковала неловкость, и теперь ее прежде возрастающая страсть совсем иссякла. Конечно, он не должен был делать с ней этого, особенно не должен был прикасаться к ней ртом. Она попыталась выскользнуть из-под него, но он держал ее крепко.
   — Не сопротивляйся, Кассия, — теплое дыхание мужа коснулось ее нежно и интимно, — расслабься.
   Он возбуждал и дразнил ее женскую плоть, стараясь вызвать в ней ответ, но этого не происходило. «Время, — думал он, — потребуется время, чтобы она почувствовала себя со мной легко и свободно». Его губы неохотно оторвались от нее. Страсть ударила ему в голову. Нежность ее тела, сладостный вкус кожи, аромат ее женственности вызвали у него безумное желание зарыться в эту плоть как можно глубже. И он это сделал осторожно и медленно. Сливки облегчили ему это.
   Он не отрывал взгляда от ее лица.
   — Кассия, — позвал он ее, стараясь лежать совершенно спокойно.
   Кассия чувствовала его давление в своем теле, но не ощущала боли, только приятную полноту. Она открыла глаза и улыбнулась ему.
   — Прелесть моя, я причиню тебе некоторое… неудобство. Держи меня крепко. Это быстро пройдет.
   Она обхватила его спину обеими руками послушно, но непонимающе, и тут Грэлэм рывком преодолел ее тугой барьер девственности, оказавшись глубоко в ней. Ее крик боли поглотил его поцелуй. Тело Кассии трепетало, но рыцарь знал, что не должен оставлять жену сейчас. Он поцелуями осушил ее слезы, стараясь полностью сконцентрировать все свое внимание на ней, не давая воли все усиливающейся страсти. Но ему это плохо удавалось. Двигаясь в ее теле медленно, Грэлэм ощущал тугую плоть, обнимавшую его, и это подстегивало его страсть. Теперь, когда он обладал ею глубоко и полно, из его горла рвались хриплые стоны.
   Прошло немало времени, прежде чем Грэлэм наконец приподнялся на локтях и посмотрел в бледное лицо жены.
   — Теперь ты моя, — сказал он, и в голосе его появились новые незнакомые нотки, закреплявшие право на обладание, а сам голос звучал низко и хрипло.
   — Почему ты причинил мне боль?
   Де Моретон нежно коснулся ее поцелуем, и легкая улыбка раздвинула его губы:
   — До этих сладких минут ты все еще оставалась девственницей, любовь моя.
   Кассия смотрела на мужа, изумленно мигая:
   — Но прошлой ночью ты был… во мне.
   Грэлэм осторожно высвободился и лег рядом с ней.
   — Прошлой ночью, — сказал он медленно, — я не закончил начатое дело. Не мог, потому что боялся причинить тебе чрезмерную боль. Вот почему я привез тебя сюда. Я хотел довести это до конца. Сегодня ты почувствовала хоть какое-нибудь наслаждение?
   Кассия кивнула.
   — Когда это произойдет в следующий раз, ты испытаешь только наслаждение. Я обещаю тебе. Ты мне веришь?
   — Как это может быть? — спросила она, не отрывая глаз от мощной груди мужа. — Ты такой большой и таким останешься.
   — Боль ты испытала оттого, что рассталась с невинностью, но больше этого препятствия нет. Этот барьер не позволял мне проникнуть в тебя.
   — Несмотря на то, что ты мой муж?
   Он улыбнулся, внезапно почувствовав облегчение.
   — Мы будем пользоваться сливками, пока ты не привыкнешь ко мне.
   Грэлэм погладил ее спутанные волосы. Она повернулась и прижалась щекой к его ладони.
   — Тебе было приятно со мной? Я так невежественна. Не знаю, что делать.
   — Ты доставила мне наслаждение. И будешь испытывать то же самое, как только забудешь о своем смущении.
   — Но мне нужна сноровка, милорд?
   Грэлэм вспомнил о том, с какой убийственной силой Кассия вцепилась прошлой ночью в его орган, и печально улыбнулся.
   — Да, — сказал он, — я научу тебя.
   — Когда?
   — Ах ты ненасытная! Ну конечно, когда у тебя все заживет. — Он так крепко сжал жену в объятиях, что у нее прервалось дыхание. — Когда пройдет боль после сегодняшней пахоты.

Глава 14

   Де Моретон привел своих усталых людей во внутренний двор. При виде Кассии, которая спешила ему навстречу вниз по ступенькам из большого зала, придерживая платье над щиколотками, чтобы не запутаться и не споткнуться, на губах его появилась улыбка. Рыцарь стремительно спрыгнул с коня, бросил поводья одному из конюхов и схватил Кассию в объятия. Он поднял ее и с минуту держал над головой, ощущая ее журчащий смех, струившийся на него как бальзам.
   — Добро пожаловать домой, милорд! Все ли хорошо прошло в Крэнделе? Как новый смотритель замка? Там не было сражения? Вас не ранили?
   Грэлэм торопливо поцеловал жену и опустил на землю, ощущая доброжелательный интерес и одобрение всех присутствующих, наблюдавших за нежной встречей.
   — Так много вопросов сразу, — ласково поддразнил он ее. — Все прекрасно, Кассия, — добавил рыцарь быстро, заметив, что она побледнела при виде запекшейся крови у него на рукаве.
   — Но твоя рука… — Голос Кассии задрожал.
   — Я упал, когда Демон поскользнулся, но это пустяки. Такая встреча вылечит кого угодно! А ведь меня не было дома всего четыре дня.
   Кассия рассмеялась и обняла мужа.
   — Когда мне сказали, что ты едешь, я распорядилась, чтобы в нашу спальню принесли воды для ванны. Или сначала ты предпочтешь выпить немного эля? Идем, милорд, я сама буду прислуживать.
   Де Моретон улыбнулся ее радостному возбуждению.
   — Я последую за тобой через минуту. Надо распорядиться насчет Демона. Боюсь, что у него повреждено сухожилие под коленом.
   — Могу я чем-нибудь помочь, милорд? Грэлэм повернулся к Эвиану.
   — А ну, паж, похоже, ты крепкий паренек. Пойдем-ка со мной. Миледи, я скоро вернусь, — Грэлэм кивнул и, понизив голос, добавил: — Я хочу не только ванну, есть еще нечто, привлекающее меня гораздо больше.
   Видя, как жена вспыхнула, он снова улыбнулся, похлопал ее по плечу и зашагал к конюшне. Эвиан старался не отставать от него.
   — Вы прекрасно выглядите, миледи, — сказал Гай, стараясь отвлечь внимание Кассии от фигуры удаляющегося мужа.
   — О, Гай?
   Он мягко поддразнил ее:
   — А о моем здоровье вы не спрашиваете, миледи?
   — Вы, сэр, — возразила Кассия хмурясь, — всего лишь никчемный плут. Это ваша задача — следить, чтобы с милордом не приключилось беды.
   — Правда, — вздохнул Гай. — Боюсь, что в тот момент Грэлэм думал о другом, от этого и его рана. Зато он единственный из нас, кто способен стряхнуть усталость, как плащ с плеч. И все это только от одного взгляда на вас, миледи.
   Кассия покраснела и недоверчиво рассмеялась, втайне радуясь его словам.
   — Вижу, на горизонте маячит Бланш, как бдительная и суровая аббатиса, — заметил Гай.
   Улыбка ее погасла при воспоминании о Бланш.
   — Она для вас горькое испытание, миледи?
   — Нет, не то, по правде говоря, мне кажется, что она несчастна, Гай.
   — Бланш пытается обращаться с вами, как с нежеланной гостьей, — Гай усмехнулся. — Грэлэму следует поскорее найти ей мужа.
   Тут в глубине души рыцаря возникло странное чувство: что-то в нем противилось мысли об этом. Черт с ней, подумал он в раздражении. Почему бы не оставить все как есть? Но Гай знал ответ, и Кассия только подтвердила его мысли.
   — Бланш много времени проводит в часовне, — сказала она. — Боюсь, она молит Бога не о муже, а о том, как избавиться от меня. Но хватит о моих печалях, Гай. Что случилось в Крэнделле?
   — Все произошло так, как и думал Грэлэм, и я предоставлю вашему мужу рассказать об этом.
   — Так не было боя? Или попытки предательства?
   — Нет, все произошло до отвращения мирно.
   — Возможно, вы разочарованы, потому что вам не удалось ввязаться в драку, но меня это радует! Подождите ужина. Я кое-чего добилась за четыре дня, что вас здесь не было, и думаю, это мое главное достижение.
   — Неужели вы повесили вниз головой этого мерзавца Дэйкина?
   — Нет, но я выяснила, что один из помощников повара, бедный парень, которого постоянно шпыняют и бранят, отлично справляется на кухне. И теперь всех гонит и бранит он!
   Жареная свинина была нежной, обильный гарнир отлично приготовлен. Грэлэм заметил, что Кассия смотрит на него, как ребенок, ожидающий похвалы родителя. Она даже есть не могла от волнения. Он, разговаривая с Блаунтом, небрежно положил на свою тарелку еще порцию.
   — Купец Дриё решил осесть в Вулфтоне, милорд, — сказал Блаунт, — и, конечно, он приведет с собой не менее дюжины людей.
   — Вместе с семьями?
   — Да, милорд. Как вы знаете, нам не требуются рабочие руки ни в поле, ни на мельнице. Мы и так производим больше пшеницы, чем можем потреблять.
   — Я это отлично помню, Блаунт. Что нам нужно, так это деньги и возможность продавать излишки шерсти. Подготовьте грамоту. Я встречусь с Дриё, когда наступит время договариваться об условиях.
   — Если дело пойдет успешно, милорд, думаю, и другие купцы и ремесленники найдут к нам дорогу.
   Грэлэм кивнул, потом повернулся к Кассии:
   — Вы раздобыли какого-то нового вина, миледи? Похоже, что здесь нас ждут приятные сюрпризы.
   Он заметил, как она сжала губы, и в его темных глазах вспыхнули колючие огоньки.
   — Это все купец Дриё, милорд, — ответила Кассия смиренно. — Он хотел заслужить ваше расположение. Вино из Бордо.
   — Вы лжете так же ловко, как я, — сказал Грэлэм, улыбаясь ей.
   — Представьте, насколько я преуспею в этом искусстве, когда достигну вашего возраста, милорд!
   Блаунт, пытаясь скрыть свое изумление, быстро заметил:
   — Милорд, вино то же самое. Миледи просто шутит. Грэлэм бросил удивленный взгляд на своего управляющего.
   — Все дело в свинине, милорд! — упавшим голосом продолжал Блаунт, Грэлэм испытал нечто вроде шока, поняв, что Блаунт пытается защитить Кассию от его гнева, ожидая, по-видимому, что Грэлэм рассердится на нежное подтрунивание жены. Но Грэлэм вовсе не сердился. Он был готов продлить игру со своей женой, когда Блаунт вмешался в их разговор.
   — Дело и в хлебе, и в овощах, и в пироге с фазаном. — Кассия пришла на выручку Блаунту, удивляясь тому, что столь хорошо воспитанный и красноречивый человек мямлит и не может подобрать слов.
   — Я полагаю, — хладнокровно заметил Грэлэм, — Что даже яблоки стали лучше. Кажется, они теперь краснее, Кассия, верно?
   — Еще бы, — подтвердила Кассия, оборачиваясь к мужу, — ваше я отполировала своим рукавом.
   Грэлэм завладел ее рукой и медленно поднес ее к губам.
   — А я сомневаюсь, — сказал он тихо, — что этот великолепный ужин лучше на вкус и соблазнительнее, чем вы, я даже уверен, что прав.
   — О! — смущенно выдохнула Кассия, когда его язык нежно дотронулся до ее ладони. Она была в смятении, а Грэлэм откинулся на спинку стула и бесстыдно улыбался ей. Он радовался тому, что на нем длинный плащ, который хорошо скрывает его тело, столь же бесстыдно откликнувшееся на ее присутствие.
   — Он просто околдован, — пробормотала Бланш достаточно громко, чтобы Гай мог ее расслышать, но тот лишь устремил задумчивый взгляд на ее раскрасневшееся лицо.
   — Вы должны прекратить это, Бланш, — сказал он наконец. Боже, если бы только у него было что предложить ей! — Послушайте меня, — продолжал Гай, стараясь говорить как можно убедительнее, — Кассия — жена нашего лорда. И, — добавил он, видя, что Бланш готова что-то возразить, — похоже, что он ею доволен. Как часто мне следует напоминать вам об этом?
   — Все еще изменится, — сказала Бланш, — как только она ему надоест.
   — Во всяком случае, это ничего не изменит для вас.
   — Возможно, он отошлет ее обратно к отцу или она сама пожелает уехать.
   — Сомневаюсь, Бланш, и, если такое случится, вам тоже придется покинуть Вулфтон.
   — Вы все на ее стороне! Но может быть, сэр Гай, вы тоже околдованы этой маленькой тощей…
   — Бланш, — перебил рыцарь, теперь уже по-настоящему раздраженный ее глупостью, — хотелось бы, чтобы ваши чувства и мысли были достойны вашей красоты. Не будьте такой отвратительной мегерой!
   Гай резко отвернулся от нее и принялся сосредоточенно жевать.
   Тем временем Грэлэм пожелал всем своим людям доброй ночи и поднялся со своего места.
   — Наконец-то, — сказал он жене, продевая свою руку сквозь ее согнутую.
   — Ваша рука вам не досаждает, милорд? — Кассия старалась не отстать от него, поспешая следом вверх по лестнице.
   — Нет. Зато другие части моего тела не дают мне покоя.
   Рыцарь ожидал от жены смущения и замешательства, но Кассия и виду не подала:
   — Пожалуйста, скажите мне, в чем дело, и если я не смогу вам помочь, то уж Итта наверняка знает какое-нибудь средство.
   — Сию минуту, — ответил он.
   Как только они оказались в спальне, Грэлэм плотно закрыл дверь и оперся на нее, глядя на Кассию.
   — Мне так тебя не хватало, — признался он.
   — А мне тебя, милорд.
   Она улыбалась, но он видел, что ее руки нервно теребят складки платья.
   — Прошло всего четыре дня, а ты снова боишься меня? Она покачала головой:
   — Нет, я больше не боюсь, милорд.
   — Это истинное облегчение. Ты даже не представляешь, как меня это утешает.
   Кассия подняла на мужа глаза и посмотрела ему прямо в лицо.
   — А как же ваша рука? — заволновалась она. — Вы можете разбередить свою рану.
   — Достаточно сделать несколько стежков и наложить хорошую повязку. Я попросил бы тебя помочь мне раздеться.
   Кассия молча подчинилась. Наконец он оказался стоящим перед ней в полной своей мужской красе. Его желание обладать ею было настолько очевидным, что она попятилась.
   — Шахматы! — воскликнула Кассия. — Я отлично играю в шахматы, милорд. Не угодно ли…
   Он, нахмурившись, нетерпеливо перебил:
   — Я не хочу играть в шахматы. Я хочу держать тебя обнаженной в своих объятиях.
   «Какая я дура, — подумала Кассия, — что с таким нетерпением ждала его!»
   — Милорд, — сказала она как можно спокойнее, — я не хочу… нет, не могу сейчас раздеться донага!
   Он нахмурился еще больше.
   — У тебя все должно было зажить после того, последнего раза, когда мы занимались любовью. Это было пять дней назад.
   — Да, у меня все прошло.
   — Кассия, посмотри на меня!
   Сейчас больше всего на свете ей захотелось зарыться в свежий камыш, постланный на пол спальни, у его ног, погрузиться в него глубоко, исчезнуть совсем. Медленно она подняла голову, не в силах скрыть своего смущения и замешательства. Она вся дрожала.
   — Я уже говорил, что следующая наша близость не причинит тебе боли. — Рыцарь слышал свой голос и удивлялся: он говорил с ней нежно, старясь ее успокоить. Его волновало, что она не желает его.
   — Знаю, — сказала она тихо. — Я с радостью выполнила бы ваше желание, милорд, но не могу… Пожалуйста, я…
   Он разразился смехом и сгреб ее в объятия, притянул к себе и сжал изо всей силы.
   — Ты глупышка, Кассия, — сказал Грэлэм. Он заключил лицо жены в ладони и, наклонившись, чтобы поцеловать ее, почувствовал, как она, изумленная, вздрогнула, но тотчас же ответила на его поцелуй. Однако через мгновение тело ее будто окаменело, и поцелуем он заглушил негромкий огорченный вскрик.
   — Любовь моя, — сказал Грэлэм, улыбаясь ей, — дело в том, что пришли твои ежемесячные крови, да?
   Она кивнула, потеряв дар речи от смущения.
   — Ничего страшного, вот увидишь. Иди сюда, я помогу тебе раздеться.
   Она все еще стояла, будто оцепенев.
   Грэлэм медленно ослабил объятия. Он понимал, что смущение ее будет нелегко рассеять, и почувствовал, что желание его слабеет. Как ни странно, он не хотел ее принуждать, не желал обладать ею, если ее собственное желание и потребность в нем не будут равны его страсти.
   — У тебя болит живот? — спросил он ее нежно.
   — Нет, — прошептала она, — дело не в этом, милорд.
   — Знаю, — ответил со вздохом рыцарь и отстранился от жены. — И как долго это продлится, Кассия?
   — День, не больше.
   — Придешь ко мне в постель, когда сама пожелаешь.
   Опустившись на мягкий матрас, набитый перьями и соломой, Грэлэм заставил себя держаться от нее подальше. Когда наконец Кассия скользнула в постель рядом с ним, на ней была ночная рубашка.
   Грэлэм повернулся и притянул ее к себе. Она была неподатлива, как тетива лука. Он нежно поцеловал ее в лоб.
   — Мне так жаль, — прошептала молодая женщина, закрываясь лицом в поросль на его груди. — Дело в том, что я никогда не говорила об этом ни с кем, кроме Итты.
   — Я — твой муж. Ты должна научиться говорить со мной обо всем.
   — Точно так же говорил мой отец.
   — Я — твой муж, — резко повторил Грэлэм. Она не ответила, и он продолжал гладить ее спину.
   — Видишь, — сказала наконец Кассия, приподнимаясь на локте, — я ведь недавно стала женщиной. У нас гостил граф из Фландрии, который увидел меня при дворе Шарля де Марсэ, когда мне было пятнадцать, и попросил моей руки. Итта сказала отцу, что мне следует дать больше времени. Он был огорчен, что я не сказала об этом сама. Но мне было просто стыдно. .
   Она снова зарылась лицом в его грудь.
   — Что же случилось с графом? — спросил Грэлэм.
   — Мы вернулись в Бельтер, и я старалась изо всех сил доказать отцу, что я ему необходима и что он не может без меня обойтись. И он забыл о графе.
   — А ты станешь столь же необходимой мне?
   — Конечно, — ответила Кассия, и плутоватая улыбка тронула ее губы. — Разве ваше вино уже не стало лучше?
   В темноте Грэлэм улыбнулся. Он приложил все усилия к тому, чтобы его рассудок убедил тело, все еще отчаянно жаждавшее обладания ею, что следует подождать следующего дня.
   — Возможно, нам стоит поиграть сегодня ночью в шахматы, — сказал он.
   Войдя в свою спальню, де Моретон не мог скрыть раздражения. Он беспокоился о Демоне, все еще страдавшем от опухоли под коленом. К тому же Нэн, почему-то все время оказывавшаяся рядом, постоянно старалась прижаться к нему; в глазах ее он читал приглашение в ее постель. Больше всего его рассердило то, что его тело мгновенно откликалось на это приглашение. А тут еще Бланш, опечаленная и жаждавшая утешиться у него на плече.
   Рыцарь вздохнул и принял гордую, прямую осанку. Кассия была занята шитьем и настолько в него погружена, что даже не слышала, как вошел ее муж. Он подошел к ней ближе, и при виде ее старания на губах его против воли появилась улыбка. Но когда взгляд Грэлэма упал на шитье, улыбка истаяла и полностью исчезла с его лица. Это был на редкость красивый отрез бархата цвета бургундского вина, который он привез из Генуи.
   — Что ты делаешь?
   Кассия вздрогнула, испуганная его внезапным появлением, и, не рассчитав, вонзила иголку в подушечку большого пальца.
   — О! — воскликнула она и быстро слизнула каплю крови, пока та не упала на прекрасную ткань.
   — Ты не ответила, — сказал Грэлэм, указывая на бархат на ее коленях, — что ты с этим делаешь?
   — Я предпочла бы, чтобы вы не входили так неожиданно, милорд! Вы застали меня врасплох!
   Кассия робко улыбнулась мужу, но он продолжал хмуриться, и улыбка ее погасла.
   — Не помню, чтобы я давал тебе разрешение копаться в моих сундуках и распоряжаться моими вещами.
   Кассия по своей привычке склонила головку на плечо, но на этот раз ее бессознательный и милый жест его не позабавил.
   — Ну? — добивался он ответа.
   — Мне не пришло в голову, милорд, что вас огорчит то, что я взяла бархат. Это прекрасная ткань, и я подумала…
   — Что мое — то мое, — холодно сказал де Моретон. — Если вы пожелали сшить себе новое платье, вам следовало спросить меня.
   — Я думала, — начала Кассия снова, чуть вздергивая подбородок, — что я имею право на то, что принадлежит вам, как и вы владеете тем, что принадлежит мне.
   — Ваш отец, — голос Грэлэма зазвучал еще холоднее, — оказал мне медвежью услугу. Что ваше — то мое, миледи, а что мое, то остается моим.
   — Едва ли это справедливо! — вспыхнула Кассия, не в силах сдержаться.
   — Божья матерь! — проворчал Грэлэм. — И все только потому, что я разрешил вам поиграть в хозяйку замка Вулфтон…
   — Поиграть! — Кассия вскочила на ноги, драгоценный бархат упал на пол к ее ногам.
   — Не перебивайте меня в другой раз, миледи. Поднимите ткань. Я не хочу, чтобы она запачкалась. И выдерните нитки, распорите свои стежки.
   Она молча смотрела на него, настолько возмущенная, что не находила слов. Все, что он испытывал к ней с момента ее прибытия, было мгновенно забыто.
   — Милорд, — Кассия наконец обрела голос, дрожь которого скрыть ей было не под силу, — вы что-то собирались сделать с этим бархатом?
   Теперь наступила очередь Грэлэма воззриться на свою жену. Конечно, он повел себя как дурак, размышлял Грэлэм. Не следовало проявлять к ней подобную снисходительность. Бедная Бланш! Кассия была к ней так недоброжелательна, что Бланш пришла в отчаяние и так горько рыдала, жалуясь ему. Он скрипнул зубами.
   — Поднимите бархат, — приказал он, — и чтобы больше мне не сообщали о вашем ядовитом языке.
   Итта, стоявшая неподвижно и безмолвно как памятник за дверью спальни, слушала его речь со все возрастающим страхом. Ее нежная госпожа редко позволяла себе говорить гневно с кем бы то ни было. Она ринулась в открытую дверь, но в этот момент Кассия, уже слишком разгневанная, чтобы помнить о своем страхе, крикнула:
   — Нет!
   — Моя малютка! — Итта бросилась к своей госпоже. — Ты ведь почти закончила шить камзол для милорда? Он ему так понравится… О, простите, милорд! Я… это все моя старость. Я вас не разглядела!
   Грэлэм резко остановился. Глаза его, побелевшие от гнева, впились в бесхитростное лицо няньки. Потом он круто повернулся к жене, медленно наклонился, сам поднял бархат и расправил его. Он смотрел на искусно сделанные женой стежки, водя пальцами по всей ширине ткани, и чувствовал себя невероятным глупцом. Не поднимая головы, рыцарь сказал, обращаясь к Итте:
   — Выйди, Итта!
   Итта, сжимая в руках четки, попятилась из спальни, моля Бога о том, чтобы ее попытка спасти свою госпожу увенчалась успехом.
   — Так, значит, это одежда для меня? — спросил Грэлэм.
   — Да. Вы такой большой, и все ваши рубашки и камзолы изношены и плохо на вас сидят. Я хотела, чтобы вы одевались достойно вашего положения.
   Несколько минут Грэлэм молча смотрел на жену, пытаясь справиться с охватившим его чувством вины.
   — В будущем потрудитесь спрашивать меня, — сказал он, бросая ткань ей на колени. — И, миледи, отвечайте мне сразу, когда я задаю вам вопрос.