Коултер Кэтрин. Песня огня

   — Нет, это слишком! — задыхалась от смеха Кассия.
   — Джоанна и Жоффрей!
   — Не так, милорд: Джоанна, Жоффрей и Фелис!
   — О Боже мой! Это достойная судьба для твоего кузена, моя любовь. Пусть получает свою драгоценную Джоанну!
   — Нам следует, — сказала Кассия чопорно, — послать свадебный подарок моему кузену и его невесте.
   — Да, — задумчиво ответил Грэлэм, прижимая ее к груди. — Думаю, подойдут хлыст и пара оков. Я готов биться об заклад, что Джоанна победит.
   Услышав топот копыт, Кассия подняла голову, Жоффрей и его люди уезжали.
   — А теперь, милорд, я хочу получше осмотреть твою руку.
   — А я, миледи, хочу выдрать тебя после того, как ты ее посмотришь получше.
   Грэлэм привлек ее к себе, и рука его ласкающим движением погладила ее пленительные бедра.
   — Может быть, я все-таки сделаю это лет через пятьдесят, — сказал он, целуя жену.

Эпилог

   Грэлэм осторожно, стараясь не производить шума, открыл ставни и вдохнул бодрящий, свежий воздух раннего лета. Прошло уже полтора года, полтора года с тех пор, как он и Кассия возвратились в Вулфтон. И теперь у него был сын. Де Моретон полуобернулся, и улыбка тронула его губы. Взгляду его предстала Кассия, кормящая грудью их сына Гарри. Теперь ее волосы отросли много длиннее прежнего и струились мягкими локонами по плечам. Цвет золота, меди и бурых листьев, подумал он, цвет осени.
   Рыцарь покачал головой, вспоминая свои недавние тревогу и опасения, что она умрет родами. Потом сказал вслух:
   — Подумать только, всего четыре часа, миледи, и ты подарила мне вопящего сына. Наверняка в тебе есть капелька крестьянской крови.
   Кассия подняла на него глаза, блеснувшие озорной усмешкой.
   — Ты же хотел, милорд, племенную кобылу, а теперь жалуешься, что я оказалась недостаточно изнеженной!
   Она еще и теперь с трудом могла поверить, что та боль кончилась так быстро. Даже память о ней почти изгладилась. Кассия прижимала к себе сына, чувствуя, как силы возвращаются к ней, и ей хотелось кричать от счастья и радости так, чтобы было слышно на весь Вулфтон.
   — Он красивый, правда, Грэлэм?
   — Да, и, когда повзрослеет, будет соперничать мощью со своим отцом.
   Грэлэм с минуту задумчиво смотрел на сына.
   — Не могу сказать, чтобы наш малыш унаследовал хоть одну черту от своей нежной матери. Даже волосы у него будут как все грехи Сатаны.
   Кассия улыбнулась, прикладывая Гарри ко второй груди, а Грэлэм снова погрузился в мучительные воспоминания.
   — Ты меня напугала не на шутку, — наконец сказал он, приближаясь к постели, и в голосе его внезапно появилась хрипота. — Я уже был близок к тому, чтобы поклясться, что никогда больше не прикоснусь к тебе снова, если ты выживешь. Но как раз, когда я готов был принести клятву вечного целибата, ты мне улыбнулась и попросила меня взглянуть на чудо, которое сотворила.
   — Интересно, — размышляла Кассия вслух, — что было бы, если бы тебе пришлось сдержать клятву. Но этой тайны нам никогда не узнать.
   Она прижала к себе Гарри, смотревшего на нее затуманенными глазками, и рассмеялась.
   — Он чудо, правда, Грэлэм? Из него вырастет великий и могущественный человек, такой же, как его отец.
   — Будем надеяться, что он сможет защитить сестер, которые у него родятся в следующие несколько лет.
   Кассия только улыбнулась. Она отняла от груди уснувшего сына. Грэлэм взял его, осторожно держа на сгибе локтя.
   — Не могу поверить, что когда-то был таким же маленьким и уязвимым.
   — И так же зависел от женской заботы.
   — О, в это-то я как раз могу поверить. Этот урок я получил достаточно поздно от одной маленькой упрямицы.
   Он перевел глаза со сморщенного личика сына на жену.
   — Ты хорошо себя чувствуешь, Кассия?
   — Да, — ответила она, лениво потягиваясь, — но как жаль, что он так похож на тебя. Мне кажется это несправедливым, раз мне пришлось проделать большую часть работы.
   — Возможно, что его глаза будут светло-карими, орехового цвета и плутоватыми.
   — Ха! Нет уж, пусть они будут черными. Но, может быть, у него хотя бы будут ямочки на щеках. Мне хочется на это надеяться.
   Грэлэм широко улыбнулся жене и осторожно опустил сына в колыбель. Потом легонько провел пальцем по гладкой щечке ребенка, чувствуя, как в груди его ширится гордость. И в эту минуту он молча принес клятву, что сын его никогда не узнает грубости и жестокости, выпавших на его долю. Сидя на постели рядом с Кассией, он казался необычно серьезным.
   — Ладно, милорд, — в голосе Кассии все еще звенел смех, — у него не будет ямочек. Я пошутила. Мне вовсе не хотелось тебя расстраивать.
   — Да пусть будут где угодно, хоть на заднице, — сказал Грэлэм добродушно. — Он вырастет сильным мужчиной, Кассия, но я научу его питать почтение к женщинам: он будет знать, что его долг — защищать их.
   — Лучшего учителя и желать не приходится, милорд.
   Грэлэм тряхнул головой и тоже улыбнулся.
   — Кажется, я становлюсь не в меру серьезным, моя любовь, а мне хотелось рассмешить тебя. Мы получили послание от твоего отца.
   Глаза Кассии блеснули:
   — Должно быть, в нем есть что-то забавное?
   — Да. Там речь идет не только о Мари и детях, но и о Жоффрее.
   Он улыбнулся еще шире, и Кассия хлопнула его по плечу.
   — Скажи мне, Грэлэм! Что случилось?
   — Похоже, что твоя тетка Фелис и Джоанна заключили нечто вроде альянса против Жоффрея. Жоффрей женился всего три месяца назад и уже бежал в Париж, чтобы избавиться от них.
   Веселый смех Кассии заполнил всю комнату.
   — Мне жаль его. Бедный Жоффрей!
   — Но прежде чем уехать, он сделал Джоанне ребенка. По крайней мере сделал хоть что-то приятное для своей матери.
   — Кстати о детях — когда мы увидим сына Гая?
   — Надеюсь, скоро. К сожалению, он приедет без Бланш. Она снова ждет ребенка.
   Грэлэм глубоко вздохнул.
   — Такая покорная, уживчивая, нежная женщина. Так хорошо понимает потребности своего мужа.
   Кассия следила за ним серьезным взглядом, но в глубине ее глаз поблескивали смешинки: эта шутка, известная им обоим, была уже не новой.
   — Эта иллюзия, Грэлэм, легко может рассыпаться от любого прикосновения или слова.
   Пока она говорила, он протянул руку и приподнял ее потяжелевшую грудь, как бы взвешивая ее.
   — Я говорил тебе, как ты прекрасна, Кассия?
   — Кажется, со вчерашнего дня не говорил ни разу. Но… Она снова умолкла, потому что муж ее, нежно к ней прикасаясь, снял с нее ночную рубашку, прижался лицом к ее груди и, взяв в рот сосок, принялся слегка его посасывать. Кассия ощутила, как наслаждение, пронизавшее все ее тело, окрасило румянцем ее щеки.
   Она пропустила густые пряди его волос сквозь пальцы и притянула мужа ближе к себе. Подняв голову, Грэлэм несколько мгновений пристально смотрел ей в глаза.
   — Не могу поверить, — сказал он хрипло, — что мой жадный сын получает от своей матери столько же наслаждения, сколько я. Твое молоко сладкое и свежее, как и ты сама.
   — Умоляю тебя, милорд, и впредь думать так же, — ответила Кассия, и голос ее пресекся от полноты чувств.
   — Так будет всегда, миледи. Уж это-то я тебе твердо обещаю. — И Грэлэм, крепко поцеловав, нежно привлек жену к своей могучей груди.