Коултер Кэтрин. Песня огня

   — Откуда оно у тебя?
   — Конюх нашел в темнице. Скорее всего твой друг в спешке обронил его.
   Кассия подняла глаза на мужа.
   — Да, — сказала она медленно. — Вероятно, так и было.
   Грэлэм молча смотрел на нее. «Какой я дурак, — укорил он себя не в первый раз, — чувствую жалость при виде ее страданий».
   — Ты смыла с себя вонь донжона? — брезгливо спросил он.
   Кассия беспомощно кивнула.
   — Иди в постель. Я слишком долго обходился без женщины.
   Она не стала спорить, не пыталась его разжалобить, потому что знала: все будет напрасно. Медленно разделась, аккуратно сложила одежду. Потом, обнаженная, скользнула в постель и закрыла глаза.
   Его руки прикоснулись к ее похолодевшему телу. Кассия ожидала, что муж быстро овладеет ею и с этим будет покончено. Но этого не случилось. Он не был требовательным и, найдя ее рот, принялся целовать его медленно и нежно, прикрывая ладонями ее груди, лаская соски большими пальцами. К своему ужасу, она почувствовала, как все ее тело встрепенулось навстречу этим ласкам. Он хорошо потрудился над ней, многому научил ее, слишком многому. Теперь ее естество не подчинялось разуму.
   Грэлэм почувствовал, как ее руки обвились вокруг него, и мрачно улыбнулся в темноте, целуя ее в шею. Он умел возбудить строптивую жену, вызвать в ней ответную страсть. Он наблюдал за выражением ее лица, пока пальцы его нащупывали влажную нежную плоть между ее ногами. Она тихонько застонала и вся изогнулась. Он ласкал ее тело, не оставляя без внимания ни одного дюйма. Приподняв подрагивающие бедра и поцеловав ее, он снова заглянул ей в лицо.
   Грэлэм видел нарастающую страсть в ее глазах, и еще в них было что-то похожее на боль, на отчаяние. Он прижался лицом к ее телу и, лаская ее губами, подводил ее все ближе к пику наслаждения. Кассия вскрикнула, отчаянно забилась, голова ее откинулась на подушку.
   Но Грэлэм не позволил ее наслаждению достигнуть предела. Внезапно схватив жену, он через мгновение оказался лежащим на ней сверху и овладел ею. Держа ее лицо между ладонями и не выпуская его, он заставил ее смотреть себе в глаза.
   — Скажи мне правду, Кассия. Скажи мне, и я прощу тебя.
   Ее тело вмиг окаменело, и она замерла — наслаждения больше не было, будто она никогда его и не чувствовала.
   — Скажи мне, — продолжал де Моретон грубо и резко, голос его звучал в одном ритме с движениями его плоти в ее теле.
   — Я сказала тебе правду! — выкрикнула Кассия в отчаянии.
   Он заполнил ее всю, стараясь стать частью ее и сделать ее частью себя, и в этот момент она ненавидела и себя, и его.
   Кассия лежала холодная, как кусок мрамора, не двигаясь, стараясь терпеть молча. Она будто существовала отдельно и независимо от беспомощной женщины, томившейся под этим мужчиной.
   Грэлэм по привычке хотел выругаться, но слова его будто застряли в горле, он поперхнулся ими в то время, как семя его изверглось глубоко в ее лоно. Он тотчас же отодвинулся от нее и теперь, задыхаясь, лежал, перевернувшись на спину.
   — Вижу, — сказал он, — твоя любовь недолговечна.
   — Да, — прошептала она, — так и есть. Как может любовь пережить жестокость и недоверие?
   Он наконец чуть слышно чертыхнулся.
   Кассия с трудом, едва держась на ногах, поднялась с постели, подошла к миске с водой и быстро вымылась. Она знала, что муж наблюдает за ней, но не стыдилась, будто его и не было. Осторожно легла она на краю постели, натянув одеяло до подбородка, но согреться не могла. Кассия вяло подумала, что этот холод идет откуда-то изнутри. Ей казалось, что теперь она не согреется до конца жизни.

Глава 26

   — Через полторы недели коронация Эдуарда.
   — Когда вы уезжаете, милорд? — спросила Кассия, доедая свежий горох с деревянной тарелки.
   — Я, миледи? Разве ты не помнишь, что нас пригласили обоих? Неужели мое общество столь ненавистно тебе, что ты предпочла бы пропустить это волнующее событие?
   Она с надеждой подняла на него печальные глаза. Грэлэм, наблюдая за женой, видел, как она облизала нижнюю губу розовым язычком. Мысленно он проклинал себя за то, что желал ее, желал даже сейчас, когда она сидела вот так рядом в зале, полном людей, и ничего не мог с собой поделать!
   — Я должна ехать с вами, милорд?
   — Слишком большой риск оставить тебя здесь, миледи, — процедил лорд Грэлэм сквозь зубы, стараясь утихомирить свой порыв, погасить желание. Он заметил, как глаза жены блеснули гневом, и добавил лениво: — Ешь побольше, Кассия, а иначе я не дождусь от Эдуарда ничего, кроме сострадания, когда он увидит, что я женат на какой-то тщедушной и жалкой девчушке.
   Рыцарь продолжал с интересом наблюдать за женой и заметил, как ее рука сжала ножку кубка.
   — Не стесняйся, — поддразнил он ее чуть слышно, — выплесни вино мне в лицо. Это по крайней мере даст мне возможность насладиться местью.
   Рука ее отпустила кубок, будто она обожглась об него. Де Моретон рассмеялся жестоким, грубым смехом.
   — Не имеет значения, Кассия. Совокупление с тобой не приносит мне почти никакого удовольствия. Если будешь и дальше продолжать так же, скоро станешь похожей на мальчишку. И тогда, возможно, я стану мужеложцем.
   Кассия стиснула зубы с такой силой, что у нее заболели челюсти.
   — Ну что? — Грэлэм продолжал дразнить ее. — Даже не пытаешься вздернуть свой подбородочек?
   Кассия взяла кусочек свинины на ребрышке, поднесла ко рту и принялась не спеша обгладывать мясо. Она услышала, как муж судорожно втянул воздух, и позволила себе слизнуть с кости подливу; потом захватила кость зубами, откусывая нежное мясо.
   Когда-то, как теперь ей казалось, давным-давно он научил ее доставлять ему наслаждение. Он смеялся над ней, дразнил ее, потешался над ее неуклюжими усилиями, пока она не начинала стонать от страсти, и снова смеялся, видя ее экстаз. Кассия заметила, как взгляд мужа задержался на ее губах, и на мгновение ощутила сладость отмщения. Вынув кость изо рта, она небрежно бросила ее на свою тарелку. И вздернула подбородок.
   — Сука, — прошептал он.
   Потом стремительно поднялся из-за стола и вышел из зала.
   Начинался дождь, и Кассия была почти готова окликнуть его.
   «Какая же ты неисправимая дура, — выбранила она себя, — беспокоиться оттого, что этот скот может подхватить простуду!»
   Грэлэм торопливо поднимался по лестнице на стену. Наконец он остановился и оперся спиной о холодный жесткий камень. Глядя на море, рыцарь понял, что ни осколок луны, ни белая пена на гребнях волн не скажут ему ничего нового. Теплый дождь омыл его лицо. По крайней мере, пошутил он про себя, влага охлаждает страсти.
   Грэлэм вдруг ощутил, как он устал. Он был почти доведен до безумия своими постоянными перепалками с Кассией, необходимостью уязвлять ее и затем наблюдать, как она попеременно демонстрирует ему то свой страх, то ненависть. Черт возьми, ни в том, ни в другом не было его вины! И все же в глубине души он знал, что вина была, знал, что Кассия никогда не покинула бы его, если бы он не толкнул ее на это. В памяти рыцаря вихрем проносились события последних месяцев. Недели нежности и любви, когда он принял решение забыть, махнуть рукой на ее ложь, простить, не обращать внимания на то, что она обвиняла его во всем. Дайнуолд де Фортенберри. В его сознании это звучало как погребальный звон. «Я не бежала с ним, потому что люблю тебя». В глазах Грэлэма потемнело, его затопил гнев на самого себя за то, что проявил слабость и поверил ей хотя бы на мгновение. Рыцарь изо всей силы хватил кулаком по жесткому камню. Он ненавидел себя за испытываемое им чувство глубокой неопределенности и нерешительности. Никогда прежде его не посещали сомнения, подобные этим. Никогда ни к кому он не испытывал ничего даже отдаленно напоминающего то, что пережил с Кассией. Если бы Эдуард позвал его в новый крестовый поход, он бы откликнулся немедленно. И тотчас же перед ним предстало лицо Кассии с глубокими ямочками на щеках, появлявшимися, когда она улыбалась ему, ее глаза, расширившиеся от изумления, когда впервые она испытала с ним дотоле не изведанное наслаждение.
   — Клянусь мощами святого Петра, как я устал от всего этого! — пробормотал Грэлэм. Он двинулся к замку, отряхиваясь, как огромная беспородная собака.
 
   Кассию охватило приятное возбуждение, и даже отдаление мужа не слишком огорчало ее. Он не обращал на нее ни малейшего внимания, предоставив ей вести все приготовления к путешествию самой. То, что ей приходилось заботиться о множестве мелочей и принимать многочисленные решения, позволяло Кассии скрыть от мужа свои чувства, свою боль. Когда она добиралась поздней ночью до постели, то лежала, прислушиваясь к его ровному дыханию. За день до их отъезда Грэлэм неожиданно вошел в их спальню. На мгновение он остановился, глядя на жену, вертевшуюся в своем новом синего атласа платье перед зеркалом. Несмотря на хрупкость, она казалась безупречно прекрасной. Густые мягкие кудри обрамляли ее лицо и красиво лежали на небольшой головке, ниспадая до плеч. Смех замер на ее устах, когда она увидела его.
   — Милорд?
   — Это платье тебе к лицу, миледи, — сказал он не слишком приветливо.
   Она старалась не выдать своих чувств и ответила только:
   — Благодарю, милорд.
   — С платьем ты будешь носить ожерелье.
   Грэлэм не мог не заметить, как по телу жены, прошла дрожь отвращения.
   Леди Кассия потупила голову.
   Рыцарь подошел к своему сундуку, вытащил и поднял ожерелье и глядел, как камни сверкают и переливаются в солнечном свете, вливавшемся в комнату через небольшие оконца.
   — Подойди сюда.
   Кассия медленно приблизилась; обернувшись, она приподняла волосы с шеи. И тотчас же ощутила тяжесть ожерелья на груди, почувствовала холодок массивного золотого плетения на обнаженной шее. Грэдэм застегнул его и отступил назад.
   Его жена похожа на принцессу из варварской страны, подумал рыцарь. Он смотрел, как она поднимает руку и пальцы ее легонько касаются ожерелья. Его не особенно удивило, что она отвела руку, будто драгоценность обожгла ее пальцы.
   — Так ты будешь одета для коронации, — сказал Грэлэм и вышел из комнаты.
   В эту ночь муж овладел ею торопливо, но не грубо; ей показалось, что он выругался, почувствовав ее оцепеневшее тело под собой, и тоже замер.
   Кассия продолжала лежать очень тихо, и он отстранился и лег рядом. Когда она попыталась встать, чтобы вымыться, муж обхватил ее за талию и заставил снова лечь.
   — Нет, — сказал он, — тебе не удастся смыть со своего тела мое семя.
   Его слова вызвали у нее шок; Кассия задрожала, но тотчас же напомнила себе, что Грэлэм видит в ней всего лишь подобие племенной кобылы. Она отпрянула, и он выпустил ее талию.
   — Спи, жена, — сказал де Моретон. — Мы выезжаем завтра рано утром.
   «Неужели нет способа достучаться до тебя?», — С этой мыслью Кассия заснула.
   Они прибыли в Лондон через неделю, грязные, усталые, их лошади и телеги были заляпаны жидкой глиной. Большую часть пути Кассия проделала верхом, предпочитая верховую езду даже в дождь, убедив Грэлэма, что в повозке ей становится плохо.
   Она не знала, чего ожидать, но вид огромного количества людей, населяющих столь небольшое пространство, изумил ее до чрезвычайности. Удивила ее и грязь. Всюду стоял смрад, распространявшийся от человеческих нечистот и гниющих остатков пищи. Шум был оглушительным — торговцы, зазывая покупателей, кричали что есть мочи.
   — Все большие города похожи на этот, — сказал Грэлэм, заметив, что Кассия зажимает нос. — Там, где мы будем жить, не так уж плохо. Дом стоит на Темзе к северу от города.
   — Это тот дом, что подарил тебе герцог Корнуоллский? — спросила Кассия.
   — Да, он пожаловал его мне по случаю моего обручения с леди Джоанной, — ответил Грэлэм сухо.
   Ее глаза потемнели.
   — Герцог настоял, чтобы я оставил его себе, после того, как он познакомился с тобой и счел тебя достойной.
   Шел мелкий дождь, похожий на густой туман. Он не прекращался ни на минуту, и земля превратилась в кашу. Ромашка поскользнулась; рука Грэлэма стремительно рванулась, ухватила поводья и удержала лошадь. Кассия открыла было рот поблагодарить его и услышала:
   — Ты уже и так вся вымазалась. Я не хочу, чтобы к этому добавилась сломанная нога.
   — Тогда тебе пришлось бы самому надеть это чертово ожерелье, — пробормотала она едва слышно.
   — Вот, — Грэлэм показал налево, — Вестминстерское аббатство. Здесь будет коронация Эдуарда.
   — Красиво. — У Кассии заблестели глаза.
   — Да, король Генри истратил немало денег, чтобы перестроить его. Там он и погребен.
   Они миновали Белую башню, где теперь находились Эдуард и Элинор.
   — Не знаю, когда Эдуард вернулся в Лондон, но думаю, герцог Корнуоллский, прослышав о его возвращении, постарался привести в действие все пружины, чтобы ускорить коронацию.
   Кассия, покачиваясь в седле, чувствовала себя такой усталой, что была не в силах воспринимать открывающиеся взору красоты. Наконец они добрались до крепости, окруженной высокими стенами. Надежно запертые на мощный засов ворота медленно отворились, и кавалькада въехала в грязный и мрачный двор. Перед ними в сгущающейся темноте возникло двухэтажное квадратное деревянное строение, выглядевшее не слишком приветливым и уютным.
   Снимая жену со спины Ромашки, де Моретон сказал:
   — Вам следует подождать, пока мы окажемся в доме.
   Она со все возрастающей тоской подумала о том, что ожидает ее внутри, но послушно кивнула. Однако, к ее величайшему изумлению и радости, все оказалось не так уж плохо. Просторное помещение освещало несколько десятков зажженных свечей и обогревал огромный камин, в котором ярко пылал огонь.
   — Леди Кассия?
   К ней приблизилась полная седовласая женщина и присела в глубоком реверансе.
   — Я Маргарет, миледи. Герцог приказал ожидать вашего прибытия.
   — Мне так приятно, что вы здесь. — Кассия устало улыбнулась.
   Маргарет принялась хлопотать вокруг нее и кудахтать, точь-в-точь как Итта, и Кассия позволила себе на несколько минут отдаться ее заботам. Ее отвели наверх в уютную спальню, где в камине тоже горел огонь.
   — Эта комната для вас и вашего лорда, — сказала Маргарет.
   На каменном полу лежал свежесрезанный камыш, на стене висел яркий гобелен. Широкая кровать стояла на помосте, а маленький круглый стол помещался среди стульев с высокими спинками.
   — Неужели я умерла и попала на небо? — воскликнула Кассия.
   — Я готова целовать ноги герцогу, — в тон ей закудахтала Итта.
   — Прикажу девицам принести вам горячей воды для ванны, — спокойно сказала Маргарет. — Мой муж Сарн поможет вашему лорду позаботиться о лошадях и повозках. Вам, миледи, ничего не надо делать. Отдыхайте.
   Итта засуетилась, видя, как посторонняя женщина прислуживает Кассии, помогая ей снять мокрый плащ. Маргарет снова улыбнулась и присела в реверансе. Прежде чем выйти из комнаты, она обернулась и добавила:
   — Герцог прислал целого поросенка для вашей первой трапезы. После того как вы отдохнете, миледи, мы поужинаем.
   — Итта, — пожурила Кассия свою старую няньку, — ты вся мокрая!
   — Позаботься о себе. Я не беспомощна, ты ведь знаешь!
   Кассия до самого подбородка погрузилась в деревянную лохань с благословенно горячей водой, когда в комнату вошел лорд Грэлэм.
   Молодая женщина, забыв о том, что между ними натянутые отношения, и о своей наготе, радостно сказала:
   — Герцог, должно быть, самый внимательный и заботливый человек в Англии. Мне даже не придется присматривать за приготовлением обеда! А эта комната! Она такая приятная и теплая! Все так, как вы желали, милорд?
   Грэлэм слегка улыбнулся ей; улыбка его была усталой.
   — Да, все отлично. Можешь полежать еще пять минут в ванне, жена.
   Кассия покраснела и быстро нырнула в воду с головой, чтобы вымыть волосы. Когда ее головка снова появилась на поверхности, на Грэлэме уже была ночная рубашка и он сидел перед гудящим в камине огнем. Леди Кассия торопливо вытерлась и обернула вокруг влажной головы небольшое льняное полотенце.
   — Боже, сколько на мне было грязи, — сказала она виновато, глядя на оставшуюся после ее купания воду.
   — Я приказал принести чистой воды. — Грэлэм не обернулся.
   Услышав тяжелые шаги за дверью, Кассия поспешно набросила ночную рубашку и стянула пояс на талии.
   Она расчесывала волосы, стоя перед камином, когда Грэлэм как бы между прочим сообщил:
   — Сегодня мы поужинаем здесь. А завтра пойдем в башню.
   Кассия на мгновение прервала свое занятие и сказала нерешительно:
   — Мне хотелось бы все видеть, милорд. Боюсь, что сегодня я была слишком уставшей, чтобы оценить красоту столицы Англии.
   — Да, — согласился Грэлэм, прикрывая глаза, — я давно здесь не был. Многое в городе изменилось. Мы посмотрим все, что ты захочешь видеть.
   — Благодарю, — сказала Кассия тихо. — Хочешь, чтобы я помогла тебе, милорд?
   — Принеси полотенце, — ответил он, вставая.
   Кассия старалась не смотреть на его тело, но не смогла удержаться. Пальцы ее горели от желания зарыться в густые черные волосы у него на груди, погладить бархатистую гладкую кожу на спине. Как давно она этого не делала! Ее ум и тело были не в ладу друг с другом, и в эту минуту она ненавидела Грэлэма за то, что он научил ее получать наслаждение, за то, что заставил ее тело отвечать ему.
   Взгляд молодой женщины упал на его пах, и она почувствовала, как бедра ее обдало жаром.
   «Он меня ненавидит». Кассия заставила себя поднять глаза и, встретив взгляд темных глаз мужа, судорожно сглотнула.
   — Полотенце, Кассия, — повторил рыцарь, протягивая руку.
   Она бросила ему на руки полотенце, отвернулась и села у огня.
   Кассия знала, что Грэлэм прочел в ее глазах желание, и ей захотелось выпороть себя саму. За спиной она услышала его голос. Он спокойно сказал:
   — Я раздвину твои прелестные бедра, миледи, и буду ласкать тебя так, что ты закричишь от восторга, но только после того, как ты скажешь мне правду.
   Она готова была сделать что угодно, лишь бы доказать ему свою невиновность, но знала, что в этом нет смысла. Почему бы просто не сказать мужу то, что он хотел услышать? При этой мысли юная леди похолодела, представив, что ей грозит, если она поддастся искушению. Возможно, лорд Грэлэм простит ее, но уже никогда не будет ей доверять, и тогда она перестанет представлять для него хоть какую-то ценность. Но зато, уныло вздохнула Кассия, между ними наконец наступило бы некое подобие мира. Уголком глаза следя за мужем, она видела, как Грэлэм снял полотенце с бедер и, потягиваясь, стоял у огня, забыв о своей наготе. Его лучшее мужское украшение рельефно выступало вперед. Кассия вздохнула и отвернулась. Он удовлетворит свое желание с другой женщиной. Эта мысль вызвала в ней такое смятение, что она вскочила на ноги, и боль отразилась в ее взгляде.
   — Грэлэм, я…
   В этот момент послышался стук в дверь. Кассия закрыла глаза, трепеща от осознания своей полной беспомощности.
   — Войдите! — крикнула она высоким, пронзительным голосом.
   Это оказались две служанки с подносами, нагруженными едой. Взоры их были прикованы к Грэлэму, не спеша протянувшему руку за своей ночной одеждой. Женщины открыто пожирали его глазами. Неужели он будет спать с одной из них?
   — Поставьте подносы сюда, — распорядилась Кассия, указывая на маленький столик.
   Она чуть не заскрежетала зубами, заметив, что одна из служанок, хорошенькая бабенка с густыми черными волосами, полной грудью и темными глазами, послала Грэлэму взгляд, значение которого не вызывало сомнения. Это было недвусмысленное предложение.
   — А теперь уходите. — Кассия встала так, чтобы заслонить своим телом мужа.
   Он наблюдал за ней, и глаза его блеснули. Лорд Грэлэм был удовлетворен увиденным. Но не сказал ни слова, пока они не оказались сидящими за столом напротив друг друга и не приступили к еде.
   — Вы продемонстрировали свою ревность как нельзя лучше, миледи, — сказал он наконец.
   Кассия подавилась свининой и опрокинула в горло сразу полкубка вина. Несколько мгновений она не могла вымолвить ни слова, пытаясь набрать в грудь воздуха, и при этом отчаянно трясла головой.
   — Странно, — продолжал Грэлэм спокойно, — у меня возникло впечатление, что вы были готовы что-то сказать мне, что-то очень важное, когда эти служанки прервали нас.
   Кассия ничего не ответила, только молча смотрела на свою деревянную тарелку. Лицо ее было очень выразительным, и Грэлэм легко прочел на нем быструю смену настроений. Интересно знать, гадал он, что заставляет ее молчать — гордость, ненависть к нему или что-то другое?
   — Ты очень молода, Кассия, — вымолвил рыцарь наконец, припоминая слова Дрейка. — Когда человек так молод, он совершает ошибки.
   — А разве когда он становится старше, то уже не совершает их? — спросила Кассия тихо.
   — Да, — охотно согласился ее супруг, удобнее усаживаясь на стуле и складывая руки на мощной груди. — Но послушай меня, жена, я не собираюсь внимать твоим жалобам и протестам. Они мне надоели, они меня утомляют.
   — Хорошо, милорд, — отозвалась Кассия. — Я ничего больше не скажу.
   Решение было принято. В следующее мгновение де Моретон уже стоял перед молодой женщиной, нависая, как башня. Еще мгновение, и он рывком поднял ее со стула.
   — Нет, — прошептала Кассия, отшатываясь, насколько позволяло пространство стула.
   Со смехом муж подхватил ее на плечо.
   — Может быть, ты предпочитаешь, чтобы я уложил с собой в постель одну из бабенок, что принесли нам ужин?
   — Да! — выкрикнула она. — Меня не волнует, что ты будешь делать!
   Грэлэм бросил ее на постель и сорвал с нее ночную рубашку.
   Когда он выпустил ее, чтобы освободиться от собственной одежды, Кассия сумела подняться, встав на колени, и попыталась бежать. Де Моретон успел схватить ее за щиколотку и снова рывком бросил на спину.
   — Нет, — в голосе его она услышала насмешку, — я еще не пресытился твоим сладостным телом. Но тебе, миледи, не суждено испытать наслаждение.
   Он грубо раздвинул ее ноги и овладел ею. Тотчас же глаза его округлились и взгляд метнулся к ее лицу, потому что она оказалась влажной и готовой принять его.
   Кассия смотрела на мужа, не отводя глаз. Она ощущала его трепещущую плоть глубоко внутри, она чувствовала, как их тела соприкасались, и из груди ее вырвался крик, а тело будто взорвалось неистовым наслаждением, то усиливавшимся, то ослабевавшим.
   Наслаждению этому не было видно конца, и из горла Кассии продолжал рваться крик.
   Грэлэм почувствовал ее пальцы на своих плечах — она отчаянно вцепилась в него, а бедра ее яростно двигались, приспосабливаясь к его ритму. Он страстно поцеловал ее и выдохнул ей в лицо стон восторга и удовлетворения. Потом с силой прижал ее к себе, чуть не расплющив хрупкое тело жены, совершенно сбитый с толку ее страстью. Наказание, придуманное им, не достигло цели. И то, что так случилось, его и обрадовало, и разгневало.
   «Черт бы ее побрал!» — подумал де Моретон, и в то время как руки ласкали и гладили ее бедра, в голосе его прозвучала насмешка:
   — Какая ты покорная, какая страстная, жена моя. Ты думала о нем, когда я был с тобой?
   Он почувствовал, как тело ее сначала затрепетало, потом оцепенело, но не выпустил ее из объятий.
   — Спи, Кассия. Я не позволю тебе вымыться. Мое семя останется в твоем лоне.
   Наконец Грэлэм уснул сном до крайности утомленного человека, не чувствуя слез Кассии, орошавших плечо, на котором лежала ее головка.

Глава 27

   «Я должна запомнить все, — думала Кассия, подняв голову и рассматривая высокие сводчатые потолки собора, — потому что однажды мне придется рассказывать своим внукам о том, что я присутствовала на коронации короля Эдуарда Первого Английского». Она с жадностью впитывала впечатления от увиденного. Особое впечатление на Кассию произвели окна с цветными стеклами. На всем лежал отпечаток религиозной торжественности. Священники в развевающихся одеждах, не менее красивых, чем наряды короля и королевы, читали по-латыни надлежащие молитвы; голоса их звучали негромко и почтительно. Кассия подалась вперед, когда Эдуард принял скипетр и корону. Церемония, как показалось Кассии, была окончена слишком быстро. Молодых короля и королеву Англии оттеснили куда-то, и все лорды и леди неспешно двинулись из аббатства. Кассия услышала, как Грэлэм вздохнул с облегчением. Она неуверенно подняла на него глаза, но он только кивнул ей и сказал:
   — По крайней мере король вернулся домой. А теперь, Кассия, мы отбросим все, что связано с религиозной стороной дела, всю эту ненужную шелуху, и я представлю тебя королю Эдуарду и королеве Элинор.
   Она выглядит прелестно, подумал Грэлэм, неосознанно сравнивая Кассию с другими благородными дамами, собравшимися в огромном нижнем зале Белой башни.
   — Не будь такой благоговейно-торжественной, — тихо предупредил он ее. — А иначе все сочтут тебя неотесанной деревенщиной.
   — Я стараюсь удержать в памяти всё, — ответила она серьезно.
   — Не торопись, мы, безусловно, приедем в Лондон еще.
   Она кивнула и заговорила прежде, чем он успел продолжить:
   — Да, но ведь это коронация. И мы сможем рассказывать о ней внукам.
   Ее рука стремительно поднялась, а потом в нерешительности замерла у рта, будто она ждала, что он снова начнет ее мучить.