— Уже все сделал, что надо, — добазарился в военкомате, сделают военник.
— За сколько?
— Двести баксов.
— Оно, конечно, неслабо, но все равно. Лучше, чем в армию… Нас вон пугают: военная кафедра — это все херня, все пойдете служить после пятого курса. Типа, офицеров в республике не хватает, военных училищ мало. На два года, как в армию.
Лариска берет бутылку, наливает полную рюмку, выпивает.
Слон улыбается.
— Вот это я понимаю, вот это — что надо. Учитесь, пацаны.
Лариска не смотрит на него, поворачивается к Дрону.
— Музыка какая-нибудь есть?
— У Вована — мафон. Забацай что-нибудь, а? Чтоб душа развернулась и назад свернулась…
— Поставь что-нибудь поэнергичнее, ладно? — просит Лариска.
Я включаю «Нирвану» — первую песню альбома, «Smells Like Teen Spirit».
Лариска встает, начинает танцевать между кроватей, двигает руками, подпрыгивает. Слон, не отрываясь, смотрит на нее. Дэмп и Дрон ехидно хихикают, кривятся.
Лариска расстегивает кофту, мелькает черный лифчик. Она останавливается, сдирает кофту, вертит ее над головой. Из-под джинсов торчат высоко натянутые колготки телесного цвета.
Песня заканчивается. Лариска садится, надевает кофту, застегивается. Слон придвигается, кладет руку ей на плечо, она стряхивает ее.
Дэмп говорит:
— Давайте еще вмажем.
Водки больше нет. Лариска курит, повернувшись к окну, сбрасывает пепел на пол. Дэмп дремлет. Слон двигает по столу пустую рюмку. Дрон щелкает зажигалкой.
Слон отставляет рюмку, расстегивает штаны и вынимает хуй — маленький и толстый. Лариска не смотрит в его сторону.
Дрон говорит:
— Слон, ты что, дурной? Ну-ка спрячь, а?
— А что такое?
— Ничего. Спрячь, я тебе сказал.
Слон медленно поправляет трусы, застегивает молнию.
В офисе — я, курьер Серега и два менеджера: Оксана, которая открыла мне в первый раз, и Люда. Оксане лет двадцать пять, симпатичная. Люда лет на пять старше, всегда чем-то недовольна.
Мы с Серегой — за одним столом. Я листаю брошюру про Прагу, Серега обрисовывает ручкой перекидной календарь Я поворачиваюсь к окну. Идет дождь.
Серега бросает ручку в стакан с карандашами.
— Пошли покурим.
— Я не курю.
— Ну, пошли просто за компанию.
Стоим на лестничной площадке.
Серега спрашивает:
— Сколько он тебе денег пообещал?
— Тридцать баксов за полдня — с девяти до часу.
— Это еще нормально. Здесь люди за полный день ненамного больше получают. Хотя, они, в общем, ничего и не делают — Ксюха с Людкой. Только на звонки отвечают и бабки принимают у клиентов. Все остальное босс делает сам, по своим каналам — автобус, гостиницу, экскурсии. Он, конечно, гондон, но связи неслабые — столько лет уже в этом тусуется.
— Зачем мы ему тогда вообще нужны?
— Одному все делать — западло. Хочет, чтобы все цивильно — фирма там… Ксюху с Людкой взял по знакомству, обе сидели без работы. Ксюха закончила БГУ, географию, учительницей не пошла — денег мало. А Людка десять лет была медсестрой на заводе, потом завод остановился, их всех — в отпуск за свой счет. — Сергей делает затяжку, стряхивает пепел в привязанную к перилам жестянку. — Понты у босса, конечно, не мелкие — поэтому и тебя взял. Сейчас ему переводчик вообще не нужен, с Чехией он работает на русском, с Грецией тоже, а больше мы никуда не отправляем.
— Ну а в перспективе?
Серега улыбается, делает затяжку.
— Ну, перспектива — это такое дело… Он тебе, наверно, поездки обещал, сопровождение групп?
— Ага.
Серега ухмыляется.
— Молодец он, все-таки, хитрожопый… Знает, как человека развести. Хотя ты ничего не теряешь. Посидишь здесь, заработаешь на пиво… Я сам — студент. В институте физкультуры. Знаешь, как надоела физуха — каждый день? А босс мне свободное посещение сделал — у него везде связи.
— А каким ты спортом занимаешься?
— Раньше занимался. Шахматами. Кандидат в мастера, между прочим, только давно забил на это дело. Ладно, пошли работать, а то босс разбухтится…
Он тушит сигарету, бросает бычок в жестянку.
Смотрю на часы. Половина первого. Еще целых полчаса. Шеф дал мне работу — просчитать образовательный тур в Англию. Тура такого никогда не будет, просто надо загрузить всех работой. Серегу он послал поменять двадцать долларов.
— Не верю я ни в какой «Гербалайф», — говорит Людка. — Ерунда это, обман.
— Ты можешь не верить, а подруга моей знакомой похудела на тринадцать килограммов…
— Ты сама ее видела? Я имею в виду — до и после.
— Видела только после.
— Это еще ничего не значит.
Хлопает дверь кухни, заходит Кулаков. Пиджак расстегнут, руки в карманах.
— Вам так необходимо обсуждать свои личные дела в рабочее время? Лучше бы про то говорили, как найти побольше клиентов. Если и дальше будет одна Прага в месяц, то с этого мы не проживем, понятно? Всем придется искать работу. Думайте, как привлекать клиентов…
— А что мы еще можем сделать? — говорит Ксюха. — Реклама выходит…
— Ну и где они, ваши клиенты, если реклама выходит? Сколько есть человек на двадцать восьмое?
— Сейчас посмотрю. Семь.
— Семь? Всего лишь? Вы что, хотите, чтобы поездка сорвалась?
— Что нам, на улицу выйти? За руку каждого хватать — поехали в Прагу?
— Это ваши трудности, — шеф смотрит на мой листок. — Ну что, сколько получается себестоимость?
— Триста сорок на две недели.
— Это плохо, дорого. Никто не поедет. Ладно, вот тебе новое задание. Возьми телефонный справочник, перепиши оттуда адреса коммерческих фирм, но не всех, а тех, что посолидней — несколько телефонов там… Выпиши все факсы, и будем рассылать рекламные письма, предлагать нашу Прагу. Так называемый «дирэкт мэйл» — прямая рассылка.
Выставка «Турбизнес-93» на ВДНХ. Я, Людка и Серега сидим на табуретах за стендом. Стенд узкий, метра полтора — мы еле умещаемся. На стенде — листки с рекламой тура в Прагу. Сзади, за занавеской, в «комнате для переговоров», у шефа встреча с двумя чехами.
Он спрашивает:
— Что может заинтересовать чешских туристов в Белоруссии?
— Ничего. — Чех хорошо говорит по-русски, почти без акцента. — Я не знаю чеха, который хотел бы поехать в Россию, тем более — Белоруссия. Давайте лучше по нашим предложениям. Мы предложим самые лучшие цены по Праге, дешевле цен никто не даст.
— Это понятно, я взял ваши прайсы, но мне надо посоветоваться с компаньоном — я один такие решения не принимаю.
У стендов тусуются пенсионеры, студенты и люди из турфирм. Многие берут рекламные проспекты, суют в сумки.
Толстая тетка в пальто читает нашу листовку, бубнит под нос:
— Дороговато, дороговато… Мы все-таки госслужащие.
Серега шепчет:
— Знаю я таких — сидят на взятках и еще ноют…
Тетка складывает листок вчетверо, кладет в карман.
Появляется толпа пацанов лет по шестнадцать.
Серега говорит:
— Эти — из сто второго училища, здесь рядом. Знают, что сегодня последний день, будет презентация.
— Что значит — презентация?
— Будут наливать на халяву.
— Серьезно?
— Да, примерно в три часа.
Рядом с шефом — лысый мужик в расстегнутой дубленке и синем спортивном костюме.
— Володя, Сергей — для вас важное задание. Надо проводить партнера с Украины в гостиницу «Беларусь». Он на машине, но водитель не знает, как проехать. Решайте, кто из вас поедет. Или вдвоем?
— Вдвоем, — говорит Серега.
Он шепчет мне на ухо:
— Как раз успеем до презентации.
Подходим к забрызганной грязью белой «волге». Мужик садится рядом с водителем, мы — на заднее сиденье. Серега говорит:
— Сейчас прямо, до поворота.
Машина трогается. Серега спрашивает лысого:
— А что это вы на «волге» ездите?
— А на чем надо?
— Ну, на «мерседесе» каком-нибудь, в крайнем случае — на «БМВ».
— На «мерседесе» скоро любой колхозник будет ездить. А «волга» — это всегда «волга», видно, что не кто попало едет, а солидный человек.
Две девушки в коротких юбках разливают вино из бутылок в пластиковые стаканы. Пацаны из училища залпом проглатывают вино и встают в очередь за новой порцией. Ожидая, они рассматривают ноги девушек.
Мы с Серегой стоим со стаканами в стороне.
Я спрашиваю:
— На фига нашей конторе эта выставка? Нам это что-то дает?
— Сказать тебе честно? Ничего. Триста баксов на ветер, зато боссу радость: отметился, показал знакомым, что фирма еще не развалилась.
— Какого числа обычно зарплата?
— Официально — в первый день месяца, вчера должны были дать за ноябрь. Но босс всегда задерживает. Сейчас как будто из-за выставки, в следующем придумает новую отмазку. Ты с какого числа работаешь?
— Со второго.
— Уже целый месяц… Ну и как, не думаешь пока свалить?
— Да некуда, в общем. Хотя я и заколебался факсы отправлять — это любой может сделать, здесь язык не нужен, ничего не нужно. Обезьяну посади — и она будет отправлять.
— Я же тебе говорил — он тебя взял ради своих понтов…
— А чего он тогда все время базарит — «расширение бизнеса», «новые проекты»…
— Лажа это, ничего не будет. Чтобы сделать нормальный проект, нужны партнеры. А этот его партнер — мудак, друг институтский. Два года назад открыл фирму — торгуют автозапчастями, причем торгуют по мелочи, потому что идиоты. Сейчас на этом, знаешь, как можно раскрутиться? А они сидят, копейки зарабатывают. У него была пара тысяч баксов свободных — он сунулся к боссу, давай буду «инвестором». Надо ж понтануться…
Людка говорит:
— Володя, шеф зовет — получи зарплату.
Она держит пачку тысячных купюр. Я отодвигаю стул, встаю.
Шеф сидит за столом с чашкой кофе, в пепельнице — сигарета. Окно приоткрыто, в него затягивает холод. Он рассматривает меня, наморщив лоб.
— Ну что, Володя, первая зарплата? Понимаю, какая радость у тебя внутри по этому поводу, и полностью ее разделяю. Хотя должен сказать, что свою зарплату ты пока не отрабатываешь. Это, так сказать, аванс, и я, хоть и не хочу омрачать твою радость, но все же об этом напоминаю.
— Ну, это ведь не только от меня зависит… Проекты, про которые вы говорили, пока не работают…
— А вот в этом ты не прав, Володя. Я сейчас скажу тебе одну важную вещь: всегда надо начинать с себя. Не надо смотреть на других, кто как работает, у кого как получается — и так далее. В первую очередь — на себя. Это я тебе по-хорошему говорю, не в обиду — как старший товарищ, можно сказать.
Он вынимает из кармана пачку «зубров», отсчитывает, пододвигает ко мне открытую общую тетрадь.
— Распишись вот здесь.
Я расписываюсь на засаленной странице, против своей фамилии.
— Спасибо.
— Пожалуйста. И помни, что я тебе сказал.
Дверь в обменник — рядом с магазином «Кристалл».
Над окошком надпись от руки — «долларов нет». Выхожу на улицу. У входа тусуются три быка в пуховиках и высоких кроссовках «Reebok».
Один спрашивает:
— Что, купить хочешь?
— Да.
— Сколько?
— Двадцать.
— По четыре сто.
— Хорошо.
Он достает калькулятор, считает.
— Это будет восемьдесят две штуки.
Я вытаскиваю пачку, отсчитываю восемьдесят две купюры, протягиваю быку.
— Не-е. Ты давай сам считай, а то скажешь потом, что я наебал. Во — могу показать баксы.
Он достает из кармана потертую двадцатку, мнет пальцами. Я по второму разу пересчитываю деньги. Пальцы мерзнут, не слушаются. Бык зачем-то загибает края у двадцатки.
— Мент! — орет он и прячет купюру.
Я резко прячу деньги в карман, оглядываюсь по сторонам. Мента нигде не видно.
— Все, прошел. Считай дальше.
Я не помню, сколько сосчитал, начинаю с начала. Бык мнет пальцами купюру с загнутыми краями. На ней вместо худого вихрастого дядьки — Вашингтон с горбатым носом, в приглаженном парике — бык подменил двадцатку однодолларовой купюрой.
— Не, я не буду брать. Передумал.
Я засовываю деньги в карман.
— На хуя так делать? За такое можно и по еблищу. Ну-ка быстро отсюда, а то ходишь, как сраный Джоник…
Новый год. Спускаемся с Андрюхой на одиннадцатый этаж.
Он говорит:
— Тусовка эта… своеобразная. Все деловые, крутятся. Но выделываться не будут, это — нет. Нормальные, по-моему, чуваки — побухать с ними можно. Хотя Сим вот не захотел, поехал домой.
Сидим за столом. Чуваки — в пиджаках и галстуках. Девушки — накрашенные, с золотыми серьгами, кроме Иры-хиппанки: она в джинсовой рубашке, с тремя нитками бус. На столе — салат «оливье», бутерброды со шпротами, вареная картошка, сервелат, водка и шампанское. В углу работает без звука телевизор «Электрон» — идет новогоднее шоу на белорусском канале.
Кучерявый чувак в красном пиджаке, с бабочкой, сдирает ногтем фольгу с бутылки шампанского, раскручивает проволоку. Пробка выстреливает в потолок, все подставляют рюмки. С мокрой руки кучерявого стекают капли шампанского. Чувак в костюме-тройке открывает вторую бутылку.
Кучерявый говорит:
— Ну, давайте выпьем за старый год…
Я выпиваю, беру бутерброд. В центре куска батона, намазанного маслом, лежат две крохотные шпротины.
Андрюха говорит Ире:
— Я не думал, что ты тоже здесь будешь. А кто тебя позвал?
— Миша, — она кивает на кучерявого. — Мы с ним в одной группе. Ты не знал?
— Не-а. Кучерявый встает.
— Понимаю, что вы еще перевариваете предыдущий тост, но уже подошло время для следующего, и он у меня созрел. Пора наполнить бокалы. Парням рекомендую — водочкой, а для девушек осталась еще эта кисленькая вода под названием «Шампанское».
Андрюха берет бутылку шампанского, тянется к рюмке Иры. Она накрывает рюмку рукой.
— У меня еще есть.
— Ну, свобода воли — тоже правильно.
Кучерявый продолжает:
— Я знаю, что некоторые из здесь присутствующих занимаются бизнесом. Ну, значит, за то, чтобы у нас все было, а нам за это ничего не было!
Кто-то кричит:
— Ура!
Андрюха льет мне и себе водки, мы выпиваем. Я цепляю алюминиевой вилкой кусок сервелата, жую.
Андрюха спрашивает у Иры:
— Как тебе здесь вообще, нравится?
Она не отвечает. Андрюха берет бутылку водки, поворачивается ко мне.
— Будешь?
— Пока нет.
Без пятнадцати час. В коридоре на всю громкость орет магнитофон. «Two Unlimited», песня «No Limit». В комнате — только я, Андрюха и Ира. Андрюха спит, сидя на кровати, голова откинута к стене. Рот приоткрыт, в уголках — пузырьки слюны. Ира плетет браслет из тонких кожаных ремешков.
Открывается дверь, заглядывают кучерявый и девушка в голубом платье. У нее размазана помада, под колготками телесного цвета, почти на колене — вымазанная кровью прокладка.
— О-хо! — говорит кучерявый. — А ты сказала — здесь никого нет.
Девушка цепляется за стол, падает. Чувак поднимает ее, вытаскивает из комнаты.
Ира кладет браслет в сумочку на шее, говорит:
— Давай выпьем.
Я наливаю ей и себе по полрюмки водки, беру бутылку лимонада.
— Мне не разбавляй. Хочу почувствовать вкус водки.
Выпиваем не чокаясь.
Ира говорит:
— Может, пойдем отсюда?
— А Андрюха?
— А что Андрюха? Пусть спит.
Выходим в коридор. Толпа из «11-03» и народ из других комнат прыгает под «No Limit» в бывшей «ленинской комнате». Несколько человек стоят у стен или сидят на корточках.
Ира говорит:
— Давай спустимся на десятый, мне надо зайти в свою комнату.
— Хорошо.
На десятом — тише, музыка и топот слышны только с других этажей. Комната «10-01» — напротив кухни.
Ира говорит:
— Я сейчас.
Она отмыкает комнату, заходит.
На кухне — никого. Две замызганные плиты, много раз перекрашенные столы. На бетонном полу — раздавленные зеленые горошины и пятно майонеза.
Ира выходит из комнаты.
— Пошли на балкон, я покурю.
У нее в руке — пачка сигарет «Cabinet» и зажигалка.
— Наверно, сегодня можно и здесь курить, никто не возбухнет…
— Нет, хочу на балконе.
На полу балкона — два сгоревших бенгальских огня и куча бычков. Я говорю:
— Смотри, сколько окон светится, — все празднуют.
Ира прикуривает, выпускает дым.
— Ты читал Кастанеду?
Я трясу головой.
— Правильно, и не читай.
На балкон под нами выходят чувак и девушка. Она выхватывает у него бутылку вина, пьет. Он забирает бутылку, допивает, кидает вниз. Бутылка со звоном разбивается об асфальт. Парень и девушка хохочут, убегают с балкона.
Ира спрашивает:
— У тебя какое любимое животное?
— Как — какое?
— Просто — любимое животное: лев, гепард, рысь, слон…
— Никакого, наверно. А у тебя?
— У меня — жираф.
— Почему?
Она вынимает изо рта сигарету. Я целую ее. Губы пахнут табаком и шпротами.
Я спрашиваю:
— Ты любишь Новый год?
— Нет.
Она выкидывает сигарету, мы целуемся.
Ира говорит:
— Знаешь, в чем главный прикол? Я захлопнула дверь, а ключ остался в комнате. — Она начинает хохотать.
Сидим на корточках в коридоре, под дверью «10-01». Где-то играет «Дюна» — «Привет с большого бодуна». Стучат по полу ноги танцующих.
Я говорю:
— Что, может, пойдем назад, к этим?
— Не-а. Меня ломает.
— Так и будем здесь сидеть?
— Не хочешь — можешь уходить.
Ира достает из пачки сигарету.
— Дай и мне.
— Разве ты куришь?
— Бывает.
Ира подносит мне пачку, я беру сигарету. Она щелкает зажигалкой, прикуривает мне и себе. Я затягиваюсь, выпускаю дым. Ноги затекли, я встаю.
Захожу в свою комнату. Дэмпа и Дрона нет. В окне — серый утренний город. На горизонте дымят трубы. По рельсам катится трамвай, на боку — реклама фирмы «Дайнова».
На фонетике — два человека из двух групп: я и Элла из двести пятой. Она красивая, всегда классно одевается, пахнет дорогими духами.
Анна Борисовна закрывает общую тетрадь.
— Помню времена, когда первое января было рабочим днем — ну и учебным, соответственно. И то приходило больше студентов, чем сегодня, хоть уже и второе. — Она поднимает глаза, смотрит на нас, морщит лоб. — Ну, мне-то, по большому счету, все равно: последний год работаю. Давно могла бы пойти на пенсию, да все просят остаться.
Элла спрашивает:
— А вам не скучно будет на пенсии?
— Как это — скучно? У меня — ученики, репетиторство. Хорошие такие дети, знают, что им надо — поступить в институты. Никакой нервотрепки, ну и деньги тоже, соответственно… Надо же детям, внукам помочь. А с вами что будем делать — занятие проводить или по домам?
— По домам, — тихо говорит Элла.
— Ну, как знаете.
Выходим из аудитории.
Элла спрашивает:
— Как Новый год встретил?
— Нормально, в общаге. А ты?
— Я в Москве была, у своего друга. Cool! Сначала выпили бутылку шампанского из горла, прямо на Красной площади, потом всю ночь катались по Москве на его машине… Заедем в супермаркет, купим поесть и выпить — и дальше. Я вообще люблю Москву, Москва — это cool! Лондон, конечно, еще лучше, но и Москва — классно.
— Ты была в Лондоне?
— Да.
— А в Москву часто ездишь?
— Раз в месяц — как минимум. Я ее уже, наверно, лучше знаю, чем Минск. Ну пока.
— Пока.
Пишу темы к экзамену по английскому. Дэмп ходит по комнате.
— Прикинь — Клинтону пожать руку! Нехило, да?
— Ага.
— Народу было — как людей. Не протолкнуться. Но я все равно пролез, всех плечами растусовал — к самой охране. И руку сунул. А он такой довольный, улыбается, типа, «I'm glad to be here», и все такое.
— А что он еще говорил?
— Типа, там можно было услышать. Толпа, все галдят, охрана орет — не напирайте. Но мужик он нормальный, я тебе скажу, правильный. Не то что наш Шушкевич — лысый хер. Этот, говорили, из Китая целый самолет мебели притарабанил для своей квартиры.
Заходит Дрон.
— Ну что, как Клинтон?
— Нормально, я уже Вовану рассказал. Пожал руку, все как надо, — нормальный мужик.
— И что ты ему сказал?
— Ничего не сказал. Я ж говорю — пожал руку, и все.
— Ну и дурак. Надо было политическое убежище просить или еще что-нибудь. Такой шанс был, а ты его просрал.
— Ладно, не базарь. Чего ты тогда сам не пошел?
— Как я мог пойти? У меня еще по немецкому допуска нет.
— Что сегодня будем делать?
— Как «что»? Учиться.
— Иди ты со своей учебой…
— А ты что предлагаешь? У тебя что, бабки на бухло есть?
— Не-а.
— А у тебя, Вован?
— Нету.
Антон зажигает газ, ставит чайник.
— Значит, ты только на выходные, не на все каникулы?
— Ну да. Работа…
— Сколько тебе платят?
— Тридцать баксов за полставки.
— Ну, это еще нормально. Можешь мне одолжить?
— Сколько?
— Баксов сто пятьдесят — двести.
— Ты что, откуда у меня столько? И зачем тебе?
— Светка — моя подруга, ты ее видел летом — едет работать. В Чехию, на полгода. Ей на дорогу, туда-сюда…
— А кем она там будет?
— Толком не знаю. Она сама еще не знает. Может, официанткой. Или сельхозработы… Фирма набирает людей.
— А-а-а… А сам ты работаешь где-нибудь?
— Не-а, — Антон машет рукой. — В пизду. Хотел в одну контору устроиться — работы много, зарплата малая…
— А учеба?
— Две двойки, пересдавать надо… Я на вечер встречи ходил в школу, прикинь?
— Наших много было?
— Не-а. Маркевич, Журавенко, несколько баб и я. Все набухались в жопу. Я — с пацанами, которые на год позже нас учились. Стою, тошню в туалете на втором — заходит какой-то хер. Типа, что за безобразие, хуе-мое. Я ему — по ебалу, потом еще, еще… Смотрю — это Болотников, директор школы…
— И что, узнал тебя?
— Хуй его знает. Думаешь, он трезвый был? Они сами бухают — не надо баловаться…
Антон встает, выключает газ, льет кипяток в заварник.
— Маркевич, знаешь, что говорил? Вэка посадили. Помнишь Вэка? Такая рожа похабная, всегда на всех залупался…
— За что его?
— Вроде, челюсть кому-то сломал. Еще говорил — Михевич поднялся здорово: киоск свой в центре, около Минского базара. Машину взял — «бээмвуху» восемьдесят второго года. Такие вот дела.
Первый день после каникул. Пара в четыреста восьмой. Голубовича нет. Я — один на последней парте.
Дверь открывается, заглядывает чувак в трехцветном, желто-зелено-красном берете.
— Добрый всем день. Позвольте узнать — это двести вторая группа?
Трофименкова кивает.
— Благодарю. Значит, я буду с вами учиться. Меня зовут Влад. Спасибо за внимание.
Чувак доходит до моего стола.
— Свободно?
— Да.
— Тебя как зовут?
— Вова.
— А меня Влад — ты слышал, наверно.
Я протягиваю ему ладонь, он жмет ее обеими руками, бросает рюкзак на пол, садится.
— Я только второй день здесь. Год был в Лондоне.
— Что ты там делал?
— Как «что»? Учился. В школе.
— А как попал?
— Очень просто — друзья пригласили. Сначала письма писали, — я им, они мне, потом решили, что надо повидаться, и они мне прислали приглашение. Я поехал, и мы так классно пообщались, что решили, — я поживу у них…
— А почему ты не остался насовсем?
— Не захотел. Соскучился по своим друзьям здесь. И надоело как-то…
Звенит звонок. Заходит преподаватель — маленького роста мужик в кожаной куртке. Очки с затемненными стеклами, прилизанные волосы с сединой.
— Добры день. Мяне завуть Сяржук Иванавич Буслович. Я буду выкладать у вас нямецкую мову. Пачнем са знаемства. Кали ласка, падымайтеся па чарзе и распавядайте трохи пра сябе.
— А что рассказывать? — спрашивает Трофименкова.
— Усё, что личыте рэлевантным.
Стоим с Владом у киоска, пьем пиво. Влад говорит:
— Мы там постоянно на растаманские тусовки ходили, на концерты. Музыка такая — регги, знаешь?
Влад снимает свой разноцветный берет. У него большая голова и светлые, редкие надо лбом, волосы.
— Знаю. Был на концерте — группа «Ночь». И еще слышал «Комитет охраны тепла»…
— Я «Комитет» не очень люблю. Они злые такие, социальные… А настоящий регги… Он — добрый, светлый… А Боба Марли слышал?
— Нет.
— Я тебе принесу. А что ты вообще слушаешь?
— Разное.
— Классно. Я тоже разное. Например, группу «The Residents». Знаешь их?
— Не-а.
— Такие американские чуваки веселые… А раста — религия очень светлая, солнечная. И музыка регги тоже, соответственно…
— То есть, когда плохо, надо притворяться, что хорошо?
— Нет, не надо. Просто если правильно все делать и правильно жить, то всегда будет хорошо, даже когда плохо. В этом и смысл раста. Но я тебя, наверно, загрузил.
— Да нет, наоборот — интересно. А в кого верят растаманы?
— В бога Джа. Он черный, кстати. Бог растаманов — черный. Это — единственный черный бог. И еще они курят ганджа — это то, что обычно называют марихуаной, травой, шмалью, анашой, а у растаманов — это ганджа.
— И ты куришь?
Влад делает глоток пива, встряхивает головой.
— Да, курю. Мы в Лондоне с чуваками столько ее выкурили… Ты, может, думаешь, что ганджа — это плохо, потому что наркотик? Только люди, которые в этом не разбираются, могут говорить: «Наркотики — это плохо». Наркотики ведь есть разные. Есть тяжелые, как героин, например. Вот это — действительно опасно. А есть легкие — как ганджа. Водка, кстати, в тысячу раз опаснее ганджа, и никто ее не запрещает. В Англии, да и в Штатах тоже, давно уже борются за то, чтобы легализовать ганджа. Я не говорю про Голландию…
— А здесь ты можешь достать траву?
— За сколько?
— Двести баксов.
— Оно, конечно, неслабо, но все равно. Лучше, чем в армию… Нас вон пугают: военная кафедра — это все херня, все пойдете служить после пятого курса. Типа, офицеров в республике не хватает, военных училищ мало. На два года, как в армию.
Лариска берет бутылку, наливает полную рюмку, выпивает.
Слон улыбается.
— Вот это я понимаю, вот это — что надо. Учитесь, пацаны.
Лариска не смотрит на него, поворачивается к Дрону.
— Музыка какая-нибудь есть?
— У Вована — мафон. Забацай что-нибудь, а? Чтоб душа развернулась и назад свернулась…
— Поставь что-нибудь поэнергичнее, ладно? — просит Лариска.
Я включаю «Нирвану» — первую песню альбома, «Smells Like Teen Spirit».
Лариска встает, начинает танцевать между кроватей, двигает руками, подпрыгивает. Слон, не отрываясь, смотрит на нее. Дэмп и Дрон ехидно хихикают, кривятся.
Лариска расстегивает кофту, мелькает черный лифчик. Она останавливается, сдирает кофту, вертит ее над головой. Из-под джинсов торчат высоко натянутые колготки телесного цвета.
Песня заканчивается. Лариска садится, надевает кофту, застегивается. Слон придвигается, кладет руку ей на плечо, она стряхивает ее.
Дэмп говорит:
— Давайте еще вмажем.
Водки больше нет. Лариска курит, повернувшись к окну, сбрасывает пепел на пол. Дэмп дремлет. Слон двигает по столу пустую рюмку. Дрон щелкает зажигалкой.
Слон отставляет рюмку, расстегивает штаны и вынимает хуй — маленький и толстый. Лариска не смотрит в его сторону.
Дрон говорит:
— Слон, ты что, дурной? Ну-ка спрячь, а?
— А что такое?
— Ничего. Спрячь, я тебе сказал.
Слон медленно поправляет трусы, застегивает молнию.
***
В офисе — я, курьер Серега и два менеджера: Оксана, которая открыла мне в первый раз, и Люда. Оксане лет двадцать пять, симпатичная. Люда лет на пять старше, всегда чем-то недовольна.
Мы с Серегой — за одним столом. Я листаю брошюру про Прагу, Серега обрисовывает ручкой перекидной календарь Я поворачиваюсь к окну. Идет дождь.
Серега бросает ручку в стакан с карандашами.
— Пошли покурим.
— Я не курю.
— Ну, пошли просто за компанию.
Стоим на лестничной площадке.
Серега спрашивает:
— Сколько он тебе денег пообещал?
— Тридцать баксов за полдня — с девяти до часу.
— Это еще нормально. Здесь люди за полный день ненамного больше получают. Хотя, они, в общем, ничего и не делают — Ксюха с Людкой. Только на звонки отвечают и бабки принимают у клиентов. Все остальное босс делает сам, по своим каналам — автобус, гостиницу, экскурсии. Он, конечно, гондон, но связи неслабые — столько лет уже в этом тусуется.
— Зачем мы ему тогда вообще нужны?
— Одному все делать — западло. Хочет, чтобы все цивильно — фирма там… Ксюху с Людкой взял по знакомству, обе сидели без работы. Ксюха закончила БГУ, географию, учительницей не пошла — денег мало. А Людка десять лет была медсестрой на заводе, потом завод остановился, их всех — в отпуск за свой счет. — Сергей делает затяжку, стряхивает пепел в привязанную к перилам жестянку. — Понты у босса, конечно, не мелкие — поэтому и тебя взял. Сейчас ему переводчик вообще не нужен, с Чехией он работает на русском, с Грецией тоже, а больше мы никуда не отправляем.
— Ну а в перспективе?
Серега улыбается, делает затяжку.
— Ну, перспектива — это такое дело… Он тебе, наверно, поездки обещал, сопровождение групп?
— Ага.
Серега ухмыляется.
— Молодец он, все-таки, хитрожопый… Знает, как человека развести. Хотя ты ничего не теряешь. Посидишь здесь, заработаешь на пиво… Я сам — студент. В институте физкультуры. Знаешь, как надоела физуха — каждый день? А босс мне свободное посещение сделал — у него везде связи.
— А каким ты спортом занимаешься?
— Раньше занимался. Шахматами. Кандидат в мастера, между прочим, только давно забил на это дело. Ладно, пошли работать, а то босс разбухтится…
Он тушит сигарету, бросает бычок в жестянку.
Смотрю на часы. Половина первого. Еще целых полчаса. Шеф дал мне работу — просчитать образовательный тур в Англию. Тура такого никогда не будет, просто надо загрузить всех работой. Серегу он послал поменять двадцать долларов.
— Не верю я ни в какой «Гербалайф», — говорит Людка. — Ерунда это, обман.
— Ты можешь не верить, а подруга моей знакомой похудела на тринадцать килограммов…
— Ты сама ее видела? Я имею в виду — до и после.
— Видела только после.
— Это еще ничего не значит.
Хлопает дверь кухни, заходит Кулаков. Пиджак расстегнут, руки в карманах.
— Вам так необходимо обсуждать свои личные дела в рабочее время? Лучше бы про то говорили, как найти побольше клиентов. Если и дальше будет одна Прага в месяц, то с этого мы не проживем, понятно? Всем придется искать работу. Думайте, как привлекать клиентов…
— А что мы еще можем сделать? — говорит Ксюха. — Реклама выходит…
— Ну и где они, ваши клиенты, если реклама выходит? Сколько есть человек на двадцать восьмое?
— Сейчас посмотрю. Семь.
— Семь? Всего лишь? Вы что, хотите, чтобы поездка сорвалась?
— Что нам, на улицу выйти? За руку каждого хватать — поехали в Прагу?
— Это ваши трудности, — шеф смотрит на мой листок. — Ну что, сколько получается себестоимость?
— Триста сорок на две недели.
— Это плохо, дорого. Никто не поедет. Ладно, вот тебе новое задание. Возьми телефонный справочник, перепиши оттуда адреса коммерческих фирм, но не всех, а тех, что посолидней — несколько телефонов там… Выпиши все факсы, и будем рассылать рекламные письма, предлагать нашу Прагу. Так называемый «дирэкт мэйл» — прямая рассылка.
***
Выставка «Турбизнес-93» на ВДНХ. Я, Людка и Серега сидим на табуретах за стендом. Стенд узкий, метра полтора — мы еле умещаемся. На стенде — листки с рекламой тура в Прагу. Сзади, за занавеской, в «комнате для переговоров», у шефа встреча с двумя чехами.
Он спрашивает:
— Что может заинтересовать чешских туристов в Белоруссии?
— Ничего. — Чех хорошо говорит по-русски, почти без акцента. — Я не знаю чеха, который хотел бы поехать в Россию, тем более — Белоруссия. Давайте лучше по нашим предложениям. Мы предложим самые лучшие цены по Праге, дешевле цен никто не даст.
— Это понятно, я взял ваши прайсы, но мне надо посоветоваться с компаньоном — я один такие решения не принимаю.
У стендов тусуются пенсионеры, студенты и люди из турфирм. Многие берут рекламные проспекты, суют в сумки.
Толстая тетка в пальто читает нашу листовку, бубнит под нос:
— Дороговато, дороговато… Мы все-таки госслужащие.
Серега шепчет:
— Знаю я таких — сидят на взятках и еще ноют…
Тетка складывает листок вчетверо, кладет в карман.
Появляется толпа пацанов лет по шестнадцать.
Серега говорит:
— Эти — из сто второго училища, здесь рядом. Знают, что сегодня последний день, будет презентация.
— Что значит — презентация?
— Будут наливать на халяву.
— Серьезно?
— Да, примерно в три часа.
Рядом с шефом — лысый мужик в расстегнутой дубленке и синем спортивном костюме.
— Володя, Сергей — для вас важное задание. Надо проводить партнера с Украины в гостиницу «Беларусь». Он на машине, но водитель не знает, как проехать. Решайте, кто из вас поедет. Или вдвоем?
— Вдвоем, — говорит Серега.
Он шепчет мне на ухо:
— Как раз успеем до презентации.
Подходим к забрызганной грязью белой «волге». Мужик садится рядом с водителем, мы — на заднее сиденье. Серега говорит:
— Сейчас прямо, до поворота.
Машина трогается. Серега спрашивает лысого:
— А что это вы на «волге» ездите?
— А на чем надо?
— Ну, на «мерседесе» каком-нибудь, в крайнем случае — на «БМВ».
— На «мерседесе» скоро любой колхозник будет ездить. А «волга» — это всегда «волга», видно, что не кто попало едет, а солидный человек.
Две девушки в коротких юбках разливают вино из бутылок в пластиковые стаканы. Пацаны из училища залпом проглатывают вино и встают в очередь за новой порцией. Ожидая, они рассматривают ноги девушек.
Мы с Серегой стоим со стаканами в стороне.
Я спрашиваю:
— На фига нашей конторе эта выставка? Нам это что-то дает?
— Сказать тебе честно? Ничего. Триста баксов на ветер, зато боссу радость: отметился, показал знакомым, что фирма еще не развалилась.
— Какого числа обычно зарплата?
— Официально — в первый день месяца, вчера должны были дать за ноябрь. Но босс всегда задерживает. Сейчас как будто из-за выставки, в следующем придумает новую отмазку. Ты с какого числа работаешь?
— Со второго.
— Уже целый месяц… Ну и как, не думаешь пока свалить?
— Да некуда, в общем. Хотя я и заколебался факсы отправлять — это любой может сделать, здесь язык не нужен, ничего не нужно. Обезьяну посади — и она будет отправлять.
— Я же тебе говорил — он тебя взял ради своих понтов…
— А чего он тогда все время базарит — «расширение бизнеса», «новые проекты»…
— Лажа это, ничего не будет. Чтобы сделать нормальный проект, нужны партнеры. А этот его партнер — мудак, друг институтский. Два года назад открыл фирму — торгуют автозапчастями, причем торгуют по мелочи, потому что идиоты. Сейчас на этом, знаешь, как можно раскрутиться? А они сидят, копейки зарабатывают. У него была пара тысяч баксов свободных — он сунулся к боссу, давай буду «инвестором». Надо ж понтануться…
***
Людка говорит:
— Володя, шеф зовет — получи зарплату.
Она держит пачку тысячных купюр. Я отодвигаю стул, встаю.
Шеф сидит за столом с чашкой кофе, в пепельнице — сигарета. Окно приоткрыто, в него затягивает холод. Он рассматривает меня, наморщив лоб.
— Ну что, Володя, первая зарплата? Понимаю, какая радость у тебя внутри по этому поводу, и полностью ее разделяю. Хотя должен сказать, что свою зарплату ты пока не отрабатываешь. Это, так сказать, аванс, и я, хоть и не хочу омрачать твою радость, но все же об этом напоминаю.
— Ну, это ведь не только от меня зависит… Проекты, про которые вы говорили, пока не работают…
— А вот в этом ты не прав, Володя. Я сейчас скажу тебе одну важную вещь: всегда надо начинать с себя. Не надо смотреть на других, кто как работает, у кого как получается — и так далее. В первую очередь — на себя. Это я тебе по-хорошему говорю, не в обиду — как старший товарищ, можно сказать.
Он вынимает из кармана пачку «зубров», отсчитывает, пододвигает ко мне открытую общую тетрадь.
— Распишись вот здесь.
Я расписываюсь на засаленной странице, против своей фамилии.
— Спасибо.
— Пожалуйста. И помни, что я тебе сказал.
Дверь в обменник — рядом с магазином «Кристалл».
Над окошком надпись от руки — «долларов нет». Выхожу на улицу. У входа тусуются три быка в пуховиках и высоких кроссовках «Reebok».
Один спрашивает:
— Что, купить хочешь?
— Да.
— Сколько?
— Двадцать.
— По четыре сто.
— Хорошо.
Он достает калькулятор, считает.
— Это будет восемьдесят две штуки.
Я вытаскиваю пачку, отсчитываю восемьдесят две купюры, протягиваю быку.
— Не-е. Ты давай сам считай, а то скажешь потом, что я наебал. Во — могу показать баксы.
Он достает из кармана потертую двадцатку, мнет пальцами. Я по второму разу пересчитываю деньги. Пальцы мерзнут, не слушаются. Бык зачем-то загибает края у двадцатки.
— Мент! — орет он и прячет купюру.
Я резко прячу деньги в карман, оглядываюсь по сторонам. Мента нигде не видно.
— Все, прошел. Считай дальше.
Я не помню, сколько сосчитал, начинаю с начала. Бык мнет пальцами купюру с загнутыми краями. На ней вместо худого вихрастого дядьки — Вашингтон с горбатым носом, в приглаженном парике — бык подменил двадцатку однодолларовой купюрой.
— Не, я не буду брать. Передумал.
Я засовываю деньги в карман.
— На хуя так делать? За такое можно и по еблищу. Ну-ка быстро отсюда, а то ходишь, как сраный Джоник…
***
Новый год. Спускаемся с Андрюхой на одиннадцатый этаж.
Он говорит:
— Тусовка эта… своеобразная. Все деловые, крутятся. Но выделываться не будут, это — нет. Нормальные, по-моему, чуваки — побухать с ними можно. Хотя Сим вот не захотел, поехал домой.
Сидим за столом. Чуваки — в пиджаках и галстуках. Девушки — накрашенные, с золотыми серьгами, кроме Иры-хиппанки: она в джинсовой рубашке, с тремя нитками бус. На столе — салат «оливье», бутерброды со шпротами, вареная картошка, сервелат, водка и шампанское. В углу работает без звука телевизор «Электрон» — идет новогоднее шоу на белорусском канале.
Кучерявый чувак в красном пиджаке, с бабочкой, сдирает ногтем фольгу с бутылки шампанского, раскручивает проволоку. Пробка выстреливает в потолок, все подставляют рюмки. С мокрой руки кучерявого стекают капли шампанского. Чувак в костюме-тройке открывает вторую бутылку.
Кучерявый говорит:
— Ну, давайте выпьем за старый год…
Я выпиваю, беру бутерброд. В центре куска батона, намазанного маслом, лежат две крохотные шпротины.
Андрюха говорит Ире:
— Я не думал, что ты тоже здесь будешь. А кто тебя позвал?
— Миша, — она кивает на кучерявого. — Мы с ним в одной группе. Ты не знал?
— Не-а. Кучерявый встает.
— Понимаю, что вы еще перевариваете предыдущий тост, но уже подошло время для следующего, и он у меня созрел. Пора наполнить бокалы. Парням рекомендую — водочкой, а для девушек осталась еще эта кисленькая вода под названием «Шампанское».
Андрюха берет бутылку шампанского, тянется к рюмке Иры. Она накрывает рюмку рукой.
— У меня еще есть.
— Ну, свобода воли — тоже правильно.
Кучерявый продолжает:
— Я знаю, что некоторые из здесь присутствующих занимаются бизнесом. Ну, значит, за то, чтобы у нас все было, а нам за это ничего не было!
Кто-то кричит:
— Ура!
Андрюха льет мне и себе водки, мы выпиваем. Я цепляю алюминиевой вилкой кусок сервелата, жую.
Андрюха спрашивает у Иры:
— Как тебе здесь вообще, нравится?
Она не отвечает. Андрюха берет бутылку водки, поворачивается ко мне.
— Будешь?
— Пока нет.
Без пятнадцати час. В коридоре на всю громкость орет магнитофон. «Two Unlimited», песня «No Limit». В комнате — только я, Андрюха и Ира. Андрюха спит, сидя на кровати, голова откинута к стене. Рот приоткрыт, в уголках — пузырьки слюны. Ира плетет браслет из тонких кожаных ремешков.
Открывается дверь, заглядывают кучерявый и девушка в голубом платье. У нее размазана помада, под колготками телесного цвета, почти на колене — вымазанная кровью прокладка.
— О-хо! — говорит кучерявый. — А ты сказала — здесь никого нет.
Девушка цепляется за стол, падает. Чувак поднимает ее, вытаскивает из комнаты.
Ира кладет браслет в сумочку на шее, говорит:
— Давай выпьем.
Я наливаю ей и себе по полрюмки водки, беру бутылку лимонада.
— Мне не разбавляй. Хочу почувствовать вкус водки.
Выпиваем не чокаясь.
Ира говорит:
— Может, пойдем отсюда?
— А Андрюха?
— А что Андрюха? Пусть спит.
Выходим в коридор. Толпа из «11-03» и народ из других комнат прыгает под «No Limit» в бывшей «ленинской комнате». Несколько человек стоят у стен или сидят на корточках.
Ира говорит:
— Давай спустимся на десятый, мне надо зайти в свою комнату.
— Хорошо.
На десятом — тише, музыка и топот слышны только с других этажей. Комната «10-01» — напротив кухни.
Ира говорит:
— Я сейчас.
Она отмыкает комнату, заходит.
На кухне — никого. Две замызганные плиты, много раз перекрашенные столы. На бетонном полу — раздавленные зеленые горошины и пятно майонеза.
Ира выходит из комнаты.
— Пошли на балкон, я покурю.
У нее в руке — пачка сигарет «Cabinet» и зажигалка.
— Наверно, сегодня можно и здесь курить, никто не возбухнет…
— Нет, хочу на балконе.
На полу балкона — два сгоревших бенгальских огня и куча бычков. Я говорю:
— Смотри, сколько окон светится, — все празднуют.
Ира прикуривает, выпускает дым.
— Ты читал Кастанеду?
Я трясу головой.
— Правильно, и не читай.
На балкон под нами выходят чувак и девушка. Она выхватывает у него бутылку вина, пьет. Он забирает бутылку, допивает, кидает вниз. Бутылка со звоном разбивается об асфальт. Парень и девушка хохочут, убегают с балкона.
Ира спрашивает:
— У тебя какое любимое животное?
— Как — какое?
— Просто — любимое животное: лев, гепард, рысь, слон…
— Никакого, наверно. А у тебя?
— У меня — жираф.
— Почему?
Она вынимает изо рта сигарету. Я целую ее. Губы пахнут табаком и шпротами.
Я спрашиваю:
— Ты любишь Новый год?
— Нет.
Она выкидывает сигарету, мы целуемся.
Ира говорит:
— Знаешь, в чем главный прикол? Я захлопнула дверь, а ключ остался в комнате. — Она начинает хохотать.
Сидим на корточках в коридоре, под дверью «10-01». Где-то играет «Дюна» — «Привет с большого бодуна». Стучат по полу ноги танцующих.
Я говорю:
— Что, может, пойдем назад, к этим?
— Не-а. Меня ломает.
— Так и будем здесь сидеть?
— Не хочешь — можешь уходить.
Ира достает из пачки сигарету.
— Дай и мне.
— Разве ты куришь?
— Бывает.
Ира подносит мне пачку, я беру сигарету. Она щелкает зажигалкой, прикуривает мне и себе. Я затягиваюсь, выпускаю дым. Ноги затекли, я встаю.
Захожу в свою комнату. Дэмпа и Дрона нет. В окне — серый утренний город. На горизонте дымят трубы. По рельсам катится трамвай, на боку — реклама фирмы «Дайнова».
***
На фонетике — два человека из двух групп: я и Элла из двести пятой. Она красивая, всегда классно одевается, пахнет дорогими духами.
Анна Борисовна закрывает общую тетрадь.
— Помню времена, когда первое января было рабочим днем — ну и учебным, соответственно. И то приходило больше студентов, чем сегодня, хоть уже и второе. — Она поднимает глаза, смотрит на нас, морщит лоб. — Ну, мне-то, по большому счету, все равно: последний год работаю. Давно могла бы пойти на пенсию, да все просят остаться.
Элла спрашивает:
— А вам не скучно будет на пенсии?
— Как это — скучно? У меня — ученики, репетиторство. Хорошие такие дети, знают, что им надо — поступить в институты. Никакой нервотрепки, ну и деньги тоже, соответственно… Надо же детям, внукам помочь. А с вами что будем делать — занятие проводить или по домам?
— По домам, — тихо говорит Элла.
— Ну, как знаете.
Выходим из аудитории.
Элла спрашивает:
— Как Новый год встретил?
— Нормально, в общаге. А ты?
— Я в Москве была, у своего друга. Cool! Сначала выпили бутылку шампанского из горла, прямо на Красной площади, потом всю ночь катались по Москве на его машине… Заедем в супермаркет, купим поесть и выпить — и дальше. Я вообще люблю Москву, Москва — это cool! Лондон, конечно, еще лучше, но и Москва — классно.
— Ты была в Лондоне?
— Да.
— А в Москву часто ездишь?
— Раз в месяц — как минимум. Я ее уже, наверно, лучше знаю, чем Минск. Ну пока.
— Пока.
***
Пишу темы к экзамену по английскому. Дэмп ходит по комнате.
— Прикинь — Клинтону пожать руку! Нехило, да?
— Ага.
— Народу было — как людей. Не протолкнуться. Но я все равно пролез, всех плечами растусовал — к самой охране. И руку сунул. А он такой довольный, улыбается, типа, «I'm glad to be here», и все такое.
— А что он еще говорил?
— Типа, там можно было услышать. Толпа, все галдят, охрана орет — не напирайте. Но мужик он нормальный, я тебе скажу, правильный. Не то что наш Шушкевич — лысый хер. Этот, говорили, из Китая целый самолет мебели притарабанил для своей квартиры.
Заходит Дрон.
— Ну что, как Клинтон?
— Нормально, я уже Вовану рассказал. Пожал руку, все как надо, — нормальный мужик.
— И что ты ему сказал?
— Ничего не сказал. Я ж говорю — пожал руку, и все.
— Ну и дурак. Надо было политическое убежище просить или еще что-нибудь. Такой шанс был, а ты его просрал.
— Ладно, не базарь. Чего ты тогда сам не пошел?
— Как я мог пойти? У меня еще по немецкому допуска нет.
— Что сегодня будем делать?
— Как «что»? Учиться.
— Иди ты со своей учебой…
— А ты что предлагаешь? У тебя что, бабки на бухло есть?
— Не-а.
— А у тебя, Вован?
— Нету.
***
Антон зажигает газ, ставит чайник.
— Значит, ты только на выходные, не на все каникулы?
— Ну да. Работа…
— Сколько тебе платят?
— Тридцать баксов за полставки.
— Ну, это еще нормально. Можешь мне одолжить?
— Сколько?
— Баксов сто пятьдесят — двести.
— Ты что, откуда у меня столько? И зачем тебе?
— Светка — моя подруга, ты ее видел летом — едет работать. В Чехию, на полгода. Ей на дорогу, туда-сюда…
— А кем она там будет?
— Толком не знаю. Она сама еще не знает. Может, официанткой. Или сельхозработы… Фирма набирает людей.
— А-а-а… А сам ты работаешь где-нибудь?
— Не-а, — Антон машет рукой. — В пизду. Хотел в одну контору устроиться — работы много, зарплата малая…
— А учеба?
— Две двойки, пересдавать надо… Я на вечер встречи ходил в школу, прикинь?
— Наших много было?
— Не-а. Маркевич, Журавенко, несколько баб и я. Все набухались в жопу. Я — с пацанами, которые на год позже нас учились. Стою, тошню в туалете на втором — заходит какой-то хер. Типа, что за безобразие, хуе-мое. Я ему — по ебалу, потом еще, еще… Смотрю — это Болотников, директор школы…
— И что, узнал тебя?
— Хуй его знает. Думаешь, он трезвый был? Они сами бухают — не надо баловаться…
Антон встает, выключает газ, льет кипяток в заварник.
— Маркевич, знаешь, что говорил? Вэка посадили. Помнишь Вэка? Такая рожа похабная, всегда на всех залупался…
— За что его?
— Вроде, челюсть кому-то сломал. Еще говорил — Михевич поднялся здорово: киоск свой в центре, около Минского базара. Машину взял — «бээмвуху» восемьдесят второго года. Такие вот дела.
***
Первый день после каникул. Пара в четыреста восьмой. Голубовича нет. Я — один на последней парте.
Дверь открывается, заглядывает чувак в трехцветном, желто-зелено-красном берете.
— Добрый всем день. Позвольте узнать — это двести вторая группа?
Трофименкова кивает.
— Благодарю. Значит, я буду с вами учиться. Меня зовут Влад. Спасибо за внимание.
Чувак доходит до моего стола.
— Свободно?
— Да.
— Тебя как зовут?
— Вова.
— А меня Влад — ты слышал, наверно.
Я протягиваю ему ладонь, он жмет ее обеими руками, бросает рюкзак на пол, садится.
— Я только второй день здесь. Год был в Лондоне.
— Что ты там делал?
— Как «что»? Учился. В школе.
— А как попал?
— Очень просто — друзья пригласили. Сначала письма писали, — я им, они мне, потом решили, что надо повидаться, и они мне прислали приглашение. Я поехал, и мы так классно пообщались, что решили, — я поживу у них…
— А почему ты не остался насовсем?
— Не захотел. Соскучился по своим друзьям здесь. И надоело как-то…
Звенит звонок. Заходит преподаватель — маленького роста мужик в кожаной куртке. Очки с затемненными стеклами, прилизанные волосы с сединой.
— Добры день. Мяне завуть Сяржук Иванавич Буслович. Я буду выкладать у вас нямецкую мову. Пачнем са знаемства. Кали ласка, падымайтеся па чарзе и распавядайте трохи пра сябе.
— А что рассказывать? — спрашивает Трофименкова.
— Усё, что личыте рэлевантным.
Стоим с Владом у киоска, пьем пиво. Влад говорит:
— Мы там постоянно на растаманские тусовки ходили, на концерты. Музыка такая — регги, знаешь?
Влад снимает свой разноцветный берет. У него большая голова и светлые, редкие надо лбом, волосы.
— Знаю. Был на концерте — группа «Ночь». И еще слышал «Комитет охраны тепла»…
— Я «Комитет» не очень люблю. Они злые такие, социальные… А настоящий регги… Он — добрый, светлый… А Боба Марли слышал?
— Нет.
— Я тебе принесу. А что ты вообще слушаешь?
— Разное.
— Классно. Я тоже разное. Например, группу «The Residents». Знаешь их?
— Не-а.
— Такие американские чуваки веселые… А раста — религия очень светлая, солнечная. И музыка регги тоже, соответственно…
— То есть, когда плохо, надо притворяться, что хорошо?
— Нет, не надо. Просто если правильно все делать и правильно жить, то всегда будет хорошо, даже когда плохо. В этом и смысл раста. Но я тебя, наверно, загрузил.
— Да нет, наоборот — интересно. А в кого верят растаманы?
— В бога Джа. Он черный, кстати. Бог растаманов — черный. Это — единственный черный бог. И еще они курят ганджа — это то, что обычно называют марихуаной, травой, шмалью, анашой, а у растаманов — это ганджа.
— И ты куришь?
Влад делает глоток пива, встряхивает головой.
— Да, курю. Мы в Лондоне с чуваками столько ее выкурили… Ты, может, думаешь, что ганджа — это плохо, потому что наркотик? Только люди, которые в этом не разбираются, могут говорить: «Наркотики — это плохо». Наркотики ведь есть разные. Есть тяжелые, как героин, например. Вот это — действительно опасно. А есть легкие — как ганджа. Водка, кстати, в тысячу раз опаснее ганджа, и никто ее не запрещает. В Англии, да и в Штатах тоже, давно уже борются за то, чтобы легализовать ганджа. Я не говорю про Голландию…
— А здесь ты можешь достать траву?