Страница:
По инициативе заместителя командира дивизиона по политической части капитана С. М. Трощина здесь ежедневно выпускался в нескольких экземплярах информационный бюллетень, распространявшийся во всех батареях. В нем публиковались сводки Совинформбюро, сообщения о боях в Бреслау, успехах соединения, армии и фронта, рассказывалось о героях боев. В каждой батарее имелась карта-схема с нанесенной на ней обстановкой, регулярно проводились обзоры боевых событий, политические информации.
Я с удовлетворением убедился в том, что политработой здесь охвачены все звенья, а парторги рот, батарей и равных им подразделений на деле стали наставниками и воспитателями солдат.
Когда мы прибыли в 1248-й армейский артиллерийский Запорожский истребительно-противотанковый полк, то прежде всего увидели бравого старшего сержанта с забинтованной рукой на перевязи. Он о чем-то рассказывал окружавшим его солдатам. Подав команду "Смирно", старший сержант представился:
- Парторг батареи и командир расчета Зарин.
И тут же доложил, что объяснял артиллеристам устройство трофейного немецкого фаустпатрона.
Раненный в уличном бою за Бреслау, старший сержант Н. К. Зарин отказался идти в госпиталь. Оставшись в строю, он продолжал вести политическую работу, сплачивая батарею с помощью партийного актива. Парторг постоянно был вместе с артиллеристами, делил с ними все тяготы фронтовой жизни.
В то время, когда я находился в Бреслау, погода отличалась неустойчивостью. Неожиданно наступила оттепель, пошел дождь со снегом, а ночью опять ударил морозец. Мокрые солдатские шинели, бушлаты и маскхалаты заледенели, одежда шуршала и хрустела при каждом движении бойцов. Возникла даже опасность обморожения людей. Пришлось использовать все средства обогрева.
Кое-где в укрытиях и подвалах развели костры. Вместе с членом Военного совета 6-й армии генералом В. Я. Клоковым мы подошли к небольшой группе артиллеристов, сушивших у костра промокшее обмундирование. Некоторые из них протягивали к огню покрасневшие от холода руки и отдыхали, используя выдавшиеся свободные минуты. И снова среди них мы увидели знакомого нам старшего сержанта Н. К. Зарина, рассказывавшего артиллеристам разные истории. Временами вспыхивал смех, настроение у солдат было приподнятое. Что ж, поднять у людей дух бодрости - тоже своего рода политработа. Она помогала бойцам легче переносить суровые тяготы войны.
В армейской среде всегда пользовались популярностью баянисты, запевалы, рассказчики и просто веселые люди. Они и сами не унывали в трудные минуты, и товарищей поддерживали. Политработники заботились о том, чтобы способности таких людей применялись с наибольшей пользой для общего дела.
На одной из улиц Бреслау сквозь автоматную трескотню и кваканье шестиствольных минометов мы услышали музыку и вскоре увидели стоявшую прямо на улице фисгармонию. Наши солдаты вынесли ее из обгоревшего здания. Рядом находился танк лейтенанта Б. И. Дегтярева. Экипаж ожидал получения боевой задачи.
Воспользовавшись наступившей паузой, башенный стрелок Б. В. Калякин сел за фисгармонию и под музыку стал тихонько напевать песню "Три танкиста":
И добили - песня в том порука
Всех врагов в атаке огневой
Три танкиста - три веселых друга
Экипаж машины боевой!
- Не совсем точная песня, - произнес механик-водитель А. И. Козейкин. В ней поется про трех танкистов, а в нашем экипаже четыре.
- Это дело поправимое, - весело отозвался Б. В. Калякин. Фисгармония - инструмент напевный, играет в замедленном ритме. Под эту мелодию можно любые слова подобрать...
Башенный стрелок Калякин снова нажал на клавиши и, покачивая педалями, шутливо пропел:
Четыре танкиста - четыре веселых друга
Экипаж машины боевой!
Но вот заговорила артиллерия. Огневой налет предшествовал наступлению нашего штурмового отряда. Получил боевую задачу и экипаж лейтенанта Дегтярева. Четыре танкиста, четыре веселых друга, быстро заняли свои места в танке и приготовились к атаке вражеских укреплений.
Воспитанию наступательного порыва, подъему боевого духа войск во многом способствовали обращения командиров частей и соединений к личному составу. Чаще всего они носили конкретный характер, посвящались выполнению отдельных оперативных или тактических задач. В одном из таких обращений командир полка писал: "Дорогой товарищ! Через 20 минут атака. От успеха сегодняшнего боя зависит быстрейшее окончание войны. Ты не только на штурм Бреслау идешь. Ты идешь в бой за Советскую Родину и освобождение народов Европы от фашизма. Помни о муках и горе народа, помни о погибших! Вперед!"{108}
Помогая командирам вооружать воинов передовым опытом, наращивая наступательный порыв войск, политорганы занимались также пропагандой среди солдат окруженных в Бреслау и Глогау вражеских гарнизонов и местного населения. В листовках на немецком языке мы сообщали, что войска Красной Армии находятся более чем в 250 километрах северо-западнее Бреслау и Глогау, что дни гитлеровского кровавого режима сочтены.
Работа по разложению войск противника проводилась не только средствами печатной пропаганды, но и с помощью радио, мощных громкоговорящих установок, рупоров и других технических средств. Использовались различные формы и методы пропаганды и контрпропаганды.
Фашистское командование было обеспокоено этим и жестоко карало немецких солдат, которые читали наши листовки. В одном из захваченных нами документов командирам гитлеровских частей и боевых групп предлагалось предупредить личный состав, что в войсках появляются "офицеры или солдаты в офицерской форме, которые находились в русском плену, были обработаны русскими, деморализованы и настроены враждебно по отношению к немцам. Эти солдаты ведут разлагающие разговоры и деморализуют личный состав. Необходимо таковых немедленно задерживать и передавать в распоряжение командиров"{109}.
Незримая гестаповская паутина опутывала все звенья армии, все институты государства. Принимались драконовские меры по укреплению нацистского духа, производились публичные казни. Как нам стало известно, гауляйтер Бреслау Ханке и гестапо с необычайной подозрительностью следили за каждым шагом командующего гарнизоном крепости генерала Никгофа и офицеров его штаба. В свою очередь генерал Никгоф с подручными настороженно следил за гауляйтером и другими нацистскими бонзами, готовый арестовать или же пулями изрешетить Ханке, если тот вздумает удрать на самолете из котла. Впрочем, в Берлине каждого из них ждала смертная казнь за побег из крепости Бреслау.
Военнопленный, обер-лейтенант полиции, показывал, что примерно такая же обстановка царила в окруженном советскими войсками Глогау. До всего личного состава был доведен приказ Гитлера о репрессиях по отношению к семьям перебежчиков и солдат, попавших в плен, не будучи раненными.
Немецких военнослужащих и фольксштурмовцев, пытавшихся перейти к русским или же высказавших пораженческие мысли, привлекали к суду военного трибунала и беспощадно расстреливали. Сообщения об этом регулярно помещались в "вестнике крепости Глогау", пронизанном антисоветской, антикоммунистической пропагандой{110}.
Еженедельно проводились собрания жителей города, на которых крайсляйтер Брюкнер, потрясая автоматом, истерически призывал население выйти из подвалов, укреплять оборону, браться за оружие и вместе с солдатами вермахта сражаться с большевиками.
Основу обороны Глогау составляли древняя крепость и господствующий над местностью замок. Так же как и в Бреслау, здесь каждый каменный дом, каждое производственное помещение были приспособлены к длительному сопротивлению. Подступы к неприятельским позициям прикрывало множество минных полей. Гарнизон крепости насчитывал 18 тысяч немецких солдат и офицеров.
В предвидении Берлинской операции командующий 1-м Украинским фронтом поставил перед командармами В. А. Глуздовским и В. Н. Гордовым задачу быстрее разделаться с крепостями и высвободить вверенные им армии для завершающих операций Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне.
3-я гвардейская армия (командующий генерал В. Н. Гордов, члены Военного совета генералы И. С. Колесниченко и А. Г. Лопатенко, начальник штаба генерал С. И. Любарский) успешно решила эту задачу. Неприятельская крепость была блокирована лишь частью сил. Основная масса войск находилась на рубеже реки Нейсе.
Учитывая это обстоятельство, командующий 3-й гвардейской армией и штаб скрытно перегруппировали имеющиеся в наличии войска, создав на направлении главного удара необходимый перевес в силах и средствах. Командующий фронтом подкрепил армию артиллерией большой мощности и авиацией.
В дни боев за Глогау не только бомбардировщики и штурмовики, но и наши истребители наносили удары с пикирования по точечным целям, беспощадно сокрушая крепостные сооружения и инженерные заграждения, подавляя огневые средства врага. 3-ю гвардейскую армию хорошо поддерживали 2-й гвардейский штурмовой авиакорпус генерал-майора авиации С. В. Слюсарева и 2-й истребительный авиакорпус генерал-майора авиации В. М. Забалуева. Успешно поражали точечные цели экипажи 322-й истребительной авиадивизии полковника А. Ф. Семенова, 6-й гвардейской штурмовой авиадивизии генерал-майора авиации А. Ф. Курочкина, 11-й гвардейской штурмовой авиадивизии гвардии полковника А. П. Осадчего, а также другие части.
Политотдел 3-й гвардейской армии, возглавляемый генералом Г. А. Бойко, и политорганы соединений за короткий срок укрепили партийные организации штурмовых батальонов и рот, подобрали и проинструктировали парторгов и комсоргов штурмовых групп.
Перед решительным наступлением в частях проходили митинги. У развернутого боевого Знамени воины давали клятву разгромить ненавистного врага и овладеть крепостью.
Используя мощную артиллерийскую и авиационную поддержку, на штурм Глогау двинулись части 21-го стрелкового корпуса генерал-майора А. А. Яманова. На главном направлении наступали 389-я стрелковая дивизия генерал-майора Л. А. Колобова и другие части.
К вечеру 1 апреля 1945 года войска 3-й гвардейской армии завершили ликвидацию окруженного гарнизона и овладели городом и крепостью Глогау. Войска взяли в плен более 8 тысяч немецких солдат и офицеров, захватили большое количество вооружения и другого военного имущества.
Итак, крепость была сокрушена. Но в более крупном городе - Бреслау, где гарнизон насчитывал около 40 тысяч солдат и офицеров, а укрепления были еще мощнее, ожесточенные бои продолжались. Там мы потеряли немало наших замечательных солдат, сержантов, офицеров и генералов. Еще в начале боев за город, 11 февраля 1945 года, погиб при бомбометании с пикирования ведущий группы генерал-майор авиации И. С. Полбин.
Это была тяжелая утрата. Летчики поклялись отомстить за любимого командира, беспощадно уничтожать фашистов. Героя Советского Союза генерала И. С. Полбина Родина посмертно наградила второй медалью "Золотая Звезда".
Бои за Бреслау приняли затяжной характер. В свое время войска фронта, возглавляемые Маршалом Советского Союза И. С. Коневым, участвовали в окружении десяти вражеских дивизий и одной бригады под Корсунь-Шевченковским. На ликвидацию этой крупной группировки ушло 20 дней. Тернопольский котел был разгромлен за 35 дней, бродскую группировку мы ликвидировали за 4 дня. Почему же наши войска, имевшие опыт борьбы с вражескими котлами и крепостями, так долго вели бои за Бреслау? Чтобы ответить на этот вопрос, следует вернуться к тем февральским дням 1945 года, когда завершилось окружение Бреслау,
У командующего фронтом И. С. Конева тогда возникло два варианта решения данной проблемы. Они обсуждались на Военном совете. Помню, Иван Степанович рассуждал так: если навалиться всей мощью фронта на Бреслау, мы довольно быстро ликвидируем окруженную группировку врага, но тогда темп продвижения наших войск на запад замедлится, а следовательно, мы не решим главную задачу. Возможен и другой вариант. Для боевых действий в Бреслау оставить лишь 6-ю армию генерала В. А. Глуздовского, имеющую небольшую численность, но способную вести осаду. В сложившейся боевой обстановке нам больше выгод сулил второй вариант.
Вот почему командующий фронтом принял совершенно правильное решение: сосредоточить основные усилия на том, чтобы быстрее разгромить противника западнее Бреслау, выйти на реку Нейсе и как можно ближе придвинуться к Берлину. Это, как известно, нам вполне удалось.
Но в районе Бреслау, ввиду малочисленности наших войск, ликвидация окруженной группировки затянулась, а противник, увидев, что наши удары недостаточно сильны, продолжал упорно сопротивляться. Трудно было упрекать и командование 6-й армии.
Напрашивается другой вопрос: помогла ли гитлеровцам их авантюра с городами-крепостями, удалось ли немецко-фашистскому командованию с помощью 40-тысячного гарнизона Бреслау отвлечь наши крупные силы от Берлина и помешать нам выполнить другие важные оперативные задачи? Нет, ни в коей мере. Хотя определенные помехи и неудобства мы испытывали, они все-таки не имели решающего значения. Затяжные бои в Бреслау, которыми в [45в] основном занималась 6-я армия, не помешали войскам 1-го Украинского фронта осуществить Верхне-Силезскую наступательную операцию, окружить и быстро ликвидировать крупную группировку врага юго-западнее Оппельна, взять Штейнау, Ратибор и Рыбник, разгромить крепость Глогау с многотысячным гарнизоном и, наконец, создать внушительные ударные группировки для наступления на берлинском и дрезденском направлениях.
Осада Бреслау тоже не была пассивной. Артиллерия и авиация наносили удары по врагу. Непрерывно действовали и штурмовые группы. Такая активность достигалась за счет резервных штурмовых групп и вторых эшелонов. Это сильно изматывало и изнуряло противника, понижало его боеспособность.
Мне неоднократно довелось бывать в Бреслау, и я убедился, что воевавшие там командиры и политработники научились строить свою работу с учетом быстро изменяющейся обстановки. Перед тем как осадные действия должны были смениться решительным штурмом, политорганы оперативно провели комплекс мероприятий, в том числе и митинги, давшие воинам хороший политический заряд.
Решительные наступательные действия наземных войск были подкреплены массированными ударами авиации. Желая избежать кровопролития, советское командование предъявило ультиматум. Мы предполагали, что гитлеровские генералы попытаются скрыть от солдатской массы документ, содержавший в своей основе гуманные предложения. Советское командование гарантировало жизнь и безопасность всем прекратившим сопротивление немецким солдатам, офицерам и генералам.
Как позднее мы узнали, генерал-фельдмаршал Шернер, возглавлявший группу немецко-фашистских армий "Центр", по радио категорически запретил командующему обороной Бреслау генералу Никгофу принимать ультиматум и вступать с нами в какие-либо переговоры.
Нацистский генерал-фельдмаршал Шернер, замысливший облегчить участь своей группировки, приказал гарнизону крепости Бреслау прорываться на юг, на соединение с его войсками. Он даже обещал нанести встречный удар силами 17-й немецкой армии. Гитлеровцы предприняли несколько разведывательных попыток, но безуспешно.
Верил ли Шернер в успех прорыва? На этот вопрос трудно ответить. Вначале 40-тысячный гарнизон Бреслау обрек на смерть Адольф Гитлер. Потом его мерзкое дело продолжил Шернер. И он предпочел бросить в мясорубку тысячи немецких солдат, лишь бы не допустить их сдачи в плен.
Политработники, занимавшиеся пропагандой на войска противника, через мощные громкоговорящие установки передавали содержание нашего ультиматума, мы также забрасывали в осажденный вражеский гарнизон листовки с официальными пропусками к нам. На завершающем этапе боев в Бреслау довольно активно действовали антифашистские группы национального комитета "Свободная Германия" и Союза немецких офицеров.
Теперь, когда бессмысленность сопротивления немцев в Бреслау стала еще очевиднее, когда мы смогли боевые действия 6-й армии подкрепить мощными ударами с воздуха, результативнее стала и наша пропаганда на войска противника. Вражеские солдаты начали группами сдаваться в плен.
Появление грозной армады советских самолетов над Бреслау привело в чувство многих окруженных фашистов. Комендант крепости генерал от инфантерии Никгоф обратился по радио к советскому командованию с просьбой прекратить огонь, обещая выслать парламентеров. Противнику сразу же был вручен наш ультиматум. Но и после этого немецко-фашистское командование пыталось ловчить. Срок ультиматума истек, а ответа не поступало. Тогда наши войска снова начали штурм. В результате в 18 часов 45 минут 6 мая 1945 года, после 81 дня осады, над Бреслау появились белые флаги. Крепость капитулировала.
Войска 6-й армии под командованием генерала Глуздовского взяли в плен много немецких солдат и офицеров, оружия, боевой техники и разного имущества.
Командование 2-й польской армии во главе с генералом Каролем Сверчевским поздравило Военный совет 1-го Украинского фронта с завершением боев в Бреслау (Вроцлаве), выразив благодарность за интернациональную помощь польскому народу в освобождении древнего города от фашистского ига. Наши боевые друзья подчеркивали, что это и есть реальное воплощение заключенного 21 апреля 1945 года Договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между СССР и Польшей.
Перед решающей операцией
В напряженных боях, не затухавших ни днем ни ночью, в тревожных волнениях и заботах незаметно пролетела последняя военная зима. Вступала в свои права победная весна 1945 года.
31 марта столица нашей Родины Москва салютовала войскам 1-го Украинского фронта, овладевшим городами Ратибор и Бискау - важными узлами дорог и мощными опорными пунктами обороны гитлеровцев. На этом Верхне-Силезская наступательная операция завершилась; на всем протяжении фронта, за исключением Бреслау, наступила оперативная пауза.
Именно в тот день, как я уже упоминал, Маршал Советского Союза Конев получил вызов в Москву. На 1 апреля 1945 года в Ставке Верховного Главнокомандования было назначено обсуждение плана Берлинской операции.
Иван Степанович еще до отъезда в Москву объяснял нам, членам Военного совета, что 1-му Белорусскому фронту в одиночку будет трудновато овладеть Берлином и не исключено, что возникнет необходимость нашему фронту наступать правым крылом на Берлин.
- Генералитет Германии состоит не сплошь из дураков, как иной раз изображают противника некоторые легкомысленные репортеры, - сердито проговорил Иван Степанович. - Немцы понимают, что Берлину угрожает прежде всего Первый Белорусский фронт, во главе которого поставлен маршал Жуков. Войска этого фронта, нацеленные непосредственно на столицу Германии и находящиеся от нее в шестидесяти - восьмидесяти километрах по прямой, несомненно, встретят самые мощные укрепления и самое ожесточенное сопротивление. Первый Украинский фронт немцы тоже со счетов не сбрасывают и против нас держат крупные силы. Но может случиться так, что, находясь дальше от Берлина, чем Первый Белорусский, мы вместе с ним, а то и раньше ворвемся в германскую столицу. На войне подобные парадоксы случаются, и от этой возможности отказываться не следует.
Такую же мысль Конев, как он сам нам говорил потом, высказал и в Ставке. Он очень переживал, что в плане Берлинской операции Генштаб вначале отводил 1-му Украинскому фронту вспомогательную роль и разграничительной линией отсекал его от столицы Германии.
Я говорил Ивану Степановичу, что не стоит так болезненно воспринимать историю с разграничительной линией, хотя непосредственно участвовать в штурме Берлина заманчиво и почетно. Главное - разбить врага, одержать окончательную победу, а пожинать лавры, право слово, успеется. Тем более что победу добывает прежде всего наш главный и скромный герой - советский солдат.
- Я не о личной славе пекусь, а отстаиваю интересы всего фронта, ответил И. С. Конев.
После внимательного изучения плана операции мы в обеденный перерыв переключились на беседу о боевых действиях союзников, начавших быстрое продвижение в глубь Германии.
- Вы заметили, Константин Васильевич, как политика сильно влияет на стратегию фашистского генералитета? - обратился ко мне с вопросом Василий Данилович Соколовский. - Те самые немецкие дивизии, что громили англоамериканские войска в Арденнах, теперь почти без боев отдают железобетонные укрепления линии Зигфрида, считавшейся неприступной. Они позволяют англичанам и американцам беспрепятственно захватывать исправные мосты через Рейн и десятками тысяч сдаются в плен. Их поведение на Западном театре военных действий подозрительно напоминает негласную и скрытую капитуляцию перед нашими союзниками. Гитлеровцы затеяли какую-то подлую закулисную возню, виляя хвостом перед буржуазным Западом. В то же время они усиливают сопротивление на Востоке и свои острые клыки устремили на нас, не на жизнь, а на смерть борются с Советской Армией.
- Не является ли заявление Белого дома следствием подобных закулисных махинаций? - высказал предположение генерал Н. Т. Кальченко. Только что просмотрев свежие газеты, он зачитал нам сообщение корреспондента "Дейли мейл" из Нью-Йорка. В нем говорилось, что президент США 27 марта 1945 года отдал распоряжение членам своего кабинета и всем дипломатическим представителям оставаться в Европе, на своих постах и быть готовыми к действиям в случае какого-либо чрезвычайного события или быстрого краха фашистской Германии.
Но мы прекрасно понимали, что крах гитлеровского режима сам по себе не наступит, что решающее слово здесь скажет Советская Армия, призванная добить фашистского зверя в его собственной берлоге. О закулисных переговорах гитлеровцев с англо-американскими кругами мы в то время, разумеется, не знали, могли лишь строить догадки на этот счет.
Как рассказывал потом вернувшийся из Москвы Конев, обсуждение в Ставке плана Берлинской операции по предложению Сталина началось с того, что начальник оперативного управления Генерального штаба генерал С. М. Штеменко зачитал документ о замысле англоамериканского командования захватить Берлин раньше Советской Армии. Основная группировка создавалась под командованием фельдмаршала Монтгомери, которая должна была по кратчайшему пути севернее Рура прорваться к Берлину.
Верховный Главнокомандующий располагал неопровержимыми данными о закулисных переговорах гитлеровских агентов с небезызвестным Алленом Даллесом и другими представителями англо-американских кругов по поводу сепаратного мира.
Именно 1 апреля 1945 года, когда в Кремле обсуждался план Берлинской операции, премьер Великобритании У. Черчилль, известный своими давними антикоммунистическими и антисоветскими настроениями, в послании президенту США писал: "Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу... Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять"{111}.
Конечно, об этом руководство фронта тогда не знало. Но Верховное Главнокомандование было хорошо осведомлено о намерениях и планах союзников по поводу Берлина. Не случайно Сталин спросил у Жукова и Конева:
- Так кто же будет брать Берлин, мы или союзники? Иван Степанович, как он рассказывал нам, ответил первым:
- Берлин брать будем мы и возьмем его раньше союзников.
Сталин с шутливым одобрением высказался о решимости и напористости И. С. Конева, о его большой уверенности в наших силах и возможностях, а затем серьезно и официально спросил, сумеет ли командующий 1-м Украинским фронтом Конев создать в кратчайший срок группировку для участия во взятии Берлина. Сталин хорошо помнил, что после завершения Верхне-Силезской операции главные силы нашего фронта находились на южном фланге и требовалось время для их перегруппировки. Он поинтересовался, сможем ли мы быстро осуществить переброску большой массы войск и создать на берлинском направлении ударную группировку.
Конев сжато доложил Ставке соображения Военного совета на этот счет, обосновал целесообразность участия 1-го Украинского фронта в наступлении непосредственно на юго-западную часть Берлина. Одновременно он сообщил, что штаб подготовил все расчеты, наметил маршруты, разработал график переброски войск.
Верховный Главнокомандующий дал понять, что он не намерен препятствовать боевой инициативе 1-го Украинского фронта. Но как быть с разграничительной линией, отсекавшей наш фронт от Берлина? И Сталин, немного подумав, как вспоминал Конев, взял в руки карандаш и внес графическую ясность. Впрочем, об этом расскажу чуть позднее.
Маршал Советского Союза И. С. Конев вернулся из Москвы в приподнятом, бодром настроении. Членам Военного совета он зачитал директиву Ставки Верховного Главнокомандования от 3 апреля 1945 года. 1-му Украинскому фронту было приказано: "1. Подготовить и провести наступательную операцию с целью разгромить группировку противника в районах Котбуса и южнее Берлина.
Я с удовлетворением убедился в том, что политработой здесь охвачены все звенья, а парторги рот, батарей и равных им подразделений на деле стали наставниками и воспитателями солдат.
Когда мы прибыли в 1248-й армейский артиллерийский Запорожский истребительно-противотанковый полк, то прежде всего увидели бравого старшего сержанта с забинтованной рукой на перевязи. Он о чем-то рассказывал окружавшим его солдатам. Подав команду "Смирно", старший сержант представился:
- Парторг батареи и командир расчета Зарин.
И тут же доложил, что объяснял артиллеристам устройство трофейного немецкого фаустпатрона.
Раненный в уличном бою за Бреслау, старший сержант Н. К. Зарин отказался идти в госпиталь. Оставшись в строю, он продолжал вести политическую работу, сплачивая батарею с помощью партийного актива. Парторг постоянно был вместе с артиллеристами, делил с ними все тяготы фронтовой жизни.
В то время, когда я находился в Бреслау, погода отличалась неустойчивостью. Неожиданно наступила оттепель, пошел дождь со снегом, а ночью опять ударил морозец. Мокрые солдатские шинели, бушлаты и маскхалаты заледенели, одежда шуршала и хрустела при каждом движении бойцов. Возникла даже опасность обморожения людей. Пришлось использовать все средства обогрева.
Кое-где в укрытиях и подвалах развели костры. Вместе с членом Военного совета 6-й армии генералом В. Я. Клоковым мы подошли к небольшой группе артиллеристов, сушивших у костра промокшее обмундирование. Некоторые из них протягивали к огню покрасневшие от холода руки и отдыхали, используя выдавшиеся свободные минуты. И снова среди них мы увидели знакомого нам старшего сержанта Н. К. Зарина, рассказывавшего артиллеристам разные истории. Временами вспыхивал смех, настроение у солдат было приподнятое. Что ж, поднять у людей дух бодрости - тоже своего рода политработа. Она помогала бойцам легче переносить суровые тяготы войны.
В армейской среде всегда пользовались популярностью баянисты, запевалы, рассказчики и просто веселые люди. Они и сами не унывали в трудные минуты, и товарищей поддерживали. Политработники заботились о том, чтобы способности таких людей применялись с наибольшей пользой для общего дела.
На одной из улиц Бреслау сквозь автоматную трескотню и кваканье шестиствольных минометов мы услышали музыку и вскоре увидели стоявшую прямо на улице фисгармонию. Наши солдаты вынесли ее из обгоревшего здания. Рядом находился танк лейтенанта Б. И. Дегтярева. Экипаж ожидал получения боевой задачи.
Воспользовавшись наступившей паузой, башенный стрелок Б. В. Калякин сел за фисгармонию и под музыку стал тихонько напевать песню "Три танкиста":
И добили - песня в том порука
Всех врагов в атаке огневой
Три танкиста - три веселых друга
Экипаж машины боевой!
- Не совсем точная песня, - произнес механик-водитель А. И. Козейкин. В ней поется про трех танкистов, а в нашем экипаже четыре.
- Это дело поправимое, - весело отозвался Б. В. Калякин. Фисгармония - инструмент напевный, играет в замедленном ритме. Под эту мелодию можно любые слова подобрать...
Башенный стрелок Калякин снова нажал на клавиши и, покачивая педалями, шутливо пропел:
Четыре танкиста - четыре веселых друга
Экипаж машины боевой!
Но вот заговорила артиллерия. Огневой налет предшествовал наступлению нашего штурмового отряда. Получил боевую задачу и экипаж лейтенанта Дегтярева. Четыре танкиста, четыре веселых друга, быстро заняли свои места в танке и приготовились к атаке вражеских укреплений.
Воспитанию наступательного порыва, подъему боевого духа войск во многом способствовали обращения командиров частей и соединений к личному составу. Чаще всего они носили конкретный характер, посвящались выполнению отдельных оперативных или тактических задач. В одном из таких обращений командир полка писал: "Дорогой товарищ! Через 20 минут атака. От успеха сегодняшнего боя зависит быстрейшее окончание войны. Ты не только на штурм Бреслау идешь. Ты идешь в бой за Советскую Родину и освобождение народов Европы от фашизма. Помни о муках и горе народа, помни о погибших! Вперед!"{108}
Помогая командирам вооружать воинов передовым опытом, наращивая наступательный порыв войск, политорганы занимались также пропагандой среди солдат окруженных в Бреслау и Глогау вражеских гарнизонов и местного населения. В листовках на немецком языке мы сообщали, что войска Красной Армии находятся более чем в 250 километрах северо-западнее Бреслау и Глогау, что дни гитлеровского кровавого режима сочтены.
Работа по разложению войск противника проводилась не только средствами печатной пропаганды, но и с помощью радио, мощных громкоговорящих установок, рупоров и других технических средств. Использовались различные формы и методы пропаганды и контрпропаганды.
Фашистское командование было обеспокоено этим и жестоко карало немецких солдат, которые читали наши листовки. В одном из захваченных нами документов командирам гитлеровских частей и боевых групп предлагалось предупредить личный состав, что в войсках появляются "офицеры или солдаты в офицерской форме, которые находились в русском плену, были обработаны русскими, деморализованы и настроены враждебно по отношению к немцам. Эти солдаты ведут разлагающие разговоры и деморализуют личный состав. Необходимо таковых немедленно задерживать и передавать в распоряжение командиров"{109}.
Незримая гестаповская паутина опутывала все звенья армии, все институты государства. Принимались драконовские меры по укреплению нацистского духа, производились публичные казни. Как нам стало известно, гауляйтер Бреслау Ханке и гестапо с необычайной подозрительностью следили за каждым шагом командующего гарнизоном крепости генерала Никгофа и офицеров его штаба. В свою очередь генерал Никгоф с подручными настороженно следил за гауляйтером и другими нацистскими бонзами, готовый арестовать или же пулями изрешетить Ханке, если тот вздумает удрать на самолете из котла. Впрочем, в Берлине каждого из них ждала смертная казнь за побег из крепости Бреслау.
Военнопленный, обер-лейтенант полиции, показывал, что примерно такая же обстановка царила в окруженном советскими войсками Глогау. До всего личного состава был доведен приказ Гитлера о репрессиях по отношению к семьям перебежчиков и солдат, попавших в плен, не будучи раненными.
Немецких военнослужащих и фольксштурмовцев, пытавшихся перейти к русским или же высказавших пораженческие мысли, привлекали к суду военного трибунала и беспощадно расстреливали. Сообщения об этом регулярно помещались в "вестнике крепости Глогау", пронизанном антисоветской, антикоммунистической пропагандой{110}.
Еженедельно проводились собрания жителей города, на которых крайсляйтер Брюкнер, потрясая автоматом, истерически призывал население выйти из подвалов, укреплять оборону, браться за оружие и вместе с солдатами вермахта сражаться с большевиками.
Основу обороны Глогау составляли древняя крепость и господствующий над местностью замок. Так же как и в Бреслау, здесь каждый каменный дом, каждое производственное помещение были приспособлены к длительному сопротивлению. Подступы к неприятельским позициям прикрывало множество минных полей. Гарнизон крепости насчитывал 18 тысяч немецких солдат и офицеров.
В предвидении Берлинской операции командующий 1-м Украинским фронтом поставил перед командармами В. А. Глуздовским и В. Н. Гордовым задачу быстрее разделаться с крепостями и высвободить вверенные им армии для завершающих операций Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне.
3-я гвардейская армия (командующий генерал В. Н. Гордов, члены Военного совета генералы И. С. Колесниченко и А. Г. Лопатенко, начальник штаба генерал С. И. Любарский) успешно решила эту задачу. Неприятельская крепость была блокирована лишь частью сил. Основная масса войск находилась на рубеже реки Нейсе.
Учитывая это обстоятельство, командующий 3-й гвардейской армией и штаб скрытно перегруппировали имеющиеся в наличии войска, создав на направлении главного удара необходимый перевес в силах и средствах. Командующий фронтом подкрепил армию артиллерией большой мощности и авиацией.
В дни боев за Глогау не только бомбардировщики и штурмовики, но и наши истребители наносили удары с пикирования по точечным целям, беспощадно сокрушая крепостные сооружения и инженерные заграждения, подавляя огневые средства врага. 3-ю гвардейскую армию хорошо поддерживали 2-й гвардейский штурмовой авиакорпус генерал-майора авиации С. В. Слюсарева и 2-й истребительный авиакорпус генерал-майора авиации В. М. Забалуева. Успешно поражали точечные цели экипажи 322-й истребительной авиадивизии полковника А. Ф. Семенова, 6-й гвардейской штурмовой авиадивизии генерал-майора авиации А. Ф. Курочкина, 11-й гвардейской штурмовой авиадивизии гвардии полковника А. П. Осадчего, а также другие части.
Политотдел 3-й гвардейской армии, возглавляемый генералом Г. А. Бойко, и политорганы соединений за короткий срок укрепили партийные организации штурмовых батальонов и рот, подобрали и проинструктировали парторгов и комсоргов штурмовых групп.
Перед решительным наступлением в частях проходили митинги. У развернутого боевого Знамени воины давали клятву разгромить ненавистного врага и овладеть крепостью.
Используя мощную артиллерийскую и авиационную поддержку, на штурм Глогау двинулись части 21-го стрелкового корпуса генерал-майора А. А. Яманова. На главном направлении наступали 389-я стрелковая дивизия генерал-майора Л. А. Колобова и другие части.
К вечеру 1 апреля 1945 года войска 3-й гвардейской армии завершили ликвидацию окруженного гарнизона и овладели городом и крепостью Глогау. Войска взяли в плен более 8 тысяч немецких солдат и офицеров, захватили большое количество вооружения и другого военного имущества.
Итак, крепость была сокрушена. Но в более крупном городе - Бреслау, где гарнизон насчитывал около 40 тысяч солдат и офицеров, а укрепления были еще мощнее, ожесточенные бои продолжались. Там мы потеряли немало наших замечательных солдат, сержантов, офицеров и генералов. Еще в начале боев за город, 11 февраля 1945 года, погиб при бомбометании с пикирования ведущий группы генерал-майор авиации И. С. Полбин.
Это была тяжелая утрата. Летчики поклялись отомстить за любимого командира, беспощадно уничтожать фашистов. Героя Советского Союза генерала И. С. Полбина Родина посмертно наградила второй медалью "Золотая Звезда".
Бои за Бреслау приняли затяжной характер. В свое время войска фронта, возглавляемые Маршалом Советского Союза И. С. Коневым, участвовали в окружении десяти вражеских дивизий и одной бригады под Корсунь-Шевченковским. На ликвидацию этой крупной группировки ушло 20 дней. Тернопольский котел был разгромлен за 35 дней, бродскую группировку мы ликвидировали за 4 дня. Почему же наши войска, имевшие опыт борьбы с вражескими котлами и крепостями, так долго вели бои за Бреслау? Чтобы ответить на этот вопрос, следует вернуться к тем февральским дням 1945 года, когда завершилось окружение Бреслау,
У командующего фронтом И. С. Конева тогда возникло два варианта решения данной проблемы. Они обсуждались на Военном совете. Помню, Иван Степанович рассуждал так: если навалиться всей мощью фронта на Бреслау, мы довольно быстро ликвидируем окруженную группировку врага, но тогда темп продвижения наших войск на запад замедлится, а следовательно, мы не решим главную задачу. Возможен и другой вариант. Для боевых действий в Бреслау оставить лишь 6-ю армию генерала В. А. Глуздовского, имеющую небольшую численность, но способную вести осаду. В сложившейся боевой обстановке нам больше выгод сулил второй вариант.
Вот почему командующий фронтом принял совершенно правильное решение: сосредоточить основные усилия на том, чтобы быстрее разгромить противника западнее Бреслау, выйти на реку Нейсе и как можно ближе придвинуться к Берлину. Это, как известно, нам вполне удалось.
Но в районе Бреслау, ввиду малочисленности наших войск, ликвидация окруженной группировки затянулась, а противник, увидев, что наши удары недостаточно сильны, продолжал упорно сопротивляться. Трудно было упрекать и командование 6-й армии.
Напрашивается другой вопрос: помогла ли гитлеровцам их авантюра с городами-крепостями, удалось ли немецко-фашистскому командованию с помощью 40-тысячного гарнизона Бреслау отвлечь наши крупные силы от Берлина и помешать нам выполнить другие важные оперативные задачи? Нет, ни в коей мере. Хотя определенные помехи и неудобства мы испытывали, они все-таки не имели решающего значения. Затяжные бои в Бреслау, которыми в [45в] основном занималась 6-я армия, не помешали войскам 1-го Украинского фронта осуществить Верхне-Силезскую наступательную операцию, окружить и быстро ликвидировать крупную группировку врага юго-западнее Оппельна, взять Штейнау, Ратибор и Рыбник, разгромить крепость Глогау с многотысячным гарнизоном и, наконец, создать внушительные ударные группировки для наступления на берлинском и дрезденском направлениях.
Осада Бреслау тоже не была пассивной. Артиллерия и авиация наносили удары по врагу. Непрерывно действовали и штурмовые группы. Такая активность достигалась за счет резервных штурмовых групп и вторых эшелонов. Это сильно изматывало и изнуряло противника, понижало его боеспособность.
Мне неоднократно довелось бывать в Бреслау, и я убедился, что воевавшие там командиры и политработники научились строить свою работу с учетом быстро изменяющейся обстановки. Перед тем как осадные действия должны были смениться решительным штурмом, политорганы оперативно провели комплекс мероприятий, в том числе и митинги, давшие воинам хороший политический заряд.
Решительные наступательные действия наземных войск были подкреплены массированными ударами авиации. Желая избежать кровопролития, советское командование предъявило ультиматум. Мы предполагали, что гитлеровские генералы попытаются скрыть от солдатской массы документ, содержавший в своей основе гуманные предложения. Советское командование гарантировало жизнь и безопасность всем прекратившим сопротивление немецким солдатам, офицерам и генералам.
Как позднее мы узнали, генерал-фельдмаршал Шернер, возглавлявший группу немецко-фашистских армий "Центр", по радио категорически запретил командующему обороной Бреслау генералу Никгофу принимать ультиматум и вступать с нами в какие-либо переговоры.
Нацистский генерал-фельдмаршал Шернер, замысливший облегчить участь своей группировки, приказал гарнизону крепости Бреслау прорываться на юг, на соединение с его войсками. Он даже обещал нанести встречный удар силами 17-й немецкой армии. Гитлеровцы предприняли несколько разведывательных попыток, но безуспешно.
Верил ли Шернер в успех прорыва? На этот вопрос трудно ответить. Вначале 40-тысячный гарнизон Бреслау обрек на смерть Адольф Гитлер. Потом его мерзкое дело продолжил Шернер. И он предпочел бросить в мясорубку тысячи немецких солдат, лишь бы не допустить их сдачи в плен.
Политработники, занимавшиеся пропагандой на войска противника, через мощные громкоговорящие установки передавали содержание нашего ультиматума, мы также забрасывали в осажденный вражеский гарнизон листовки с официальными пропусками к нам. На завершающем этапе боев в Бреслау довольно активно действовали антифашистские группы национального комитета "Свободная Германия" и Союза немецких офицеров.
Теперь, когда бессмысленность сопротивления немцев в Бреслау стала еще очевиднее, когда мы смогли боевые действия 6-й армии подкрепить мощными ударами с воздуха, результативнее стала и наша пропаганда на войска противника. Вражеские солдаты начали группами сдаваться в плен.
Появление грозной армады советских самолетов над Бреслау привело в чувство многих окруженных фашистов. Комендант крепости генерал от инфантерии Никгоф обратился по радио к советскому командованию с просьбой прекратить огонь, обещая выслать парламентеров. Противнику сразу же был вручен наш ультиматум. Но и после этого немецко-фашистское командование пыталось ловчить. Срок ультиматума истек, а ответа не поступало. Тогда наши войска снова начали штурм. В результате в 18 часов 45 минут 6 мая 1945 года, после 81 дня осады, над Бреслау появились белые флаги. Крепость капитулировала.
Войска 6-й армии под командованием генерала Глуздовского взяли в плен много немецких солдат и офицеров, оружия, боевой техники и разного имущества.
Командование 2-й польской армии во главе с генералом Каролем Сверчевским поздравило Военный совет 1-го Украинского фронта с завершением боев в Бреслау (Вроцлаве), выразив благодарность за интернациональную помощь польскому народу в освобождении древнего города от фашистского ига. Наши боевые друзья подчеркивали, что это и есть реальное воплощение заключенного 21 апреля 1945 года Договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между СССР и Польшей.
Перед решающей операцией
В напряженных боях, не затухавших ни днем ни ночью, в тревожных волнениях и заботах незаметно пролетела последняя военная зима. Вступала в свои права победная весна 1945 года.
31 марта столица нашей Родины Москва салютовала войскам 1-го Украинского фронта, овладевшим городами Ратибор и Бискау - важными узлами дорог и мощными опорными пунктами обороны гитлеровцев. На этом Верхне-Силезская наступательная операция завершилась; на всем протяжении фронта, за исключением Бреслау, наступила оперативная пауза.
Именно в тот день, как я уже упоминал, Маршал Советского Союза Конев получил вызов в Москву. На 1 апреля 1945 года в Ставке Верховного Главнокомандования было назначено обсуждение плана Берлинской операции.
Иван Степанович еще до отъезда в Москву объяснял нам, членам Военного совета, что 1-му Белорусскому фронту в одиночку будет трудновато овладеть Берлином и не исключено, что возникнет необходимость нашему фронту наступать правым крылом на Берлин.
- Генералитет Германии состоит не сплошь из дураков, как иной раз изображают противника некоторые легкомысленные репортеры, - сердито проговорил Иван Степанович. - Немцы понимают, что Берлину угрожает прежде всего Первый Белорусский фронт, во главе которого поставлен маршал Жуков. Войска этого фронта, нацеленные непосредственно на столицу Германии и находящиеся от нее в шестидесяти - восьмидесяти километрах по прямой, несомненно, встретят самые мощные укрепления и самое ожесточенное сопротивление. Первый Украинский фронт немцы тоже со счетов не сбрасывают и против нас держат крупные силы. Но может случиться так, что, находясь дальше от Берлина, чем Первый Белорусский, мы вместе с ним, а то и раньше ворвемся в германскую столицу. На войне подобные парадоксы случаются, и от этой возможности отказываться не следует.
Такую же мысль Конев, как он сам нам говорил потом, высказал и в Ставке. Он очень переживал, что в плане Берлинской операции Генштаб вначале отводил 1-му Украинскому фронту вспомогательную роль и разграничительной линией отсекал его от столицы Германии.
Я говорил Ивану Степановичу, что не стоит так болезненно воспринимать историю с разграничительной линией, хотя непосредственно участвовать в штурме Берлина заманчиво и почетно. Главное - разбить врага, одержать окончательную победу, а пожинать лавры, право слово, успеется. Тем более что победу добывает прежде всего наш главный и скромный герой - советский солдат.
- Я не о личной славе пекусь, а отстаиваю интересы всего фронта, ответил И. С. Конев.
После внимательного изучения плана операции мы в обеденный перерыв переключились на беседу о боевых действиях союзников, начавших быстрое продвижение в глубь Германии.
- Вы заметили, Константин Васильевич, как политика сильно влияет на стратегию фашистского генералитета? - обратился ко мне с вопросом Василий Данилович Соколовский. - Те самые немецкие дивизии, что громили англоамериканские войска в Арденнах, теперь почти без боев отдают железобетонные укрепления линии Зигфрида, считавшейся неприступной. Они позволяют англичанам и американцам беспрепятственно захватывать исправные мосты через Рейн и десятками тысяч сдаются в плен. Их поведение на Западном театре военных действий подозрительно напоминает негласную и скрытую капитуляцию перед нашими союзниками. Гитлеровцы затеяли какую-то подлую закулисную возню, виляя хвостом перед буржуазным Западом. В то же время они усиливают сопротивление на Востоке и свои острые клыки устремили на нас, не на жизнь, а на смерть борются с Советской Армией.
- Не является ли заявление Белого дома следствием подобных закулисных махинаций? - высказал предположение генерал Н. Т. Кальченко. Только что просмотрев свежие газеты, он зачитал нам сообщение корреспондента "Дейли мейл" из Нью-Йорка. В нем говорилось, что президент США 27 марта 1945 года отдал распоряжение членам своего кабинета и всем дипломатическим представителям оставаться в Европе, на своих постах и быть готовыми к действиям в случае какого-либо чрезвычайного события или быстрого краха фашистской Германии.
Но мы прекрасно понимали, что крах гитлеровского режима сам по себе не наступит, что решающее слово здесь скажет Советская Армия, призванная добить фашистского зверя в его собственной берлоге. О закулисных переговорах гитлеровцев с англо-американскими кругами мы в то время, разумеется, не знали, могли лишь строить догадки на этот счет.
Как рассказывал потом вернувшийся из Москвы Конев, обсуждение в Ставке плана Берлинской операции по предложению Сталина началось с того, что начальник оперативного управления Генерального штаба генерал С. М. Штеменко зачитал документ о замысле англоамериканского командования захватить Берлин раньше Советской Армии. Основная группировка создавалась под командованием фельдмаршала Монтгомери, которая должна была по кратчайшему пути севернее Рура прорваться к Берлину.
Верховный Главнокомандующий располагал неопровержимыми данными о закулисных переговорах гитлеровских агентов с небезызвестным Алленом Даллесом и другими представителями англо-американских кругов по поводу сепаратного мира.
Именно 1 апреля 1945 года, когда в Кремле обсуждался план Берлинской операции, премьер Великобритании У. Черчилль, известный своими давними антикоммунистическими и антисоветскими настроениями, в послании президенту США писал: "Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу... Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять"{111}.
Конечно, об этом руководство фронта тогда не знало. Но Верховное Главнокомандование было хорошо осведомлено о намерениях и планах союзников по поводу Берлина. Не случайно Сталин спросил у Жукова и Конева:
- Так кто же будет брать Берлин, мы или союзники? Иван Степанович, как он рассказывал нам, ответил первым:
- Берлин брать будем мы и возьмем его раньше союзников.
Сталин с шутливым одобрением высказался о решимости и напористости И. С. Конева, о его большой уверенности в наших силах и возможностях, а затем серьезно и официально спросил, сумеет ли командующий 1-м Украинским фронтом Конев создать в кратчайший срок группировку для участия во взятии Берлина. Сталин хорошо помнил, что после завершения Верхне-Силезской операции главные силы нашего фронта находились на южном фланге и требовалось время для их перегруппировки. Он поинтересовался, сможем ли мы быстро осуществить переброску большой массы войск и создать на берлинском направлении ударную группировку.
Конев сжато доложил Ставке соображения Военного совета на этот счет, обосновал целесообразность участия 1-го Украинского фронта в наступлении непосредственно на юго-западную часть Берлина. Одновременно он сообщил, что штаб подготовил все расчеты, наметил маршруты, разработал график переброски войск.
Верховный Главнокомандующий дал понять, что он не намерен препятствовать боевой инициативе 1-го Украинского фронта. Но как быть с разграничительной линией, отсекавшей наш фронт от Берлина? И Сталин, немного подумав, как вспоминал Конев, взял в руки карандаш и внес графическую ясность. Впрочем, об этом расскажу чуть позднее.
Маршал Советского Союза И. С. Конев вернулся из Москвы в приподнятом, бодром настроении. Членам Военного совета он зачитал директиву Ставки Верховного Главнокомандования от 3 апреля 1945 года. 1-му Украинскому фронту было приказано: "1. Подготовить и провести наступательную операцию с целью разгромить группировку противника в районах Котбуса и южнее Берлина.