Она почесала голову. Но она же обещала Риммелю. Да, положение у нее не из приятных. Если она поможет архитектору, то может повредить девушке, а она не хочет этого.
   Бетана посмотрела на Риммеля. Кошелек на его поясе был тяжел от золота, а мешок, который он бросил у входа, был набит хлебом, сыром и другими вещами, которых она не пробовала уже несколько месяцев. Бетана чувствовала вкусные запахи, которые наполняли пещеру. Если она не сдержит свое обещание, то Риммель заберет еду, золото и уйдет отсюда.
   Решено. Это будет совсем маленькое колдовство. Может, это будет просто заклинание нерешительности. Да. Заклинание нерешительности, и прекрасная Бронвин не будет так спешить выйти замуж за своего жениха.
   А кто ее жених? Девушка Дерини не может рассчитывать на хорошую партию. Не те сейчас времена. Сейчас ни один высокопоставленный лорд не рискнет жениться на Дерини. А если так, то почему бы Бетане не совершить сильное колдовство, которое даст Риммелю то, чего он хочет?
   Приняв решение, старуха с кряхтением поднялась на ноги, прошла к задней стене пещеры и стала рыться в дряхлом сундуке. Там были десятки и сотни странных предметов, которые Бетана использовала в своем ремесле.
   Она возбужденно перебирала разные безделушки, камни, перья, плошки и склянки. Достала небольшую тщательно отполированную кость и задумалась. Затем тряхнула седой головой и отложила кость в сторону. То же постигло и засохший лист, маленькую фигурку овцы, горсть травы, перевязанный шнурами ком, маленький глиняный горшок. Наконец, она полезла в какой-то ящик и с самого дна извлекла то, что искала: большой кожаный мешок, набитый камнями.
   Она удовлетворенно хмыкнула, положила мешок на пол и стала развязывать узлы. Содержимое мешка наполовину высыпалось на пол. Старуха начала копаться в камнях. Вот камень смерти и камень жизни. Камень для выращивания хорошего урожая. Камень, чтобы наслать порчу на поля врага. Маленькие камни, чтобы излечивать болезни. Камни, чтобы исцелять душу. Камни для богатства. Камни для бедности. Камни от бесплодия.
   Гнусавя вполголоса, старуха выбрала голубой камень с кроваво-красными прожилками такого размера, чтобы он смог поместиться в мужской ладони. Затем она снова залезла в ящик и копалась, пока не достала небольшой мешочек из шкуры козла, в который и положила камень.
   Большой мешок она снова сунула в сундук. Затем, взяв с собой мешочек с камнем, вернулась к фонарю, села перед Риммелем и спрятала мешочек в свои лохмотья.
   Риммель сидел в трансе перед мерцающим фонарем. Его сложенные руки были вытянуты вперед, глаза закрыты.
   Бетана взяла тыкву, вылила воду в сложенные ковшиком ладони Риммеля и опять стала раскачивать медальон над водой. После того как она закончила петь заклинание, она наклонилась к Риммелю и легонько коснулась рукой его лба.
   Риммель встрепенулся, как будто уличив себя в том, что не вовремя заснул, а затем снова устремил глаза на качающийся медальон. Он не подозревал о том, сколько времени прошло, пока он был погружен в небытие.
   Бетана взяла в руку медальон, а затем достала из лохмотьев камень с кроваво-красными прожилками. Она сжала камень в руках, прошептав что-то, что Риммель не сумел разобрать. Глаза ее сверкнули зеленым блеском и сузились. Затем она положила камень на пол, как раз под руками Риммеля. Она накрыла своими скрюченными пальцами его руки и посмотрела ему в глаза.
   – Открой свои ладони и пусть вода омоет камень, – сказала она.
   Ее дребезжащий голос гулко отозвался в мозгу Риммеля. – Тогда колдовство будет завершено.
   Риммель с трудом проглотил слюну, поморгал, а затем повиновался.
   Вода пролилась на камень, который впитал ее в себя. Риммель бессознательно вытер руки о штаны.
   – Значит, это все? – хрипло прошептал он. – Моя девушка любит меня?
   – Нет, пока еще нет, – ответила Бетана, забирая камень и пряча его в мешочек из козлиной кожи. – Но она полюбит, – она опустила мешочек в ладони Риммеля и снова села на пол. – Возьми этот мешочек. Внутри него находится то, что ты видел, и ты не должен открывать его до тех пор, пока не будешь уверен, что находишься там, куда может придти только она одна. Тогда ты должен открыть его и достать то, что там находится, не прикасаясь к нему. Когда кристалл очутится на свету, у тебя будет только несколько мгновений, чтобы освободиться от его влияния… Колдовство начнется и кончится только тогда, когда появится девушка.
   – И она будет моей?
   Бетана кивнула.
   – Колдовство ослепит ее. Теперь иди.
   Она взяла медальон и опустила его в руки Риммеля. Он дрожащими руками спрятал медальон и мешочек в карман.
   – Я тебе очень благодарен, Бетана, – прошептал он, ощупывая кошелек на поясе. – А теперь… теперь я могу расплатиться с тобой? Я по обычаю принес пищу, но…
   – А в кошельке у тебя золото?
   – Да, – прошептал Риммель, отстегивая кошелек. – У меня немного золота, но… – он положил кошелек на пол рядом с фонарем и боязливо посмотрел на Бетану.
   Бетана посмотрела на кошелек, а затем перевела взгляд на лицо Риммеля.
   – Высыпай золото.
   Проглотив слюну, причем это получилось так громко, что было слышно по всей пещере, Риммель открыл кошелек и высыпал золото на пол.
   Монеты издали приятный золотой звон, но Бетана не отрывала взгляда от лица Риммеля.
   – Ну, так во что же ты ценишь мою работу, магистр Риммель? – спросила она, пытаясь уловить на лице Риммеля скрытые эмоции.
   Риммель провел языком по губам, его глаза засверкали при виде внушительной кучи золота. Затем, после короткой борьбы, он решительным жестом подвинул всю кучу к Бетане.
   Старуха улыбнулась, обнажив гнилые зубы, а затем наклонилась и взяла из кучи шесть монет. Остальные она подтолкнула обратно к Риммелю. Тот был удивлен.
   – Я… я не понимаю, – пробормотал он. – Почему ты не берешь все?
   – Я беру столько, сколько мне нужно, и не больше, – проскрипела Бетана. – Я просто хотела узнать, как ты ценишь меня. Ты полностью расплатишься со мной, если вспомнишь о старой Бетане в своих молитвах. Теперь, вспоминая прожитые годы, я понимаю, что нуждаюсь в милости Небес гораздо больше, чем в золоте.
   – Я… я буду молиться за тебя, Бетана, – бормотал Риммель, собирая золото в кошелек. – Но, может, я еще что-нибудь могу сделать для тебя?
   Бетана покачала головой.
   – Приведи своих детей навестить меня, магистр Риммель. Ну, а теперь иди. Ты получил, что хотел, и я тоже.
   – Спасибо тебе, Бетана, – прошептал Риммель. Он поднялся на ноги, не в силах поверить своему счастью. – Я буду молиться за тебя, – повторил он и направился к выходу из пещеры.
   Когда Риммель исчез, старуха вздохнула и сгорбилась под фонарем.
   – Мой Даррей, – прошептала она, прижимая золотое кольцо к губам. – Я все сделала. Я совершила колдовство, чтобы дать молодому человеку то, чего он хочет. Как ты думаешь, может, я зря колдовала против Дерини?
   Она помолчала, как будто ожидая ответа, а затем кивнула.
   – Я знаю, мой милый. Я никогда еще не колдовала против этой расы. Но колдовство должно сработать. Я уверена, что вспомнила все слова заклинания. А, впрочем, пока мы с тобой, все это не важно.
   Уже стало совсем темно, когда Морган, наконец, дал сигнал к остановке. Он и Дункан скакали с самого раннего утра, когда выехали из Корота. Они остановились только раз, чтобы напоить лошадей и самим проглотить немного пищи. Теперь они приблизились к горному перевалу Лендоур, за которым лежало легендарное ущелье Гунури. В конце ущелья стояла часовня с гробницей Святого Торина – южные ворота свободного священного города Джассы.
   Утром, после ночного отдыха, Морган и Дункан поклонятся гробнице Святого Торина – это необходимая процедура, чтобы получить разрешение пересечь широкое озеро Ягиан. Затем они должны вступить в священный город, куда ни одна коронованная особа не рискнет войти без разрешения городских жителей. Но Морган должен туда войти никем не узнанный. Войти и предстать перед Курией Гвинеда.
   Морган с трудом различал во тьме развалины башен и стен. Он пустил свою лошадь шагом, прикрывая глаза от хлеставшего в лицо дождя. Он внимательно смотрел по сторонам, но никого не обнаружил. Здесь они могли спокойно остановиться на ночь.
   Морган высвободил из стремян ноги и вытянул их, откинувшись в седле.
   Он дал возможность лошади самой выбирать путь в темноте к воротам.
   За ним ехал Дункан, который тихо выругался, когда его лошадь соскользнула с тропинки и с трудом снова выбралась на нее. За Дунканом следовала вьючная лошадь. Она боязливо косилась на смутные тени по сторонам тропы, испуганно трясла головой при каждом подозрительном звуке или движении во тьме.
   Люди и животные смертельно устали и промерзли до костей после долгого и трудного путешествия.
   – Ну, вот, мы и добрались до места, – сказал Морган, когда они приблизились к развалинам ворот.
   Глухой стук копыт лошадей сменился теперь чавканьем. Очевидно, они въехали в древний двор по жидкой грязи. Здесь царила сверхъестественная тишина, которая нарушалась только монотонным дождем.
   Подавленный этой тишиной Дункан подъехал к Моргану и прошептал:
   – Что это за место, Аларик?
   Морган направил свою лошадь к разрушенным воротам и согнул голову, проезжая в них.
   – Святой Неот. Перед Реставрацией это был знаменитый монастырь, в котором были одни чистокровные Дерини. Затем, во времена гонения, часовня монастыря была осквернена, а многие братья убиты прямо на ступеньках алтаря. Местные жители избегают этих развалин. Брион и я выехали на битву отсюда.
   Морган направил свою лошадь в угол, где частично сохранилась крыша и было относительно сухо.
   Привстав на стременах, он тщательно проверил, крепки ли сохранившиеся балки на потолке.
   – Да, некогда Святой Неот стоял в одном ряду с большим университетом в Конкардине или школой Варнаритов в Грекоте. Тогда была пора его расцвета, тогда быть Дерини считалось почетно.
   Он проверил последнюю балку и удовлетворенно хмыкнул. Затем уселся в седле и выбил пыль из перчаток.
   – Пожалуй, здесь единственное сухое место, где мы можем поспать.
   Крыша на нас не обрушится.
   Он спешился, внимательно осмотрелся, очевидно, узнавая это место.
   Через несколько минут Морган и Дункан расседлали лошадей и сложили свои пожитки на сухое место к стене. Затем Морган отвел лошадей подальше в развалины и оставил их там, дав корм.
   Дункан развел небольшой огонь у стены и занялся приготовлением ужина. Морган подошел к огню, снял мокрый плащ и перчатки. Затем присел на корточки и протянул руки к огню.
   – М-м-м… Мне кажется, что я никогда больше не согреюсь.
   Дункан раздул огонь, а затем начал копаться в седельных сумках.
   – А я думал, что нам придется обойтись без костра. Все сучья сырые, да и места, где огонь был бы никому не виден, я в пути не встречал. Что это за комната?
   – Я думаю, это была трапезная, – Морган подкинул в огонь несколько сухих щепок. – А там дальше кухня, спальные комнаты для монахов. С тех пор, как я был здесь в последний раз, все пришло в упадок. Вероятно, суровые зимы ускорили разрушение, – он потер руки и подышал на них. – А нельзя развести огонь посильнее?
   Дункан хмыкнул и открыл бутыль с вином.
   – Можно, если ты хочешь, чтобы вся Джасса узнала о нашем прибытии. Я боюсь, что даже и такой костер разводить опасно.
   Морган засмеялся.
   – Ну, хорошо. Я тоже не хочу, чтобы мне перерезали глотку как шпиону.
   Он наблюдал, как Дункан разлил вино в бокалы и бросил в каждый из них по докрасна раскаленному камешку. Камешки зашипели и окутались паром. Холодное вино моментально согрелось.
   Морган задумчиво сказал:
   – Я слышал, что жители Джассы теперь по-другому расправляются со шпионами, и особенно с Дерини.
   – Можешь мне не рассказывать, – сказал Дункан, вынимая камни из бокалов и подавая один бокал Моргану. – Пей, это остатки фианского вина.
   Морган уселся рядом с огнем и со вздохом отпил из бокала. Приятное тепло разлилось по всему телу.
   – Жаль, что в Джассе не пьют. Нет ничего лучше вина из Фианы, крепкого и горячего, особенно, если ты замерз и устал. И подумать только, несколько дней нам придется обходиться без него.
   – Ты думаешь, что нам придется так долго быть здесь? – усмехнулся Морган. – Ты считаешь, что эти святые джассанцы не узнают тебя прежде, чем ты доберешься до наших драгоценных архиепископов? – он откинулся назад, прислонившись к стене, и смаковал вино. – А ты знаешь, что в Джассе даже при причастии вместо вина используют пиво?
   – Это шутка?
   – Нет. Мне говорили люди, которым можно верить. Священное пиво, – он наклонился над огнем и попробовал мясо. – Ты готов есть?
   Через четверть часа они уже расстелили свои постели в наиболее сухом месте и приготовились спать.
   Дункан достал молитвенник, чтобы прочесть пару молитв при свете угасающего костра, Морган отстегнул меч и сел на корточки, вглядываясь в темноту.
   Ветер завывал в развалинах и его свист смешивался с шумом дождя. В этом шуме Морган различал скрежет подков их лошадей, когда те переступали с ноги на ногу.
   Где-то далеко дважды свистнула ночная птица и умолкла.
   Морган долго смотрел на угасающие угли, а затем резко встал и накинул на себя плащ.
   – Я немного прогуляюсь, – сказал он.
   – Что-нибудь случилось?
   Морган оглянулся и покачал головой.
   – Когда-то давно мы с Брионом проезжали в этих горах. Вот и все.
   Я внезапно вспомнил об этом.
   – Да, я понимаю.
   Натянув капюшон, Морган медленно пошел в темноту и дождь. Он думал о Брионе. Это место пробудило в нем воспоминания, и они вели его за собой.
   Неожиданно, он увидел, что стоит под разрушенным потолком старой часовни. Он осмотрелся удивленно, так как вовсе не предполагал заходить сюда.
   Когда-то это была большая часовня, и хотя теперь стены ее от пожаров или от времени разрушились, хотя от огромных цветных окон не осталось и следа, все же здесь ощущалась святость этого древнего строения. Даже безжалостные казни, которые вершились здесь над монахами Дерини, не смогли уничтожить спокойствие и умиротворенность этого места. Для Моргана эти развалины всегда были предметом почитания и поклонения.
   Он посмотрел туда, где когда-то стоял алтарь, и вздрогнул, представив темные пятна крови на его ступенях. Но бедные монахи Дерини, погибшие здесь, были мертвы уже двести лет, и эту кровь давно уже смыли бесчисленные дожди, которые обрушивались на эти святые места каждую осень и весну. Эти монахи, посвятившие жизнь святому Неоту, уже давно обрели вечный покой в загробном царстве. Во всяком случае, так утверждают земные мифы и легенды.
   Он повернулся и увидел дверь, за которой была лестница на часовую башню. Морган открыл дверь. Лестница была полуразрушена, но вполне годилась для того, чтобы подняться по ней. Он пошел наверх, осторожно нащупывая ногой ступени, сбрасывая вниз обломки, на которых мог поскользнуться.
   Когда Морган добрался до первой площадки, он подошел к окну, закутался в плащ и сел.
   «Сколько же лет прошло с тех пор, как он сидел на этом окне в последний раз? – подумал он, вглядываясь в темноту. Десять? Двадцать?»
   «Нет, – вспомнил он. – Четырнадцать и несколько месяцев».
   Он притянул колени к груди и стал вспоминать.
   Была осень – ноябрь. Он и Брион выехали из Корота рано утром на прогулку, может быть, последнюю перед наступлением зимы. Был ясный солнечный день, почти ничем не напоминавший о наступающих холодах, и Брион, как обычно, был в хорошем настроении. Он предложил, чтобы Морган показал ему эти старые развалины. Молодой лорд Дерини моментально согласился.
   Морган уже не был просто слугой Бриона. Он утвердил себя полноправным его помощником уже год назад, после битвы с Марлуком. Ведь Моргану уже исполнилось пятнадцать лет – по Гвинедским законам это зрелый возраст. Так что он стал герцогом Корвина. Он ехал рядом с Брионом на черной лошади, и на его плаще был вышит зеленый Грифон Корвина, а не алый Лев Гвинеда.
   Лошади довольно зафыркали, когда всадники бросили поводья и остановились у входа в старую часовню.
   – Ну, давай посмотрим! – воскликнул Брион.
   Он направил свою белую лошадь в дверной проем и заглянул внутрь.
   – Аларик, лестница на часовую башню, кажется, цела. Пойдем, посмотрим.
   Он отвел лошадь назад на несколько шагов и спрыгнул с седла. Затем закрепил поводья так, чтобы лошадь могла пастись, пока они осматривают башню.
   Морган тоже спешился и пошел за Брионом.
   – Здесь, должно быть, было спокойное место в свое время? – спросил он, перепрыгивая через балку и пробираясь между обломками. – Сколько людей здесь было, как ты думаешь?
   – Во всем монастыре? Три или четыре сотни, сэр. Конечно, в это число входят и монахи, и слуги, и студенты. А вообще здесь было около сотни монахов Ордена.
   Брион стал подниматься по ступеням лестницы. Из-под его ног сыпались обломки камня, щепки. Ярко-красная одежда Бриона резко выделялась на сером фоне стен. Перо на алой охотничьей шапочке кокетливо изгибалось при каждом его прыжке.
   Вдруг Брион поскользнулся и чуть не упал, но смог выпрямиться и весело захохотал.
   – Осторожнее, милорд, – сказал Морган, с беспокойством следя за чересчур смелыми прыжками Бриона. – Помните, этой лестнице уже четыреста лет. Если вы упадете, то Гвинед останется без короля.
   – Ха! Ты слишком много беспокоишься, Аларик! – воскликнул Брион. Он добрался до первой площадки и подошел к окну. – Посмотри отсюда! Можно увидеть полдороги до Корота.
   Морган подошел к нему.
   Брион очистил подоконник от камней и битого стекла и сел, положив ногу на ногу.
   – Ты только посмотри! – Он показал на горы своим кнутом. – Еще месяц, и все это покроется снегом. И это будет так же прекрасно, как и сейчас, когда горы покрыты поздней зеленью.
   Морган улыбнулся и оперся о подоконник.
   – Хорошая охота в этих местах, сэр. Вы уверены, что не сможете задержаться в Короте подольше?
   – Ты же знаешь, что не могу, Аларик, – ответил Брион, с сожалением пожав плечами. – Долг призывает меня громко и настоятельно. Если я не вернусь через неделю в Ремут, то весь мой Совет Лордов хватит удар. Я думаю, они не верят в то, что Марлук мертв, что войны больше нет. А, кроме того, и Джехана…
   «Да, кроме того и Джехана», угрюмо подумал Морган.
   На мгновение он позволил себе представить молодую темноволосую королеву, а затем изгнал ее образ из памяти. Все надежды на мирные дружеские взаимоотношения между ними испарились в тот день, когда она узнала, что Морган – Дерини. Она никогда не простила ему этого, а именно этого он не мог изменить, даже если бы захотел.
   Ни к чему было напоминать об этом Бриону. Брион тяжело переживал почти враждебные отношения, которые сложились у его ближайшего друга с любимой королевой, но ничего не мог поделать.
   Морган перегнулся через подоконник, чтобы посмотреть вниз.
   – Смотрите, сэр, – сказал он, чтобы переменить тему разговора. – Моя лошадь нашла траву, которую еще не уничтожил холод.
   Брион посмотрел. Действительно, черная лошадь Моргана отошла от башни на двадцать футов и теперь спокойно щипала траву. Лошадь Бриона оставалась на том же месте, где всадник соскочил с нее. Она тыкалась носом в камни, тщетно надеясь найти что-либо съедобное. Пойти дальше она не пыталась, так как ее нога попала в поводья, соскользнувшие с седла.
   Брион с негодованием фыркнул:
   – Эта лошадь так глупа, что я иногда удивляюсь, как она находит ясли с сеном. Ведь ей вполне достаточно поднять ногу и освободиться из петли. А она думает, что ее спутали.
   – Я всегда советовал вам не покупать коней из Ланнеда, сэр, – сказал, улыбнувшись, Морган, – но вы не слушаете меня. Ланнедские коневоды смотрят только на красоту лошади, а не на ее мозги. А вот лошади из Кассы…
   – Стоп! – приказал Брион, изображая негодование. – Ты заставляешь меня чувствовать себя дураком. А король не должен никогда чувствовать так.
   Морган улыбнулся, посмотрел вдаль и увидел, что сюда скачет с полдюжины всадников.
   Почувствовав тревогу, он легонько тронул короля за колено.
   – Брион!
   Когда всадники подъехали ближе, они смогли различить в руках переднего знамя с вышитым на нем Львом Гвинеда. А за знаменосцем ехал огромный человек в оранжевой одежде. Это мог быть только лорд Эван, могущественный герцог Клейнборна.
   Эван, вероятно, заметил их в окне башни, потому что он резко осадил лошадь, приподнялся на стременах и издал боевой клич, как будто собирался штурмовать башню.
   – Какого черта… – крикнул Брион, глядя на Эвана, вся банда которого окружила башню, подняв тучи пыли.
   – Сэр! – закричал Эван.
   Его рыжие волосы и борода развевались по ветру, а глаза возбужденно сверкали. Он в порыве чувства схватил знамя Гвинеда и стал размахивать им над головой.
   – Сэр! У вас сын! Наследник трона Гвинеда!
   – Сын! – ахнул Брион. – Боже мой! Но ведь предполагалось, что это будет через месяц! – глаза его засверкали. – Сын! Ты слышишь, Аларик? – вопил он, хватая Моргана за рукав и пускаясь с ним в пляс. – Я – отец! У меня сын!
   Оставив Моргана в покое, он подбежал к окну и с торжеством глядя на своих людей, громко крикнул:
   – Сын! Сын! Аларик, ты слышишь? У меня сын!
   Морган глубоко вздохнул, провел руками по лицу, как бы отгоняя печальные воспоминания. Затем снова сел, глядя во тьму.
   Все это было так давно.
   Мальчик Аларик теперь уже Лорд-генерал Королевской армии, могущественный феодал, во всяком случае, в данный момент.
   Брион спит в своей гробнице под собором в Ремуте. Он пал жертвой магии, которую даже Морган не смог предотвратить.
   А сын Бриона – «Сын! Сын! Аларик, ты слышишь? У меня сын!» – сыну Бриона уже четырнадцать лет. Он мужчина, король Гвинеда.
   Морган посмотрел в окно, как смотрели они с Брионом много лет назад, как будто хотел увидеть всадников, скачущих по долине. Потом перевел взгляд на ночное небо.
   На востоке поднималась тусклая луна, забивая своим светом те несколько звезд, которые смогли пробиться сквозь туман, укутавший землю. Морган долго смотрел на эти звезды, наслаждаясь спокойствием ночи, а затем встал и направился обратно к Дункану.
   Уже было поздно. Дункан, должно быть, беспокоится, что его нет так долго. А завтра предстоит встреча с этими коварными злобными архиепископами. Завтра решается многое.
   Он пошел вниз по лестнице. Теперь идти стало легче, так как луна освещала развалины ледяным светом. Морган прошел через дверной проем и вошел в зал часовни.
   Он уже был на середине пути к месту их пристанища, как вдруг его взгляд уловил слабое мерцание света в дальнем алькове – слева от разрушенного алтаря. Он замер и повернул голову источнику света. Свет не исчез.

Глава 11

   Морган неподвижно стоял несколько секунд. Все его защитные ресурсы Дерини мгновенно пришли в действие, как только он почувствовал опасность.
   Лунный свет был слишком тусклым, а тени очень длинными, но во тьме слева что-то отчетливо сверкало.
   Он хотел позвать, так как это мог быть Дункан, но не стал этого делать. Его обостренные чувства определили, что это не Дункан. Если в этой тьме кто-то и был, то совершенно незнакомый Моргану.
   Морган осторожно двинулся налево. Пальцы аккуратно скользили по стене. Он жалел, что не взял с собой меча. Когда он шевельнулся, огонек исчез, и теперь Морган видел, что в том углу развалин нет ничего необычного.
   Но его любопытство разгорелось. Что могло так сверкать в этих развалинах? Стекло? Случайное отражение луны в луже? Или же что-нибудь зловещее?
   Вдруг со стороны развалин алтаря послышался какой-то слабый звук. Морган резко повернулся и застыл. Стилет мгновенно скользнул в его ладонь. Это уже было что-то реальное. Не лунный свет и не лужа. Там кто-то был.
   Морган ждал. Глаза и уши улавливали все, что могли уловить. Морган наполовину был уверен, что сейчас из-за мертвых камней покажется привидение, дух какого-нибудь давно умершего монаха. Он долго ждал и уже решил, что его разыгравшиеся нервы сыграли с ним злую шутку, как вдруг из-за камней показалась огромная серая крыса и направилась прямо к нему. Морган от неожиданности отскочил в сторону, затем облегченно вздохнул и рассмеялся, когда крыса бросилась прочь от него.
   Он снова взглянул на развалины алтаря, посмеялся над своими страхами и пошел дальше. Тот угол, где сверкало что-то, что привлекло внимание Моргана, был также завален разными обломками, как и все остальное пространство часовни. Но в этом углу сохранились остатки крыши, а в стенной нише – остатки мраморной статуи. От статуи уцелели только ноги. Они да обломки камня и стекла – вот и все, что осталось после того ужасного дня, когда восставшие крестьяне ворвались в монастырь и почти полностью уничтожили его.
   Морган улыбнулся про себя, когда его глаза скользнули по сандалиям, стоявшим на мраморном постаменте. Что же это за невезучий святой, от которого остались только одни ноги?
   Затем он опустил глаза ниже и увидел серебряную или посеребренную пластинку, вделанную в основание под ногами. Морган понял, что она и была источником света, который так взволновал его. На полу валялись остатки цветной мозаики, некогда украшавшей пьедестал.
   Грабители разрушили все, что могли: статуи, цветные окна, мраморные плиты пола, роскошное убранство алтаря. Морган достал стилет, чтобы попытаться содрать кусок пластины, которая ввела его в заблуждение, но затем остановился и спрятал стилет обратно в ножны. Это был единственный кусок серебра, который все еще оставался на своем месте, пережил все: грабителей, время, погоду. А мог ли этот неизвестный святой, в чью честь была поставлена статуя, надеяться на такую преданность со стороны людей – его почитателей? Морган подумал, что нет, не мог. Даже неизвестно сейчас, что это был за святой.