Решив, что самое удобное место – это шкаф для одежды, он подошел к нему и достал мешочек. Конечно, как только Бронвин придет в комнату, она сразу же направится к шкафу, особенно после верховой езды. Но на верхней полке много всяких драгоценностей, и там кристалл будет менее всего заметен.
   Риммель осторожно положил мешочек и начал развязывать шнурки на нем. Он помнил, что в его распоряжении всего несколько секунд, чтобы удалиться за пределы действия магического кристалла. Он взял лютню, повесил ее через плечо, снова вернулся к шкафу, открыл мешочек и вытряхнул оттуда кристалл, тут же загоревшийся холодным голубым светом, в котором четко выделялись кроваво-красные прожилки.
   Затаив дыхание, Риммель быстро сунул мешочек в карман и бросился к двери. Он опомнился только после того, как захлопнул за собой дверь. Он снова заглянул в комнату, чтобы увидеть кристалл, но его невозможно было разглядеть среди драгоценностей.
   Радостно насвистывая какой-то веселый мотив, Риммель вернулся на террасу и направился в сад с лютней на плече. По дороге он достал из складок туники медальон, открыл его и с обожанием посмотрел на портрет Бронвин. Затем он закрыл медальон с легким щелчком и, вздохнув, спрятал его. Войдя в сад, он услышал пение Гвидона.
   Часом позже Бронвин стояла на пороге своей комнаты и улыбалась Кевину, который прижимал ее руку к губам.
   – Через полчаса, – прошептала она.
   – Через полчаса, – торжественно согласился он, – и если ты задержишься, я приду и одену тебя сам!
   Бронвин сморщила нос и сделала гримасу.
   – Не раньше, чем через два дня, Кевин Мак Лейн, – объявила она. – Ты можешь потерпеть.
   – Могу, – пробормотал он, прижимая ее к себе и глядя на нее с вожделением.
   Она хихикнула, оттолкнула его и проворно скрылась за дверью.
   – Полчаса! – крикнула она. – И смотри, не опаздывай, а то я приду помочь тебе одеваться!
   – Приходи! – с радостью подхватил Кевин, но дверь уже была закрыта.
   Бронвин веселым мотыльком влетела в комнату, делая пируэты и прижимая лютню к груди. Она вся светилась от радости и переполняющей ее любви.
   Она остановилась перед шкафом, напевая слова песни Гвидона, бросила взгляд на себя в зеркало и поправила прядь золотых волос, упавшую на лоб.
   И тут начало действовать колдовство. Бронвин внезапно оступилась и ухватилась за шкаф, чтобы удержаться на ногах. Вдруг она ощутила второй удар. В своей безнадежной и отчаянной борьбе она выпустила лютню из рук, и инструмент со звоном упал на пол. Лютня треснула, струны полопались, издавая жалобные звуки.
   Эти звуки пробудили ее чувства Дерини, заставили ее хладнокровно оценить ситуацию, хотя внешние части ее мозга были ослеплены. Глаза ее обшаривали комнату почти бессознательно. Она отыскивала то, что так внезапно обрушилось на нее. И увидела среди своих драгоценностей голубой кристалл.
   «Магия!» – вскрикнул ее мозг.
   «О, мой Бог! Кто сделал это?»
   «Кевин! Кевин!» – посылала она отчаянные мысленные призывы.
   Пересилив слабость, она смогла крикнуть вслух. Кевин не успел уйти далеко. Услышав пронзительный крик Бронвин, он бросился обратно и распахнул дверь. Она поддалась без всякого сопротивления, и Кевин застыл на пороге в ужасе от того, что увидел.
   Бронвин стояла на коленях у шкафа, судорожно цепляясь за его полированную поверхность. Ее взгляд бы устремлен на странный голубой кристалл, пульсирующий светом среди драгоценностей и безделушек. Бронвин медленно двигалась к нему, как во сне. Ее губы шевелились, повторяя имя Кевина, хотя с них не срывалось ни звука.
   Кевин, не размышляя и крикнув что-то неразборчивое, зная только то, что этот кристалл нужно убрать с глаз Бронвин, оттолкнул ее в сторону и схватил его обеими руками, намереваясь выбросить его в окно. Но этого не следовало делать, ибо заклинание уже действовало. Схватив кристалл, Кевин застыл. Выражение боли и страха исказило черты его лица.
   Бронвин мгновенно поняла, что случилось. Она попыталась вырвать кристалл из рук Кевина, надеясь, что ее кровь Дерини поможет ей. Однако едва коснувшись кристалла, она тоже впала в транс. Кристалл, который теперь они держали оба, бешено пульсировал в такт их сердцам. Его свечение постепенно усиливалось, пока не превратилось в ослепительно яркое белое сияние, и из груди Бронвин и Кевина вырвался крик, который прокатился по всему дворцу.
   Затем наступила тишина.
   Охранники, вбежавшие в комнату, привлеченные этим криком безумия, в смятении остановились на пороге. Следом прибежал Келсон и тоже замер. За ними стоял Дерри и широко раскрытыми глазами смотрел через плечо короля.
   – Назад! Все назад! – скомандовал Келсон. – Быстрее!
   Здесь магия, колдовство!
   Когда охранники попятились назад, Келсон осторожно вошел в комнату, шепча противодействующее заклинание. Когда он его закончил, яркий свет сконцентрировался в комнате, стал слабеть и постепенно исчез. Келсон прикусил губу и закрыл глаза, стараясь справиться с охватившим его волнением. Затем он заставил себя медленно двинуться вперед.
   Кевин и Бронвин лежали у дверей открытых на террасу. Кевин на спине, Бронвин – головой на его груди. Ее золотые волосы были спутаны и закрывали лицо. Раскинутые в стороны руки Кевина были сожжены той ужасной энергией, которая таилась в кристалле. Он не подавал никаких признаков жизни.
   Проглотив комок в горле, Келсон опустился на колени возле них и постарался притронуться к ним. Он вздрогнул, когда его пальцы коснулись черной руки Кевина, шелковых волос Бронвин. Потом он сел прямо на пол перед ними и печально опустил голову. Руки его беспомощно опустились. Для двух влюбленных уже ничего нельзя было сделать.
   Увидев безнадежный жест Келсона, Дерри, охранники и лорд Девериль начали потихоньку проникать в комнату. При виде трагического зрелища они застывали в оцепенении. Лицо Девериля побелело, когда он увидел распростертые тела. Затем он бросился к дверям, расталкивая всех. Он хотел остановить герцога Джареда, чтобы тот не увидел это. Но он опоздал.
   – Что случилось, Дев? – прошептал Джаред, стараясь заглянуть в комнату через его плечо. – Что-нибудь с Бронвин?
   – Не входите, милорд, пожалуйста!
   – Пусти меня, Дев. Я хочу знать, что произошло. О, Боже! Это мой сын! Боже, это же они оба!
   Охранники расступились, пропуская Джареда, и тут же прибежал Риммель, заглянул в комнату, ахнул и зажал рот рукой, чтобы заглушить крик ужаса. Дрожь пробежала по его телу, его судорожно сжала медальон. Он боялся, что упадет без сознания. «О, мой бог, что я наделал?
   Я не хотел этого! Не хотел! О, боже, это не может быть правдой!
   Они мертвы! Леди Бронвин мертва!»
   Все новые и новые и новые люди прибегали сюда. Риммель стоял бледный, как полотно. Он прижался спиной к стене и хотел бы слиться с ней. Он пытался отвести взгляд от жуткого зрелища, но не мог. Затем он рухнул на колени и забился в рыданиях. Он уже не думал о том, что держит в руках медальон, в руках, которые он горестно заламывал.
   Вместе с Гвидоном прибежала леди Маргарет. Она побледнела, увидев тела, и была на грани обморока. Но вскоре она овладела собой и приблизилась к мужу, который стоял онемевший и неподвижный перед телами. Она обняла его, прильнула, не говоря ни слова, и мягко, но настойчиво повела его к двери, повернув так, чтобы он не видел мертвых. Она что-то нежно шептала ему на ухо.
   Гвидон молча поднял лютню Бровин. Она была сломана, струны беспомощно висели. Колдовство не пощадило даже ни в чем неповинный инструмент. Гвидон подошел к молодому королю, который печально снял с себя алый плащ и бережно закрыл им тела влюбленных. Затем он рассеянно дернул оборванную струну лютни. В тишине раздался жалобный стон.
   – Боюсь, что музыка разрушена навсегда, – проговорил тихо Гвидон, опуская лютню на тело Бронвин. – И она уже никогда не вернется.
   Келсон опустил глаза, зная, что Гвидон имеет в виду не лютню. Трубадур нежно провел пальцами по сломанному инструменту и сложил руки на груди.
   – Могу я узнать, как все это произошло, сэр?
   Келсон пожал плечами:
   – Кто-то положил в комнату кристалл Джерраман. Само по себе это не ужасно, ведь Джерраман можно использовать в самых разнообразных целях, и для свершения добрых дел тоже. Ты, наверное, часто встречал упоминания об этих кристаллах в своих балладах.
   Голос его изменился.
   – Но этот был предназначен не для добрых дел. Во всяком случае, для Кевина он оказался гибельным. Бронвин одна могла бы справиться с заклинанием, каково бы оно ни было. Ведь у нее было могущество. Но она, вероятно, вскрикнула, позвала на помощь, и Кевин услышал ее и прибежал. А двоих спасти у нее не хватило сил, они оба погибли.
   – А она не…
   Келсон оборвал разговор предупреждающим взглядом и поднялся на ноги.
   К Джареду и Маргарет уже присоединился отец Ансельм в белой сутане. Он был очень стар, этот капеллан замка Кулди. Молодой король почтительно поклонился преподобному отцу и отступил в сторону, дав возможность безутешным родителям опуститься на колени рядом с телами. Он перекрестился, слушая, как Ансельм начал читать молитву, и медленно отступил назад, дав знак Гвидону следовать за ним.
   – Гвидон, Дерри, нужно, чтобы лишние люди ушли отсюда. Родителям надо побыть одним со своими детьми.
   Все подчинились его распоряжению, и хмурые солдаты и всхлипывающие женщины покинули комнату.
   Дерри подошел к Риммелю. Тот стоял на коленях в дальнем углу и тихонько всхлипывал. Его белые волосы вздрагивали, а золотая цепь, свисающая из рук, раскачивалась взад и вперед. Когда Дерри коснулся его плеча, Риммель посмотрел на него мокрыми и покрасневшими глазами. Дерри, который не любил иметь дело с истеричными мужчинами, заметил золотую цепь и потянул за нее, приглашая Риммеля подняться и выйти из комнаты. Но тут он увидел медальон, который висел на цепи.
   – Эй, что это, Риммель, что это у тебя в руках?
   Дерри схватил его за руку, но Риммель стал отчаянно вырываться. Глаза его расширились, когда он встал на ноги. Его сопротивление только возбудило интерес Дерри, и он возобновил свои усилия, пытаясь раскрыть ладонь.
   – Ну, давай, давай, Риммель. Я хочу посмотреть, что у тебя там, – говорил Дерри, постепенно раздражаясь сопротивлением Риммеля. – О, это же медальон. Ты где его…
   В это время медальон выскочил из рук Риммеля, упал на пол, подпрыгнул и открылся. Дерри схватил его, бросил любопытный взгляд на портрет и уже хотел вернуть его, как вдруг осознал, что там портрет Бронвин.
   – Черт возьми, это же госпожа!
   Услышав проклятье Дерри, Келсон нахмурился и повернулся к нему, чтобы сделать выговор за столь неуместные в такое время слова. Он увидел изумленное лицо Дерри, подошел к нему, взял из его рук медальон и стал удивленно рассматривать портрет. Тут медальон увидела леди Маргарет. Она подбежала к Келсону и схватила его за руку.
   – Где вы взяли этот медальон, сэр?
   – Этот? – Келсон смутился. – Этот медальон мы взяли у Риммеля, а где он взял его, я не знаю.
   Рука Маргарет дрожала, когда она взяла медальон из рук Келсона. Она закрыла на мгновение глаза, когда металл коснулся ее. Потом она взглянула на портрет и со стоном прижала медальон к груди.
   – Где… – с трудом проговорила она. – Где ты взял его, Риммель?
   – Моя леди, я…
   – Бронвин подарила этот портрет Кевину в день их помолвки. Где ты взял его?
   Со стоном отчаяния Риммель рухнул на колени и стал рвать на себе одежду. Затем он с мольбой схватил подол платья Маргарет. Его белая голова тряслась, когда он начал свои признания.
   – О, моя дорогая леди, пожалуйста, поверьте, я не хотел того, что произошло! – кричал он. – Я так любил ее! Я только хотел, чтобы и она полюбила меня. Вы же можете понять меня!
   Маргарет вскрикнула и вырвала подол платья из его рук. Она поняла ужасный смысл слов Риммеля.
   Дерри и несколько охранников набросились на Риммеля и схватили его, оттащив от Маргарет.
   Джаред смотрел на все происходящее непонимающими глазами. Его губы все время шептали имя сына.
   – Ты! – вскричал Келсон, с трудом веря тому, что услышал. – Так это ты положил в комнату кристалл, Риммель?
   – О, сэр, вы должны мне поверить, – молил Риммель, заламывая руки. – Это был только любовный амулет. Бетана сказала…
   – Бетана? – рявкнул Келсон, схватив Риммеля за волосы и повернув его голову так, чтобы смотреть ему в глаза. – Я знаю это, потому что я нейтрализовал ее, к сожалению, уже после того, как она сделала свое дело. Ну, так кто же эта Бетана, о которой ты говоришь? Дерини?
   – Я… я не знаю, Дерини она или нет, сэр, – всхлипнул Риммель. Голова его была запрокинута, Келсон все еще держал его за волосы. – Она живет в горах к северу от города. В пещере. Жители говорят, что она святая женщина, что она часто творит любовное колдовство за еду и золото, – он проглотил слюну и моргнул красными глазами. – Я только хотел, чтобы Бронвин полюбила меня. Это же простое любовное колдовство.
   – Простое колдовство не убивает! – крикнул Келсон, отпустил волосы Риммеля и брезгливо вытер руки о штаны. – Ты виноват в их смерти, Риммель. Ты положил кристалл, который сжег их.
   – Я убью его! – вскрикнул Джаред, кидаясь к солдату и хватая его меч. – Бог свидетель, Риммель должен умереть за убийство моих детей!
   С быстротой молнии он бросился к Риммелю. Глаза его остекленели, в руке – обнаженный меч. Но Маргарет крикнула:
   «Нет!» и бросилась между ними. Дерри и капитан охранников схватили руку с мечом и с трудом опустили ее, а Маргарет с рыданиями бросилась Джареду на грудь.
   Но Джаред продолжал бороться, крича:
   – Отпустите меня, идиоты! Я должен убить его!
   Маргарет, он убил нашего сына! Не мешай мне!
   – Джаред, нет! Разве мало двух смертей? Хотя бы подожди, пока ты придешь в себя и гнев не будет душить тебя. Сэр, не позволяйте ему делать это, я прошу вас!
   – Прекратите все!
   Слова Келсона оборвали шум и крики. Наступившая после его окрика тишина нарушалась только всхлипываниями Риммеля. Все глаза обратились к королю. Он обвел всех своим твердым взглядом. В нем было много отцовского, когда он обратился к Дерри:
   – Отпусти Джареда.
   – Сэр? – Дерри был удивлен.
   Леди Маргарет с ужасом посмотрела на короля.
   Келсон повторил:
   – Отпусти Джареда, Дерри. Разве приказ не ясен?
   Озадаченный Дерри кивнул, выпустил руку Джареда и отступил назад, мягко держа Маргарет за плечи, чтобы она не вмешалась во все происходящее. Маргарет со страхом смотрела, как Джаред поднял меч и медленно пошел к Риммелю.
   – Сэр, я умоляю вас, не разрешайте Джареду убивать его!
   Он…
   – Нет, пусть он убьет меня! – закричал Риммель, опуская голову и закрывая глаза. – Я не заслуживаю милости. Я не достоин жизни. Убейте меня, Ваша Милость. Пусть я умру страшной смертью, я должен страдать!
   Джаред остановился, взгляд его потух, плечи опустились, он медленно опустил меч, разглядывая шею Риммеля. Он оглянулся на Келсона, на встревоженное лицо Маргарет, а затем бросил меч на землю и отвернулся от Риммеля с отвращением.
   – Лорд Фергюс, – позвал он кого-то, глядя через плечо в сад.
   Крепкий мужчина появился на пороге и поклонился. По рисунку перевязи можно было понять, что он относится к младшему командному составу гарнизона замка.
   Он бросил взгляд на Риммеля.
   – Да, Ваша Милость.
   – Этот человек – убийца. Я хочу видеть его голову на Воротах Предателя через час. Ясно?
   Глаза Фергюса радостно блеснули, и он поклонился.
   – Да, Ваша Милость.
   – Отлично. Иди.
   С коротким поклоном Фергюс повернулся и подозвал двух солдат, которые схватили Риммеля и потащили к выходу. Риммель продолжал бормотать:
   – Я должен умереть, я убил ее, я должен умереть.
   Фергюс вытащил широкий меч из ножен.
   Джаред подождал, пока они выйдут, а затем снова приблизился к телам, опустился на колени рядом с ними, коснулся золотых волос Бронвин, которые закрывали лицо Кевина.
   Маргарет тревожно посмотрела вслед солдатам, уводящим пленника, взглянула на мужа и отца Ансельма, стоящих на коленях возле мертвых, а затем протянула руки к Келсону:
   – Сэр, вы не должны допустить этого! Этот человек, конечно, виновен. Никто этого не отрицает. Но хладнокровно отрубить ему голову…
   – Таков приговор герцога Джареда, леди. Не просите, чтобы я вмешался.
   – Но вы же король, сэр. Вы можете…
   – Я здесь не король, а гость, приглашенный на свадьбу, – прервал ее Келсон, пристально глядя ей в глаза. – Я не должен присваивать права Джареда в его доме.
   – Но, сэр…
   – Я понимаю, какие чувства движут Джаредом, моя леди, – твердо сказал Келсон, глядя на коленопреклоненного герцога. – Он потерял сына. У меня пока нет детей, и пусть их никогда не будет, если мне будет суждено вот так же потерять их. Я знаю, что он сейчас чувствует. Я потерял отца. Я думаю, мое горе, которое я ощущал тогда, подобно горю отца, потерявшего сына.
   – Но…
   Снаружи послышался чей-то сдавленный крик, глухой звук, звон стали, и лицо Маргарет побелело.
   К дверям стали приближаться тяжелые размеренные шаги, и вот на пороге появился лорд Фергюс, державший какой-то окровавленный предмет за белые волосы…
   Это была голова Риммеля.
   Джаред спокойно посмотрел на Фергюса, поднявшего голову казненного. Только руки, сжимавшие и разжимавшие край малинового плаща, выдавали его волнение. Затем его лицо просветлело и он кивнул, разрешая Фергюсу удалиться. Фергюс поклонился и пошел прочь. Кровь хлестала из шеи Риммеля, обильно орошая каменные плиты. Джаред опустил глаза только тогда, когда Фергюс со своей жуткой ношей скрылся за углом.
   – Мой сын, моя любимая дочь. О, я не мог даже предположить, что гробница будет вашей свадебной постелью. Вы сейчас спите вместе, как давно уже мечтали.
   Голос его оборвался, и он начал плакать. Горькие рыдания сотрясали его тело. Со сдавленным криком Маргарет подбежала к нему, опустилась рядом с ним на колени, прижала его голову к своей груди и зарыдала вместе с ним.
   Келсон смотрел на них, разделяя их горе и отчаяние, а затем сделал знак Дерри подойти к нему.
   – Есть кое-что еще, что должно быть сделано, и сделано мной, – прошептал Келсон. – Но я не могу сейчас оставить лорда Джареда одного. Ты выполнишь мою просьбу, Дерри?
   – Не сомневайтесь, сэр. Что я должен сделать?
   – Иди в горы и отыщи эту Бетану. И если она Дерини, то это может быть опасно. Но я знаю, что ты не боишься магии. Здесь ты единственный, кому я могу доверять.
   Дерри поклонился:
   – Вы оказываете мне большую честь, сэр.
   Келсон осмотрел комнату, а затем двинулся в угол и позвал за собой Дерри. Солдаты и служанки вышли, и теперь в комнате оставались только Гвидон и лорд Девериль.
   В тишине слышались молитвы Ансельма. Келсон посмотрел Дерри в глаза.
   – Я хочу спросить тебя как друг, а не как король, – тихо сказал он. – Я прошу тебя, как просил бы Моргана, и оставляю тебе полную свободу отказаться.
   – Спрашивай, Келсон, – мягко ответил Дерри, посмотрев Келсону прямо в глаза.
   Келсон кивнул:
   – Ты позволишь мне установить вокруг тебя магическую защиту, когда ты отправишься на поиски Бетаны? Я боюсь посылать тебя без нее.
   Дери опустил галаз. Его правая рука потянулась к груди, где висел медальон Моргана с изображением Камбера, он достал медальон и положил его на ладонь.
   – Я немного посвящен в искусство магии, сэр. Это медальон Моргана. Святой Камбер обеспечивает защиту и людям, не правда ли?
   Келсон взглянул на медальон, а затем на Дерри.
   – Можно я дотронусь до него? Может, мое могущество увеличит его силу.
   Дерри кивнул, и Келсон взял медальон в руки. Он смотрел на него, сосредоточиваясь, а затем положил руку на плечо застывшего Дерри. Его левая рука все еще сжимала медальон.
   – Расслабься и закрой глаза, как тебя учил Морган.
   Открой свой мозг мне, – скомандовал Келсон.
   Дерри повиновался, и Келсон, облизнув губы, стал собирать свою волю. Вокруг медальона образовалось алое свечение. Келсон шептал заклинание, и алое свечение перемешивалось с зеленым по мере того, как заклинание Келсона смешивалось с заклинанием Моргана. Затем свечение погасло, Келсон опустил руки и вздохнул. Медальон отливал серебром на фоне серой туники Дерри.
   – Ну вот, это должно тебе помочь, – едва заметно улыбнулся Келсон, взглянув на медальон. – А ты уверен, что в тебе нет крови Дерини, Дерри?
   – Да, сэр. Я думаю, Моргана тоже занимает этот вопрос, – он улыбнулся, опустил глаза и помрачнел. – А что с Морганом, сэр? Ведь не может же быть, чтобы он не доложил вам о том, что случилось?
   Келсон покачал головой.
   – Не знаю. Скорее всего, он уже скачет сюда – прямо на место трагедии, как и в случае с моим отцом. Но, во всяком случае, он не знает этого, пока.
   – Да, сэр. А если я найду эту Бетану и захвачу ее, то привезти ее сюда?
   – Да. Я хочу знать, какова ее доля участия в этом деле.
   Но будь внимателен. Она ошиблась в своей магии. Не знаю, случайно или намеренно. Я предпочитаю, чтобы лучше ты остался жив, так что если придется делать выбор между тобой и ею, то убей ее.
   – Я позабочусь о себе, – засмеялся Дерри.
   – Хорошо, – ответил Келсон. Теплая улыбка пробежала по его лицу. – Ну, иди.
   – Хорошо, сэр.
   Когда Дерри исчез, отправившись выполнять поручение своего короля, Келсон повернулся, чтобы посмотреть на сцену оплакивания.
   Отец Ансельм, лорд и леди, приближенные слуги стояли на коленях возле тел. Голос Ансельма слышался в тишине. Он нараспев читал литанию. Келсон тоже опустился на колени и слушал знакомые слова, вспоминая, как стоял и слушал их у тела своего отца в полях Кандор Ри. Его отец, король Брион, пал жертвой злой магии. И сейчас он ощущал то же самое – потерю близких ему людей.
   Пусть они пребывают в вечном покое, о Боже.
   И пусть вечный свет сияет над ними…
   Келсон с трудом сдержал печальный вздох и поднялся на ноги.
   Он вышел из комнаты, не в силах больше выносить этого шепота смерти.
   Келсон подумал, сможет ли он когда-нибудь привыкнуть к этим словам и спокойно слушать их?

Глава 17

   Уже близился вечер этого рокового дня, когда Келсон оплакивал погибших, а Морган и Дункан скакали к месту гибели своих близких – а Гвинедская Курия в Джассе все еще заседала.
   Лорис собрал епископов в большом холле епископского дворца, недалеко от того места, где прошлой ночью они собирались на церемонию отлучения. И хотя заседание началось утром и продолжалось весь день с небольшими перерывами, дискуссия все еще продолжалась, и епископы были не ближе к принятию решения, чем в момент открытия совещания.
   Главную роль во всем этом играли два человека: Ральф Толливер и Вальфрам де Блент, один из двенадцати гвинедских епископов, не имеющих собственной епархии. Толливер сразу же после открытия заседания выразил свое несогласие – ведь это его пастве угрожал Интердикт. И затем его решительно поддержал Вальфрам.
   Грубый старый прелат прибыл на это заседание днем вместе с семью другими епископами, и был очень удивлен, узнав, что вопрос об Интердикте рассматривается серьезно. Он вошел в холл с шумом и грохотом и тут же заявил, что в корне не согласен с предложенными Лорисом санкциями против Корвина. Герцог Корвина несомненно заслуживает наказания за свои действия в Святом Торине, его кузен-Дерини тоже – за то, что он столько лет скрывал свое происхождение, изображая доброго слугу Церкви. Но наказывать целый народ за грехи его господина, особенно после того, как господин уже наказан – это просто глупо и бессмысленно.
   И после этого разгорелись споры.
   Кардиель и Арлиан надеялись что-нибудь выиграть и держались очень осторожно во время дискуссии, стараясь раньше времени не сказать что-нибудь лишнее, что могло бы выдать их намерения. Они оба понимали, что старый желчный Вальфрам всегда возбуждает все споры, и теперь они выжидали и слушали, что говорят другие.
   Арлиан сцепил свои тонкие пальцы, положил руки на стол и рассматривал присутствующих. А в это время старый епископ Карстон бубнил о некоторых темных сторонах этого дела и о том, как все это соотнести с церковными канонами.
   Вальфрам, несомненно, поддержит любого, кто выступит против Интердикта. Так что его можно спокойно считать в числе тех, кто последует за Кардиелем, когда придет время. Из семи товарищей Вальфрама Эквард и туповатый Джильберт поддержат его. Следующие трое явно на стороне Лориса, а оставшиеся двое еще не решили, кого им поддерживать. Из старых епископов двое – Браден и Ифор – останутся нейтральными – это можно прочесть по их лицам: они с такой скукой слушают споры! Но вот Лейси и Креода поддержат Лориса и этот старый зануда Карстон – тоже. Корриган, конечно, человек Лориса с самого начала. Значит, среди старых епископов остается только Толливер, который выступает против Интердикта. К счастью, уж в нем-то можно не сомневаться.
   Итого: восемь за Интердикт, четыре нейтральны и шесть против. Но эти четверо нейтральных тоже могут изменить свое мнение – вряд ли у кого-нибудь из них хватит мужества остаться действительно нейтральным и порвать с Курией. И, значит, в худшем случае будет двенадцать против шести. Эти шестеро могут сплотиться и отделиться от Церкви – самоотлучение – может, и к лучшему.