Ли Эйна. Любовные хроники: Флинт Маккензи

   — Ох! Твоя борода так колется! — Маккензи провел пальцами по жесткой щетине. — Знаешь, Флинт, к нашему соглашению придется добавить еще один пункт. Брейся, если хочешь, чтобы мы оставались вместе. Я вовсе не желаю, чтобы мое лицо оказалось до крови исколотым.
   — Раньше надо было думать — перед тем как обдирать бороду.
   — Но она мне нравилась не больше этих колючек. Ну, так что же решим?
   Флинт приподнялся на локте и посмотрел на Гарнет сверху вниз.
   — Одного у тебя не отнимешь, рыжая, — пробормотал он, стягивая через голову рубашку. — Ты умеешь ставить условия мужчине именно тогда, когда у него кровь кипит и ему не терпится тебя отведать. — И он быстро склонил голову к ее груди.
   — Значит, договорились? — почти беззвучно спросила Гарнет, запуская пальцы в его волосы.
   — Похоже на то, Далила, — буркнул Флинт, накрывая губами ее рот.

Глава 14

   В утреннем воздухе еще чувствовался пронизывающий весенний холодок, когда Маккензи собрались, чтобы послушать Люка о дальнейшем житье-бытье. Гарнет возилась у раковины с грязной после завтрака посудой, но слышала каждое слово.
   — Техас забит говядиной. За голову я могу выручить три, самое большее четыре доллара. С такими ценами «Трипл-М» не продержишь.
   — С такими ценами даже скота не выкормить, — согласился Клив. — Больше выручишь за зерно.
   — Хоть в шерифы возвращайся. — Люк виновато покосился на Хани и встретился с ее расстроенным взглядом. — Не беспокойся, соечка, в законники я больше не пойду.
   — Есть какая-нибудь идея? — поднял голову Флинт.
   — Если бы удалось перегнать стадо на север, к Абилину, мы получили бы за одну голову по сорок долларов, — торжественно провозгласил Люк.
   Гарнет отложила полотенце и повернулась к говорящим. Все Маккензи изумленно уставились на Люка, а у Хани от удивления открылся рот.
   Наконец Клив прервал молчание:
   — Чисхолмский путь.
   Люк кивнул:
   — После переправы через Ред-Ривер шестьсот миль прямиком на север.
   — Н-да, но три сотни из них по территории индейских племен. — Слова Флинта заставили Гарнет насторожиться.
   — Знаю, Флинт, знаю, но враждебные из них только команчи и киова, а остальные проезжих не трогают. К тому же я слышал, что большинство банд команчей двинулись на север, в Вайоминг. Бен Уорд говорил мне об этом на прошлой неделе в городе. В прошлом году они перегоняли стадо длиннорогих Бара Кея в Абилин. Он сказал, что по всему пути луга с прекрасной травой и много водопоев. А хлопоты доставили совсем не индейцы, а джейхокеры.
   — А кто они такие, джейхокеры? — встрепенулась Хани.
   — Орудуют в Канзасе и хуже каторжников, — объяснил Люк. — Хотя изображают из себя законников и требуют мзду со всех, кто пересекает Канзас. А у тех, кто не может с ними расплатиться, забирают скот. И не останавливаются ни перед чем, даже перед убийством.
   — Да это же форменный разбой! — возмутилась Хани.
   — Конечно, — согласился Клив. — Но к тому времени, как стада достигают Канзаса, большинство старших погонщиков не хотят неприятностей и предпочитают лучше откупиться, чем рисковать жизнью гуртовщиков.
   — Гурт был большим? — поинтересовался Флинт.
   — Около тысячи голов.
   — А старший гуртовщик?..
   — Даллас Фентон, — ответил Люк.
   Флинт покачал головой:
   — Черт побери! Даллас Фентон — лучший гуртовщик в Техасе. Резвее любого бычка.
   — Так вот Бен Уорд сказал, что в Абилине объявился некий Маккой, который ударил по рукам с железнодорожниками и скупает всю техасскую говядину, как только скот оказывается в городе. В шестьдесят седьмом на Север перегнали только тридцать пять тысяч голов, в прошлом году уже семьдесят, а в этом ожидают до трехсот!
   — И сколько у Бара Кея было верховых? — поинтересовался Клив.
   — Десять погонщиков, не считая самого Фентона и стряпухи.
   — А сколько голов у тебя, Люк?
   — Думаю, после клеймения будет около четырехсот.
   На этот раз Клив присвистнул:
   — Четыре сотни голов!
   — Теперь понимаешь, в чем разница продавать их здесь или там? Шестнадцать сотен долларов и шестнадцать тысяч — это совсем не одно и то же.
   — Откуда, черт подери, у тебя четыреста голов? — Изумленное выражение не сходило с лица Клива. — В прошлом году я привел тебе двести.
   — Я считаю с телятами, — ухарски улыбнулся Люк. — Твой бык даром времени не терял. На северных пастбищах у меня около трехсот клейменых коров. И я уверен, около сотни разгуливает по полям.
   — Думаешь, они твои? — хмыкнул Флинт. — Я слышал, что кража скота в здешних краях по-прежнему запрещена.
   — Конечно, есть и приблудшие, — признался Люк. — Надо будет отделить их от стада. Но мы имеем полное право ставить клеймо «Трипл-М», если обнаруживаем на наших пастбищах корову или теленка.
   — Но как ты узнаешь, имеет ли силу старое клеймо перед тем, как присваивать корову? — заинтересовалась Хани.
   — По последнему изданию каталога. Если в нем нет какого-нибудь клейма, значит, оно не зарегистрировано — можно смело его перечеркивать и ставить свое.
   — А как это делается, папа? — подал голос маленький Джош.
   — Очень просто, сынок. Поверх старого клейма наносится крест, а рядом выжигается свое.
   — Ух ты! — Глаза мальчика широко раскрылись. — Но корове же больно!
   — Когда предполагаешь тронуться, старшой?
   Люк повернулся к Флинту:
   — Думаю, в середине июня. Месяц понадобится, чтобы собрать стадо и разобраться с клеймами.
   — А сколько времени займет перегон?
   Люк развернул карту.
   — Вот путеводитель. Раздает «Канзас-Пасифик». Это железная дорога, которая отправляет скот на восток. В нем обозначен путь.
   Братья склонились над столом, и Люк повел пальцем по бумаге.
   — Если следовать по Ред-Ривер на восток, дней через десять можно выйти к станции Ред-Ривер. Сами знаете, лучшей, чем там, переправы не найдешь.
   — Да, твердый песок и все удобства, — ухмыльнулся Флинт.
   — А оттуда около двух месяцев до Абилина. — Люк выпрямился и с надеждой посмотрел на братьев.
   — Четыре месяца туда и обратно, и дорога сносная, — заметил Клив. — По мне, звучит недурно.
   — Но переправ хватает, — признался Люк. Он снова склонился над столом и показал на карту: — За Ред-Ривер Уичито, Канейдиан, Симаррон, Арканзас и потом уж Канзас.
   — И нас трое на четыре сотни голов скота, — скривился Клив. — Беру свои слова обратно. Нетрудной дороги ждать не приходится.
   Люк сложил карту:
   — Конечно, не мешало бы побольше людей. Но всех погонщиков разобрали крупные фермы.
   — Я могу поехать, — послышался голос Гарнет.
   До сих пор она молчала и только прислушивалась, понимая, что Маккензи обсуждают свое семейное дело, в которое ей лучше не соваться. Гарнет сочувствовала обеим спорящим сторонам: Люк надеялся на перегон, потому что от него зависела судьба «Тринл-М», а Клив и Флинт не могли не сознавать, что троим мужчинам дорога не под силу.
   Изумленные братья подняли головы и не сводили с женщины глаз.
   — Я могу поехать, — повторила Гарнет. — Скот я никогда не гоняла, но в седле неплохо держусь и умею обращаться с ружьем.
   — А я могу управлять походной кухней, — вставила Хани. — Помнишь, Люк, как я правила фургоном по дороге из Миссури в Калифорнию?
   — А мы с Амиго будем маме помогать, — радостно воскликнул Джош. — Я умею делать песочное печенье. — Женщина с ласковой улыбкой обняла мальчика за плечи.
   От Гарнет не ускользнуло, как братья обменялись многозначительными взглядами.
   — Никаких женщин и никаких детей! — объявил Флинт.
   — Ну, знаешь ли! Это мы еще посмотрим! — возмутилась Хани.
   — Я согласен с Флинтом, дорогая, — перебил ее Клив. — А Гарнет, я уверен, не откажется с тобой пожить, пока мы будем в отъезде. Поживете, Гарнет?
   — Нечего мне указывать, Клив Маккензи, — вспыхнула Хани. — Я тебе не шлюха из салуна, с какими ты привык общаться. Они для таких речей только и годятся.
   — Ну-ну, сестричка, не кипятись, — попытался успокоить ее Клив.
   Флинт молча подмигнул брату.
   — Мы всего лишь заботимся о твоем же благе, крошка.
   Хани взорвалась:
   — Я тебя предупреждала, чтобы ты не называл меня этим дурацким прозвищем?
   Флинт подавил смешок и почесал в затылке:
   — Что-то не припоминаю. А ты, братишка?
   — Мне кажется, она предпочитает крошке малышку.
   Хани подбоченилась и приняла воинственный вид:
   — Вы оба хуже мальчишек. Вот погодите, устрою я вам головомойку!
   — Что это такое, мама? — поднял голову Джош.
   — Скоро узнаешь, Джошуа Маккензи, если станешь вести себя, как дядья.
   Люк улыбнулся и потянул жену к себе на колени.
   — Остынь, соечка. — Он нежно обнял ее за талию и тихонько поцеловал. — Ты ведь знаешь, как им нравится, когда ты злишься.
   Руки Хани скользнули Люку за голову и легли на плечи. Она тревожно посмотрела мужу в глаза:
   — Знаю. Но скажи, ты меня здесь не бросишь?
   Люк вмиг посерьезнел и долго не отводил от жены взгляда. Потом торжественно произнес:
   — Нет, девочка, я тебя никогда не брошу, — и перевел на братьев глаза. — Ребята, я думаю именно то, что сказал. Семью я здесь не оставлю. Вспомните, что произошло с Сарой и мамой!
   — Мы вовсе не думали, что ты намерен так поступить, — возразил Клив. — Но на всякий случай решили предложить.
   Гарнет почувствовала на себе взгляд Флинта и, повернувшись к нему, встретилась с ним глазами.
   — Решай, рыжая. Думаю, у тебя есть тоже право голоса.
   — Не мне судить, что лучше, а что хуже, — начала Гарнет. — Но, как женщина, не могу себе представить, что Хани и Джош будут здесь в большей безопасности, чем с Люком. А что касается трудностей дороги… — она подмигнула Хани, — эта парочка холостяков просто недооценивает выносливости женщин.
   — Ну что ж, леди, — широко улыбнулся Клив, — все стало на свои места. Похоже, старший братец, твой отряд сформирован. Держись, Абилин, — Маккензи идут!
   Хани вскочила на ноги и бросилась к двум мужчинам:
   — Я вас так люблю! Так люблю! — и расцеловала обоих.
   — Это должно означать, что головомойка отменяется. — Клив ухватил ее за талию, оторвал от земли и закружил в воздухе.
   — Ну нет, я не настолько глупа, чтобы это обещать, — взвизгнула Хани, но, оказавшись снова на полу, серьезно посмотрела на Клива и обронила: — Большое тебе спасибо. — И, повернувшись к Флинту, погладила его по щеке. — И тебе, старый плут! — потом рванулась обратно к мужу, прыгнула к нему на колени и обвила руками шею. — А тебя, Люк Маккензи, люблю так сильно, что словами не скажешь. — Она поцеловала мужа.
   Тот обнял ее за плечи. Поцелуй повторился, но на этот раз пылал настоящей страстью.
   Клив повернулся к Джошу:
   — Пойдем, племянничек, объедем стадо, вдвоем посчитаем коров. Маме и папе надо побыть наедине.
   — А что они хотят…
   Рука Клива прикрыла мальчику рот, прежде чем он успел продолжить. Клив подхватил Джоша под мышки и вынес на улицу. Вслед за ним за порог, радостно виляя хвостом, выскочил Амиго. Гарнет взглянула на Флинта, тот кивнул, и они оба тоже выскользнули на улицу.
   Джошуа несся впереди всех, Гарнет шествовала между мужчинами. Все подошли к загону и остановились у изгороди.
   — Думаю, в дороге лошадей нам понадобится намного больше дюжины. — Флинт поставил ногу на нижнюю жердь. — Вчера, когда мы ехали сюда, я краем глаза видел мустангов. Попробую их заарканить и привести.
   — Я поеду с тобой. Но сейчас я обещал Джошу посмотреть скот на северном пастбище. Махнем туда вместе? А на охоту отправимся завтра.
   — Ну как, рыжая?
   — Почему бы и нет? — Гарнет удивило, как быстро согласился с братом Флинт. Обычно он тут же начинал спорить. Но потом она поняла, что ему приятно находиться среди родных, и засомневалась, стоило ли влезать в их компанию с братом и племянником. Пусть Флинт побудет в кругу семьи. — Я подумала и решила, что мне лучше остаться, — небрежно произнесла она.
   — Ты хорошо себя чувствуешь, рыжая? — заглянул ей в глаза Флинт, и Гарнет уловила в его голосе необычно заботливые нотки.
   — Прекрасно.
 
   — Так вы не против, что мы вас покидаем? — поинтересовался Клив, когда маленький отряд был готов тронуться в путешествие и Джошуа уже устроился перед ним в седле.
   — Не беспокойтесь, я найду себе занятие, — ответила Гарнет и помахала рукой. Она вернулась в сарай и, заметив в углу несколько корыт и лоханей, вспомнила, что в седельных сумках у Флинта полно грязной одежды. Самое время устроить грандиозную стирку!
   Молодая женщина вытащила на улицу корыто и поставила на решетку, которой пользовались, чтобы нагревать воду, развела огонь и в ожидании, когда над корытом заклубится парок, протянула между деревьями веревку. Потом сняла с сеновала седельные сумки, вывалила на землю их содержимое и запихнула внутрь опять — все, кроме кипы грязной одежды. И наконец неодобрительно оглядела себя. Ее платье тоже явно нуждалось в стирке. Гарнет нырнула в сарай, быстро сбросила все и влезла в штаны и рубашку Флинта, которые ей приходилось носить и раньше.
   Сначала она выстирала нижнее белье, юбку и блузку, развесила их на веревке и только тогда принялась отскребать штаны и рубашки Флинта.
   Весело посвистывая, Гарнет выхватила из кучи рубашек ту, что была на Флинте в день схватки с индейцами. Она расправила ее и увидела, что на ткани запеклась кровь.
   Гарнет встряхнула рубашку, и в этот миг из кармана вылетел какой-то предмет. Пораженная, не веря собственным глазам, она уставилась на медальон — бесценный медальон, который она считала навсегда потерянным. Ликуя, Гарнет села на землю, открыла крышечку и впилась взглядом в изображение дорогих лиц.
   Но вот первый порыв счастья прошел, и она задумалась, каким образом медальон оказался в кармане рубашки. Сердце ее подпрыгнуло и ухнуло до самых пяток.
   Все это время медальон был у Флинта!
   Откуда он его взял? Почему ничего не сказал ей? Он ведь знал, как она дорожила медальоном! Что это — злая шутка? Неужели ему доставляло удовольствие наблюдать ее горе? Не может быть!
   У Флинта была семья. Он видел родных живыми, разговаривал с ними, они все вместе смеялись. Гарнет этого счастья была лишена навсегда.
   И вдруг она с отчаянием осознала, что ему на это наплевать — несмотря на все испытания, какие им вместе пришлось пройти, несмотря на близость. Беспощадная правда заключалась в том, что все это для него ничего не значило.
   Гарнет закрыла руками лицо. Нет, здесь нечто большее, чем злая шутка! Это жестокость! Флинт был именно тем человеком, каким она его однажды назвала, — низким. Жестоким и бессердечным.
   И как она могла заблуждаться и полюбить такого человека? Считала, что присущее ему особое благородство искупает грубость. Что силой своей любви она сможет заставить полюбить и себя.
   Глупо. Наивно, по-детски и ужасно глупо. Но теперь мечтания рассеялись, пелена не застилает глаза и она отчетливо видит правду — ту, что раньше ей мешала понять влюбленность. Флинт Маккензи на любовь не способен!
   Когда у Гарнет раскрылись глаза, в сердце осталась одна саднящая рана. Давящая и глубокая, которая стискивала грудь и не давала дышать.
   Гарнет заплакала — и горячие слезы жгли не только глаза, но и само сердце.
   — Я любила тебя, — всхлипывала женщина, — и надеялась, что сумею изменить… Надеялась заставить поверить в любовь. Но я ошибалась. Ты своего добился — я больше не буду тебе мешать. Я ухожу. Ты остаешься один. Ты недостоин моей любви, Флинт Маккензи. И смилостивься, Господь, над женщиной, которой суждено влюбиться в тебя!

Глава 15

   Гарнет дождалась, пока Люк уедет, чтобы помочь остальным, оседлала кобылу, приладила к седлу тощий узелок с одеждой и повела к дому. Гарнет задержалась, чтобы попрощаться с Хани, потому что лучшего случая представиться не могло.
   С тяжелым сердцем она вошла в дом. Хани подняла от раковины лицо и радостно улыбнулась.
   — Привет! Проголодалась? А я подумала, что самое время готовить обед. Разве угадаешь, когда вернутся эти мужчины!
   — Я уезжаю, Хани. Забежала только попрощаться.
   — Уезжаешь? — Лицо хозяйки выражало растерянность и удивление. — А я думала… — Она снова опустила голову к раковине и принялась за чистку картошки. — Мне показалось, что у вас с Флинтом…
   — Не вышло.
   — Ах вот как… — Хани вздохнула и отвернулась. — Из-за перегона скота? Я тебя не осуждаю. С какой стати тебе влезать в это дело, если оно вовсе не твое?
   Гарнет не собиралась рассказывать об истинной причине отъезда. Флинт был деверем Хани. И чернить его совсем ей не хотелось. Она надеялась расстаться с Хани по-доброму.
   — Зашла перед отъездом поблагодарить тебя за гостеприимство.
   — Куда же ты теперь? — Хани грустно посмотрела на подругу.
   — Вероятно, в Санта-Фе, — пожала плечами Гарнет. — Собираюсь там выйти замуж.
   — Вот не знала. Ты не рассказывала. И Флинт не говорил.
   — А мне казалось, рассказывала. Я за этим на запад и ехала.
   — А деньги есть у тебя? — забеспокоилась Хани. — Ты упоминала, что потеряла все во время нападения индейцев.
   — Обойдусь, — беззаботно рассмеялась гостья. — В ближайшем городе найду какое-нибудь дело и заработаю на билет на дилижанс до Санта-Фе. А кстати, далеко ли до ближайшего города — совершенно не имею представления.
   — Отсюда миль двадцать. На вершине холма надо повернуть направо и держать все время на запад. Там будет что-то вроде старой, заросшей колеи. Но перед отъездом присядь, перекуси.
   — Спасибо, но я совсем не голодна.
   — Тогда подожди, соберу тебе что-нибудь в дорогу.
   — Не надо, Хани. — Гарнет хотела остановить подругу, но та уже нарезала хлеб и накладывала на него ломтики говядины. Потом наполнила водой металлическую флягу.
   — Посиди со мной, выпей чашку чаю, — попросила она.
   — Мне лучше уехать до возвращения Флинта.
   — Он ничего не знает об отъезде?
   Гарнет покачала головой:
   — Нет, но не думаю, что он расстроится, даже если я не повидаюсь с ним.
   — Мне кажется, ты ошибаешься. Флинт стал совсем другим. И изменила его ты. — Хани завернула сандвичи, перетянула пакет бечевкой, но пальцы ее медлили — не выпускали узелок. — Наверное, я не смогу убедить тебя остаться.
   — Нет, Хани, — твердо ответила Гарнет.
   — Мне не нравится, что ты поедешь одна. У тебя даже нет оружия, чтобы защититься. Все-таки лучше подождать, пока вернутся мужчины. Кто-нибудь из них довезет тебя до города.
   — Со мной будет все в порядке. Все, что могло, со мной уже случилось. Я возьму одеяло Флинта. Пожалуйста, скажи ему об этом, когда он возвратится.
   — Может быть, передать что-нибудь еще? — Хани посмотрела подруге в глаза.
   — Передай… нет… просто попрощайся за меня.
   Неожиданно для себя женщины обнялись. Потом Хани отстранилась, достала из кармана фартука платок и вытерла слезы:
   — С тобой здесь так хорошо.
   Держась за руки, они вышли из дома. Гарнет забралась на спину кобылы.
   — Береги себя, — напутствовала ее подруга. — И будь счастлива с мужем. А когда устроишься, черкни мне пару строк.
   — Обязательно, Хани. До свидания. И спасибо за все.
   Гарнет направила кобылу на вершину того самого холма, с которого только вчера спускалась бок о бок с Флинтом. И там натянула поводья и оглянулась. Хани стояла на пороге дома и махала рукой. Гарнет помахала в ответ и двинулась на запад.
 
   Флинту было тревожно. Он не мог понять отчего. Но с тех пор как дом на ранчо «Трипл-М» скрылся из виду, его преследовало недоброе предчувствие. Гарнет! Хотя он не мог понять, почему следовало волноваться из-за рыжеволосой спутницы.
   В прошлую ночь, когда они любили друг друга («Черт побери, — тихо выругал он себя, — я снова об этом»), было намного лучше, чем в первый раз. А тогда он ни за что бы не поверил, что может быть лучше. Дьявольщина! С этой женщиной от раза к разу великолепнее. Ни с кем другим он не испытывал подобного наслаждения. А напор Гарнет, ее раскрепощенность добавляли особую пикантность, какую не купишь ни у одной двухдолларовой шлюхи из салуна. Воспоминания о прикосновениях к ее коже, о вкусе поцелуя, о ее аромате чуть не заставили Флинта повернуть обратно. Эта рыжеволосая бестия, эта очаровательная ведьмочка совсем его оседлала, и Флинт чувствовал свою беззащитность перед ней.
   — Ну что, много коров?
   Голос Клива заставил его выйти из забытья. Флинт посмотрел на брата и обнаружил, что тот уже спешился, а Джош несется невесть куда.
   Он тоже спрыгнул на землю:
   — Хватает. И Люк утверждает, что наберется еще сотня, которых удастся оклеймить. — Он оглядел разбредшееся по соседним склонам и долине стадо. — Что ты думаешь о перегоне, Клив?
   — Не вижу помех для этого дела. Конечно, недурно иметь еще парочку загонщиков. Могли бы славно поработать клеймом — тем более что и женщины пособят.
   — Ты тоже считаешь, что Люк уже не тот?
   Клив удивленно посмотрел на брата:
   — Почему ты спрашиваешь?
   — Да так. — Флинт пожал плечами. — Если мужчина слишком привязывается к женщине, кажется, он чуточку того. И голова варит не так. Все время вспоминает жену и детей — своих подопечных. А в это время его запросто могут убить.
   — Тебе что-то не дает покоя, братишка Флинт? — широко улыбнулся Клив.
   — Мне? С чего ты взял?
   — Да так, показалось.
   — Оставь свои ухмылки, Клив.
   — Сию минуту. А что до Люка, если он и не в форме, я этого не заметил. Только вчера видел, как он прищучил гремучую змею.
   — Ты меня не понял. Гремучая змея предупреждает об атаке. Мужчина не в форме, если он не способен учуять змею, прежде чем она начала трещать.
   — Ладно, Флинт, Люк как-нибудь о себе позаботится. — Клив похлопал брата по плечу. — Не замечал я раньше, чтобы ты так беспокоился о других. Ну-ка выкладывай, что у тебя на уме!
   — Да ничего особенного.
   — Не хочешь, чтобы Гарнет ехала с нами?
   — Мне не по душе и то, что поедет Хани. Хотя должен признать, Гарнет не из пугливых. Прекрасная наездница и умеет обращаться с ружьем.
   — Славная девочка.
   — Знаешь, брат, эта рыжая доставила мне столько хлопот с самой первой минуты, как я ее встретил… И все же я с удовольствием с ней поеду. Она молодчина.
   — Только поэтому, Флинт?
   — Куда ты клонишь? — воинственно вскинулся брат.
   — Просто подумал, уж не собираешься ли ты жениться.
   Флинт с пренебрежением фыркнул:
   — Нет уж, уволь. Оставляю всех женщин тебе и Люку. А мне в моей жизни жена ни к чему!
   — Ну а Гарнет ты об этом сказал?
   — И каждый день повторяю. — Флинт взлетел на коня. — Давай-ка трогаться домой. Нашему старшему братцу небось не терпится поговорить о деле.
   Клив позвал племянника:
   — Поехали, Джош!
   С охапкой ранних васильков в руках мальчуган опрометью бросился к дяде, а за ним с веселым лаем устремился верный пес Амиго.
 
   Очутившись снова на ранчо, Флинт расседлал коня и завел в одно из стойл. На всякий случай поднявшись на сеновал, он в поисках Гарнет тут же направился к дому.
   Клив и Люк отводили взгляды, и он сразу почуял неладное. Не обнаружив Гарнет, он спросил о ней Хани.
   — Она уехала, Флинт, — ответила женщина. — Решила, что так будет лучше.
   Флинта словно внезапно ударили в живот.
   — А она сказала, почему уезжает?
   — Только то, что у вас не все ладно. Собиралась отправиться на дилижансе в Санта-Фе и там выйти замуж.
   — Ясно! — Флинт ногой распахнул дверь и вышел во двор. Лживая вертихвостка! Рыжая лгунья столько ему набивалась, а сама решила потихоньку удрать. И еще обещала гнать с ними скот! Да как она могла!
   Флинт почувствовал, как в нем закипает гнев. Не сказать в глаза, не попрощаться, улизнуть без единого слова. И это после того, как они договорились держаться вместе!
   Чем больше он об этом думал, тем больше им овладевал гнев. Она должна была ему сообщить! Но вместо этого сделала посмешищем перед родными. В одном Флинт был твердо уверен — эта женщина ему не нужна. Но он предпочитал сказать ей об этом сам, как делал уже много раз, а не терпеть ее фокусы!
   Дойдя до белого каления, Флинт круто повернулся и ворвался в дом.
   — Давно она уехала? — проревел он.
   От неожиданности Хани выронила тарелку, и та со звоном разбилась об пол.
   — Около полудня. — Женщина наклонилась и принялась собирать глиняные осколки. — Послушай, Флинт Маккензи, если ты привык так орать, как только что кричал на меня, неудивительно, что Гарнет от тебя сбежала.
   — Извини, Хани. — Флинт присел рядом и стал помогать собирать осколки. — Я не хотел тебя напугать. Она не сказала, куда направляется?
   — Спрашивала, как добраться до Калико.
   — Ты дала ей денег?
   — У меня у самой не было, иначе непременно бы попыталась. А так ей пришлось уезжать только с сандвичами и твоим одеялом.
   — С моим одеялом! Так она ко всему еще и воровка!
   — Ну-ну, Флинт, — попытался урезонить брата Клив. — Подумаешь, какое-то одеяло!
   Флинт вскочил на ноги и кинулся к двери.
   — Ну нет, с моим одеялом ей улизнуть не удастся!
   Хани посмотрела на Люка и Клива:
   — Как вы считаете, он ее не убьет?
   Мужчины изумленно переглянулись и принялись хохотать.
   Давясь от смеха, за обоих ответил Клив:
   — Полагаю, что с Гарнет все будет в порядке. Братишка Флинт сам не свой от любви.
 
   Гарнет испытала несказанное облегчение, когда впереди показались огни города. Первым делом она отправилась в платную конюшню. Долго препираясь с хозяином, она наконец продала кобылу за десять долларов и получила ровно на десять долларов меньше той суммы, которую когда-то за нее заплатила. Потом завернула на станцию дилижансов и обнаружила, что на билет до Санта-Фе не хватает пятнадцати долларов. Хорошо, что было еще не поздно подыскать какую-нибудь работу. Со свернутым одеялом в руках Гарнет принялась изучать город.