Локнит Олаф Бьорн. Подземный огонь (Полуночная гроза - 1)

   - Помолчи, - неожиданно прервал племянника Двалин, увлеченно обсуждавший с Хальком достоинства и недостатки жизни на поверхности земли. - Где это видано, чтобы гном человечьему колдуну или какой нежити в услужение шел?
   - Да я так просто, - вздохнул Строри. - Все равно ничего не вернешь.
   - Копают, значит, - в задумчивости пожевал губами Конан. Интересно... А видел ее кто, штуковину эту?
   - Большая она, - повторил гном. - Очень большая - и по людским, и по гномьим меркам. Гладкая, вытянутая. Поверхность черная с насеченными рунами в рост человека каждая. Туда, за облачную стену, Балин, сын Ниди, и Трайн, сын Фреки, ходили. Все видели, только близко подобраться не сумели.
   - А как они вообще туда попали? - поднял в недоумении бровь Конан. - Я слышал, будто люди не могут миновать стены из тумана...
   "Стена из тумана, - почему-то эти слова Конана зацепили меня. - Что-то очень знакомое. Кажется, совсем недавно мы видели такую стену..."
   - Так то - люди, - отозвался Строри. Между прочим, гном уже изрядно окосел, но продолжал подливать себе пива. - Люди не могут, а гномы могут. У нас свое умение. По подземным ходам добраться можно - некоторые галереи не завалило.
   - Понятно... - протянул киммериец и я углядел, как он бросил многозначительный взгляд на Мораддина. Не удивлюсь, если Конан надумает лично заглянуть к подножию пика Бушующих Ветров и посмотреть, во что превратились его подданные.
   Строри много другого рассказал. Вот уже почти три луны Пограничье жило в страхе. Поначалу зеленый огонь ночами появлялся, затем, не разбирая дорог, пришли с полудня и полуденного заката стада чудовищ (хорошо хоть, на людей не нападали да деревни не грабили, а просто шли себе мимо). Последние седмицы под горами что-то гремит, земля изредка трясется, над Граскаалем зеленое зарево по ночам появляется. Неспокойно.
   Гномы, лютой смерти избежав да на поверхность изникнув, вокруг Вольфгарда поселились. Эрхард деревья им рубить разрешил, чтобы дома строить. Дома хорошие получаются, теплые. Король надеется, что когда напасть сгинет, гномы все постройки людям оставят. Только не сгинет она никогда...
   Строри картинно утер здоровенную слезу, появившуюся в уголке глаза и закончил свою печальную повесть вполне банально:
   - Давайте еще выпьем? Могу угостить, да не пивом, а нашим, гномьим.
   Знаю я, чем Строри попотчевать нас собрался. Отрава жуткая. Гномы это пойло "водкой" зовут. Специально зерно с дрожжами у людей покупают, потом перегоняют как-то, настаивают на травах или пахучем пещерном мхе. Однажды послы государя Дьюрина Эрхарду целый бочонок этого зелья подарили. Пить можно, только если разбавить водой или развести сладким квасом.
   Строри нырнул под стол и с кряхтеньем вытащил небольшой пузатый жбан, залитый смолой и воском. Вышиб пробку, понюхал, сморщился. Ядреная, видать, водка.
   - Наливай, - махнул рукой Двалин и подозвал еще двоих гномов, скучавших за соседним столом. - Судри, Фрар, идите к нам.
   Гномы, раскланявшись с Конаном (по трактиру уже прошел слушок, что явился не кто-нибудь, а знаменитый киммериец, пристукнувший четыре года назад Бешеного Вожака), уселись на лавку и, не поморщившись, выпили. Когда Хальк, принявший от Двалина угощение, опрокинул в рот первую стопку, стол оказался забрызган - изнеженный господин библиотекарь под громкий хохот карликов и Конана некуртуазно выплюнул часть напитка обратно. А потом, отдышавшись, заорал:
   - Отравили! Помру сейчас!
   Конан налил остальным еще по порции и демонстративно выпил свою долю.
   - Гадость, конечно, ужасная, - заключил он многозначительно. - Но как тепло внутри становится... Почтенный Двалин, давай споем. Я много всяких песен знаю...
   - Я тоже, - встрял Хальк. - Конан, может быть, помнишь горские песни? Киммерийские например, или темрийские? В Темре хорошие баллады слагают...
   - Темра? - заинтересовался я. Название было незнакомым, но звучало красиво. - А это где?
   - Между Гандерландом и изгибом Немедийских гор, на полуночном восходе, - пояснил Конан. - Самая отдаленная провинция Аквилонии.
   Выяснилось также (это рассказал Хальк), что темрийские земли населены мало. Горцы же вовсе не являются потомками хайборийцев, а происходят от древнейших племен, населявших закатные земли до завоевания. Они, будучи оторванными от аквилонской культуры, сохранили все старые обычаи и были славны способностями к стихосложению...
   Пока библиотекарь излагал краткую историю Темры, не замечая, что его слова мало кому интересны, Конан сходил к хозяину Бютту и попросил лютню. Затем, вернувшись к столу, варвар прервал трепотню Халька, вручил инструмент, зная, что тот неплохо умеет играть, и уселся рядом. Господин летописец прошелся пальцами по струнам, некоторые подтянул - лютня была изрядно расстроена - и вопросительно посмотрел на киммерийца.
   - Темрийскую?
   - Давай, - согласился Конан. - Помнишь балладу о Макмэде? Которая на два голоса?
   - Несомненно, - Хальк, подвинув заинтересовавшегося Двалина, устроился поудобнее и, бросив Конану: "Я говорю за тана, ты - за Макмэда", начал играть. Конан, сграбастав опустевший жбанчик, стоявший на столе, использовал его как маленький барабан, отбивая ритм.
   Я никогда не слышал таких песен. У нас в Пограничье все намного проще - скальды рассказывают баллады о героях или битвах, воины обычно голосят малопристойные песни наемников, а женщины в деревнях любят петь о семье или о том, что видят каждодневно - о лесах, водопадах или синем небе.
   С первых же строк я понял - темрийская баллада изображает разговор двух людей, правителя и воина. Хальк высоким тенором выводил речи тана Темры, а Конан низким глуховатым голосом говорил за главного героя неизвестного никому Макмэда.
   - Зачем ты покинул обители клана,
   Где вьется вкруг вереска солнечный свет,
   Где мерзнет заря, как смертельная рана
   Над россыпью древних полночных планет,
   Алан Макмэд?
   - Уж лучше клинков ненасытная пляска,
   И вьюга в предгорьях, и мрак, и туман,
   Чем взгляд, лучезарнее неба над Темрой,
   И сочные губы, и трепетный стан,
   Не правда ли, тан?..
   - Сердце леди Хайлэнда податливей воска,
   Если джентльмен в бранных делах знаменит,
   Когда дедовский меч его, поднятый к звездам,
   О щиты чужестранцев победно звенит,
   Потрясая зенит...
   - Меч Макмэда не сломлен никем ни в турнире,
   Ни средь битв ни в низине, ни на вольных холмах.
   Но для леди Хайлэнда нет желаннее в мире
   Песен рыцаря в черном, что сводят с ума
   Женщин в клане Галмах...
   - Мне понятен твой гнев, но поверь мне, как тану
   Бог не создал для мира неподатливых бед.
   Уж тебя ли, герой, я испытывать стану,
   Как сорвать с плеч врага и башку, и берет,
   Алан Макмэд?
   - Опоздал твой совет, ибо чаша испита,
   И жестокий урок мной сопернику дан.
   Там, где вереск поет у речного гранита,
   Рыцарь в черном лежит, вечным сном обуян.
   Я не лгу тебе, тан...
   - Так зачем ты покинул обители клана,
   Где вьется вкруг вереска солнечный свет,
   Где навек упокоила рваная рана
   Ненавистного барда, виновника бед?
   Возвращайся, Макмэд...
   - Не видать мне ни славы, ни свадебной пляски,
   Пенный кубок не пить, не обнять тонкий стан.
   Брошен плед мой в огонь, и в неистовом лязге
   Гордых горских клинков клан Галмах гневом пьян,
   Меня проклял, о тан!..
   Рыцарь в черном, укравший сердце нежное леди,
   Рыцарь в черном, затмивший ей песнями свет,
   Он, уснувший навек в окровавленном пледе,
   Рыцарь в черном - мой брат, Эдвин Макмэд...
   [Перевод стихов с английского выполнен Е. Сусоровым и Л. Бочаровой.]
   Хальк взял завершающие аккорды и положил ладонь на струны. Строри, сидевший рядом со мной, тихо всхлипнул. Я неожиданно заметил, что вокруг нашего стола собрались гномы и люди - они стояли тихо-тихо и слушали. Когда замер последний звук лютни, Двалин встал и поклонился Хальку, а собравшиеся в круг сородичи старейшины забили в ладоши и начали восторженно орать.
   - Ай да Хальк... - прошептал мне на ухо Мораддин. - Гномов нелегко растрогать, равно как и привлечь внимание человеческими песнями. Но если гному понравится, как ты поешь, станешь его другом навеки.
   Хозяин трактира, упитанный и низенький месьор Бютт, тоже слушавший песню, вдруг поднял руку, глянул строго на служек и срывающимся голосом крикнул:
   - Пива благородным господам из Аквилонии! За счет трактира!
   Допелись. В Пограничье очень ценится золото, которым платят за еду. На золото можно купить теплые вещи, жилище, оружие, лошадей... Но больше всего ценится пища, хлеб насущный. Именно поэтому золото обменивается на нее, а не наоборот. А сейчас произошло невиданное - матерый трактирщик, умудренный опытом многочисленных предков, за одну песенку готов угощать абсолютно бесплатно!
   Так как все присутствующие изрядно захмелели, в обеденном зале творилось нечто невообразимое. Я имею в виду то, что высокородные аквилонские дворяне из десятка Паллантида, вместе с командиром были приглашены к столу компанией молодых гномов и моментально нашли общий язык с карликами. Вино полилось рекой - как в переносном, так и в буквальном смысле: один из гномов, желая показать Паллантиду достоинства своего боевого топора, столь широко размахнулся, разрубая воздух, что перевернул бочку с драгоценным в Пограничье красным зингарским вином. Вкусно пахнущая виноградом жидкость разлилась на земляной пол, а гном, поскользнувшись, рухнул в темную лужу.
   Все, включая хозяина, ответили на эту выходку дружным хохотом. Госпожа Бютт, занявшая место у стойки, скривилась, но промолчала. Уважаемая хозяйка "Танцующей лошади" подсчитывала немалую выручку - гномы были щедры на золото да и аквилонцы не скупились.
   ...Спустя некоторое время мы выбрались на улицу - проветриться. Уже стемнело, однако небольшая площадь перед постоялым двором была освещена факелами и кострами, возле которых грелась ночная стража Брийта. Мы вместе с Двалином и Строри, окутанные клубами пара, вырвавшимися из теплого обеденного зала, прогулялись до конюшни, взаимно уверяя друг друга в бесконечном уважении, а затем оказались свидетелями очень красивого поединка. Рослый и худощавый гвардеец Черных Драконов по имени Алгус решил померяться силами с гномом. Последний (как пояснил старейшина Двалин, носивший имя Ниди) был невысок - всего-то три с половиной локтя - но невероятно широкоплеч и силен. По уговору, дрались на топорах. Выбежавшие из трактира гномы и гвардейцы взяли поединщиков в круг и старательно сочувствовали им, выражая свое отношение к героям раскатистыми криками.
   Так как и Алгус, и Ниди были изрядно пьяны, лезвия рассекали лишь воздух. Но вскоре гном особенно изощренным приемом выбил у гвардейца топор, ударом обуха в грудь завалил его в сугроб и, не устояв на ногах, упал сам. Поднявшись, Ниди громко заорал, что хочет угостить нового знакомого и вытянул из пояса маленький слиток золота. Уронил, конечно. Все присутствующие начали рыться в наметенном суровыми полуночными ветрами сугробе, а мы отправились обратно в трактир, потому что замерзли на холодном воздухе.
   Хальк, пока мы ходили гулять, препоручил свою белую зверюшку одной из девиц матушки Бютт, надо думать особо ему приглянувшейся. Когда я подходил к столу, маленький синеглазый зверек сидел перед дородной грудастой девой, жевал сладкое угощение и смотрел на окружающих невинным взглядом новорожденного.
   Я уже поминал, что Хальк начал обучать найденное в Ямурлаке существо человеческому языку. Оно старательно повторяло услышанные от людей фразы, иногда пыталось сложить отдельные слова вместе, в целое предложение, но было известно - тварь пока не может разговаривать по-людски. А сейчас...
   Едва мы расселись по лавкам, а рыжий Строри начал разливать "водку" по серебряным стопочкам, тварюшка переползла со стола на плечо Халька и громко изрекла с изрядным акцентом:
   - Мы все сидим Брийт. Тебя зовут, - розовый пальчик передней лапки коснулся щеки библиотекаря, - Хальк. Ты писать книжки.
   Конан откровенно заржал, а Мораддин ехидно посмотрел на загордившегося Халька. Летописец снял зверька с плеча, посадил перед собой на столешницу и, раздельно выговаривая слова, спросил:
   - Я, - он приложил руку к груди, - я - Хальк. А как тебя зовут?
   Существо по-птичьи наклонило голову, рассматривая библиотекаря, ткнулось острой мордочкой ему в рукав тигеляя и пискнуло:
   - Меня звать Тицо. Я маленький. Я долго спал. Пошли все в жопу.
   - Та-ак, - протянул Хальк. - Ваше величество, кто научил Тицо подобным гадостям? Я, кажется, много раз просил оставить зверька в покое!
   Конан искренне расхохотался, да и мы с Мораддином к нему присоединились. Уж больно смешно было слышать от маленького существа с белоснежной пушистой шкуркой и невинными голубыми глазками речи наемников.
   - Забудь, Хальк, - сквозь слезы прохрипел киммериец. - Пускай учиться жить в большом мире, а не в Ямурлаке!
   Хальк остался недоволен. Он взял на руки зверя, пересел подальше и начал с ним сюсюкать. Судя по иногда озарявшейся радостью физиономии барона Юсдаля, Тицо отвечал правильно.
   А мы продолжали веселиться. Господин Бютт и трактирная прислуга едва успевали менять кружки, а старейшина Двалин, позвав нескольких сородичей, с чувством исполнил гномью песню, из которой я запомнил лишь несколько строк:
   Изгиб секиры острой блеснет при лунном свете,
   Стрела из арбалета пронзит тугую высь.
   Тут и слепой увидит, что, вопреки советам,
   У логова дракона все гномы собрались.
   Вперед выходит Дьюрин с длиннющей бородою,
   Дракону из пещеры он грозно молвит: "Брысь!"
   А ящер усмехнулся, подумав плотоядно:
   "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались..."
   Для дракона, разумеется, все кончилось плохо. Гномы ящера запинали, сокровища поделили, а потом начали пить вино. Смешная песня...
   Я не помню, кто и как отвел меня спать в комнату. Вспоминаю лишь, что глубокой ночью в дверном проеме появился Конан, разбудив меня, сбросил куртку и сапоги, зашвырнул в угол портянки и свалился на широкую постель рядом со мной. Мораддин, подошедший вслед за королем, устроился на полу. Потом я провалился в дрему и не видел никаких снов.
   Все-таки гномы - хороший народ. Гостеприимный и добродушный. Но пить с ними нельзя ни людям, ни оборотням... Перепьют. Уж больно крепки они, как в битве, так и в застолье.
   * * *
   Утро началось скверно. Рассвет тринадцатого дня третьей осенней луны я запомню надолго.
   Великие Боги, Митра и чтимая Иштар, ну почему всегда лучшее оборачивается худшим? Только лишь минувшим вечером мы пили вино и водку с уважаемым Двалином, сыном Зиланта, и его рыжебородым племянником... Пели хорошие песни, заигрывали с девицами матушки Бютт, ходили гулять по Брийту... Как было хорошо! И никаких подземных чудовищ, дворцовых интриг или взбесившихся оборотней.
   Нас разбудил громкий, настойчивый и непрерывный стук в дверь. Двери, между прочим, в трактире Барли Бютта толстенные, навешены на три петли и сделаны из добрых сосновых досок. Такие притворы сломать практически невозможно, а если задвинуть тяжелый железный засов, можно подумать, будто ты находишься в крепости с окованными сталью воротами.
   - Кого принесло в такую рань? - простонал Конан и, повернувшись на бок, сильно толкнул меня локтем. - Эй, Мораддин, ты пил меньше всех. Пойди открой! Пожалуйста...
   Граф Эрде, лежавший на полу возле кровати, завернувшись в теплые овчинные тулупы, поднял голову и, неодобрительно посмотрев на киммерийца, проворчал:
   - И почему я должен вечно исполнять роль прислуги? Конан, я прошу тебя как короля - запрети свите пить с гномами. Светлый Митра, как голова болит...
   Однако Мораддин поднялся на ноги и пошел открывать. Я одним глазом наблюдал за ним. Со стороны коридора некто продолжал молотить по двери увесистыми кулаками. Грохот стоял невообразимый.
   Мораддин повозился с засовом и, наконец, дверь распахнулась. Я увидел Паллантида, одетого лишь в рубаху да теплые штаны. За плечом легата виднелась бледная физиономия месьора Барли Бютта. Хозяин, если судить по заплывшим глазкам и взъерошенной шевелюре, был только что поднят с постели.
   - Милорд граф, - Паллантид быстро кивнул Мораддину. - У нас беда. Где государь Конан?
   - Дрыхнет, - сообщил Мораддин. - Что случилось на этот раз?
   Паллантид невежливо отстранил графа Эрде и прошел в комнату. Конан, все еще лежавший на постели, приподнялся на одном локте и мрачно воззрился на своего верного гвардейца.
   - Паллантид, какого демона?.. - король был недоволен потому, что его столь рано разбудили. - Твои лейтенанты подрались с гномами? Или разгромили по пьяному безобразию обеденный зал?
   Паллантид, этот вышколенный и умеющий держать себя дворцовый служака, неожиданно вытянулся и холодным, бесстрастным голосом сообщил:
   - Мой король, минувшей ночью был убит лейтенант гвардии Алгус, а с ним - младший офицер, барон Тергин, остававшийся на страже в коридоре. Только что мне доложили: у нескольких наших лошадей, помещенных в конюшню господина Бютта, подрезаны сухожилия. Месьор Барли Бютт послал за пятидесятником стражи Пограничья. Государь, что будем делать?
   Конан несколько мгновений раздумывал, затем вскочил с постели, быстро намотал портянки и натянул сапоги. Мораддин, стоявший у дверного проема, не дожидаясь приказов, подошел к столу и, взяв лежавший там ремень с ножнами, опоясался. Я, будучи пока не в силах уложить в голове короткий рассказ Паллантида, потянулся к своим сапогам.
   "Что происходит? - мысли проносились в моей голове с быстротой молнии. - Кому нужно было убивать гвардейцев и калечить лошадей? Клянусь всеми богами, оказывающими покровительство нашему племени - мы ввязались в игру, где можно выиграть жизнь, либо, проиграв, оказаться в могиле..."
   Мы втроем - я, Конан и Мораддин - вышли вслед за Паллантидом и потерявшим дар речи трактирщиком Барли Бюттом в коридор. За пять шагов от двери нашей комнаты на деревянном полу лежало тело младшего офицера Тергина.
   - Убит ударом ножа в глаз, - Мораддин наклонился над трупом и старательно рассматривал страшную рану. Затем граф Эрде осмотрел руки мертвеца, расстегнул воротник на шее и ощупал кожу. - На первый взгляд следов борьбы нет. Он явно не ожидал удара. Паллантид, что именно этот молодой человек делал в коридоре ночью?
   - Я вечером запретил барону Тергину пить хмельные напитки, - отчеканил легат. - Молодой барон был обязан постоянно находиться неподалеку от комнаты короля. Если бы появились недоброжелатели, Тергин разбудил бы остальных гвардейцев. После того, как Ваше величество ушли спать, барон оставался в коридоре.
   Невероятно... Теперь ясно, что среди нас есть, как выразился Паллантид, "недоброжелатель". Однако встают другие вопросы. Гвардейца убили тихо и никто до самого утра не поднял тревоги. Что мешало убийцам проникнуть в нашу комнату? Засов? Есть способы открыть его бесшумно. Или они испугались? Граф Мораддин - отменный воин, Конан за годы бесконечных странствий по миру приобрел громадный опыт в драках, как с оружием, так и без него. Я тоже могу постоять за себя...
   - Идемте дальше, государь, - холодно произнес Паллантид. - В обеденный зал.
   Мы спустились по лестнице. Девочки матушки Бютт не успели прибраться до открытия трактира, и потому в главной зале все было оставлено нетронутым. На полу черепки от разбитой вчера посуды, две-три сломанных лавки, столы не вытерты, а посуда не помыта... Неподалеку от стойки, возле стола, где мы вчера возглашали тосты за здоровье старейшины Двалина, простерлось тело лейтенанта Алгуса. Того самого, что вызвал на поединок гнома.
   - Не понимаю, - качал головой Мораддин. - Конан, Веллан, посмотрите! Алгус убит тем же приемом - удар ножа в глаз. А вот и оружие...
   Тело лейтенанта находилось возле деревянной скамьи с широким сиденьем. Возле правой ножки скамьи лежал окровавленный нож. Клинок был дорогой, украшенный кристаллами горного хрусталя и с костяной рукоятью. Оружие не боевое, а скорее, используемое как украшение. Самым печальным было то, что на гарде была выбита метка - "Х. Ю. Ганд."
   "Хальк, барон Юсдаль из Гандерланда."
   - Та-ак, - низко протянул Конан, осмотрев кинжал. - Поверить не могу. Этого не может быть.
   - Не может, - кивнул Мораддин. - Однако и лейтенанта Алгуса, и барона Тергина убили именно этим ножом.
   Граф Эрде, коснувшись лица убитого, показал характерный разрез, который могло оставить только узкое лезвие с зубцом на кончике. Зубец на кинжале был сделан для того, чтобы удобнее разрезать пергамент...
   - Где Хальк? - с угрюмым спокойствием спросил Конан. - Честно говоря, я не верю, что это сделал он. Однако расспросить Халька необходимо...
   Мы рванулись обратно, на второй этаж трактира. Комната Халька располагалась почти напротив нашей, лишь чуточку подальше. Киммериец вознамерился ударить в дверь кулаком, чтобы пробудить спящего летописца, однако створка приоткрылась, едва рука короля коснулась ее. Не заперто.
   Мы вошли. Сначала Конан и Паллантид, за ними я и Мораддин. Почтенный хозяин, не произнесший и единого слова, остался в коридоре.
   Хальк спал в кресле. На постели похрапывал старейшина Двалин, а возле нее, завернувшись в дорожный плащ барона Юсдаля, почивал Строри. Неподалеку от племянника старейшины стояла сплетенная из ивовых прутьев корзина. Сквозь прорехи было видно, что белая зверюшка по имени Тицо спит, свернувшись калачиком на дне. Благолепие...
   Конан, прогрохотав сапогами по дощатому полу, решительно подошел к барону Юсдалю и грубо потряс его за плечо.
   - Поднимайся! - рявкнул король.
   Летописец встрепенулся, протер глаза ребром ладони и недоуменно воззрился на киммерийца.
   - Уже едем? - слабым голосом вопросил Хальк. - Конан, посмотри за окно, солнце только восходит!
   Гномы, разбуженные голосами, зашевелились. Строри, вынырнув из-под плаща, непонимающе посмотрел на ворвавшихся в комнату людей, а почтенный Двалин глубоко вздохнул.
   - Хальк, - преувеличенно спокойным голосом начал Конан. - Убили двоих наших. Ночью. Никто не видел, как. Возле тела Алгуса мы нашли твой кинжал. Если это сделал ты - лучше признайся сразу.
   - Спятили, да? - воскликнул Хальк, метнувшись к столу, на котором лежал его пояс с ножнами. - Зачем? Зачем мне убивать своих? Какого демона?..
   Он схватил широкий гандерский пояс и оторопело уставился на пустые ножны. Кинжала не было.
   - Что ты делал ночью? - этот вопрос задал Мораддин. - Когда мы с Конаном уходили спать, ты еще сидел внизу.
   - Правильно, - растерянно кивнул Хальк. - Потом я пригласил уважаемого Двалина и его племянника к себе. Мы долго разговаривали. Глубоко за полночь Строри сходил вниз, за едой. Спать мы легли перед самым рассветом и все это время были вместе.
   - Тела не успели остыть, - заметил Мораддин, посмотрев на Конана. Следовательно, наших гвардейцев убили совсем недавно.
   - Досточтимый Хальк абсолютно прав, - сказал Двалин. Гном посматривал на нас серьезно и с опаской. Он видел, что свита Конана раздражена и наверняка предполагал худшее - в убийстве, по человеческому обыкновению, обвинят инородцев. - Мы постоянно находились вместе с молодым бароном и вели многоразличные беседы. Он никогда не оставался один.
   - ...Таким образом, - продолжил Мораддин речи старого гнома, получается, что некто, после того, как вы заснули, пробрался в вашу комнату, взял кинжал Халька, убил гвардейцев а затем бесследно исчез. И заодно успел подрезать сухожилия лошадям.
   - Постойте! - вдруг выкрикнул Хальк. - Как были убиты Черные Драконы?
   - Ударом твоего кинжала в глаз, - подал голос Паллантид. - И что дальше?
   - Вот как... - Хальк вскочил и зашагал по комнате взад-вперед. Некоторое время стояла напряженная тишина, нарушаемая лишь шумом его шагов. - Конан, мне это не нравится.
   - Почему? - холодно спросил король.
   - Вспомни события последнего дня в Тарантии. Как пытались убить нашего грифона? Ударом клинка в глазницу! Тогда нашли кинжал Веллана, разбуженный громкими речами Халька белый зверек зашебуршился в своей корзинке и вызывающе пискнул. Летописец машинально подошел к ней, быстро открыл замочек маленьким ключом и взял Тицо на руки. Мораддин неожиданно подошел к Хальку, ладонью повернул мордочку зверька к себе и спросил:
   - Тицо, ты не видел, кто входил ночью в комнату?
   - Оставь зверюшку в покое, - буркнул Хальк. - Она недостаточно знает наш язык, чтобы отвечать.
   Но тут тварь из Ямурлака громко выговорила:
   - Человек. Ходить тут. Тихо ходить, все спать.
   - Та-ак, - протянул граф Эрде. - Нашли свидетеля... Какой человек, ты можешь сказать, Тицо? Большой, маленький? Волосы длинные или короткие?
   - Темно, - ответствовало существо. - Я не видеть. Человек. Все спать. Люди с борода спать, Хальк спать. Не знаю.
   - Мне думается, уважаемые господа, что мы, говоря прямо, оказались в заднице, - вздохнув, доложил Хальк, выслушав речи своего любимца. - А самое неприятное в том, что убийца находится в отряде. И едет с нами из самой Тарантии.
   - Логично, - кивнул Мораддин. - На грифона и на гвардейцев покушались одинаковым способом. И тогда, и сейчас пытались бросить подозрение на невиновных. Я посмотрел, как выглядели раны - удар был несильным, нож вошел в глазницу параллельно земле, под прямым углом. Вывод таков: действовал знакомый всем нам человек, ростом повыше убитых и знающий, на кого можно в данный момент свалить вину.