Лоуренс Стефани. Своевольная красавица

   Во дворе суетились слуги, прилаживая на крыше кареты сундуки. Часть своих вещей Ричард оставил в замке, и Катриона была до слез признательна ему за это, усматривая в них единственную связь с мужем в предстоящие месяцы. В глазах у нее защипало. Поморгав, она перевела взгляд на четверку серых. Ее люди вывели лошадей из конюшни и запрягли в карету. Слишком простодушные, чтобы улавливать подводные течения, они с энтузиазмом занимались последними приготовлениям, радуясь, что могут услужить хозяину и хозяйке. Их вера в Госпожу — и в нее — была безгранична. Только Уорбису, казалось, было не по себе, но сколько Катриона ни вглядывалась в его круглое лицо, не могла понять причины его расстройства.
   Наконец со стороны конюшни, где он прощался с Громом, появился Ричард. Он широко шагал по вымощенному булыжником двору; тяжелый плащ развевался на ветру, хлопая по высоким, отполированным до зеркального блеска голенищам сапог. Как всегда, он был безупречен. Пока он давал указания конюхам, Катриона упивалась его видом. Любовалась скучающим, отстраненным выражением лица, всем его обликом, на котором лежала печать небрежного превосходства.
   Он повернулся и, заметив Катриону, после секундного колебания двинулся к ней. Она молча ждала, не сводя с него глаз. Ричард был неотразим — самый потрясающий мужчина, какого ей приходилось видеть.
   А также само воплощение скучающего повесы, стряхнувшего пыль захолустья со своих сверкающих сапог вместе с ненужной женой. Последнее явственно читалось в его глазах и циничном изгибе губ. Катриона мужественно встретила его взгляд. Отчаянно стараясь сохранить достоинство, она отчужденно улыбнулась:
   — Пора прощаться. Надеюсь, ты благополучно доберешься до Лондона. — Никогда еще слова не давались ей с таким трудом.
   Ричард испытующе смотрел ей в глаза, словно ждал какого-то знака. Происходящее казалось ему нереальным. Но сильнее ощущения нереальности было чувство неизбежности.
   Неизбежным казался их брак, и он надеялся обрести в нем стабильность, к которой так стремился. Теперь, напротив, неизбежным казалось разочарование в их союзе и то, что он снова лишился почвы под ногами. Его опять уносил поток жизни, неприкаянного и ничем не связанного.
   Непривычная злость охватила Ричарда, когда он не обнаружил в глазах Катрионы ничего, что дало бы ему повод изменить свое решение и остаться.
   — Пора ехать. — Он не смог скрыть горечи, прозвучавшей в его словах.
   Катриона улыбнулась и протянула руку.
   — Прощай.
   Заглянув в ее глаза, Ричард пытался разгадать, что таится в их зеленых глубинах. Их пальцы переплелись, он ощутил их трепет. Ощутил нечто…
   — Вот вы где, сэр!
   Они обернулись, обнаружив за спиной сияющую миссис Брум. Она протянула аккуратно упакованную корзинку.
   — Мы с кухаркой подумали, что вы не откажетесь подкрепиться в дороге. Все лучше того, чем потчуют в гостинице.
   Ричард с уверенностью мог сказать, что ни миссис Брум, ни кухарка никогда в жизни не останавливались в гостиницах. Это была единственная мысль, вертевшаяся у него в голове, что говорило о его нынешнем состоянии. Он чувствовал себя выбитым из колеи, вывернутым наизнанку. Выдавив слабую улыбку, он взял корзинку из рук миссис Брум, передал ее груму и повернулся к Катрионе.
   Только для того, чтобы встретить бесстрастную улыбку.
   — Прощай.
   Секунду Ричард колебался. Он был готов восстать против ее решения, заключить Катриону в объятия и не выпускать до тех пор, пока она не выслушает его.
   Ее спокойная улыбка, твердый взгляд и ощущение неизбежности остановили его.
   Поклонившись с изысканной учтивостью, Ричард повернулся и с беспечным видом зашагал вниз по ступеням. Катриона смотрела ему вслед, чувствуя, что он уносит с собой ее сердце, и сознавая, что никогда уже не будет такой, как прежде.
   Перебросившись несколькими словами с кучером, Ричард забрался в карету, ни разу не оглянувшись назад. Уорбис захлопнул дверцу, экипаж дернулся и покатился, набирая скорость, вниз по аллее, через парк.
   Подняв в прощальном жесте руку, Катриона прошептала напутственную молитву. Молчаливая и неподвижная, она стояла на крыльце, провожая взглядом карету, пока та не скрылась среди деревьев.
   Вернувшись в дом, она поднялась в свою комнату в башне. И, распахнув окно, наблюдала за экипажем, уносившим ее мужа, пока тот не исчез из виду.

Глава 14

   — О нет! — Катриона застонала, увидев пробивавшийся сквозь задернутые на окнах шторы свет. Было позднее утро.
   Откинувшись на подушках, она уставилась на полог кровати. Этим утром она собиралась посетить круг, чтобы возместить вчерашнее отсутствие, но проспала. Тяжело вздохнув, Катриона перевела взгляд на сбившиеся простыни и одеяла. Постель выглядела в точности как прошлым утром, но причина была иной.
   Вчерашний день измотал ее; все валилось из рук. Она никак не могла заснуть и только на рассвете забылась беспокойным сном. И теперь не чувствовала себя отдохнувшей, готовой к дневным трудам.
   Она была так же далека от решения своих проблем, как и две недели назад. Если в ближайшее время она не найдет подходящих животных, то упустит возможность улучшить стадо — с самыми печальными последствиями для долины.
   Однако не это лишало ее сна, а пустовавшее место рядом.
   Катриона не переставала гадать, что бы случилось, поведи она себя иначе. Возможно, Ричард был бы сейчас здесь, согревая ее тело, успокаивая душу. Мысли ее крутились в бесконечном хороводе, бессмысленно и непрерывно восстанавливая слова и поступки.
   Но это ничего не меняло. Он уехал.
   Вздохнув, Катриона поморщилась, вспомнив откровенную радость, преобразившую Алгарию. С момента появления Ричарда на горизонте та выглядела обеспокоенной и держалась отчужденно. Его отъезд доставил ей несказанное удовольствие. Вчера она будто заново родилась. Тем не менее Катриона была уверена, что Ричард ничем не мог заслужить неодобрение Алгарии или подтвердить ее опасения. Кроме того, что был самим собой.
   Судя по всему, этого оказалось достаточно. Поведение Алгарии выходило за рамки здравого смысла. Ее отношение к Ричарду тревожило Катриону и заставляло предположить, что за его отъездом кроется некий тайный смысл, известный только Госпоже.
   От этого соображения ей не стало легче.
   Вдруг возникшая пустота тяжелым грузом легла на сердце. Катриона вздохнула, села и тут же пожалела об этом. Комната завертелась у нее перед глазами.
   Она замерла и заставила себя ровно дышать, ожидая, пока пройдет приступ тошноты. Похоже, ей придется страдать не только от разбитого сердца. Катриона осторожно выбралась из постели.
   — Замечательно, — пробормотала она, направляясь к умывальнику, — только утренней болезни мне не хватало.
   Однако она оставалась хозяйкой долины и независимо от обстоятельств не собиралась пренебрегать своими обязанностями. Одевшись со всей поспешностью, на которую была способна, Катриона направилась в обеденный зал, заскочив по пути в буфетную за подкрепляющими травами.
   Заваренный на травах чай и тост — вот и все, что она смогла осилить. Стараясь не обращать внимания на витавшие над столом ароматы, она откусывала тост и глотала горячий чай, наслаждаясь его терпким вкусом.
   Ее состояние не осталось незамеченным Алгарией.
   — Что-то ты бледная, — сообщила та с радостной улыбкой.
   — Мне плохо, — процедила Катриона сквозь зубы.
   — Этого следовало ожидать.
   Повернувшись к ней, Катриона не сразу сообразила, что Алгария имеет в виду беременность и ничего больше. Алгария никогда бы не признала, что отъезд Ричарда был главной печалью ее подопечной. Уставившись в свою чашку, Катриона стиснула зубы.
   — Не говори никому, пока я не объявлю сама.
   — Но почему, скажи на милость? — Алгария всплеснула руками. — Это важное событие для обитателей замка и долины. Все будут в восторге.
   — Все будут невыносимы. — Катриона поджала губы, сосчитала до трех и продолжила решительно, но по-прежнему холодным тоном: — Для меня это не менее важное событие. И я объявлю о нем, когда буду готова. Не следует, чтобы все суетились вокруг меня дольше, чем необходимо. — В ее нынешнем состоянии она этого просто не выдержит. — Я всего лишь хочу, чтобы мне не мешали заниматься делами долины.
   Алгария повела плечом.
   — Как тебе будет угодно. А теперь давай поговорим о лечебных отварах…
 
   Катриона не представляла себе, что можно тосковать о нем больше, чем прошлой ночью, — но ошиблась.
   К концу дня, когда на мир спустились сумерки, Катри-она сидела за своим письменным столом, кутаясь в две шали.
   Она промерзла до костей. Холод шел изнутри и распространялся по всему телу. Это был холод одиночества. Весь день она потирала руки, а после ленча набросила на плечи еще одну шаль. Но лучше не стало.
   Более того, она никак не могла сосредоточиться, с трудом сохраняя безмятежный вид, с которым обычно появлялась на людях. Каким-то чудом ей удалось улыбнуться, приветствуя Макардла и остальных. Но ни на что больше не оставалось ни сил, ни энергии.
   Катриона не могла заставить свои губы раздвигаться в улыбке, не могла скрыть отчаяние, поселившееся у нее в душе. Оставаться, как всегда, улыбчивой, было свыше ее сил. К несчастью, хозяйка долины не могла притвориться больной, чтобы оправдать свое состояние. Она никогда не болела, во всяком случае, в обычном понимании этого слова.
   Отложив в сторону конторские книги — она просматривала записи о селекции скота за последние три года, — Катриона вздохнула и, откинувшись назад, закрыла глаза. Как она справится со всем этим?
   Полулежа в кресле, она сосредоточилась, давая волю чувствам. Но озарение не пришло, никаких предложений, как быть, не возникло в утомленном мозгу.
   Когда Катриона наконец открыла глаза и выпрямилась, она была уверена лишь в одном — худшее впереди.
   Она поднялась, чувствуя себя так, словно ребенок, которого она носит, на семь месяцев старше, чем на самом деле. Сложив конторские книги в стопку, она распрямила плечи и, высоко подняв голову, направилась к двери.
   Переодеваясь к обеду, Катриона воспользовалась возможностью прилечь на минуту.
   Минута превратилась в тридцать. К тому времени когда она уселась за стол, все уже были в сборе. Мечтая лишь о том, как бы забраться назад в постель, она с безмятежной улыбкой оглядела зал и положила себе на тарелку жаркое.
   Но оказалась не в состоянии проглотить ни кусочка.
   У нее пропал аппетит. Пытаясь скрыть отсутствие интереса к пище, она поймала взгляд Хендерсона.
   — Чем занимались сегодня дети?
   Несмотря на суровый вид, Хендерсон питал слабость к обитавшему в замке младшему поколению.
   — Хозяин учил ребятишек ездить верхом, вот я и сводил их в амбар. — Он удрученно развел руками. — Хотя какой из меня наездник. Придется им подождать его возвращения, чтобы отточить, как говорится, мастерство.
   — Хм! — Не желая задумываться о том, сколько времени детям придется ждать, Катриона повернулась к миссис Брум, возле которой стоял пышущий жаром яблочный пирог. Его пряный фруктовый аромат пришелся ей куда больше по вкусу, чем холодное жаркое, которое уже успели убрать. — Поздравляю вас с новым рецептом. Специи придают такой приятный привкус.
   Миссис Брум просияла.
   — Я всего лишь воспользовалась советом хозяина. Рецепт, конечно, лондонский, но и мы здесь не лыком шиты. Какая жалость, что он не попробует свой любимый пирог! Ну ничего, яблок у нас пропасть, повторим, когда он вернется.
   Натянуто улыбнувшись, Катриона кивнула и повернулась к Макардлу.
   — Я хотела узнать, Мелчетт…
   — Мистрис!
   — Мистер Хендерсон!
   — Скорее!
   В зал с криками ворвались жившие в замке дети. Впереди, как всегда, несся их заводила, рыжий Том, сын кухарки. Он бросился прямо к Катрионе.
   — Дом кузнеца горит, мистрис!
   — Горит? — Катриона вскочила, изумленно уставившись на Тома. — Но… — Она нахмурилась. — Это невозможно.
   Том энергично закивал:
   — Горит, мистрис! Огонь аж до самого неба.
   Все кинулись из дома. Выскочив на заднее крыльцо, Катриона убедилась, что мальчик не солгал. Домик кузнеца, расположенный между кузницей и зернохранилищем, пылал. Сердитые красные языки лизали дерево и камень, пожирая здание.
   Прямо на их глазах пламя полыхнуло жарче, с ревом взметнув высоко в воздух сноп искр.
   В считанные секунды двор превратился в настоящее столпотворение, где царила полная неразбериха. Люди носились туда и обратно, натыкаясь друг на друга и чертыхаясь.
   Набрав в грудь воздуха, Катриона крикнула;
   — Хендерсон, возьми конюхов и займись насосом. Хиггинс, проверь конюшню. Айронс, где ты?
   Кузнец, здоровенный детина с полным ведром в руке, помахал хозяйке,
   — Собери мужчин. Пусть начинают тушить пожар.
   — Слушаюсь, мэм.
   — Женщины — бегом в кухню. Тащите все, в чем можно носить воду.
   Женщины ринулись в заднюю дверь и вскоре вернулись, гремя котелками и кастрюлями. Каждый помогал как мог, даже Алгария, вооружившись молочным бидоном, заливала горящее здание.
   Стоя посередине двора, освещенная отблесками пожара, Катриона координировала их лихорадочные усилия. Подошел, тяжело дыша, Хиггинс.
   — С лошадьми и скотом вроде все в порядке. Я оставил двух пареньков приглядеть за ними.
   Глядя на взметнувшееся над домом пламя, Катриона схватила Хиггинса за руку. Ей пришлось кричать, чтобы быть услышанной:
   — Возьми половину людей и начинайте заливать сзади. Там источник пожара!
   Хиггинс кивнул и поспешно отошел. Порыв ветра принес облако дыма, и Катриона закашлялась. Повернувшись, она оглядела двор. Возле насоса толпились люди, ожидая своей очереди с ведрами, котлами и кастрюлями наготове. Хотя дороги очистились, до весны еще было далеко. Снег на склонах Меррика не растаял, и уровень воды в реке оставался на самой низкой отметке. Струйка, вытекавшая из насоса, вполне могла удовлетворить нужды обитателей замка, но ее не хватало, чтобы потушить пожар.
   Раздавшийся за спиной рев заставил Катриону резко развернуться и попятиться от обдавшего ее жара.
   Дождем посыпались искры и угли, угрожая тем, кто оказался поблизости от огня. С громким треском вспыхнула и раскололась балка; пылающие обломки разлетелись во все стороны.
   Катриона ахнула, прикрывая собой Тома.
   — Одеяла! — Она потрясла за плечо растерявшегося мальчика. — Нужны одеяла, чтобы сбить искры. Возьми ребят — и живо в кладовую.
   Том кивнул и умчался, созывая криками приятелей. Шумная орава скрылась в конюшне и спустя секунду вернулась, сгибаясь под тяжестью плотных одеял. Схватив одно, Катриона принялась сбивать пылающие угли. Несколько женщин последовали ее примеру.
   Между тем Хиггинс и его подручные зашли с другой стороны горящего дома, и сразу же оттуда раздались призывы о подмоге. Проведя тыльной стороной ладони по взмокшему лбу, Катриона огляделась по сторонам.
   — Джем, Джошуа! Бегите с ведрами за дом!
   Дружно кивнув, они устремились за кузницу. Оставшиеся удвоили усилия, стараясь заменить тех, кто отбыл, но воды по-прежнему не хватало. Сквозь завесу дыма Катриона различила Айронса, склонившегося над насосом. Сняв рубашку, он сменил Хендерсона, присевшего передохнуть на поилку для скота.
   — Хозяйка!
   Обернувшись, Катриона увидела Хиггинса. Лицо его посерело от усталости; он согнулся вдвое и ловил ртом воздух.
   — За домом поленница. Видно, она и загорелась. — Он перевел дыхание, глядя на пылающий дом. — Можно залить ее водой, да что толку. Пожар это не остановит. Пламя охватило всю заднюю стену, в особенности несущие балки.
   Проследив за его взглядом, Катриона уставилась на массивные балки на фасаде здания. Одна из них проходила над окном и дверью, отделяя нижний этаж от верхнего, другая поддерживала каркас крыши. Такие же балки располагались на задней стене.
   — Ничего не поделаешь. — Хиггинс покачал головой. — Нам не добраться до этих балок, а если бы и добрались, то не хватит воды. Там наверху настоящий ад.
   Глядя на беспощадное пламя, Катриона старалась не поддаваться панике. Она сделала глубокий вдох и закашлялась. Как ни странно, это помогло ей собраться с мыслями.
   — Ладно. — Она сжала локоть Хиггинса, передавая ему часть с трудом обретенного спокойствия. — Скажи своим людям, пусть спасают зернохранилище. — Помолчав, она повторила: — Самое главное — спасти зернохранилище.
   Они не могут позволить себе потерять зерно и другие припасы, хранившиеся там же, в зимней кладовой.
   Хиггинс понимающе кивнул и устало побрел прочь, чтобы передать ее указания остальным. Бросив последний взгляд на горящее строение, Катриона отправилась на поиски Айронса. За насосом снова стоял Хендерсон. Кузнец сидел рядом, угрюмо наблюдая за пламенем, пожиравшим его дом. Услышав распоряжение Катрионы, он болезненно поморщился и кивнул:
   — Да. — Он тяжело поднялся на ноги. — Все правильно. Дом можно отстроить, а амбар и, главное, то, что в нем, не восстановишь.
   Он начал отдавать команды, а Катриона поспешила назад к пылающему зданию, чтобы взять на себя руководство людьми, заливавшими огонь.
   Охрипнув от крика, она выхватила котелок из рук глуховатой горничной и показала ей, куда выливать воду — в узкий проход между стенами дома и зернохранилища. Вернув женщине пустой котелок. Катриона помедлила, вытирая пот со лба.
   Внезапно со стороны дома кузнеца послышался крик.
   Уставившись на нетесаные камни и горящие балки, Катриона решила, что ей показалось. Но крик раздался снова, тоненький плач, едва различимый за ревом бушующего пламени.
   — О Госпожа! — Прижав руку ко рту, Катриона обернулась к суетившимся во дворе женщинам и увидела жену кузнеца, которая лихорадочно хватала ребятишек постарше и, вглядываясь в выпачканные сажей рожицы, пыталась найти среди них своих детей. Катриона видела, как женщина, вцепившись в худенькое плечо одной из девочек, прокричала что-то. Девочка в ответ затрясла головой; черты ее исказились, отразив, словно в зеркале, ужас матери. Выпрямившись, мать и дочь уставились на горящий дом.
   Катриона ни секунды не колебалась. Выхватив лошадиную попону у пробегавшей мимо женщины, она накинула ее на голову и плечи и бросилась к пылающему строению.
   Толкнув дверь, она шагнула вперед — и отступила перед стеной огня.
   Пламя ревело, со всех сторон раздавались крики и вопли, но в какофонии звуков Катриона различила детский плач. Плотнее запахнув попону, она собралась с духом, готовясь к следующей попытке.
   Однако прежде чем она успела сделать хоть шаг, ее подняли в воздух и бесцеремонно поставили на ноги в десяти футах от того места, где она стояла.
   — Разрази тебя дьявол, глупая женщина! — было самым умеренным из проклятий, которые донеслись до ее ушей.
   Совершенно остолбеневшая, она безмолвно смотрела, как Ричард, выхватив у нее опаленную попону, набросил ее на голову и нырнул в огонь.
   — Ричард! — услышала Катриона собственный вопль, увидела, как взметнулись ее руки, пытаясь схватить и удержать мужа, — но он уже исчез в пламени.
   Люди кинулись к Катрионе и столпились вокруг, не сводя глаз с дверного проема. Жар, исходивший от здания, удерживал их на месте. Они могли только ждать, молясь и надеясь.
   Катриона молилась отчаяннее всех. Она видела, что творится внутри. Вся задняя стена и потолок вовсю пылали.
   Все во дворе застыли в напряженном ожидании. Внезапно среди мертвого молчания раздался громкий треск — вспыхнула балка, поддерживавшая спереди крышу.
   Под их потрясенными взглядами она раскололась, и пламя с победным ревом прорвалось сквозь щели.
   Секундой позже громким стоном отозвалась нижняя балка, а затем занялась дверная притолока. В считанные секунды дерево раскалилось, превратившись в угли.
   Ричард вывалился из двери, прижимая к себе сверток, из которого доносился жалобный плач.
   Все бросились к нему. Жена кузнеца схватила ребенка, а Айронс поднял их обоих громадными ручищами и унес. Катриона, Хендерсон и двое конюхов подхватили Ричарда, который, кашляя, ловил ртом воздух, и повели его прочь.
   В это мгновение с низким протяжным стоном, похожим на последний вздох умирающего животного, здание рухнуло. Пламя оглушительно заревело и, взметнувшись высоко в воздух, принялось пожирать свою добычу.
   Уставившись на дьявольскую печь, Ричард наконец отдышался и заметил, что Катриона голыми руками стряхивает с него искры. Выругавшись, он схватил ее запястья — и увидел предательские ожоги.
   — Проклятие, женщина, ты что, совсем лишилась рассудка?!
   Уязвленная Катриона попыталась вырваться.
   — Ты же горишь! — Она свирепо уставилась на него. — Куда делась попона?
   — Ребенку она была нужнее.
   Выхватив полный котелок у одной из женщин, он окунул в холодную воду руки Катрионы. С мрачным как туча лицом он поволок ее к заднему крыльцу и заставил сесть.
   — Оставайся здесь. — Поставив котелок ей на колени, он устремил на нее суровый взгляд. — И держись подальше от огня. Предоставь это мне.
   — Но…
   Ричард выругался сквозь зубы.
   — Проклятие! Как ты думаешь, что важнее для твоих людей — зернохранилище или ты? — Выдержав многозначительную паузу, он выпрямился. — Оставайся здесь.
   Не дожидаясь ответа, он развернулся и зашагал по направлению к бестолково суетящейся возле насоса толпе.
   Не прошло и нескольких секунд, как женщины с растерянными лицами, сжимая в руках котелки и кастрюли, потянулись к Катрионе. Среди них была и Алгария. В ответ на вопросительный взгляд Катрионы она дернула плечом.
   — Он сказал, что от нас больше беспорядка, чем помощи, и что мужчины скорее справятся с огнем, если не будут беспокоиться о своих женах и детях.
   Катриона молча кивнула. Она тоже заметила, что мужчины то и дело останавливались, озираясь по сторонам, или покидали свой пост, разыскивая детей. Прежде чем уйти, женщины собрали ребятишек, и теперь никому из них не грозила опасность. Собравшееся вокруг Ричарда мужское население внимательно слушало его быстрые и четкие команды, поглядывая на горящее здание.
   Вздохнув, Катриона вынула руки из ледяной воды и внимательно осмотрела ладони. Поморщившись, она взглянула на Алгарию.
   — Ты не могла бы посмотреть, как там ребенок?
   — Конечно. — Помолчав, она бросила выразительный взгляд на руки Катрионы. — Это было очень глупо с твоей стороны. Несколько пустячных ожогов не повредили бы его черной душе.
   С этими словами Алгария развернулась и, как громадная черная ворона, прошествовала в дом. Потрясенная Катриона с открытым ртом смотрела ей вслед.
   Придя наконец в себя, она сверкнула глазами и переключилась на более важные вещи.
   Мужчины разделились на группы, одни выстроились по обе стороны горящего дома, другие образовали цепочку, уходившую в сад. Вглядевшись в темноту, Катриона увидела, что они наполняют ведра снегом из сугробов, все еще лежавших среди деревьев, и передают их тем, кто находится ближе к огню. Со стороны конюшни спешили работники с лопатами, чтобы было чем сгребать снег.
   Четверо конюхов волокли по двору две огромные лестницы с сеновала, сгибаясь под их тяжестью. К ним на подмогу бросились люди и, подняв лестницы, прислонили их к стенам кузницы и амбара. Лестницы оказались достаточно длинными, чтобы достать до крыш.
   К этому времени подоспели ведра со снегом; их быстро подняли наверх и высыпали на стену между зернохранилищем и домом кузнеца.
   Стоя посреди двора, Ричард сосредоточенно наблюдал за их работой. Он надеялся, что его колдунья молится сейчас своей Госпоже, ибо они нуждались в любой помощи. Основная сила огня пришлась на центральную балку, которая поддерживала поперечные стропила. Они полностью выгорели, и теперь пламя распространялось от середины в обе стороны и лизало бревна, концы которых упирались в стены зернохранилища и кузницы.
   К счастью, оба строения были значительно выше втиснутого между ними дома. Если бы дело обстояло иначе они бы уже давно загорелись. А так оставался шанс, хотя и весьма призрачный, спасти оба здания, так необходимые поместью.
   Шагнув к ярко полыхавшему строению, Ричард включился в кипевшую у его стен деятельность. То и дело кто-нибудь из конюхов и работников выгружал содержимое своих ведер слишком далеко от нужного места.
   — Ближе к стенам! — крикнул Ричард, задрав голову.
   Он схватил ведро и, воспользовавшись своим недюжинным ростом, высыпал снег на одну из наиболее уязвимых балок зернохранилища.
   — Туда, — загремел он, указывая рукой, — там самое опасное место!
   Вернее, одно из них.
   Оставаясь рядом с лестницами, Ричард зорко следил за работавшими, заменяя тех, кто больше других подвергался воздействию нестерпимого жара. А когда стало ясно, что они проигрывают битву за кузницу, кинулся в сад и, схватив лопату, устремился к берегу реки. Не обращая внимания на ледяную кашу под ногами, он проломил размягчившийся лед и пробился к воде.
   В считанные минуты Хендерсон и один из конюхов присоединились к нему, помогая расширить прорубь. А затем со всей скоростью, на которую способны человеческие руки, они принялись наполнять ведра водой со льдом и отправлять их вверх по склону. Задав нужный ритм, Ричард поспешил назад, хватая по пути людей и без лишних слов расставляя их на равном расстоянии друг от друга.