Макаренко Антон Семенович. Марш 30-го года

   Не должно быть толкотни, пробок в дверях.
   АКТ ПЕРВЫЙ
   Временная контора завода электроинструмента в коммуне имени Фрунзе. Большая комната - класс, на стене доска. Два окна в задней стене открыты, справа видно новое здание, кое-где еще остались леса. Несколько вершин деревьев, конец лета. Прямо, ближе к задней стене, стол главного инженера. За столом Дмитриевский. По эту сторону стола в кресле Воргунов. Они рассматривают большой чертеж. Слева, ближе к зрителю, высокий стол, какие бывают в физических кабинетах. За ним стоя работает Троян. На его столе собранные электросверла и электрорубанок, много, целые кучи разных деталей. К столу привинчены маленькие тисочки.
   В банке с бензином лежат какие-то части. Далеко от зрителей маленьй столик Григорьева, за которым он, впрочем, никогда не сидит. Справа чертежный стол Вальченко. Самого его сейчас нет. В комнате много стульев самых разнообразных фасонов: канцелярских, столовых, клоссных, две-три табуретки. Все в большом беспорядке: на столах и на полу сор и окурки, некоторые стулья в известке.
   На задней стене на синьке два больших чертежа.
   Д м и т р и е в с к и й (кричит в окно): Соломон Маркович, Соломон Маркович! Подождите, не выезжайте. Зайдите на минуточку к нам.
   Б л ю м (за окном): А что такое? Я же и так опоздал...
   Д м и т р и е в с к и й : Соломон Маркович, очень нужно.
   Б л ю м : Ну... хорошо.
   Т р о я н (рассматривая на свет две шестеренки): В нашем городе он такого фрезя не достанет. Я уже искал.
   В о р г у н о в (сдержанно опуская кулак на стол): Не могу понять. Не могу. Как могли допустить такую ошибку? Ведь это задача для грудных детей. Кто это придумал, что сюда подойдет фрез модуль один? Это вы, Григорьев?
   Г р и г о р ь е в : Кажется, нет. Кажется, товарищ Троян высчитывал.
   Т р о я н : Если кажется, нужно перекреститься, Игорь Александрович. Все зуборезные высчитывали вы, как вы могли это забыть? Вот же у меня расчеты. Вот! Это ваши цифры?
   Г р и г о р ь е в (заглянув в бумажку): Как это могло быть? Поразительно...
   Б л ю м (входит с толстым порфтелем): Ну, что такое? Когда же я выеду в город? Это не темпы, а мучительство. Разве так можно работать?
   Д м и т р и е в с к и й : Соломон Маркович, маленькое недоразумение: для зуборезного "рейнекер" рассчитан фрез модуль один, а нужно ноль семдесят пять сотых.
   Б л ю м : Новое дело! Пойдите достаньте. Модуль один доставали две недели, а теперь семдесят пять сотых... А кто же такой грамотный, извините?
   Молчание.
   Значит, кот Васька виноват? Ну и хорошо. Я поехал. Только, пожайлуста: мне, старику, прыгать по лестницам нельзя сказать, чтобы было приятно. Пока я дойду до машины, так вы мне закричите: не ноль семьдесят пять сотых, а ноль сто семдесят пять сотых. Так, пожайлуста, кричите в окно, я догадаюсь, в чем дело. Будем доставать.
   Т р о я н : В городе нет.
   Б л ю м : Что значит нет? На свете все есть, даже калоши номер пятнадцатый. (Собирается уходить).
   Т р о я н : Подождите, Соломон Маркович, я заканчиваю проверку. Сейчас.
   Б л ю м : Вот теперь подождите. В таких темпах работают только угорелые кошки...
   Д м и т р и е в с к и й : Не волнуйтесь, Соломон Маркович.
   Б л ю м : Как же не волноваться, Георгий Васильевич? Вот-вот должны приехать коммунары. А что у нас есть? Даже фундаментов нет, станки в ящиках. Это называется: мы пускаем завод первого сентября? А сейчас тринадцатое августа, слава тебе, господи. А что скажут коммунары? Сидели здесь вас шесть инженеров, а сделали для комара насморк.
   Д м и т р и е в с к и й : Ничего, ничего, все будет хорошо. Садитесь лучше и расскажите нам о коммунарах.
   Б л ю м : Ну что же, будем сидеть и разговаривать? Коммунары нам покажут, как разговаривать. Кто здесь сидел: инженеры или разговорщики? Вот вы их увидите!
   В о р г у н о в : Вы думаете, мы не видели беспризорных?
   Б л ю м : Да, вы их не видели.
   В о р г у н о в : Один даже у меня шапку сорвал с головы, да я отнял.
   Б л ю м : Хэ-хэ, то шапка...
   В о р г у н о в : А то что?
   Б л ю м : Они из вас душу вытрясут, к вашему сведению.
   Г р и г о р ь е в : А у вас уже вытрусили?
   Б л ю м : А что вы думаете? Они за меня как взялись, так моя душа, знаете, где была? В подметках, если вы хотите знать. Ну, а потом я их узнал, так это же совсем иные люди.
   Д м и т р и е в с к и й : Интересно вот что, Соломон Маркович, откуда у вас такая преданность коммунарам? Вероятно, вы хорошо жили, был у вас собственный заводик, правда?
   Б л ю м : Ну а ака же? У Блюма был завод, фабрика, настоящий трест. Разве вы не слышали? Соломон Блюм и К. Откуда вы все так хорошо знаете?
   Д м и т р и е в с к и й : А все-таки?
   Б л ю м : Что "все-таки"? Ничего никогда у Блюма не было, кроме еврейского счастья - семеро детей. Работал всю жизнь на других, как угорелая лошадь, а что у меня теперь есть? Заводик.
   Д м и т р и е в с к и й : Я слышал, вы работали у своего дяди управляющим.
   Б л ю м : Желаю Вам иметь такого дядю. Разве это дядя, когда он не заплатил мне за год жалованья и уехал в Америку? Хороший дядя! Так я лучше буду работать у коммунаров. Они меня не обманут, я знаю. И пускай детки на моем труде учатся.
   В о р г у н о в : Трогательная история.
   Б л ю м : История ничего себе.
   Т р о я н : Вот расчет. Правильно: семьдесят пять сотых.
   Б л ю м (взял бумажку): Я тоже могу написать: ноль, запятая, семьдесят пять. Передайте это на память коту Ваське. (Возвратил бумажку Трояну).
   Т р о я н : Можно передать, что ж...
   Блюм, выходя, в дверях встречается с Вальченко.
   Здоровается с ним и уходит.
   Вальченко усаживается за чертеж.
   Г р и г о р ь е в : Он у них здесь делом вертел. Заведующий производством. Спасите мою душу, инженер Блюм.
   В а л ь ч е н к о : Он не инженер!
   Г р и г о р ь е в : Как не инжерер? Да вот и сейчас он насчитал шесть инженеров, значит, и себя считал.
   Д м и т р и е в с к и й : По снабжению он работает прекрасно! Прекрасно!
   В о р г у н о в : Спекулянт!
   Д м и т р и е в с к и й : Нет, про него нельзя это сказать.
   В о р г у н о в : Советский спекулянт. Вынюхать, обмануть, с мясом вырвать...
   В а л ь ч е н к о : Блюм - энтузиаст.
   В о р г у н о в : Еще бы. Для того чтобы хватать каждого встречного за горло, необходимо быть энтузиастом.
   Г р и г о р ь е в : Верно. Это верно. Он спекулянт. И производство у
   него было такое же. Что хочешь? Дубовая мебель, медные масленки и трусики. Спасите мою душу, комбинат! Все это в сараях, в подвалах. Столярный цех - это умора. Семьдесят метров длины и весь из фанеры. И чего там только нет, на десять пожаров хватит! А механическая? Станки! И где он их навыдирал? И прямо на полу, никаких фундаментов.
   В а л ь ч е н к о : Да! Георгий Васильевич, фундаменты не делаются.
   Д м и т р и е в с к и й : Почему?
   В а л ь ч е н к о : Белоконь говорит, чертежей нет.
   Д м и т р и е в с к и й : Игорь Александрович, что такое?
   В о р г у н о в : Чертежей фундаментов до сих пор нет?
   Г р и г о р ь е в : Петр Петрович, поймите же... "Гильдмейстеры" еще в пути. Габаритов...
   В о р г у н о в : ...Я вам сказал снять габариты на Кемзе. Я вам сказал, на Кемзе восемнадцать "гильдмейстеров". Сняты габариты?
   Г р и г о р ь е в : Да ведь все некогда, Петр Петрович... Эти расчеты...
   В о р г у н о в : Где эти расчеты? Модуль один насчитали?
   Входит Белоконь.
   В о р г у н о в : Где фундаменты?
   Б е л о к о н ь : Чертежей же нет.
   В о р г у н о в : Чертей же на вас нет. А леса, а грязь, а бочки? А бетономешалку когда уберете?
   Б е л о к о н ь : Плотники ушли, вы же знаете.
   Д м и т р и е в с к и й : Но если фундаменты все равно не делаются, можно заставить каменщиков убрать леса.
   В о р г у н о в : Георгий Васильевич! А придут плотники, фундаменты сделают, а чернорабочие фрез рассчитают. А инженер Григорьев что будет делать? Плановое хозяйство? Социализм строите? Социалисты! Портачи!
   Д м и т р и е в с к и й : Петр Петрович, ну чего вы так? Григорьев молодой инженер, ошибся, бывает же...
   В о р г у н о в : Не беда, что молод, а беда, что лентяй. Габариты может снять каждый грамотный человек, нужно распорядиться. Нужно меньше баб.
   Г р и г о р ь е в : Спасите мою душу, Петр Петрович!
   В о р г у н о в : Чтобы чертежи были к вечеру, понимаете?
   За окном гудок автомобиля.
   Д м и т р и е в с к и й : Позвольте, ведь Блюм на завод едет. (В окно.) Соломон Маркович...
   Б л ю м (за окном): А что такое?
   Д м и т р и е в с к и й : Зайдите.
   Б л ю м : Но как же так можно?
   Д м и т р и е в с к и й : Зайдите, нужно! Вы подождите, товарищ Воробьев. (К Белоконю). Пожалйлуста, товарищ Белоконь, проследите за уборкой. И здесь после рмонта такой ужас. Подгоните строителей. Ожидаем воспитанников. Надо столовую, спальни скорее.
   Б е л о к о н ь : Побелку кончили, а убрать некому. Собственно говоря, это не моя обязанность.
   В о р г у н о в : Не ваше призвание, хотите сказать?
   Б е л о к о н ь : Я по механическому делу, а выходит уборщик...
   Д м и т р и е в с к и й : Некогда разбираться с этим. Вы проследите.
   Входит Блюм.
   Б л ю м : Товарищи, нельзя же так. Я же просил, крикните в окно, ну, сколько теперь? Наверное, ноль пятьдесят или ноль черт его знает.
   Д м и т р и е в с к и й : Соломон Маркович, вы будете на Кемзе?
   Б л ю м : А если буду, так что?
   Д м и т р и е в с к и й : Надо снять габариты нескольких станков.
   Б л ю м : Новое дело. Какое же это имеет отношение к снабжению?
   В а л ь ч е н к о : Потому, что вы будете на заводе.
   Б л ю м : Мало ли где я бываю! Так я должен за всех работать? А где я возьму время?
   Д м и т р и е в с к и й : Я вас очень прошу.
   Б л ю м : Ну хорошо, давайте список, какие там станки.
   Г р и г о р ь е в : Я сейчас запишу.
   Б л ю м : Да, Георгий Васильевич, в той заявке на материалы много пропущено.
   Д м и т р и е в с к и й : Не может быть. Дайте. (Протягивает руку.)
   Б л ю м : Я никогда не записываю. Запишешь, потеряешь, а так лучше. (Быстро.) Латунь медная, калиброванная, четыре, четыре с половиной, шесть, шесть с половиной.
   Сталь три, размер семь, одна четвертая, восемь и пять, одна четвертая.
   Сталь пять, размер девять, девять с половиной и одиннадцать с половиной.
   Сталь шесть, размер шесть и шесть с половиной.
   Лента тафтяная.
   Ликоподий.
   Крепежные части.
   Метчики одна четверть и три четверти.
   Провод ПШД ноль двадцать сотых.
   Провод голый.
   Пробки угольные.
   Порошок графитовый.
   Все смеются. Вальченко аплодирует.
   Б л ю м : О, у меня память!
   В о р г у н о в : А я бы предпочел, чтобы у вас был список. Что это вы из себя монстра какого-то корчите?
   Б л ю м : Монстра? Как это?
   В о р г у н о в : У нас не цирк. Это в цирке дресированные лошади и собаки считают до десяти, что ж, пожалуй, и занимательно. Дайте список, у нас серьезное дело. А фокусы эти оставьте для ваших беспризорных.
   Б л ю м : Что вы ко мне пристали с беспризорными? Почему они беспризорные, скажи мне, пожайлуста? Они не беспризорные, а коммунары.
   Г р и г о р ь е в : Что же, теперь хапрещается называть их беспризорными?
   Б л ю м : А что вы думаете? Чего это вам так хочется говорить о том, что раньше было? Коммунары беспризорные, у Блюма был заводик. А если я спрошу, что вы раньше делали, так что? Я же никому не говорю "господин полковник"?
   В а л ь ч е н к о : Да у нас и нет полковников.
   Б л ю м : Да, теперь нет. Ну, и беспризорных, значит нет. Коммунары здесь хозяева.
   Г р и г о р ь е в : Не слишком ли это силньо сказано?
   Б л ю м : Чего я буду их выбирать? А он выбирал слова? Кошки, собаки, лошади, так это можно?
   Д м и т р и е в с к и й : Соломон Маркович, нас не могут нанять беспризорные, или пусть там, коммунары.
   Б л ю м : Хорошо, "пусть"...
   Д м и т р и е в с к и й : Мы служим делу.
   Б л ю м : Вы служите делу, а кто это дело сделал? Они же, коммунары! Они заработали этот завод. Вы не можете так работать, как они работали. На этих паршивых станочках, что они делали, ай-ай-ай...
   Г р и г о р ь е в : Что же они делали, спасите мою душу? Масленки, что же тут особенного? Станочки. О Ваших станочках лучше молчать. Интересно, где вы выдрали всю эту рухлядь... Эпохи... первого Лжедмитрия?
   Б л ю м : Какого Дмитрия, причем здесь Дмитрий? Ну пускай и Дмитрий, так на этой самой эпохе, как вы говорите, на этой рухляди они и сделали новый завод. А вы теперь будете работать на гильдмейстерах. Так кому честь?
   Т о р с к а я (входит): У вас очень весело... но грязь невыносимая.
   Г р и г о р ь е в : Простите, Надежда Николаевна, не ожидали вас.
   В о р г у н о в : Вот именно. А для самого товарища Григорьева здесь достаточно чисто.
   Т о р с к а я : Я получила телеграмму, Соломон Маркович. (Отдает Блюму телеграмму и отходит к столу Трояна.)
   Б л ю м : Вот видите, вот видите? Вот, Георгий Васильевич.
   Д м и т р и е в с к и й (читает): Сочи. Они в Сочи сейчас? Да... Коммуне Фрунзе, Блюму, копия Крейцеру. Лагери отправили, будем пятнадцатого. Поспешите спальни, столовую. Захаров. (Возвращает телеграмму.) Ну что же, распорядитесь.
   Б л ю м : И габариты я, и фрез я, распоряжаться тоже я! Вы - главный инженер, начальник коммуны дает распоряжение, а вы его заместитель.
   Д м и т р и е в с к и й : Я с ним даже не знаком. И какое мне дело до спален? Я не завхоз.
   Г р и г о р ь е в : Приедут господа с курорта, обижаться будут.
   Б л ю м : Да, с курорта, а почему нет?
   Г р и г о р ь е в : Может быть, даже в белых боюках?
   Т о р с к а я : Угадали, в белых брюках.
   Б л ю м : Он думает: только ему можно, хэ-хэ... Ну, я поехал...
   Входит Воробьев.
   В о р о б ь е в : Соломон Маркович, едет или не едете? Стою, стою.
   Б л ю м : О, Петя! Послезавтра коммунары приезжают. Вот кто рад, а? Наташа приезжает.
   Т о р с к а я : Наташа о нем забыла. На Кавказе столько молодых людей и все красивые...
   В о р о б ь е в : Как же это так, забыть! Письма, небось, писала. На Кавказе, знаешь, Надежда Николаевна, все большие пастухи, а здесь тебе шофер первой категории.
   Т о р с к а я : Вы кажется, влюблены не сердцем, а автомобильным мотором.
   В о р о б ь е в : Что ты, Надежда Николаевна! У меня сердце лучше всякого мотора работает.
   Т р о я н : И охлаждения не требует?
   В о р о б ь е в : Пока что без радиатора работает.
   Б л ю м : Ну, едем, влюбленный.
   В о р о б ь е в : Едем, едем...
   Вышли.
   В о р г у н о в : И здесь любовь?
   Т о р с к а я : И здесь любовь. Чему вы удивляетесь?
   В о р г у н о в : Да дело это нехитрое. Я пошел на завод.
   Д м и т р и е в с к и й : И я с вами.
   Выходят.
   Т о р с к а я : Какой сердитый дед.
   Т р о я н : Он не сердитый, товарищ Торская, он страстный.
   Т о р с к а я : К чему у него страсть?
   Т р о я н : Вообще страсть... К идее...
   Т о р с к а я : Идеи разные бывают... Товарищ Троян, расскажите мне о ваших этих машинках. Я возвратилась с каникул и застала у нас настоящую революцию.
   Т р о я н : Да, революция... Мы делаем революцию.
   Т о р с к а я : Это электроинструмент?
   Т р о я н : Да, такие штуки будет выпускать наш новый завод. Это новое в инструментальном деле. Электросверлилки, электрорубанки, электрошлифовалки. Задача, барышня, очень трудная. Видите, в этой штуке двести деталей, а точность работы до одной сотой миллиметра.
   Т о р с к а я : Ой, даже не понимаю!..
   Т р о я н : Мы все немножко боимся, как ваши мальчики справятся?
   Т о р с к а я : Не бойтесь, товарищ Троян, они сделают.
   Т р о я н : Я уже десять раз проверял. Если они настоящие люди, так они должны сделать.
   Т о р с к а я : Они не только люди, они еще и коммунары.
   Г р и г о р ь е в : Божественные коммунары!
   К р е й ц е р (входит): Божественные не божественные, а будет скандал. Здравствуйте. Здравствуйте, Надя. Получили телеграмму?
   В а л ь ч е н к о : Только что. Здравстуйте, товарищ Крейцер!
   К р е й ц е р : Ну, как у вас дела? Что-то медленно подвигаются, вижу. Вы знаете, коммунары этого не любят.
   Г р и г о р ь е в : Товарищ Крейцер! Сегодня нас целый день пугают коммунарами. У меня уже поджилки трясутся.
   К р е й ц е р : Правильно, пускай трясутся. Коммунары - это молодое поколение, новые люди. Они, знаете, волынить не любят. А у нас все на одном месте стоит...
   В а л ь ч е н к о : Н-нет. Почему все? Мы идем вперед...
   К р е й ц е р : Никуда вы не идете. Станки в ящиках, беспорядок...
   В а л ь ч е н к о : Препятствий много, товарищ Крейцер.
   К р е й ц е р : Вот видите: препятствий. А что вы делаете, чтобы препятствий не было?
   В а л ь ч е н к о : Мы свое дело делаем.
   К р е й ц е р : Какое свое дело?
   В а л ь ч е н к о : Мы - инженеры. Стараемся устранить препятствия, поскольку это в наших технических силах.
   К р е й ц е р : Вот видите, у нас это как-то очень интеллигентно выходит. Поскольку в ваших технических силах. Есть у вас такие люди, что больше так... мешают работать?
   В а л ь ч е н к о (уклончиво): И такие есть.
   К р е й ц е р : И что вы делаете?
   В а л ь ч е н к о : Все, что можем. Предупреждаем, добиваемся, требуем.
   К р е й ц е р : Вы управляете, кажется, машиной?
   В а л ь ч е н к о : Автомобилем? Да.
   К р е й ц е р : Ну, вот представьте себе: едете вы на авто. А впереди корова. Понимаете, корова? Ходит это перед фарами, стоит, мух отгоняет. Вы гудите, гудите, предупреждаете, требуете. А она ходит на вашей дороге, корова. И долго вы будете гудеть? Нет. Надо слезть с машины, взять палку и прогнать. Палкой.
   Т о р с к а я (смеется): Корова. Это очень правильно.
   К р е й ц е р : Вот видите, девушка автомобилем управлять не умеет, а тоже говорит правильно.
   В а л ь ч е н к о : Если всем шоферам гоняться за коровами, погонщиком сделаешься.
   К р е й ц е р : Боитесь потерять квалификацию? Чудаки. Ну, как дела, Николай Павлович?
   Т р о я н : Да как вам сказать? Это верно, что коровы ходят перед фарами.
   К р е й ц е р : Верно? Ну?
   Т р о я н : Не умеем мы как-то... это самое... с палкой.
   К р е й ц е р : Вы больше насчет убеждения, теплые слова: "товарищ корова", "будьте добры", "пропустите"...
   Т р о я н : Не то, что убеждения, а так больше... помалкиваем. Коровы, знаете, тоже разные бывают.
   К р е й ц е р : Иная боднет так, что и сам убежишь и машину бросишь?
   Т р о я н : В этом роде. В этих вопросах теория познания еще многого не выяснила.
   К р е й ц е р : Темные места есть?
   Т р о я н (улыбается): Да, имеются. Шоферу кажется, что это корова, а на поверку выходит - вовсе не корова, а какой-нибудь старший инспектор автомобильного движения.
   К р е й ц е р (громко смеется, смеются и другие): Вот вы и есть интеллигенты. Приедут коммунары, они вам покажут, как коров гонять. А где Дмитриевский, Воргунов?
   Т р о я н : На заводе. Хотите пойти?
   К р е й ц е р : Пойдем. Пойдемте, товарищ Вальченко.
   Крейцер, Троян, Вальченко, Торская занялись чертежами и
   деталями на столе Трояна.
   Г р и г о р ь е в : Надежда Николаевна, вы давно работаете в этой коммуне?
   Т о р с к а я : Три года.
   Г р и г о р ь е в : Спасите мою душу! Это же ужасно.
   Т о р с к а я : Ну что вы, чему вы так ужасаетесь?
   Торская усаживается на стул Вальченко.
   Г р и г о р ь е в : Молодая красивая женщина, сидите в этой дыре, с беспризорными, далеко от всякой культуры.
   Т о р с к а я : В коммуне очень высокая культура.
   Г р и г о р ь е в : Спасите мою душу! А общество, театр?
   Т о р с к а я : В театр мы ходим. Да еще как! Идут все коммунары с музыкой, в театре нас приветствуют. Весело и не страшно.
   Г р и г о р ь е в : Ведь здесь одичать можно, видеть перед собой только беспризорных...
   Т о р с к а я : Забудьте вы о беспризорных. Среди них очень много хороших юношей и девушек, почти все рабфаковцы, комсомольцы... У меня много друзей.
   Г р и г о р ь е в : Уже не влюбились ли вы в какого-нибудь такого Ваську Подвокзального?
   Т о р с к а я : А почему? Может быть, и влюбилась.
   Г р и г о р ь е в : Спасите мою душу, Надежда Николаевна, не может быть!
   Т о р с к а я : Почему? Это очень вероятно...
   Г р и г о р ь е в : Значит, вы уже одичали, вы ушли от жизни. Сколько в жизни прекрасных молодых людей...
   Т о р с к а я : Инженеров...
   Г р и г о р ь е в : А что вы думаете! Инженеров. Разве мы вам не нравимся? А?
   Т о р с к а я : Значит, коммунары и я - это что-то вне жизни? А где жизнь?
   Г р и г о р ь е в : Жизнь везде, где культура, понимаете, культура, чувство.
   Положил руку на ее колено. Торская внимательно посмотрела на него.
   Т о р с к а я : Видитн ли, то, что вы делаете, не культура, а просто хамство. Уберите руку.
   Т о р с к а я : Ах, извините, Надежда Николаевна. Я уже начинаю увлекаться вами...
   Т о р с к а я : Кончайте скорее.
   Г р и г о р ь е в : Как вы сказали?
   Т о р с к а я : Кончайте скорее увлекаться.
   Г р и г о р ь е в : Спасите мою душу, Надежда Николаевна, ведь это не так легко. Вы мне очень нравитесь.
   Т о р с к а я : Какое событие! Я должна многим нравиться, что ж тут такого?
   Г р и г о р ь е в : Надежда Николаевна, поверьте: ваши глаза, походка, голос...
   Т о р с к а я : Даже походка? Странно...
   Г р и г о р ь е в (взял ее за руку): Ваша рука...
   Т о р с к а я : Отстаньте.
   Вошел Вальченко.
   В а л ь ч е н к о : Я, кажется, помешал?
   Т о р с к а я : Отчего вы такой сердитый, товарищ Вальченко?
   В а л ь ч е н к о : Я не сердитый. Это вам показалось после воодушевления Игоря Александровича.
   Т о р с к а я : О, товарищ Григорьев на вас не похож. Он энтузиаст. Он приходит в восторг от походки, глаз, голоса...
   В а л ь ч е н к о (сквозь зубы): Бывает!
   Г р и г о р ь е в : Надежда Николаевна!
   Т о р с к а я : Скажите, товарищ Вальченко, а вы бы не могли прийти в восторг от таких... пустяков?
   В а л ь ч е н к о (смущенно): Да, я думаю.
   Т о р с к а я : Вот видите, товарищ Григорьев, у вас есть хороший пример.
   Г р и г о р ь е в : Давайте прекратим эту затянувшуюся шутку.
   Т о р с к а я : Прекратить? Есть прекратить, как говорят коммунары.
   Г р и г о р ь е в : Вы слишком презираете людей, Надежда Николаевна.
   Т о р с к а я : Ну, это тоже слишком громко сказано.
   Входят Дмитриевский, Троян и Воргунов.
   Т р о я н : Откуда взялся этот Белоконь?
   Г р и г о р ь е в : Белоконя я рекомендовал Георгию Васильевичу как прекрасного механика. Я с ним работал.
   Т р о я н : Помилуйте, какой же он механик? Он уже две недели возится с автоматом...
   Д м и т р и е в с к и й : Он хороший механик, но станок никому не известен. Во всем городе нет.
   В о р г у н о в : Автоматов в городе нет, а таких механиков можно найти на любой толкучке.
   В а л ь ч е н к о : Чего вы не выгоните его, Петр Петрович?
   В о р г у н о в : Не люблю заниматься пустяками...
   Т о р с к а я : Чудак вы, Петр Петрович.
   В о р г у н о в : Вот видите: "чудак".
   Т о р с к а я : Это вы от тоски в печаль ударились... Пройдет. Я вас приглашаю встречать коммунаров. У них музыка хорошая.
   В о р г у н о в : Музыка!
   Т о р с к а я : Вы принимаете приглашение?
   В о р г у н о в : Нет, я, знаете, на такие нежности не гожусь.
   Т о р с к а я : Вы невежливы.
   В о р г у н о в : Что это такое? Вы меня сегодня второй раз бьете? Этго правильно. А все-таки увольте - не люблю вокзалов.
   Т о р с к а я : Ну, как хотите. До свидания, товарищи. (Вышла).
   Вошел Одарюк.
   О д а р ю к : Где я могу найти Соломона Марковича?
   Общее смущение. Григорьев почти повалился на шкаф.
   Дмитриевский привстал за столом, Воргунов в кресле
   круто повернулся.
   Д м и т р и е в с к и й : Соломона Марковича?
   О д а р ю к : Да. Я привез лагери.
   Д м и т р и е в с к и й : А вы кто такой?
   О д а р ю к : Коммунар. Одарюк.
   Занавес
   АКТ ВТОРОЙ
   Вестибюль главного здания коммуны#3. С правой стороны марш широкой лестницы ведет наверх. Вверху площадка во всю ширину сцены. В обе стороны отходят коридоры верхнего этажа. В задней стене два окна. Левая часть сцены занята вешалкой, отделенной от передней части сцены массивным барьером. Передняя половина сцены представляет широкую, светлую, освещенную верхним окном площадку. Справа дверь в столовую. Это показано надписью на дверях. Слева две-три ступеньки к выходу во двор и широкие зеркальныеи двери, по бокам которых два больших зеркальных окна. При входе на лестницу телефон. Вестибюль в полном беспорядке: валяются рогожки, окрашенные масляной краской, панели сейчас забрызганы известью, на всем следы только что законченной штукатурки, ведра, щетки, штукатурные козлы. Наружные двери распахнуты.
   Б л ю м (пробегает из столовой наружу): Ах, боже мой, что делается!
   На верхней площадке появляются Торская и Вальченко.
   Т о р с к а я : Как же так? Который сейчас?
   В а л ь ч е н к о : Чего?
   Т о р с к а я : Который час?
   В а л ь ч е н к о : Четверть одиннадцатого.
   Т о р с к а я : Ну, что это такое? Говорили, поезд придет в четыре часа, а сейчас говорят: уже на вокзале.
   В а л ь ч е н к о : Чего вы так волнуетесь, Надежда Николаевна?
   Т о р с к а я : Да кто это сказал?
   В а л ь ч е н к о : Что?
   Т о р с к а я : Кто это выдумал, что они уже приехали?
   В а л ь ч е н к о : Право, не знаю, кажется, по телефону сказали.
   Т о р с к а я : Ах, какой вы: "кажется". Берите трубку.
   В а л ь ч е н к о : Зачем?
   Т о р с к а я : Да что с вами, Иван Семенович?
   В а л ь ч е н к о : Со мной, собственно говоря, ничего. Я хотел поговорить с вами, Надежда Николаевна.
   Т о р с к а я : Поговорите сначала с Западным вокзалом.
   В а л ь ч е н к о (быстро спускается с лестницы. У телефона): Западный вокзал. Да. Дежурного. Товарищ дежурный? Скажите пожайлуста, правда ли говорят, прибыл поезд с коммунарами? Да? Прибыл? Спасибо. (Повесил трубку).
   Т о р с к а я : Ну что вы сделали? Что вы сделали?
   В а л ь ч е н к о : Как что сделал? Узнал: прибыли.
   Т о р с к а я : Надо же узнать, где они? Выехали или вышли с вокзала?
   В а л ь ч е н к о (снимает трубку): Западный вокзал. Дежурного. Товарищ дежурный, простите пожайлуста, это из коммуны имени Фрунзе. Где сейчас коммунары? (К Торской). Спросить - выехали? А на чем они могут выехать?
   Т о р с к а я : Ах ты, господи, на чем? На трамвае, на автобусах.
   В а л ь ч е н к о (в телефон): Вышли? На чем вышли? На трамвае или автобусе? Пешком? С музыкой? Ага, спасибо. (Повесил трубку).