Манкелль Хеннинг. На шаг сзади

   Он читал внимательно, подчеркивая заинтересовавшие его места и делая замечания на полях. Ничего нового или неожиданного не было. Все выводы, сделанные чиновниками на основании анализа статистических данных, он знал и без них.
   Он отложил ручку и попытался представить себе этих анонимных бюрократов, старательно формулирующих бессмысленные фразы доклада. Эти не рискуют остаться без работы, подумал он. Им не дано счастье видеть бытие насквозь, как видит он. Только это и делает человека человеком.
   Он читал до девяти. Потом оделся и пошел в магазин. Вернувшись, приготовил себе обед и пару часов поспал.
   В два он уже был на ногах. В его спальне была великолепная звукоизоляция. Это обошлось ему очень дорого, но он ни на секунду не пожалел о затраченных деньгах. Ни единый звук не проникал с улицы. Окна были заложены. Кондиционер работал совершенно беззвучно, поставляя воздух именно той температуры и влажности, какая необходима. На стене помещалось световое табло, изображающее земной шар. Он с удовольствием наблюдал, как он вращается вокруг солнца. Эта комната – центр его мира. Здесь он может думать без помех. О том, что произошло, и о том, что еще произойдет.
   Комната со звукоизоляцией. Здесь царит абсолютная ясность, ясность, которой никогда не достичь в другом месте.
   Здесь ему не надо размышлять, кто он такой. И о том, прав ли он.
   Что справедливости на земле не было и нет.
   Это была конференция в каком-то отеле в горах в Емтланде. Шеф инженерной конторы, где он тогда работал, внезапно появился в дверях. Человек заболел, сказал шеф, так что вместо него поедешь ты. Конечно, пришлось согласиться, несмотря на собственные планы на те выходные. Он сказал «да», потому что не хотелось разочаровывать шефа, хотелось показать, что тот не ошибся – никто лучше его не справится с поручением. Обсуждалась новая цифровая техника. Председательствовал пожилой человек, в свое время немало сделавший для усовершенствования механических кассовых аппаратов, изготовляемых в Отвидаберге. Он говорил о новой технической эре, и все сидели, склонившись над своими блокнотами.
   В один из вечеров – кажется, это был последний вечер конференции – все пошли в сауну. Он не любил сауну, он не любил показываться голым перед другими мужчинами. Он просто-напросто не знал, как себя вести. Поэтому, пока остальные парились, он сидел в баре. Потом они выпивали. Кто-то поделился опытом, как удобнее всего увольнять сотрудников. Все они были какие-то начальники, все, кроме него, рядового инженера. Потом пошли истории на эту тему – одна за другой, и все поглядывали на него. Он не знал, что сказать. Он сам никогда никого не увольнял. Мысль о том, что в один прекрасный день он может потерять работу, тоже не приходила ему в голову. Он получил образование, он знал свое дело, он еще не выплатил учебный заем.
   Поэтому он просто поддакивал начальству.
   Потом, когда разразилась катастрофа, он вспомнил одну из историй, рассказанных тогда в баре. Какой-то прыщ из Турсхеллы рассказал, как он вызвал одного из своих верных помощников и сказал:
   – Не знаю, как бы мы обходились без тебя все эти годы.
   И начал хохотать.
   – Отличный способ, – сказал он, отсмеявшись. – Старикана просто распирало от гордости. Дальше все элементарно. Я только сказал, что с завтрашнего дня, как это ни тяжко, мы постараемся обойтись без него.
   Потом ему это часто вспоминалось. Если бы он мог, он поехал бы в Турсхеллу и убил бы мерзавца, что выбросил на улицу преданного сотрудника, а потом еще и похвалялся этим.
   В три часа он вышел на улицу. Выехал на машине из города и повернул на восток. На стоянке в Нюбрустранде он дождался, пока никого не будет рядом, проворно пересел в другую машину и уехал. Перед тем, как выехать на главную дорогу, он надел темные очки и глубоко надвинул на лоб бейсболку. Было жарко, но он не опускал стекол. У него были очень чувствительные придаточные пазухи, и он не хотел заработать гайморит на сквозняке.
   Подъехав к национальному парку, он понял, что ему повезло. Здесь не было ни одной машины. Это означало, что ему не надо прикручивать фальшивые номера. Поскольку шел уже пятый час, он мог смело рассчитывать, что в этот субботний вечер здесь никто не появится. Он наблюдал за входом в парк уже несколько суббот и знал, что по вечерам посетителей практически не бывает, во всяком случае, после восьми. Он достал из багажника сумку с инструментами. Не забыл и бутерброды, и термос с чаем. Огляделся, прислушался, нашел нужную тропинку и спрятался в лесу.
   Слабые, еле заметные дуновения ветерка. Но кожей лица он все равно их ощущал. Он их насчитал двадцать семь. Посмотрел на часы – он стоял довольно долго, было уже без трех восемь. Никто за это время не появился, ни один человек не прошел мимо его укрытия. Около семи где-то залаяла собака. И все. Он знал, что это значит – парк пуст. Ему никто не помешает.
   Как он и предвидел.
   Он снова посмотрел на часы. Одна минута девятого. Он решил подождать еще пятнадцать минут.
   В четверть девятого он осторожно спустился по склону и оказался в густом кустарнике. Через несколько минут он был на месте. Первым делом он удостоверился, что за это время здесь никого не было, – в тот раз, уходя, он натянул нитку между двумя деревьями, между которыми был единственный проход на поляну. Нитка была цела. Потом достал складную лопатку и начал копать. Он копал споро, но не торопясь, стараясь не напрягаться. Он вовсе не хотел вспотеть и простудиться. После каждого восьмого удара лопатой он останавливался и прислушивался. У него ушло двадцать минут, чтобы снять верхний слой слежавшегося дерна, покрывавшего брезент. Прежде чем откинуть полотнище, он мазнул под носом ментоловым маслом и надел хирургическую маску. Потом вытащил брезент и аккуратно сложил его в сумку. В яме лежало три резиновых мешка. Запаха не было, значит, он все сделал правильно, мешки оказались герметичны. Он поднял один из мешков и отнес его на край поляны, туда, где они тогда сидели. Благодаря постоянным тренировкам сил у него было достаточно – не больше десяти минут ушло, чтобы перетащить все три мешка. Затем он положил снятый дерн на место и тщательно затоптал. То и дело, через равные промежутки времени, он прерывал работу и вслушивался.
   Потом он пошел к дереву, под которым лежали мешки. Из сумки достал скатерть, бокалы и полусгнившие остатки еды – он сохранил все это в своем чулане.
   Затем он развязал мешки и вытащил из них трупы. Парики были уже не такими белыми. Пятна крови посерели. Он рассадил их по местам, стараясь, чтобы все было так, как на сделанной им тогда фотографии.
   Оглядев свою работу, он налил в их бокалы немного вина.
   Прислушался.
   Тишина.
   Он забрал мешки, втиснул их в сумку и покинул поляну. Только отойдя на приличное расстояние, он снял маску и стер ментол с верхней губы. По дороге назад ему никто не встретился. Других машин на стоянке не было. Он добрался до Нюбрустранда, сменил машину и поехал в Истад. Было около десяти часов. Он не сразу отправился домой, а проехал еще немного по шоссе на Треллеборг. Выбрав укромное место у воды, он сложил брезент и два мешка в третий, сунул туда же несколько заранее припасенных кусков чугунной трубы и бросил мешок в воду. Тот немедленно пошел ко дну.
   Потом он вернулся домой. Сжег маску в камине, выбросил в мусоропровод башмаки. Пузырек с ментоловым маслом поставил на свое место на полочке в ванной. Затем принял душ и тщательно вымылся дезинфицирующим мылом.
   Потом он пил чай. Заглянул в банку и записал на висевшей в кухне грифельной доске, что на этой же неделе надо отправить заказ в Шанхай. Немного посмотрел телевизор – шла передача о бездомных. Ничего нового он не услышал.
   В полночь он присел за кухонный стол. Перед ним лежала пачка писем.
   Настала пора двигаться дальше. Он вскрыл лежащее сверху письмо и углубился в чтение.
   Валландер покинул виллу Хильстрёмов в половине второго. Он решил сразу поехать в Скорбю, где жила Иса Эденгрен. Та самая девушка, которая, по словам Евы Хильстрём, тоже должна была отмечать с друзьями праздник лета, но заболела. Нужно спросить Еву, почему она сама ничего не рассказывала. Валландера все время мучило чувство вины, что он не забил тревогу раньше, не понял, что с ребятами случилось что-то серьезное.
   Он остановился у кондитерской рядом с автовокзалом, съел бутерброд и запил его водой. О том, что ему следует попросить бутерброд без масла, он вспомнил слишком поздно. Напротив него за соседним столиком сидел какой-то мужчина и внимательно его разглядывал. Узнал меня, решил Валландер. Теперь пойдут слухи, что главный следователь, вместо того, чтобы искать убийцу своего товарища по работе, сидит и часами счищает масло с хлеба. Валландер вздохнул. Он никак не может привыкнуть к сплетням.
   Он выпил чашку кофе, забежал в туалет и пошел к машине. Вырулив за город, он решил проехать по проселку мимо озера Бьерешё. Не успел он свернуть с шоссе, как зажужжал мобильник Он съехал на обочину. Это была Анн-Бритт Хёглунд.
   – Я была у родителей Лены Норман, – сказала она. – Кажется, удалось узнать нечто важное.
   Валландер прижал трубку к уху.
   – По-видимому, на их празднике не хватало одного человека, – сказала она.
   – Я знаю. К ней я и еду.
   – К Исе Эденгрен?
   – Именно к ней. Ева Хильстрём показала мне такую же фотографию, как у Сведберга. Снимок сделан с автоспуском в прошлом году.
   – Похоже, Сведберг все время нас опережает.
   – В чем-то мы его догнали, – возразил Валландер. – Что еще?
   – Было несколько звонков, но, в общем, ничего существенного.
   – Сделай одолжение, – попросил Валландер. – Позвони Ильве Бринк и спроси, какого размера был телескоп. И сколько он весил. Не понимаю, куда он подевался.
   – Ты уже отбросил мысль о взломе?
   – Мы ничего не отбрасываем. Но если человек тащит телескоп, кто-то же должен обратить на это внимание.
   – Ты хочешь, чтобы я позвонила Ильве сразу, или это может подождать? Я сейчас еду в Треллеборг поговорить с парнем с той фотографии.
   – Тогда можно подождать, – сказал Валландер. – А другой парень?
   – Туда поедут Мартинссон и Ханссон. Я дала им данные. Они сейчас в Симрисхамне, беседуют с семейством Буге.
   Валландер удовлетворенно кивнул:
   – Замечательно, если мы найдем их всех уже сегодня. Вечером, как мне кажется, мы будем знать намного больше, чем знали утром.
   Он нажал кнопку отбоя. Вскоре он въехал в Скорбю. Ева Хильстрём подробно описала ему дорогу. Из ее рассказов он понял, что у отца Исы очень большой хутор, к тому же несколько бульдозеров.
   Валландер проехал по аллее и остановился. Впереди высился двухэтажный дом; во дворе стоял БМВ. Он вышел из машины и позвонил в дверь. Никто не открыл. Он позвонил еще раз и постучал. Было уже два часа дня. Он почувствовал, что вспотел. Позвонил еще раз. По-прежнему безрезультатно. Он обошел дом… Вокруг был старинный сад с ухоженными фруктовыми деревьями. Бассейн, садовая мебель, по-видимому, дорогая. В глубине сада стоял небольшой павильон, почти скрытый кустами и ветвями деревьев. Валландер огляделся и пошел к павильону. Зеленая дверь была приоткрыта. Он постучал – ответа не было. Он открыл дверь. Гардины опущены, в комнате – полумгла.
   Как только глаза его привыкли к темноте, он обнаружил, что он в павильоне не один. На диване кто-то спал, натянув на голову одеяло, так что видны были только черные волосы. Валландер вышел, закрыл за собой дверь и снова постучал. Не дождавшись реакции, он снова вошел в павильон. Спящий по-прежнему лежал к нему спиной. Он включил свет, подошел к дивану, взял спящего за плечо. Когда и на это не последовало реакции, он понял: что-то не так. Он повернул тело к себе – это была Иса Эденгрен. Он закричал, начал ее трясти, но она ни на что не реагировала. Дыхание ее было редким и тяжелым. Он попытался ее посадить, но она безвольно валилась на диван. Он положил ее и стал искать мобильник, пока не вспомнил, что после разговора с Анн-Бритт положил его на сиденье. Он сбегал за телефоном. Возвращаясь назад, на бегу набрал номер «Скорой помощи» и коротко описал дорогу.
   – Думаю, это приступ какой-то болезни либо попытка самоубийства. Что мне делать, пока я вас жду?
   – Следите, чтобы не прекратилось дыхание. Вы знаете, что в таких случаях делать, вы же полицейский.
   Неотложка прибыла через шестнадцать минут. Валландер к тому времени дозвонился до Анн-Бритт – та еще не уехала в Треллеборг. Он попросил ее ехать в больницу и встретить «скорую» там. Сам он хотел остаться в Скорбю.
   Проводив «скорую», он подошел к дому и подергал дверь. Заперто. Обошел с другой стороны – задняя дверь тоже заперта. Тут он услышал, что к дому подъехала машина. Он вернулся к парадному входу и увидел мужчину в резиновых сапогах и комбинезоне, вылезавшего из маленького «фиата».
   – Я видел «скорую», – сказал он встревоженно.
   Валландер представился и рассказал, что Иса, по-видимому, заболела. Он не хотел распространяться на эту тему.
   – Где ее родители? – спросил он.
   – В отъезде.
   Ответ прозвучал уклончиво.
   – Где именно? – спросил Валландер. – Их надо поставить в известность.
   – Может быть, в Испании. Или во Франции. У них дома и там и там.
   Валландер вспомнил про запертые двери.
   – Я полагаю, Иса живет здесь же, когда они в отъезде?
   Его собеседник отрицательно покачал головой.
   – Как это понимать?
   – Я в чужие дела не суюсь, – сказал тот и пошел к машине.
   – Уже сунулись. – Валландер преградил ему путь. – А вы кто?
   – Эрик Лундберг.
   – Живете здесь?
   Он показал на хутор в отдалении.
   – Отвечайте на мои вопросы. Где живет Иса, когда родители в отъезде? Дома?
   – Ей не разрешают.
   – Как это – не разрешают?
   – Она спит в павильоне.
   – А почему ей не позволено спать в доме?
   – Она как-то устроила дома вечеринку, когда их не было. Какие-то вещи пропали.
   – А откуда вы все это знаете?
   – Они с ней не очень-то хорошо обращаются, – заявил Лундберг. – Прошлой зимой, в десятиградусный мороз, они уехали и заперли дом. Павильон-то не отапливается! Она прибежала к нам, вся продрогшая, и жила у нас. Тогда она и порассказала кое-что. Правда, не мне, а жене.
   – Тогда едем к вам, – сказал Валландер. – Мне важно знать, что она рассказывала.
   Он отправил Лундберга вперед, сказав, что заедет через несколько минут, и пошел в павильон. Никаких упаковок от снотворных, никаких записок. Ничего примечательного не обнаружилось и в ее сумочке. Он последний раз осмотрелся и пошел к машине.
   В кармане зажужжал телефон.
   – Ее положили, – сказала Анн-Бритт.
   – Что говорят врачи?
   – Пока ничего.
   Анн– Бритт обещала позвонить, как только что-нибудь прояснится. Он встал за машиной и помочился. Потом поехал к Лундбергу.
   У крыльца лежала собака и подозрительно его изучала. Появился Лундберг, шуганул собаку и пригласил его в дом. Они прошли в уютную кухню. Жена Лундберга включила кофеварку. У Барбру – так ее звали – был выраженный гётеборгский выговор.
   – Что с ней? – спросила она.
   – Наш сотрудник сейчас с ней в больнице. Мне позвонят, как только что-нибудь будет известно.
   – Она хотела покончить с собой?
   – Пока рано что-нибудь говорить, – сказал Валландер. – Во всяком случае, разбудить ее мне не удалось.
   Он присел и положил на стол телефон.
   – Догадываюсь, что был прецедент, – сказал он, – потому что ты сразу спросила, не попытка ли это самоубийства.
   – Семья самоубийц, – неприязненно сказал Лундберг и осекся, как будто пожалел, что проговорился.
   Барбру Лундберг поставила кофейник на стол.
   – Ее брат покончил с собой два года назад, – сказала она. – Ему было всего девятнадцать. Иса на год младше Йоргена.
   – А как это произошло?
   – Лег в ванну, – сказал Лундберг, – перед этим написал записку родителям, чтобы они катились ко всем чертям. Потом включил тостер в розетку для электробритвы и опустил в ванну.
   Валландеру стало не по себе. Он припомнил, что уже слышал эту историю.
   Потом вдруг вспомнил и другое: следствие вел Сведберг и дал уверенное заключение – самоубийство либо несчастный случай. Часто бывает трудно отличить одно от другого.
   На старинном диване у окна лежала газета. Валландер заметил ее, еще когда вошел в комнату – на первой странице была фотография Сведберга. Он взял газету. На этот вопрос он хотел получить ответ немедленно. Развернув газету, он показал на фотографию:
   – Вы, наверное, читали, что в Истаде убили полицейского.
   Ему даже не понадобилось спрашивать.
   – Он был здесь с месяц назад.
   – У вас или у Эденгренов?
   – Сначала у них, потом у нас. Как и вы.
   – И тогда родители тоже были в отъезде?
   – Нет.
   – То есть он с ними встречался?
   – Мы же не знаем, с кем он говорил. Но в отъезде они по крайней мере не были.
   – А почему он тогда заходил к вам? О чем спрашивал?
   Хозяйка с певучим гётеборгским выговором присела к столу.
   – Он спрашивал о вечеринках – тех, что Иса устраивала для своих друзей, пока родители не выкинули ее из дому.
   – А больше ни о чем не спрашивал, – вставил муж.
   Валландер насторожился. Наконец-то появилась надежда понять странные действия Сведберга этим летом.
   – Я хотел бы, чтобы вы как можно подробнее вспомнили вопросы, которые он задавал.
   – Месяц – срок немалый.
   – Вы сидели здесь же, в кухне?
   – Да.
   – Могу предположить, что пили кофе.
   Барбру улыбнулась:
   – Ему понравился мой бисквит.
   Валландер ощупью продвигался вперед.
   – Значит, это было сразу после Иванова дня?
   Супруги переглянулись, словно надеясь, что другой помнит лучше.
   – В первых числах июля, – сказала Барбру. – Точно, в первых числах июля.
   – Значит, конец июня или самое начало июля. Сначала заехал к Эденгренам, а потом – к вам.
   – Он приходил с Исой. Но она болела.
   – Чем?
   – Что-то с животом. Лежала целую неделю. Такая бледная была, просто ужас.
   – Значит, Иса тоже присутствовала при разговоре?
   – Она только проводила его и сразу ушла.
   – И он спрашивал вас о вечеринках?
   – Да.
   – А что он спрашивал?
   – Спрашивал, знаем ли тех, кто у нее бывает. Но мы, понятно, не знаем.
   – Почему «понятно»?
   – Молодежь. Приезжали на своих машинах отовсюду, а потом разъезжались.
   – Что он еще спрашивал?
   – Бывали ли у них маскарады, – сказал Эрик Лундберг.
   – Так и спросил?
   – Да.
   – Ничего и не так, – вмешалась Барбру. – Он спросил, наряжались ли они.
   – И как – наряжались?
   Они с удивлением поглядели на Валландера.
   – И вы туда же. Откуда нам знать? – сказал Эрик. – Они нас не приглашали. В окна мы не подглядываем. Видели только то, чего нельзя было не увидеть.
   – Но что-то вы, значит, видели?
   – Дело было осенью. Темно. Что можно разобрать в темноте?
   Валландер замолчал и задумался.
   – А других вопросов он не задавал?
   – Нет, больше ничего. Сидел и лысину чесал авторучкой. С полчаса посидел, извинился и уехал.
   Зазвонил мобильник. Это была Анн-Бритт.
   – Ей промывают желудок.
   – Значит, попытка самоубийства?
   – По ошибке столько снотворных не проглотишь.
   – Врачи уже дали заключение?
   – Она без сознания, что, по их мнению, указывает на отравление.
   – Она выживет?
   – Плохих прогнозов я не слышала.
   – Тогда можешь ехать в Треллеборг.
   – Я тоже так решила. Увидимся позже.
   Он нажал кнопку. Они смотрели на него с тревогой.
   – Все будет нормально, – сказал Валландер. – Но я должен найти ее родителей.
   – Они оставляли какие-то телефоны, – сказал Эрик и поднялся.
   – Просили позвонить, если что случится с домом, – сказала Барбру Лундберг.
   – А если Иса заболеет?
   Барбру пожала плечами. Эрик протянул Валландеру листок бумаги. Тот записал два номера.
   – А можно ее навестить в больнице?
   – Думаю, что можно. Только подождите до завтра. Так будет лучше.
   Эрик Лундберг вышел его проводить.
   – А ключи от дома они не оставляли?
   – Они? Разве они кому доверят ключи!
   Валландер попрощался и вернулся на хутор Эденгренов. В течение получаса он методично осматривал павильон, не зная, что, собственно, ищет. Потом сел на диван, тот самый, на котором нашел Ису.
   Какие-то подвижки есть, подумал он. Сведберг посещал девушку, которая не была на празднике лета и, соответственно, никуда не пропала. Спрашивал о вечеринках и переодеваниях.
   Он встал и вышел из павильона.
   Ему было очень тревожно. Что делать дальше? Все нити вели в разные стороны – и ни одно направление не совпадало с другим.
   Он завел мотор и поехал в Истад. Первое, что он должен сделать, – навестить Стуре Бьорклунда в Хедескуге.
   В четыре часа он въехал к нему во двор. Постучал в дверь и подождал. Никто не открывал. Наверное, уехал в Копенгаген. Или может быть, в США – обсуждать новых монстров? Валландер постучал кулаком и, не дожидаясь ответа, пошел вокруг дома. Сад позади дома был порядком запущен. На давно не стриженном газоне валялась полусгнившая садовая мебель. Валландер подошел к дому и заглянул в окно, но ничего не увидел. С одной стороны к дому был пристроен сарай. Валландер дернул – она открылась. Он вошел, пошарил выключатель, но не нашел. Широко распахнул дверь наружу и подпер ее поленом. В сарае был беспорядок. Он уже хотел выйти, как вдруг в углу заметил что-то накрытое брезентом. Он сел на корточки и приподнял его край. Там виднелся какой-то механизм, он не понял какой.
   Тогда он сдернул брезент.
   Это и в самом деле был механизм. Или, вернее сказать, прибор.
   Он не мог припомнить, чтобы когда-либо ему приходилось видеть нечто подобное.
   И тем не менее он точно знал, что это за прибор.
   Любительский телескоп.

11

   Выйдя во двор, Валландер заметил, что снова поднялся ветер. Он встал спиной к ветру и попытался сосредоточиться. Сколько в наших краях любительских телескопов? Наверняка не так уж много. К тому же Ильва Бринк наверняка бы знала, что у ее двоюродных братьев общее хобби – астрономия. Поэтому вывод мог быть только один – тот телескоп, который он только что видел, принадлежит Сведбергу. Другого объяснения не было.
   Тогда почему Стуре Бьорклунд не сказал о телескопе ни слова? Значит, ему есть что скрывать. Или он просто не знал, что телескоп лежит у него в сарае?
   Он поглядел на часы – без четверти пять. Суббота, десятое августа. Ветер сильный, но теплый, до осени все еще далеко.
   Он пошел к машине. Мысль, что Стуре Бьорклунд убил своего кузена, казалась ему маловероятной.
   Необходимо срочно выяснить, что знает Стуре. Или что он скрывает. Он позвонил в полицию. Ни Мартинссона, ни Ханссона на месте не было. Он попросил дежурного прислать в Хедескугу машину.
   – А что случилось?
   – Мне нужны люди для наблюдения, – сказал Валландер. – Скажи, что по делу Сведберга.
   – Что, уже известно, кто стрелял?
   – Пока нет. Просто для порядка.
   Валландер особо подчеркнул, что машина должна быть без опознавательных знаков, и объяснил, на каком перекрестке он ее встретит.
   Когда он подъехал к условленному перекрестку, машина из Истада уже была там. Он объяснил, где они должны стоять, и велел известить его, как только появится Бьорклунд.
   После чего поехал в Истад. Очень хотелось есть, во рту все пересохло. Он остановился у придорожного киоска, где торговали гамбургерами, и в ожидании, пока поджарится мясо, выпил бутылку содовой. Поев – как обычно, слишком быстро, – он купил в дорогу еще литровую бутылку минералки.
   Ему нужно было время, чтобы спокойно подумать. В полиции ему вряд ли дадут уединиться. Поэтому он выехал из города и поставил машину на парковке у отеля «Сальтшёбаден». Дуло все сильнее, но ему удалось найти защищенное от ветра местечко. Там к тому же стояли неизвестно откуда взявшиеся старые финские санки. Он сел на них и закрыл глаза.
   Все это как-то связано. Где-то есть точка соприкосновения, но я ее либо пропустил, либо не смог узнать. Он перебрал в уме все события. Припомнил ход своих рассуждений – все как было, так и осталось неясным. Что сделал бы Рюдберг на его месте? Пока Рюдберг был жив, всегда можно было с ним посоветоваться. Они бродили по берегу или сидели ночь напролет в полиции и перебирали все возможные варианты, все версии, все гипотезы, пока наконец что-то не вырисовывалось. Но Рюдберга уже нет, и Валландер, как ни вслушивался в себя, не смог расслышать его голос. Внутри вообще стояло безмолвие.
   Иногда ему казалось, что подобные разговоры можно было бы вести с Анн-Бритт Хёглунд. Она умеет слушать не хуже Рюдберга, она тоже умеет взглянуть на вещи под неожиданным углом.
   Что ж, может быть, она и заменит ему Рюдберга. Анн-Бритт очень толковый работник. Но на это нужно время.
   Он тяжело поднялся с саней и пошел к машине.
   В этом деле есть только один постоянно повторяющийся момент. Ряженые.
   Сведберг ездит из деревни в деревню и расспрашивает о маскарадах. Фотография молодых людей в старинных костюмах.
   Всюду ряженые.
   Он прибыл в полицию к шести. По его расчетам, Анн-Бритт должна была вернуться из Треллеборга около семи. Мартинссон и Ханссон наверняка ушли поужинать, и почти наверняка – к Мартинссону. Когда у них смена совпадает, Мартинссон обычно приглашает Ханссона к себе.