— Ладно, будем считать, что в погребе ничего не произошло, — согласился Деймон.
   — Спасибо, — поблагодарила Нелли с явным облегчением в голосе. А когда она взяла стакан с водой, Деймон заметил, что рука уже не дрожала.
   — Значит, мы об этом больше говорить не будем, — дал слово Деймон, радуясь хотя бы тому, что она успокоилась. — Воспользуемся редкой возможностью насладиться ужином в мире и согласии, без спектаклей Винсента.
   — Ну, это будет нетрудно, так ведь? — Нелли улыбнулась. А Деймон понял, как нелегко ему будет сдержать свое обещание.

13

   Их разговор перешел на Роузвуд, виды на урожай, самочувствие тетушки Изетты. Деймон был рад говорить на нейтральные темы. В ходе беседы глаза Нелли гораздо чаще встречались с его глазами, и ему даже показалось, что в ее взгляде появилась нежность.
   Она по достоинству оценила etouffee[6], единственное французское блюдо, которое любила Изетта и разрешила оставить в меню после смерти Томаса Стерлинга. К тому времени, когда дядя Кейто подал на десерт приготовленный по особому рецепту матушки Пулы пудинг, они смогли вернуться к событиям сегодняшнего дня.
   — А что там со щеколдой? — спросила Нелли, поигрывая ложкой. — Ты не думаешь, что кто-то нарочно запер нас в погребе?
   Деймон хотел ответить отрицательно, но передумал. Надо было быть честным с Нелли, хотя бы в этом.
   — Полагаю вполне вероятным, что кто-то запер дверь и опустил щеколду.
   — А зачем?
   — Понятия не имею, — ответил Деймон, покачивая головой. — Ни одно объяснение не приходит в голову, кроме проделки привидения, придуманной Винсентом.
   — Я слышала его рассказ, — добродушно рассмеялась Нелли.
   — Кто же это мог быть? — задался вопросом Деймон, довольный ее реакцией. — Разве что какое-нибудь совсем безобидное привидение. В самом деле, какая опасность могла нам угрожать в погребе? Нелли опустила глаза на тарелку и покраснела.
   — Я имею в виду… — спохватился Деймон, сообразив, насколько двусмысленно прозвучали его слова. — Я хотел сказать, что нашей жизни ничего не угрожало.
   Деймон выругался про себя. Его техасские друзья считали его на редкость ловким кавалером. Они бы просто умерли от смеха, увидев, как он краснеет и запинается на каждом слове, будто застенчивый школьник.
   — То есть, я хочу сказать, что никто ничего не выигрывал, запирая нас в погребе, — произнес Деймон, злясь на себя самого. — Ведь рано или поздно кто-нибудь вспомнил бы про нас, и дверь бы открыли.
   — Я поняла, что ты имеешь в виду. — Нелли положила ложку. — По сути дела, даже привидение ничего не выгадывало. В таком случае вся эта история представляется странной шуткой или глупой проказой. Ты полагаешь, нам нечего бояться?
   — Нечего, с точки зрения здравого смысла.
   — Я тоже не могу взять в толк, зачем кому-то понадобилось запереть нас в погребе. — Нелли взяла ложку и вернулась к своему пудингу. — Может, это и в самом деле виноват ветер?
   Деймон тоже набросился на пудинг, чтобы оставить эту тему. Если Нелли устраивало, что преступником оказался ветер, он не собирался ее разочаровывать.
   Нелли поймала себя на том, что опять предается мечтам, уткнувшись взглядом в балки чердака, и вообще ведет себя как сентиментальная девица. Недовольная собой, она взглянула на корзину, где лежала ее тетрадка с описью. Уже битый час она не в состоянии была ничего записывать, потому что все ее мысли были заняты Деймоном. Она вспоминала его улыбку, его прикосновения, особое звучание его голоса, когда он произносил ее имя. В последние дни даже одно его слово, обращенное к ней, могло вызвать у нее дрожь.
   Всю неделю он вел себя как настоящий джентльмен: внимательный, предупредительный, заботливый, к тому же соблюдающий светский этикет. Порой она даже раскаивалась в том, что просила его забыть о случившемся с ними в погребе. Пришлось признать правду: она страстно желала вновь почувствовать прикосновение его губ к своим губам, снова оказаться в его объятиях.
   Нелли пыталась отбросить эти воспоминания. Но ее тело не хотело слушаться разума. Несколько интимных минут в темном погребе все изменили.
   Теперь она оценила законы, установленные в светском обществе. Поняла, почему молодых леди сопровождали компаньонки, почему у леди и джентльменов во время танца на руках были перчатки, почему они никогда не оставались наедине в темноте. Множество правил предохраняли мужчин и женщин от тесных контактов: кожей к коже, сердца к сердцу. Потому что общество давно знало этот секрет. Теперь Нелли стало ясно: под внешним отличием замужних светских леди в затянутых корсетах и благородных джентльменов с накрахмаленными воротничками кипели страсти. Но никто не говорил об этом. О том, как легкое прикосновение мужской руки может возбудить в женщине запретные желания, ослабить защитные реакции, выработанные хорошим воспитанием, взять верх над здравым смыслом. Теперь это знала и Нелли. И страстно желала испытать все это снова.
   Нелли очнулась и даже нахмурилась, недовольная собой. То, чего она хотела, никак не совпадало с тем, что ей было нужно. Она должна быть благодарна Деймону, ведь он строго соблюдал данное ей обещание: ни словом не упоминал о том, что произошло между ними в погребе. Тем не менее, все происшедшее между ними не забывалось, несмотря на договор о молчании.
   Нелли чувствовала, с какой страстью он смотрит на нее, когда уверен: никто другой этого не заметит. Она ловила себя на том, что каждый вечер, сидя в столовой, жадно прислушивается к его приближающимся шагам. Все в жизни как-то изменилось, и Нелли не могла понять, сожалеет ли она об этом или нет.
   Заставив себя вернуться к делу, Нелли сунула карандаш в карман фартука и пробежала пальцем по последним записям. Все китайские вазы из корзины были подробно описаны. Можно было идти дальше. Но, почувствовав, что она не в состоянии сейчас сосредоточиться и продолжить работу, Нелли решила все же утреннюю опись на этом закончить.
   Она поднялась с табуретки, на которой сидела, разбирая корзину из Гонконга, и направилась к лестнице. Сквозь чердачное окно лились потоки солнечного света, освещая лежавшие в углу вещи Розалии. Что-то черное блестело там как-то очень уж ярко, привлекая внимание Нелли, сразу бросаясь в глаза.
   «Что это?» — подумала она и начала пробираться между сундуками, корзинами, круглыми шляпными коробками и пыльной мебелью. На одной из коробок с книгами лежали деревянные горгульи. Одна, которую она показывала Элайдже, ухмылялась ей через левое плечо. Другая, пропавшая, которую Нелли никогда не видела раньше, ухмылялась через правое плечо. Холод прошел по спине Нелли.
   — Где ж ты была? — вслух спросила она и, взяв в руки мрачное создание, стала рассматривать его злобную ухмылку и сравнивать с первой фигуркой. Они полностью совпадали и по стилю резьбы, и по структуре дерева. Держа в руках вторую горгулью, Нелли продолжала рассуждать вслух: — Могу поклясться, тебя здесь не было на прошлой неделе, когда я разбирала вещи Розалии. И вдруг ты появляешься, как по волшебству. Где же ты была?
   Нелли огляделась вокруг: может, здесь кто-то рылся? Нет, все стояло на своих местах. Да и кто мог приходить сюда после нее? Мистер Пьюг? Его комната была на другой стороне чердака. Но зачем ему копаться в этом старье? К тому же он заявлял, что ненавидит чердак, и старался проводить здесь как можно меньше времени. Клео? Ей-то к чему эти горгульи?
   Дверь у входа на чердак распахнулась, и появился дядя Кейто, кряхтя и отдуваясь.
   — Мисс Нелли, приехал доктор Макгрегор. Он уже у мисс Изетты.
   — Спасибо.
   Нелли поставила горгулью на место. Слава богу, что доктор вернулся. Мисс Изетта держалась хорошо, но Нелли все равно почувствовала облегчение: в случае нового приступа доктор будет рядом.
   — Я сейчас спущусь, дядя Кейто.
   Она потрогала эбеновую пару первой горгульи. «Как странно, однако, — думала она, — пропавшая горгулья вдруг возникла из небытия, будто привидение вышло из могилы».
   — Надеюсь, ты повеселился в Чарлстоне, — произнесла Изетта, как только Тео вошел в комнату. Вэрина вошла следом за ним и закрыла дверь.
   Тео проигнорировал не слишком вежливое приветствие Изетты. За время его отсутствия цвет лица у нее стал здоровее, глаза сверкали ярко, живо, говорила она громко, отчетливо произнося слова. Изетта сидела на кровати, рядом с ней лежала палка, а на тумбочке у изголовья были разложены игральные карты. Тео отметил, что она выглядит на диво здоровой и энергичной.
   — Рад тебя видеть, Изетта, — устало вздохнул Тео. Долгая дорога утомила его. Неспокойное море, плохая еда, сомнительная компания и бессонные ночи. Он, собственно, и не ожидал, что Изетта оценит его стремление вернуться вовремя, но все же услышать немного теплоты в ее приветствии ему было бы приятно.
   Он присел рядом с ней на кровать. Вэрине хватало мудрости остаться у двери, подальше от острого язычка сестры. «Нелегко, однако, ей было жить с Изеттой эти последние недели», — подумал Тео.
   — Ты выглядишь гораздо лучше, — сказал он Изетте и открыл свою докторскую сумку. — Я и надеялся по возвращении найти тебя окрепшей.
   — А чувствую я себя совсем не лучше. — Она отпихнула трубку, которую Тео достал из сумки, чтобы послушать ее сердце. — Можешь оставить это у себя. Непристойно мужчине, даже доктору, прикладывать такое к груди леди. Нелли прекрасно обо мне заботится, и я рада, что ты вернулся, однако каждый день после полудня я становлюсь слабой, как щенок. Мне это надоело. Что ты собираешься делать дальше, Тео?
   — Ничего не могу тебе предложить, кроме совета, — ответил Тео и, положив обратно черную трубку, взял руку Изетты, чтобы измерить пульс. На сей раз она не противилась.
   Против ожидания пульс Изетты под его пальцами бился ровно и сильно. Это никак не вязалось с ее жалобами.
   — Единственный мой совет — это побольше отдыхать.
   — Я и так все время отдыхаю. Но, когда поднимаюсь, чувствую напряжение, будто окостеневаю.
   — Тебе нельзя волноваться.
   — Артур живет здесь уже две недели. Для меня это предел.
   — Конечно, присутствие гостя всегда создает некоторую напряженность, — согласился Тео, после чего молча, пытливо взглянул на Изетту.
   Ему вдруг пришло в голову, что она, вероятно, страдает не от сердечной болезни, а от чего-то другого, возможно, от недостатка внимания к себе. Впрочем, нет, это на нее не похоже. Изетта из тех, кто ходит вокруг да около, и если бы ей недоставало внимания, она бы требовала его и добивалась. «Тогда в чем же дело? — размышлял Тео. — Почему она говорит о слабости, когда пульс у нее совершенно нормальный?»
   — Что скажешь, Тео? — чуть не шепотом спросила Изетта, видимо не желая, чтобы ее кто-то слышал. Тео перестал сжимать пальцы на пульсе, но руку не отпустил, а Изетта не стала ее убирать.
   — Твое состояние, девочка моя, вызывает у меня недоумение, — признался Тео. — Слабость твою не могу объяснить. Это просто загадка.
   — Да не мучь ты меня и себя этим, Тео, — сказала Изетта, прикрыв другой рукой его руку и в утешение чуть похлопав по ней. — Я знаю, ты хороший доктор и, если бы мог, обязательно принял бы меры. И знаешь что, Тео? — Она наградила его той всегда неожиданной обаятельной улыбкой, от которой он потерял голову и влюбился в нее, едва успев впервые переступить порог Роузвуда. — Я так рада, что ты вернулся. Ты ведь теперь не скоро уедешь, так ведь?
   — Не скоро, дорогая, — ответил Тео, осознавая, как он скучал по ней, такой капризной и обворожительной. — Я не испытываю никакого желания покидать свой дом, по крайней мере в ближайшее время. А поездка была так себе.
   Тео вошел в библиотеку, где согласился встретиться с Деймоном после обследования Изетты. Дверь он оставил открытой; когда она с грохотом захлопнулась у него за спиной, он обернулся, ожидая увидеть Деймона, но оказалось, что в библиотеку вошел Артур Ситуэлл.
   — Я хочу знать, доктор Макгрегор, насколько серьезно больна моя тетя Изетта. — Лицо Ситуэлла было бледным, а взгляд напряженным. — Я имею право знать правду о состоянии ее здоровья.
   С этим племянником Изетты Тео встречался только один раз, к тому же довольно давно. Но, судя по всему, годы не изменили его: та же напыщенность, то же хамство были присущи ему и сейчас. Он до кончиков ногтей был сыном Мирабелы, а она всегда отличалась жадностью, тщеславием и эгоизмом. «Сынок, очевидно, весь в мамочку», — решил Тео. Распространяться перед Артуром Ситуэллом у него не было ни малейшего желания. Изетта сама скажет племяннику то, что захочет сказать.
   — Состояние вашей тети стабильное. Я рекомендовал ей постельный режим. Следует избегать физических нагрузок, волнений, соблюдать диету.
   — Это хорошо, — с облегчением произнес Артур и нахмурил брови. — Вы не считаете, что фатальный исход близок?
   — Не считаю, — ответил Тео. При этом он не добавил, что Изетта, как он подозревает, может пережить всех Ситуэллов хотя бы ради того лишь, чтобы поступить наперекор их ожиданиям.
   Распахнулась дверь, и на пороге появился Деймон. Он стоял и с удивлением смотрел на кузена.
   — Артур, что ты здесь делаешь?
   — Я пытался добиться правды от доктора Макгрегора, — вызывающе ответил Артур. Обойдя Тео со спины, словно желая сохранить дистанцию между собой и Деймоном, он продолжил: — Я не верю ни единому твоему слову, кузен. Доктор Макгрегор считает, что состояние тети стабильное.
   — Рад это слышать, — без всяких эмоций произнес Деймон.
   — Значит, она вполне в состоянии обсудить вопрос о завещании, вы согласны, доктор?
   — Нет, ни в коем случае! — запротестовал Тео, немного встревоженный мыслью о последней воле Изетты и ее завещании. Он не позволит Ситуэллу давить на нее. — Никаких разговоров на эту тему. Я запрещаю.
   — Ты слышал, что сказал доктор Макгрегор? — приказным тоном произнес Деймон и жестом показал на открытую дверь библиотеки. — А теперь извини нас, Артур.
   Артур шагнул в сторону двери, но остановился и погрозил указательным пальцем перед носом Деймона.
   — Слушай меня, кузен. Мне безразлично, о чем вы там с доктором шепчетесь. Я не смирюсь с изменением завещания.
   — Пошел вон! — приказал Деймон таким тоном, что даже Тео стало не по себе.
   Артур сощурил глаза и, не сказав больше ни слова, вышел. Деймон захлопнул за ним двери.
   — Ну а теперь, доктор Макгрегор, что вы можете мне сообщить?
   — А как насчет бренди? — предложил Тео.
   Ему хотелось выпить чего-нибудь покрепче, чего-нибудь такого, что смыло бы его тревогу и расслабило натянутые нервы. Он надеялся, что это поможет и Деймону. Ему уже много раз в жизни приходилось сообщать людям плохие новости. Это было частью докторской профессии, так же, как выписывать лекарства, давать назначения, ставить диагноз. Жизнь и смерть. Но он никогда не мог к этому привыкнуть, к тому же не знал, как вести себя с человеком такого горячего темперамента, как Деймон.
   — Садитесь, — пригласил Деймон и подал Тео рюмку с жидкостью янтарного цвета. — Итак, что вам удалось узнать? Я предполагаю, что Нелли пришлось покинуть Чарлстон из-за скандала, связанного с расторгнутой помолвкой.
   Тео отрицательно покачал головой и сделал большой глоток.
   — Что же тогда? — В голос Деймона вкралась неуверенность.
   — Ничего. — Тео сделал еще один глоток. — Именно ничего. Насколько я мог выяснить, никакая Корнелия Эшли Линд в Чарлстоне не проживала и в академии мисс Бэрроу для юных леди не училась.
   Деймон целую минуту молча смотрел на Тео, потом сел в кресло напротив.
   — А ее отец? Что вы узнали о докторе Линде? Ведь кто-то должен был его помнить.
   — Ни один доктор под таким именем не практиковал в Чарлстоне. Я всех расспрашивал. Поверь мне, Деймон, я искал его повсюду. Расспрашивал даже о семействе Эшли.
   — И что?
   — Судя по всему, последним представителем рода Эшли пришлось туго. Никаких денег и сплошные болезни. Все они умерли несколько лет тому назад.
   Деймон резко поднялся с кресла и стал ходить из конца в конец по библиотеке. Когда он, наконец, остановился перед Тео, тот по лицу его понял, что Деймон не хочет, не желает во все это верить. Перед отъездом Тео он готов был поверить в самое худшее, а теперь казался потрясенным.
   — Я даже спрашивал у некоторых докторских жен, знают ли они что-нибудь о скандале в одном из докторских семейств в связи с несостоявшейся свадьбой, — дополнил свой рассказ Тео. — Впрочем, если и был такой скандал, то его хранили в тайне, а это в состоянии сделать лишь самые могущественные семейства. Мне очень жаль, Деймон. Я бы все отдал, чтобы выяснить правду.
   Деймон покачал головой.
   — Должно же быть какое-то объяснение.
   — Я попробовал найти одно. — Тео осушил свою рюмку. — Я верил всему, что она говорила. Мы все верили. Один только ты полагал, что ее рассказ требует подтверждения. Мне больно признавать, но ты оказался прав. Мы не знаем, кто она.
   Деймон тоже допил свой бренди.
   — Или Корнелия Линд не настоящее ее имя, или она приехала не из Чарлстона.
   — Или и то и другое, — добавил Тео. — Она обманула не только нас, вспомни. Я видел ее рекомендательные письма, и везде там стояло имя Корнелии Эшли. Я уверен, леди и джентльмены, писавшие эти письма, не сомневались, что она та, за кого себя выдает. И они принимали ее в свои дома, как сделала это Изетта.
   — Проклятие! — воскликнул Деймон. Его лицо запылало от ярости. — Проклятие! Она обманула нас всех.
   — Но ты ведь дашь ей возможность объясниться? — спросил Тео, расстроенный жестким выражением лица Деймона. — Будь помягче с ней. Ведь она хорошая сиделка и компаньонка твоей тети. Нам же ясно, что профессиональное мастерство у нее настоящее. Конечно, всему должно быть какое-то объяснение, но я, увы, теряюсь в догадках.
   — Я тоже, — признался Деймон и направился к окну. Стоя спиной к Тео, он добавил: — Но я должен знать правду.
   Поглощенный своими мыслями, Деймон даже не услышал, как за Тео закрылась дверь. В голове была одна только Нелли, ее образ, ее запах, ее прикосновения. Однако подозрения, которые возникли у него сразу же в день приезда, начали потихоньку вытеснять все эти чувства. Прежние вопросы теперь требовали иных ответов.
   «Что же ты не радуешься, что оказался прав?» — с горечью подумал он. Еще прошлой ночью он во сне предавался с ней любви. С того дня, когда их заперли в погребе, она полностью завладела его мыслями, его сердцем. И все его ранние подозрения казались совершенно несущественными.
   «Что вообще ты знал о ней?» Она из аристократического семейства. Это доказывает ее поведение в Лорелсе. Она не отдавалась ни одному мужчине до него. Ее невинность и нежность покорили его сердце.
   Она сумела сделать библиотеку уютной. Она зарылась во все эти книги, бумаги, коллекции, обнаружив такие сведения о Роузвуде, о которых он или забыл, или вовсе не ведал. Она создала в доме теплую атмосферу и комфорт для Изетты и Вэрины. Она возродила смех за обеденным столом и улыбки на лицах Клео и Кейто. Как можно приписывать ей злые намерения, если она так много дала и ему, и Роузвуду?
   Деймон тряхнул головой. Если все это делалось с чистым сердцем, к чему тогда ложь? Зачем она здесь, в Роузвуде? Почему именно здесь? Единственный, кто ее знает, кто знаком с ней по Чарлстону, — это Джон Майнер. Деймон закрыл глаза и попытался восстановить в памяти каждую деталь той встречи с Джоном Майнером. Нелли при виде его не могла скрыть удивление, даже шок и не подала ему руки. А Майнер, несмотря на это, не опроверг ее объяснений и назвал ее тем фальшивым именем, под которым она здесь представилась. Он даже говорил о ее отце и выразил свое соболезнование. И все же Джон Майнер был человеком сомнительной репутации, а Нелли не отрицала знакомства с ним.
   Так почему она живет под фальшивым именем? Может, она скрывается от кого-то? Или хочет здесь что-то найти? Неприятная мысль пришла ему в голову. Ведь он почти объявил ей о своих чувствах в тот вечер за ужином. К счастью, у него хватило здравого смысла не торопить события. Его признание могло сыграть решающую роль в ее планах, каковы бы они ни были.
   Деймон уставился в пустую рюмку: а не выпить ли еще бренди? Впрочем, нет, притуплять свои чувства не стоит, как бы ни было ему больно. Может, испытав эту боль, он никогда больше не будет таким ослом. Правильно он считал: любовные оковы не для него. Когда дверь библиотеки открылась, он, даже не взглянув, кто вошел, попросил:
   — Дядя Кейто, скажите мисс Нелли, что я хочу ее видеть.
   — Я уже здесь, — раздался голос Нелли.
   Деймон очнулся. Сузив глаза, он пристальным взглядом уставился на нее, ожидая увидеть незнакомку, о которой он, как выяснилось, ничего не знал. А она стояла посреди комнаты и улыбалась, прелестная, как всегда, подтянутая, такая близкая, знакомая в своем обычном сером платье с кружевным воротником.
   — Доктор Макгрегор сказал, что доволен состоянием здоровья вашей тетушки. Я думаю, это хорошая новость, не правда ли?
   Деймон поднялся с кресла. Внимательно вглядываясь в нее, он пытался увидеть хоть какой-то знак в ее глазах, хоть какой-то намек в выражении ее лица, которые помогли бы ему найти ключ к разгадке: почему она приехала в Роузвуд под чужим именем. Но увидел он только очаровательную женщину, соблазнительную и желанную.
   — Что случилось? — спросила она, и улыбка ее медленно растаяла, а когда она подошла поближе, в голосе ее прозвучала тревога: — Доктор Макгрегор должен был что-то узнать? Что именно? В чем дело?
   — Ты знаешь, куда ездил Тео? — спросил Деймон убийственно холодным тоном.
   — На врачебную конференцию, — ответила Нелли. — Мой отец тоже иногда бывал на таких встречах.
   — Макгрегор ездил в Чарлстон.
   — Как интересно, — ответила она с некоторой неуверенностью и опустила глаза. — Чарлстон — прекрасный город, особенно весной.
   Деймон наклонился над столом, изучая ее напряженное лицо.
   — Прекрасный. Но, когда мне стало известно, что Макгрегор едет в Чарлстон, я попросил его узнать поподробнее о тебе и твоей семье.
   Она медленно подняла голову, и глаза ее широко раскрылись от удивления.
   — Ты же понимаешь, речь идет о моих родных тетушках, дорогих мне женщинах, которые вырастили меня. Я обязан заботиться об их безопасности.
   — Да, я знаю, ты это уже говорил, — отрезала она, и в глазах у нее блеснула злость. — Но как ты посмел просить доктора Макгрегора шпионить за мной?
   — А почему тебя это волнует? — бросил вызов Деймон. — Не потому ли, что никто в этом прекрасном городе никогда не слышал ни о докторе Линде, ни о его дочери Корнелии Эшли Линд?
   Она ничего на это не ответила, и он потребовал объяснения.
   — Может, ты все-таки скажешь, зачем эта ложь?
   Нелли отвела глаза и стала смотреть на картину Констебля, висевшую над камином.
   — Объяснить очень сложно.
   — А ты попытайся. — Деймон не сумел сдержать сарказма в голосе. — Я уверен, у тебя есть в запасе еще какая-нибудь трогательная история на случай, если первая ложь выйдет наружу, и надо будет выкручиваться.
   — Ничего подобного. — Нелли резко повернулась к нему, в ее синих глазах явно читался вызов, но при этом он заметил: она нервно покусывала верхнюю губу.
   — Тогда что? — настаивал Деймон. — Я жду от тебя правды.
   — Одно могу тебе сказать: какую бы радость мне ни доставляли шедевры Роузвуда, я не строю никаких планов посягательства на них. И я не причинила никакого вреда твоим тетям, ты это сам знаешь.
   — Тогда зачем тебе нужно фальшивое имя? — Расстроенный тем, что так и не получил от нее вразумительного ответа, Деймон начинал терять терпение. Ему до смерти хотелось услышать хоть какое-то логическое оправдание тому, что она прибыла в Роузвуд под явно надуманным предлогом. — А какое отношение имеет к тебе Джон Майнер? Скажи правду.
   — О, Деймон, — вздохнула Нелли и отвернулась.
   Ее плечи поникли. Теперь перед ним стояла маленькая, хрупкая, беспомощная женщина, полная смятения. — Правда будет для меня проклятием.
   — А ложь не будет? — Злость Деймона начала отступать. — Ради бога, Нелли, чего ты ожидала? На что надеялась? Неужели ты искренне верила, что сможешь и дальше спокойно жить здесь, а мы так ничего и не узнаем? Что никто не начнет задавать тебе этих вопросов?
   — Да, именно так я и думала, — тихо ответила Нелли, не глядя на него. — Думала, Роузвуд станет для меня раем, я смогу остаться здесь навсегда, я надеялась… А потом случилось это, и… я не знаю, чего я ожидала.
   Она выглядела такой растерянной и беззащитной, что Деймону в какой-то момент захотелось закрыть глаза на все, что рассказал ему Макгрегор, и обнять ее. Но он удержал себя и остался на месте.
   — Нелли, все, что я прошу от тебя, — это правды.
   — Как бы я хотела сказать тебе правду, — вздохнула она и снова отвернулась. — Но это невозможно; я не смогу рассеять твоих подозрений относительно причины моего приезда сюда.
   — Так-таки не сможешь? — Злость вернулась к Деймону. Он все еще стоял позади письменного стола, не понимая, что его больше злит: ее ложь или нежелание защищаться. — А о себе лично, Нелли, тебе нечего сказать? — спросил Деймон. — Ты — Нелли? Это и есть твое имя? Неужели ты не скажешь, как тебя зовут по-настоящему?
   Она посмотрела на него, гордо вздернув подбородок.