свидетельств о деятельности Горбачева и его команды на узловых этапах
перестройки.
Конечно, в событийной канве и особенно в интерпретации былого, автору
приходится много говорить о себе, о своих действиях, о своем отношении к
происходящему. Но такова уж природа жанра, а не мое желание выпятить свою
роль, выставить себя в положительном свете.
Работая над книгой и знакомясь с другими публикациями, я лишний раз
убедился в том, какой большой соблазн показать личный "заметный",
"значительный", а то и "решающий" вклад в те или иные позитивные процессы, и
в то же время отмежеваться от неудач и провалов, тем более что последних
оказалось больше, чем побед и достижений.
Я заметил, что некоторые мемуарные произведения моих коллег по прежней
работе в Политбюро построены по простой схеме: "Вот если бы Горбачев
следовал моим советам, все было бы по-другому и с экономикой, и с партией, и
с межнациональными отношениями". Но ведь советы-то давались различные, очень
часто противоположные. Получается -- все правы, кроме Горбачева.
Может быть, и мне не удалось избежать этой схемы, описывая те случаи,
когда мои советы и предложения не принимались во внимание. Такие ситуации
просто лучше врезаются в память. Но у меня вызывает внутренний протест и
отвращение осознанное стремление задним числом в угоду переменчивым
настроениям обыденного сознания, а то и власть имущим во что бы то ни стало
отмежеваться от Горбачева, побольнее лягнуть его, пообиднее задеть
человеческое достоинство. Хотел бы, чтобы читатель воспринимал критический
анализ действий горбачевского руководства в этой книге не иначе, как
исходящий от человека из ближайшего окружения Горбачева, который разделяет
ответственность за эти действия, независимо от того, какую позицию он
занимал и какие советы давал Горбачеву.
На страницах книги читатель постоянно приглашался автором поразмышлять
над смыслом и значением происходивших в стране событий, решений и шагов
руководства. И все же, думаю, будет нелишним в заключение попытаться
подвести некоторые итоги, обобщить то, что сказано в книге. Выразить свою
точку зрения по проблемам, которые являются объектом острых дискуссий в
обществе.
О причинах и характере нынешнего кризиса. Сейчас уже мало кто
сомневается, может быть, за исключением самых закоренелых приверженцев
сталинизма, что наше общество не могло дальше существовать и развиваться без
коренных перемен. Складывавшаяся на протяжении многих десятилетий и лишь
слегка, время от времени подновляемая система завела страну в тупик, далеко
отстоящий от столбовой дороги современной цивилизации. Идя по ней, другие
страны совершили огромный скачок в своем экономическом и социальном
развитии, а мы топтались на месте и в конце концов оказались в тяжелейшем
положении.
Нынешний кризис -- это общий кризис той модели общества, которая
называлась у нас социализмом и выдавалась чуть ли не за его образец, а на
самом деле являлась командной, авторитарно-централистской,
антидемократической системой. На первых порах она позволяла решать какие-то
чрезвычайные, мобилизационные задачи, но перед лицом современного
научно-технического и социального прогресса обнаружила свою
несостоятельность. При ее сохранении нашему народу ничего "не светило",
кроме экономической и политической стагнации, падения жизненного уровня,
конфликтов и потрясений.
С коренными преобразования мы опоздали на 15--20 лет. Тогда все могло
бы сложиться по-иному. Переход к современным формам общественной жизни мог
бы пройти сравнительно безболезненно. Могли бы быть иными и формы этого
перехода. Этого уже не вернешь.
Болезнь общества оказалась сильно запущенной, ее метастазы поразили
основные системы жизнеобеспечения. Возникла потребность в таком лечении,
которое сочетало бы в себе и хирургическое отсечение безнадежно больных
тканей, и применение сильнодействующих средств терапии.
Благодаря политике перестройке, демократизации и гласности в первые
годы открылась возможность предотвратить общественный взрыв огромной
разрушительной силы, перевести его в режим регулируемой реакции, получить
определенный запас политического доверия и резерв времени для осуществления
коренных общественных преобразований. Однако эта возможность не была
использована, крупных потрясений избежать не удалось.
Конечно, было бы неправильно все сваливать на наследие прошлого. Были и
новые ошибки, упущения. Кто от них гарантирован? И все же они носят
вторичный, производный характер. Это ошибки в рамках процесса демонтажа
старой системы и создания новой.
С отставкой Горбачева с новой силой вспыхнула дискуссия вокруг его
политики. Сразу же прибавилось открытых противников перестройки, которые в
принципе ее отвергают: одни -- с позиции догматического, казарменного
социализма, а другие --напротив, из-за того, что политика Горбачева, с их
точки зрения, не заключает в себе, якобы, решительного разрыва с прошлым.
В многоголосом хоре критиков Горбачева звучит такая нота: его политика
вначале-де была правильной, отражающей потребности развития страны, а затем
в ней, якобы, произошел крутой поворот. По одной версии -- Горбачев,
отказавшись от коренных преобразований, сомкнулся с консервативными силами,
а по другой -- предал идеалы социализма и встал на путь заимствования чуждых
нам западных моделей.
Конечно, внутренняя и внешняя политика горбачевского руководства без
малого семь лет не оставалась неизменной. Она углублялась, уточнялась,
конкретизировалась, наполнялась новым содержанием с учетом реального хода
событий. Об этом говорится и в данной книге. Но суть политики перестройки,
ее стержень оставались неизменным. Это -- демократизация, обновление всех
сторон общественной жизни, экономическое, политическое и интеллектуальное
раскрепощение человека, развитие его инициативы и предприимчивости, новое
политическое мышление на международной арене, основанное на приоритете
общечеловеческих интересов. От этой линии оно никогда не отказывалось и не
отходило ни влево ни вправо на всех этапах перестройки, во всех ее
сложнейших перепитиях. Нельзя же тактические шаги, которые абсолютно
необходимы, допущенные ошибки, которые в той или иной мере неизбежны,
принимать за изменение политического курса.
Что касается вышеприведенных негативных оценок политического курса
Горбачева, то они продиктованы не столько поиском истины, сколько
узкопартийными мотивами, проистекают из позиций различных политических сил,
ставящих идеологические догмы выше всего.
В чем же причина поражения Горбачева и его команды, почему им не
удалось добиться тех целей, которые они сами выдвинули?
Многие критики Горбачева далее и благосклонно относящиеся к нему
аналитики в качестве чуть ли не главной причины его неудач отмечают
нерешительность, колебания, постоянное запаздывание с принятием практических
мер. С таким объяснением я согласиться не могу. Оно поверхностно, да и по
существу неверно.
Представление о Горбачеве, как человеке с замедленной реакцией,
склонном к чрезмерной рефлексии, бесплодным обсуждениям и неспособном к
быстрым и решительным действиям, опровергается самой постановкой вопроса о
перестройке, коренном пересмотре внутренней и внешней политики, его смелыми
и энергичными шагами по разрешению возникавших кризисных ситуаций в
политической жизни страны, в международных делах и т. д. Инициатива в
основных сферах внутренней и внешней политики находилась в его руках.
Конечно, запаздывание в решении тех или иных вопросов было. В книге об
этом говорится. Но оно проистекало не из каких-то личностно-психо-логических
качеств Горбачева, а из его неизменного стремления находить оптимальные
решения возникающих проблем на основе консенсуса, нежелания действовать
антидемократическими методами, идти против общественного мнения. Истины ради
следует сказать, что порой Горбачевым принимались и скоропалительные,
недостаточно взвешенные решения, относящиеся к различным сторонам
перестройки и к кадровым вопросам.
Надо анализировать деятельность Горбачева и его администрации
непредвзято и по существу, причем, обязательно в контексте действий всех
общественно-политических сил, как поддерживавших Горбачева, так и
противостоявших ему. Ведь с определенного момента демократизации страны,
когда возникла и начала набирать силу оппозиция, далеко не все решалось
действиями официального руководства, далеко не все было подвластно ему.
Вопрос об оценке итогов семилетнего правления Горбачева я бы перевел в
другую плоскость: а вообще сохранялась ли к середине 80-х годов возможность
более или менее безболезненной, некатастрофичной трансформации нашего
общества, перевода его в совершенно новое состояние, под силу ли было
осуществить ее в рамках одной администрации?
Можно ли было предотвратить потрясение и развал народного хозяйства при
переходе от мощной, неповоротливой, милитаризированной экономики,
невосприимчивой к. научно-техническому прогрессу и отвернувшейся от
потребителя, к современному социально-ориентированному рыночному хозяйству ?
Можно ли было без общественных катаклизмов, демократическим путем
перейти от авторитарной политической системы, основанной на всевластии одной
партии, по сути дела, сросшейся с государством и контролирующей все стороны
общественной жизни, к современному гражданскому обществу и правовому
государству, где во главу угла ставятся права и свободы человека,
идеологический и политический плюрализм?
Можно ли было предотвратить распад Союза в условиях демократизации
межнациональных отношений, подлинного самоопределения народов с учетом
огромных различий в укладе жизни, традициях отдельных народов, доставшихся
от истории острых проблем в их взаимоотношениях?
Трудные, мучительные вопросы! Они не до конца ясны и сегодня. И все же,
я думаю, что шанс осуществить этот сложнейший поворот в истории страны без
национальной катастрофы -- хотя бы один из ста -- был, и он еще не
окончательно утрачен.
Горбачевское руководство нащупывало его, ходило близко, но не смогло
полностью обнаружить и реализовать. И тут, конечно же, сказались ошибки,
упущения.
Следует иметь в виду, что в условиях, когда общество выведено из
определенного режима жизнедеятельности и пребывает в неустойчивом,
переходном состоянии, значение субъективного фактора, да и вообще фактора
случайности резко возрастает. Цена даже небольших ошибок, неадекватных
действий становится исключительно высокой. Это, кстати, относится не только
к социальным, но и к естественным, и к техническим системам, и к живым
организмам.
Где же пролегал этот единственный шанс и что не позволило его
реализовать?
Здесь я должен кратко свести воедино то, что по разным поводам
говорилось в книге.
Главным поприщем преобразований была и остается экономика, а их
возможные пределы очерчивались социально-экономической ситуацией в стране.
По-видимому, полностью предотвратить экономический кризис было
невозможно, ибо его корни не только в изжившей себя
административно-командной системе управления, но и в устаревшей структуре
экономики, ее экстенсивном характере, в милитаризации, глубоко проникшей во
все поры народного хозяйства, искусственной отчужденности страны от мирового
рынка и т. д. Но выстроив решение всех этих проблем в определенной
последовательности, раздвинув их во времени, можно было бы повлиять на
течение кризиса, уменьшить его разрушительные последствия.
Мы располагали 4--5 годами для проведения экономических реформ,
отделявших нас от начала 90-х годов, когда должен был наступить пик
экономических трудностей. Имели в начале перестройки и солидный запас
политической прочности. Но эти возможности были утрачены. Не был взят
необходимый темп преобразований в 1985--1986-х гг. После XXVII съезда партии
потеряно немало времени. И самое главное -- по истечении еще одного года
после Июньского Пленума 1987 года намеченные программы экономических
преобразований оказались вообще похороненными. Консервативные силы включили
мощнейший тормоз, преодолеть который не хватило сил и духу.
В результате страна оказалась ввергнутой в тяжелейший экономический
кризис, который пагубно отразился на всей политической ситуации, затруднил
осуществление демократических преобразований, активизировал деструктивные,
центробежные силы, привел к резкому падению авторитета Горбачева и
дискредитации самой идеи перестройки.
Что касается политической реформы, то ее пришлось вести в крайне
неблагоприятных условиях, в обстановке растущего недовольства перестройкой,
обостряющейся политической борьбы. Была нарушена синхронность и
взаимоувязанность политических и экономических преобразований. Старые рычаги
и методы управления демонтировались, когда новые экономические механизмы еще
не созданы.
Коренной вопрос политической реформы -- о роли КПСС. Без партии и вне
ее перестройка не могла бы начаться или приняла бы необузданные, хаотические
формы. Ведь в обществе не было никакой другой общественной силы, способной
начать такого рода преобразования. Но в то же время эти преобразования не
могли не охватить и саму партию. В этом вся проблема, весь парадокс
ситуации: перестройки не могло быть без партии, но и партия не могла дальше
существовать без собственной перестройки. И тут не было никакого другого
выхода, кроме как постепенное, шаг за шагом, преобразование партии и ее
превращение из ядра государственной системы в подлинную
общественно-политическую организацию. Эту линию и проводил Горбачев, но
обновление партии шло медленно, с пробуксовкой, при нарастающем
сопротивлении консервативных сил.
Реформаторам в партии, наверное, следовало бы действовать более
энергично, не полагаясь на традиционную приспосабливаемость партии к ее
руководству, не просто отбиваться от консервативных нападок, а вести более
активную наступательную работу, смелее выдвигать людей новой формации. В
решающий момент в августе 1991 года партия не смогла занять правильную
позицию, и этим была предрешена ее судьба.
И наконец, самый тяжелый вопрос -- о распаде Союза. Экономический
кризис, даже в его худшем варианте -- явление временное. В конце концов,
методом проб и ошибок будут найдены и оптимальные формы демократических
институтов. А вот распад страны может оказаться процессом необратимым и
непоправимым на многие десятилетия, а может быть, и навсегда. Он оставил
кровоточащие раны, стал источником нестабильности. Это, собственно,
подтвердили уже первые месяцы после роспуска Союза развернувшиеся
широкомасштабные вооруженные конфликты в Южной Осетии и Приднестровье,
Нагорном Карабахе и Таджикистане, Абхазии.
Распад Союза имеет свои причины. Он возник на фоне экономического и
политического кризиса страны и, в свою очередь, стал мощнейшим фактором
дестабилизации. Но я уверен, что фатальной неизбежности распада Союза не
было. Многое зависело от субъективного фактора, от позиций и действий
политических сил и их лидеров.
Возвращаясь мысленно к началу перестройки, к размышлениям и настроениям
тех лет, не могу не сказать, что, по-видимому, нами тогда была в какой-то
мере недооценена опасность распада Союза под влиянием старых стереотипов о
"нерушимом" Союзе, вечной дружбе и т. д. Казалось, что тут-то мы имеем
прочные завоевания. Вспыхнувшие очаги межнациональной розни были восприняты
не как проявления надвигающейся грозной полосы обострения межнациональных
проблем, а как локальные явления, не имеющие под собой глубокой, серьезной
почвы. Как уже говорилось в книге, недооцененным оказался и российский
фактор. Да что там: до поры до времени никто всерьез и не воспринимал борьбу
за суверенитет и независимость России, не представлял, во что она может
вылиться, какие силы в республиках поощрить, какие процессы стимулировать.
В этом смысле можно и нужно говорить об упущениях и ошибках
горбачевского руководства в сфере межнациональной политики. Но никто не
может отрицать очевидное: оно вело настойчивый поиск путей обновления Союза,
избавления его от унитаризма и самоуправства со стороны Центра, углубления и
укрепления доверия и связей между республиками. Обвинять Горбачева в развале
Союза -- значит, валить с больной головы на здоровую, искать виновника
преступления среди потерпевших.
Этим, видимо, хотят отвести ответственность за распад Союза от тех, кто
был инициатором парада суверенитетов и независимостей, кто под подобными
лозунгами вел борьбу за влияние в обществе и за политическую власть. Сейчас
перед лицом тяжелых последствий роспуска Союза все труднее найти
политического деятеля, который бы одобрял этот шаг. Со стороны имеющих
непосредственное отношение к нему, раздается немало лицемерных сожалений по
поводу распада Союза. Но история верит лишь реальным фактам и действиям, а
не словам.
Мы вступили в полосу больших трудностей, мучительных поисков, серьезных
испытаний. Но всякий кризис не только бедствие, не и момент развития,
обновления. Он завершает одну эпоху и открывает другую. От чего же мы уходим
и к чему хотим прийти?
Ответ на первую часть вопроса несложен: мы уходим от этатист-ской
бюрократической системы, командной экономики, основанной на жесткой
централизации управления, огосударствлении собственности и всех процессов
производства, распределения и обмена продукцией, от тотальной регламентации
всех сторон жизни людей, от принижения личности, от идеологической монополии
и насаждения единомыслия, от всего того, что в свое время пытались выдать
чуть ли не за образец социалистической организации общества.
А вот вторая часть вопроса -- к чему мы идем -- требует дальнейших
серьезных размышлений. Ясно одно: получить ответ на этот вопрос в рамках
традиционных представлений о сути современной эпохи, как борьбы двух
противоположных общественных систем -- капитализма и социализма-- было бы
совершенно ошибочным и несерьезным.
В плену этих представлений сейчас остаются не только приверженцы
коммунистического фундаментализма, но и их некоторые противники. И те, и
другие пытаются втиснуть все многообразие современной жизни в. альтернативу
-- "капитализм или социализм". А отсюда вытекает плоская упрощенная схема:
социализм потерпел неудачу в историческом соревновании, капитализм одержал
победу, и поэтому страна должна вернуться в лоно буржуазного общества.
Вроде бы все просто. Но не все простое гениально. Чаще за простотой
скрываются примитивизм, стереотипность мышления. Основанное на
конфронтационной методологии понимание современного общества имело
определенное основание для первых трех четвертей нынешнего столетия. Но
затем в мировом развитии начались столь глубокие фундаментальные изменения,
что они отодвигают на второй план противостояние социальных систем, а на
первый план выходят проблемы формирования новой цивилизации -- цивилизации
XXI века, способной опереться на все лучшее, прогрессивное, передовое, что
накоплено опытом человечества в различных социальных условиях. Она открывает
простор для гуманизации всех сфер жизни и деятельности людей, для реализации
общечеловеческих ценностей, обеспечения всей полноты политических,
экономических и идеологических прав и свобод человека, наиболее
благоприятных условий развития индивидуальности при прочных социальных
гарантиях.
Цивилизация XXI века немыслима без экономического, политического и
идеологического плюрализма, без гибких и эффективных общественных структур,
способных выразить и уловить всю гамму интересов общества, социальных групп,
индивидуальных интересов и потребностей людей, без утверждения
общечеловеческих норм нравственности, беспрепятственного, свободного
развития культуры и художественного творчества.
И конечно же, она может основываться только на всесторонней и глубокой
демократизации международных отношений, избавлении общества от кошмара
ядерной угрозы и бремени военных расходов, сотрудничестве народов в решении
глобальных и региональных политических, экономических, экологических
проблем, формировании общемирового научного и культурного пространства.
Такой масштабный и коренной переход общества из одного состояния в
другое не может протекать просто и бесконфликтно, потребует огромных
конструктивных усилий. Неизбежны приливы и отливы, накаты и откаты, быстрые
подвижки и периоды более плавного развития. Но обновление общества на
принципах цивилизации XXI века --реальная перспектива человечества. Этот
путь открыт для нашей страны перестройкой.
Другого просто нет.
перестройки.
Конечно, в событийной канве и особенно в интерпретации былого, автору
приходится много говорить о себе, о своих действиях, о своем отношении к
происходящему. Но такова уж природа жанра, а не мое желание выпятить свою
роль, выставить себя в положительном свете.
Работая над книгой и знакомясь с другими публикациями, я лишний раз
убедился в том, какой большой соблазн показать личный "заметный",
"значительный", а то и "решающий" вклад в те или иные позитивные процессы, и
в то же время отмежеваться от неудач и провалов, тем более что последних
оказалось больше, чем побед и достижений.
Я заметил, что некоторые мемуарные произведения моих коллег по прежней
работе в Политбюро построены по простой схеме: "Вот если бы Горбачев
следовал моим советам, все было бы по-другому и с экономикой, и с партией, и
с межнациональными отношениями". Но ведь советы-то давались различные, очень
часто противоположные. Получается -- все правы, кроме Горбачева.
Может быть, и мне не удалось избежать этой схемы, описывая те случаи,
когда мои советы и предложения не принимались во внимание. Такие ситуации
просто лучше врезаются в память. Но у меня вызывает внутренний протест и
отвращение осознанное стремление задним числом в угоду переменчивым
настроениям обыденного сознания, а то и власть имущим во что бы то ни стало
отмежеваться от Горбачева, побольнее лягнуть его, пообиднее задеть
человеческое достоинство. Хотел бы, чтобы читатель воспринимал критический
анализ действий горбачевского руководства в этой книге не иначе, как
исходящий от человека из ближайшего окружения Горбачева, который разделяет
ответственность за эти действия, независимо от того, какую позицию он
занимал и какие советы давал Горбачеву.
На страницах книги читатель постоянно приглашался автором поразмышлять
над смыслом и значением происходивших в стране событий, решений и шагов
руководства. И все же, думаю, будет нелишним в заключение попытаться
подвести некоторые итоги, обобщить то, что сказано в книге. Выразить свою
точку зрения по проблемам, которые являются объектом острых дискуссий в
обществе.
О причинах и характере нынешнего кризиса. Сейчас уже мало кто
сомневается, может быть, за исключением самых закоренелых приверженцев
сталинизма, что наше общество не могло дальше существовать и развиваться без
коренных перемен. Складывавшаяся на протяжении многих десятилетий и лишь
слегка, время от времени подновляемая система завела страну в тупик, далеко
отстоящий от столбовой дороги современной цивилизации. Идя по ней, другие
страны совершили огромный скачок в своем экономическом и социальном
развитии, а мы топтались на месте и в конце концов оказались в тяжелейшем
положении.
Нынешний кризис -- это общий кризис той модели общества, которая
называлась у нас социализмом и выдавалась чуть ли не за его образец, а на
самом деле являлась командной, авторитарно-централистской,
антидемократической системой. На первых порах она позволяла решать какие-то
чрезвычайные, мобилизационные задачи, но перед лицом современного
научно-технического и социального прогресса обнаружила свою
несостоятельность. При ее сохранении нашему народу ничего "не светило",
кроме экономической и политической стагнации, падения жизненного уровня,
конфликтов и потрясений.
С коренными преобразования мы опоздали на 15--20 лет. Тогда все могло
бы сложиться по-иному. Переход к современным формам общественной жизни мог
бы пройти сравнительно безболезненно. Могли бы быть иными и формы этого
перехода. Этого уже не вернешь.
Болезнь общества оказалась сильно запущенной, ее метастазы поразили
основные системы жизнеобеспечения. Возникла потребность в таком лечении,
которое сочетало бы в себе и хирургическое отсечение безнадежно больных
тканей, и применение сильнодействующих средств терапии.
Благодаря политике перестройке, демократизации и гласности в первые
годы открылась возможность предотвратить общественный взрыв огромной
разрушительной силы, перевести его в режим регулируемой реакции, получить
определенный запас политического доверия и резерв времени для осуществления
коренных общественных преобразований. Однако эта возможность не была
использована, крупных потрясений избежать не удалось.
Конечно, было бы неправильно все сваливать на наследие прошлого. Были и
новые ошибки, упущения. Кто от них гарантирован? И все же они носят
вторичный, производный характер. Это ошибки в рамках процесса демонтажа
старой системы и создания новой.
С отставкой Горбачева с новой силой вспыхнула дискуссия вокруг его
политики. Сразу же прибавилось открытых противников перестройки, которые в
принципе ее отвергают: одни -- с позиции догматического, казарменного
социализма, а другие --напротив, из-за того, что политика Горбачева, с их
точки зрения, не заключает в себе, якобы, решительного разрыва с прошлым.
В многоголосом хоре критиков Горбачева звучит такая нота: его политика
вначале-де была правильной, отражающей потребности развития страны, а затем
в ней, якобы, произошел крутой поворот. По одной версии -- Горбачев,
отказавшись от коренных преобразований, сомкнулся с консервативными силами,
а по другой -- предал идеалы социализма и встал на путь заимствования чуждых
нам западных моделей.
Конечно, внутренняя и внешняя политика горбачевского руководства без
малого семь лет не оставалась неизменной. Она углублялась, уточнялась,
конкретизировалась, наполнялась новым содержанием с учетом реального хода
событий. Об этом говорится и в данной книге. Но суть политики перестройки,
ее стержень оставались неизменным. Это -- демократизация, обновление всех
сторон общественной жизни, экономическое, политическое и интеллектуальное
раскрепощение человека, развитие его инициативы и предприимчивости, новое
политическое мышление на международной арене, основанное на приоритете
общечеловеческих интересов. От этой линии оно никогда не отказывалось и не
отходило ни влево ни вправо на всех этапах перестройки, во всех ее
сложнейших перепитиях. Нельзя же тактические шаги, которые абсолютно
необходимы, допущенные ошибки, которые в той или иной мере неизбежны,
принимать за изменение политического курса.
Что касается вышеприведенных негативных оценок политического курса
Горбачева, то они продиктованы не столько поиском истины, сколько
узкопартийными мотивами, проистекают из позиций различных политических сил,
ставящих идеологические догмы выше всего.
В чем же причина поражения Горбачева и его команды, почему им не
удалось добиться тех целей, которые они сами выдвинули?
Многие критики Горбачева далее и благосклонно относящиеся к нему
аналитики в качестве чуть ли не главной причины его неудач отмечают
нерешительность, колебания, постоянное запаздывание с принятием практических
мер. С таким объяснением я согласиться не могу. Оно поверхностно, да и по
существу неверно.
Представление о Горбачеве, как человеке с замедленной реакцией,
склонном к чрезмерной рефлексии, бесплодным обсуждениям и неспособном к
быстрым и решительным действиям, опровергается самой постановкой вопроса о
перестройке, коренном пересмотре внутренней и внешней политики, его смелыми
и энергичными шагами по разрешению возникавших кризисных ситуаций в
политической жизни страны, в международных делах и т. д. Инициатива в
основных сферах внутренней и внешней политики находилась в его руках.
Конечно, запаздывание в решении тех или иных вопросов было. В книге об
этом говорится. Но оно проистекало не из каких-то личностно-психо-логических
качеств Горбачева, а из его неизменного стремления находить оптимальные
решения возникающих проблем на основе консенсуса, нежелания действовать
антидемократическими методами, идти против общественного мнения. Истины ради
следует сказать, что порой Горбачевым принимались и скоропалительные,
недостаточно взвешенные решения, относящиеся к различным сторонам
перестройки и к кадровым вопросам.
Надо анализировать деятельность Горбачева и его администрации
непредвзято и по существу, причем, обязательно в контексте действий всех
общественно-политических сил, как поддерживавших Горбачева, так и
противостоявших ему. Ведь с определенного момента демократизации страны,
когда возникла и начала набирать силу оппозиция, далеко не все решалось
действиями официального руководства, далеко не все было подвластно ему.
Вопрос об оценке итогов семилетнего правления Горбачева я бы перевел в
другую плоскость: а вообще сохранялась ли к середине 80-х годов возможность
более или менее безболезненной, некатастрофичной трансформации нашего
общества, перевода его в совершенно новое состояние, под силу ли было
осуществить ее в рамках одной администрации?
Можно ли было предотвратить потрясение и развал народного хозяйства при
переходе от мощной, неповоротливой, милитаризированной экономики,
невосприимчивой к. научно-техническому прогрессу и отвернувшейся от
потребителя, к современному социально-ориентированному рыночному хозяйству ?
Можно ли было без общественных катаклизмов, демократическим путем
перейти от авторитарной политической системы, основанной на всевластии одной
партии, по сути дела, сросшейся с государством и контролирующей все стороны
общественной жизни, к современному гражданскому обществу и правовому
государству, где во главу угла ставятся права и свободы человека,
идеологический и политический плюрализм?
Можно ли было предотвратить распад Союза в условиях демократизации
межнациональных отношений, подлинного самоопределения народов с учетом
огромных различий в укладе жизни, традициях отдельных народов, доставшихся
от истории острых проблем в их взаимоотношениях?
Трудные, мучительные вопросы! Они не до конца ясны и сегодня. И все же,
я думаю, что шанс осуществить этот сложнейший поворот в истории страны без
национальной катастрофы -- хотя бы один из ста -- был, и он еще не
окончательно утрачен.
Горбачевское руководство нащупывало его, ходило близко, но не смогло
полностью обнаружить и реализовать. И тут, конечно же, сказались ошибки,
упущения.
Следует иметь в виду, что в условиях, когда общество выведено из
определенного режима жизнедеятельности и пребывает в неустойчивом,
переходном состоянии, значение субъективного фактора, да и вообще фактора
случайности резко возрастает. Цена даже небольших ошибок, неадекватных
действий становится исключительно высокой. Это, кстати, относится не только
к социальным, но и к естественным, и к техническим системам, и к живым
организмам.
Где же пролегал этот единственный шанс и что не позволило его
реализовать?
Здесь я должен кратко свести воедино то, что по разным поводам
говорилось в книге.
Главным поприщем преобразований была и остается экономика, а их
возможные пределы очерчивались социально-экономической ситуацией в стране.
По-видимому, полностью предотвратить экономический кризис было
невозможно, ибо его корни не только в изжившей себя
административно-командной системе управления, но и в устаревшей структуре
экономики, ее экстенсивном характере, в милитаризации, глубоко проникшей во
все поры народного хозяйства, искусственной отчужденности страны от мирового
рынка и т. д. Но выстроив решение всех этих проблем в определенной
последовательности, раздвинув их во времени, можно было бы повлиять на
течение кризиса, уменьшить его разрушительные последствия.
Мы располагали 4--5 годами для проведения экономических реформ,
отделявших нас от начала 90-х годов, когда должен был наступить пик
экономических трудностей. Имели в начале перестройки и солидный запас
политической прочности. Но эти возможности были утрачены. Не был взят
необходимый темп преобразований в 1985--1986-х гг. После XXVII съезда партии
потеряно немало времени. И самое главное -- по истечении еще одного года
после Июньского Пленума 1987 года намеченные программы экономических
преобразований оказались вообще похороненными. Консервативные силы включили
мощнейший тормоз, преодолеть который не хватило сил и духу.
В результате страна оказалась ввергнутой в тяжелейший экономический
кризис, который пагубно отразился на всей политической ситуации, затруднил
осуществление демократических преобразований, активизировал деструктивные,
центробежные силы, привел к резкому падению авторитета Горбачева и
дискредитации самой идеи перестройки.
Что касается политической реформы, то ее пришлось вести в крайне
неблагоприятных условиях, в обстановке растущего недовольства перестройкой,
обостряющейся политической борьбы. Была нарушена синхронность и
взаимоувязанность политических и экономических преобразований. Старые рычаги
и методы управления демонтировались, когда новые экономические механизмы еще
не созданы.
Коренной вопрос политической реформы -- о роли КПСС. Без партии и вне
ее перестройка не могла бы начаться или приняла бы необузданные, хаотические
формы. Ведь в обществе не было никакой другой общественной силы, способной
начать такого рода преобразования. Но в то же время эти преобразования не
могли не охватить и саму партию. В этом вся проблема, весь парадокс
ситуации: перестройки не могло быть без партии, но и партия не могла дальше
существовать без собственной перестройки. И тут не было никакого другого
выхода, кроме как постепенное, шаг за шагом, преобразование партии и ее
превращение из ядра государственной системы в подлинную
общественно-политическую организацию. Эту линию и проводил Горбачев, но
обновление партии шло медленно, с пробуксовкой, при нарастающем
сопротивлении консервативных сил.
Реформаторам в партии, наверное, следовало бы действовать более
энергично, не полагаясь на традиционную приспосабливаемость партии к ее
руководству, не просто отбиваться от консервативных нападок, а вести более
активную наступательную работу, смелее выдвигать людей новой формации. В
решающий момент в августе 1991 года партия не смогла занять правильную
позицию, и этим была предрешена ее судьба.
И наконец, самый тяжелый вопрос -- о распаде Союза. Экономический
кризис, даже в его худшем варианте -- явление временное. В конце концов,
методом проб и ошибок будут найдены и оптимальные формы демократических
институтов. А вот распад страны может оказаться процессом необратимым и
непоправимым на многие десятилетия, а может быть, и навсегда. Он оставил
кровоточащие раны, стал источником нестабильности. Это, собственно,
подтвердили уже первые месяцы после роспуска Союза развернувшиеся
широкомасштабные вооруженные конфликты в Южной Осетии и Приднестровье,
Нагорном Карабахе и Таджикистане, Абхазии.
Распад Союза имеет свои причины. Он возник на фоне экономического и
политического кризиса страны и, в свою очередь, стал мощнейшим фактором
дестабилизации. Но я уверен, что фатальной неизбежности распада Союза не
было. Многое зависело от субъективного фактора, от позиций и действий
политических сил и их лидеров.
Возвращаясь мысленно к началу перестройки, к размышлениям и настроениям
тех лет, не могу не сказать, что, по-видимому, нами тогда была в какой-то
мере недооценена опасность распада Союза под влиянием старых стереотипов о
"нерушимом" Союзе, вечной дружбе и т. д. Казалось, что тут-то мы имеем
прочные завоевания. Вспыхнувшие очаги межнациональной розни были восприняты
не как проявления надвигающейся грозной полосы обострения межнациональных
проблем, а как локальные явления, не имеющие под собой глубокой, серьезной
почвы. Как уже говорилось в книге, недооцененным оказался и российский
фактор. Да что там: до поры до времени никто всерьез и не воспринимал борьбу
за суверенитет и независимость России, не представлял, во что она может
вылиться, какие силы в республиках поощрить, какие процессы стимулировать.
В этом смысле можно и нужно говорить об упущениях и ошибках
горбачевского руководства в сфере межнациональной политики. Но никто не
может отрицать очевидное: оно вело настойчивый поиск путей обновления Союза,
избавления его от унитаризма и самоуправства со стороны Центра, углубления и
укрепления доверия и связей между республиками. Обвинять Горбачева в развале
Союза -- значит, валить с больной головы на здоровую, искать виновника
преступления среди потерпевших.
Этим, видимо, хотят отвести ответственность за распад Союза от тех, кто
был инициатором парада суверенитетов и независимостей, кто под подобными
лозунгами вел борьбу за влияние в обществе и за политическую власть. Сейчас
перед лицом тяжелых последствий роспуска Союза все труднее найти
политического деятеля, который бы одобрял этот шаг. Со стороны имеющих
непосредственное отношение к нему, раздается немало лицемерных сожалений по
поводу распада Союза. Но история верит лишь реальным фактам и действиям, а
не словам.
Мы вступили в полосу больших трудностей, мучительных поисков, серьезных
испытаний. Но всякий кризис не только бедствие, не и момент развития,
обновления. Он завершает одну эпоху и открывает другую. От чего же мы уходим
и к чему хотим прийти?
Ответ на первую часть вопроса несложен: мы уходим от этатист-ской
бюрократической системы, командной экономики, основанной на жесткой
централизации управления, огосударствлении собственности и всех процессов
производства, распределения и обмена продукцией, от тотальной регламентации
всех сторон жизни людей, от принижения личности, от идеологической монополии
и насаждения единомыслия, от всего того, что в свое время пытались выдать
чуть ли не за образец социалистической организации общества.
А вот вторая часть вопроса -- к чему мы идем -- требует дальнейших
серьезных размышлений. Ясно одно: получить ответ на этот вопрос в рамках
традиционных представлений о сути современной эпохи, как борьбы двух
противоположных общественных систем -- капитализма и социализма-- было бы
совершенно ошибочным и несерьезным.
В плену этих представлений сейчас остаются не только приверженцы
коммунистического фундаментализма, но и их некоторые противники. И те, и
другие пытаются втиснуть все многообразие современной жизни в. альтернативу
-- "капитализм или социализм". А отсюда вытекает плоская упрощенная схема:
социализм потерпел неудачу в историческом соревновании, капитализм одержал
победу, и поэтому страна должна вернуться в лоно буржуазного общества.
Вроде бы все просто. Но не все простое гениально. Чаще за простотой
скрываются примитивизм, стереотипность мышления. Основанное на
конфронтационной методологии понимание современного общества имело
определенное основание для первых трех четвертей нынешнего столетия. Но
затем в мировом развитии начались столь глубокие фундаментальные изменения,
что они отодвигают на второй план противостояние социальных систем, а на
первый план выходят проблемы формирования новой цивилизации -- цивилизации
XXI века, способной опереться на все лучшее, прогрессивное, передовое, что
накоплено опытом человечества в различных социальных условиях. Она открывает
простор для гуманизации всех сфер жизни и деятельности людей, для реализации
общечеловеческих ценностей, обеспечения всей полноты политических,
экономических и идеологических прав и свобод человека, наиболее
благоприятных условий развития индивидуальности при прочных социальных
гарантиях.
Цивилизация XXI века немыслима без экономического, политического и
идеологического плюрализма, без гибких и эффективных общественных структур,
способных выразить и уловить всю гамму интересов общества, социальных групп,
индивидуальных интересов и потребностей людей, без утверждения
общечеловеческих норм нравственности, беспрепятственного, свободного
развития культуры и художественного творчества.
И конечно же, она может основываться только на всесторонней и глубокой
демократизации международных отношений, избавлении общества от кошмара
ядерной угрозы и бремени военных расходов, сотрудничестве народов в решении
глобальных и региональных политических, экономических, экологических
проблем, формировании общемирового научного и культурного пространства.
Такой масштабный и коренной переход общества из одного состояния в
другое не может протекать просто и бесконфликтно, потребует огромных
конструктивных усилий. Неизбежны приливы и отливы, накаты и откаты, быстрые
подвижки и периоды более плавного развития. Но обновление общества на
принципах цивилизации XXI века --реальная перспектива человечества. Этот
путь открыт для нашей страны перестройкой.
Другого просто нет.