Страница:
принимали участие Аганбегян, Ситарян, Вольский, Смирницкий, а финал был
таков -- Пленум отменили под явно искусственным предлогом, что, дескать,
будут расстреливаться материалы съездовского характера, хотя до съезда
оставалось еще не менее года. К нам в Серебряный бор приехал Рыжков и, не
скрывая своего огорчения, сообщил о принятом решении. С досады мы выпили по
стопке водки, поужинали и разъехались.
Опять проявилась прежняя брежневская линия, которую на сей раз проводил
Черненко. Сам он был не в состоянии взвалить на себя эту проблему, но при
поддержке Тихонова, других членов Политбюро и Горбачеву с Рыжковым не давал
ходу.
Большой резонанс, который вызвали декабрьская идеологическая
конференция, визит Горбачева во главе парламентской делегации в Англию,
по-видимому, еще больше перепугал этих людей. Они явно не хотели, чтобы
Горбачев проявил себя и как деятель, владеющий знанием и умением решать
проблемы в такой важнейшей области, как научно-технический и экономический
прогресс.
Так непросто протекал эмбриональный период перестройки.
О перепитиях первых дней после кончины Черненко немало сказано и
написано участниками тех событий. Не обошлось здесь и без преувеличения
трагизма ситуации, без субъективных оценок, без спекуляций, связанных с
избранием Горбачева Генеральным секретарем ЦК КПСС. К числу последних,
безусловно, следует отнести версию о том, что какую-то крупную роль в борьбе
за власть играл Романов, Он не пользовался в Политбюро сколько-нибудь
заметным влиянием, и разговоры на эту тему просто несерьезны.
Я думаю, что немалая доля преувеличения содержится и в комментариях
относительно претензий Гришина на роль руководителя партии, что якобы он
имел чуть ли не готовый список нового Политбюро, нового распределения ролей
и т. д. Может быть, такие замыслы у кого-то в голове и бродили, но
настроение у членов ЦК, особенно местных руководителей, исключало, на мой
взгляд, даже саму постановку такого вопроса на Политбюро, и особенно на
Пленуме ЦК.
Представляется неосновательными и высказанные позднее на XIX
партконференции претензии на особую роль группы членов Политбюро в избрании
Горбачева в марте 1984 года Генеральным секретарем ЦК КПСС. Их подтекст был
довольно прозрачным: "Мы тебя сделали Генсеком, мы тебя в случае чего можем
и скинуть". Конечно, Лигачевым как секретарем и заведующим Орготделом ЦК
осуществлялись контакты с членами ЦК, особенно руководителями местных
организаций, но они могли лишь выявить сложившийся в партийном общественном
мнении консенсус по вопросу о том, кому быть Генеральным секретарем. И
заседание Политбюро, и Пленум ЦК прошли в обстановке единогласия при полной
поддержке кандидатуры Горбачева. Логичным было и "забойное" выступление
Громыко как наиболее авторитетного члена Политбюро, к тому же
принадлежавшего к старой гвардии руководителей. Да и кому же было выступать
с таким предложением, ведь не Тихонову же, не обладавшему ни влиянием, ни
авторитетом. Характерно, что в поддержку Горбачева выступил и Гришин --
единственный, потенциальный, но не состоявшийся претендент.
В эти дни и ночи я вместе с другими помощниками Горбачева помогал ему в
подготовке материалов для выступлений, в том числе его первой речи в
качестве вновь избранного Генерального секретаря на Пленуме ЦК КПСС 11 марта
1985 года. Значение этой речи, с моей точки зрения, недооценено. Она,
конечно, была сравнительно короткой и не обошлась без ритуальных слов в
адрес предшественника.
Прозвучали заверения в неизменности "стратегической линии партии", но
суть этой линии была выражена уже по-новому: "ускорение
социально-экономического развития страны, совершенствование всех сторон
жизни общества". Дано сжатое и достаточно емкое раскрытие этой линии. Здесь
и решающий поворот в переводе народного хозяйства на рельсы интенсивного
развития, и совершенствование хозяйственного механизма, и социальная
справедливость, и углубление социалистической демократии, совершенствование
всей системы социалистического самоуправления народа, и решительные меры по
дальнейшему наведению порядка, и расширение гласности в работе партийных,
советских, государственных и общественных организаций, и курс мира и
прогресса в области внешней политики. Конечно, это была еще не развернутая
программа действий, да такая программа на данном Пленуме была бы немыслимой,
но уже был сгусток идей, который дальше получил развернутое изложение и
обоснование.
Мартовский Пленум положил начало кадровому обновлению высшего эшелона
партии. Членам Политбюро, минуя кандидатскую ступень, были избраны Лигачев и
Рыжков, а секретарем ЦК -- Никонов. Несколько позднее, в июле, членом
Политбюро стал Шеварднадзе, а секретарями ЦК -- Ельцин и Зайков.
Горбачев решил прервать сложившуюся в последние годы традицию
совмещения постов Генерального секретаря ЦК КПСС и Председателя Президиума
Верховного Совета СССР. На последнюю должность был избран Громыко, и такое
решение было положительно встречено общественностью. Осенью того же года
Тихонов был освобожден от должности Председателя Совета Министров СССР, им
стал Рыжков.
Важные изменения осуществлялись и в аппарате ЦК КПСС. Должность
заведующего Отделом пропаганды занял Яковлев, а Стукалин отправился послом в
Венгрию. Помимо всего прочего это был и символический акт -- полная
реабилитация "опального". Из ЦК КПСС удалили Боголюбова -- "последнего из
могикан" -- так называемого "теневого рабочего кабинета" Брежнева, а
ключевую в аппарате ЦК должность заведующего Общим отделом ЦК КПСС поручили
Лукьянову. Главным редактором журнала "Коммунист" вместо Косолапова стал И.
Т. Фролов.
Это было начало широких кадровых перемен в партии и в государстве. Они
укрепили позиции Горбачева, раздвинули возможный диапазон его действий, дали
толчок коренному обновлению кадров в центре и на местах, хотя и не решили
всех проблем в этой области. Преобладание старой гвардии в Политбюро было
поколеблено, но не устранено, что вынуждало Горбачева маневрировать, тратить
огромные усилия для завоевания поддержки назревших решений.
Сразу же после мартовского Пленума Горбачев вплотную занялся
разработкой конкретной программы действий, которую решил изложить на
очередном Пленуме ЦК КПСС в связи с принятием решения о созыве очередного
XXVII съезда КПСС.
Генеральный секретарь попросил меня, и я думаю, других товарищей,
которые его окружали, дать соображения о том, как выстроить нашу работу, с
чего начать, какие приоритеты выделить. У меня сохранилась копия моей
записки Горбачеву, датированная 17 марта. Думается, она представляет интерес
с точки зрения того, на каком уровне понимания задач мы находились в тот
момент. Привожу дословно ее узловые положения:
"..Решительно покончить с обилием общих слов и заклинаний,
нагромождением умозрительных формул и книжной мудрости, красивых выражений,
которые в сочетании с заторможенностью в практических действиях приводили к
расхождению между словом и делом. Большое раздражение и иронию вызывают у
людей награждения (награждают по сути дела сами себя), непомерные
персонифицированные оценки снизу вверх, личностные заверения, превратившиеся
в ритуал приветы от генерального секретаря и т. д.
...На первый план выдвигается обновление состава руководящих кадров.
Это и показатель настроенности нового руководства на перемены и необходимое
условие их осуществления. Процесс этот -- сложный и болезненный. Чтобы
облегчить его, может быть, следовало бы пойти на какое-то улучшение
материально-бытовых условий, пенсионного обеспечения соответствующей
категории работников. Дополнительные расходы, безусловно, окупятся
повышением эффективности работы.
...Для повышения ответственности кадров, дисциплины, наведения порядка
имело бы большое значение опубликование в печати двух-трех сообщений о
привлечении к строгой ответственности руководящих работников за срыв
плановых заданий, решений вышестоящих органов, особенно по социальным
вопросам, вплоть до снятия с работы и исключения из партии.
...Одновременно со всем этим, не откладывая, взяться за разработку
системы мер по совершенствованию всего нашего общественного (в том числе
экономического) механизма, с тем, чтобы начать их планомерное осуществление
после съезда.
...Среди кардинальных проблем управления в экономической области:
решительная перестройка управления на уровне первичного звена --
производственного объединения. Создание производственных объединений
независимо от ведомственных перегородок, исходя только из экономической
целесообразности. Жесткая система экономической ответственности коллектива и
его сильной материальной заинтересованности на основе оплаты труда по
конечным результатам.
...Освободить партийные комитеты от оперативно-хозяйственных дел,
которыми они сейчас загружены сверх предела, упростить их структуру,
приспособить ее к усилению политической работы среди трудящихся, работы с
кадрами, организации и проверки исполнения решений. Отпадет необходимость
иметь в ЦК отделы по отраслям народного хозяйства.
...В области демократии, развития системы социалистического
самоуправления народа можно было бы пойти на значительное расширение прав
трудовых коллективов, введение эффективной системы контроля снизу за
деятельностью руководителей, включая их выборность и отчетность перед
коллективом. Весьма настоятельна необходимость усиления демократического
контроля за деятельностью аппарата государственного и хозяйственного
управления.
...Глубокие перемены нужны во внутрипартийной жизни--в направлении
развития демократии, критики и самокритики, гласности в работе партийных и
государственных органов всех уровней, аппарата. Идеологическая работа партии
должна быть полностью освобождена от казенщины и штампа, трескотни и
декларативности, приближена к реальным проблемам, к фактическому положению
дел, сознанию людей. Проблемы, волнующие людей, не должны игнорироваться или
загоняться в дебри малопонятных рассуждений. Они должны получать ясную
постановку и аргументированные ответы. Не должно быть запретных тем для
высказываний и обсуждений.
...Съезд провести в конце текущего года. Принять по этому вопросу
официальное решение на апрельском Пленуме ЦК КПСС. В выступлении на Пленуме
Генерального секретаря ЦК КПСС сформулировать основные моменты
предсъездовской платформы партии и концепцию самого съезда, как начала
крупных преобразований механизма общественного управления, рассчитанного на
значительное ускорение социально-экономического развития страны".
У Горбачева образовался целый портфель таких соображений. Все они были,
что называется, "переварены" им и выкристаллизированы в основной идее
доклада на апрельском Пленуме. С большим внутренним волнением и энтузиазмом
мы все помогали ему в этом. Мы -- Яковлев, Болдин, Биккенин и, если не
изменяет память, Лукьянов.
Сравнительно небольшой и, прямо скажем, не поражающий фантазию внешними
эффектами доклад нового Генсека на апрельском (1985г.) Пленуме ЦК КПСС сразу
же был встречен в обществе не просто как изложение намерений нового
руководителя. За несколько предшествующих лет обществу пришлось выслушать
две речи по такому же поводу. На сей раз она была с самого начала воспринята
как нечто масштабное и поворотное для судеб страны, и дальнейший ход событий
в полной мере это подтвердил.
Сейчас линия на ускорение социально-экономического развития страны у
одних вызывает снисходительную улыбку, у других -- иронию. Но это был
неизбежный этап осмысления ситуации, сложившейся в стране, путей выведения
общества из заторможенного состояния. Перестройка началась именно с вывода
об ускорении социально-экономического развития.
Причем уже тогда, на апрельском Пленуме, задача ускорения не сводилась
к повышению темпов роста, а была органически увязана с осуществлением
серьезных перемен и в хозяйственном механизме, и в социальной и других
сферах общественной жизни. С ними были связаны главные надежды на прогресс
страны и выведение ее на современный уровень мировой цивилизации.
В дискуссиях последующих лет часто звучал вопрос: имел ли Горбачев,
начиная перестройку, ее программу? Конечно, тщательно разработанной по всем
пунктам и подпунктам программы не было, да и не могло быть. Была сумма идей,
на основе которых постепенно формировался новый политический курс, проходя
проверку практикой, накладываясь определенным образом на реальное
общественное сознание, на живой опыт работы.
Я считаю, что весь период от мартовского и апрельского Пленумов ЦК КПСС
до XXVII съезда включительно и даже до конца 1986 года -- это и был период
формирования и упрочения политики перестройки, выработки современного
внешнеполитического курса на основе нового политического мышления. Чтобы
иметь какой-то шанс на успех в политике, программа перестройки могла
родиться только пройдя через горнило общественных дискуссий. Надо было
завоевать общественное мнение, упрочить политические позиции сторонников
нового курса.
Принципиальное значение в этом отношении имели встречи Горбачева с
рабочими и инженерно-техническими работниками ЗИЛа, поездка в Ленинград и
выступление на собрании актива Ленинградской партийной организации 17 мая
1985 года. Это был живой, откровенный и открытый разговор с людьми. Его
показ по телевидению произвел ошеломляющее впечатление. Люди увидели, что
появился руководитель совершенно новой формации, не статуя, не мумия, а
живой человек, просто и по-человечески разговаривающий с людьми, остро
чувствующий проблемы сегодняшнего дня, не желающий мириться со старым.
Огромный резонанс получила поездка Горбачева и на Украину. Он побывал в
самой цитадели брежневского влияния -- на Днепропетровщине. Посетил Тюмень,
Западную Сибирь и Северный Казахстан, провел многочисленные встречи с
представителями самых различных слоев общества, с гражданами на улицах и
площадях. Все это создало новую, невиданную доселе морально-психологическую
обстановку в стране.
Что касается практических шагов в осуществлении нового курса, то они в
этот период шли по двум главным направлениям -- ускорение научно
технического прогресса и развитие гласности.
11 июня 1985 года прошло совещание в ЦК КПСС по вопросам ускорения
научно-технического прогресса. В докладе Горбачева в максимальной мере были
реализованы разработки, которые велись в течение этих лет по подготовке
Пленума ЦК.
На совещании был углублен критический анализ предшествующего периода
развития. Вместе с тем со всей очевидностью обнаружилась, что ускорение
научно-технического прогресса, а значит и социально-экономического развития
страны, упирается в хозяйственный механизм, унаследованный от прошлого.
Дальнейшая практика подтвердила, что даже тщательно разработанные обширные
программы развития науки и техники, модернизации отечественного
машиностроения (а такие программы действительно были) не могут рассчитывать
на успех в условиях старого экономического механизма, поэтому центр тяжести
и внимания в сфере экономики стал постоянно переключаться на разработку
экономического механизма. А за этим постепенно потянулась и вся цепочка.
При углубленном анализе проблем совершенствования хозяйственного
механизма оказалось, что оно немыслимо без реформирования всей политической
системы, а это в свою очередь диктует и необходимость пересмотра роли самой
партии.
Известно, что в последующие годы критики упрекали Горбачева в том, что
он начал не с того конца: надо было начинать с реформирования партии. Как
говорят, хорошо критиковать задним числом. Конечно, для нас было ясно, что
методы и формы работы партии устарели и их надо менять. Но начинать прямо с
реформирования партии, да еще в том понимании, которое нам пришло позднее,
было просто невозможным. Этого бы никто не понял: ни в партии, ни в
обществе. Да и этого нельзя было делать без реформирования экономического и
политического механизма, без создания их новых форм.
Еще одна область, в которой перемены начались уже в первые месяцы после
апрельского Пленума, это гласность, преодоление зон, свободных от критики,
не только в виде каких-то отраслей и регионов, но и в смысле преодоления
запретных тем. Здесь изменения происходили наиболее быстро и заметно как для
общественности страны, так и зарубежных наблюдателей. Постепенно менялся
облик газет и журналов, характер теле -- и радиопередач, менялись к лучшему
настроения творческой и научной интеллигенции.
Весь год от мартовского и особенно апрельского Пленума ЦК и до конца
февраля 1985 года можно считать периодом подготовки XXVII съезда КПСС.
Выкристаллизовывались основные идеи и направления политики партии. Многие из
них "запускались в дело" и проходили проверку в общественной практике.
На сей раз подготовка доклада Генерального секретаря на съезде велась
совершенно иначе, чем в предшествующие годы. Тогда работе над текстом
придавалось самодовлеющие значение, и по сути дела основная проблема
сводилась к нахождению каких-то хитроумных заходов, новых словесных формул,
вроде: "Пятилетка эффективности и качества", "Экономика должна быть
экономной" и т. д. Такая работа длилась долгими месяцами. Начиналась чуть ли
не за год до съезда. Что касается роли самого докладчика -- Генерального
секретаря ЦК КПСС, то она ограничивалась выбором предлагаемых формулировок,
заменой отдельных слов и т. д.
Теперь все было иначе. Основные мощные импульсы в работе исходили от
самого Горбачева. Задача людей, которые бы ему помогали, состояла в том,
чтобы по возможности адекватно очертить сумму теоретических, политических и
идеологических идей, суть назревших социальных преобразований, придать им
форму политических выводов и установок, но таких, которые бы не ограничивали
политические действия какими-то рамками "от сих до сих", а раскрывали бы
простор для общественно-политического творчества. Это был по преимуществу не
литературный, а творческий, поисковый процесс.
К этому времени сложилась определенная технология работы. Вначале нас
втроем, вчетвером -- Яковлева, Болдина, Биккенина, меня, часто Лукьянова, а
в дальнейшем ставших его помощниками И.Т.Фролова, Г.Х.Шахназарова, А. С.
Черняева -- приглашал к себе в кабинет Генеральный секретарь для общего
обмена мнениями по концептуальным вопросам и выработки подходов. Делалась
стенограмма или даже задиктовка самой концепции, определялся план доклада,
состав "разработчиков", кому дать заказы.
Затем каждый из нас готовил порученные ему отдельные части, а потом они
сводились в единое целое. Все это делалось в Волынском -- уютном и
уединенном уголке с несколькими особняками, где мы были ограждены от
"текучки" и могли полностью сосредоточиться на творческой работе. Но самое
главное происходило потом: приезжал Горбачев и начиналась сплошная проходка
и передиктовка материала. Причем проводилась она, как правило, не один и не
два раза, а многократно, в результате чего рождался совершенно новый текст.
Горбачев деликатно, но настойчиво вел "войну1 против заумности,
книжности, искусственной красивости, то есть против того, чем каждый из нас
в какой-то мере грешил. Конечно, стиль выступлений Горбачева был разным -- в
зависимости от их темы и аудитории. Но это был его стиль. Каждый из нас не
подлаживался к нему, зная, что все равно будет все сделано так, как
представляется оратору.
В процессе передиктовки он выслушивал любые соображения и предложения,
порой противоречивые, соглашался или отвергал их, но всегда принимал свое
решение.
Подготовка первоначального материала для доклада к съезду была, как
помнится, осуществлена в невиданно короткие сроки -- в течение примерно
месяца, не более. -- Это был декабрь 1985 года. Международный раздел
доклада, посвященный мировому развитию и внешней политике, а также
идеологический раздел -- был за Яковлевым, экономический и социальный -- за
мной и Болдиным, проблемы демократизации общества и углубления
социалистического самоуправления народа -- за Лукьяновым, над разделом о
партии вначале работали товарищи из Орготдела, а потом доводили этот раздел
совместными усилиями. Заключительный раздел, касающийся новой редакции
Программы партии, был за мной.
С подготовленным материалом Яковлев и Болдин ездили на юг, в Пицунду,
там Горбачев проводил свой кратковременный зимний отпуск. Там состоялся
острокритический разбор подготовленного материала, а затем -- новый
изнурительный этап работы в Волынском. В конце января -- начале февраля
Горбачев пригласил для завершения работы Яковлева, Болдина и меня в
Завидово, подальше от Москвы. Здесь началось самое важное и самое интересное
-- окончательное определение и фиксация оценок, позиций, выводов.
Подвергалось еще раз серьезнейшему обсуждению и, можно сказать,
инвентаризации буквально все: от общеполитических заходов до конкретных
примеров.
Работали все вместе по 10--12 часов. Кроме того, каждый имел еще то или
иное "домашнее задание". Собирались в особняке, где разместился Генеральный
секретарь, в небольшой, уютной охотничьей комнате. Как правило, обычно
присутствовала Раиса Максимовна, подкрепляя нас кофе и вкусным топленым
молоком. Делалась скрупулезная проходка и передиктовка всего текста: раздел
за разделом, страница за страницей, строчка за строчкой. По ходу Дела шел
абсолютно откровенный, ничем не ограниченный обмен мнениями. Естественно, в
качестве критиков выступал каждый из нас по тем разделам, в работе над
которыми он не принимал прямого участия и, напротив, старался
аргументировать те положения, которые прошли через него на предшествующей
стадии.
Пожалуй, на меня выпала основная роль возмутителя спокойствия. Я
чувствовал, что иногда дохожу до крайней черты. Меня в такого рода работе
прежде всего волнуют ясность и логика в постановке и изложении проблем. В
полной мере проявилась острота восприятия и содержания, и формы у Яковлева
-- его постоянная нацеленность на новизну и нетривиальную постановку
вопроса, умение быстро найти адекватные и неизбитые слова.
Болдин активного участия в спорах не принимал, но, когда вмешивался, то
большей частью принимал сторону Яковлева. И в работе над текстами, и в
обсуждении имел вкус к более конкретным народнохозяйственным проблемам, к
насыщению фактологией, примерами, считая, что этим решится вопрос о связи с
жизнью, с практикой. И надо сказать, что политическое чутье у него было
достаточно хорошо развито.
Михаил Сергеевич очень терпимо и даже заинтересованно относился к нашим
спорам. Если мы продолжали настаивать на своем, он деликатно и не без доли
юмора напоминал, кто же здесь докладчик. В итоге обычно предлагал свое
собственное смысловое и формулировочное решение, которое тут же и
задиктовывалось. В этом нам помогали две стенографистки -- Татьяна и Ольга
-- участница будущей форосской эпопеи. После окончания, вечером или ночью,
мы приводили в порядок стенограмму, а утром, как правило, Михаил Сергеевич
возвращался к тому, что задиктовано. Часто вновь все это переделывалось, и
таким образом мы медленно-медленно продвигались вперед.
Завидово -- место по своему историческое, "завидное", хотя я бы не
сказал, что какое-то живописное, из ряда вон выходящее. Здесь Брежнев жил
месяцами, особенно в последний период своей жизни. Опушка леса рядом с
большой заснеженной поляной. Территория, огражденная глухим и надежным
забором и цепью сторожевых вышек. Искусственный пруд с циркулирующей водой в
любое время года, неброская среднерусская природа.
Особняк оригинальной архитектуры и внутренней планировки для главного
лица, в котором размещался Горбачев и в котором мы работали. Второй также
интересный особняк, по-видимому, для высоких гостей. Нам предложили в нем
разместиться, но мы предпочли занять номера в расположенном рядом доме
гостиничного типа.
Что привлекало там Брежнева? Это, как рассказывал Яковлев (единственный
из нас, бывавший здесь раньше), охотничьи угодья с обилием кабанов, косуль и
другой дичи. Охота рассматривалась как ритуал и даже больше того -- входила
в систему приближения людей к Генсеку и могла иметь решающее значение для
отношения к ним высшего начальства. Яковлев рассказал, что однажды Брежнев
пригласил его с собой на охоту, а он, как не охотник, опрометчиво
отказался...
Здесь же, в Завидове, шла работа над всеми основными политическими
документами и докладами Брежнева с участием уже упоминавшихся его штатных и
нештатных советников. Приезжали и члены Политбюро, секретари ЦК. Тут же
устраивались и увеселения с участием обслуживающего персонала. В общем,
Завидово много повидало за брежневские годы.
А тут работа и работа. Изредка кино. Даже шахматные баталии, большими
любителями которых были Яковлев и Болдин, да и я время от времени вмешивался
таков -- Пленум отменили под явно искусственным предлогом, что, дескать,
будут расстреливаться материалы съездовского характера, хотя до съезда
оставалось еще не менее года. К нам в Серебряный бор приехал Рыжков и, не
скрывая своего огорчения, сообщил о принятом решении. С досады мы выпили по
стопке водки, поужинали и разъехались.
Опять проявилась прежняя брежневская линия, которую на сей раз проводил
Черненко. Сам он был не в состоянии взвалить на себя эту проблему, но при
поддержке Тихонова, других членов Политбюро и Горбачеву с Рыжковым не давал
ходу.
Большой резонанс, который вызвали декабрьская идеологическая
конференция, визит Горбачева во главе парламентской делегации в Англию,
по-видимому, еще больше перепугал этих людей. Они явно не хотели, чтобы
Горбачев проявил себя и как деятель, владеющий знанием и умением решать
проблемы в такой важнейшей области, как научно-технический и экономический
прогресс.
Так непросто протекал эмбриональный период перестройки.
О перепитиях первых дней после кончины Черненко немало сказано и
написано участниками тех событий. Не обошлось здесь и без преувеличения
трагизма ситуации, без субъективных оценок, без спекуляций, связанных с
избранием Горбачева Генеральным секретарем ЦК КПСС. К числу последних,
безусловно, следует отнести версию о том, что какую-то крупную роль в борьбе
за власть играл Романов, Он не пользовался в Политбюро сколько-нибудь
заметным влиянием, и разговоры на эту тему просто несерьезны.
Я думаю, что немалая доля преувеличения содержится и в комментариях
относительно претензий Гришина на роль руководителя партии, что якобы он
имел чуть ли не готовый список нового Политбюро, нового распределения ролей
и т. д. Может быть, такие замыслы у кого-то в голове и бродили, но
настроение у членов ЦК, особенно местных руководителей, исключало, на мой
взгляд, даже саму постановку такого вопроса на Политбюро, и особенно на
Пленуме ЦК.
Представляется неосновательными и высказанные позднее на XIX
партконференции претензии на особую роль группы членов Политбюро в избрании
Горбачева в марте 1984 года Генеральным секретарем ЦК КПСС. Их подтекст был
довольно прозрачным: "Мы тебя сделали Генсеком, мы тебя в случае чего можем
и скинуть". Конечно, Лигачевым как секретарем и заведующим Орготделом ЦК
осуществлялись контакты с членами ЦК, особенно руководителями местных
организаций, но они могли лишь выявить сложившийся в партийном общественном
мнении консенсус по вопросу о том, кому быть Генеральным секретарем. И
заседание Политбюро, и Пленум ЦК прошли в обстановке единогласия при полной
поддержке кандидатуры Горбачева. Логичным было и "забойное" выступление
Громыко как наиболее авторитетного члена Политбюро, к тому же
принадлежавшего к старой гвардии руководителей. Да и кому же было выступать
с таким предложением, ведь не Тихонову же, не обладавшему ни влиянием, ни
авторитетом. Характерно, что в поддержку Горбачева выступил и Гришин --
единственный, потенциальный, но не состоявшийся претендент.
В эти дни и ночи я вместе с другими помощниками Горбачева помогал ему в
подготовке материалов для выступлений, в том числе его первой речи в
качестве вновь избранного Генерального секретаря на Пленуме ЦК КПСС 11 марта
1985 года. Значение этой речи, с моей точки зрения, недооценено. Она,
конечно, была сравнительно короткой и не обошлась без ритуальных слов в
адрес предшественника.
Прозвучали заверения в неизменности "стратегической линии партии", но
суть этой линии была выражена уже по-новому: "ускорение
социально-экономического развития страны, совершенствование всех сторон
жизни общества". Дано сжатое и достаточно емкое раскрытие этой линии. Здесь
и решающий поворот в переводе народного хозяйства на рельсы интенсивного
развития, и совершенствование хозяйственного механизма, и социальная
справедливость, и углубление социалистической демократии, совершенствование
всей системы социалистического самоуправления народа, и решительные меры по
дальнейшему наведению порядка, и расширение гласности в работе партийных,
советских, государственных и общественных организаций, и курс мира и
прогресса в области внешней политики. Конечно, это была еще не развернутая
программа действий, да такая программа на данном Пленуме была бы немыслимой,
но уже был сгусток идей, который дальше получил развернутое изложение и
обоснование.
Мартовский Пленум положил начало кадровому обновлению высшего эшелона
партии. Членам Политбюро, минуя кандидатскую ступень, были избраны Лигачев и
Рыжков, а секретарем ЦК -- Никонов. Несколько позднее, в июле, членом
Политбюро стал Шеварднадзе, а секретарями ЦК -- Ельцин и Зайков.
Горбачев решил прервать сложившуюся в последние годы традицию
совмещения постов Генерального секретаря ЦК КПСС и Председателя Президиума
Верховного Совета СССР. На последнюю должность был избран Громыко, и такое
решение было положительно встречено общественностью. Осенью того же года
Тихонов был освобожден от должности Председателя Совета Министров СССР, им
стал Рыжков.
Важные изменения осуществлялись и в аппарате ЦК КПСС. Должность
заведующего Отделом пропаганды занял Яковлев, а Стукалин отправился послом в
Венгрию. Помимо всего прочего это был и символический акт -- полная
реабилитация "опального". Из ЦК КПСС удалили Боголюбова -- "последнего из
могикан" -- так называемого "теневого рабочего кабинета" Брежнева, а
ключевую в аппарате ЦК должность заведующего Общим отделом ЦК КПСС поручили
Лукьянову. Главным редактором журнала "Коммунист" вместо Косолапова стал И.
Т. Фролов.
Это было начало широких кадровых перемен в партии и в государстве. Они
укрепили позиции Горбачева, раздвинули возможный диапазон его действий, дали
толчок коренному обновлению кадров в центре и на местах, хотя и не решили
всех проблем в этой области. Преобладание старой гвардии в Политбюро было
поколеблено, но не устранено, что вынуждало Горбачева маневрировать, тратить
огромные усилия для завоевания поддержки назревших решений.
Сразу же после мартовского Пленума Горбачев вплотную занялся
разработкой конкретной программы действий, которую решил изложить на
очередном Пленуме ЦК КПСС в связи с принятием решения о созыве очередного
XXVII съезда КПСС.
Генеральный секретарь попросил меня, и я думаю, других товарищей,
которые его окружали, дать соображения о том, как выстроить нашу работу, с
чего начать, какие приоритеты выделить. У меня сохранилась копия моей
записки Горбачеву, датированная 17 марта. Думается, она представляет интерес
с точки зрения того, на каком уровне понимания задач мы находились в тот
момент. Привожу дословно ее узловые положения:
"..Решительно покончить с обилием общих слов и заклинаний,
нагромождением умозрительных формул и книжной мудрости, красивых выражений,
которые в сочетании с заторможенностью в практических действиях приводили к
расхождению между словом и делом. Большое раздражение и иронию вызывают у
людей награждения (награждают по сути дела сами себя), непомерные
персонифицированные оценки снизу вверх, личностные заверения, превратившиеся
в ритуал приветы от генерального секретаря и т. д.
...На первый план выдвигается обновление состава руководящих кадров.
Это и показатель настроенности нового руководства на перемены и необходимое
условие их осуществления. Процесс этот -- сложный и болезненный. Чтобы
облегчить его, может быть, следовало бы пойти на какое-то улучшение
материально-бытовых условий, пенсионного обеспечения соответствующей
категории работников. Дополнительные расходы, безусловно, окупятся
повышением эффективности работы.
...Для повышения ответственности кадров, дисциплины, наведения порядка
имело бы большое значение опубликование в печати двух-трех сообщений о
привлечении к строгой ответственности руководящих работников за срыв
плановых заданий, решений вышестоящих органов, особенно по социальным
вопросам, вплоть до снятия с работы и исключения из партии.
...Одновременно со всем этим, не откладывая, взяться за разработку
системы мер по совершенствованию всего нашего общественного (в том числе
экономического) механизма, с тем, чтобы начать их планомерное осуществление
после съезда.
...Среди кардинальных проблем управления в экономической области:
решительная перестройка управления на уровне первичного звена --
производственного объединения. Создание производственных объединений
независимо от ведомственных перегородок, исходя только из экономической
целесообразности. Жесткая система экономической ответственности коллектива и
его сильной материальной заинтересованности на основе оплаты труда по
конечным результатам.
...Освободить партийные комитеты от оперативно-хозяйственных дел,
которыми они сейчас загружены сверх предела, упростить их структуру,
приспособить ее к усилению политической работы среди трудящихся, работы с
кадрами, организации и проверки исполнения решений. Отпадет необходимость
иметь в ЦК отделы по отраслям народного хозяйства.
...В области демократии, развития системы социалистического
самоуправления народа можно было бы пойти на значительное расширение прав
трудовых коллективов, введение эффективной системы контроля снизу за
деятельностью руководителей, включая их выборность и отчетность перед
коллективом. Весьма настоятельна необходимость усиления демократического
контроля за деятельностью аппарата государственного и хозяйственного
управления.
...Глубокие перемены нужны во внутрипартийной жизни--в направлении
развития демократии, критики и самокритики, гласности в работе партийных и
государственных органов всех уровней, аппарата. Идеологическая работа партии
должна быть полностью освобождена от казенщины и штампа, трескотни и
декларативности, приближена к реальным проблемам, к фактическому положению
дел, сознанию людей. Проблемы, волнующие людей, не должны игнорироваться или
загоняться в дебри малопонятных рассуждений. Они должны получать ясную
постановку и аргументированные ответы. Не должно быть запретных тем для
высказываний и обсуждений.
...Съезд провести в конце текущего года. Принять по этому вопросу
официальное решение на апрельском Пленуме ЦК КПСС. В выступлении на Пленуме
Генерального секретаря ЦК КПСС сформулировать основные моменты
предсъездовской платформы партии и концепцию самого съезда, как начала
крупных преобразований механизма общественного управления, рассчитанного на
значительное ускорение социально-экономического развития страны".
У Горбачева образовался целый портфель таких соображений. Все они были,
что называется, "переварены" им и выкристаллизированы в основной идее
доклада на апрельском Пленуме. С большим внутренним волнением и энтузиазмом
мы все помогали ему в этом. Мы -- Яковлев, Болдин, Биккенин и, если не
изменяет память, Лукьянов.
Сравнительно небольшой и, прямо скажем, не поражающий фантазию внешними
эффектами доклад нового Генсека на апрельском (1985г.) Пленуме ЦК КПСС сразу
же был встречен в обществе не просто как изложение намерений нового
руководителя. За несколько предшествующих лет обществу пришлось выслушать
две речи по такому же поводу. На сей раз она была с самого начала воспринята
как нечто масштабное и поворотное для судеб страны, и дальнейший ход событий
в полной мере это подтвердил.
Сейчас линия на ускорение социально-экономического развития страны у
одних вызывает снисходительную улыбку, у других -- иронию. Но это был
неизбежный этап осмысления ситуации, сложившейся в стране, путей выведения
общества из заторможенного состояния. Перестройка началась именно с вывода
об ускорении социально-экономического развития.
Причем уже тогда, на апрельском Пленуме, задача ускорения не сводилась
к повышению темпов роста, а была органически увязана с осуществлением
серьезных перемен и в хозяйственном механизме, и в социальной и других
сферах общественной жизни. С ними были связаны главные надежды на прогресс
страны и выведение ее на современный уровень мировой цивилизации.
В дискуссиях последующих лет часто звучал вопрос: имел ли Горбачев,
начиная перестройку, ее программу? Конечно, тщательно разработанной по всем
пунктам и подпунктам программы не было, да и не могло быть. Была сумма идей,
на основе которых постепенно формировался новый политический курс, проходя
проверку практикой, накладываясь определенным образом на реальное
общественное сознание, на живой опыт работы.
Я считаю, что весь период от мартовского и апрельского Пленумов ЦК КПСС
до XXVII съезда включительно и даже до конца 1986 года -- это и был период
формирования и упрочения политики перестройки, выработки современного
внешнеполитического курса на основе нового политического мышления. Чтобы
иметь какой-то шанс на успех в политике, программа перестройки могла
родиться только пройдя через горнило общественных дискуссий. Надо было
завоевать общественное мнение, упрочить политические позиции сторонников
нового курса.
Принципиальное значение в этом отношении имели встречи Горбачева с
рабочими и инженерно-техническими работниками ЗИЛа, поездка в Ленинград и
выступление на собрании актива Ленинградской партийной организации 17 мая
1985 года. Это был живой, откровенный и открытый разговор с людьми. Его
показ по телевидению произвел ошеломляющее впечатление. Люди увидели, что
появился руководитель совершенно новой формации, не статуя, не мумия, а
живой человек, просто и по-человечески разговаривающий с людьми, остро
чувствующий проблемы сегодняшнего дня, не желающий мириться со старым.
Огромный резонанс получила поездка Горбачева и на Украину. Он побывал в
самой цитадели брежневского влияния -- на Днепропетровщине. Посетил Тюмень,
Западную Сибирь и Северный Казахстан, провел многочисленные встречи с
представителями самых различных слоев общества, с гражданами на улицах и
площадях. Все это создало новую, невиданную доселе морально-психологическую
обстановку в стране.
Что касается практических шагов в осуществлении нового курса, то они в
этот период шли по двум главным направлениям -- ускорение научно
технического прогресса и развитие гласности.
11 июня 1985 года прошло совещание в ЦК КПСС по вопросам ускорения
научно-технического прогресса. В докладе Горбачева в максимальной мере были
реализованы разработки, которые велись в течение этих лет по подготовке
Пленума ЦК.
На совещании был углублен критический анализ предшествующего периода
развития. Вместе с тем со всей очевидностью обнаружилась, что ускорение
научно-технического прогресса, а значит и социально-экономического развития
страны, упирается в хозяйственный механизм, унаследованный от прошлого.
Дальнейшая практика подтвердила, что даже тщательно разработанные обширные
программы развития науки и техники, модернизации отечественного
машиностроения (а такие программы действительно были) не могут рассчитывать
на успех в условиях старого экономического механизма, поэтому центр тяжести
и внимания в сфере экономики стал постоянно переключаться на разработку
экономического механизма. А за этим постепенно потянулась и вся цепочка.
При углубленном анализе проблем совершенствования хозяйственного
механизма оказалось, что оно немыслимо без реформирования всей политической
системы, а это в свою очередь диктует и необходимость пересмотра роли самой
партии.
Известно, что в последующие годы критики упрекали Горбачева в том, что
он начал не с того конца: надо было начинать с реформирования партии. Как
говорят, хорошо критиковать задним числом. Конечно, для нас было ясно, что
методы и формы работы партии устарели и их надо менять. Но начинать прямо с
реформирования партии, да еще в том понимании, которое нам пришло позднее,
было просто невозможным. Этого бы никто не понял: ни в партии, ни в
обществе. Да и этого нельзя было делать без реформирования экономического и
политического механизма, без создания их новых форм.
Еще одна область, в которой перемены начались уже в первые месяцы после
апрельского Пленума, это гласность, преодоление зон, свободных от критики,
не только в виде каких-то отраслей и регионов, но и в смысле преодоления
запретных тем. Здесь изменения происходили наиболее быстро и заметно как для
общественности страны, так и зарубежных наблюдателей. Постепенно менялся
облик газет и журналов, характер теле -- и радиопередач, менялись к лучшему
настроения творческой и научной интеллигенции.
Весь год от мартовского и особенно апрельского Пленума ЦК и до конца
февраля 1985 года можно считать периодом подготовки XXVII съезда КПСС.
Выкристаллизовывались основные идеи и направления политики партии. Многие из
них "запускались в дело" и проходили проверку в общественной практике.
На сей раз подготовка доклада Генерального секретаря на съезде велась
совершенно иначе, чем в предшествующие годы. Тогда работе над текстом
придавалось самодовлеющие значение, и по сути дела основная проблема
сводилась к нахождению каких-то хитроумных заходов, новых словесных формул,
вроде: "Пятилетка эффективности и качества", "Экономика должна быть
экономной" и т. д. Такая работа длилась долгими месяцами. Начиналась чуть ли
не за год до съезда. Что касается роли самого докладчика -- Генерального
секретаря ЦК КПСС, то она ограничивалась выбором предлагаемых формулировок,
заменой отдельных слов и т. д.
Теперь все было иначе. Основные мощные импульсы в работе исходили от
самого Горбачева. Задача людей, которые бы ему помогали, состояла в том,
чтобы по возможности адекватно очертить сумму теоретических, политических и
идеологических идей, суть назревших социальных преобразований, придать им
форму политических выводов и установок, но таких, которые бы не ограничивали
политические действия какими-то рамками "от сих до сих", а раскрывали бы
простор для общественно-политического творчества. Это был по преимуществу не
литературный, а творческий, поисковый процесс.
К этому времени сложилась определенная технология работы. Вначале нас
втроем, вчетвером -- Яковлева, Болдина, Биккенина, меня, часто Лукьянова, а
в дальнейшем ставших его помощниками И.Т.Фролова, Г.Х.Шахназарова, А. С.
Черняева -- приглашал к себе в кабинет Генеральный секретарь для общего
обмена мнениями по концептуальным вопросам и выработки подходов. Делалась
стенограмма или даже задиктовка самой концепции, определялся план доклада,
состав "разработчиков", кому дать заказы.
Затем каждый из нас готовил порученные ему отдельные части, а потом они
сводились в единое целое. Все это делалось в Волынском -- уютном и
уединенном уголке с несколькими особняками, где мы были ограждены от
"текучки" и могли полностью сосредоточиться на творческой работе. Но самое
главное происходило потом: приезжал Горбачев и начиналась сплошная проходка
и передиктовка материала. Причем проводилась она, как правило, не один и не
два раза, а многократно, в результате чего рождался совершенно новый текст.
Горбачев деликатно, но настойчиво вел "войну1 против заумности,
книжности, искусственной красивости, то есть против того, чем каждый из нас
в какой-то мере грешил. Конечно, стиль выступлений Горбачева был разным -- в
зависимости от их темы и аудитории. Но это был его стиль. Каждый из нас не
подлаживался к нему, зная, что все равно будет все сделано так, как
представляется оратору.
В процессе передиктовки он выслушивал любые соображения и предложения,
порой противоречивые, соглашался или отвергал их, но всегда принимал свое
решение.
Подготовка первоначального материала для доклада к съезду была, как
помнится, осуществлена в невиданно короткие сроки -- в течение примерно
месяца, не более. -- Это был декабрь 1985 года. Международный раздел
доклада, посвященный мировому развитию и внешней политике, а также
идеологический раздел -- был за Яковлевым, экономический и социальный -- за
мной и Болдиным, проблемы демократизации общества и углубления
социалистического самоуправления народа -- за Лукьяновым, над разделом о
партии вначале работали товарищи из Орготдела, а потом доводили этот раздел
совместными усилиями. Заключительный раздел, касающийся новой редакции
Программы партии, был за мной.
С подготовленным материалом Яковлев и Болдин ездили на юг, в Пицунду,
там Горбачев проводил свой кратковременный зимний отпуск. Там состоялся
острокритический разбор подготовленного материала, а затем -- новый
изнурительный этап работы в Волынском. В конце января -- начале февраля
Горбачев пригласил для завершения работы Яковлева, Болдина и меня в
Завидово, подальше от Москвы. Здесь началось самое важное и самое интересное
-- окончательное определение и фиксация оценок, позиций, выводов.
Подвергалось еще раз серьезнейшему обсуждению и, можно сказать,
инвентаризации буквально все: от общеполитических заходов до конкретных
примеров.
Работали все вместе по 10--12 часов. Кроме того, каждый имел еще то или
иное "домашнее задание". Собирались в особняке, где разместился Генеральный
секретарь, в небольшой, уютной охотничьей комнате. Как правило, обычно
присутствовала Раиса Максимовна, подкрепляя нас кофе и вкусным топленым
молоком. Делалась скрупулезная проходка и передиктовка всего текста: раздел
за разделом, страница за страницей, строчка за строчкой. По ходу Дела шел
абсолютно откровенный, ничем не ограниченный обмен мнениями. Естественно, в
качестве критиков выступал каждый из нас по тем разделам, в работе над
которыми он не принимал прямого участия и, напротив, старался
аргументировать те положения, которые прошли через него на предшествующей
стадии.
Пожалуй, на меня выпала основная роль возмутителя спокойствия. Я
чувствовал, что иногда дохожу до крайней черты. Меня в такого рода работе
прежде всего волнуют ясность и логика в постановке и изложении проблем. В
полной мере проявилась острота восприятия и содержания, и формы у Яковлева
-- его постоянная нацеленность на новизну и нетривиальную постановку
вопроса, умение быстро найти адекватные и неизбитые слова.
Болдин активного участия в спорах не принимал, но, когда вмешивался, то
большей частью принимал сторону Яковлева. И в работе над текстами, и в
обсуждении имел вкус к более конкретным народнохозяйственным проблемам, к
насыщению фактологией, примерами, считая, что этим решится вопрос о связи с
жизнью, с практикой. И надо сказать, что политическое чутье у него было
достаточно хорошо развито.
Михаил Сергеевич очень терпимо и даже заинтересованно относился к нашим
спорам. Если мы продолжали настаивать на своем, он деликатно и не без доли
юмора напоминал, кто же здесь докладчик. В итоге обычно предлагал свое
собственное смысловое и формулировочное решение, которое тут же и
задиктовывалось. В этом нам помогали две стенографистки -- Татьяна и Ольга
-- участница будущей форосской эпопеи. После окончания, вечером или ночью,
мы приводили в порядок стенограмму, а утром, как правило, Михаил Сергеевич
возвращался к тому, что задиктовано. Часто вновь все это переделывалось, и
таким образом мы медленно-медленно продвигались вперед.
Завидово -- место по своему историческое, "завидное", хотя я бы не
сказал, что какое-то живописное, из ряда вон выходящее. Здесь Брежнев жил
месяцами, особенно в последний период своей жизни. Опушка леса рядом с
большой заснеженной поляной. Территория, огражденная глухим и надежным
забором и цепью сторожевых вышек. Искусственный пруд с циркулирующей водой в
любое время года, неброская среднерусская природа.
Особняк оригинальной архитектуры и внутренней планировки для главного
лица, в котором размещался Горбачев и в котором мы работали. Второй также
интересный особняк, по-видимому, для высоких гостей. Нам предложили в нем
разместиться, но мы предпочли занять номера в расположенном рядом доме
гостиничного типа.
Что привлекало там Брежнева? Это, как рассказывал Яковлев (единственный
из нас, бывавший здесь раньше), охотничьи угодья с обилием кабанов, косуль и
другой дичи. Охота рассматривалась как ритуал и даже больше того -- входила
в систему приближения людей к Генсеку и могла иметь решающее значение для
отношения к ним высшего начальства. Яковлев рассказал, что однажды Брежнев
пригласил его с собой на охоту, а он, как не охотник, опрометчиво
отказался...
Здесь же, в Завидове, шла работа над всеми основными политическими
документами и докладами Брежнева с участием уже упоминавшихся его штатных и
нештатных советников. Приезжали и члены Политбюро, секретари ЦК. Тут же
устраивались и увеселения с участием обслуживающего персонала. В общем,
Завидово много повидало за брежневские годы.
А тут работа и работа. Изредка кино. Даже шахматные баталии, большими
любителями которых были Яковлев и Болдин, да и я время от времени вмешивался