Сбоев вроде бы не было.
   Наконец он успокоился, заглянул в комнату отошедшей в мир иной прабабки, увидел свой наследственный шкаф и ушел в другие проблемы. Охваченный нестерпимым желанием иметь кабинет, он еще больше теперь хотел избавиться от старины. Пендраковский нашел другого оценщика.
   На этот раз к нему явился благостный старичок с козлиной бородкой и голосом. Он проблеял с порога:
   — Что будем смотреть?
   И Пендраковский повел его к ненавистному шкафу.
   Антиквар с порога восхищенно воскликнул:
   — О! — и метнулся к пастушкам.
   Желая рассмотреть горельеф, он решительно распахнул ближайшую дверцу и…
   И с воплем: «О боже!» — едва не сшиб Пендраковского с ног. Тот в ужасе закричал:
   — Что, снова дама?!
   И сильно ошибся: на этот раз в шкафу сидел симпатичный мужчина. Юный и голый.
   — Вы кто?! — покрываясь холодным потом, спросил Пендраковский.
   — Да ладно, противный, — кокетливо отмахнулся в ответ незнакомец, вылезая из шкафа и поражая всех своими размерами.
   Разумеется, размерами в самом приличном смысле: с его комплекцией работать бы в кузнице, а не прятаться по пыльным шкафам.
   Антиквар — застарелый, неисправимый «натурал», не понимающий голубых продвинутых веяний — в брезгливом ужасе и смущении вылетел из квартиры, а Пендраковский вынужден был остаться.
   На этот раз он не стал препираться: рост, плечи и кулаки незваного гостя к лишним вопросам не располагали. Поэтому Пендраковский сразу спросил:
   — Что я вам должен?
   И с приятным изумлением услышал в ответ:
   — Да ладно, противный, ты уже расплатился. Будто не знаешь, я беру вперед.
   От такой наглости, от такого цинизма Пендраковского едва не стошнило. Однако он учел габариты мужчины и сдержался. Он простился с ним вежливо даже тогда, когда, цепенея, услышал;
   — До скорого, пупсик, встретимся как обычно, я буду ждать.
   Фраза наводила на грустные мысли. Пендраковский, свирепея, подумал: «Моя крыша съезжает, а чертов шкаф на месте стоит, будь он проклят!»
   Желание избавиться от подарка прабабки стало столь нестерпимым, что Пендраковский готов был наброситься на несчастный шкаф с топором.
   Слава богу, разум взял верх над эмоциями, и вскоре был приглашен новый оценщик.
   На этот раз запуганный неудачами Пендраковский проявил осторожность и бдительность. Когда в квартире раздался звонок, он не сразу отправился к антиквару, а предварительно заглянул в «чертов шкаф» — иначе уже Пендраковский и не называл подарок прабабки.
   Шкаф был пуст.
   Облегченно вздохнув, Пендраковский подумал:
   «Кажется, пронесло».
   И смело открыл оценщику дверь.
   Новый антиквар оказался здоровущим детиной.
   Илья Муромец, Геркулес и Терминатор, вместе взятые (говоря языком современным), «не трепыхаются и отдыхают».
   — Итак! — рявкнул детина и в предвкушении удовольствия проследовал к шкафу.
   Пендраковский держался к антиквару поближе.
   Тот скупо восхитился овечками, пастухами, пастушками и задорно спросил:
   — А внутренности в каком состоянии?
   — Мои? — отшатнулся хозяин.
   — Ваши зачем мне?
   — Ах, вы про шкаф.
   Пендраковский хихикнул заискивающе и поспешно заверил:
   — Внутренности сохранились отлично. Даже лучше, чем шкаф.
   — Проверим, — сказал антиквар, решительно открывая дверцу.
   Дальнейшее произошло молниеносно, Пендраковский даже не уловил, каким фантастическим образом улегся он у ног антиквара. В позе, весьма неудобной. Но не поза занимала его: горела щека. И не просто горела, а стремительно раздувалась, наползая на глаз.
   Однако долго заниматься щекой Пендраковскому не позволили. Его подняли, внушительно потрясли и с криком: «Скотина! Ты все нарочно подстроил!» — пустили в высокий полет.
   Согласно закону притяжения, полет завершился падением. Пролетев метров пять, Пендраковский приземлился в гостиной.
   Теперь его мучило многое: боль в щеке, в пояснице, в боку и желание знать, почему он летает.
   На первый взгляд причин для левитации не наблюдалось: крылья не выросли, а вес, напротив, за последние годы изрядно возрос.
   Но (увы!) именно на свой взгляд Пендраковский и не мог положиться. Взгляд был неточным по причине затекшего глаза. Уже и второго.
   А знать хотелось!
   Очень хотелось знать, какая сила послала его, несчастного хозяина шкафа, в полет?
   И что разожгло эту силу?
   Оторвавшись от пола, Пендраковский дрожащими пальцами отвел с глаз распухшие щеки и не поверил этим глазам. Он увидел голую женщину.
   Разумеется, незнакомую.
   Бедняжка в ужасе металась по углам, а за ней галопом скакал антиквар. Действие происходило в комнате покойной прабабки, в присутствии шкафа, из которого, похоже, дама и вылезла. В келье старушки шел жуткий выброс энергии. Стекла в окнах звенели, дрожали полы, шкаф ходил ходуном, антиквар же тыкал пальцем в сторону Пендраковского и осатанело вопил:
   — Даша, что ты нашла в этом уроде?
   Требуя у дамы ответа, ответить ей антиквар не давал, яростно возвещая:
   — Скотина он! Импотент! Страшная рожа!
   «И этот знает уже о моей импотенции, — загоревал Пендраковский. — Но к чему оскорбления? — вдруг обиделся он. — Я не скотина и совсем не урод. А рожа У меня вообще симпатичная».
   И тут до него дошло, что антиквар эту женщину называет по имени — ну разве не удивительно?
   Пендраковский поднялся с пола и, направляясь к месту баталии, наивно спросил:
   — Простите, вы разве знакомы?
   Антиквар выпустил из себя сноп огня (образно выражаясь) и проревел, тыча пальцем в голую Дашу:
   — Эта сучка — моя жена!
   Затем его палец изменил направление и уперся в грудь Пендраковского.
   У того потемнело в глазах, — Она сучка, а ты скотина! — проревел антиквар, наводя свой страшный кулак на скулу Пендраковского.
   Тот вжал голову в плечи, но удар был предотвращен нечеловеческим воплем раздетой Даши.
   — Не смей трогать Валеру! — провизжала она, бесстрашно заслоняя своей соблазнительной грудью оседающего на пол Пендраковского.
   Опускаясь к плинтусу, Пендраковский жалобно простонал:
   — Женщина, мы незнакомы.
   — Женщина? — поразилась она и с угрозой спросила:
   — Лерик, как ты меня назвал?
   — Вот вам крест, я вас впервые вижу, — заявил атеист Пендраковский и лихорадочно начал креститься.
   Атиквар и Даша остолбенели.
   — Что ты сказал? — плаксиво проблеяла голая Даша. — Мерзавец, ты клялся в любви!
   — Я вас вижу впервые, — упрямо повторил Пендраковский и дерзко добавил:
   — Обоих.
   Ответом ему была пощечина. Звонкая, но тяжелая.
   За ней вторая. И третья. И четвертая…
   Даша била, но он не плакал — плакала она.
   — Ах, мерзавец! Мерзавец! Ты клялся в любви! — рыдала женщина.
   Щеки его горели, еще бы!
   Но еще больше горели бока, которые энергично (ногами!) охаживал антиквар.
   Атеист Пендраковский, теряя сознание, горестно вопрошал:
   — Господи, за что мне?! За что?!
   И господь явился.
   И тихо сказал:
   — Валера, за шкаф.
   «Точно, крыша поехала! — прозрел Пендраковский. — И во всем виновата бабуля!»

Глава 4

   Когда Далила составила психологический портрет покойной Маши Верховской, она осознала, что в нежных отношениях сестер имелись скрытые сложности.
   В Наташу были влюблены все друзья брата. Некрасивая Маша завидовала красавице старшей сестре.
   Одновременно с этими не очень хорошими чувствами Маша испытывала благоговение перед Наташей. В Наташе ее восхищало все: задорные ямочки на щеках, субтильная худощавость, высокий рост, тонкие длинные ноги, жирафья горделивая грация медлительных спокойных движений. Даже глупая привычка сестры говорить невпопад нравилась Маше.
   Спортивная крепкая Маша не пыталась подражать хрупкой изящной Наташе Умная девушка быть смешной не хотела, но и смириться со своим положением не могла: Маша с Наташей соперничала.
   Возникал вопрос: как она это делала?
   Далила ответ быстро нашла и с сожалением констатировала, что этот ответ Верховскому категорически не понравится. Такой ответ он отвергнет вместе с Далилой. Верховский будет возмущен ее выводом, оскорблен и, конечно же, откажется от ее помощи.
   "Стало быть, сей факт от Верховского придется скрывать, — решила Далила и озабочено заключила:
   — Что значительно осложнит расследование".
   Выяснив это, она отправилась в клуб в надежде застать там его «президентшу» и по совместительству подругу Наташи, Елизавету Бойцову.
   Далиле повезло, Бойцова была в клубе, она бойко командовала садоводом. Компенсируя недюжинной силой голоса поразительную глупость своих команд, Елизавета с просветленным видом бодро вещала:
   — Семеныч, этот фикус тащи под лестницу! Там у нас пусто и мрачно! Надо бы фикусом освежить!
   Семеныч возражал устало и безысходно:
   — Елизавета Давыдовна, это пальма, не фикус. Ей не выжить под лестницей.
   — Почему это? — с напором, с угрозой осведомлялась Бойцова.
   — Пальма в темноте не растет, — виновато пожимая плечами, просветлял «президентшу» Семеныч. — Ее бы на солнышко.
   — Ну ты даешь! Где в Питере солнышко брать? Ладно, фикус поставим у входа.
   Далила с усмешкой наблюдала за Елизаветой Бойцовой, мысленно поражаясь: "Как Лиза умудряется одновременно любить цветы и не уметь их различать?
   Даже я вижу, что эта пальма не фикус, и даже я знаю, что нельзя пальму совать в темное место".
   Но Елизавета, не замечая Самсоновой, намеревалась и дальше ее удивлять.
   — Хватай алоэ и в бар тащи, — приказала она Семенычу.
   Садовник аккуратно выбрал нужный горшок и тут же был остановлен:
   — Не этот, а тот!
   — Елизавета Давыдовна, — взвыл утомленный Семеныч, — вы же сказали «алоэ», алоэ я и несу. А в том горшке, на который вы указали, агава растет.
   — Что-что? — презрительно осведомилась Бойцова.
   Нервы садовника сдали.
   — Агава маленькая, агавка! — рявкнул он раздраженно.
   Тут Елизавета увидела наконец Далилу и с ходу пожаловалась:
   — Видишь, что делается! Агавкают на меня все, кому только не лень!
   — Нам нужно срочно поговорить, — постукивая наманикюренным ноготком по ручным часикам, сообщила Далила.
   Воззрившись на садовника, Бойцова строго осведомилась:
   — Справишься без меня?
   Семеныч вздохнул с облегчением и, благодарно поклонившись Далиле, радостно возопил:
   — Елизавета Давыдовна, конечно, я справлюсь!
   Вы идите себе, президентствуйте, управляйте! А я тут тихонечко, по-стариковски…
   — Да? Ну, тогда смотри, если что, без обид, — перебив его, предупредила Бойцова.
   Она решительно проследовала в свой кабинет, грохоча каблуками и сердито ворча:
   — Нигде без меня нет порядку, нигде, ну нигде.
   Далила, послав ободряющий взгляд садовнику, посеменила за ней. Едва подруги вошли в кабинет, Елизавета начальничьим тоном спросила:
   — По какому ты делу?
   Сообщила Далила, лишь тщательно прикрыв за собою дверь:
   — Я по секретному делу.
   — Отлично! — обрадовалась Бойцова, усаживаясь за свой президентский стол. — Страсть как обожаю секретные дела! Надо бы мне работать в разведке…
   Осененная внезапной мыслью, она вдруг сама себя перебила, азартно спросив:
   — А как там братец Наташкин? Он к тебе приходил?
   — Приходил, — кивнула Далила.
   — Ты ему помогла?
   — Пытаюсь помочь, потому к тебе и пришла.
   Елизавета, резко подавшись вперед, упала силиконовой грудью на стол.
   — А что у него? Импотенция? — возбужденно прошептала она.
   — Хуже, гораздо хуже, — скорбно сообщила Далила, закатывая глаза и нарочно ввергая Бойцову в ужас.
   Трюк удался.
   — Импотенции хуже?! — поразилась Елизавета и окончательно разволновалась:
   — Да что ж у него?! Неужели изменила жена?
   — У него нет жены.
   — Ну, слава богу, — облегченно вздохнула Бойцова и, выдав команду:
   — Рассказывай! — приготовилась слушать.
   Далила начала осторожно:
   — Я заметила, вы в последнее время с Наташей Замотаевой очень дружны.
   Елизавета яростно возразила:
   — Да ладно! Не ревнуй! Ерунда! Ты по-прежнему единственная моя подруга!
   — А в качестве кого ты опекаешь Наташу?
   — Опекаю ее, как «президентша» новую «членшу».
   — Новую? Наташа в нашем клубе давно, кажется, больше года, — вынуждена была напомнить Далила.
   — Ерунда, — отмахнулась Бойцова. — Раньше она просто так к нам приходила, а в последнее время ей советы требуются. Ты же знаешь, я страсть как люблю советы давать. Между прочим, ты тоже ее опекала.
   — Когда?
   — Да неделю назад.
   — Каким образом?
   Елизавета радостно возвестила:
   — Ты ей советовала тайно от мужа заняться бизнесом! А я одобрила твой совет!
   — Мой совет? — поразилась Далила. — Это твой был совет, а я рядом стояла.
   — Значит, ты одобрила мой совет! — с пафосом поправилась Елизавета и прозаично добавила:
   — Всего не упомнишь.
   — Я молча стояла, — ядовито ввернула Далила. — Вы так трещали, что не дали мне рта раскрыть. Не понимаю, что ужасного в том, что ты дружишь с этой Наташей? Почему ты отказываешься эту дружбу признать? — удивилась она.
   Бойцова сдалась без боя.
   — Тебя не хочу расстраивать, — с наивной откровенностью призналась она.
   — Да я только рада буду. Не суди по себе, — «брыкнулась» Далила.
   Елизавета расплылась в самодовольной улыбке:
   — Да, я ревнивая. Я такая. Я бы тебя ревновала, но ты не ревнуй.
   — И не собираюсь.
   — Зря ты ревнуешь, — пропуская заверения подруги мимо ушей, снисходительно продолжила Елизавета. — Наташка славная баба, но дура. Кой-какой капиталец имеет, а все равно живет у мужа на иждивении. Ей повезло, что она попала ко мне.
   — В наш женский клуб, ты хотела сказать, — со змеиной улыбочкой ввернула Далила, подумав: «Иногда меня страшно злит эгоизм Лизы и ее патологическая самовлюбленность. Нельзя же постоянно всем демонстрировать, что ты пуп земли, но, с другой стороны, мне ли злиться? Я еще хуже».
   Не подозревая о мыслях подруги, Бойцова вдохновенно продолжила:
   — Наташка овца, а вот ее Замотаев совсем не дурак. Посадил дома женушку, ее капиталец пригреб и по девочкам шастает.
   — С чего ты взяла? — удивилась Далила.
   — Да я уверена! — рявкнула Елизавета.
   — И в самом деле, такой сногсшибательный «аргумент» никак нельзя опровергнуть. А еще что-нибудь есть у тебя, кроме твоей уверенности?
   Бойцова искренне поразилась:
   — А что еще надо?
   — Хоть какой-нибудь фактик. Ну в крайнем случае сплетню, — смиренно подсказала Далила, с трудом скрывая улыбку.
   Наивная самовлюбленность подруги перестала ее злить, теперь эта самовлюбленность ее смешила.
   — Сплетню? — задумалась Елизавета. — Сплетни нету меня…
   Взглянув на Далилу, она рассердилась:
   — Расскажи лучше про герхернудель! Приходит, голову мне морочит! Сама же на лекции говорила, что своим женам изменяют семьдесят процентов мужей, так с чего я должна думать, что Замотаев Наташкин счастливое исключение? Ты его видела?
   — Нет.
   — Тот еще боров!
   — Умеешь ты приводить аргументы, — подивилась Далила. — Ну да ладно, о Замотаеве мы потом поговорим. Давай вернемся к Наташе.
   — Наташка мне нравится, — мгновенно подхватила Бойцова. — Ее нельзя одну оставлять. Она как ребенок: доверчивая, наивная, беззащитная. Потому я шефство над ней и взяла. Она привязалась ко мне, как к матери. Из-за каждой мелочи бежит ко мне за советом.
   Далила горестно сообщила:
   — Лиза, это не Наташа, это ты наивный ребенок.
   Зря восторгаешься своей Замотаевой, она тебя еще замотает вопросами. Уверяю, скоро тебе надоест выдавать ей советы.
   — Почему это?
   — Потому, что она вампир. Она тебя начнет раздражать, как только ты выяснишь, что подшефная твоя никаким советам не следует. Ты уже жертва психологического вампиризма.
   — Да ты что?!
   — Наташа вампир, а ты ее донор. Она Беспомощная Личность — довольно частно встречающийся вид психологического вампиризма, — сообщила Далила, приготовившись слушать старую песню о ревности.
   Однако Бойцова свято верила в компетентность подруги и к словам Самсоновой отнеслась очень серьезно.
   — И что теперь со мной будет? — меняясь в лице, спросила она.
   Далила ее успокоила:
   — Ничего страшного. Наташа уже присосалась к тебе, но ты же не умерла. Дальше она будет пить твою кровь, потихоньку, малыми порциями. Разумеется, иносказательно, а не в прямом смысле.
   — Ясное дело. А как это будет происходить? — поеживаясь, осведомилась Бойцова.
   — Да все так же, как уже происходит. Только пока тебя это радует, но в ближайшее время начнет бесить.
   Игра, которую ведет Беспомощная Личность, называется «Почему бы вам не?..» — «Да, но…» Она будет предлагать тебе ситуации, ты их будешь с жаром решать, она — отклонять все решения. И как бы ты умна ни была, Наташа-вампир тебя победит. Вступая в ее игру и выдавая ей психологические «поглаживания», ты начнешь раздражаться, а ей только того и надо.
   Она питается чужой энергией. К тому же она начнет перекладывать на тебя ответственность за все свои неудачи. Это позволит ей почувствовать над тобой свое превосходство. Короче, — заключила Далила, — вампиры извлекают из донора множество положительного. Долго перечислять.
   — И как же мне быть? — растерянно спросила Елизавета.
   — Отказаться от роли Родителя. Перестань давать ей советы.
   Бойцова подошла кардинально к проблеме.
   — Я с ней вообще перестану дружить, — заявила она.
   — А вот этого делать не надо.
   — Почему?
   Далила шепотом сообщила:
   — Потому что я подозреваю Наташу в убийстве младшей сестры.

Глава 5

   Услышав сообщение Далилы, Елизавета едва не выпала из своего дорогого кресла — так рискованно качнулась она вперед, ажиотажно воскликнув:
   — Не может быть!
   — Значит, ты уже слышала о младшей сестре Замотаевой, — мгновенно сделала вывод Далила.
   — Да, Наташа рассказывала мне о своей покойной сестре, — призналась Бойцова. — Но у меня сложилось впечатление, что она сестру обожала. Наташка до сих пор жутко страдает, а ведь времени прошло много со дня смерти Маши. Могла бы и позабыть.
   Далила предположила:
   — Возможно, именно муки вины и раскаяния не позволяют ей позабыть сестру.
   Елизавета восстала:
   — Да с чего ты взяла, что Наташка убийца? Ничего себе обвинение. Я не верю. Ты точно ревнуешь.
   — Началось, — рассердилась Далила. — Хочешь на меня повесить ярлык?
   — Нет, конечно, — испугалась Бойцова.
   — Тогда внимательно слушай.
   Далила рассказала подруге о проблеме Верховского и о выводах, которые она сделала из ответов, полученных на свои вопросы.
   — Составляя психологический портрет Маши, — сообщила она, — я имела возможность окунуться в ауру семьи Верховских и поняла, что семья эта весьма невротична.
   Елизавета фыркнула:
   — Нашла чем удивить. В наше время почти все невротики, так какие у них будут семьи? Само собой, невротичные.
   — К сожалению, ты права, урбанизация не оздоровила психику человека, — согласилась Далила. — Общение — это психологическая борьба, необходимая человеку. Но у нас этой борьбы слишком много. В большом городе люди искры высекают друг из друга.
   — Какие там искры, — посетовала Бойцова, — гранаты друг в друга бросаем. Борьба идет не на жизнь, а на смерть. И не только психологическая, а уже и физическая. Вулканы гнева извергаем на родственников, соседей, сотрудников. Хотим друг за другом успеть, от жадности осатанели, тянем к себе все подряд, рвем из глотки у брата.
   — Именно, — подтвердила Далила, — а потом расплачиваемся за это соматическими расстройствами: язвой, гастритом, астмой, дерматитами, гипертонией.
   Болезней не счесть, и все болезни от нервов. На тебя, Лизонька…
   Запнувшись, Далила подумала и махнула рукой:
   — Впрочем, на любого бизнесмена, на любого крупного менеджера можно смело вешать табличку:
   «Меняю здоровье на баксы». Увы, это так. Без работы я не останусь.
   Елизавета схватилась за голову:
   — Я живу только твоими молитвами. Со здоровьем положение катастрофическое у всех. С ума сойти, гипертония у нас молодеет! Моему лучшему специалисту всего двадцать семь, а давление у него сто восемьдесят на сто десять. И все из-за нервов. Сама знаешь, бизнес в нашей стране весь насквозь экстремальный.
   — Знаю, — кивнула Далила и продолжила:
   — Так вот, вернемся к Верховским. Своим не правильным воспитанием родители (ныне покойные) сформировали из дочерей психологических вампиров. Ты уже в курсе, что вампиры живут по сценарию.
   — Да, я до сих пор в восторге от той твоей лекции.
   Я столько про всех узнала! Та лекция всем «членшам» понравилась, — отметила Елизавета.
   — Спасибо, родная, — поблагодарила Далила, — но все же я напомню. Вампирам кажется, что они сами строят свою судьбу, но их будущее предопределено их невротическим состоянием. Вампиры конфликтуют с собой и с окружающими. Едва они выйдут из одной ситуации, а их уже поджидает другая, точно такая же. Поэтому они предсказуемы. И именно поэтому у меня появилась уверенность, что смогу разгадать тайну гибели Маши.
   — Потому что она вампир?
   — Да. Маша жила по сценарию Золушки, а Наташа — по сценарию Принцессы на горошине. К тому же Наташа, как я уже говорила, еще и Беспомощная Личность.
   — Двойной вампир, — ужаснулась Бойцова. — А выглядит очень мило.
   — Принцессы на горошине именно так и выглядят на первых порах. Они талантливы, артистичны, красивы, любят внимание и старательно его к себе привлекают. Но не стоит обманываться. За привлекательной личиной скрывается эгоистка, причем жестокая в своей самовлюбленности. Вампирью сущность Наташа еще проявит.
   Елизавета насторожилась:
   — Каким это образом?
   — Суди сама. Принцессе на горошине незнакомо чувство благодарности. На словах она признает чужую полезность. Если ей это выгодно, разумеется. Но на самом деле она приуменьшает чужие заслуги и преувеличивает свои. Принцесса на горошине считает себя подарком. Ей все должны уже за то, что она (такая прекрасная) просто живет на свете. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как она через тебя начнет руководить клубом, а потом и вовсе попытается захватить власть. Она изобретательно всех рассорит и всех во всем обвинит, поднимутся склоки, начнется распад.
   Ведь Принцесса на горошине любит находиться на гребне событий, чего сейчас ей катастрофически не хватает. Наташа сидит дома, ее Замотаев окончательно замотался. Бизнес его процветает, ему явно не до жены.
   — И поэтому она приперлась в мой клуб! — возмутилась Бойцова. — Хочет развлечься за мой счет!
   Далила, грустно покачав головой, сообщила:
   — На самом деле у Принцессы на горошине благородная цель, она хочет любви, восхищения. К сожалению, добивается этого светлого чувства она отвратительными приемами: с помощью подкупа, взывания к жалости, борьбы за справедливость, угроз, шантажа.
   Впрочем, все, кроме подкупа, по сути, тоже шантаж.
   Эмоциональная Елизавета, хлопнув себя по колену, с чувством воскликнула:
   — Ха! Шантаж ради любви!
   — Для нее любовь — это лишь власть над окружающими. Теперь можешь представить, как жилось бедной Маше рядом с такой сестричкой.
   — Ужас! — содрогнулась Бойцова. — И все же мне кажется, зря ты Наташку подозреваешь в убийстве сестры.
   Далила ее успокоила:
   — Я подозреваю не одну Замотаеву.
   — Кого же еще?
   — Всех друзей Андрея, ее старшего брата. Я абсолютно уверена, что среди его друзей обязательно есть вампиры. Андрей тоже вампир, а вампиров тянет к подобному. Правда, Верховский, можно сказать, бывший вампир. Он Вечный Принц, который добился успеха и стал Королем. Если сейчас ему не помочь, он потеряет бизнес и вновь превратится в Вечного Принца. И, боюсь, заболеет уже серьезно. Но пока еще все поправимо.
   Елизавета, нетерпеливо тряхнув головой (бог с ним, с Верховским), спросила:
   — Но с чего ты решила, что убийца кто-то из близких? Вампиры вампирами, я сама у себя нахожу иногда вампирьи черты, но речь идет об убийстве.
   — Именно об убийстве, — подтвердила Далила.
   — Тогда это слишком серьезное обвинение. Верховские из очень приличных кругов, а Машу убил подонок! Страшно даже представить: умная милая девушка, пирог испекла, стол изящно накрыла, принарядилась, гостя ждала в свой день рождения. Все так трогательно, и вот пришел подонок и влепил пулю в лоб имениннице, чистой, ни в чем не повинной девушке. Жуть, — содрогнулась Бойцова и заключила:
   — Нет, убил ее кто-то совсем чужой. Маша могла познакомиться с кем угодно и где угодно. Она была слишком юная, не разбиралась в людях. Молодежь сейчас ценит отвязность, вот и нарвалась. Мало ли маньяков на свете.
   Далила сокрушенно вздохнула:
   — Именно с такой позиции начинал свой поиск и тот детектив, которого нанял Верховский.
   — Ото! Верховский нанимал детектива? — поразилась Елизавета.
   — Да, когда убедился, что милиция в этом деле бессильна. Детектив разыскал множество ненужных знакомых покойной и проделал большую работу. К сожалению, эта работа мало мне пригодится.
   — Но почему?
   " — Дело в том, что познакомиться с кем угодно и влюбиться в кого угодно Маша никак не могла. Она была всецело поглощена совсем другим занятием.