Страница:
Дэниел МОРАН
ПОСЛЕДНИЙ ТАНЦОР
ХОЛЛИ, КОТОРУЮ Я ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ
* * *
Автор выражает благодарность Ричарду Соммерсу, другу, чья помощь позволила мне закончить эту проклятую книгу и чьи советы по крайней мере однажды удержали меня от срыва; Энджел, Джоди и Кэти — за их веру и любовь; доктору Дез, любезно разрешившей мне включить в мое произведение Николь Эрис Лавли, персонаж: ее романа «Фальшивые пророки», второго из цикла о пророке Гарри; Дэвиду Джеролду, позволившему мне «съесть» его мозг едва ли не в той же манере, как это делают японцы с мозгами обезьян; Дороти Фонтена, не только угощавшей меня непревзойденным чили собственного приготовления, но и попытавшейся однажды улучшить мои человеческие качества, подвергнув воздействию Большого Джаз-банда на Голливудской Арене; Стиву Барнсу и Тони Янгу — за дружескую поддержку, а также Доуну Кэллану, их компаньону и совладельцу мастерской «Сущность воина»; Эми Стаут, Лу Ароника и Ральфу Мудрому и Могучему — за их поразительное терпение; группе «Кинкс» — за песню «Фантазия рок-н-ролла»; Мелиссе Этеридж, своей песней «Мне никогда не стать уж той же самой» помогавшей мне преодолеть депрессию.
Особенно хочется выделить Дона Хенли, за «Потерянную невинность» и «Суть дела»; последняя, кстати, не позволила мне окончательно съехать с катушек. Быть может, благодарность в данном случае неуместна — в конце концов, я заплатил за его музыку наличными, точно так же как вы за эту книгу, — но ведь не зря же говорят, что мыслить надо сердцем, а не умом... Еще раз большое спасибо.
Как правило, далее автору положено высказываться в том духе, что вышеуказанные лица невиноваты, если он где-то напортачил, несмотря на их профессиональную поддержку. От меня не дождетесь. Любой ляпсус, который читатель обнаружит в «Последнем Танцоре», целиком и полностью лежит на их совести. Особенно это касается Эми Стаут, Стива Барнса, Дэвида Джеролда, Дороти Фонтена и Ральфа Винчинанца. Все они являются экспертами, каждый в своей области, и должны отвечать за свои слова.
Особенно хочется выделить Дона Хенли, за «Потерянную невинность» и «Суть дела»; последняя, кстати, не позволила мне окончательно съехать с катушек. Быть может, благодарность в данном случае неуместна — в конце концов, я заплатил за его музыку наличными, точно так же как вы за эту книгу, — но ведь не зря же говорят, что мыслить надо сердцем, а не умом... Еще раз большое спасибо.
Как правило, далее автору положено высказываться в том духе, что вышеуказанные лица невиноваты, если он где-то напортачил, несмотря на их профессиональную поддержку. От меня не дождетесь. Любой ляпсус, который читатель обнаружит в «Последнем Танцоре», целиком и полностью лежит на их совести. Особенно это касается Эми Стаут, Стива Барнса, Дэвида Джеролда, Дороти Фонтена и Ральфа Винчинанца. Все они являются экспертами, каждый в своей области, и должны отвечать за свои слова.
Их уже нет, вдохновенных Танцоров.
Ныне мы зрители и актеры...
Маска героя глаза застилает
Толпам, свистящим, орущим и диким,
Алчными взорами кто провожает
Смену ролей в пьесе жизни великой.
Джим Моррисон
ПРОЛОГ
ТАНЦОР
В последний предзакатный час Танцор бежал через лес, покрывающий подножие гор.
Деревья здесь были высокими и чахлыми, с тусклыми, серебристо-белыми листьями. Они росли негусто, но ровно, и в надвигающихся сумерках Танцор видел не дальше чем на десять-пятнадцать шагов впереди себя. Ветер становился все холоднее, температура понизилась еще даже до наступления ночи. Танцор едва замечал это, только мельком подумал, сможет ли холод как-нибудь задержать того из Защитников, который его преследует.
Если это Мара, то может быть. Но Танцор считал Мару погибшим, а это означало, что за ним гонится Дван. Дван наверняка почувствует холод — он не принадлежит к числу Танцоров.
Но это его остановит.
Когда склон стал круче, Танцор побежал быстрее; его поджарое, жилистое тело двигалось легко и грациозно.
Так или иначе, все скоро кончится.
Сзади послышался резкий, скрежещущий звук выстрела из китжана. Ближе, чем было раньше. Нервная система Танцора, гораздо более чувствительная, чем у обычного человека, отреагировала болевым спазмом. Китжан очень опасное оружие, четверо из восьми друзей Танцора погибли в муках от его прикосновения, и если Защитник, преследующий его, слишком приблизится, то сам Танцор окажется пятым. Он увеличил скорость, принуждая свое великолепное тело работать с полной отдачей. Скользя между деревьями и рассекая холодный ночной воздух, он дышал ровно, втягивая носом разреженный воздух, содержащий необходимый для жизни кислород, согревая его в носоглотке и направляя в легкие. Лес вокруг поредел. Беглец поднимался все выше, а горный склон становился все круче. Теперь ему чаще приходилось помогать себе руками при подъеме.
Над верхушками деревьев вновь показалась массивная горная гряда. Он продвигался по длинному ущелью, по обе стороны которого поднимались крутые откосы. Здесь было не слишком темно, поэтому Танцора можно было заметить с любой точки, исключая только чащу леса. Это самое опасное место, и здесь спрятаться ему не удастся.
Удачный выстрел — на таком расстоянии это не могло быть ничем другим. Плеть китжана коснулась Танцора буквально на долю секунды. Нервные окончания словно взбесились, каждая превосходно натренированная мышца в его теле сжалась в спазме. Он упал, сильно ударившись о землю, и безвольно покатился вниз по склону, совершенно перестав контролировать себя.
Очнулся он в расщелине, над которой нависал покрытый льдом валун. Танцор лежал на холодной, твердой земле, борясь с подступающей обморочной слабостью. Он проверил работу сердца, обнаружив, что оно остановилось от импульса китжана. Завел, быстро убедившись в том, что оно снова может биться. Судорога свела мышцы живота, сделав невозможным свободное дыхание. Танцор сконцентрировался на том, чтобы расслабить мускулатуру, и сумел восстановить дыхание до того, как потерять сознание от удушья. Зрение медленно возвращалось. Танцор, дожидаясь, лежал на замерзшей земле. Еще дважды провизжал китжан. Первый импульс лег далеко — Защитник не мог четко видеть его после падения. Второй оказался ближе, и еще одна волна невыносимой боли накрыла Танцора — все то же невезение, что заставило его упасть.
Теперь совсем стемнело. Давным-давно, когда Танцоры еще не умели управлять температурой своего тела, отсутствие света все равно ничего бы не значило, потому что Защитники различали тепло, исходящее от тела, столь же ясно, как и сами Танцоры. А сейчас темнота могла спасти ему жизнь. Лежа без движения у подножия валуна и глядя на гору, Танцор заметил какое-то движение среди редких деревьев. Это приближался Защитник. Танцор замедлил дыхание, кровь не спеша, тягуче текла в его венах. Сначала он ощутил это в руках, по мере того как тело остывало, сравниваясь температурой с морозным воздухом окружающего мира. Наконец беглец сдвинулся с места, начав продвигаться ползком. Он почти не чувствовал своих конечностей. И двигался очень осторожно, не зная, как близко подобрался Защитник, по расщелине направляясь к единственному месту спасения.
К пещере.
Внутри почти ничего не было, кроме тайника, где хранились инструменты с корабля. Пещера была маленькой, и, несмотря на то что Танцор очень давно здесь не появлялся, он быстро нашел необходимое — ключ, удобно укладывающийся в ладонь человеческой руки.
В темноте Танцор ощупал поверхность ключа и большой палец приложил к овальной кнопке, которая обеспечит ему безопасность.
Стоящий за его спиной у входа в пещеру Джи'Тбад'Эовад'Дван тихо произнес:
— Прощай, Седон.
Импульс китжана настиг Танцора в промежутке между двумя словами. Он так и не услышал своего имени. В предшествующий смерти момент, когда воздух вырвался из его легких вместе с отчаянным, судорожным вскриком, большой палец Танцора конвульсивно нажал на кнопку, управляющую темпоральным шаром.
Пещера находилась на том уровне, где уже не росли деревья. Джи'Тбад'Эовад'Дван стянул из-за спины старинный лазер, и его лучом докрасна раскалил ближайший скальный выступ. Защитник сел у входа в пещеру так, что шар с зеркальной поверхностью оказался у него за спиной, и принялся ждать. В предутренние часы арктический ветер с недалеких ледников принес смертельный холод. Двана так сильно трясло, что даже поблизости от скалы, время от времени подогреваемой лучом до вишнево-красного цвета, он не был уверен, что переживет ночь. Его одежда, сделанная из обработанной кожи и отороченная мехом, хотя и грубая, но достаточно теплая в большинстве случаев, для сегодняшней ночи явно не подходила.
В эту ночь он почти не спал. И не терял времени на раздумья о Танцоре. Седон был мертв. Хронокапсула может отложить момент окончательной гибели, но Дван был уверен, что выполнил свою задачу. Медицины, способной спасти Танцора, с близкого расстояния пораженного импульсом китжана, на этой планете пока не существовало.
Ночь казалась вечной. Ближе к утру Дван задремал, и ему привиделось, что из темноты, сбоку от горячего камня, на него смотрят чьи-то сверкающие красные глаза, — возможно, того самого зверя с рыжей шерстью, что привел его к Седону, духа, посланного Безымянным. Он тут же проснулся, озираясь по сторонам, но ничего не заметил.
Когда наконец наступил рассвет и озарил горные вершины вокруг, Дван осмотрелся, запоминая местность, фиксируя в памяти расположение скал. Это заняло некоторое время, но в конце концов картина отчетливо запечатлелась в его мозгу. Теперь Дван был уверен, что узнает это место при следующем посещении, даже если пройдут тысячелетия.
Вскоре он встал, потянулся, избавляясь от онемения во всем теле, и стал спускаться по склону.
С тех пор прошло тридцать семь тысяч лет.
Деревья здесь были высокими и чахлыми, с тусклыми, серебристо-белыми листьями. Они росли негусто, но ровно, и в надвигающихся сумерках Танцор видел не дальше чем на десять-пятнадцать шагов впереди себя. Ветер становился все холоднее, температура понизилась еще даже до наступления ночи. Танцор едва замечал это, только мельком подумал, сможет ли холод как-нибудь задержать того из Защитников, который его преследует.
Если это Мара, то может быть. Но Танцор считал Мару погибшим, а это означало, что за ним гонится Дван. Дван наверняка почувствует холод — он не принадлежит к числу Танцоров.
Но это его остановит.
Когда склон стал круче, Танцор побежал быстрее; его поджарое, жилистое тело двигалось легко и грациозно.
Так или иначе, все скоро кончится.
Сзади послышался резкий, скрежещущий звук выстрела из китжана. Ближе, чем было раньше. Нервная система Танцора, гораздо более чувствительная, чем у обычного человека, отреагировала болевым спазмом. Китжан очень опасное оружие, четверо из восьми друзей Танцора погибли в муках от его прикосновения, и если Защитник, преследующий его, слишком приблизится, то сам Танцор окажется пятым. Он увеличил скорость, принуждая свое великолепное тело работать с полной отдачей. Скользя между деревьями и рассекая холодный ночной воздух, он дышал ровно, втягивая носом разреженный воздух, содержащий необходимый для жизни кислород, согревая его в носоглотке и направляя в легкие. Лес вокруг поредел. Беглец поднимался все выше, а горный склон становился все круче. Теперь ему чаще приходилось помогать себе руками при подъеме.
Над верхушками деревьев вновь показалась массивная горная гряда. Он продвигался по длинному ущелью, по обе стороны которого поднимались крутые откосы. Здесь было не слишком темно, поэтому Танцора можно было заметить с любой точки, исключая только чащу леса. Это самое опасное место, и здесь спрятаться ему не удастся.
Удачный выстрел — на таком расстоянии это не могло быть ничем другим. Плеть китжана коснулась Танцора буквально на долю секунды. Нервные окончания словно взбесились, каждая превосходно натренированная мышца в его теле сжалась в спазме. Он упал, сильно ударившись о землю, и безвольно покатился вниз по склону, совершенно перестав контролировать себя.
Очнулся он в расщелине, над которой нависал покрытый льдом валун. Танцор лежал на холодной, твердой земле, борясь с подступающей обморочной слабостью. Он проверил работу сердца, обнаружив, что оно остановилось от импульса китжана. Завел, быстро убедившись в том, что оно снова может биться. Судорога свела мышцы живота, сделав невозможным свободное дыхание. Танцор сконцентрировался на том, чтобы расслабить мускулатуру, и сумел восстановить дыхание до того, как потерять сознание от удушья. Зрение медленно возвращалось. Танцор, дожидаясь, лежал на замерзшей земле. Еще дважды провизжал китжан. Первый импульс лег далеко — Защитник не мог четко видеть его после падения. Второй оказался ближе, и еще одна волна невыносимой боли накрыла Танцора — все то же невезение, что заставило его упасть.
Теперь совсем стемнело. Давным-давно, когда Танцоры еще не умели управлять температурой своего тела, отсутствие света все равно ничего бы не значило, потому что Защитники различали тепло, исходящее от тела, столь же ясно, как и сами Танцоры. А сейчас темнота могла спасти ему жизнь. Лежа без движения у подножия валуна и глядя на гору, Танцор заметил какое-то движение среди редких деревьев. Это приближался Защитник. Танцор замедлил дыхание, кровь не спеша, тягуче текла в его венах. Сначала он ощутил это в руках, по мере того как тело остывало, сравниваясь температурой с морозным воздухом окружающего мира. Наконец беглец сдвинулся с места, начав продвигаться ползком. Он почти не чувствовал своих конечностей. И двигался очень осторожно, не зная, как близко подобрался Защитник, по расщелине направляясь к единственному месту спасения.
К пещере.
Внутри почти ничего не было, кроме тайника, где хранились инструменты с корабля. Пещера была маленькой, и, несмотря на то что Танцор очень давно здесь не появлялся, он быстро нашел необходимое — ключ, удобно укладывающийся в ладонь человеческой руки.
В темноте Танцор ощупал поверхность ключа и большой палец приложил к овальной кнопке, которая обеспечит ему безопасность.
Стоящий за его спиной у входа в пещеру Джи'Тбад'Эовад'Дван тихо произнес:
— Прощай, Седон.
Импульс китжана настиг Танцора в промежутке между двумя словами. Он так и не услышал своего имени. В предшествующий смерти момент, когда воздух вырвался из его легких вместе с отчаянным, судорожным вскриком, большой палец Танцора конвульсивно нажал на кнопку, управляющую темпоральным шаром.
Пещера находилась на том уровне, где уже не росли деревья. Джи'Тбад'Эовад'Дван стянул из-за спины старинный лазер, и его лучом докрасна раскалил ближайший скальный выступ. Защитник сел у входа в пещеру так, что шар с зеркальной поверхностью оказался у него за спиной, и принялся ждать. В предутренние часы арктический ветер с недалеких ледников принес смертельный холод. Двана так сильно трясло, что даже поблизости от скалы, время от времени подогреваемой лучом до вишнево-красного цвета, он не был уверен, что переживет ночь. Его одежда, сделанная из обработанной кожи и отороченная мехом, хотя и грубая, но достаточно теплая в большинстве случаев, для сегодняшней ночи явно не подходила.
В эту ночь он почти не спал. И не терял времени на раздумья о Танцоре. Седон был мертв. Хронокапсула может отложить момент окончательной гибели, но Дван был уверен, что выполнил свою задачу. Медицины, способной спасти Танцора, с близкого расстояния пораженного импульсом китжана, на этой планете пока не существовало.
Ночь казалась вечной. Ближе к утру Дван задремал, и ему привиделось, что из темноты, сбоку от горячего камня, на него смотрят чьи-то сверкающие красные глаза, — возможно, того самого зверя с рыжей шерстью, что привел его к Седону, духа, посланного Безымянным. Он тут же проснулся, озираясь по сторонам, но ничего не заметил.
Когда наконец наступил рассвет и озарил горные вершины вокруг, Дван осмотрелся, запоминая местность, фиксируя в памяти расположение скал. Это заняло некоторое время, но в конце концов картина отчетливо запечатлелась в его мозгу. Теперь Дван был уверен, что узнает это место при следующем посещении, даже если пройдут тысячелетия.
Вскоре он встал, потянулся, избавляясь от онемения во всем теле, и стал спускаться по склону.
С тех пор прошло тридцать семь тысяч лет.
ИНТЕРЛЮДИЯ
2062-2069 по григорианскому календарю
1
3 июля 2062 года в ночь, кошмары которой будут преследовать людей годами и столетиями и составят часть человеческой мифологии, в отеле «Истгейт» в центре Манхэттена два француза-миротворца в черной униформе стояли на посту в противоположных концах пустого вестибюля. Младший, Морис Шарбоне, занимал один угол, держа под прицелом входную дверь отеля. Снаружи, на противоположной стороне улицы, виднелись два разбитых аэрокара, горевших под проливным дождем. Пока он смотрел, еще одна машина обрушилась с неба, врезалась в стену многоквартирного жилого дома и вспыхнула. От взрывной волны задрожали и зазВенсли гласситовые окна, выходящие на улицу.
Морис сидел и наблюдал за тем, как перед входом в отель расхаживает взад-вперед Нильс Логриссен. Логриссен, террорист из группы «Эризиан Клау», был единственным человеком, убитым Шарбоне. Иногда тело Логриссена спотыкалось, дергалось, а потом снова выпрямлялось, словно марионетка на веревочках. Выпуклые, безжизненные глаза Логриссена, не отрываясь, смотрели на Мориса, и только однажды, когда аэрокар воткнулся в здание на другой стороне улицы, Логриссен отвернулся и некоторое время изучал происходящее.
Шарбоне был благодарен судьбе за эту передышку. Он пытался убедить себя, что все события последних часов — не более чем очень неприятная пьеса, в которой он участвует по ошибке. «Пьеса, в которой ты играешь главную роль», — прошептал внугренний голос. Пока что это не помогало, но, может, он не очень старается?
Шарбоне до смерти боялся, что Логриссен соберется с духом и войдет, и если так случится, то Шарбоне не знал, как ему поступить.
В другом конце коридора его командир, сержант Миротворческих сил Жорж д'Аржантен беспокойно вышагивал перед магнитными лифтами, куря одну сигарету за другой и рукой небрежно сжимая свой многоуровневый боевой лазер. Регулярно он выходил за пределы коврового покрытия и ступал на голый пол перед лифтом. В пустом коридоре эхом отдавался единственный звук: стук его каблуков; потом тишина, затем снова каблуки — и опять тишина. Этот ритм так успокаивал и был столь предсказуемым, что Шарбоне вздрогнул, когда звук затих. Он посмотрел на сержанта и увидел, что тот стоит неподвижно, прижав палец к скуле под правым ухом.
Д'Аржантен не шевелился, вслушиваясь в голос старшего офицера. Наконец тот слегка встряхнулся и возобновил ходьбу.
— Морис?
Шарбоне не был уверен, что голос, прозвучавший у него в голове, настоящий. Его отец, умерший пятнадцать лет назад, в течение последнего часа разговаривал с ним. Это началось с той самой минуты, когда телепаты Кастанавераса стали угрожать всему остальному миру и Миротворческим силам Объединенных Наций, пытавшимся их уничтожить. Через мгновение Шарбоне прикоснулся к собственному наушнику:
— Сержант? Это вы?
Д'Аржантен ответил не сразу, и Шарбоне догадался, о чем тот думает. Советник Карсон приказал, чтобы Морису сделали инъекцию успокоительного, сержант проигнорировал приказ, а теперь сомневается в том, что поступил мудро.
— Конечно, это я. Твой отец мертв, Морис. И Логриссен тоже. Они оба давно покойники.
Шарбоне знал, что не стоит спорить с командиром. Он еще не потерял рассудок и понимал, что сейчас ведет себя как сумасшедший. Шарбоне отчетливо помнил, как хоронил своего отца, и еще лучше — как убил когда-то Логриссена.
— Да, сержант, я постараюсь не забывать этого.
— Мне только что сообщили, что Космические силы готовы. Генеральный секретарь Амньер одобрил инициативу сержанта гвардии Венса, предложившего нанести термоядерный удар по Комплексу Чандлера.
Шарбоне обдумал информацию и сказал:
— Тогда они, считай, уже мертвецы. Ведь все телепаты заперты в комплексе.
Д'Аржантен кивнул с другого конца коридора:
— Похоже, что так.
Шарбоне покрепче перехватил автомат.
— Кроме тех двоих, что Карсон держит наверху.
— Это всего-навсего дети, — резко возразил д'Аржантен. — Они еще не обладают этой силой. Только у взрослых есть, а все взрослые скоро будут уничтожены.
— Так точно, сержант.
В этот самый момент Карл Кастанаверас убивал миротворца, несущего охрану на крыше отеля. Когда Морис Шарбоне отвернулся и снова принялся наблюдать за Нильсом Логриссеном, самый старший и самый опасный из всех телепатов на Земле уже спускался в лифте на восьмой этаж, где находился номер Советника Объединения Джеррила Карсона. В одной руке он держал автомат, в другой — лазерный карабин «эскалибур» второй серии.
Он шел за своими детьми.
Дэнис Кастанаверас перестала хныкать только несколько минут назад. Она плакала не от страха, а от злости. Страх остался где-то далеко позади, а ярость, что она испытывала, была такой огромной и всепоглощающей, что едва ли могла сравниться с каким-либо из ее прошлых чувств. Ей уже исполнилось девять лет, и она намеревалась убить Джеррила Карсона, если представится для этого хоть какая-то возможность.
Они сидели на полу — двое черноволосых близнецов со светлой кожей и зелеными глазами. И у нее, и у Дэвида руки были скованы за спиной, а рты заклеены липкой лентой. Ее ноги, как и у брата, не были связаны, и дети могли бы подняться, если бы им позволили. Несколько часов назад Дэвид допустил ошибку, попытавшись встать. Сейчас у него на скуле багровел здоровенный синяк. Советник Карсон ударом наотмашь сшиб мальчика с ног, даже не взглянув на него.
Девочка не задумывалась, почему она не испытывает ничего, кроме ненависти. Понятия не имела, как сложилась такая ситуация; не вникала в детали конфликта между Карсоном и ее отцом; она не представляла, отчего их личная неприязнь друг к другу переросла в войну, заставившую этой ночью телепатов Кастанавераса бросить вызов всей военной мощи Объединения.
Все это ничуть не волновало Дэнис.
Ее помыслы сосредоточились только на том, как бы убить этого подлого гада.
Советник Карсон с автоматом в правой руке почти не обращал внимания на двойняшек. Дэнис краем глаза наблюдала за ним, делая вид, что смотрела на огромный голографический экран, показывающий их дом — Комплекс Чандлера. Советник давно выключил звук, и в комнате, если не считать свиста ветра и стука дождевых капель, царила полная тишина.
Внезапно изображение Комплекса исчезло, и его сменила двойная картинка — снова их дом и вид, передаваемый внутренними камерами отеля. Они показывали вестибюль и двоих миротворцев, охраняющих его. Один из них стоял напротив лифтов, прицеливаясь из автомата, второй лежал на животе в конце коридора, выставив перед собой ствол лазера и прикрывая напарника.
После долгой тишины голос часового прозвучал пугающе громко:
— Мы потеряли контакт с крышей, мсье.
Карсон резко поднялся, повернулся и диким взглядом окинул двойняшек. Дэнис уставилась ему в глаза, мысленно повторяя: «Я убью тебя. Убью!» Ей еще недоступен был Дар, и Карсон оставался столь же глухим к ее эмоциям, как любой другой человек, но все же на секунду замер, смутно ощутив исходящую от нее волну ненависти. Передернувшись всем телом, Советник в два прыжка преодолел расстояние, отделяющее его от детей, рывком поднял их на ноги и развернул лицом к двери. Сам же встал сзади, держа в правой руке автомат, а левой крепко сжимая их скованные за спиной запястья. Соприкоснувшись с пальцами Карсона, Дэнис сразу почувствовала, как сильно он дрожит. Голографическое изображение переместилось вместе с Карсоном, сдвинувшись на метр правее, чтобы не перекрывать обзор двери.
Очень долго ничего не происходило. Двадцать секунд. Тридцать.
Дэнис увидела на экране, как двери лифта свернулись. Миротворец, охраняющий коридор, стоял напротив, держа автомат на уровне пояса. Он начал стрелять, как только просвет немного расширился. Дэнис услышала грохот выстрелов даже сквозь запертую дверь номера. Внутренность лифта на экране не просматривалась, но снизу кабинки внезапно полыхнуло рубиновым пламенем, и миротворец застыл на месте, охваченный ореолом ионизированного излучения. Его черная форма вспыхнула, автомат выскользнул из разжавшихся пальцев, и охранник рухнул на мраморный пол.
— Проклятье! — процедил сквозь зубы Советник Джеррил Карсон.
С правой стороны голограммы светилось омытое дождем элегантное белое здание Комплекса Чандлера.
Из лифта показалась рука с автоматом. Две короткие очереди прошили пространство коридора в направлении номера Советника. Миротворец в левом углу экрана тоже начал стрелять, и Дэнис с ужасом увидела, как широкий луч лазера зацепил руку и автомат в ней. Дальше все происходило так быстро, что девочка чуть не пропустила самое главное. Раненый перехватил оружие здоровой рукой и дважды выстрелил. Первая пуля попала в голову охранника и вдребезги разнесла череп, а вторая оторвала ему руку у самого плеча. Двери лифта начали закрываться, и в этот миг из кабины вывалился ее отец и покатился по полу, одновременно продолжая вести огонь. Он еще дважды выстрелил в охранника, но разрывные пули только больше изуродовали уже мертвое тело.
Джеррил Карсон чуть слышно пробормотал:
— Господи, нет!
Карл Кастанаверас тяжело поднялся на ноги, жутко оскалившись от нестерпимой боли. Его левая рука, сожженная лучом лазера, повисла плетью. Спотыкаясь, он заковылял по коридору и остановился перед дверью номера Карсона.
Несколько мгновений стояла полная тишина.
Затем дверь разнесло в щепки.
В тот же момент экран озарила ярчайшая вспышка, окрасившая стены номера в неестественно белый цвет.
В дверном проеме как ангел-мститель возник Карл Кастанаверас... и замер на месте при виде своих детей, живым щитом прикрывающих прячущегося за их спинами Карсона.
На экране, несколько секунд назад показывавшем Комплекс Чандлера, в ночное небо Южного Манхэттена медленно вздымалось грибовидное облако.
Пуля, выпущенная из автомата Джеррила Карсона, попала Карлу прямо в грудь. Его сшибло с ног и отбросило назад, к стене коридора. Но отец Дэнис все же успел нажать на спуск, и луч его «эскалибура», вонзившись точно в крошечный промежуток между девочкой и ее братом, разрезал голову Карсона пополам.
Сильно ударившись о стену, Карл безжизненно сползал на пол, оставляя за собой кровавую полосу. Дэвид первым сориентировался в изменившейся обстановке. Сев на полу, он поджал ноги и протиснул под ними скованные руки. С облегчением сорвал со рта липкую ленту и хрипло проговорил:
— Повернись.
Дэнис сразу догадалась, что он задумал. Брат ухватил мертвую руку Карсона и прижал к ее запястьям. Автоматические наручники, считав папиллярный узор на подушечке его большого пальца, расстегнулись. Не обращая внимания на боль в плечевых суставах и онемевшие руки, она яростно содрала с губ полоску пластыря.
Мысль отца достигла их обоих:
«Дэвид, возьми лазер у охранника».
Брат метнулся в коридор и вернулся, неся то самое оружие, из которого ранили их отца. Казалось, Карлу стоило огромных усилий выпустить из одереВенсвших рук лазер.
«Возьми, Дэнис».
Она наклонилась и торопливо подняла оружие. Мысли отца были какими-то сумбурными и ускользающими, совсем не похожими на те, что исходили от него раньше. Видимо, он тоже это почувствовал и постарался сконцентрироваться. В головах близнецов отчетливо прозвучало:
«Внизу еще один пост, дети мои. Один там миротворец или двое, точно не знаю, но убить их уже не смогу. Придется вам».
Дэвид кивнул:
— Мы сделаем это, отец.
«Ваше появление смутит их. Они не смогут сразу выстрелить в детей».
Дэнис чувствовала, как по щекам катятся слезы, но голос ее звучал ровно:
— Мы не будем колебаться, папа.
Карл беспомощно осел на пол.
«Хорошо. И помните, что вы сильнее них».
Некоторое время он собирался с силами. Следующее мысленное послание отца навсегда запечатлелось в глубинах их памяти, словно выжженное клеймо, — столько в нем было боли, горечи и выношенной годами ненависти.
«Но это не главное. Главное в том, что вы лучше них. Лучше всех».
— Мы запомним, отец, — пообещал Дэвид.
«Хорошо. — Голова Карла бессильно упала на грудь. — Теперь идите».
Дэвид встал и подошел к лифту. Дэнис прильнула к отцу, крепко обняла, почувствовала его боль, а отпустив и поднявшись на ноги, не сразу заметила, что вся в крови.
— Прощай, папа! — прошептала она со слезами на глазах и бросилась к лифту.
Последняя мысль Карла Кастанавераса настигла их, когда двери лифта уже закрылись:
«Убейте этих сволочей!»
Лифт начал опускаться, и Дэвид Кастанаверас мрачно проговорил:
— Убьем.
Он потерял связь с верхним этажом.
Шарбоне потребовалось несколько секунд, для того чтобы понять, что сказал ему д'Аржантен. Его отец все больше раздражался тем, что Морис считал его мертвым. Логриссен перестал ходить и теперь просто стоял без движения у входа в отель, в упор глядя на Мориса. Шарбоне неотрывно смотрел на кишки, свисающие из дыры, проделанной его автоматом летом 20559 года в брюхе террориста. Наконец Морис произнес:
— Сержант? Вы что-то сказали?
— Да. Я потерял связь с Советником Карсоном, — вздохнув, сказал д'Аржантен.
— Хотите, чтобы я поднялся и посмотрел, что случилось? Сержант задумался, затем решительно ответил:
— Нет, ты останешься здесь. Я сам схожу. Следи за дверью, чтобы никто не вошел в отель.
Морис кивнул, и сержант повернулся к лифтам. Дверь центрального слегка дрогнула за мгновение до того, как д'Аржантен прикоснулся к кнопке вызова, и свернулась.
Морис видел, как дернулся сержант, словно прикоснувшись к проводам под током; рука еще тянулась к кнопке, а лазерные лучи уже превратили его фигуру в пылающий факел.
Люди настороженно вышли из кабины, переступив через обгоревшее тело д'Аржантена. Морису говорили, что это просто дети, и сейчас он убедился в этом собственными глазами. Он опустил автомат, с любопытством разглядывая высший триумф генной инженерии — детей-телепатов, направляющихся к выходу. Мальчик направил лазер на Мориса, и тот улыбнулся ему. Девочка была очень хорошенькой, но она смотрела в другую сторону, после того как убедилась, что ее брат держит миротворца под прицелом. Морис вежливо, но с сильным акцентом произнес по-английски:
— Здравствуйте.
Мальчик задержался в дверях, проводив взглядом выскочившую на улицу сестру, и Морис впервые усомнился в том, что сержант д'Аржантен лгал ему; ни один из детей, казалось, не замечал улыбающегося Нильса Логриссена, чей оживший труп стоял как раз у входа в отель.
— Дэвид, пошли! — обернувшись, позвала брата девочка. Дэвид Кастанаверас шагнул к Шарбоне. Морис еще раз улыбнулся мальчику, направлявшему ствол лазера ему в грудь.
— Здравствуй, — повторил он. — Меня зовут Морис Шарбоне. Дэвид заговорил так тихо, что Морису пришлось напрячь слух, чтобы услышать его слова.
— Добрый вечер, мсье Шарбоне. Меня зовут Дэвид Кастанаверас, а это вам за моего отца.
На какую-то долю секунды Морис ощутил болъ, такую сильную и всеохватывающую, что воспринял ее как нечто совсем иное, быть может, прикосновение Господа, призывающего его к себе. Наверное, так оно и было. Луч лазера пронзил ему сердце, и больше уже ничего не осталось — ни боли, ни мыслей, ничего, навсегда, аминь.
Двойняшки растворились в ночи, озаренной пламенем уличных пожаров.
Истекал первый час с начала Большой Беды.
Морис сидел и наблюдал за тем, как перед входом в отель расхаживает взад-вперед Нильс Логриссен. Логриссен, террорист из группы «Эризиан Клау», был единственным человеком, убитым Шарбоне. Иногда тело Логриссена спотыкалось, дергалось, а потом снова выпрямлялось, словно марионетка на веревочках. Выпуклые, безжизненные глаза Логриссена, не отрываясь, смотрели на Мориса, и только однажды, когда аэрокар воткнулся в здание на другой стороне улицы, Логриссен отвернулся и некоторое время изучал происходящее.
Шарбоне был благодарен судьбе за эту передышку. Он пытался убедить себя, что все события последних часов — не более чем очень неприятная пьеса, в которой он участвует по ошибке. «Пьеса, в которой ты играешь главную роль», — прошептал внугренний голос. Пока что это не помогало, но, может, он не очень старается?
Шарбоне до смерти боялся, что Логриссен соберется с духом и войдет, и если так случится, то Шарбоне не знал, как ему поступить.
В другом конце коридора его командир, сержант Миротворческих сил Жорж д'Аржантен беспокойно вышагивал перед магнитными лифтами, куря одну сигарету за другой и рукой небрежно сжимая свой многоуровневый боевой лазер. Регулярно он выходил за пределы коврового покрытия и ступал на голый пол перед лифтом. В пустом коридоре эхом отдавался единственный звук: стук его каблуков; потом тишина, затем снова каблуки — и опять тишина. Этот ритм так успокаивал и был столь предсказуемым, что Шарбоне вздрогнул, когда звук затих. Он посмотрел на сержанта и увидел, что тот стоит неподвижно, прижав палец к скуле под правым ухом.
Д'Аржантен не шевелился, вслушиваясь в голос старшего офицера. Наконец тот слегка встряхнулся и возобновил ходьбу.
— Морис?
Шарбоне не был уверен, что голос, прозвучавший у него в голове, настоящий. Его отец, умерший пятнадцать лет назад, в течение последнего часа разговаривал с ним. Это началось с той самой минуты, когда телепаты Кастанавераса стали угрожать всему остальному миру и Миротворческим силам Объединенных Наций, пытавшимся их уничтожить. Через мгновение Шарбоне прикоснулся к собственному наушнику:
— Сержант? Это вы?
Д'Аржантен ответил не сразу, и Шарбоне догадался, о чем тот думает. Советник Карсон приказал, чтобы Морису сделали инъекцию успокоительного, сержант проигнорировал приказ, а теперь сомневается в том, что поступил мудро.
— Конечно, это я. Твой отец мертв, Морис. И Логриссен тоже. Они оба давно покойники.
Шарбоне знал, что не стоит спорить с командиром. Он еще не потерял рассудок и понимал, что сейчас ведет себя как сумасшедший. Шарбоне отчетливо помнил, как хоронил своего отца, и еще лучше — как убил когда-то Логриссена.
— Да, сержант, я постараюсь не забывать этого.
— Мне только что сообщили, что Космические силы готовы. Генеральный секретарь Амньер одобрил инициативу сержанта гвардии Венса, предложившего нанести термоядерный удар по Комплексу Чандлера.
Шарбоне обдумал информацию и сказал:
— Тогда они, считай, уже мертвецы. Ведь все телепаты заперты в комплексе.
Д'Аржантен кивнул с другого конца коридора:
— Похоже, что так.
Шарбоне покрепче перехватил автомат.
— Кроме тех двоих, что Карсон держит наверху.
— Это всего-навсего дети, — резко возразил д'Аржантен. — Они еще не обладают этой силой. Только у взрослых есть, а все взрослые скоро будут уничтожены.
— Так точно, сержант.
В этот самый момент Карл Кастанаверас убивал миротворца, несущего охрану на крыше отеля. Когда Морис Шарбоне отвернулся и снова принялся наблюдать за Нильсом Логриссеном, самый старший и самый опасный из всех телепатов на Земле уже спускался в лифте на восьмой этаж, где находился номер Советника Объединения Джеррила Карсона. В одной руке он держал автомат, в другой — лазерный карабин «эскалибур» второй серии.
Он шел за своими детьми.
Дэнис Кастанаверас перестала хныкать только несколько минут назад. Она плакала не от страха, а от злости. Страх остался где-то далеко позади, а ярость, что она испытывала, была такой огромной и всепоглощающей, что едва ли могла сравниться с каким-либо из ее прошлых чувств. Ей уже исполнилось девять лет, и она намеревалась убить Джеррила Карсона, если представится для этого хоть какая-то возможность.
Они сидели на полу — двое черноволосых близнецов со светлой кожей и зелеными глазами. И у нее, и у Дэвида руки были скованы за спиной, а рты заклеены липкой лентой. Ее ноги, как и у брата, не были связаны, и дети могли бы подняться, если бы им позволили. Несколько часов назад Дэвид допустил ошибку, попытавшись встать. Сейчас у него на скуле багровел здоровенный синяк. Советник Карсон ударом наотмашь сшиб мальчика с ног, даже не взглянув на него.
Девочка не задумывалась, почему она не испытывает ничего, кроме ненависти. Понятия не имела, как сложилась такая ситуация; не вникала в детали конфликта между Карсоном и ее отцом; она не представляла, отчего их личная неприязнь друг к другу переросла в войну, заставившую этой ночью телепатов Кастанавераса бросить вызов всей военной мощи Объединения.
Все это ничуть не волновало Дэнис.
Ее помыслы сосредоточились только на том, как бы убить этого подлого гада.
Советник Карсон с автоматом в правой руке почти не обращал внимания на двойняшек. Дэнис краем глаза наблюдала за ним, делая вид, что смотрела на огромный голографический экран, показывающий их дом — Комплекс Чандлера. Советник давно выключил звук, и в комнате, если не считать свиста ветра и стука дождевых капель, царила полная тишина.
Внезапно изображение Комплекса исчезло, и его сменила двойная картинка — снова их дом и вид, передаваемый внутренними камерами отеля. Они показывали вестибюль и двоих миротворцев, охраняющих его. Один из них стоял напротив лифтов, прицеливаясь из автомата, второй лежал на животе в конце коридора, выставив перед собой ствол лазера и прикрывая напарника.
После долгой тишины голос часового прозвучал пугающе громко:
— Мы потеряли контакт с крышей, мсье.
Карсон резко поднялся, повернулся и диким взглядом окинул двойняшек. Дэнис уставилась ему в глаза, мысленно повторяя: «Я убью тебя. Убью!» Ей еще недоступен был Дар, и Карсон оставался столь же глухим к ее эмоциям, как любой другой человек, но все же на секунду замер, смутно ощутив исходящую от нее волну ненависти. Передернувшись всем телом, Советник в два прыжка преодолел расстояние, отделяющее его от детей, рывком поднял их на ноги и развернул лицом к двери. Сам же встал сзади, держа в правой руке автомат, а левой крепко сжимая их скованные за спиной запястья. Соприкоснувшись с пальцами Карсона, Дэнис сразу почувствовала, как сильно он дрожит. Голографическое изображение переместилось вместе с Карсоном, сдвинувшись на метр правее, чтобы не перекрывать обзор двери.
Очень долго ничего не происходило. Двадцать секунд. Тридцать.
Дэнис увидела на экране, как двери лифта свернулись. Миротворец, охраняющий коридор, стоял напротив, держа автомат на уровне пояса. Он начал стрелять, как только просвет немного расширился. Дэнис услышала грохот выстрелов даже сквозь запертую дверь номера. Внутренность лифта на экране не просматривалась, но снизу кабинки внезапно полыхнуло рубиновым пламенем, и миротворец застыл на месте, охваченный ореолом ионизированного излучения. Его черная форма вспыхнула, автомат выскользнул из разжавшихся пальцев, и охранник рухнул на мраморный пол.
— Проклятье! — процедил сквозь зубы Советник Джеррил Карсон.
С правой стороны голограммы светилось омытое дождем элегантное белое здание Комплекса Чандлера.
Из лифта показалась рука с автоматом. Две короткие очереди прошили пространство коридора в направлении номера Советника. Миротворец в левом углу экрана тоже начал стрелять, и Дэнис с ужасом увидела, как широкий луч лазера зацепил руку и автомат в ней. Дальше все происходило так быстро, что девочка чуть не пропустила самое главное. Раненый перехватил оружие здоровой рукой и дважды выстрелил. Первая пуля попала в голову охранника и вдребезги разнесла череп, а вторая оторвала ему руку у самого плеча. Двери лифта начали закрываться, и в этот миг из кабины вывалился ее отец и покатился по полу, одновременно продолжая вести огонь. Он еще дважды выстрелил в охранника, но разрывные пули только больше изуродовали уже мертвое тело.
Джеррил Карсон чуть слышно пробормотал:
— Господи, нет!
Карл Кастанаверас тяжело поднялся на ноги, жутко оскалившись от нестерпимой боли. Его левая рука, сожженная лучом лазера, повисла плетью. Спотыкаясь, он заковылял по коридору и остановился перед дверью номера Карсона.
Несколько мгновений стояла полная тишина.
Затем дверь разнесло в щепки.
В тот же момент экран озарила ярчайшая вспышка, окрасившая стены номера в неестественно белый цвет.
В дверном проеме как ангел-мститель возник Карл Кастанаверас... и замер на месте при виде своих детей, живым щитом прикрывающих прячущегося за их спинами Карсона.
На экране, несколько секунд назад показывавшем Комплекс Чандлера, в ночное небо Южного Манхэттена медленно вздымалось грибовидное облако.
Пуля, выпущенная из автомата Джеррила Карсона, попала Карлу прямо в грудь. Его сшибло с ног и отбросило назад, к стене коридора. Но отец Дэнис все же успел нажать на спуск, и луч его «эскалибура», вонзившись точно в крошечный промежуток между девочкой и ее братом, разрезал голову Карсона пополам.
Сильно ударившись о стену, Карл безжизненно сползал на пол, оставляя за собой кровавую полосу. Дэвид первым сориентировался в изменившейся обстановке. Сев на полу, он поджал ноги и протиснул под ними скованные руки. С облегчением сорвал со рта липкую ленту и хрипло проговорил:
— Повернись.
Дэнис сразу догадалась, что он задумал. Брат ухватил мертвую руку Карсона и прижал к ее запястьям. Автоматические наручники, считав папиллярный узор на подушечке его большого пальца, расстегнулись. Не обращая внимания на боль в плечевых суставах и онемевшие руки, она яростно содрала с губ полоску пластыря.
Мысль отца достигла их обоих:
«Дэвид, возьми лазер у охранника».
Брат метнулся в коридор и вернулся, неся то самое оружие, из которого ранили их отца. Казалось, Карлу стоило огромных усилий выпустить из одереВенсвших рук лазер.
«Возьми, Дэнис».
Она наклонилась и торопливо подняла оружие. Мысли отца были какими-то сумбурными и ускользающими, совсем не похожими на те, что исходили от него раньше. Видимо, он тоже это почувствовал и постарался сконцентрироваться. В головах близнецов отчетливо прозвучало:
«Внизу еще один пост, дети мои. Один там миротворец или двое, точно не знаю, но убить их уже не смогу. Придется вам».
Дэвид кивнул:
— Мы сделаем это, отец.
«Ваше появление смутит их. Они не смогут сразу выстрелить в детей».
Дэнис чувствовала, как по щекам катятся слезы, но голос ее звучал ровно:
— Мы не будем колебаться, папа.
Карл беспомощно осел на пол.
«Хорошо. И помните, что вы сильнее них».
Некоторое время он собирался с силами. Следующее мысленное послание отца навсегда запечатлелось в глубинах их памяти, словно выжженное клеймо, — столько в нем было боли, горечи и выношенной годами ненависти.
«Но это не главное. Главное в том, что вы лучше них. Лучше всех».
— Мы запомним, отец, — пообещал Дэвид.
«Хорошо. — Голова Карла бессильно упала на грудь. — Теперь идите».
Дэвид встал и подошел к лифту. Дэнис прильнула к отцу, крепко обняла, почувствовала его боль, а отпустив и поднявшись на ноги, не сразу заметила, что вся в крови.
— Прощай, папа! — прошептала она со слезами на глазах и бросилась к лифту.
Последняя мысль Карла Кастанавераса настигла их, когда двери лифта уже закрылись:
«Убейте этих сволочей!»
Лифт начал опускаться, и Дэвид Кастанаверас мрачно проговорил:
— Убьем.
Он потерял связь с верхним этажом.
Шарбоне потребовалось несколько секунд, для того чтобы понять, что сказал ему д'Аржантен. Его отец все больше раздражался тем, что Морис считал его мертвым. Логриссен перестал ходить и теперь просто стоял без движения у входа в отель, в упор глядя на Мориса. Шарбоне неотрывно смотрел на кишки, свисающие из дыры, проделанной его автоматом летом 20559 года в брюхе террориста. Наконец Морис произнес:
— Сержант? Вы что-то сказали?
— Да. Я потерял связь с Советником Карсоном, — вздохнув, сказал д'Аржантен.
— Хотите, чтобы я поднялся и посмотрел, что случилось? Сержант задумался, затем решительно ответил:
— Нет, ты останешься здесь. Я сам схожу. Следи за дверью, чтобы никто не вошел в отель.
Морис кивнул, и сержант повернулся к лифтам. Дверь центрального слегка дрогнула за мгновение до того, как д'Аржантен прикоснулся к кнопке вызова, и свернулась.
Морис видел, как дернулся сержант, словно прикоснувшись к проводам под током; рука еще тянулась к кнопке, а лазерные лучи уже превратили его фигуру в пылающий факел.
Люди настороженно вышли из кабины, переступив через обгоревшее тело д'Аржантена. Морису говорили, что это просто дети, и сейчас он убедился в этом собственными глазами. Он опустил автомат, с любопытством разглядывая высший триумф генной инженерии — детей-телепатов, направляющихся к выходу. Мальчик направил лазер на Мориса, и тот улыбнулся ему. Девочка была очень хорошенькой, но она смотрела в другую сторону, после того как убедилась, что ее брат держит миротворца под прицелом. Морис вежливо, но с сильным акцентом произнес по-английски:
— Здравствуйте.
Мальчик задержался в дверях, проводив взглядом выскочившую на улицу сестру, и Морис впервые усомнился в том, что сержант д'Аржантен лгал ему; ни один из детей, казалось, не замечал улыбающегося Нильса Логриссена, чей оживший труп стоял как раз у входа в отель.
— Дэвид, пошли! — обернувшись, позвала брата девочка. Дэвид Кастанаверас шагнул к Шарбоне. Морис еще раз улыбнулся мальчику, направлявшему ствол лазера ему в грудь.
— Здравствуй, — повторил он. — Меня зовут Морис Шарбоне. Дэвид заговорил так тихо, что Морису пришлось напрячь слух, чтобы услышать его слова.
— Добрый вечер, мсье Шарбоне. Меня зовут Дэвид Кастанаверас, а это вам за моего отца.
На какую-то долю секунды Морис ощутил болъ, такую сильную и всеохватывающую, что воспринял ее как нечто совсем иное, быть может, прикосновение Господа, призывающего его к себе. Наверное, так оно и было. Луч лазера пронзил ему сердце, и больше уже ничего не осталось — ни боли, ни мыслей, ничего, навсегда, аминь.
Двойняшки растворились в ночи, озаренной пламенем уличных пожаров.
Истекал первый час с начала Большой Беды.
2
Я тот, кого именуют Рассказчиком.
3 июля 2062 года по григорианскому календарю Миротворческие силы Объединенных Наций под командованием сержанта гвардии Мохаммеда Венса воспользовались тактическим термоядерным оружием, чтобы уничтожить группу телепатов, живших в Комплексе Чандлера в центре Манхэттена. Свыше 240 детей и взрослых, чье появление на свет было результатом экспериментов в области генной инженерии, погибли в огне ядерного взрыва.
В сражении, предшествующем их гибели, Кастанаверасы объединили свои способности и нанесли невероятной силы телепатический удар, что нарушило мозговые функции и сделало безумцами более четверти населения штата Нью-Йорк, а также явилось причиной Большой Беды, которая продолжалась около двух лет и привела к краху правового и социального уклада в столице. Не имея возможности восстановить прежний порядок, миротворцы разбили всю территорию на сектора патрулирования, и основная часть того, что прежде было Нью-Йорком, превратилась в смертельно опасный приграничный район, известный под названием Фринджа, то есть Грани.
3 июля 2062 года по григорианскому календарю Миротворческие силы Объединенных Наций под командованием сержанта гвардии Мохаммеда Венса воспользовались тактическим термоядерным оружием, чтобы уничтожить группу телепатов, живших в Комплексе Чандлера в центре Манхэттена. Свыше 240 детей и взрослых, чье появление на свет было результатом экспериментов в области генной инженерии, погибли в огне ядерного взрыва.
В сражении, предшествующем их гибели, Кастанаверасы объединили свои способности и нанесли невероятной силы телепатический удар, что нарушило мозговые функции и сделало безумцами более четверти населения штата Нью-Йорк, а также явилось причиной Большой Беды, которая продолжалась около двух лет и привела к краху правового и социального уклада в столице. Не имея возможности восстановить прежний порядок, миротворцы разбили всю территорию на сектора патрулирования, и основная часть того, что прежде было Нью-Йорком, превратилась в смертельно опасный приграничный район, известный под названием Фринджа, то есть Грани.