Страница:
– Нужно ли говорить со всеми кандидатами?
Хэнд покрутил головой.
– Нет, в этом нет необходимости. Внутри виртуальной среды уже есть моя версия и кое-какой психохирургический интерфейс. Общая задача – отобрать восемнадцать лучших. Конечно, если ты мне веришь.
Я сдался и зевнул отчаянно широко.
– Да. Верю. Не пойти ли нам проветриться, да и выпить кофе заодно?
Из зала мы вышли на крышу.
На верхней площадке башни «Мандрагора корпорейшн» день оказался окрашенным в синий. В здешней пустыне это цвет сумерек. С востока на чернеющем небе Санкции IV медленно проступали звезды. На западе перед зрителями представала картина заката, на которой лучи солнца едва пробивались сквозь облака, узкой полоской прижатые к горизонту.
Экраны, расположенные на здании, почти не действовали, пропуская сквозь себя вечернее тепло и приятный легкий ветерок.
Я смотрел на сотрудников корпорации, бродивших по устроенному на крыше садику. Из нескольких садов Хэнд выбрал именно этот. Попарно или небольшими группами люди сидели в барах или за столиками, негромко переговариваясь друг с другом. Чувствовалось, что их разговоры носят характер доверительный. Корпоративный стиль – про-английский по самому определению – дополняла спорадическая, доносившаяся сразу из нескольких мест музыка. Песни исполнялись на разных языках, я разобрал слова тайской и французской речи. Никто не обращал на нас внимания.
Смешение языков кое о чем напомнило. Сорвав пленку с пачки «Лэндфолл-лайт», я закурил.
– Ответьте мне, Хэнд, что это вы демонстрировали сегодня на рынке? Что еще за язык, на котором разговаривали вы трое? Что за жесты левой рукой?
Хэнд пригубил кофе и отставил чашку в сторону.
– Вы не поняли?
– Вуду?
– Идете верной дорогой.
Кислое выражение на лице функционера «Мандрагоры» подсказывало мне, что сам он этой дорогой идти не собирается. Даже через миллион лет. Выдержав для приличия паузу, Хэнд продолжил:
– Впрочем, на этом языке не говорят уже несколько сотен лет. Как не являлось таковым и его истинное название. И как многие, не знающие предмета, вы более чем упрощаете.
– Я полагал, что предмет есть то, чем всегда был этот культ. А упрощение способствует позитивному мышлению.
Хэнд рассмеялся.
– В таком случае мышление окажется занятием массы, не так ли?
– Так всегда и было.
– Хорошо, возможно, что так.
Хэнд отпил еще кофе и снова обратился ко мне, продолжая держать чашку в руке.
– Вы и в самом деле отрицаете Бога? Не верите в высшую силу? Харланцы в основном синтоисты, так? Но есть и христиане?
– Я ни то, ни другое.
Мой ответ прозвучал без всякой интонации.
– Однако вы не отказываетесь принимать смену дня и ночи. Почему не найти себе союзника, когда неумолимые силы вселенной со всей жестокостью давят на ваше существо?
– Хэнд, я был на Иненине, – сбросив пепел с кончика сигареты, я вернул ему улыбку в почти целом виде. – На Иненине я слышал крики солдат, на которых жестоко надавила вселенная. Они взывали ко всем высшим силам одновременно и на всех частотах радиоспектра. И я не знаю ни одного случая чуда. Могу прожить без таких союзников.
– Бог не прислушивается к нашим приказам.
– Похоже, что не прислушивается. Ладно, скажите лучше, что такое этот Семетайр? Что еще за шляпа и пальто? Он играет некую пьесу, не так ли?
– Верно. – На сей раз в голосе чиновника звучала откровенная неприязнь. – Он принял облик Геда, то есть властелина мертвых…
– Очень остроумно.
– Да… Приняв этот облик, он надеялся овладеть умами. Вероятно, смог что-то воспринять или впрямь имел влияние на слушателей. Впрочем, не настолько, чтобы полностью соответствовать роли. В этой сцене я выглядел лучше. – Лицо Хэнда осветила мимолетная улыбка. – Думаю, он просто декларирует определенные позиции. На мой взгляд, я дал это понять. Можно сказать так: предъявил свой реальный мандат, зафиксировав факт его, Семетайра, весьма небрежной игры.
– Странно, что Геда не попытался занять свое законное место.
Хэнд вздохнул.
– На самом деле похоже, что Геда, как и вы, видит ситуацию в юмористическом ключе. Мудрейшего не так просто сбить с толку.
– Что вы говорите… – Наклонившись вперед, я пытался найти в его лице малейший след иронии. – Мне что, поверить в эту чушь? То есть это что, серьезно?
Секунду Хэнд рассматривай меня, потом запрокинул голову вверх и поднял руку к небу:
– Посмотрите на это. Ковач. Мы сидим и пьем кофе, находясь так далеко от Земли, что едва ли сумеем найти в ночном небе звезду по имени Солнце. Нас унесло сюда ветром измерения, которое не то что невозможно увидеть, а нельзя даже представить. Наши сны хранятся в памяти машин, способных выносить о нас суждения и настолько совершенных, что машины эти заслужили право называться именем бога. Нас воскрешают, перенося в чужие тела, выращенные в тайных местах, не имеющих ничего общего с утробой женщины. Ковач, все это – факты нашего существования. Так чем же они отличаются и чем же менее загадочны в сравнении с верой в существование мира иного, где души умерших людей обитают рядом с созданиями, превосходящими нас настолько, что должны называться богами?
Я смотрел куда-то в сторону, слегка озадаченный страстной речью Хэнда. Религия – забавное явление, иногда влияющее на своих адептов самым непредсказуемым образом. Оставив сигарету, я постарался отыскать слова, подходящие для ситуации.
– Хорошо. Тем не менее различие существует, и в свое время факты нашего существования не были плодами воображения никому не интересных святош – до того, как люди оторвались от Земли или изобрели нечто, напоминавшее машины. Я говорю о степени соответствия и о том, что реальность, в которой мы здесь находимся, подходид нам больше, чем ваш загробный мир.
Хэнд улыбнулся. Похоже, он совершенно не обиделся и даже остался доволен собой.
– Ковач, это частный взгляд. Конечно, все оставшиеся на сегодняшний день церкви имеют свою конкретную историю еще с доиндустриальных времен. И, напротив, вера представляет собой метафору, и неисповедимы пути, коими ходит информация по ту сторону этой метафоры, откуда она появляется и когда. А теперь мы с вами бродим по развалинам цивилизации, обладавшей поистине божественной силой задолго до времен, как люди встали с четверенек. И ваш мир, Ковач, тоже окружен ангелами с пылающими мечами…
– Э-э… – Тут я умоляюще воздел руки ладонями вверх. – Прошу, опуститесь на время с высоты своей метафоры. Да, возле Харлана действительно есть боевые орбитальные платформы, поставленные там марсианами. Их забыли списать в утиль.
– Да, но… – Хэнд сделал нетерпеливый жест и продолжил:
– Платформы построены из вещества неизвестного нам состава, препятствующего всякой попытке их сканирования, они обладают боевой мощью, достаточной для уничтожения городов или целых гор. Но кто тогда создавший их прародитель, способный уничтожить все и тем не менее сохранивший эти корабли? Кто, как не ангел?
– Это гребаный компьютер. Возможно, с простой программой, созданной на случай межпланетного конфликта.
– Как же в этом убедиться? – теперь Хэнд сидел, наклонившись ко мне через стол. Я заметил, что мы зеркально отражаем позы друг друга.
– Вы когда-нибудь были на Харлане? Нет, думаю – никогда. Я вырос на этой планете и могу заверить: в орбитальных платформах не больше мистики, чем в прочих марсианских артефактах…
– Не больше мистики, чем где? В их шпилях, поющих песни каждому закату и восходу? Или в воротах, открытых, словно дверь спальни… – голос Хэнда понизился до шепота. Он оборвал фразу и осмотрелся вокруг, лицо его вдруг покраснело от осознания своей неосторожности. Я закончил за него:
– В которую любовница приглашает господина, одетого в дорогой костюм. Что, попытаетесь продать марсиан как богов из культа вуду?
– Я не собираюсь ничего продавать, – вполголоса пробормотал Хэнд. – В конце концов, существование марсиан соответствует запросам этого мира. Не стоит искать способ объяснить марсианам их собственное происхождение. Я просто старался показать вам ограниченность мировоззрения, исключающего самую возможность чуда.
Я кивнул.
– Премного благодарен. – Наставив указательный палец прямо на Хэнда, я продолжил: – Просто сделай мне одолжение: когда окажемся там, куда направляемся, держи свое дерьмо при себе. У меня будет достаточно забот и без вмешательства потусторонних сил.
– Я верю только в то, что видел сам, – твердо произнес Хэнд. – Я видел Геда и Карефоура. Они были среди нас, они были во плоти человеческой, и я слышал их голоса, я мог призвать их к себе.
– Да-а, конечно.
Хэнд задумчиво посмотрел на меня, и его настойчивость медленно перешла во что-то иное. Понизив голос, он совсем тихо сказал:
– Ковач, это очень странно. Мне кажется, твоя вера почти так же сильна, как и моя. Не могу понять одно – отчего ты так сильно желаешь неверия?
Фраза висела между нами долго, наверное, минуту, прежде чем до меня дошел ее смысл. Шум за соседними столиками утих, и показалось, что даже ветер на мгновение задержал свое дыхание. Потом я склонился над столом, не чтобы меня услышал Хэнд, а скорее выгоняя из головы навязчивые видения лазерных вспышек. Я тихо сказал:
– Хэнд, ты ошибаешься. Я страстно желаю получить все дерьмо, что ты описал. Получить все, во что ты веришь. Желаю призвать к себе всех, кто сотворил эти гребаные штуки. Потому что тогда я смогу их убивать. Медленно.
Находившаяся внутри компьютера копия Хэнда произвела свой огромный документ уже к одиннадцати часам. Чтобы написать такое, ему потребовалось три месяца. Но копия работала в виртуальной среде суперкомпьютера «Мандрагоры» со скоростью, в триста пятьдесят раз опережающей реальное время, и мы получили готовый результат еще до полуночи.
К этому времени накал нашей происходившей на крыше беседы несколько ослаб. Сначала мы перешли на обсуждение собственных ощущений, мусоля так и эдак воспоминания о вещах, некогда увиденных или сделанных нами и которые тем или иным образом отражали наше мироощущение.
Потом ушли в совершенно мутные разговоры о жизни, перемежавшиеся продолжительными паузами и рассматриванием ночной пустыни. Бипер в кармане Хэнда почти разрядился, издавая искаженные, едва понятные звуки.
Моргая от яркого света и зевая, мы отправились посмотреть, что за результат выдал компьютер. Прошло меньше часа, и, едва пробило полночь, мы отключили виртуального Хэнда, загрузив на его место в компьютере самих себя.
Окончательная селекция.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Хэнд покрутил головой.
– Нет, в этом нет необходимости. Внутри виртуальной среды уже есть моя версия и кое-какой психохирургический интерфейс. Общая задача – отобрать восемнадцать лучших. Конечно, если ты мне веришь.
Я сдался и зевнул отчаянно широко.
– Да. Верю. Не пойти ли нам проветриться, да и выпить кофе заодно?
Из зала мы вышли на крышу.
На верхней площадке башни «Мандрагора корпорейшн» день оказался окрашенным в синий. В здешней пустыне это цвет сумерек. С востока на чернеющем небе Санкции IV медленно проступали звезды. На западе перед зрителями представала картина заката, на которой лучи солнца едва пробивались сквозь облака, узкой полоской прижатые к горизонту.
Экраны, расположенные на здании, почти не действовали, пропуская сквозь себя вечернее тепло и приятный легкий ветерок.
Я смотрел на сотрудников корпорации, бродивших по устроенному на крыше садику. Из нескольких садов Хэнд выбрал именно этот. Попарно или небольшими группами люди сидели в барах или за столиками, негромко переговариваясь друг с другом. Чувствовалось, что их разговоры носят характер доверительный. Корпоративный стиль – про-английский по самому определению – дополняла спорадическая, доносившаяся сразу из нескольких мест музыка. Песни исполнялись на разных языках, я разобрал слова тайской и французской речи. Никто не обращал на нас внимания.
Смешение языков кое о чем напомнило. Сорвав пленку с пачки «Лэндфолл-лайт», я закурил.
– Ответьте мне, Хэнд, что это вы демонстрировали сегодня на рынке? Что еще за язык, на котором разговаривали вы трое? Что за жесты левой рукой?
Хэнд пригубил кофе и отставил чашку в сторону.
– Вы не поняли?
– Вуду?
– Идете верной дорогой.
Кислое выражение на лице функционера «Мандрагоры» подсказывало мне, что сам он этой дорогой идти не собирается. Даже через миллион лет. Выдержав для приличия паузу, Хэнд продолжил:
– Впрочем, на этом языке не говорят уже несколько сотен лет. Как не являлось таковым и его истинное название. И как многие, не знающие предмета, вы более чем упрощаете.
– Я полагал, что предмет есть то, чем всегда был этот культ. А упрощение способствует позитивному мышлению.
Хэнд рассмеялся.
– В таком случае мышление окажется занятием массы, не так ли?
– Так всегда и было.
– Хорошо, возможно, что так.
Хэнд отпил еще кофе и снова обратился ко мне, продолжая держать чашку в руке.
– Вы и в самом деле отрицаете Бога? Не верите в высшую силу? Харланцы в основном синтоисты, так? Но есть и христиане?
– Я ни то, ни другое.
Мой ответ прозвучал без всякой интонации.
– Однако вы не отказываетесь принимать смену дня и ночи. Почему не найти себе союзника, когда неумолимые силы вселенной со всей жестокостью давят на ваше существо?
– Хэнд, я был на Иненине, – сбросив пепел с кончика сигареты, я вернул ему улыбку в почти целом виде. – На Иненине я слышал крики солдат, на которых жестоко надавила вселенная. Они взывали ко всем высшим силам одновременно и на всех частотах радиоспектра. И я не знаю ни одного случая чуда. Могу прожить без таких союзников.
– Бог не прислушивается к нашим приказам.
– Похоже, что не прислушивается. Ладно, скажите лучше, что такое этот Семетайр? Что еще за шляпа и пальто? Он играет некую пьесу, не так ли?
– Верно. – На сей раз в голосе чиновника звучала откровенная неприязнь. – Он принял облик Геда, то есть властелина мертвых…
– Очень остроумно.
– Да… Приняв этот облик, он надеялся овладеть умами. Вероятно, смог что-то воспринять или впрямь имел влияние на слушателей. Впрочем, не настолько, чтобы полностью соответствовать роли. В этой сцене я выглядел лучше. – Лицо Хэнда осветила мимолетная улыбка. – Думаю, он просто декларирует определенные позиции. На мой взгляд, я дал это понять. Можно сказать так: предъявил свой реальный мандат, зафиксировав факт его, Семетайра, весьма небрежной игры.
– Странно, что Геда не попытался занять свое законное место.
Хэнд вздохнул.
– На самом деле похоже, что Геда, как и вы, видит ситуацию в юмористическом ключе. Мудрейшего не так просто сбить с толку.
– Что вы говорите… – Наклонившись вперед, я пытался найти в его лице малейший след иронии. – Мне что, поверить в эту чушь? То есть это что, серьезно?
Секунду Хэнд рассматривай меня, потом запрокинул голову вверх и поднял руку к небу:
– Посмотрите на это. Ковач. Мы сидим и пьем кофе, находясь так далеко от Земли, что едва ли сумеем найти в ночном небе звезду по имени Солнце. Нас унесло сюда ветром измерения, которое не то что невозможно увидеть, а нельзя даже представить. Наши сны хранятся в памяти машин, способных выносить о нас суждения и настолько совершенных, что машины эти заслужили право называться именем бога. Нас воскрешают, перенося в чужие тела, выращенные в тайных местах, не имеющих ничего общего с утробой женщины. Ковач, все это – факты нашего существования. Так чем же они отличаются и чем же менее загадочны в сравнении с верой в существование мира иного, где души умерших людей обитают рядом с созданиями, превосходящими нас настолько, что должны называться богами?
Я смотрел куда-то в сторону, слегка озадаченный страстной речью Хэнда. Религия – забавное явление, иногда влияющее на своих адептов самым непредсказуемым образом. Оставив сигарету, я постарался отыскать слова, подходящие для ситуации.
– Хорошо. Тем не менее различие существует, и в свое время факты нашего существования не были плодами воображения никому не интересных святош – до того, как люди оторвались от Земли или изобрели нечто, напоминавшее машины. Я говорю о степени соответствия и о том, что реальность, в которой мы здесь находимся, подходид нам больше, чем ваш загробный мир.
Хэнд улыбнулся. Похоже, он совершенно не обиделся и даже остался доволен собой.
– Ковач, это частный взгляд. Конечно, все оставшиеся на сегодняшний день церкви имеют свою конкретную историю еще с доиндустриальных времен. И, напротив, вера представляет собой метафору, и неисповедимы пути, коими ходит информация по ту сторону этой метафоры, откуда она появляется и когда. А теперь мы с вами бродим по развалинам цивилизации, обладавшей поистине божественной силой задолго до времен, как люди встали с четверенек. И ваш мир, Ковач, тоже окружен ангелами с пылающими мечами…
– Э-э… – Тут я умоляюще воздел руки ладонями вверх. – Прошу, опуститесь на время с высоты своей метафоры. Да, возле Харлана действительно есть боевые орбитальные платформы, поставленные там марсианами. Их забыли списать в утиль.
– Да, но… – Хэнд сделал нетерпеливый жест и продолжил:
– Платформы построены из вещества неизвестного нам состава, препятствующего всякой попытке их сканирования, они обладают боевой мощью, достаточной для уничтожения городов или целых гор. Но кто тогда создавший их прародитель, способный уничтожить все и тем не менее сохранивший эти корабли? Кто, как не ангел?
– Это гребаный компьютер. Возможно, с простой программой, созданной на случай межпланетного конфликта.
– Как же в этом убедиться? – теперь Хэнд сидел, наклонившись ко мне через стол. Я заметил, что мы зеркально отражаем позы друг друга.
– Вы когда-нибудь были на Харлане? Нет, думаю – никогда. Я вырос на этой планете и могу заверить: в орбитальных платформах не больше мистики, чем в прочих марсианских артефактах…
– Не больше мистики, чем где? В их шпилях, поющих песни каждому закату и восходу? Или в воротах, открытых, словно дверь спальни… – голос Хэнда понизился до шепота. Он оборвал фразу и осмотрелся вокруг, лицо его вдруг покраснело от осознания своей неосторожности. Я закончил за него:
– В которую любовница приглашает господина, одетого в дорогой костюм. Что, попытаетесь продать марсиан как богов из культа вуду?
– Я не собираюсь ничего продавать, – вполголоса пробормотал Хэнд. – В конце концов, существование марсиан соответствует запросам этого мира. Не стоит искать способ объяснить марсианам их собственное происхождение. Я просто старался показать вам ограниченность мировоззрения, исключающего самую возможность чуда.
Я кивнул.
– Премного благодарен. – Наставив указательный палец прямо на Хэнда, я продолжил: – Просто сделай мне одолжение: когда окажемся там, куда направляемся, держи свое дерьмо при себе. У меня будет достаточно забот и без вмешательства потусторонних сил.
– Я верю только в то, что видел сам, – твердо произнес Хэнд. – Я видел Геда и Карефоура. Они были среди нас, они были во плоти человеческой, и я слышал их голоса, я мог призвать их к себе.
– Да-а, конечно.
Хэнд задумчиво посмотрел на меня, и его настойчивость медленно перешла во что-то иное. Понизив голос, он совсем тихо сказал:
– Ковач, это очень странно. Мне кажется, твоя вера почти так же сильна, как и моя. Не могу понять одно – отчего ты так сильно желаешь неверия?
Фраза висела между нами долго, наверное, минуту, прежде чем до меня дошел ее смысл. Шум за соседними столиками утих, и показалось, что даже ветер на мгновение задержал свое дыхание. Потом я склонился над столом, не чтобы меня услышал Хэнд, а скорее выгоняя из головы навязчивые видения лазерных вспышек. Я тихо сказал:
– Хэнд, ты ошибаешься. Я страстно желаю получить все дерьмо, что ты описал. Получить все, во что ты веришь. Желаю призвать к себе всех, кто сотворил эти гребаные штуки. Потому что тогда я смогу их убивать. Медленно.
Находившаяся внутри компьютера копия Хэнда произвела свой огромный документ уже к одиннадцати часам. Чтобы написать такое, ему потребовалось три месяца. Но копия работала в виртуальной среде суперкомпьютера «Мандрагоры» со скоростью, в триста пятьдесят раз опережающей реальное время, и мы получили готовый результат еще до полуночи.
К этому времени накал нашей происходившей на крыше беседы несколько ослаб. Сначала мы перешли на обсуждение собственных ощущений, мусоля так и эдак воспоминания о вещах, некогда увиденных или сделанных нами и которые тем или иным образом отражали наше мироощущение.
Потом ушли в совершенно мутные разговоры о жизни, перемежавшиеся продолжительными паузами и рассматриванием ночной пустыни. Бипер в кармане Хэнда почти разрядился, издавая искаженные, едва понятные звуки.
Моргая от яркого света и зевая, мы отправились посмотреть, что за результат выдал компьютер. Прошло меньше часа, и, едва пробило полночь, мы отключили виртуального Хэнда, загрузив на его место в компьютере самих себя.
Окончательная селекция.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Я вижу их лица снова и снова.
Это не лица красивых и стойких к радиации боевых тел «Маори», одетые для Дэнгрека или дымящихся руин Заубервилля.
Нет. Я вижу их такими, какими они были до смерти. Лица солдат, выбранных Семетайром. Солдат, брошенных назад в пекло. Тех, кого я впервые увидел в безобидной обстановке виртуального отеля. Они знали те лица как свои собственные.
Лица мертвых.
Оле Хансен.
Европейское, до абсурда бледное лицо с белыми коротко остриженными волосами и глазами того спокойного синего оттенка, какой бывает лишь у медицинских приборов, и то в дежурном режиме. Прибыл с Латимера, в первой волне свежемороженых новобранцев Объединенных Наций в момент, когда все предрекали Кемпу скорое поражение. Никто не заглядывал дальше, чем за шесть месяцев войны.
– Лучше, чтобы это не стало очередной «Бурей в пустыне». – Его лицо еще носило следы солнечных ожогов. – Потому что, если так случится, лучше сразу вернуться на полку. Этот ваш клеточный меланин чешется, спасу нет.
– Для тебя есть путевка туда, где мороз, – заверил я. – Зима в Латимер-Сити покажется раем. Знаешь, что погибла вся твоя команда?
Кивок.
– Видел вспышку с вертолета. Последнее, что я помню. Все понятно, это же ядерный фугас… Ведь просил: взорвите проклятую бомбу там, на месте. О чем говорить… Упрямые были, как черти…
Хансен служил в отряде подрывников под названием «Мягкое касание». Я как-то слышал о них по «солдатскому телеграфу». У этих людей была хорошая репутация. Была.
– Значит, вы потеряли их навсегда.
Хансен повернулся на стуле, глядя куда-то в пространство виртуальной комнаты, затем снова обратился к Хэнду.
– Можно?
– Будьте любезны.
Встав, Хансен направился к столу с частоколом из бутылок. Выбрав одну, наполнил стакан янтарной жидкостью до самой кромки. Потом вытянул руку со стаканом в нашу сторону и замер: губы сжаты, пронзительный взгляд голубых глаз.
– За «Мягкое касание», где бы ни были их гребаные атомы! Теперь эпитафия: «Нужно было выполнять приказы», гребаные приказы… И были бы сейчас здесь!
Одним быстрым движением он опрокинул стакан в глотку. Потом замычал и резко бросил посудину вбок, из-под руки. Стукнувшись о мягкий ковер, она покатилась, в конце замерев возле стены. Хансен вернулся на свое место и сел. В глазах его стояли слезы, и почему-то я решил, что это из-за крепкого алкоголя.
– Какие ко мне вопросы? – резко спросил Хансен.
Иветта Крюиксхэнк.
Двадцать лет. Лицо черное до синевы. Судя по конструкции черепа, могла служить высотным перехватчиком: покатый лоб, плюс угрожающего вида украшения из стали, да пара вживленных разъемов, зеленого и черного цвета. У самого основания черепа я заметил еще три гнезда.
– Это что такое?
– Бонус-пакет: тайский, мандарин и девятый дан карате-шотокан. Ускоренная медицинская помощь в боевых условиях.
Она провела по разъемам пальцами так, как слепой читает шрифт Брайля. Словно впрямь оперировала вслепую и под огнем.
– А что у тебя на голове?
– Интерфейс спутнавига и порт концертной виолончели. – Она улыбнулась. – Вещь не слишком практичная, но мне так лучше. Пусть будет.
Настала очередь Хэнда.
– За последний год вы запрашивали пост быстрого развертывания семь раз. Почему?
Она с удивлением взглянула на человека из «Мандрагоры»:
– Вы уже спрашивали.
– Не я.
– А-а… понятно. Призрак компьютера «Мандрагор-вилль». Да-а… как я уже говорила, у них более узкая специализация, больше возможностей для оказания помощи, лучшее оборудование. Знаете, в прошлый раз вы смеялись веселее.
Сян Сянпин.
Бледное лицо с азиатскими чертами, умные, слегка раскосые глаза и приятная улыбка. Возникало такое впечатление, будто этот человек раздумывал – рассказать ли немного сомнительный анекдот, услышанный только что. Если бы не загрубелые от тренировок руки и расслабленная позиция, раскусить его было бы непросто. Он смахивал на странно одетого учителя и вовсе не напоминал человека, способного остановить функционирование человеческого тела пятьюдесятью семью способами.
– А что, эта ваша экспедиция… не укладываясь в общий контекст войны, не предполагает ли она некий денежный фактор? Нет?
Я пожал плечами.
– Эта война целиком за денежный фактор, вся и полностью.
– Вероятно, такая у вас вера.
– Она может стать вашей, – вмешался Хэнд. – Я вхож в высшие круги на уровне правительства и могу авторитетно подтвердить. Если бы не деньги Картеля, войска Кемпа должны были занять Лэндфолл еще прошлой зимой.
– Да. И за этот город сражался я сам. – Он скрестил руки на груди. – Более того, погиб за это.
– Хорошо, – деловито произнес Хэнд. – Поговорим об этом.
– Я уже дал ответ на вопрос. Зачем вы снова спрашиваете?
Хэнд явно нервничал.
– Это был другой я, просто экранный образ. Пожалуйста, продолжайте, у нас нет времени на сплошной просмотр данных.
– Была ночная атака на равнину Дананг. Там стояла релейная станция сети управления ядерными фугасами кемпистов.
– Да? И ты в этом участвовал?
Я посмотрел на сидевшего передо мной бойца с чувством уважения. За последние восемь месяцев тайная операция с ударом по коммуникациям Кемпа была нашим единственным успехом на театре Дананга. Я знал солдат, жизни которых спас этот удар. В момент, когда мой взвод и меня в том числе разносило на куски у Северного выступа, пропаганда еще трубила о том стратегическом успехе.
– Мне оказали высокое доверие, назначив командиром группы.
Хэнд посмотрел на его руку, по которой бежали строки информации – так, словно кожу поразила странная болезнь. Системные штучки. Виртуальные игрища.
– Ваша группа выполнила боевую задачу, но при отходе вы были убиты. Об этом моменте поподробнее.
– Я ошибся, – Сян выдавил из себя признание, сделав это с тем отвращением, с каким только что произнес имя Кемпа. Но Хэнд явно не понимал, что такое такт:
– Какую именно ошибку?
– Я посчитал, будто автоматика боевого охранения отключится после подрыва базовой релейки. Но этого не случилось.
– У-упс…
Он бросил взгляд в мою сторону:
– Моя группа нуждалась в прикрытии, и я остался.
– Достойно восхищения, – кивнул Хэнд.
– Ошибся я сам. Стоило заплатить эту цену, чтобы остановить Кемпа.
– Ты ведь не любишь Кемпа? Так, Сян?
Я задал вопрос осторожно, стараясь его не обидеть. Похоже, перед нами был человек искренний. Сян с презрением проговорил:
– Кемп говорит о революции. Но что будет, если он захватит власть на Санкции IV?
Я почесал за ухом.
– Не нужно истерик. Там и тут появятся статуи Кемпа. Думаю, больше ничего.
– Точно. И сколько тысяч жизней положат для этой цели?
– Сказать довольно трудно. Слушай, Сян, мы не кемписты. Если доберемся до того, что хотим найти, я могу гарантировать, что появится более чем насущный интерес не пустить Кемпа к власти. По рукам?
Он положил руки на стол и некоторое время молча смотрел на них. Потом спросил:
– У меня что, есть выбор?
Амели Вонгсават.
Узкое, с орлиным носом лицо, напоминавшее тусклую от времени медь. Прическа, недавно бывшая короткой – под «бокс», уже отросла. Волосы черные, с легким оттенком хны. На затылке волосы курчавились, прикрывая завитками серебристые разъемы для кабелей управления полетом. Татуировка в виде перекрестия под левым глазом отмечала порт для ввода данных. Глаз над татуировкой был серого цвета, похожий на жидкокристаллический экранчик. Его тон явно не соответствовал цвету правого зрачка.
– Единственное, что нашлось в госпитале, – она произнесла эти слова, едва заметив направление моего взгляда своим «улучшенным» зрением. – Год назад я попала под выстрел над Буткинари-Таун и начисто выжгла информационный тракт. Меня подобрали уже на орбите.
– Хочешь сказать, ты смогла убраться оттуда со сгоревшей проводкой? – В моем голосе зазвучало сомнение. Перегрузки должны были размазать содержимое ее черепа в радиусе раскинутых в обе стороны рук. – Что произошло с автопилотом?
Она скорчила гримасу:
– Зажарился.
– И как ты справилась с управлением? В таком-то состоянии?
– Выключила комп и летела на ручном. На честном слове и одном крыле. У меня был «Локхид-Митома», он и не такое может.
– Извини, но я спросил: как ты сама управляла в таком состоянии?
– А-а… – Она пожала плечами: – Болевой порог у меня высокий.
Годится.
Люк Депре.
Высокий блондин с неопрятной, заведомо неприемлемой для войны шевелюрой. И ничего, что говорило бы о стиле. Лицо словно нарочно вылепленное наподобие ангела: нос с горбинкой, запавшие щеки и глаза необычного зеленого цвета.
Небрежно развалившись на стуле, он смотрел на нас, склонив голову набок – так, словно никак не мог разглядеть.
– И что? – длинная рука потянулась к лежавшей на столе пачке моих «Лэндфолл-лайт» и достала сигарету. – Вы расскажете мне об этом деле?
– Нет, – ответил Хэнд. – До момента принятия решения информация конфиденциальная.
Он жадно затянулся, глухо закашлявшись.
– Так вы сказали и в прошлый раз. Повторюсь с вопросом: а кому я расскажу? Если меня не наймут, попаду обратно в банку для консервов.
– И тем не менее…
– Хорошо. Тогда спрашивайте.
– Расскажите о своей последней операции, – предложил я.
– Информация конфиденциальная. – Несколько секунд он разглядывал наши серьезные лица. – Шутка. Я уже рассказывал вашему напарнику. Он что, не докладывал?
Я услышал, как Хэнд издал сдавленное мычание. Я быстро ответил:
– То была виртуальная конструкция. Мы слушаем твою информацию в первый раз. Рассказывай снова, все по порядку.
Депре пожал плечами:
– Конечно, почему нет. Была акция по устранению одного из командующих в секторе Кемпа. В его же машине.
– И как, успешно?
Он с улыбкой взглянул на меня.
– Да, должен признаться. Вы знаете, прямо в голову. Ее оторвало.
– Я просто спросил. А вы погибли все вместе?
– Ага, не повезло. Чертова кровь. В ней оказался защитный токсин. Причем замедленного действия. Мы обнаружили это в воздухе, по дороге домой.
– Был распылитель? – спросил Хэнд.
– Нет, – по угловатому лицу Депре пробежала судорога. – Моя напарница получила струю крови из его сонной артерии прямо в глаза. – Он выпустил в потолок струю дыма. – Не повезло. Она была нашим пилотом.
– О-о…
– Да. И мы разбились о стену дома. – Он оскалился: – Ребята, все случилось о-очень быстро…
Маркус Сутъяди.
Сверхъестественно красивое лицо, достойное быть в планетарной сети где-нибудь рядом с Лапинией. Миндалевидные, четко очерченные глаза, изящная линия губ. Лицо на редкость правильной формы. Мужское, с твердым подбородком и широким лбом. Прямые темные волосы.
Удивительно неподвижные черты – словно он принял обезболивающее. В целом его облик заставлял ощутить скрытую внутри энергию. Это красивое, с открытки, лицо принадлежало опытному игроку в покер.
– Эй! – Я взмахнул перед ним рукой, как бы проверяя реакцию. Не смог удержаться. В миндалевидных глазах мелькнула едва заметная искра.
– Против вас выдвинуты серьезные обвинения, – сказал Хэнд, укоризненно покосившись на меня.
– Угу.
Мы ждали продолжения, и через секунду стало очевидно, что Сутъяди не желает говорить о сути дела.
Хэнд словно фокусник взмахнул рукой, и над его растопыренными пальцами повис информационный экран. Чертова запрограммированная магия.
Глубоко вздохнув, я увидел на экране укрупненное по плечи изображение одетого в военную форму человека, рядом с которым шла биоинформация. Форма ничем не отличалась от моей. Лицо знакомое. Хэнд сухо спросил:
– Ты убил этого человека. Можешь объяснить почему?
– Нет.
– Это и не требуется. – Я сделал жест в сторону изображения. – «Пес» Вьютин не нравился почти никому. Меня интересует, как именно ты его убил.
– Выстрелом в затылок.
Я кивнул.
– Умный мальчик. И он на самом деле умер?
– Да. Я выжег стек импульсом полной мощности.
Щелкнув пальцами, Хенд убрал свой магический экран.
– Хотя гауптвахта и была сбита, в «Клине» полагают, что со временем могут отыскать твой стек. Любому, кто его вернет, обещана приличная сумма. Ты все еще нужен им для публичной казни.
Хэнд снова покосился на меня.
– Насколько могу себе представить, это весьма неприятная процедура.
– Так и есть.
За всю службу в «Клине» пришлось видеть лишь два наглядных урока. Оба продолжались очень долго. Хэнд продолжал:
– Мне вовсе не доставит удовольствия знать, что тебя выдали «Клину». Но стоит ли рисковать, отправляясь в серьезную экспедицию с человеком, способным дойти до такой крайности в неподчинении командиру? Нужно знать подробности.
Сутъяди посмотрел на меня. Я незаметно кивнул – так незаметно, как только мог.
– Он приказал расстрелять каждого десятого из моих людей, – с трудом выдавил наш собеседник. Я снова кивнул, на сей раз сам себе. Кажется, из всех способов установления контакта с местными силами Вьютин предпочитал именно этот.
– Почему?
– Хэнд, какого черта! – Я повернулся на стуле, оборачиваясь к нему. – Его заставляли расстреливать своих людей, а он этого не захотел. Если это неподчинение, то я могу его понять.
– Бывали разные обстоятельства, и…
– Мы теряем время. – Я прервал Хэнда и снова обратился к Сутъяди: – Случись это снова, ты поступил бы иначе?
– Да. – Он показал зубы. Даже не знаю, было ли это улыбкой. – Я бы расфокусировал лазерный луч, чтобы поджарить всю его команду. Тогда меня не смогли бы взять.
Я взглянул на Хэнда. Закрыв рукой глаза, он покачал головой.
Сунь Липин.
Монголоидные темные глаза, широкие скулы. Роте опущенными вниз уголками, словно след от страдальческой улыбки. Лицо загорелое, с четкими линиями и волосами черного цвета, волной спускавшимися на одно плечо. Казалось, прическа держалась благодаря генератору электростатического поля. Спокойная, даже непробиваемая аура.
Я с сомнением задал вопрос:
– Ты покончила с собой?
– Так они сказали. – С этими словами опущенные книзу углы рта превратились в натянутую гримасу. – Помню, как нажала на спуск. Приятно, что мое намерение не изменилось от внешнего давления, – пуля скользнула под правой челюстью и прошла сквозь мозг, образовав при выходе абсолютно круглое отверстие в макушке.
– На таком расстоянии трудно промахнуться, – заметил я. Ее спокойный взгляд ничуть не дрогнул. Ответ прозвучал вполне здраво:
– Трудно, но можно.
Хэнд откашлялся и задал свой вопрос:
– Нельзя ли объяснить причины?
Это не лица красивых и стойких к радиации боевых тел «Маори», одетые для Дэнгрека или дымящихся руин Заубервилля.
Нет. Я вижу их такими, какими они были до смерти. Лица солдат, выбранных Семетайром. Солдат, брошенных назад в пекло. Тех, кого я впервые увидел в безобидной обстановке виртуального отеля. Они знали те лица как свои собственные.
Лица мертвых.
Оле Хансен.
Европейское, до абсурда бледное лицо с белыми коротко остриженными волосами и глазами того спокойного синего оттенка, какой бывает лишь у медицинских приборов, и то в дежурном режиме. Прибыл с Латимера, в первой волне свежемороженых новобранцев Объединенных Наций в момент, когда все предрекали Кемпу скорое поражение. Никто не заглядывал дальше, чем за шесть месяцев войны.
– Лучше, чтобы это не стало очередной «Бурей в пустыне». – Его лицо еще носило следы солнечных ожогов. – Потому что, если так случится, лучше сразу вернуться на полку. Этот ваш клеточный меланин чешется, спасу нет.
– Для тебя есть путевка туда, где мороз, – заверил я. – Зима в Латимер-Сити покажется раем. Знаешь, что погибла вся твоя команда?
Кивок.
– Видел вспышку с вертолета. Последнее, что я помню. Все понятно, это же ядерный фугас… Ведь просил: взорвите проклятую бомбу там, на месте. О чем говорить… Упрямые были, как черти…
Хансен служил в отряде подрывников под названием «Мягкое касание». Я как-то слышал о них по «солдатскому телеграфу». У этих людей была хорошая репутация. Была.
– Значит, вы потеряли их навсегда.
Хансен повернулся на стуле, глядя куда-то в пространство виртуальной комнаты, затем снова обратился к Хэнду.
– Можно?
– Будьте любезны.
Встав, Хансен направился к столу с частоколом из бутылок. Выбрав одну, наполнил стакан янтарной жидкостью до самой кромки. Потом вытянул руку со стаканом в нашу сторону и замер: губы сжаты, пронзительный взгляд голубых глаз.
– За «Мягкое касание», где бы ни были их гребаные атомы! Теперь эпитафия: «Нужно было выполнять приказы», гребаные приказы… И были бы сейчас здесь!
Одним быстрым движением он опрокинул стакан в глотку. Потом замычал и резко бросил посудину вбок, из-под руки. Стукнувшись о мягкий ковер, она покатилась, в конце замерев возле стены. Хансен вернулся на свое место и сел. В глазах его стояли слезы, и почему-то я решил, что это из-за крепкого алкоголя.
– Какие ко мне вопросы? – резко спросил Хансен.
Иветта Крюиксхэнк.
Двадцать лет. Лицо черное до синевы. Судя по конструкции черепа, могла служить высотным перехватчиком: покатый лоб, плюс угрожающего вида украшения из стали, да пара вживленных разъемов, зеленого и черного цвета. У самого основания черепа я заметил еще три гнезда.
– Это что такое?
– Бонус-пакет: тайский, мандарин и девятый дан карате-шотокан. Ускоренная медицинская помощь в боевых условиях.
Она провела по разъемам пальцами так, как слепой читает шрифт Брайля. Словно впрямь оперировала вслепую и под огнем.
– А что у тебя на голове?
– Интерфейс спутнавига и порт концертной виолончели. – Она улыбнулась. – Вещь не слишком практичная, но мне так лучше. Пусть будет.
Настала очередь Хэнда.
– За последний год вы запрашивали пост быстрого развертывания семь раз. Почему?
Она с удивлением взглянула на человека из «Мандрагоры»:
– Вы уже спрашивали.
– Не я.
– А-а… понятно. Призрак компьютера «Мандрагор-вилль». Да-а… как я уже говорила, у них более узкая специализация, больше возможностей для оказания помощи, лучшее оборудование. Знаете, в прошлый раз вы смеялись веселее.
Сян Сянпин.
Бледное лицо с азиатскими чертами, умные, слегка раскосые глаза и приятная улыбка. Возникало такое впечатление, будто этот человек раздумывал – рассказать ли немного сомнительный анекдот, услышанный только что. Если бы не загрубелые от тренировок руки и расслабленная позиция, раскусить его было бы непросто. Он смахивал на странно одетого учителя и вовсе не напоминал человека, способного остановить функционирование человеческого тела пятьюдесятью семью способами.
– А что, эта ваша экспедиция… не укладываясь в общий контекст войны, не предполагает ли она некий денежный фактор? Нет?
Я пожал плечами.
– Эта война целиком за денежный фактор, вся и полностью.
– Вероятно, такая у вас вера.
– Она может стать вашей, – вмешался Хэнд. – Я вхож в высшие круги на уровне правительства и могу авторитетно подтвердить. Если бы не деньги Картеля, войска Кемпа должны были занять Лэндфолл еще прошлой зимой.
– Да. И за этот город сражался я сам. – Он скрестил руки на груди. – Более того, погиб за это.
– Хорошо, – деловито произнес Хэнд. – Поговорим об этом.
– Я уже дал ответ на вопрос. Зачем вы снова спрашиваете?
Хэнд явно нервничал.
– Это был другой я, просто экранный образ. Пожалуйста, продолжайте, у нас нет времени на сплошной просмотр данных.
– Была ночная атака на равнину Дананг. Там стояла релейная станция сети управления ядерными фугасами кемпистов.
– Да? И ты в этом участвовал?
Я посмотрел на сидевшего передо мной бойца с чувством уважения. За последние восемь месяцев тайная операция с ударом по коммуникациям Кемпа была нашим единственным успехом на театре Дананга. Я знал солдат, жизни которых спас этот удар. В момент, когда мой взвод и меня в том числе разносило на куски у Северного выступа, пропаганда еще трубила о том стратегическом успехе.
– Мне оказали высокое доверие, назначив командиром группы.
Хэнд посмотрел на его руку, по которой бежали строки информации – так, словно кожу поразила странная болезнь. Системные штучки. Виртуальные игрища.
– Ваша группа выполнила боевую задачу, но при отходе вы были убиты. Об этом моменте поподробнее.
– Я ошибся, – Сян выдавил из себя признание, сделав это с тем отвращением, с каким только что произнес имя Кемпа. Но Хэнд явно не понимал, что такое такт:
– Какую именно ошибку?
– Я посчитал, будто автоматика боевого охранения отключится после подрыва базовой релейки. Но этого не случилось.
– У-упс…
Он бросил взгляд в мою сторону:
– Моя группа нуждалась в прикрытии, и я остался.
– Достойно восхищения, – кивнул Хэнд.
– Ошибся я сам. Стоило заплатить эту цену, чтобы остановить Кемпа.
– Ты ведь не любишь Кемпа? Так, Сян?
Я задал вопрос осторожно, стараясь его не обидеть. Похоже, перед нами был человек искренний. Сян с презрением проговорил:
– Кемп говорит о революции. Но что будет, если он захватит власть на Санкции IV?
Я почесал за ухом.
– Не нужно истерик. Там и тут появятся статуи Кемпа. Думаю, больше ничего.
– Точно. И сколько тысяч жизней положат для этой цели?
– Сказать довольно трудно. Слушай, Сян, мы не кемписты. Если доберемся до того, что хотим найти, я могу гарантировать, что появится более чем насущный интерес не пустить Кемпа к власти. По рукам?
Он положил руки на стол и некоторое время молча смотрел на них. Потом спросил:
– У меня что, есть выбор?
Амели Вонгсават.
Узкое, с орлиным носом лицо, напоминавшее тусклую от времени медь. Прическа, недавно бывшая короткой – под «бокс», уже отросла. Волосы черные, с легким оттенком хны. На затылке волосы курчавились, прикрывая завитками серебристые разъемы для кабелей управления полетом. Татуировка в виде перекрестия под левым глазом отмечала порт для ввода данных. Глаз над татуировкой был серого цвета, похожий на жидкокристаллический экранчик. Его тон явно не соответствовал цвету правого зрачка.
– Единственное, что нашлось в госпитале, – она произнесла эти слова, едва заметив направление моего взгляда своим «улучшенным» зрением. – Год назад я попала под выстрел над Буткинари-Таун и начисто выжгла информационный тракт. Меня подобрали уже на орбите.
– Хочешь сказать, ты смогла убраться оттуда со сгоревшей проводкой? – В моем голосе зазвучало сомнение. Перегрузки должны были размазать содержимое ее черепа в радиусе раскинутых в обе стороны рук. – Что произошло с автопилотом?
Она скорчила гримасу:
– Зажарился.
– И как ты справилась с управлением? В таком-то состоянии?
– Выключила комп и летела на ручном. На честном слове и одном крыле. У меня был «Локхид-Митома», он и не такое может.
– Извини, но я спросил: как ты сама управляла в таком состоянии?
– А-а… – Она пожала плечами: – Болевой порог у меня высокий.
Годится.
Люк Депре.
Высокий блондин с неопрятной, заведомо неприемлемой для войны шевелюрой. И ничего, что говорило бы о стиле. Лицо словно нарочно вылепленное наподобие ангела: нос с горбинкой, запавшие щеки и глаза необычного зеленого цвета.
Небрежно развалившись на стуле, он смотрел на нас, склонив голову набок – так, словно никак не мог разглядеть.
– И что? – длинная рука потянулась к лежавшей на столе пачке моих «Лэндфолл-лайт» и достала сигарету. – Вы расскажете мне об этом деле?
– Нет, – ответил Хэнд. – До момента принятия решения информация конфиденциальная.
Он жадно затянулся, глухо закашлявшись.
– Так вы сказали и в прошлый раз. Повторюсь с вопросом: а кому я расскажу? Если меня не наймут, попаду обратно в банку для консервов.
– И тем не менее…
– Хорошо. Тогда спрашивайте.
– Расскажите о своей последней операции, – предложил я.
– Информация конфиденциальная. – Несколько секунд он разглядывал наши серьезные лица. – Шутка. Я уже рассказывал вашему напарнику. Он что, не докладывал?
Я услышал, как Хэнд издал сдавленное мычание. Я быстро ответил:
– То была виртуальная конструкция. Мы слушаем твою информацию в первый раз. Рассказывай снова, все по порядку.
Депре пожал плечами:
– Конечно, почему нет. Была акция по устранению одного из командующих в секторе Кемпа. В его же машине.
– И как, успешно?
Он с улыбкой взглянул на меня.
– Да, должен признаться. Вы знаете, прямо в голову. Ее оторвало.
– Я просто спросил. А вы погибли все вместе?
– Ага, не повезло. Чертова кровь. В ней оказался защитный токсин. Причем замедленного действия. Мы обнаружили это в воздухе, по дороге домой.
– Был распылитель? – спросил Хэнд.
– Нет, – по угловатому лицу Депре пробежала судорога. – Моя напарница получила струю крови из его сонной артерии прямо в глаза. – Он выпустил в потолок струю дыма. – Не повезло. Она была нашим пилотом.
– О-о…
– Да. И мы разбились о стену дома. – Он оскалился: – Ребята, все случилось о-очень быстро…
Маркус Сутъяди.
Сверхъестественно красивое лицо, достойное быть в планетарной сети где-нибудь рядом с Лапинией. Миндалевидные, четко очерченные глаза, изящная линия губ. Лицо на редкость правильной формы. Мужское, с твердым подбородком и широким лбом. Прямые темные волосы.
Удивительно неподвижные черты – словно он принял обезболивающее. В целом его облик заставлял ощутить скрытую внутри энергию. Это красивое, с открытки, лицо принадлежало опытному игроку в покер.
– Эй! – Я взмахнул перед ним рукой, как бы проверяя реакцию. Не смог удержаться. В миндалевидных глазах мелькнула едва заметная искра.
– Против вас выдвинуты серьезные обвинения, – сказал Хэнд, укоризненно покосившись на меня.
– Угу.
Мы ждали продолжения, и через секунду стало очевидно, что Сутъяди не желает говорить о сути дела.
Хэнд словно фокусник взмахнул рукой, и над его растопыренными пальцами повис информационный экран. Чертова запрограммированная магия.
Глубоко вздохнув, я увидел на экране укрупненное по плечи изображение одетого в военную форму человека, рядом с которым шла биоинформация. Форма ничем не отличалась от моей. Лицо знакомое. Хэнд сухо спросил:
– Ты убил этого человека. Можешь объяснить почему?
– Нет.
– Это и не требуется. – Я сделал жест в сторону изображения. – «Пес» Вьютин не нравился почти никому. Меня интересует, как именно ты его убил.
– Выстрелом в затылок.
Я кивнул.
– Умный мальчик. И он на самом деле умер?
– Да. Я выжег стек импульсом полной мощности.
Щелкнув пальцами, Хенд убрал свой магический экран.
– Хотя гауптвахта и была сбита, в «Клине» полагают, что со временем могут отыскать твой стек. Любому, кто его вернет, обещана приличная сумма. Ты все еще нужен им для публичной казни.
Хэнд снова покосился на меня.
– Насколько могу себе представить, это весьма неприятная процедура.
– Так и есть.
За всю службу в «Клине» пришлось видеть лишь два наглядных урока. Оба продолжались очень долго. Хэнд продолжал:
– Мне вовсе не доставит удовольствия знать, что тебя выдали «Клину». Но стоит ли рисковать, отправляясь в серьезную экспедицию с человеком, способным дойти до такой крайности в неподчинении командиру? Нужно знать подробности.
Сутъяди посмотрел на меня. Я незаметно кивнул – так незаметно, как только мог.
– Он приказал расстрелять каждого десятого из моих людей, – с трудом выдавил наш собеседник. Я снова кивнул, на сей раз сам себе. Кажется, из всех способов установления контакта с местными силами Вьютин предпочитал именно этот.
– Почему?
– Хэнд, какого черта! – Я повернулся на стуле, оборачиваясь к нему. – Его заставляли расстреливать своих людей, а он этого не захотел. Если это неподчинение, то я могу его понять.
– Бывали разные обстоятельства, и…
– Мы теряем время. – Я прервал Хэнда и снова обратился к Сутъяди: – Случись это снова, ты поступил бы иначе?
– Да. – Он показал зубы. Даже не знаю, было ли это улыбкой. – Я бы расфокусировал лазерный луч, чтобы поджарить всю его команду. Тогда меня не смогли бы взять.
Я взглянул на Хэнда. Закрыв рукой глаза, он покачал головой.
Сунь Липин.
Монголоидные темные глаза, широкие скулы. Роте опущенными вниз уголками, словно след от страдальческой улыбки. Лицо загорелое, с четкими линиями и волосами черного цвета, волной спускавшимися на одно плечо. Казалось, прическа держалась благодаря генератору электростатического поля. Спокойная, даже непробиваемая аура.
Я с сомнением задал вопрос:
– Ты покончила с собой?
– Так они сказали. – С этими словами опущенные книзу углы рта превратились в натянутую гримасу. – Помню, как нажала на спуск. Приятно, что мое намерение не изменилось от внешнего давления, – пуля скользнула под правой челюстью и прошла сквозь мозг, образовав при выходе абсолютно круглое отверстие в макушке.
– На таком расстоянии трудно промахнуться, – заметил я. Ее спокойный взгляд ничуть не дрогнул. Ответ прозвучал вполне здраво:
– Трудно, но можно.
Хэнд откашлялся и задал свой вопрос:
– Нельзя ли объяснить причины?