«Почему в Буденновске не стали применять силу, а в Дагестане сочли это возможным? Теперь мы не можем считать себя гражданами России, поскольку ее руководство нас забыло. Если так будет продолжаться и дальше, мы поднимемся с оружием в руках вместе с Дудаевым против российской армии. После того, что произошло, российская армия должна немедленно покинуть республику».
   Председатель Кумыкского совета Хасавюртовского района Абдулазим Хасбулатов:
   «Почему в Буденновске в переговоры с террористами вступил сам Черномырдин, а в Дагестане Москва просто решила стереть с лица земли наше село, убить ни в чем не повинных людей? Я ездил по кумыкским селам, говорил с народом. После того, что сделала здесь Москва, удержать людей от стихийных выступлений будет очень трудно».
   Лидер Лакского народного движения Магомет Хачилаев:
   «Если российские войска и дальше так будут поступать на нашей территории, новый вооруженный конфликт будет фактически неизбежен!»
   А действительно, почему в Кизляре и Первомайском решили не повторять сценарий Буденновска, почему выбрали самый жесткий вариант выхода из ситуации? Как уже говорилось, это, помимо прочего, по-видимому, объяснялось желанием Кремля не допустить, чтобы в преддверии президентских выборов вырос авторитет Черномырдина – общепризнанного героя буденновской эпопеи и одного из потенциальных претендентов на высший государственный пост. В общественное сознание следовало внедрить мысль, что буденновский сценарий, главным автором и исполнителем которого считался премьер, был ошибкой (то, что Черномырдин действовал там, конечно, не без одобрения президента, как бы предлагалось забыть). Такое желание четко ощущалось в тогдашних выступлениях «ястребиной» части ельцинского окружения, да и в собственных выступлениях президента.
   Одним из главных идеологов силового решения проблемы Первомайского, по-видимому, был руководитель Администрации президента Николай Егоров, недавно назначенный на эту должность. На своей первой пресс-конференции 16 января он назвал «вполне оправданным» применение силы в Первомайском. При этом обрушился на тот способ выхода из тяжелой ситуации, к которому прибегли в Буденновске: по его мнению, Кизляр и Первомайское – это как раз последствия политики «ни войны, ни мира», сформировавшейся после Буденновска. Как это часто бывает с деятелями такого рода, для обоснования своей позиции Егоров широко использовал философские, нравственные, психологические категории: мол, события в Буденновске, Кизляре, Первомайском «выходят за рамки понятий добра и зла» – это просто некая «патология». По словам Егорова, если бы федеральные власти поддались на «кровавый шантаж», предпринятый дудаевцами, у людей была бы потеряна вера в справедливость.
   Нетрудно догадаться, чьи слова повторял потом Ельцин, публично прибегнув к аналогичной переоценке летних событий 1995 года на Ставрополье. Уже после завершения операции в Первомайском он открыто заявил, что тактика, примененная в Буденновске, была неправильной:
   – Упустили тогда Басаева – большая часть этой банды пришла с Радуевым сюда, в Кизляр и Первомайское. Вот что мы сделали прошлым решением.
   А сегодня в Дагестане гремят взрывы
   Сегодня в Дагестане чуть ли не каждый день гремят взрывы. Гибнут люди. Некогда спокойная республика уже мало чем отличается от Чечни. Кто знает, может быть, истоки этого неспокойствия в значительной степени – как раз в той нелепой операции по захвату Первомайского. Спрашивается, ради чего было восстанавливать против себя население целой республики? То, что республика не поддерживает эту операцию, было вполне очевидно. Люди требовали спасти заложников. Нет, надо было, упершись рогами, стоять на своем: у нас, дескать, первейшая задача – дать урок боевикам, чтоб неповадно было. Вот и дали урок…
   Вообще российские власти действуют на Северном Кавказе, как слон в посудной лавке. Первомайское, Беслан… Я уж не говорю обо всей Чечне… Будто бы специально наращивается заряд в пороховой бочке, подложенной под тамошние долины и горы. Возможно, до того, как во всю силу рванет, не так уж и много времени осталось…
   Но никто вроде бы не задумывается об этих сроках (если б задумывались, наверное, действовали бы как-то иначе). Каждый живет одним днем.
   Оно и понятно: за то, что будет завтра, никто с тебя не спросит – спросят за сегодня. Завтра будут совсем другие люди – им и разгребать доставшиеся от тебя завалы. Где сегодня все эти Барсуковы, Куликовы, Михайловы?.. Да и Ельцин где? Вряд ли кому в голову придет спрашивать с них (не только с них, конечно) за нынешнюю «чеченизацию» Северного Кавказа. За то, что до самой малости уже сократились шансы удержать его в российской орбите.
   И так всякий раз. Виноватых нет. За какие-то частные ошибки еще могут спросить. Но за стратегические промахи – никогда. Отсюда и происходит психология временщиков, безраздельно властвующая над всеми российскими деятелями, кто так или иначе прикасается к проблемам этого кусочка земли: после нас – хоть потоп.
   Перед выборами Кремль меняет курс?
   Еще не начинался штурм Первомайского, а генерал Лебедь уже высказал опасение, что трагические события в Кизляре могут негативно повлиять на июньские выборы: кивая на эти события, власть может попытаться «ввести чрезвычайное положение по всей стране и даже ликвидировать остатки демократии».
   После штурма такого рода опасения еще более усилились. Жестокие и малоосмысленные действия Ельцина в Первомайском многих навели на мысль, что, ориентируясь на 16 июня, президент решил довольно круто изменить свою политику – наладить что-то вроде компромисса с коммунистами и националистами. Такого рода подозрения укрепляло и то обстоятельство, что в это же время он произвел ряд замен в правительстве и своей администрации, усилив в них, так сказать, консервативную составляющую. Самым большим страхом в среде демократов было – как бы он не покусился на курс либеральных экономических реформ, которые худо ли бедно, но проводились до сих пор.
   Вряд ли, однако, самим коммунистам в тот момент нужен был какой-то компромисс с предельно ослабленным и непопулярным президентом: перед ними открывались совсем другие перспективы, реальные перспективы возвращения к власти.
   Естественно, они не преминули воспользоваться топорными действиями Кремля в Первомайском. 16 января, в разгар дагестанских событий, имея эти события в виду, Зюганов заявил: для всей страны будет лучше, если Борис Ельцин на выдвинет свою кандидатуру на предстоящих президентских выборах. Впрочем, добавил коммунистический вождь, события в Первомайском уже никак не повлияют на отношение народа к президенту, так как его политика давно обанкротилась и провалилась.
   Как мы помним, осенью 1999-го – зимой 2000-го жесткая чеченская политика Путина, как раз напротив, стала для него трамплином, стремительно вознесшим его на президентский пост: к тому времени общественное мнение России было развернуто на 180 градусов, подготовлено таким образом, что жаждало этой жесткости и безжалостности. Однако в 1996-м наблюдалась совсем иная картина: люди требовали мира, и ни один из кандидатов в президенты не мог с этим не считаться.
   Вскоре осознал это и Ельцин. Шарахнувшись в Первомайском в сторону ужесточения действий на Северном Кавказе, он затем двинулся в обратную сторону. Вынужден был двинуться.
   Россия, что с тобой случилось?
   Кстати, вот тоже вопрос: как могло случиться, что за каких-то три года – с 1996-го по 1999-й – страна, Россия, так резко переменилась? Из сообщества людей, требующих мира, мира во что бы то ни стало, превратилась в сообщество, жаждущее войны. Ну, не жаждущее – мне возразят, что это сказано слишком сильно, – но, по крайней мере, «большинством голосов» поддерживающее эту войну (тут уж возражений, я полагаю, быть не может – опросы-то нам известны).
   Думаю, как и в прежние времена, главную роль сыграла пропаганда. Наши соотечественники по-прежнему беззащитны перед ней. По-прежнему легко поддаются манипулированию. Как в тридцатые годы, когда огромные массы народа с необыкновенной легкостью удавалось уверить, что такой-то и такой-то – шпионы и предатели, не заслуживающие иной участи, как только немедленного расстрела.
   И то сказать, если вам каждый день демонстрируют, как «чеченские бандиты» пытают русских солдат (да и не только солдат), отрубают им головы, отстреливают пальцы, – трудно не вскипеть, не заразиться ненавистью, не прийти к мысли, что иначе как только с помощью оружия с ними нельзя вести разговоры.
   При этом как-то не приходит на ум: а почему же нам не показывают аналогичные или даже еще более жестокие истязания, которым подвергают чеченцев «федеральные» костоломы в различных «фильтрационных пунктах», как казнят без суда и следствия, связав по нескольку человек и подрывая такую связку тротилом? Да мало ли что еще не показывают…
   Вообще почему-то никому не приходит в голову: что должна пережить, например, чеченка, перед тем как надеть на себя «пояс шахида» – через какие муки или созерцание мук своих близких она должна пройти? Или еще: откуда берутся «отморозки», наподобие тех, что захватили бесланскую школу? Может быть, перед этим их собственные дети были преданы такой же мученической смерти?
   Им, «отморозкам», конечно, нет оправдания: верх дикости мстить ни в чем не повинному ребенку, – но все же… Будь нам известна ВСЯ правда о подобных делах, а не только лишь строго очерченная часть ее, может быть, наша ненависть, наше возмущение сконцентрировались бы не только на этих бандитах, – может быть, для нашей ненависти еще приоткрылась главная причина всех этих бед – бесчеловечная война, более десятка лет ведущаяся на Северном Кавказе.
   Но «искусство» пропаганды в том и заключается, чтобы показывать лишь половину правды, ту, которая «нужна».
   …Как-то уж больно вовремя подоспели в 1999-м и взрывы домов, и вторжение Басаева в Дагестан… Ну, тут уж, думалось, вообще все ясно: агрессия! Агрессию надо отражать.
   Может быть, когда-нибудь откроется, почему именно в тот момент – ни раньше, ни позже – взлетели на воздух дома в Москве и Волгодонске, по какой причине Басаев и Ко пошли на столь очевидную глупость – на это самое вторжение, – в которой больше всех именно они не были заинтересованы…
   Отставка Чубайса
   По причине «низкой требовательности»
   Избирательная кампания Ельцина между тем потихоньку разворачивалась. Началась она довольно странным и неожиданным образом. 16 января ушел со своего поста первый вице-премьер Анатолий Чубайс. С одной стороны, отставка произошла как бы добровольно – он сам подал соответствующее заявление. Однако с другой – решение его подать было принято после того, как Черномырдин, вернувшись из Кремля, сообщил своему первому заму, что президент весьма негативно оценивает его работу. То есть фактически в отставку Чубайса отправил Ельцин. Более того, в сообщении кремлевской пресс-службы прямо указывались названные самим Ельциным причины отставки: «низкая требовательность Анатолия Чубайса к подведомственным федеральным ведомствам, невыполнение ряда поручений президента».
   Забавно, конечно: «низкая требовательность»… Кто знаком хотя бы отчасти со стилем работы «железного дровосека», как иногда называют Анатолия Борисовича, знает, насколько в действительности он требователен и к себе, и к другим. В то же время опровергнуть подобные формулировки невозможно: если в каком-нибудь министерстве кого-нибудь уличат в разгильдяйстве, куратора этого министерства – первого вице-премьера – всегда можно обвинить в низкой требовательности.
   Вечером 16 января Чубайс собрал у себя в кабинете пресс-конференцию. В тот момент его заявление вроде бы еще не было подписано Ельциным, но, как сказал Анатолий Борисович, он «рассчитывает на то, что решение президентом будет принято», что «или сегодня в конце дня, или завтра с утра соответствующий указ будет подписан» (и действительно, о подписании такого документа вскорости стало известно).
   По словам Чубайса, для него «самый ключевой» вопрос в президентском решении – «идет ли речь о замене фигуры», имея в виду его самого, Чубайса, или о смене всего экономического курса страны. В первом случае еще нет ничего катастрофического.
   – В конце концов, – сказал Чубайс, – замена того или иного человека в команде правительства на другого, способного проводить ту же самую линию, не является трагедией. В то же время я глубоко убежден, что смена курса, особенно в экономической сфере, особенно сейчас, за пять месяцев до проведения президентских выборов, была бы чудовищной ошибкой, – ошибкой, которая накажет любого, кто попытается ее совершить. Я рассчитываю, что такая ошибка совершена не будет.
   В вопросах журналистов звучала растерянность: международные организации давали деньги именно «под вас», не под Черномырдина, не под Сосковца, именно «под вас», – как же теперь здесь будут обстоять дела?
   Чубайс ответил: по его убеждению, деньги, которые получала Россия, она получала прежде всего под обязательства проводить ответственную экономическую политику. В прошлом году, впервые за много лет, она сумела полностью, «от начала до конца», выполнить эти обязательства, «причем в ежемесячном разрезе по каждому из контрольных показателей». Благодаря этому страна завоевала авторитет в мировых финансовых сообществах, что дорогого стоит. Он, Чубайс, надеется, что и в 1996 году все важнейшие решения будут приниматься в рамках аналогичных обязательств.
   Что касается наиболее важных конкретных результатов в экономике, Чубайс упомянул такие: в 1995-м впервые был остановлен спад производства, инфляцию удалось снизить до трех процентов в месяц, валютные резервы превысили 12 миллиардов долларов, опять-таки впервые страна вошла в новый год с утвержденным бюджетом…
   В таком случае с чем же связана негативная оценка, которую Ельцин дал работе Чубайса? По мнению Анатолия Борисовича, дело здесь не только в экономике, но и в политической ситуации (точнее было бы сказать «не столько, сколько»):
   – Ну, вот я упоминал, скажем, валютные резервы, превысившие 12 миллиардов долларов. Этот результат принципиально важен, он полностью меняет характер поведения государственных властей на всех финансовых рынках и характер самих финансовых рынков. Но что избирателю, условно скажем, Ивановской области от того, что валютные резервы в стране 12 миллиардов? Его реальная жизнь от этого не изменилась. Его реальная жизнь изменяется от того, есть ли у него вовремя зарплата или ее нет. А она есть, к сожалению, далеко не всегда. Или я сказал об утвержденном бюджете – важнейшая вещь, принципиально влияющая на всю финансово-экономическую ситуацию. Но что избирателю на Камчатке, где я недавно был, от того, что бюджет страны утвержден 31 декабря? Мы сейчас находимся в такой вот коварной ситуации, когда принципиально важные экономические результаты, результаты, достичь которых было необычайно трудно, еще не могут дать реальной политической отдачи. А президент, как я понимаю, принимает решения исходя не из оценок экспертов по макроэкономической стабилизации, а исходя из настроений электората.
   Чубайса спросили, сохранится ли в правительстве его команда. Ответ был: попытка удалить из кабинета собранную им команду привела бы к тяжелейшим результатам.
   – Сегодня в правительстве, – сказал Чубайс, – собрана уникальная экономическая команда. Люди, квалификация которых уникальна не только для России, но и для мира в целом. Люди с международным авторитетом в своей области. Естественно, что каждый из них, и я в том числе, допускали и допускаем какие-то неточности, совершали и совершаем ошибки, просчеты, каждого из нас критикуют, – все это, безусловно, так, но сложность того, что сегодня делается, и, соответственно, уровень профессиональных требований к этим людям уникальны. Любая попытка заменить их мне представляется чудовищной ошибкой.
   В угоду избирателю
   Главная причина отставки Чубайса была, конечно, связана как раз с предстоящими президентскими выборами. Его противники из коммунистического, национал-патриотического лагеря, просто из среды консервативного чиновничества и директорского корпуса давно уже сумели сформировать в глазах людей соответствующий образ «отца приватизации», – представить его этаким пугалом, главным виновником всех народных бед. Если раньше Ельцин еще мог закрывать на это глаза, то теперь – по существу, в катастрофической предвыборной ситуации, когда его рейтинг упал почти до нуля, – какие-то шансы на июньских выборах могли дать лишь некие решительные, обращенные к широкому кругу избирателей шаги. Одним из таких шагов и было сочтено удаление Чубайса из правительства, хотя оправданность этого шага была совсем не очевидна. Ситуация в экономике страны оставалась тяжелейшей, ряд вопросов требовали срочного решения, и решить их мог только Чубайс. Уход главного борца с инфляцией грозил ее ростом, общим экономическим хаосом, что вполне могло привести к еще большему падению популярности самого Ельцина накануне выборов, то есть к прямо противоположному результату, нежели тот, который пытались достичь увольнением Чубайса. Вообще найти ему эквивалентную замену было практически невозможно. Однако на все это Ельцин закрыл глаза – ради того самого избирателя, одураченного чубайсовскими ненавистниками. Тем паче что этих ненавистников было достаточно и в ближнем круге президента – тот же Коржаков, тот же Сосковец… Если у Ельцина и были какие-то сомнения по поводу целесообразности отстранения Чубайса от должности, с помощью этих деятелей он их преодолел.
   Кстати, спустя три дня, 19 января, выступая на пресс-конференции по итогам встречи глав государств СНГ, Ельцин повесил на Чубайса довольно странное обвинение, которое, однако, в какой-то степени раскрывало истинную причину отставки, – провал партии «Наш дом – Россия» на думских выборах: как мы помним, НДР получила там лишь около 10 процентов голосов. Президент весьма резко отозвался, в частности, о залоговых аукционах, где, по его словам, за бесценок продавались российские предприятия. В общем, если брать приватизацию в целом, по мнению Ельцина, обманутые люди и предприятия-банкроты не могли хорошо относиться к Чубайсу, и если бы он ушел в отставку до выборов 17 декабря, за НДР проголосовали бы не менее 20 процентов избирателей. (Позднее Чубайс так ответил на это: «Борис Николаевич сильно переоценил мою роль, сказав о том, что 10 процентов голосов, недополученных НДР, это из-за Чубайса, который в НДР никогда не входил».)
   Правда, Ельцин признал, что найти Чубайсу «сменщика» будет нелегко: «его интеллектуальный уровень высок». По словам президента, Чубайс был единственным руководителем «государственного масштаба», который на высоком профессиональном уровне мог, например, вникнуть в проблемы угольной отрасли, искренне стремился выполнять достигнутые договоренности и отвечать за данные обещания… (Забавно, что заменить Чубайса кем-то одним так и не сумели – его обязанности были разделены: должность первого вице-премьера, курирующего экономику в целом, занял Владимир Каданников, а пост вице-премьера и председателя Госкомимущества – Александр Казаков. При этом Ельцин как-то по-детски уверял, что эти двое в совокупности, «может быть, будут даже сильнее Чубайса»).
   Как бы то ни было, по словам Ельцина, отправить Чубайса в отставку необходимо было до предстоящих выборов президента.
   Всех здравомыслящих людей, как и самого Чубайса, волновал вопрос, означает ли его отставка смену курса в экономике, последует ли она за этой отставкой. Такая тревога возникала всякий раз на протяжении всех лет реформ, когда Ельцин отстранял от работы очередного реформатора. Так было, например, в момент ухода Гайдара. Надежды на твердость либеральных, реформаторских взглядов самого президента не было никакой. Тем не менее после отставки Чубайса и сам Ельцин, и Черномырдин, и другие деятели правительства и президентской администрации – например, помощник президента по экономическим вопросам Александр Лившиц – принялись уверять, что смены курса не произойдет. Однако серия явно популистских шагов, шагов, откровенно нацеленных на то, чтобы понравиться коммунистическому и национал-патриотическому избирателю, навевала сомнения на сей счет. Как далеко Ельцин готов пойти по пути дешевого заигрывания с электоратом в ущерб выстраданному реформаторами курсу?
   Одни одобряют, другие скорбят
   Как и следовало ожидать, отклики на отставку Чубайса последовали полярно противоположные. Одни торжествовали, другие пребывали в печали и растерянности.
   Естественно, «чувство глубокого удовлетворения» в связи с отставкой Чубайса испытали коммунисты. Так, новоиспеченный спикер Госдумы Геннадий Селезнев заявил 17 января по поводу этого события:
   – Мы считаем, что отставка Чубайса, а также заявление президента о необходимости немедленно приступить к выплате заработной платы и пенсий являются положительными тенденциями и дают надежду на то, что правительство и президент поворачиваются в своих реформах в сторону большинства населения.
   Как видим, имя Чубайса при каждом удобном случае демагогически увязывалось со всеми бедами народными.
   Обрадовались отставке Чубайса его давние недруги – московский мэр Юрий Лужков и лидер Демпартии России Сергей Глазьев. По мнению Лужкова, «Чубайс ушел с запозданием, а нам остались в наследство разваленная им экономика и обманутое ваучерами население». (Тут, подобно Шурику из «Кавказской пленницы», хотелось спросить московского градоначальника: а развалины древней крепости на склоне горы – это тоже дело рук Чубайса?) «Если говорить о ваучерах, – заявил мэр, – то нечистоплотными дельцами из разных инвестиционных фондов граждане страны ограблены на сумму порядка 60 триллионов рублей». Лужков призвал правительство пересмотреть политику ценообразования на топливно-энергетические ресурсы: «Цены должны регулироваться государством. А Чубайс их «отпустил», в результате в Москве лишь 20 процентов предприятий оказались платежеспособными, остальные лежат, сбитые реформами».
   Не правда ли, у московского мэра довольно странное представление о том, кто чем должен заниматься: по его мнению, «нечистоплотных дельцов» обязан ловить первый вице-премьер правительства, курирующий экономику, а не правоохранительные органы, в том числе и столичные, наполовину подотчетные самому мэру. Эти органы проявили здесь абсолютное бессилие и бездарность.
   Что касается отпуска цен на топливо, нетрудно себе представить, что было бы, если б госрегулирование этих цен сохранилось: мы ведь помним советские километровые очереди на бензоколонках, ночные рейды несчастных автолюбителей в поисках «левых» автоцистерн с ворованным бензином и прочие подобные прелести командно-административной экономики.
   Глазьев тоже назвал отставку первого вице-премьера «сильно запоздавшей». В специальном заявлении, разосланном в СМИ, он объяснил экономические неудачи страны «догматизмом и некомпетентностью лично Чубайса», его приверженностью «рекомендациям Международного валютного фонда и пожеланиям иностранных инвесторов». Бывший член правительства Гайдара, позднее переметнувшийся к коммунистам, выразил надежду, что отставка Чубайса – «это не политическое жертвоприношение, а признак перехода руководства России к продуманной, взвешенной и реалистичной экономической политике в интересах общества и государства».
   Среди тех, кто оценивал роль Чубайса более адекватно, был директор Института экономического анализа Андрей Илларионов.
   – То, что Чубайс сделал на посту первого вице-премьера, а до этого на посту вице-премьера и председателя Госкомимущества, – сказал он, – это своего рода уникальное явление в нашей нынешней российской истории. Как бы ни относиться к нему лично, чего нельзя у него отнять, – это человек, которого смело можно назвать гением административного управления, человек, который умел добиваться таких результатов, которых не мог добиться никто другой в нынешнем российском руководстве…
   «Отставка Анатолия Чубайса – тяжелый удар по политике реформ», – заявил министр экономики Евгений Ясин. Правда, он самокритично признал, что в работе первого вице-премьера, так же как и в работе Министерства экономики, были недостатки, за которые президент был вправе их критиковать. Однако, по словам министра, возложить всю ответственность за плохое состояние экономики на Чубайса можно с тем же успехом, как возлагать на директора Гидрометеоцентра ответственность за плохую погоду…
   Любопытный развернутый отклик на отставку Чубайса дал известный экономист Михаил Делягин (в прошлом он нередко критиковал Анатолия Борисовича). Этот отклик, распространенный «Интерфаксом», был снабжен примечательным заголовком – «Он работал слишком хорошо, чтобы уцелеть».
   «Официальная мотивировка причин отставки «последнего реформатора», – говорилось в отклике Делягина, – обескураживает полным игнорированием действительности. Парадоксально, но первая из предъявленных ему претензий – высокая задолженность бюджета по выплате заработной платы – вообще не имеет отношения к Чубайсу, так как наравне с нежеланием монополий платить налоги вызвана астрономическими (по оценкам, не менее 30 триллионов рублей в 1995 году), не предусмотренными в бюджете расходами на Чечню.
   Вторая официальная претензия – плохое управление федеральным пакетом акций. Нелишне напоминать, что Чубайс был и по сей день остается единственным политиком, на деле, а не на словах активно пытавшимся реализовать права государства как собственника этих акций, добиться того, чтобы принадлежащие государству предприятия хотя бы платили ему налоги и не занимались прямым саботажем его политики. Именно управление Чубайсом федеральным пакетом акций в конце 1995 года в ходе залоговой приватизации фактически спасло государство от банкротства, позволило хоть как-то рассчитаться с долгами.