Никаких возможностей отстранить от власти «не одаренного достойными его сана качествами» не было. Кроме одной. Алексей Орлов, брат Григория, главного фаворита Екатерины, герой Чесмы, удивлялся в разговоре с влиятельной при дворе Натальей Загряжской, «как такого урода терпят». «А что же с ним делать? - спросила Загряжская. - Не задушить же его?» «А почему же нет, матушка?» - с искренним недоумением ответил Алексей Григорьевич. Недоумение графа Орлова было совершенно искренним: 36 лет назад он задушил Петра III. Разговор Загряжской и Орлова имел место на третьем году царствования Павла I. Мысль о лишении его престола принимала все более конкретные формы. Граф Никита Панин (1770-1837), вице-канцлер, один из руководителей внешней политики, составил тайный проект введения регентства в связи с душевной болезнью императора. Роль регента предназначалась наследнику великому князю Александру. Панин ссылался на два актуальных аналогичных случая: в Англии во время болезни Георга III управление делами неоднократно поручалось принцу Уэльскому, в Дании при больном Христиане VII с 1784 г. регентом был будущий король Фридрих VI.
      Все, кто знал Павла, были убеждены, что он от престола не откажется. Была мысль получить согласие сената на реализацию плана Панина. «Но большинство сенаторов, - вспоминал граф Пален, - болваны, без души, без воодушевления»28. Оставался единственный путь. Организацию заговора взял в свои руки граф фон дер Пален (1745-1826), уроженец Курляндии, сделавший карьеру в русской армии, человек решительный и беспощадный.
      Заговор 1801 г., о котором много и подробно рассказали участники и свидетели, может считаться моделью переворота. Захват власти Екатериной II был путчем импровизированным, удача была случайной. Она потребовала личного участия будущей императрицы
      27 Там же. С. 279.
      28 Брикнер А.Г. Павел I. Париж, 1935. С. 43.
      [234/235]
      и безумного поведения Петра III. Захват власти Александром I был организован и тщательно продуман Паленом. В обоих случаях исполнителями были гвардейцы, в обоих случаях преемник был готов. С тем, что Александр личного участия в атаке на дворец не принимал, но дал на него согласие. Свергнуть Павла - теоретически - было труднее, ибо он правил не 6 месяцев, как его отец, а 4 года и гвардейские солдаты, в отличие от офицеров, были ему преданы. Пален рассказал об удивительном разговоре, который он имел с Павлом 7 марта 1801 г. Глава заговора был в этот момент губернатором Петербурга, главой тайной полиции и, назначенный на место Ростопчина, разгневавшего императора, руководил внешней политикой и почтовым ведомством. Явившись к императору, Пален услышал: «Вы были здесь в 1762 г.?». «Да, - ответил он, - но я был только свидетелем, а не участником переворота». «Почему вы об этом вспомнили?» - спросил Пален и услышал в ответ: «Потому, что хотят возобновить 1762 г.».
      Глава заговора, проявив недюжинное хладнокровие, подтвердил: «Да, государь, это хотят сделать. Я это знаю, я сам принадлежу к заговору… Я держу все нити заговора в своих руках».
      Пален убедительно объяснил императору, почему никакой опасности нет: «Ваш отец был иностранец; вы русский. Он ненавидел русских, открыто выражал презрение к ним и возбудил против себя народ. Вы же, наоборот, любите русских, уважаете и цените их… Он не был коронован, вы же коронованы. Он преследовал духовенство, вы же почитаете его. Он до крайности раздражил против себя гвардейские полки; вам же эти полки совершенно преданы…». Павел был успокоен, но предупредил петербургского губернатора: «Все это так, но не надо дремать»29.
      Пален имел план, имел исполнителей - гвардейских офицеров, имел согласие Александра, которого он заверил, что Павел будет пощажен, от него получат лишь согласие на отказ от трона. Имел власть, которая позволила ему не допустить в Петербург Аракчеева, высланного по капризу императора в провинцию, а затем призванного обратно. Не хватало только решительного человека, который мог бы руководить реализацией плана. Пален нашел его в лице графа Леонтия Беннигсена (1745-1826). Уроженец Ганновера, подполковник королевско-ганноверской армии, с 1773 г. на русской службе, в 1794 г. - генерал-майор, начальник штаба армии, отправленной под командованием Валерьяна Зубова завоевывать Персию. Наемник, профессиональный солдат, твердо выполнявший приказы. Наполеон вспомнит его на Святой Елене: «Генерал
      29 Из записок графа Ланжерона. Цареубийство 11 марта 1801 г. СПб., 1907. С. 138-139.
      [235/236]
      Беннигсен был тем, кто нанес последний удар: он наступил на труп». Наполеон помнил генерала Беннигсена и потому, что граф Леонтий командовал русскими войсками под Фридляндом, где они были разгромлены французами, но за полгода до этого русские под командованием Беннигсена устояли под Эйлау.
      Нет сведении, подтверждающих впечатление Наполеона. Генерал Беннигсен на труп императора Павла I не наступал. Но он вел ночью И марта заговорщиков в Михайловский дворец, а затем в спальню Павла. Имеется около 40 рассказов о том, что произошло в ночь с 11 на 12 марта. Но все - записанные со слов участников или даже третьими лицами. Имеется только два исключения, записки одного из офицеров, Константина Полторацкого (не полностью опубликованные) и воспоминания Беннигсена. Тем не менее, как был убит император Павел, неясно: имеется несколько версий. Чаще всего говорят, что он был задушен, иногда рассказывают, что Николай Зубов (он был в спальне вместе со своим братом Платоном, последним фаворитом Екатерины), человек громадного роста и необыкновенной, силы ударил Павла в висок золотой табакеркой.
      «Кто-то из офицеров сказал мне: «С ним покончили». Так рассказал генерал Беннигсен своему другу французскому эмигранту на русской службе генералу Александру Ланжерону.
      Генерал Пален, по мнению современников, не пошел с заговорщиками, он ждал. Если бы Павел спасся, что могло случиться, губернатор Петербурга пришел бы ему на помощь. Узнав о смерти Павла I, о том, что гвардейцы, выстроенные командирами, участниками заговора, колеблются, а Александр предается отчаянию, Пален является к наследнику, «грубо хватает его за руку и говорит. «Будет ребячиться! Идите царствовать, покажитесь гвардии»30.
      Заговор удался. Законный наследник вступил на престол.
      30 Там же. С. 149.
      [236/237]

Глава 9

РЕАЛЬНОСТЬ И МЕЧТЫ АЛЕКСАНДРА I

 
      Ни в одном государстве политические слова не находятся в таком противоречии с реальностью, как в России…
      Михаил Сперанский
      Открытый всем щедрым соблазнам, поочередно увлекаемый туманным либерализмом и мистическим авторитаризмом, Александр I чувствовал болезнь своего народа и годами мечтал вылечить его.
      Анатоль Леруа-Болье
 
      Все современники единодушны, известие о смерти Павла I вызвало восторг, ликование. Знаменитейший поэт эпохи Гаврила Державин писал:
      Умолк рев Норда сиповатый,
      Закрылся грозный, страшный взгляд…
      Поэт и министр хорошо знал, что «взгляд» закрылся не сам, его закрыли. Он забыл, что встречал новый, 1797 г., одой, в которой к пророчествовал.
      Да, мы под Павловым владеньем,
      Еще светлее процветем…
      Для Державина, как и для всех, было очевидно: начинается новое царствование, которое не может быть хуже ушедшего. К тому же в манифесте, возвещавшем о восшествии на престол молодого императора, говорилось, что он будет править «по закону и сердцу Екатерины». После Павла екатерининское правление казалось раем.
      [237/238]
      Жозеф де Местр, бежавший из Савойи, занятой французской революционной армией, нашедший убежище в России, но не как эмигрант, а как посланник короля Сардинии, ярый враг либерализма и философии просвещения, был не совсем прав, когда язвительно писал: «Взбреди российскому императору на ум сжечь Санкт-Петербург, никто не скажет ему, что деяние это сопряжено с некоторыми неудобствами, что даже в холодном климате нет нужды в столь большом костре; нет, все промолчат, в крайнем случае подданные убьют своего государя (что, как известно, нимало не означает, чтобы они не питали к нему почтения) - но и тут никто не проронит ни слова»1.
      Павел I, несомненно, мог - по соображениям вполне ясным ему, - сжечь столицу. Но уже имелись люди, которые - скорее всего лишь между собой - выразили бы свое осуждение пожару. А тайно - как это и случилось - подготовили бы его убийство. Единственная, известная в XVIII в. форма ограничения самодержавия, - «удавка», как выразилась Жермен де Сталь, оказывала влияние на деятельность государя.
      Поэт и философ Алексей Хомяков (1802-1860), один из теоретиков славянофильства, предсказывал после смерти Николая I, что наследник, Александр II, будет царем-реформатором. Ибо, как подсчитал Хомяков, «в России хорошие и дурные правители чередуются через одного: Петр III плохой, Екатерина II хорошая, Павел I плохой, Александр I хороший, Николай I плохой, Александр II будет хорошим»2. Алексей Хомяков был прав, так же, как сто лет спустя был прав французский писатель Ромэн Гари, обнаруживший, что в Советском Союзе лысый лидер всегда сменяется волосатым: после Ленина Сталин, затем Хрущев и так далее - до конца. Александр I, отвечая восторженной мадам де Сталь, считавшей, что лучше иметь такого замечательного императора, чем конституцию, констатировал: «Я не более чем счастливая случайность».
      С этим можно согласиться, отметив одновременно немалые усилия, сделанные Екатериной II для воспитания своего внука. Прежде всего следует подчеркнуть закономерность: сын Екатерины Павел был отобран у матери сразу же после рождения и воспитан по указаниям бабушки - императрицы Елизаветы; сын Павла Александр был отобран у отца и воспитан бабушкой - Екатериной. В обоих случаях наследникам были даны лучшие учителя. Программу обучения Александра приготовила сама Екатерина: бабушка не только дала конкретные указания воспитателям внука, но
      1 Местр Ж., де. О России/ Публ. и пер. В.А. Мильчиной// Родина. 1992. № 6-7. С. 160.
      2 Эйдельман Н. «Революция сверху» в России. М., 1989. С. 114.
      [238/239]
      изложила также принципы его воспитания. Современный русский историк пишет: «Трудно не признать, что эти принципы были сформулированы проницательным, широким и свободным умом. Воспитание Александра было основано на принципах естественности, разумности, свободы человеческой личности, нормального здорового быта»3.
      Русскую историю и литературу преподавал наследнику и его младшему (на 2 года) брату Константину один из значительнейших писателей своего времени Михаил Муравьев, географию и естествознание - знаменитый немецкий натуралист и путешественник Петр Паллас. Опасаясь, чтобы наследнику не внушили каких-либо суеверий, Екатерина поручила преподавание Закона Божьего протоиерею Самборскому, много лет прожившему в Англии, женатому на англичанке, брившему бороду и усы, носившему светское платье английского покроя. Короче, ничем не напоминавшему православного священника.
      Главную роль в умственном воспитании наследника Екатерина поручила швейцарцу Фредерику Лагарпу. Выбор, сделанный лично Екатериной, познакомившейся с Лагарпом, когда он приехал как воспитатель младшего брата одного из ее фаворитов. Даже когда стало точно известно, что швейцарец по своим убеждениям ярый республиканец, императрица оставила его воспитывать внуков. Ей казалось, что именно швейцарец, земляк Руссо, взгляды которого были положены в основу «Азбуки» Екатерины, сможет воспитать ее внуков как просвещенных государей.
      Лагарп читал с учениками Локка, Гиббона, Руссо, Мабли, говорил о могуществе разума, благе человечества, о договорном начале государства, о справедливости, равенстве, свободе, осуждал деспотизм и рабство. Современный биограф Александра категоричен: «…Через Лагарпа Александр воспринял идеи французского просвещения, перелитые позднее в свободолюбивые лозунги Великой Французской революции, и, думается, эти идеи попали на благодатную почву и оставили долгий след в душе будущего императора»4. Историк XIX в. Василий Ключевский резко критикует воспитание великих князей: произведения передовых умов читались им в возрасте 10-14 лет, т.е. слишком рано; им не давали реальных сведений, а предлагали возвышенные идеи, которые воспринимались детьми как «политические и моральные сказки». Историк упрекает
      3 Сахаров А.И. Александр I. (К истории жизни и смерти)// Российские самодержцы, 1801-1917. М., 1994. С. 28.
      4 Там же. С. 34.
      [239/240]
      воспитателей: «Они учили, как чувствовать и вести себя, но не учили, как мыслить и действовать»5.
      Споры о роли Лагарпа - положительной или отрицательной, в зависимости от взглядов современников и историков, - это часть споров о характере Александра I, о причинах неожиданных его поворотов. Все признают - Лагарп оказал большое влияние на Александра. Став императором, он немедленно вызывал к себе швейцарского республиканца, некоторое время возглавлявшего Гельветскую федерацию. Но Лагарп воспитывал двух великих князей - брат Александра Константин совершенно не проникся идеями, которые пытался ему внушить воспитатель.
      Василий Ключевский, лучший из портретистов русских государей, признавал, что по личным качествам Александра следует сравнить только с царем Алексеем: он был «прекрасным цветком, но тепличным, не успевшим или не сумевшим акклиматизироваться на русской почве, - он рос и цвел роскошно, пока стояла ясная погода, а как подули северные бури, как наступило наше русское осеннее ненастье, он завял и опустился»6. Это оценка жестокая и, несомненно, спорная.
      Образование Александра было обрывочным, нередко случайным. Екатерина следила за основным. Когда генерал Протасов, наблюдавший за повседневным поведением великих князей, заметил, что у 14-летнего Александра стали замечаться «сильные физические желания, как в разговорах, так и по сонным грезам, которые умножаются по мере частых бесед с хорошими женщинами», императрица немедленно поручила придворной даме научить внука «тайнам тех восторгов, кои рождаются от сладострастия». В 16-летнем возрасте занятия с учителями прекратились. Екатерина организовала свадьбу Александра с баденской принцессой Луизой, ставшей великой княгиней Елизаветой Алексеевной. Ей было 14 лет.
      Обучение, получаемое великими князьями при дворе бабушки, было только половиной их подготовки к жизни. Другой половиной был двор отца - Гатчина, где детей, а потом юношей учили муштре, солдатскому ремеслу, где издевались над окружением Екатерины, как в окружении императрицы беспощадно высмеивали нравы при дворе Павла, законного наследника. Вступив на престол, Павел I, в числе инструкций, данных Суворову, направленному на войну с французами, приказал, проходя через Швейцарию, захватить Лагарпа и привести в Петербург. Не любил он воспитателя своего сына.
      5 Ключевский В. Курс русской истории. Пб., 1921. Т. 5. С. 167.
      6 Ключевский В. Там же. С. 172.
      [240/241]
      Александр «должен был жить на два ума, иметь две парадные физиономии, кроме третьей, домашней, будничной, должен был держать два прибора манер, понятий и чувств»7. Историки могли, следовательно, делать упор на один «ум», подчеркивая значение Лагарпа, или на другой, настаивая на любви Александра к военным экспедициям, на его дружбе с Аракчеевым. Александр Пушкин, после первого увлечения молодым императором, написал на него несколько необыкновенно злых эпиграмм. Он писал, в частности: «Воспитанный под барабаном…», хотя великолепно знал, что гатчинские барабаны были только частью воспитания Александра. Для Пушкина Александр I был «арлекином и лицедеем», хитрым двуличным правителем.
      Канцлер Безбородко, получив однажды утром три противоречивых указа Павла I, сказал: «Бедная Россия! Впрочем, ее станет еще на 60 лет»8. Трудно сказать, что точно имел в виду старый дипломат, оказавшись у государственного руля. Но ровно 60 лет спустя было отменено крепостное право и дореформенная Россия ушла в прошлое. Почти все 60 лет (точнее, 55 лет) империей правили два сына Павла: сначала Александр I, затем его брат - Николай I.
      Царствование Александра I продолжалось четверть века и половину его жизни: вступив на престол 23-летним молодым человеком, он умер 48-летним государем, уставшим от жизни и власти.
      Первая четверть XIX в. была временем активного участия России в европейских делах: страна готовилась к войнам, вела их, заключала мирные договора, которые давали передышку, необходимую для собирания сил, нужных в следующей войне. Политика резко менялась, враги становились союзниками, а союзники врагами. Эти повороты, зигзаги обозначают границы периодов, на которые можно разделить царствование Александра I. Первый период (1801-1805) - время горячих надежд, планов, реформ. Второй (1805-1807) - годы первых войн с Наполеоном. Третий период - (1808-1812) - союз с Наполеоном, участие в континентальной системе, пагубно отразившейся на русском хозяйстве. В это время происходит возвращение к реформаторской деятельности, отложенной в военные годы. Затем начинается четвертый период - войн с Наполеоном (1812-1815) и перекраивание Европы победителями (1816-1818). Наконец, пятый период (1819-1825) - время отказа от реформ, эпоха реакции и начавшегося революционного движения, которое взорвется в декабре 1825 г. восстанием гвардейских офицеров.
      7 Ключевский В. Там же. С. 169.
      8 Эйдельман Н.Я. Герцен против самодержавия. М., 1973. С. 131.
      [241/242]
      Резкость поворотов политики, радикальное изменение взглядов в различные этапы царствования создали Александру I репутацию человека скрытного, хитрого, двуличного, но также слабого, подверженного влиянию близких ему людей. Известно высказывание Наполеона: «Александр умен, приятен, образован, но ему нельзя доверять; он неискренен: это истинный византиец… тонкий, притворный, хитрый». Еще более живописно отозвался о русском императоре шведский посол в Петербурге Лагербильке: «В политике Александр тонок, как кончик булавки, остер, как бритва, фальшив, как пена морская»9. Совершенно естественно возникает вопрос: почему Александр должен был быть искренним с Наполеоном, доверять ему? Даже в период союза они были противниками, и император французов делал все, чтобы обмануть русского императора.
      Достоинства и недостатки Александра, человека и государя, обнаруживаются при ответе на вопрос: «Какие государственные цели он преследовал в те или иные периоды своей жизни, в какой среде эти цели он пытался осуществить и какие средства в соответствии с этими целями и средой он использовал?»10.
      Негласный комитет
      Дней Александровых прекрасные начала.
      Александр Пушкин
 
      Русским государям, вступавшим на трон, было очень легко начинать: достаточно было отменить, простить, реабилитировать - исправить сделанное предшественником. Пушкин вспоминал с тоской в 1822 г. прекрасные дни начала царствования Александра. В 1801 г. все были счастливы. 15 марта, через 4 дня после убийства Павла, новый царь простил 156 человек, в том числе Радищева. Последовавшими указами были помилованы другие жертвы свергнутого императора - всего 12 тыс. человек. Принимая во внимание немногочисленность правящего слоя, на который в первую очередь обрушивался гнев Павла I, это цифра очень внушительная. В марте были восстановлены дворянские выборы по губерниям; амнистированы бежавшие за границу; объявлен свободный въезд и
      9 Федоров В.А. Александр I// Вопросы истории. 1990. № 1. С. 55-56.
      10 Сахаров А.Н. Указ. соч. С. 43.
      [242/243]
      выезд за границу; разрешены частные типографии и ввоз всяких книг из-за границы. 2 апреля восстановлена жалованная грамота дворянству и городам, данная Екатериной. Уничтожена тайная экспедиция - секретная полиция императора. 27 сентября были запрещены пытки и «пристрастные допросы». Само слово «пытка» было запрещено употреблять в делах.
      В манифестах, указах, частных разговорах Александр I выражает свое горячее желание водворить на место произвола законность. Для подготовки и осуществления необходимых реформ Александр собирает вокруг себя друзей, молодых людей, которые в мае 1801 г. становятся членами особого Негласного комитета.
      Состав комитета, собиравшегося на тайные заседания до сентября 1804 г., вызывал надежды у сторонников реформ и опасения у противников. Членами комитета Александр назначил четырех представителей нового поколения, воспитанных на самых передовых идеях XVIII в., отлично знавших Западную Европу. Лагарпа, приехавшего в Петербург по приглашению императора, Александр в комитет не назначил, хотя много с ним говорил.
      Во второй половине XIX в. были опубликованы протоколы заседаний Негласного комитета, все его члены написали воспоминания. Первое столкновение мечтаний и реальности, пережитое Александром I, отлично документировано. Записку о необходимости создать особый Негласный комитет для обсуждения плана преобразований России представил царю граф Павел Строганов (1772-1817), единственный сын самого богатого из екатерининских вельмож, личный друг Александра. В 1790 г., вместе со своим воспитателем, французом-республиканцем, математиком Жильбером Роммом, Павел Строганов оказался в Париже. Вступил в якобинский клуб, стал любовником неистовой революционерки Теруань де Мерикур. Вызванный Екатериной в Петербург и отосланный в деревню, Павел Строганов был вскоре возвращен ко двору. С великим князем Александром его познакомил князь Адам Чарторыйский (1770-1861). Александр, метавшийся между двором Екатерины и гатчинским двором отца, выбрал себе в друзья князя Чарторыйского, находившегося в Петербурге в качестве заложника после разгрома восстания Костюшко. Дружба сохранилась и после того, как наследник стал императором. Близким отношениям не помешали даже слухи об увлечении молодой супруги наследника польским князем. Рассказывали, что когда у великой княгини Елизаветы родилась в мае 1799 г. дочь, ее показали Павлу. Император спросил у статс-дамы Ливен: «Сударыня, возможно ли, чтобы у мужа-блондина и жены-блондинки родился черненький младенец?» Статс-дама совершенно справедливо возразила: «Государь! Бог всемогущ». Адам Чарторыйский был «сослан» послом ко двору
      [243/244]
      короля Сардинии, находившегося в изгнании, но остался близок Александру - и был вызван в Петербург после убийства Павла.
      Третьим членом комитета был назначен двоюродный брат Павла Строганова Николай Новосильцев (1761-1836). Четвертым стал Виктор Кочубей (1768-1834), племянник канцлера Безбородко, воспитанный в Англии, в 24 года занимавший пост посла в Константинополе.
      Талантливые, образованные друзья императора на первом же заседании Негласного комитета сформулировали задачи и план его работы: узнать действительное положение дел в России; реформировать правительственный механизм и, в заключение, обеспечить существование и независимость государственных учреждений конституцией, дарованной самодержавной властью и соответствующей духу русского народа. Две коренные, неизменные проблемы стояли на повестке дня: самодержавие и крепостное право. Александр понимал необходимость реформ, соглашался с Лагарпом, говорившим, что «закон выше монарха». Дилемма была квадратурой круга: как ограничить самодержавие, не ограничивая власти государя? Державин рассказывает, что, будучи министром, настаивал в разговоре с Александром на каком-то своем предложении: «Ты меня всегда хочешь учить, - государь с гневом сказал. - Я самодержавный государь и так хочу»11. Разговор имел место в самую либеральную эпоху царствования.
      Не менее трудным был и крестьянский вопрос. При его обсуждении в Негласном комитете были высказаны различные мнения. Чарторыйский высказался против крепостного права, ибо держать людей в рабстве неморально. Новосильцев и Строганов говорили об опасности раздражать дворянство. Единственными мерами для решения крестьянского вопроса было принятие проекта адмирала Мордвинова (долгие годы проведшего в Англии, где, как пишет его биограф, «он проникся духом английской науки и уважением к учреждениям этой страны»12) и проекта графа Румянцева о вольных хлебопашцах. Мордвинов подошел к крестьянскому вопросу с неожиданной стороны. Почитатель Адама Смита и Бентама, он считал, что необходимо создать такой экономический строй, при котором дворянство само признало бы невыгодность подневольного труда крепостных и само отказалось бы от своих прав. Мордвинов предложил дать право владеть недвижимым имуществом купцам, мещанам и казенным крестьянам, лишив таким образом дворянство монополии на владение землей. В результате, по его мнению,
      11 Записки Державина. С. 481.
      12 См.: Леонтович Б.В. История либерализма в России, 1762-1914: Пер. с нем. Париж, 1980. С. 54.
      [244/245]
      возникнут фермы с наемными работниками, которые явятся конкурентами крепостному хозяйству и побудят помещиков согласиться на освобождение крестьян. В 1801 г. этот проект стал законом.
      В 1803 г. был принят по проекту Румянцева закон о «вольных хлебопашцах». Помещикам было разрешено отпускать крестьян на волю с земельным участком за выкуй. Крестьяне, не записываясь в другое состояние, становились «вольными хлебопашцами». Для заключения сделки было, следовательно, необходимо согласие помещика и наличие денег у крестьянина. На основании этого указа в царствование Александра I освободилось 47153 семьи, а в царствование Николая I - 67149 семей.