Началу К.. М. Я. Геллер

      Петру Столыпину приписывают слова, которых он не говорил: «сначала успокоение, а потом реформа». Эта формула выражает программу нового главы правительства, но чрезвычайно упрощает ее. Революция уже потерпела поражение, хотя еще не сознавала этого. В первом публичном заявлении Столыпина говорилось о положении в стране: «За последние два года революционное движение проявляется с чрезвычайным напряжением. С весны этого года оно особенно усилилось». Председатель Совета министров перечисляет: «Военные мятежи в Севастополе, в Свеаборге, в Ревельском порту и в Кронштадте, убийства должностных лиц и полицейских чинов, нападения и грабежи следуют один за другим»93. Не прошло и месяца после назначения Столыпина,
      92 Там же. С. 249.
      93 Правительственный вестник. 1906. 24 авг. (6 сент.)
      [231/232]
      как «максималисты»94 взорвали дачу премьер-министра на Аптекарском острове: были тяжело ранены дочь и сын Столыпина убито 27 человек и 33 ранено. Необходимость «успокоения» страны стала очевидной с новой силой.
      Началось подавление «смуты». Упрощенность формулы «сначала успокоение, потом реформы» заключается в том, что Столыпин соединил два процесса: одновременно с борьбой против революции шла подготовка реформ и началась их реализация.
      Современники - в своем большинстве - относились к политике Петра Столыпина отрицательно. Левое крыло общества видело в нем врага революции, правое крыло - радикального реформатора. Василий Маклаков, один из виднейших ораторов второй и третьей Дум, защищавший позиции кадетов, а потому идейный противник Столыпина, много лет спустя пересмотрел свои взгляды. «Говоря языком современности, - писал Маклаков в 1954 г., - Столыпин представлял ту политику, которую принято называть «левой политикой правыми руками»95.
      «Левой» политикой Василий Маклаков называет политику реформ. Но в течение одного долгого времени имя Столыпина отождествлялось с контрреволюционным террором. Деятельность его правительства называли «кровавым смерчем». Имя Столыпина связывали прежде всего с введением законом 19 августа 1906 г. военно-полевых судов, давших генерал-губернаторам в тех случаях, «когда совершение преступления является настолько очевидным, что нет надобности в его расследовании», предавать обвиняемых особому военно-полевому суду с применением наказания по законам военного времени.
      Военно-полевые суды действовали семь месяцев - их деятельность произвела на современников огромное впечатление. Василий Маклаков, свидетель мировых войн и пролетарских революций, заметил: «В 1906 г. люди еще не одичали, как теперь, и казни волновали»96. В конце XX в. число жертв «кровавого смерча», «столыпинской реакции» вызывает удивление только своими сравнительно незначительными размерами.
      Советский историк, составивший список всех казненных по политическим процессам в России с 1824 по 1917 гг., подсчитал, что «Столыпин и его свора» (глава книги называется «Министр-вешатель»)
      94 «Максималисты» - группа социалистов-революционеров, отколовшаяся от партии, возглавляемая Михаилом Соколовым («Медведем»). На их счету также знаменитые «эксы» - ограбления банков.
      95 Маклаков В.А. Вторая Государственная Дума. Лондон, 1991. С. 15.
      96 Маклаков В.А. Указ. соч. С. 22.
      [232/233]
      «казнили свыше 5 тыс. человек (1906-1911)97. Есть и другая цифра: в 1906-1907 гг. террористы убили и искалечили 4500 человек. Общая цифра жертв левого террора в 1905-1907 гг. превышает 9 тыс. человек98.
      Положение в стране обострялось «правым» террором. Основанный в октябре 1905 г. Союз русского народа, возглавляемый доктором Дубровиным, организовывал еврейские погромы и практиковал политические убийства «врагов России»: были убиты депутаты I Думы кадеты Герценштейн и Иоллос, депутат II Думы Караваев, было совершено - неудавшееся - покушение на Витте.
      Жертвы не снижали общественного ожидания революции, которая удовлетворит сразу все требования всех слоев общества. Революция виделась благом, добром, гибель революционеров - жертвой розовому будущему, подтверждающей имманентное зло реакции. Революционный романтизм, революционный героизм были воздухом эпохи. «Рассказ о семи повешенных» Леонида Андреева, одного из популярнейших писателей эпохи, воспевал террористов, героизм и высокую человечность жертв власти. Начальник Петербургского охранного отделения генерал Герасимов, руководивший арестом террористической группы, в которую входили две женщины, цитирует в воспоминаниях слова прокурора, по должности присутствовавшего при казни: «Как эти люди умирали… Ни вздоха, ни сожаления, никаких просьб, никаких признаков слабости… С улыбкой на устах они шли на казнь. Это были настоящие герои»99.
      О героях и героизме писал популярнейший писатель своего времени Максим Горький. Всюду повторялись слова «Песни о соколе»: «Безумству храбрых поем мы славу! Безумство храбрых - вот мудрость жизни!». Властитель дум провозглашал безумство - мудростью, успешно проповедовал, что героическая смерть «сокола» значительно лучшего жалкого земного существования «ужа». Высшей целью жизни объявлялся подвиг - героический акт, приближающий революцию.
      I Дума, открывшаяся 27 апреля 1906 г., обманула надежды составителей избирательного закона, веривших вслед за царем, что крестьяне составляют главную опору монархии. Дума оказалась настолько левой, что прогрессивная печать назвала ее «Думой народного гнева». Партия Ленина бойкотировала выборы (позднее вождь признал, что это была ошибка), и большинство
      97 Ушерович С. Указ. соч. С. 97.
      98 Цит. по: Pipes R. The Russian Revolution. N.-Y., 1991. P. 170.
      99 Герасимов А.В. Указ. соч. С. 123.
      [233/234]
      депутатов представляли партию конституционных демократов (кадетов) - 179 из 478, на втором по численности месте была крестьянская фракция - 97 депутатов.
      Иосиф Гессен воспоминает, что кадетская печать писала об открытии Думы: «История сохранит светлое воспоминание об этом светлом часе в истории русского народа… Это будет первый час новой эры в жизни страны»100. Но на следующий день, признает мемуарист, «началась открытая непримиримая война между думой и правительством»101. Кадеты, одержавшие убедительную победу на выборах, верили, что с такой же легкостью они победят власть. В программе, адресованной Николаю II, они требовали уничтожения «второй палаты (Государственного совета), создания правительства, ответственного перед Думой, которую они называли не законодательной палатой, а «законодательной властью».
      Василий Маклаков, оценивая деятельность своих товарищей по партии - конституционалистов-демократов, констатирует, что их деятельность в I Думе была направлена против конституции («Основных законов»). Настаивая на том, что «воля народа» выше закона, кадеты тем самым разделяли принципы самодержавия, где выше закона была воля царя. Обе точки зрения стояли на пути создания в России правового государства102. Но весной 1906 г., когда Николай II, как выражается Маклаков, пытался «лояльно играть свою новую роль конституционного монарха», возбужденные победой кадеты преувеличивали свои силы и возможности. Петр Столыпин вел от имени правительства Горемыкина переговоры с лидером кадетов Павлом Милюковым. Депутатам Думы предлагалось войти в состав правительства, но в ведении царя оставались назначения министров военного, морского, императорского двора и внутренних дел. Столыпин не скрывал, что внутренними делами будет заниматься он. Милюков ответил категорическим отказом. Со своей стороны, вел переговоры, желая подорвать значение предложения Столыпина, бывший министр внутренних дел, назначенный дворцовым комендантом, генерал Трепов. Он соглашался на правительство, составленное целиком из депутатов Думы. Коварный план генерала Трепова базировался на убеждении, что кадетский кабинет неизбежно придет в столкновение с императором, который будет вынужден назначить военного диктатора: автор приказа «патронов не жалеть» был готов принять это назначение.
      100 Гессен И.В. Указ. соч. С. 227.
      101 Там же. С. 228.
      102 Маклаков В.А. Вторая государственная Дума. С. 7-8.
      [234/235]
      Неудача переговоров, невозможность сотрудничества между Думой и правительством привели к роспуску Думы менее чем через три месяца со дня ее созыва. Оглядываясь в прошлое, Василий Маклаков резюмирует ситуацию: кадеты пришли победить, они требовали капитуляции правительства. Роспуск Думы и назначение Петра Столыпина премьер-министром были ответом власти. Выяснилось, что подлинной силы кадеты в стране не имеют. Депутаты, лишенные мандатов, собрались в Выборге, составили «Обращение» к народу, призывая к «пассивному сопротивлению». «Нельзя было, - пишет Маклаков, - придумать более бесполезного и неудачного шага. Он никого не увлек и не напугал…»103.
      Новые выборы дали Думу еще более левую, чем первая. Социал-демократы пошли на выборы и получили 65 мандатов, 104 депутата провели «трудовики» - партия, близкая социалистам-революционерам, которые имели 37 своих представителей. Левый блок стал влиятельнейшей фракцией в Думе, насчитывавшей 518 депутатов. Потерпели поражение кадеты - 99 мандатов, правый блок - консервативная партия «октябристов» и черносотенные организации - были представлены 54 депутатами. Остальные места занимали представители небольших партий и групп, менявшие взгляды в зависимости от настроения.
      Можно найти много рациональных объяснений причинам «левого» облика II Думы. Задерживает внимание историка странный факт: после распада советской империи во всех посткоммунистических странах (за исключением Чехии) вторые парламентские выборы давали большинство «левым», совсем недавно покинувшим власть компартиям, казалось бы, разоблачившим себя десятилетиями тоталитарного правления. И здесь, конечно, тоже имеются рациональные объяснения. Могут быть, наверное, и другие, иррациональные, обнаруживающие таинственную, непонятную на первый взгляд связь между «вторыми выборами» и левыми настроениями избирателей.
      II Дума, как и I Дума, - топталась на месте. Продолжала конфронтацию с правительством, убежденная, что «воля народа» за плечами дает ей силу. Алексей Суворин заносил в свой дневник известным только ему шифром: «В Думе - никого. Разбойников много, разрушителей несть числа, а правителей нет…». О настроениях избранников народа издатель «Нового времени» сообщал: «Дума желала бы министров ругать по-матерному. Один
      103 Маклаков В.А. Воспоминания. С. 361.
      [235/236]
      депутат говорил: «Меня не пугается городовой, а министр еще меньше. Надо чтобы они пугались»104.
      Роспуск I Думы и выборы II Думы выдвинули на первый план русской жизни Петра Столыпина. Не только потому, что он получил пост председателя Совета министров, но и потому, что он был единственным из русских министров, который обнаружил замечательный ораторский талант и мог единоборствовать с виднейшими златоустами Думы. Ощутив давление «левого блока», усиленного кадетской фракцией, поняв желание депутатов наводить страх на городовых и министров, Столыпин ответил уверенно и смело: «Не запугаете!»
      Предупреждение премьер-министра было направлено против левоцентристского большинства Думы, которое всеми силами старалось помешать реформам, считая их опоздавшими и недостаточными. Но ожесточенную кампанию против политики Столыпина и его лично вели также радикальные реакционеры. Одним из их печатных органов была газета «Русское знамя», издаваемая Дубровиным. В ответ на вызов премьер-министра газета Дубровина заявила: «Да будет ведомо Столыпину, что русский православный народ только смеется над его словами «не запугаете». Когда-нибудь настанет время и время это наступит очень скоро, когда мы не позволим дурманить русских граждан обещаниями заморской конституции, кадетскими бреднями. Нет, все говорит, что настала пора покончить все политические счеты с нынешним столыпинским правительством»105.
      Атаки «Русского знамени» только уравновешивали бы атаки на политику правительство «слева», если бы нападки справа не получили неожиданно высочайшую поддержку. 4 июня 1907 г. Николай II отправил телеграмму председателю Союза русского народа Дубровину. Она гласила: «Передайте всем председателям отделов и всем членам Союза русского народа, приславшим мне изъявления одушевляющих их чувств, мою сердечную благодарность за их преданность и готовность служить престолу и благу дорогой родины. Уверен, что теперь все истинно верные и русские, беззаветно любящие свое отечество сыны, постоянно умножая свои ряды, помогут мне достичь мирного обновления нашей святой и великой России и усовершенствования быта великого ее народа. Да будет же мне Союз русского народа надежной опорой, служа для всех и во всем примером законности и порядка. Николай».
      104 Суворин А. С. Указ. соч. С. 334.
      105 Цит. по: Маклаков В.А. Указ. соч. С. 225.
      [236/237]
      Текст был настолько неожиданен, похвалы черносотенной организации настолько чрезмерными, что Алексей Суворин отказался печатать телеграмму в монархическом «Новом времени», убежденный, что телеграмма - подделка. «Государь нашел себе партию», - печально записывает он в дневник106.
      Николай II послал телеграмму Дубровину после роспуска II Думы. Она проработала не дольше I Думы: 3 июня 1907 г., в нарушение Манифеста 17 октября, правительство закрыло II Думу. Николаю II она не нравилась с самого начала, Петр Столыпин искал пути сотрудничества, которого кадеты не хотели. Большинство II Думы, например, не хотело осудить революционный террор, хотя охотно осуждало как «правительственный террор», так и террор правых. Предлогом для роспуска Думы стало ее несогласие на выдачу полиции социал-демократических депутатов, задержанных в момент встречи с представителями партийных организаций в армии. Такие связи существовали в действительности, но для облегчения полицейской работы петербургская «охранка» воспользовалась провокаторами и поймала депутатов с «поличным».
      Депутат II Думы Василий Маклаков видит подлинную причину «государственного переворота» - роспуска II Думы - в ее нежелании заниматься важнейшей проблемой России, как это понимал Петр Столыпин, - крестьянским вопросом.
      Роспуск II Думы не означал конца русского «парламентаризма» - были назначены выборы в III Думу, созыв которой намечался 1 ноября 1907 г. Но опыт первых двух Дум научил правительств: оно изменило избирательный закон. Шло освоение парламентаризма, поиски возможностей сотрудничества исполнительной и законодательной власти. В III Думе правое крыло - от представителей крупных землевладельцев до крайних националистов - имело 33,2%, партия 17 октября, представлявшая интересы промышленной и торговой буржуазии, - 34,8% депутатов, кадеты потеряли ведущее место, которое принадлежало им в первых двух Думах. Новый избирательный закон значительно ограничил избирательные права национальных меньшинств. В III Думе были представлены революционные партии, в том числе большевики (4 большевика входили в социал-демократическую фракцию).
      Мартин Малия подытоживает положение: «После 1907 г. в России существует парламент или ассамблея прусского образца, Управляемая консервативными элементами и способная работать совместно с самодержавием, которое остается
      106 Суворин А. С. Указ. соч. С. 388.
      [237/238]
      относительно открытым»107. Автор «Будущности России» писал в 1906 г.: «Русская революция будет более продолжительна, чем французская. Но Государственная Дума еще скорее превратится в сумасшедший дом… Заседания русской Государственной Думы в ближайшие годы будут удивительным образом напоминать заседания французского конвента»108. Предсказание недоброжелательного современника не оправдалось.
      III Дума дожила до истечения своих полномочий, потом начала работать - IV Дума. Ее полномочия истекли в 1917 г. Избрание следующей Думы состоялось только в 1993 г.
      Александр Солженицын, автор десятитомного «Красного колеса», самого пространного и всестороннего анализа русской революции, пишет о «перевороте» 3 июня 1907 г.: «Чтобы сохранить саму Думу - надо изменить закон о выборах. Такое изменение закона, хоть и царским указом, после Манифеста - противозаконно. Но нет другого пути создать работоспособную Думу»109.
      В первой правительственной декларации Столыпина была изложена программа широких реформ - от устранения ограничений и стеснений различных групп населения до реформы местного самоуправления, преобразования местных судов, подоходного налога и т. д. В центре всех изменений Петр Столыпин ставил решение крестьянского вопроса. Ни I, ни II Думы не хотели им заниматься, предлагая проекты, основанные на конфискации помещичьей земли.
      Воспользовавшись временем между роспуском I Думы и выборами II Думы, Петр Столыпин провел ряд чрезвычайных мер (ст. 87 Основных законов давала ему это право), изменивших положение крестьян в России. 5 октября 1906 г. был издан указ, уравнивавший крестьян в гражданских правах со всеми другими сословиями. Указ 9 ноября 1906 г. дал крестьянам право выхода из общины с принадлежащим каждому в данный момент земельным наделом. Целая серия других указов решала многообразные аспекты крестьянской реформы. Но II Дума отказывалась принять решение, превращавшее чрезвычайные указы в закон.
      Член аграрной комиссии Думы кадет Челноков рассказывал после разговора со Столыпиным депутатам своей партии: «Столыпин помешался на аграрном вопросе. Он говорит: «Прежде я только думал, что спасение России в ликвидации общины; теперь я это знаю наверное. Без этого никакая конституция
      107 Малая М. К пониманию русской революции. С. 96.
      108 Мартин Р. Указ. соч. С. 238.
      109 Солженицын А. Красное колесо: Повествование в отмеренных сроках. Узел 1. Август Четырнадцатого. Париж, 1983. Т. 2. С. 203.
      [238/239]
      в России пользы не сделает»110. Защищая во II Думе закон 9 ноября, Петр Столыпин говорил, что им «отменяется лишь насильственное прикрепление крестьянина к общине, уничтожается закрепощение личности, несовместимое с понятием о свободе человека и человеческого труда». Левое большинство Думы и правое меньшинство - по разным причинам - не согласились утвердить закон.
      Закон о крестьянском землевладении был принят только III Думой и 14 июня 1910 г. утвержден Николаем П. Против закона голосовали левые депутаты, кадеты и значительная часть правых. Вокруг октябристов, подержанных умеренными правыми и национальными группами (польское «Коло»), возникло большинство, позволившее провести закон.
      Документы эпохи, свидетельства современников, анализ историков позволяют получить представление о необыкновенно сложном характере крестьянского вопроса в России. События конца XX в. неожиданно открыли актуальность этого вопроса и позволили лучше увидеть то, что происходило в начале века. Десятилетие (1901-1916) продемонстрировало желание значительной части крестьян освободиться от кокона общины, стать свободными земледельцами. К 1916 г. около 2 млн. семей покинуло «мир», выйдя на хутор или оставшись в деревне, но сделавшись единоличным собственником своей земли. Приход к власти большевиков остановил процесс. В 1929 г., когда Сталин объявил о переходе к политике коллективизации и ликвидации кулака как класса, началось воссоздание общины (на советский лад).
      В начале 90-х годов XX в., после распада советской системы, колхозы и совхозы не распались, как можно было предположить. Власть, пришедшая на смену коммунистической, не сделала ничего, чтобы облегчить выход крестьян в мир единоличного хозяйства. Возникло могучее «лобби», состоящее из председателей колхозов и директоров совхозов, препятствующее принятию законодательства, освобождающего крестьян и дающего возможность хозяйствовать индивидуальному землевладельцу. Василий Стародубцев, один из лидеров аграрной фракции в Думе, активный участник путча 1991 г., сжато формулирует программу «аграриев»: «Не должно быть частной собственности на землю. Земля не может быть средством купли-продажи». Собеседник Стародубцева Александр Проханов, издатель еженедельника «Завтра», по сравнению с которым «Новое время» Алексея Суворина выглядит розовым листком, прокламирует «русскую концепцию» земли:
      110 Маклаков В.А. Вторая Государственная Дума. С. 233.
      [239/240]
      «Земля - Божья, земля - народная, земля - ничья, земля - государственная, земля - святая, в нее люди уходят…»111.
      В 1995 г. противники частной собственности на землю дословно повторяют аргументы многочисленных противников Петра Столыпина 90 лет назад. 16 ноября 1907 г., представляя свою аграрную программу в Думе, он отвечал тогдашним и будущим сторонникам «русской» концепции: «Пока крестьянин беден, пока он не обладает личной земельной собственностью, пока он находится насильно в тисках общины, он останется рабом, и никакой писаный закон не даст ему блага гражданской свободы»112.
      Монархист и консервативный государственный деятель Петр Столыпин считал «настоящей свободой» сочетание гражданских вольностей, чувства государственности и патриотизма и видел ее носителем «мелкого земельного собственника… трудолюбивого, обладающего чувством собственного достоинства», несущего в деревню «культуру, просвещение и достаток»113.
      Важной частью аграрной программы Столыпина была организация - для желающих - переселения малоземельных крестьян за Урал (в Сибирь, на Дальний Восток, в Среднюю Азию). В 1906-1913 гг. выехало за Урал около 3,5 млн. крестьян.
      Справа и слева премьер-министра атаковали за то, что он делает в своей аграрной программе «ставку на сильного». Противники Столыпина цитировали его речь в Думе 5 декабря 1908 г., где он, защищая принцип единоличной собственности на землю, отвечал тем, что пугал пьяными крестьянами, которые пропьют землю: «Когда мы пишем законы для всей страны, необходимо иметь в виду разумных и сильных, а не пьяных и слабых»114. Левые говорили, что Столыпин делает ставку на «кулаков-эксплуататоров», правые, что ставка на раскол в деревне - идея антирусская, антинациональная.
      Петр Столыпин защищался, подчеркивая, что «сильных людей в России большинство». Не было сомнений, что возможности, открытые аграрной реформой, привлекали прежде всего наиболее активных, самых инициативных, самых сильных крестьян, - необходима была решительность, сила характера для того, чтобы вырваться из теплых объятий «мира», бросить клочок земли и уехать за 10 тыс. километров начинать новую жизнь на раздольях
      111 Стародубцев В. Земля-наша!: Беседа Александра Проханова, Василия Стародубцева и Валентина Чикина// Завтра. 1995. № 29.
      112 Цит. по: Убийство Столыпина. Указ. соч. С. 52.
      113 Там же. С. 53.
      114 Обзор деятельности Государственной Думы третьего созыва, 1907-1912. СПб., 1912. Сессия 2, ч. 1. С. 2279-2284. [Стенограф. отчет].
      [240/241]
      Сибири. Французский экономист Эдмон Тэри, посетивший Россию в 1913 г., говорит о значительных успехах, достигнутых всего за 6 лет (1906-1912), подчеркивая при этом огромную помощь государства, в частности для размежевания земель и крестьянских займов. «Потребуется еще лет двадцать, - считал французский наблюдатель, - для того, чтобы 130 млн. гектар, отданных общинам в 1861 г. при освобождении крестьян, окончательно превратились бы в частные владения… Однако импульс ныне дан такой силы, что не остается никаких сомнений в полном успехе реформы»115.
      Возможно, Эдмон Тэри слышал о знаменитых словах Петра Столыпина: «Дайте мне 20 лет и я преобразую Россию».
      Активная деятельность Столыпина давала результаты: революция была подавлена, в 1907 г. угасали последние очаги; III Дума утвердила аграрный закон и осваивала законы парламентарной жизни. Россия приступила к залечиванию ран, нанесенных войной с Японией и революцией. Одновременно Петр Столыпин начал терять доверие и поддержку Николая II. В 1909 г. в ответ на слова премьер-министра, ссылавшегося на генерала Герасимова, о том что революция подавлена и государь может свободно ездить куда хочет, Николай II раздраженно возразил: «Я не понимаю, о какой революции вы говорите… У нас, правда, были беспорядки, но это не революция… Да и беспорядки, я думаю, были бы невозможны, если бы у власти стояли люди более энергичные и смелые. Если бы у меня в те годы было несколько таких людей, как полковник Думбадзе, все пошло бы по-иному»116.
      Полковник Думбадзе, комендант Ялты, летней резиденции императора, прославился жестокими репрессиями против евреев. Столыпина не могло не обидеть сравнение. «Как скоро, - говорил он генералу Герасимову, - государь забыл обо всех пережитых опасностях и о том, как много сделано, чтобы их устранить, чтобы вывести страну из того тяжелого положения, в котором она находилась»117.