Началу К.. М. Я. Геллер

      Закон о «вольных хлебопашцах», как и лишение дворянства монополии на владение землей, свидетельствовали о желании найти решение крестьянского вопроса и одновременно об отсутствии как плана, так и воли к его реализации. Лагарп, которого считали якобинцем и демократом, также не знал, что делать. Он считал главной нуждой России просвещение, без которого ничего сделать нельзя, но признавал одновременно, что в условиях крепостного права просвещение распространяется очень трудно. Выхода из заколдованного круга не находил даже швейцарский республиканец.
      Вполне довели до конца члены Негласного комитета только одну работу - преобразование центральных органов управления. 8 сентября 1802 г. были учреждены министерства, заменившие прежние коллегии: иностранных дел, военное и морское, и новые министерства - внутренних дел, финансов, народного просвещения, юстиции и коммерции. Новый регламент Сената определял его функции как органа государственного надзора над администрацией и высшей судебной инстанции.
      Деятельность Негласного комитета вызывала страхи, недовольство, сопротивление. Державин, назначенный министром юстиции, резко критиковал идею министерств, подчеркивая, что проект сочинили «князь Чарторыйский и Кочубей, люди, ни государства, ни дел гражданских основательно не знающие»13. Поэту-министру не нравились не только новые коллеги (Адам Чарторыйский был назначен товарищем министра иностранных дел графа Воронцова, а Виктор Кочубей - министром внутренних дел), но также неподготовленность закона, неопределенность прав и обязанностей министра.
      Больше всего раздражал Гаврилу Державина «конституционный французский и польский дух», которым было «набито» окружение императора. Автор «Записок» называет полностью имя Чарторыйского, но ограничивается буквами, говоря о других «якобинцах»:
      13 Записки Державина. С. 455.
      [245/246]
      Н[овосильцев], К[очубей], С[троганов]14. Князь Чарторыйский, ставший при Александре Воронцове, которого считали глубоким стариком (ему исполнился 61 год), практически руководителем внешней политики России, был особенно неприятен Державину, как наиболее влиятельный из «окружавших государя поляков и полек»15. Намек на «полек» был очевиден для современников, знавших, что любовницей императора была Мария Нарышкина, урожденная княжна Четвертинская, полька, следовательно, «красавица и кокетка», как о ней говорили.
      Мнение Гаврилы Державина о деятельности Негласного комитета и о его членах было общепринятым в высших кругах общества.
      Не только это мешало работе Комитета. Была причина, которую можно назвать административной. Мечтая о конституции, о правовом государстве, Комитет был органом бесправным, рожденным волей монарха. «Тем временем, - писал Адам Чарторыйский, - настоящее правительство - сенат и министры - продолжало управлять и вести дела по-своему, потому что стоило лишь императору покинуть туалетную комнату, в которой происходили наши собрания, как он снова поддавался влиянию старых министров и не мог осуществить ни одного из тех решений, которые принимались нами в неофициальном комитете»16. Князь Чарторыйский, писавший свои мемуары много лет спустя после своей деятельности в Негласном комитете, возлагает вину за незначительность результатов на императора, на его колебания и уступки «старым министрам». Современный историк согласен с тем, что Александр I не был готов пойти на решающие шаги в области реформ, что он «лишь чувствами воспринимал неодолимость грядущих перемен, но умом, как сын времени и представитель своей среды, он понимал, что их наступление будет означать прежде всего перемену в его собственном положении неограниченного монарха»17.
      Александр Кизеветтер, автор психологического портрета Александра I, спорит с взглядом о слабости и нерешительности сына Павла. Наоборот, он подчеркивает его решительность и умение настаивать на своей точке зрения. В то же время историк признает, что среди членов Негласного комитета «Александр был наименее расположен к каким-либо решительным шагам по пути политических нововведений». И объясняет это двумя причинами. Первая - сочетание восторженного отношения к прекрасному призраку политической свободы и нежелания реального воплощения этого
      14 Там же. С. 463.
      15 Там же. С. 470.
      16 Мемуары князя Адама Чарторыйского. М., 1912. Т. 1. С. 236.
      17 Сахаров А.Н. Указ. соч. С. 60.
      [246/247]
      призрака. «Здесь не было ни неискренности, ни слабоволия; здесь была только холодная любовь к отвлеченной мечте, соединенная с боязнью, что мечта улетучится при попытках реализовать ее»18. Кроме опасений психологического порядка, жил в Александре страх совершенно реальный: его дед и его отец были убиты ближайшим окружением, недовольным их политикой.
      Колебания, нерешительность, опасения и страхи Александра имели реальные основания. Трезвый Лагарп, некоторое время бывший членом Гельветской директории, что дало ему государственный опыт, вернувшись в Россию по приглашению императора, составил для своего бывшего ученика анализ социальных сил в зависимости от их отношения к реформам. Против - по мнению Лагарпа - будет почти все дворянство, чиновничество, большая часть купечества (мечтают превратиться в дворян, владеть крепостными). Особенно воспротивятся реформам те, кого напугал «французский пример: почти все люди в зрелом возрасте; почти все иностранцы». Лагарп предостерегает от привлечения народа к участию в преобразованиях. Русские «обладают волей, смелостью, добродушием, веселостью», но их держали в рабстве, они не просвещены. Поэтому, хотя «народ желает перемен… он пойдет не туда, куда следует». Силы, на которые царь-реформатор может опереться, невелики: образованное меньшинство дворян (в особенности «молодые офицеры»), некоторая часть буржуа, несколько литераторов. Поэтому швейцарский республиканец не рекомендует ограничивать самодержавие (традиционный авторитет царского имени представляет собой огромную силу) и предлагает как можно энергичнее действовать в области просвещения19.
      Историки и современники-консерваторы, в первую очередь Карамзин (сочетавший оба качества), упрекали Александра I в излишней склонности к реформам, в слабовольном следовании недобрым советникам. Либеральные историки критиковали Александра I за нерешительность в проведении реформ. Карамзин в «Записке», адресованной монарху, напоминал о «правиле мудрых», знавших, что «всякая новость в государственном порядке есть зло»20. Ключевский говорил об Александре: «прекрасный цветок, но тепличный», «он был убежден, что свобода и благоденствие водворятся
      18 Кизеветтер А. Россия// Энциклопедический словарь/ Брокгауз и Эфрон. СПб., 1990. Т. 28. С. 132.
      19 См.: Эйдельман Н. «Революция сверху» в России. С. 80.
      20 Карамзин Н. Записка о древней и новой России в ее политических и гражданских отношениях. М., 1991. С. 56.
      [247/248]
      сразу, сами собой, без труда и препятствий, каким-то волшебным «вдруг»21.
      Во второй половине 80-х годов XX в., в первые годы «перестройки», посеявшей множество иллюзий, советские историки обратились в прошлое в поисках аналогий. Натан Эйдельман наиболее ясно изложил теорию «революции сверху», единственно возможной (не кровавой) в России. Анализируя деятельность Александра I, он пришел к выводу, что «в России «сверху виднее». Неразвитость общественно-политической жизни, многовековая практика самодержавного правления привела к тому, что «на самом верху, среди министров и царей естественно появление людей, которым виднее интересы их класса, сословия, государства в целом». Используя шахматный термин, Натан Эйдельман говорит, что те, кому «виднее», умеют считать «на два хода вперед», в то время как крепостники и большинство бюрократов - исключительно «на один ход»22.
      Незначительные результаты деятельности Негласного комитета, неумение найти ответ на два главных вопроса - политический и социальный: как ограничить самодержавие, не ограничивая самодержца и как освободить крестьян, не обижая их владельцев, - не означали, что общество оставалось неподвижным. И этим движением оно было, несомненно, обязано инициативам и взглядам Александра I в это время.
      Внук Екатерины, получивший в наследство империю, расширение которой будет продолжаться при нем, Александр I очень хорошо ощущал имперский характер России. Это выражалось в его интересе к проблеме управления огромной территорией. В молодости Александр проявлял интерес к федерализму, что легко объяснить влиянием Лагарпа. Вступив на престол, он делал попытки завязать отношения с Томасом Джефферсоном, избранным в 1801 г. президентом США. Отражением этого интереса была реформа губернского управления. Губернатор отдавал отчет непосредственно государю, но губернские управления были подчинены не Сенату, как раньше, а министерствам. «Становилась возможной некоторая административная децентрализация, оставлялось больше свободы местной инициативе и автономии; это было необходимо для смазки механизма и сообщения большей гибкости управлению»23.
      Чувство империи выражалось в ощущении различия между ее отдельными частями. Продолжая политику Екатерины, Александр
      21 Ключевский В. Указ. соч. С. 170-171.
      22 Эйдельман Н. «Революция сверху» в России. С. 88.
      23 Рaeв M. Понять дореволюционную Россию: Государство и общество в Российской империи. Лондон, 1990. С. 146.
      [248/249]
      заботится о быстрой колонизации юга России. С 1803 по 1805 г. в Новороссии поселилось более 5 тыс. колонистов (немцев, чехов, южных славян). Новым поселенцам предоставлялись значительные льготы. Одесса, губернатором которой был в это время французский эмигрант герцог Ришелье (памятник Дюку до сих пор украшает город), получила статут порто-франко, т.е. право беспошлинного ввоза и вывоза товаров, и превратилась в крупный торговый порт. Освоение южных плодородных земель идет очень быстро, и Новороссия становится важным источником хлебного экспорта, прежде всего пшеницы.
      После 1805 г. колонизация южных степей развивается прежде всего за счет русских крестьян: государственные крестьяне из сравнительно густо заселенных губерний (Тульской, Курской) переводятся в Новороссию, массовый вывоз иностранцев прекращается. Делая некоторые шаги в сторону децентрализации, Петербург не хотел отказаться от контроля. Дополнительным примером этой политики может быть американская эпопея. В XVIII в. русские моряки вели торговлю в сравнительно ограниченной зоне Тихого океана: у берегов Охотского моря и Камчатки, доходя до Алеутских островов и северо-американского побережья. Петербург не отзывался на просьбы моряков-торговцев оказать им поддержку. Только в 1799 г. проект Григория Шелехова (1747-1795), наиболее динамичного из русских купцов-мореходов, через 15 лет после его смерти был утвержден императором Павлом I. Была создана контролируемая государством Русско-Американская компания, получившая монопольное право торговли в Тихом океане. Образцом для статута Русско-Американской компании были хартии, данные в XVIII в. голландским, английским и французским компаниям, торговавшим с Индией и другими колониями. Александр I, продолжая дело отца, перевел правление Русско-Американской компании из Иркутска в Петербург.
      Первые годы правления Александра, время мечтаний и разговоров о реформах, были периодом религиозной терпимости, широта которой становится особенно очевидной при сравнении с политикой Николая I. В числе причин было равнодушие императора к религии, в которой он видел одну из форм просвещения народа, интерес к эзотеризму и мистике. Все члены Негласного комитета были, как считали современники, масонами. В масонстве подозревали, имея серьезные основания, князя Александра Голицина, которого Александр назначил обер-прокурором Синода, руководившего православной церковью. В 1803 г. молодого императора посетил И.В. Бебер, один из виднейших масонов своего времени. «То, что вы мне говорите об этом обществе, - сказал якобы Александр, убежденный собеседником, - меня вынуждает не только оказать ему покровительство, но даже просить о принятии меня в число
      [249/250]
      масонов». По существующим разноречивым версиям, Александр I был принят в масонский орден в 1808 г. в Эрфурте, в 1812 г. в Петербурге, в 1813 г. в Париже одновременно с прусским королем Фридрихом Вильгельмом III.
      Запретительные меры против «раскольников» были прекращены Екатериной II в 1783-1785 гг. При Александре, хотя и с колебаниями, старообрядцы начали получать разрешения на строительство церквей, часовен, на богослужения и кладбища. Историки называют время Александра «золотым веком» русского сектантства. Возникавшие со второй половины XVII в. многочисленные секты, отражавшие интенсивный характер духовных поисков русского народа и напряженность религиозных настроений, преследовались еще активнее, чем старообрядцы. Александр I, вступив на престол, немедленно прекратил их преследование, из тюрем были освобождены все узники-сектанты, вернулись ссыльные. Сектанты - хлысты, скопцы, духоборы, молокане и т.д. - получили возможность переселения из внутренних губерний, где их преследовали местные власти и вражда населения, на окраины: в Таврическую, Астраханскую, Самарскую губернии.
      Терпимость властей способствовала пробуждению интереса к русскому «духовному христианству», к сектам в столичном высшем обществе. Особое внимание привлекали мистическая секта хлыстов и выделившиеся из них скопцы, учившие, что женская красота «весь свет поедает и к Богу идти не пущает, а поскольку никакие средства не действительны против женщин, остается лишить мужчин возможности грешить». Основатель скопческой секты Кондратий Селиванов после возвращения из ссылки в Сибири (1775- 1796) жил в Петербурге (умер в 1832 г.), где пользовался неизменным вниманием высшего общества и купечества. В 1805 г. Александр I, отъезжая в армию, нанес визит основателю скопчества. Рассказывают, что Кондратий Селиванов предсказал императору поражение под Аустерлицем.
      Взгляд на религию как инструмент просвещения определял в значительной мере отношение императора к лютеранству и католицизму. «Вот почему, - пишет биограф Александра I, - лютеранские пастыри и католические ксендзы, как люди светски образованные, пользовались в глазах Александра большими правами на уважение, чем наше православное духовенство. Польские ксендзы и остзейские пастыри легко добились тогда таких привилегий, о коих не смели и мечтать русские священники»24.
      Возродились планы обращения России б католицизм, казалось бы, прерванные убийством Павла I. Одним из активнейших пропагандистов
      24 Чулков Г. Императоры. 2-е изд. М., 1993. С. 108.
      [250/251]
      католицизма был Жозеф де Местр, считавший, что следует начать с обращения в католичество дюжины аристократок. В этом направлении были достигнуты значительные успехи: духовными дочерями иезуитов были М. Нарышкина (Четвертинская), фаворитка императора, знатные дамы - Бутурлина, Голицина, Толстая, Ростопчина, Шувалова, Гагарина, Куракина.
      Либеральный воздух эпохи побуждал к мечтам. Алексей Еленский, камергер последнего польского короля, поселившись в Петербурге, стал последователем скопчества и послал в 1804 г. Новосильцеву проект создания корпуса государственных пророков. Они придавались бы всем важнейшим правительственным деятелям и умилоствляли Бога своими молитвами, а также возвещали волю Духа Божьего. Место главного представителя Святого Духа при императоре Еленский предназначал «Богу» скопцов Кондратию Селиванову. Проект остался в бумагах Новосильцева, автор был сослан в монастырь. Александр посетил Селиванова год спустя.
      Расширение империи за счет территорий, входивших в состав Речи Посполитой, окончательно ликвидированной после третьего раздела, привело к включению в состав России миллионного (в конце XVIII в.) еврейского населения. Возник еврейский вопрос, который не перестанет занимать государственных и политических деятелей, идеологов и публицистов и в конце XX в.
      Екатерина II, вступив на престол, вынуждена была, как она рассказывает в своих «Записках», немедленно решить вопрос (пришла его очередь в Сенате) о проекте, разрешавшем евреям въезд в Россию. Выяснив, что Елизавета отвергла подобное предложение резолюцией: «Я не желаю выгоды от врагов Иисуса Христа», молодая императрица приказала отложить дело «до другого времени». По мере увеличения имперской территории и еврейского населения вопрос принимает иной характер. Проблема въезда евреев в Россию становится проблемой их жизни в империи. В 1791 г. была введена черта оседлости - территория, вне которой евреи не имели права жительства. В черту оседлости входили Малороссия, Новороссия, Крым и провинции, присоединенные в результате раздела Польши. Но и на этой территории евреи имели право жить только в городах, но не в сельской местности. В 1794 г. Екатерина обложила евреев двойной податью по сравнению с христианами.
      В 1798 г. сенатор Гаврила Державин был отправлен в Белоруссию, чтобы «исследовать поведение евреев, не изнуряют ли они поселян в пропитании их обманами, и искать средств, чтобы они, без отягощения последних, сами трудом своим пропитывать себя могли»25. Державин, как он рассказывает в мемуарах, собрал сведения
      25 Записки Державина. С. 407.
      [251/252]
      «от благоразумнейших обывателей, от езуитской академии в Плоцке, всех присутственных мест, дворянства и купечества и самих казаков, относительно образа жизни жидов…»
      Сенатор Державин представил свое «мнение о евреях» Павлу I, но император оставил его без внимания. Записка Державина «пришла в движение» при Александре I. Был создан комитет. Состав его свидетельствовал о значении, которое придавалось вопросу. Членами комитета были граф Чарторыжский, граф Потоцкий, граф Валериан Зубов и Гаврила Державин26. Первым решением комитета было приглашение представителей еврейского населения для того, чтобы выслушать их мнение о выводах, сделанных Державиным. В 1804 г. было выработано «положение о евреях». Черта оседлости была сохранена, но ее территория расширена, включив Астраханскую и Кавказскую губернии. В пределах черты оседлости евреи должны были пользоваться «покровительством законов наравне со всеми другими русскими подданными». Сохранялось запрещение проживать в сельских местностях и строжайше запрещалось торговать вином. На первом месте в положении 1804 г. стоят статьи, поощряющие просвещение. Детям евреев предоставлялось право обучения во всех российских народных училищах, гимназиях и университетах. Одновременно разрешалось для желающих создание еврейских «особенных школ».
      Положение 1804 г. было первым актом, регулировавшим положение евреев Российской империи. Его либеральность, терпимость - знак времени - становятся очевидными при сравнении с последующим законодательством, которое непрерывно ужесточалось.
      Новая карта Европы
      Если мы хотим двигаться вперед, мы должны иметь цель, которой еще не достигли. Но для того, чтобы постоянно прогрессировать, мы должны быть в состоянии поставить себе цель, которую никогда нельзя достигнуть.
      Адам Чарторыйский
 
      В сентябре 1802 г., подписав указ о создании министерств, Александр назначил Адама Чарторыйского заместителем (товарищем) министра иностранных дел. Номинальным министром
      26 Там же. С. 474.
      [252/253]
      был канцлер граф Александр Воронцов, человек немолодой и больной, целиком полагавшийся на своего заместителя. В январе 1804 г. князь Чарторыйский получил пост министра иностранных дел. Назначение свидетельствовало о доверии, которое питал император к другу юности, о широте взглядов Александра, хорошо знавшего, что он идет против общего мнения, спокойно принимавшего во главе русской внешней политики немцев, но не желавшего видеть на этом посту поляка. Жозеф де Местр писал сардинскому королю: «Чарторыйский надменен и молчалив… Я сомневаюсь, чтобы поляк, который сам мечтал о королевской короне, мог стать хорошим русским». Наполеон предупреждал маркграфа Баденского, отца императрицы Елизаветы, что Александр «окружен поляками, его министр и любовницы принадлежат к этой нации…».
      Наполеон имел основания быть недовольным Чарторыйским, который, приехав в Петербург, остро критиковал ратификацию мирного договора с Францией, подписанного Павлом. По мнению будущего министра иностранных дел, договор лишил Александра возможности активного участия в определении будущего Европы.
      В первые месяцы после вступления на престол Александр мечтал не вмешиваться в европейские дела и заниматься внутренними проблемами. Адам Чарторыйский пишет в своих мемуарах: «Император с одинаковым отвращением говорил о войнах Екатерины и деспотическом безумии Павла». Польский князь и русский подданный Чарторыйский считал, что изоляция России ведет к потере ею всякого значения в Европе, к унижению и не вызовет поддержки со стороны общественного мнения.
      В 1803 г., уже руководя фактически внешней политикой империи, Адам Чарторыйский представил императору обширный меморандум, озаглавленный «Политическая система, которую следует принять России». Это была внешнеполитическая программа, предлагавшая России активное участие в европейских, что означало в то время - мировых, делах. Документ этот никогда не был опубликован, но сохранился в архивах Чарторыйского, где был обнаружен польским историком М. Кукелем27. Меморандум представляет значительный интерес по многим причинам. Верный ученик «века Просвещения», автор программы ставит в качестве цели достижение прочного мира в Европе. Для этого необходимы три условия: прогресс цивилизации у остальных народов, перекройка границ, учитывая национальность и естественные барьеры, установление либеральных учреждений и представительной власти. Адам Чарторыйский писал о «вечном мире» и «обществе государств» после аббата
      27 См.: Kukiel M. Czartoryski and European Unity, 1770-1861. Princeton University Press, 1995.
      [253/254]
      де Сент-Пьер, Руссо, после Канта. Но он первым говорил о значении национального вопроса, о политическом либерализме.
      За общими теоретическими рассуждениями следовали оценка места России в Европе, основные линии ее внешней политики, анализ международного положения в начале XIX в. с учетом позиции по отношению к российской империи основных государств континента. Россия, - писал Адам Чарторыйский, - является по своему характеру агрессивной державой. Ее будущее должно быть основано на освоении имеющейся гигантской территории, а не на дальнейших захватах. Но изоляция была бы проявлением слабости. Положение и сила России диктует ей необходимость активной внешней политики. Автор программы учитывает традиционные тенденции российской политики. Поэтому, отрицая необходимость дальнейших территориальных захватов, он намечает конкретные меры по освобождению славянских народов Балканского полуострова, протектором которых должна быть Россия.
      Трезвой и проницательной была оценка возможных противников и союзников России. Единственную реальную опасность для России Чарторыйский видел в Англии. Одновременно она является бесценным, хотя и слишком исключительным, торговым партнером, а также потенциальным союзником, ибо ее беспокоят вопросы мира и безопасности в Европе; кроме того она является последним оплотом либерализма, после того, как он был ликвидирован на континенте. Меморандум предлагал создать - для противодействия Англии - сильный флот и вступить в союз с второстепенными морскими державами. Чарторыйский особенно подчеркивал значение Америки.
      Если Россия и Англия договорятся между собой, утверждал меморандум, их политика станет законом для всего континента. Поэтому в основу новой внешнеполитической программы России Чарторыйский ставил союз с Англией.
      Между Россией и Францией, говорилось в меморандуме, нет столкновения интересов. В XVIII в. враждебность французской политики определялась стремлением Парижа поддержать традиционных союзников - Швецию, Турцию, Польшу, которым угрожала Россия. Наполеон раздвинул границы Франции до их естественных пределов, и европейские державы, объединившись, могут помешать дальнейшим завоеваниям. Революционным французским идеям Чарторыйский предлагал противопоставить пропаганду либерализма и воздействие на французское общественное мнение, возбуждая его против тирана - Наполеона.
      Естественно, ибо Адам Чарторыйский никогда не скрывал своего польского патриотизма, заметное место в меморандуме занимает «польский вопрос». Разделы Польши сделали Австрию и Пруссию соседями России. Чарторыйский предупреждает о потенциальной
      [254/255]
      опасности этого соседства и намекает на возможность в будущем нападения немецких государств на Россию. Объединенная возрожденная Польша обеспечит безопасность России, которой угрожают немцы на Буге. Меморандум предлагал обеспечить польскую корону для брата Александра, великого князя Константина, и говорил о возможности унии между двумя славянскими государствами, что дало бы России контроль над Данцигом и продвинуло границы до Карпат.
      Автор меморандума рассматривал Оттоманскую империю как I умирающий организм. Отсюда вытекала задача помешать какой-либо европейской державе овладеть наследием покойницы, прежде всего проливами. Цель России в этой ситуации состояла в создании греческого государства и обеспечении протектората над балканскими народами. В будущем рассматривалась возможность объединения славян, входивших в состав Турции и в состав Австрии, в самостоятельное государство - большую Хорватию.