Страница:
— Известно. Говори дальше.
— В Аушвице мне довелось хорошо узнать… Я давно подозревал этого человека, господин генерал… Я только не мог… Я хотел…
— Короче!
— Это случилось ночью. Я не спал, молча лежал в чуть освещённом бараке. Не мог заснуть: разболелся зуб. Вдруг — голоса. Прислушался: беседуют двое на соседних нарах.
— Кто такие?
— Одного не опознал — было темно, господин генерал. Другой оказался моим соседом по нарам.
— Звать?
— Андрей.
— Фамилия?
— Все называют его просто Андрей. У него есть, конечно, и фамилия, но я её не знаю. Вообще в лагере только номера…
— А как зовут тебя?
— Станислав Цюпа, господин генерал.
— Продолжай, Цюпа.
— Слушаюсь, господин генерал. — Пленный, облизнув губы, сделал ещё шаг. — Так вот, чую разговор. Тихо говорят. Этот самый Андрей взволнованно рассказывает: «Поднял голову — и обомлел: он!» — «Да не может быть такого!» — отвечает другой. — «Он, он самый!» — «Командир?»
— «Да. Командиром моим был, гвардии старшим лейтенантом». Они перешли на шёпот, — продолжал Цюпа, — и я долго не мог ничего разобрать. Но было понятно: Андрей убеждает в чем-то того, другого. А этот сомневается, не верит. «Ладно, — сказал Андрей, — я тебе докажу!» Он слез с нар, исчез. Через минуты две вернулся. «Гляди, говорит, внимательно гляди!» Я незаметно приподнялся, передвинулся к краю нар. И увидел в руках Андрея кинжал. Запомнил: ручка винтом, блестящая.
— Кому доложили? — спросил Упиц.
— Не мог, господин генерал. — Предатель весь подался вперёд, затряс головой. — Никак не мог, вот как перед богом! Это же ночью происходило. Разве выйдешь? Высунешь голову за дверь — пуля. А наутро нас построили, разделили на группы. Одну, в которую попал и я, погрузили в вагоны и отправили сюда. Здесь только и смог…
— Как же ты узнал Андрея, видел кинжал, но не опознал второго?
— Тот, второй, спиной ко мне был, затылком. А по затылку разве определишь? Мы же все… обросшие, да и халаты одинаковые. Уши только запомнил — уши у него большие и торчат…
— Уши, — проворчал Упиц. Он заглянул в лежащие на столе бумаги. — Это было?…
— В ночь на девятнадцатое число, господин генерал.
— И тот, Андрей, он что — утверждал, будто видел своего командира накануне?
— Да.
— Восемнадцатого?
— Выходит так, господин генерал.
— Тогда и кинжал получил?
— Именно!
— И в тот день лагерника Андрея за черту блока не выводили? Точно помнишь?
— Не ходил он в тот день никуда.
— Чем же он занимался?
— А возле бараков работал. Утром поверка была, осмотр одежды. Потом половину отправили на Унион, остальные в лагере были. Он площадь обходил, камни подбирал, траншею рыл.
— Хорошо. — Упиц обернулся к Торпу: — Проследите, чтобы в бараках ни о чем не догадались. — Генерал вновь взглянул на предателя. —Учти, Цюпа, ты должен видеть все, слышать все, докладывать все. Будешь полезен — будешь жить, и жить хорошо. Иди!
Лагерника увели. Упиц обратился к штандартенфюреру:
— Теперь слушаю вас, Больм.
— Справки навёл, господин группенфюрер. Восемнадцатого числа в блоке русских, точнее, близ блока посторонних не было всю первую половину дня. Имеются в виду люди, которых лагерник, по кличке Андрей, не мог видеть раньше. Во второй половине дня этот блок посетили помощник коменданта Аушвица гауптштурмфюрер Вернер Кранц, его шофёр шарфюрер Фиттерман и с ними — директор завода «Ганс Бемер» Артур Кюмметц с шофёром Генрихом Губе.
— Кого же из четверых подозреваете? — Упиц скривил губы. — Уж не помощника ли коменданта лагеря Аушвиц?
— Разумеется, не его. Кранц и Фиттерман работают в Аушвице со дня основания лагеря, пять лет. Оба — на самом лучшем счёту.
— Тогда остаётся мой друг директор Кюмметц, с которым мы вместе росли и учились, вместе вступали в НСДАП и воевали против врагов фюрера и нации. Видимо, Артур Кюмметц и есть тот самый неуловимый советский разведчик, за которым вы так безуспешно охотитесь!
— Имеется ещё шофёр господина Кюмметца — Генрих Губе, — сказал Больм.
Упиц пожал плечами.
— Что ж, проверьте его. Проверьте шофёра, это не так уж трудно. Но, сдаётся мне, дело в ином. Там были и другие посетители, штандартенфюрер Больм!
— Но, господин группенфюрер…
— Вы не знаете о них, Больм?
— Врачи из Аненэрбе?[33] — услужливо подсказал Торп.
— Они самые.
— Какие же это посторонние? Они находятся в Аушвице более двух недель! — Больм с сомнением покачал головой.
— А в блоке русских появились впервые. Причём именно в тот день. Именно восемнадцатого числа, Больм, Цель? Выполняли предписание руководителя института штандартенфюрера Вольфрама Зиверса — отобрать для опытов по стерилизации около сотни молодых русских. Вот среди этих-то врачей и надо пошарить как следует. Вы понимаете меня?
— Да, господин группенфюрер.
— Звоните в Берлин, распорядитесь от моего имени, чтобы вплотную занялись Аушвицем. Не забудьте Андрея.
Здесь сегодня должна была состояться встреча Больма и Беккера с агентом по кличке «Зелёный».
Высадив офицеров, шофёр тотчас отъехал за угол и приготовился к длительному ожиданию.
Контрразведчики направились к домику, пересекли сад, поднялись на крыльцо. Беккер отпер входную дверь, пропустил начальника, вошёл сам.
Десятью минутами позже у домика появился мужчина в плаще с поднятым воротником и надвинутой на лоб кепке. Дверь была не заперта. Он отворил её и вошёл.
Гейнц Больм и Бруно Беккер сидели в небольшой гостиной, курили, лениво переговариваясь.
Беккер первый услышал, как скрипнула, отворяясь, дверь.
— Он, — сказал Беккер.
Больм кивнул.
В передней раздались шаги. В комнату вошёл человек. Он откинул воротник плаща, снял кепку.
Это был сварщик Макс Висбах.
Висбах стал секретным сотрудником контрразведки лет двадцать назад. Он был хитёр, ловок, действовал изобретательно и потому весьма высоко ценился местным руководством, а также группенфюрером Упицем, который лично знал «Зеленого» и не раз прибегал к его услугам.
Висбах, работавший одно время в Мюнхене, первый разнюхал о том, что в окружении начальника штурмовых отрядов Рема назревает недовольство, произносятся крамольные речи. И, быть может, доклад «Зеленого» и положил начало закату карьеры этого ближайшего сподвижника Гитлера.
Затем Висбах помог гестапо отыскать и выловить двух работников Компартии Германии, за которыми охранка безуспешно охотилась несколько лет. Он же, собственно, и подсказал идею операции «Гиммлер» — провокацию с польскими военными мундирами, документами и оружием, благодаря которой нацисты получили возможность поднять шум по поводу мнимой польской агрессии и ввести в действие «План вейс» — то есть напасть на Польшу.
Минувшей весной, когда Упиц ломал голову над тем, как отвести внимание советской разведки от тайного хранилища архивов, он вдруг вспомнил о Висбахе. Агент был срочно вызван в Берлин. Упиц обрисовал ему обстановку: сейчас, в сорок четвёртом году, русская разведка настолько же окрепла и улучшила работу, насколько стала слабее германская разведка и контрразведка. За примерами ходить недалеко. Известно, что в районе одного тайного хранилища архивов секретной службы действуют советские разведчики, однако, несмотря на все усилия, ликвидировать их пока не удалось. Ценнейшие документы находятся под угрозой того, что ими завладеет противник. Как обезопасить архивы?
Висбах пожал плечами и посоветовал вывезти архивы и запрятать их в новом месте, более тщательно.
Упиц ответил, что это невозможно. И пояснил: архивы слишком громоздки, чтобы их можно было вывезти тайно. А раз так, операция теряет смысл. Кроме того, ресурсы страны на пределе, может просто не хватить сил и средств на то, чтобы в короткое время оборудовать другое такое хранилище.
«Где расположен тайник?» — спросил Висбах.
Упиц уклонился от ответа.
«Но не в Остбурге?»
«Да, не в Остбурге», — сказал Упиц.
Висбах попросил время, чтобы подумать. Через несколько дней он явился и представил план. Сущность его заключалась в том, чтобы сбить с толку русскую разведку, пустить по ложному следу, устроить на этом пути засаду, перехватить и уничтожить разведчиков. Архивы окажутся в безопасности. Гестапо, таким образом, убьёт двух зайцев.
Упиц молча слушал, не отвергая и не одобряя высказанной Висбахом идеи. Развивая её, агент сказал:
«Все будет зависеть от того, сумеем ли мы убедить русскую разведку в том, что архивы не там, где они находятся, а в другом месте, скажем, в Остбурге».
«Как же этого добиться?»
«Трудно, но возможно. — Висбах помедлил. — Придётся, быть может, пожертвовать двумя-тремя людьми».
Он изложил свой план. Надо подобрать преданного агента, заслать к русским. Там агент инсценирует провал, раскаяние на допросе и даёт показание: ему-де известно о тайном хранилище архивов в районе Остбурга. Причём агент должен во всех деталях описать истинное хранилище — его расположение, внутреннее устройство, характер упаковки документации. Это нужно для того, чтобы русские, если они уже имеют о тайнике некоторые сведения, не усомнились в показании, поверили «раскаявшемуся». Тогда они переключатся на Остбург. А здесь их будут ждать…
«Не годится, — сказал Упиц. — Вполне надёжных и преданных агентов не бывает».
«Но…»
«Вы приятное исключение, дорогой Висбах, — усмехнулся группенфюрер. — Однако посылать будем не вас — другого. А тот, другой, возьмёт да и раскроется перед русскими. Нет, тут следует действовать иначе. Во-первых, агента нельзя посвящать в подготавливаемую операцию. Об архивах он должен узнать как бы случайно для себя, абсолютно должен быть убеждён в том, что хранилище находится в Остбурге, а не в каком-либо ином месте. Во-вторых, агента следует провалить так, чтобы он и не подозревал, что его подставили. В-третьих, следует подобрать не очень стойкого человека, который обязательно бы покаялся на допросе и выложил советской контрразведке то, что „узнал“ об архивах. Тогда он будет держаться этих показаний, что бы с ним ни делали, видя в них свой самый главный шанс остаться в живых! Вы уловили мою мысль?»
«Она великолепна, господин группенфюрер! — воскликнул Висбах. — Главное в ней то, что агент не изменит показаний, даже если его будут распиливать на кусочки. Он-то ведь убеждён, что говорит чистую правду и что в этой правде — его спасение!»
«Именно так, Висбах. Но пойдём дальше. Мы не гарантированы от случайностей. Агента могут подстрелить при переброске через линию фронта. При аресте он вдруг окажет сопротивление и будет убит. Он, черт возьми, может заболеть и умереть! Ничто не исключено. Ведь, кроме всего прочего, может случиться так, что он возьмёт да и не раскроется на допросе».
«Или ему не поверят!»
«Ваша правда, Висбах, ему могут и не поверить. Русские знают своё дело, провести их не так-то легко… Короче говоря, вывод: одного агента недостаточно. Нужен ещё и другой. Как говорится, для страховки».
«Второй агент с такими же показаниями?» — Висбах поморщился, поджал губы.
«Не обязательно агент».
«Погодите! — Висбах приподнялся с кресла. — А что, если это будет перебежчик?»
«Которого подготовят по такому же принципу?» — задумчиво проговорил Упиц.
«В точности по такому. И забросят так, что он и подозревать не будет о том, что заброшен. Господин группенфюрер, если сделать все, как надо, этот человек будет глядеть на следователя честными глазами, уверенный в том, что оказывает русским неоценимую услугу».
«Уф, — сказал Упиц, откидываясь в кресле и вытирая влажный лоб. — Именно так, Висбах. Это то, что требовалось. Черт возьми, будто гора с плеч! Мы с вами преодолели главную трудность. Остальное — техника».
Висбах задумался, поднял на генерала заблестевшие глаза.
«Кажется, я нашёл подходящего кандидата на роль перебежчика. — Он усмехнулся. — Мой дружок. Коммунист, один из тех, кого мы не трогали, чтобы прослеживать связи и вылавливать других. В лепёшку разобьётся, лишь бы помочь русским!…»
Так были разработаны основные черты операции. Висбах написал Хоманну. Когда контрразведка убедилась в том, что адресат письмо получил, был проведён следующий этап операции — с пожаром в продовольственном складе, который охранял ничего не подозревавший Хоманн, и с предоставлением последнему отпуска для поездки в Остбург, где Хоманна поджидал Макс Висбах.
В тот же период Упиц подобрал и другого участника операции — агента. Как уже известно, им оказался Лисс — Щуко.
Итак, Висбах вошёл в комнату, где его ждали Больм и Беккер, снял кепку и плащ, уселся. Он был возбуждён, нервно потирал руки.
Закурив, Висбах сказал:
— Полтора часа назад я засёк Шуберта.
— Оскара Шуберта? — Больм встал.
— Его самого. Видел, как вот сейчас вижу вас. И знаете, с кем был Шуберт? — Висбах помедлил. — С Отто Шталекером!
Больм прошёлся по комнате. Отыскать Шуберта, след которого контрразведка давно утеряла, было большой удачей. А то, что Шуберт замечен вместе с Шталекером, делало удачу гестапо ещё более значительной. Можно было предположить, что именно через Шталекера держит связь Шуберт с неуловимым парашютистом.
— Докладывайте, Висбах, как было дело, — приказал Больм.
— Но я ещё не сказал всего. Шуберт и Шталекер знают Генриха Губе — шофёра завода «Ганс Бемер».
Шофёр Генрих Губе! Штандартенфюрер Больм вспомнил свой сегодняшний разговор с Упицем и допрос пленного Цюпы. Теперь было ясно, кто оставил кинжал лагернику Андрею.
— Но и это не все. — Висбах придвинулся к собеседникам. — Полчаса назад я установил, что в Остбург прибыл Георг Хоманн!
— Перебежчик Хоманн?! — в один голос воскликнули Больм и Беккер.
— Он разговаривал со мной по телефону. — Висбах усмехнулся, любуясь произведённым эффектом, выпустил струйку дыма. — Мы условились о встрече. Звоните, чтобы подготовили людей. Надо сделать так, чтобы завтра с утра, когда я выйду на свидание, с меня не спускали глаз.
Больм потянулся к телефону, снял трубку и постучал по рычагу.
— О, черт! Не работает телефон.
— Телефон выключен, — негромко сказали у двери.
Все обернулись. На пороге стоял Аскер.
— Не двигаться, — скомандовал он. — Поднять руки!
Беккер резко присел, сунул руку в карман.
Аскер нажал спуск. Хлопнул выстрел. Беккер выронил оружие, тяжело рухнул на пол. Остальные медленно подняли руки.
Наступила тишина. В воздухе вяло расплывалась струйка дыма от сигареты Висбаха, которую тот все ещё держал в пальцах.
— Руки за голову — приказал Аскер. — На колени. Вот так. Теперь ложитесь лицом вниз. Ну! — повысил он голос, видя, что гитлеровцы медлят.
Штандартенфюрер Больм, держа руки на затылке, неуклюже повалился на ковёр, которым был устлан пол комнаты.
— Вы! — Аскер посмотрел на Висбаха.
Тот последовал примеру Больма.
Не сводя с них глаз. Аскер прошёл к окну, побарабанил по стеклу пальцами.
В комнату вошли Шуберт и Шталекер.
Тогда Отто отправился в бар. Произошла короткая беседа с Дитрихом. Шталекер убедил его рискнуть и поговорить с Кребсом. Потом он заглянул в зал. Краузе не было и там. Где же он?
Шталекер вышел на улицу. Что предпринять? А вдруг Краузе уже у Висбаха? Следует ли идти туда и попытаться под каким-нибудь предлогом увести Краузе? Но как это сделать? И имеет ли он право так поступить? Не совершит ли непростительной ошибки?
В выполняемое Керимовым задание был посвящён только Оскар Шуберт. Он один знал и о рассказе Висбаха перебежчику Хоманну о тайном хранилище архивов. Шталекер же мог лишь строить предположения и догадки. Он видел: существует тесная связь между беседой Краузе с кладовщиком и тревогой Шуберта, когда тот узнал о признании, сделанном Кребсом Дитриху. Но какая связь? И при чем здесь Висбах? Почему Шуберт так опасается, что Краузе встретится с этим человеком? Висбах — сварщик. Эсэсовец, вызывавший кладовщика, говорил о сварочных аппаратах. О них завёл речь и Краузе в беседе с Кребсом… И Шталекер вдруг почувствовал, что в нем поднимается волна злобы, ярости против Висбаха. Нет, появляться у него нельзя. Кто знает, что это за птица.
Шталекер решил вновь зайти на квартиру к Аскеру: быть может, тот вернулся?
Он вошёл в какое-то парадное, чиркнул спичкой, взглянул на часы. Стрелка перевалила за десять. Как, наверное, волнуется Шуберт!
Вот и знакомый переулок. Шталекер толкнул входную дверь дома, где снимал комнату Аскер, взбежал по лестнице. Отперла хозяйка.
— Пришёл?
— Да. Но он не один…
У Аскера был Шуберт. Когда Шталекер вошёл, он заканчивал свой рассказ.
— Полагаете, Висбах провокатор? — сказал Аскер.
— Выходит, что так. Вы были правы в своих подозрениях!
Аскер покачал головой.
— Я не подозревал его. Только изучал… Но надо окончательно убедиться. Попробуем проверить. Субботние вечера Висбах проводит в том самом баре, где я так мило беседовал с кладовщиком. — Он невесело усмехнулся. — А сегодня суббота. Он, наверное, уже там. — Аскер посмотрел на Шталекера. — Вы поможете мне?
— Конечно.
— Предлагаю такой план. Я иду в бар. Через несколько минут входите и вы. Убедившись, что Висбах там и я разговариваю с ним, удаляетесь. Минут через тридцать звоните туда… Вы, Отто, помните слесаря Георга Хоманна? — неожиданно спросил Аскер.
— Хоманна? — удивлённо сказал механик. — Разумеется, помню, но ведь он…
Аскер взял его руку.
— Все объясню позже. Сейчас у нас нет времени. Вам придётся сыграть роль Хоманна. Нет, нет — это всего лишь минутный разговор по телефону. Тем более, что ваши голоса похожи — только у Хоманна, помнится, он чуть ниже.
Шталекер кивнул.
— Так вот, — продолжал Аскер, — вы прибыли в Остбург, должны повидать Висбаха, чтобы сообщить нечто важное. Звонили на завод, там его нет. Тогда позвонили в бар, где он бывает… Назначьте ему свидание. На утро. Товарищ Отто, запомните: вы должны говорить торопливо, нервно, как будто чего-то опасаетесь. Висбаха называйте по имени, сокращённо: Мак. Ему надо сказать: «Встретимся у трех наших вязов». Это, учтите, очень важно — так было условленно у Хоманна с Висбахом… Вам могут задавать различные вопросы. На них не отвечать. Скажете только, что прибыли не один. И дайте понять, что не можете говорить — возле вас посторонние… Вот, кажется, все.
— Понял.
— Повторите, пожалуйста!
Выслушав Шталекера, Аскер удовлетворённо кивнул.
— Поговорив, вернитесь к бару, держитесь неподалёку. Может случиться, что вынуждены будем заняться Висбахом уже сегодня. Это — если наши подозрения подтвердятся. Гардеробщик в баре все тот же?
Шталекер кивнул.
— Очень хорошо. Он поможет. Я был в баре только раз. Помнится, телефон не в будке?
— На широких перилах возле гардероба, — сказал Шталекер.
Аскер встал.
— Со Шталекером буду я, — вдруг сказал Шуберт.
Аскер вопросительно поглядел на него.
— В бар не войду, — пояснил Шуберт. — А помощь моя, возможно, потребуется.
Аскер задумался.
— Хорошо, — сказал он. — Дело слишком серьёзное, чтобы можно было отказаться. Только — это риск для вас.
— На улице темно, хоть глаз выколи.
— Темно, — подтвердил Шталекер. — Луна взойдёт много позже.
Все встали.
— Выходим по одному, — сказал Аскер. — Сначала я, минуты через три — Отто, затем вы, товарищ Оскар… Кстати, имеется ли оружие?
Шуберт кивнул, Шталекер развёл руками.
— Не ношу, — сказал он. — Слишком опасно.
— У меня только один пистолет, — нерешительно проговорил Аскер.
Шуберт обернулся к механику.
— Придётся, Отто, зайти за пистолетом и вам. Знаете куда?
— Понятно, — сказал механик. — Но это далековато. Что, если выйду отсюда первым?
— Хорошо. — Аскер тронул его за плечо. — Отправляйтесь, товарищ Отто.
Шталекер вышел.
Попав из ярко освещённой комнаты на тёмную ночную улицу, он будто ослеп, шаркая подошвами, осторожно сошёл с крыльца на тротуар, нащупал рукой стену и двинулся вдоль неё. Послышались шаги. Обгоняя его, прошёл человек. Глаза Шталекера все ещё не освоились с темнотой. Прохожий же видел хорошо.
Это был сварщик Висбах. Погруженный в задумчивость, он едва обратил внимание на вышедшего из дома человека. Но, сделав десяток шагов, Висбах вдруг с острой отчётливостью почувствовал, что знает его.
Висбаху было известно о подозрениях, питаемых в гестапо к дружку Герберта Ланге. Что делает механик Шталекер в ночную пору так далеко от своего дома?
Вдали, на противоположной стороне улицы, неясно вырисовывалась громада разрушенного бомбой дома, Сварщик ускорил шаг, перешёл улицу и затаился за грудой битого кирпича. Вскоре Шталекер прошёл мимо него. Куда он идёт? И что это за дом, из которого он вышел?
Как бы в ответ на эти мысли, в конце улицы, у того самого дома, на тротуар легло световое пятно. Легло и погасло. Висбах понял: отворилась дверь, кто-то вошёл в дом или вышел из него. Да, вышел — Висбах увидел силуэт человека на тротуаре. Агент вновь пересёк улицу, выбрал удобное для наблюдения местечко — в подъезде какого-то здания, возле которого часть тротуара была освещена синим светом маскировочного фонаря. Шаги приближались. Мимо прошёл шофёр Губе! Значит, он и механик Шталекер были в одном доме. Быть может, они знакомы? Стоп! Ведь Губе здесь и живёт — Висбах видел как-то, что он выходил отсюда ранним утром, направляясь на завод. Странно, очень странно. Висбах уже хотел было покинуть свой наблюдательный пункт, но задержался: вновь послышались шаги. Мимо проследовал высокий пожилой человек в шляпе, низко надвинутой на лоб. Агент чуть не задохнулся от волнения. «Вот так попалась птичка», — прошептал он, прижавшись к холодной стене подъезда. Теперь он не сомневался, что эти три человека связаны между собой. Озадачило, что в их числе — шофёр директора завода. «Оказывается, и ты с ними заодно, — злорадно подумал агент. — А прикидывался таким тихоней!»
Прохожий удалялся. Вот смолкли его шаги. Висбах нервничал. Он последовал было за ним, но, передумав, отстал. Нельзя рисковать. Его могут заметить, и тогда все потеряно. Главное достигнуто: он, именно он обнаружил самого Шуберта и установил его связи. Следить же за ними
— дело других.
И Висбах медленно побрёл по тротуару. Надо было успокоиться, собраться с мыслями. На память пришли слова штандартенфюрера Больма, сказанные при одной из встреч: «Висбах, дайте мне подпольщиков, орудующих в городе, и я ничего для вас не пожалею. Обещаю крест, чин штурмфюрера, коттедж в горах».
Что ж, часа через полтора у него свидание с Больмом и Беккером. Вот он и преподнесёт им сюрприз!
Висбах разволновался. Он уже видел себя в мундире — значит, можно будет наконец покончить со страшной двойной жизнью, которую он ведёт столько лет. Видел уютный домик в лесу, на берегу озера, свой собственный дом! И он заторопился в бар — удача была так велика, что её следовало отметить.
Вот и бар. Висбах вошёл, оставил в гардеробе плащ и кепку, отыскал в зале свободный столик. Принесли пива. Он с удовольствием отхлебнул из кружки. Потом оглянулся — и удивлённо наморщил лоб. За соседним столиком сидел шофёр Генрих Губе.
Аскер, перехватив взгляд сварщика, приветливо приподнял кружку.
— Ваше здоровье, господин Висбах!
Агент, овладев собой, улыбнулся.
— Спасибо, — ответил он. — Как там ваш автомобиль?
— В порядке… Пересаживайтесь ко мне. Здесь удобнее, лучше виден зал.
Что ж, Висбах не прочь был поболтать с Губе. Сейчас это было даже любопытно. Он кивнул, подхватил свою кружку и перебрался к соседу.
Зал бара быстро заполнялся. Многим простым немцам давно надоели газеты и радио, в которых нудно варьировалась одна и та же тема — несуществующие победы германского оружия на Восточном фронте, набили оскомину фильмы, повторявшие радио и газеты. И свободное время они предпочитали проводить, в барах и кабачках, где можно было получить кружку суррогатного пива, встретить приятеля и посудачить вполголоса о новостях.
Аскер и Висбах мирно беседовали. Разговор вертелся вокруг работы сварщика и шофёрских дел Губе. В благодарность за ремонт машины Аскер угощал, Висбах охотно пил, охотно рассказывал о себе, создавая обстановку, в которой должен был разоткровенничаться и собеседник.
— В Аушвице мне довелось хорошо узнать… Я давно подозревал этого человека, господин генерал… Я только не мог… Я хотел…
— Короче!
— Это случилось ночью. Я не спал, молча лежал в чуть освещённом бараке. Не мог заснуть: разболелся зуб. Вдруг — голоса. Прислушался: беседуют двое на соседних нарах.
— Кто такие?
— Одного не опознал — было темно, господин генерал. Другой оказался моим соседом по нарам.
— Звать?
— Андрей.
— Фамилия?
— Все называют его просто Андрей. У него есть, конечно, и фамилия, но я её не знаю. Вообще в лагере только номера…
— А как зовут тебя?
— Станислав Цюпа, господин генерал.
— Продолжай, Цюпа.
— Слушаюсь, господин генерал. — Пленный, облизнув губы, сделал ещё шаг. — Так вот, чую разговор. Тихо говорят. Этот самый Андрей взволнованно рассказывает: «Поднял голову — и обомлел: он!» — «Да не может быть такого!» — отвечает другой. — «Он, он самый!» — «Командир?»
— «Да. Командиром моим был, гвардии старшим лейтенантом». Они перешли на шёпот, — продолжал Цюпа, — и я долго не мог ничего разобрать. Но было понятно: Андрей убеждает в чем-то того, другого. А этот сомневается, не верит. «Ладно, — сказал Андрей, — я тебе докажу!» Он слез с нар, исчез. Через минуты две вернулся. «Гляди, говорит, внимательно гляди!» Я незаметно приподнялся, передвинулся к краю нар. И увидел в руках Андрея кинжал. Запомнил: ручка винтом, блестящая.
— Кому доложили? — спросил Упиц.
— Не мог, господин генерал. — Предатель весь подался вперёд, затряс головой. — Никак не мог, вот как перед богом! Это же ночью происходило. Разве выйдешь? Высунешь голову за дверь — пуля. А наутро нас построили, разделили на группы. Одну, в которую попал и я, погрузили в вагоны и отправили сюда. Здесь только и смог…
— Как же ты узнал Андрея, видел кинжал, но не опознал второго?
— Тот, второй, спиной ко мне был, затылком. А по затылку разве определишь? Мы же все… обросшие, да и халаты одинаковые. Уши только запомнил — уши у него большие и торчат…
— Уши, — проворчал Упиц. Он заглянул в лежащие на столе бумаги. — Это было?…
— В ночь на девятнадцатое число, господин генерал.
— И тот, Андрей, он что — утверждал, будто видел своего командира накануне?
— Да.
— Восемнадцатого?
— Выходит так, господин генерал.
— Тогда и кинжал получил?
— Именно!
— И в тот день лагерника Андрея за черту блока не выводили? Точно помнишь?
— Не ходил он в тот день никуда.
— Чем же он занимался?
— А возле бараков работал. Утром поверка была, осмотр одежды. Потом половину отправили на Унион, остальные в лагере были. Он площадь обходил, камни подбирал, траншею рыл.
— Хорошо. — Упиц обернулся к Торпу: — Проследите, чтобы в бараках ни о чем не догадались. — Генерал вновь взглянул на предателя. —Учти, Цюпа, ты должен видеть все, слышать все, докладывать все. Будешь полезен — будешь жить, и жить хорошо. Иди!
Лагерника увели. Упиц обратился к штандартенфюреру:
— Теперь слушаю вас, Больм.
— Справки навёл, господин группенфюрер. Восемнадцатого числа в блоке русских, точнее, близ блока посторонних не было всю первую половину дня. Имеются в виду люди, которых лагерник, по кличке Андрей, не мог видеть раньше. Во второй половине дня этот блок посетили помощник коменданта Аушвица гауптштурмфюрер Вернер Кранц, его шофёр шарфюрер Фиттерман и с ними — директор завода «Ганс Бемер» Артур Кюмметц с шофёром Генрихом Губе.
— Кого же из четверых подозреваете? — Упиц скривил губы. — Уж не помощника ли коменданта лагеря Аушвиц?
— Разумеется, не его. Кранц и Фиттерман работают в Аушвице со дня основания лагеря, пять лет. Оба — на самом лучшем счёту.
— Тогда остаётся мой друг директор Кюмметц, с которым мы вместе росли и учились, вместе вступали в НСДАП и воевали против врагов фюрера и нации. Видимо, Артур Кюмметц и есть тот самый неуловимый советский разведчик, за которым вы так безуспешно охотитесь!
— Имеется ещё шофёр господина Кюмметца — Генрих Губе, — сказал Больм.
Упиц пожал плечами.
— Что ж, проверьте его. Проверьте шофёра, это не так уж трудно. Но, сдаётся мне, дело в ином. Там были и другие посетители, штандартенфюрер Больм!
— Но, господин группенфюрер…
— Вы не знаете о них, Больм?
— Врачи из Аненэрбе?[33] — услужливо подсказал Торп.
— Они самые.
— Какие же это посторонние? Они находятся в Аушвице более двух недель! — Больм с сомнением покачал головой.
— А в блоке русских появились впервые. Причём именно в тот день. Именно восемнадцатого числа, Больм, Цель? Выполняли предписание руководителя института штандартенфюрера Вольфрама Зиверса — отобрать для опытов по стерилизации около сотни молодых русских. Вот среди этих-то врачей и надо пошарить как следует. Вы понимаете меня?
— Да, господин группенфюрер.
— Звоните в Берлин, распорядитесь от моего имени, чтобы вплотную занялись Аушвицем. Не забудьте Андрея.
2
В начале одиннадцатого часа ночи от здания гестапо отошла большая закрытая машина. В ней находились штандартенфюрер Больм и штурмбанфюрер Беккер. Автомобиль пересёк почти весь город и остановился на восточной окраине Остбурга, метрах в двухстах от небольшого двухэтажного коттеджа. В этом обособленном домике, скрытом от посторонних глаз густо разросшимся садом, была одна из конспиративных квартир местной контрразведки, где принимались и инструктировались наиболее тщательно засекреченные агенты.Здесь сегодня должна была состояться встреча Больма и Беккера с агентом по кличке «Зелёный».
Высадив офицеров, шофёр тотчас отъехал за угол и приготовился к длительному ожиданию.
Контрразведчики направились к домику, пересекли сад, поднялись на крыльцо. Беккер отпер входную дверь, пропустил начальника, вошёл сам.
Десятью минутами позже у домика появился мужчина в плаще с поднятым воротником и надвинутой на лоб кепке. Дверь была не заперта. Он отворил её и вошёл.
Гейнц Больм и Бруно Беккер сидели в небольшой гостиной, курили, лениво переговариваясь.
Беккер первый услышал, как скрипнула, отворяясь, дверь.
— Он, — сказал Беккер.
Больм кивнул.
В передней раздались шаги. В комнату вошёл человек. Он откинул воротник плаща, снял кепку.
Это был сварщик Макс Висбах.
Висбах стал секретным сотрудником контрразведки лет двадцать назад. Он был хитёр, ловок, действовал изобретательно и потому весьма высоко ценился местным руководством, а также группенфюрером Упицем, который лично знал «Зеленого» и не раз прибегал к его услугам.
Висбах, работавший одно время в Мюнхене, первый разнюхал о том, что в окружении начальника штурмовых отрядов Рема назревает недовольство, произносятся крамольные речи. И, быть может, доклад «Зеленого» и положил начало закату карьеры этого ближайшего сподвижника Гитлера.
Затем Висбах помог гестапо отыскать и выловить двух работников Компартии Германии, за которыми охранка безуспешно охотилась несколько лет. Он же, собственно, и подсказал идею операции «Гиммлер» — провокацию с польскими военными мундирами, документами и оружием, благодаря которой нацисты получили возможность поднять шум по поводу мнимой польской агрессии и ввести в действие «План вейс» — то есть напасть на Польшу.
Минувшей весной, когда Упиц ломал голову над тем, как отвести внимание советской разведки от тайного хранилища архивов, он вдруг вспомнил о Висбахе. Агент был срочно вызван в Берлин. Упиц обрисовал ему обстановку: сейчас, в сорок четвёртом году, русская разведка настолько же окрепла и улучшила работу, насколько стала слабее германская разведка и контрразведка. За примерами ходить недалеко. Известно, что в районе одного тайного хранилища архивов секретной службы действуют советские разведчики, однако, несмотря на все усилия, ликвидировать их пока не удалось. Ценнейшие документы находятся под угрозой того, что ими завладеет противник. Как обезопасить архивы?
Висбах пожал плечами и посоветовал вывезти архивы и запрятать их в новом месте, более тщательно.
Упиц ответил, что это невозможно. И пояснил: архивы слишком громоздки, чтобы их можно было вывезти тайно. А раз так, операция теряет смысл. Кроме того, ресурсы страны на пределе, может просто не хватить сил и средств на то, чтобы в короткое время оборудовать другое такое хранилище.
«Где расположен тайник?» — спросил Висбах.
Упиц уклонился от ответа.
«Но не в Остбурге?»
«Да, не в Остбурге», — сказал Упиц.
Висбах попросил время, чтобы подумать. Через несколько дней он явился и представил план. Сущность его заключалась в том, чтобы сбить с толку русскую разведку, пустить по ложному следу, устроить на этом пути засаду, перехватить и уничтожить разведчиков. Архивы окажутся в безопасности. Гестапо, таким образом, убьёт двух зайцев.
Упиц молча слушал, не отвергая и не одобряя высказанной Висбахом идеи. Развивая её, агент сказал:
«Все будет зависеть от того, сумеем ли мы убедить русскую разведку в том, что архивы не там, где они находятся, а в другом месте, скажем, в Остбурге».
«Как же этого добиться?»
«Трудно, но возможно. — Висбах помедлил. — Придётся, быть может, пожертвовать двумя-тремя людьми».
Он изложил свой план. Надо подобрать преданного агента, заслать к русским. Там агент инсценирует провал, раскаяние на допросе и даёт показание: ему-де известно о тайном хранилище архивов в районе Остбурга. Причём агент должен во всех деталях описать истинное хранилище — его расположение, внутреннее устройство, характер упаковки документации. Это нужно для того, чтобы русские, если они уже имеют о тайнике некоторые сведения, не усомнились в показании, поверили «раскаявшемуся». Тогда они переключатся на Остбург. А здесь их будут ждать…
«Не годится, — сказал Упиц. — Вполне надёжных и преданных агентов не бывает».
«Но…»
«Вы приятное исключение, дорогой Висбах, — усмехнулся группенфюрер. — Однако посылать будем не вас — другого. А тот, другой, возьмёт да и раскроется перед русскими. Нет, тут следует действовать иначе. Во-первых, агента нельзя посвящать в подготавливаемую операцию. Об архивах он должен узнать как бы случайно для себя, абсолютно должен быть убеждён в том, что хранилище находится в Остбурге, а не в каком-либо ином месте. Во-вторых, агента следует провалить так, чтобы он и не подозревал, что его подставили. В-третьих, следует подобрать не очень стойкого человека, который обязательно бы покаялся на допросе и выложил советской контрразведке то, что „узнал“ об архивах. Тогда он будет держаться этих показаний, что бы с ним ни делали, видя в них свой самый главный шанс остаться в живых! Вы уловили мою мысль?»
«Она великолепна, господин группенфюрер! — воскликнул Висбах. — Главное в ней то, что агент не изменит показаний, даже если его будут распиливать на кусочки. Он-то ведь убеждён, что говорит чистую правду и что в этой правде — его спасение!»
«Именно так, Висбах. Но пойдём дальше. Мы не гарантированы от случайностей. Агента могут подстрелить при переброске через линию фронта. При аресте он вдруг окажет сопротивление и будет убит. Он, черт возьми, может заболеть и умереть! Ничто не исключено. Ведь, кроме всего прочего, может случиться так, что он возьмёт да и не раскроется на допросе».
«Или ему не поверят!»
«Ваша правда, Висбах, ему могут и не поверить. Русские знают своё дело, провести их не так-то легко… Короче говоря, вывод: одного агента недостаточно. Нужен ещё и другой. Как говорится, для страховки».
«Второй агент с такими же показаниями?» — Висбах поморщился, поджал губы.
«Не обязательно агент».
«Погодите! — Висбах приподнялся с кресла. — А что, если это будет перебежчик?»
«Которого подготовят по такому же принципу?» — задумчиво проговорил Упиц.
«В точности по такому. И забросят так, что он и подозревать не будет о том, что заброшен. Господин группенфюрер, если сделать все, как надо, этот человек будет глядеть на следователя честными глазами, уверенный в том, что оказывает русским неоценимую услугу».
«Уф, — сказал Упиц, откидываясь в кресле и вытирая влажный лоб. — Именно так, Висбах. Это то, что требовалось. Черт возьми, будто гора с плеч! Мы с вами преодолели главную трудность. Остальное — техника».
Висбах задумался, поднял на генерала заблестевшие глаза.
«Кажется, я нашёл подходящего кандидата на роль перебежчика. — Он усмехнулся. — Мой дружок. Коммунист, один из тех, кого мы не трогали, чтобы прослеживать связи и вылавливать других. В лепёшку разобьётся, лишь бы помочь русским!…»
Так были разработаны основные черты операции. Висбах написал Хоманну. Когда контрразведка убедилась в том, что адресат письмо получил, был проведён следующий этап операции — с пожаром в продовольственном складе, который охранял ничего не подозревавший Хоманн, и с предоставлением последнему отпуска для поездки в Остбург, где Хоманна поджидал Макс Висбах.
В тот же период Упиц подобрал и другого участника операции — агента. Как уже известно, им оказался Лисс — Щуко.
Итак, Висбах вошёл в комнату, где его ждали Больм и Беккер, снял кепку и плащ, уселся. Он был возбуждён, нервно потирал руки.
Закурив, Висбах сказал:
— Полтора часа назад я засёк Шуберта.
— Оскара Шуберта? — Больм встал.
— Его самого. Видел, как вот сейчас вижу вас. И знаете, с кем был Шуберт? — Висбах помедлил. — С Отто Шталекером!
Больм прошёлся по комнате. Отыскать Шуберта, след которого контрразведка давно утеряла, было большой удачей. А то, что Шуберт замечен вместе с Шталекером, делало удачу гестапо ещё более значительной. Можно было предположить, что именно через Шталекера держит связь Шуберт с неуловимым парашютистом.
— Докладывайте, Висбах, как было дело, — приказал Больм.
— Но я ещё не сказал всего. Шуберт и Шталекер знают Генриха Губе — шофёра завода «Ганс Бемер».
Шофёр Генрих Губе! Штандартенфюрер Больм вспомнил свой сегодняшний разговор с Упицем и допрос пленного Цюпы. Теперь было ясно, кто оставил кинжал лагернику Андрею.
— Но и это не все. — Висбах придвинулся к собеседникам. — Полчаса назад я установил, что в Остбург прибыл Георг Хоманн!
— Перебежчик Хоманн?! — в один голос воскликнули Больм и Беккер.
— Он разговаривал со мной по телефону. — Висбах усмехнулся, любуясь произведённым эффектом, выпустил струйку дыма. — Мы условились о встрече. Звоните, чтобы подготовили людей. Надо сделать так, чтобы завтра с утра, когда я выйду на свидание, с меня не спускали глаз.
Больм потянулся к телефону, снял трубку и постучал по рычагу.
— О, черт! Не работает телефон.
— Телефон выключен, — негромко сказали у двери.
Все обернулись. На пороге стоял Аскер.
— Не двигаться, — скомандовал он. — Поднять руки!
Беккер резко присел, сунул руку в карман.
Аскер нажал спуск. Хлопнул выстрел. Беккер выронил оружие, тяжело рухнул на пол. Остальные медленно подняли руки.
Наступила тишина. В воздухе вяло расплывалась струйка дыма от сигареты Висбаха, которую тот все ещё держал в пальцах.
— Руки за голову — приказал Аскер. — На колени. Вот так. Теперь ложитесь лицом вниз. Ну! — повысил он голос, видя, что гитлеровцы медлят.
Штандартенфюрер Больм, держа руки на затылке, неуклюже повалился на ковёр, которым был устлан пол комнаты.
— Вы! — Аскер посмотрел на Висбаха.
Тот последовал примеру Больма.
Не сводя с них глаз. Аскер прошёл к окну, побарабанил по стеклу пальцами.
В комнату вошли Шуберт и Шталекер.
3
Вот как случилось, что они оказались на конспиративной квартире гестапо. Выполняя поручение Шуберта, Шталекер обегал весь город, побывал в доме, где жил Аскер, на заводе, не забыл и коттедж директора — быть может, Кюмметц вызвал машину и Краузе со своим автомобилем поджидает шефа у крыльца его дома. Поиски оказались тщетными.Тогда Отто отправился в бар. Произошла короткая беседа с Дитрихом. Шталекер убедил его рискнуть и поговорить с Кребсом. Потом он заглянул в зал. Краузе не было и там. Где же он?
Шталекер вышел на улицу. Что предпринять? А вдруг Краузе уже у Висбаха? Следует ли идти туда и попытаться под каким-нибудь предлогом увести Краузе? Но как это сделать? И имеет ли он право так поступить? Не совершит ли непростительной ошибки?
В выполняемое Керимовым задание был посвящён только Оскар Шуберт. Он один знал и о рассказе Висбаха перебежчику Хоманну о тайном хранилище архивов. Шталекер же мог лишь строить предположения и догадки. Он видел: существует тесная связь между беседой Краузе с кладовщиком и тревогой Шуберта, когда тот узнал о признании, сделанном Кребсом Дитриху. Но какая связь? И при чем здесь Висбах? Почему Шуберт так опасается, что Краузе встретится с этим человеком? Висбах — сварщик. Эсэсовец, вызывавший кладовщика, говорил о сварочных аппаратах. О них завёл речь и Краузе в беседе с Кребсом… И Шталекер вдруг почувствовал, что в нем поднимается волна злобы, ярости против Висбаха. Нет, появляться у него нельзя. Кто знает, что это за птица.
Шталекер решил вновь зайти на квартиру к Аскеру: быть может, тот вернулся?
Он вошёл в какое-то парадное, чиркнул спичкой, взглянул на часы. Стрелка перевалила за десять. Как, наверное, волнуется Шуберт!
Вот и знакомый переулок. Шталекер толкнул входную дверь дома, где снимал комнату Аскер, взбежал по лестнице. Отперла хозяйка.
— Пришёл?
— Да. Но он не один…
У Аскера был Шуберт. Когда Шталекер вошёл, он заканчивал свой рассказ.
— Полагаете, Висбах провокатор? — сказал Аскер.
— Выходит, что так. Вы были правы в своих подозрениях!
Аскер покачал головой.
— Я не подозревал его. Только изучал… Но надо окончательно убедиться. Попробуем проверить. Субботние вечера Висбах проводит в том самом баре, где я так мило беседовал с кладовщиком. — Он невесело усмехнулся. — А сегодня суббота. Он, наверное, уже там. — Аскер посмотрел на Шталекера. — Вы поможете мне?
— Конечно.
— Предлагаю такой план. Я иду в бар. Через несколько минут входите и вы. Убедившись, что Висбах там и я разговариваю с ним, удаляетесь. Минут через тридцать звоните туда… Вы, Отто, помните слесаря Георга Хоманна? — неожиданно спросил Аскер.
— Хоманна? — удивлённо сказал механик. — Разумеется, помню, но ведь он…
Аскер взял его руку.
— Все объясню позже. Сейчас у нас нет времени. Вам придётся сыграть роль Хоманна. Нет, нет — это всего лишь минутный разговор по телефону. Тем более, что ваши голоса похожи — только у Хоманна, помнится, он чуть ниже.
Шталекер кивнул.
— Так вот, — продолжал Аскер, — вы прибыли в Остбург, должны повидать Висбаха, чтобы сообщить нечто важное. Звонили на завод, там его нет. Тогда позвонили в бар, где он бывает… Назначьте ему свидание. На утро. Товарищ Отто, запомните: вы должны говорить торопливо, нервно, как будто чего-то опасаетесь. Висбаха называйте по имени, сокращённо: Мак. Ему надо сказать: «Встретимся у трех наших вязов». Это, учтите, очень важно — так было условленно у Хоманна с Висбахом… Вам могут задавать различные вопросы. На них не отвечать. Скажете только, что прибыли не один. И дайте понять, что не можете говорить — возле вас посторонние… Вот, кажется, все.
— Понял.
— Повторите, пожалуйста!
Выслушав Шталекера, Аскер удовлетворённо кивнул.
— Поговорив, вернитесь к бару, держитесь неподалёку. Может случиться, что вынуждены будем заняться Висбахом уже сегодня. Это — если наши подозрения подтвердятся. Гардеробщик в баре все тот же?
Шталекер кивнул.
— Очень хорошо. Он поможет. Я был в баре только раз. Помнится, телефон не в будке?
— На широких перилах возле гардероба, — сказал Шталекер.
Аскер встал.
— Со Шталекером буду я, — вдруг сказал Шуберт.
Аскер вопросительно поглядел на него.
— В бар не войду, — пояснил Шуберт. — А помощь моя, возможно, потребуется.
Аскер задумался.
— Хорошо, — сказал он. — Дело слишком серьёзное, чтобы можно было отказаться. Только — это риск для вас.
— На улице темно, хоть глаз выколи.
— Темно, — подтвердил Шталекер. — Луна взойдёт много позже.
Все встали.
— Выходим по одному, — сказал Аскер. — Сначала я, минуты через три — Отто, затем вы, товарищ Оскар… Кстати, имеется ли оружие?
Шуберт кивнул, Шталекер развёл руками.
— Не ношу, — сказал он. — Слишком опасно.
— У меня только один пистолет, — нерешительно проговорил Аскер.
Шуберт обернулся к механику.
— Придётся, Отто, зайти за пистолетом и вам. Знаете куда?
— Понятно, — сказал механик. — Но это далековато. Что, если выйду отсюда первым?
— Хорошо. — Аскер тронул его за плечо. — Отправляйтесь, товарищ Отто.
Шталекер вышел.
Попав из ярко освещённой комнаты на тёмную ночную улицу, он будто ослеп, шаркая подошвами, осторожно сошёл с крыльца на тротуар, нащупал рукой стену и двинулся вдоль неё. Послышались шаги. Обгоняя его, прошёл человек. Глаза Шталекера все ещё не освоились с темнотой. Прохожий же видел хорошо.
Это был сварщик Висбах. Погруженный в задумчивость, он едва обратил внимание на вышедшего из дома человека. Но, сделав десяток шагов, Висбах вдруг с острой отчётливостью почувствовал, что знает его.
Висбаху было известно о подозрениях, питаемых в гестапо к дружку Герберта Ланге. Что делает механик Шталекер в ночную пору так далеко от своего дома?
Вдали, на противоположной стороне улицы, неясно вырисовывалась громада разрушенного бомбой дома, Сварщик ускорил шаг, перешёл улицу и затаился за грудой битого кирпича. Вскоре Шталекер прошёл мимо него. Куда он идёт? И что это за дом, из которого он вышел?
Как бы в ответ на эти мысли, в конце улицы, у того самого дома, на тротуар легло световое пятно. Легло и погасло. Висбах понял: отворилась дверь, кто-то вошёл в дом или вышел из него. Да, вышел — Висбах увидел силуэт человека на тротуаре. Агент вновь пересёк улицу, выбрал удобное для наблюдения местечко — в подъезде какого-то здания, возле которого часть тротуара была освещена синим светом маскировочного фонаря. Шаги приближались. Мимо прошёл шофёр Губе! Значит, он и механик Шталекер были в одном доме. Быть может, они знакомы? Стоп! Ведь Губе здесь и живёт — Висбах видел как-то, что он выходил отсюда ранним утром, направляясь на завод. Странно, очень странно. Висбах уже хотел было покинуть свой наблюдательный пункт, но задержался: вновь послышались шаги. Мимо проследовал высокий пожилой человек в шляпе, низко надвинутой на лоб. Агент чуть не задохнулся от волнения. «Вот так попалась птичка», — прошептал он, прижавшись к холодной стене подъезда. Теперь он не сомневался, что эти три человека связаны между собой. Озадачило, что в их числе — шофёр директора завода. «Оказывается, и ты с ними заодно, — злорадно подумал агент. — А прикидывался таким тихоней!»
Прохожий удалялся. Вот смолкли его шаги. Висбах нервничал. Он последовал было за ним, но, передумав, отстал. Нельзя рисковать. Его могут заметить, и тогда все потеряно. Главное достигнуто: он, именно он обнаружил самого Шуберта и установил его связи. Следить же за ними
— дело других.
И Висбах медленно побрёл по тротуару. Надо было успокоиться, собраться с мыслями. На память пришли слова штандартенфюрера Больма, сказанные при одной из встреч: «Висбах, дайте мне подпольщиков, орудующих в городе, и я ничего для вас не пожалею. Обещаю крест, чин штурмфюрера, коттедж в горах».
Что ж, часа через полтора у него свидание с Больмом и Беккером. Вот он и преподнесёт им сюрприз!
Висбах разволновался. Он уже видел себя в мундире — значит, можно будет наконец покончить со страшной двойной жизнью, которую он ведёт столько лет. Видел уютный домик в лесу, на берегу озера, свой собственный дом! И он заторопился в бар — удача была так велика, что её следовало отметить.
Вот и бар. Висбах вошёл, оставил в гардеробе плащ и кепку, отыскал в зале свободный столик. Принесли пива. Он с удовольствием отхлебнул из кружки. Потом оглянулся — и удивлённо наморщил лоб. За соседним столиком сидел шофёр Генрих Губе.
Аскер, перехватив взгляд сварщика, приветливо приподнял кружку.
— Ваше здоровье, господин Висбах!
Агент, овладев собой, улыбнулся.
— Спасибо, — ответил он. — Как там ваш автомобиль?
— В порядке… Пересаживайтесь ко мне. Здесь удобнее, лучше виден зал.
Что ж, Висбах не прочь был поболтать с Губе. Сейчас это было даже любопытно. Он кивнул, подхватил свою кружку и перебрался к соседу.
Зал бара быстро заполнялся. Многим простым немцам давно надоели газеты и радио, в которых нудно варьировалась одна и та же тема — несуществующие победы германского оружия на Восточном фронте, набили оскомину фильмы, повторявшие радио и газеты. И свободное время они предпочитали проводить, в барах и кабачках, где можно было получить кружку суррогатного пива, встретить приятеля и посудачить вполголоса о новостях.
Аскер и Висбах мирно беседовали. Разговор вертелся вокруг работы сварщика и шофёрских дел Губе. В благодарность за ремонт машины Аскер угощал, Висбах охотно пил, охотно рассказывал о себе, создавая обстановку, в которой должен был разоткровенничаться и собеседник.