Сталкер, продавший Марку комбинезон, заверил его, что он оснащен дополнительными циркониевыми элементами, которые обеспечат отличную защиту от автоматных очередей и летящих осколков. Вряд ли клановец представлял себе, что такое цирконий, но, по крайней мере, верил в то, что говорил. На правом рукаве были кармашки для хранения пистолетных обойм, что очень ускоряло процесс перезарядки. На левом - углубления для различных электронных средств и запасные ножны. Костюм был дополнительно оснащен прибором ночного видения, который с ростом технического прогресса больше не представлял собой коробку на голове, а был больше похож на элегантные очки, которые связывались с костюмом отходившим сбоку закамуфлированным кабелем и при необходимости помещались в боковой карман на груди. Карманов было вообще довольно много, и Марк быстро заполнил их шоколадками и болтами - двумя почитаемыми у сталкеров понятиями. Никто уже не помнил, откуда пошла традиция определять границы аномалий бросанием болтов, зато каждый ценил преимущества вкусных и питательных шоколадных батончиков.
   Марк проверил пояс, на котором крепились ножны, детектор аномалий и дюжина независимых резиновых контейнеров для хранения питьевой воды. Старое, но очень удачное изобретение, позволявшее пить через тонкую эластичную трубку, которая пристегивалась к любому из контейнеров.
   Отстегнув от пояса металлическую флягу, Марк некоторое время смотрел на нее, затем поболтал, оценивая целостность. Содержавшаяся внутри субстанция не могла просочиться наружу, поскольку внутренние стенки фляги были выложены хрусталем. В совокупности с тем, чем конкретно являлась заключенная внутри полужидкая масса, данная удивительная конструкция, спаянная из используемых в авиапромышленности материалов, вызвала бы азарт у физиков, химиков и эстетов одновременно. Марк сунул флягу в карман рюкзака - спать с ней на поясе было нежелательно, хотя раздавить ее можно было разве что гусеницами танка.
   В рюкзаке оставались лишь артефакты, нужные Марку и те, которые сбыть не представлялось возможным, да и не нужно было. Одна Ночная Звезда, причудливое образование в форме оранжевого коралла, повышающее пулестойкость в ущерб сопротивляемости радиации. Три Обливион Лоста разового действия. Одна шипастая Колючка, очищающая организм от любого вредоносного излучения, но раскрывающая на нем все свежие раны и даже в некоторых случаях старые шрамы. Две коричневых полупрозрачных Слюды, моментально восстанавливающие целостность организма, но делавшие его на какое-то время неоправданно восприимчивым к различным ожогам. В ассортименте был даже один Дементор, повышающий концентрацию внимания и способность мыслить, но нагнетающий при этом жесточайшую депрессию и нежелание жить. Несмотря на высокую ценность и то, что они являлись основной причиной пребывания людей в Зоне, артефакты были сталкерским проклятием, и их следовало использовать только по мере острой необходимости. Порой они могли спасти жизнь, вовремя излечив человеческое тело, однако за это всегда следовала плата в виде отклонений в другой области здоровья. Это была очень опасная игра, по поводу которой христианская церковь провела бы очень мудрую аналогию с дьявольским контрактом. Но по уровню азарта и помешательства с артефактами не могли сравниться даже казино, экстази и видеоигры, вместе взятые.
   Вытащив Каменный Цветок, Марк позволил себе полюбоваться отблесками пламени от костра, проявившимися на поверхности артефакта. Данный артефакт был сравнительно недорог, и в больших количествах был разбросан по Кордону, но рассматривание его у костра замечательно успокаивало, что сейчас было очень кстати. Образ химеры не выходил у Марка из головы. Это было самое загадочное существо Зоны, не подлежащее исследованию. Марк не сомневался, что им еще предстоит новая встреча.
   – О чем думаешь, брат? - спросил Орех, присаживаясь у костра и вскрывая банку мясных консервов.
   Ему достался стандартный комбинезон сталкеров, точно такой же, какой был у Борланда. Костюм был широко распространен у «Чистого Неба» и одиночек южных районов Зоны, как лучшее решение для большинства сложностей. Но должной защиты в таких местах, как кислотные болота и очаги повышенной радиоактивности, не обеспечивал, равно как и не мог уберечь владельца от попадания заряда дроби в упор. Бывали случаи. Собственно, учитывая склонность сталкеров избегать стрельбы и ходить лишь в местах, где защита как таковая не обязательна, это не было большой проблемой.
   – Думаю о прошлом, - ответил Марк.
   Орех с согласием закивал.
   – Я тоже, - ответил он. - Когда шел в Зону, думал, только о будущем и буду думать. А глядишь, по родным скучаю.
   В то время, как Марк занимался снаряжением, Орех сбегал к Сидоровичу, у которого без лишних слов и не привлекая внимания закупился продуктами питания. В общей сложности за все было заплачено артефактами Марка, плюс две Медузы в общую кассу добавил от себя Орех, гордый тем, что ведет торговые отношения найденными лично им самим артефактами. И, хотя стоимость Медузы по местным меркам равнялась всего-то цене продовольствия на сутки без учета сигарет, радость молодого сталкера можно было сравнить с чувствами американских колонизаторов Дикого Запада на золотых приисках.
   Причина, по которой Марк согласился взять его с собой, была проста. Никогда не нужно отказываться, если тебе предлагают не просто партнерство, а настоящую дружбу, тем более когда друг действительно может сильно помочь.
   Упаковав снаряжение обратно в рюкзак, Марк осмотрел Фору-12. Он все еще пользовался пистолетом Пластуна, так как оно неожиданно пришлось ему по душе и удобно ложилось в ладонь. Перспектива стрелять в человека и тем более убивать не вызывала у Марка никакого чувства. Любое насилие было ему чуждо с детства. Но за последние пять лет он начисто вытравил из себя все черты характера, которые могли ему помешать в Зоне. Он полагался на собственный здравый смысл. Лишь когда его собственный инструктор сказал ему, что он стал настоящей боевой машиной, Марк понял, как сильно его поменяли пять лет жестоких тренировок, морально и физически. Мало бы кто догадался, что трое убитых Марком мародеров были первыми его жертвами. Борланд был прав: он действительно воспользовался гранатой, засунутой в артефакт Тесто, вследствие чего энергия взрыва была усилена и перенаправлена не во все стороны, как гласит известный закон физики, а горизонтально. Не находись Борланд на вышке, погиб бы с остальными. Хотя безопасная зона Теста находится не над плоскостью ударной волны, а под ней. Буквально в полуметре, какой бы хаос не бушевал наверху.
   Спрятав оружие в кобуру на поясе, Марк достал из рюкзака последнюю и самую важную вещь, завернутую в отрезок белоснежной материи. Бросив взгляд на Ореха и убедившись, что тот смотрит в другую сторону, Марк осторожно извлек небольшой черный кристалл.
   Осознание, что именно он держит в руке, пробрало сталкера сначала жаром, затем холодом, чувством опасности, ответственности, и в итоге осталось лишь ощущение острого и давящего одиночества. Ни один человек не был способен вынести самого факта обладания Черным Кристаллом. Марк внимательно смотрел на блестящий осколок, в очередной раз надеясь, что тот хоть как-то проявит себя. Но чужеродный камень не подавал никаких признаков активности, все так же ожидая инструкций, которых, разумеется, не последовало. Марк снова обернул Кристалл тканью и спрятал его в самом низу рюкзака.
   – Пить как охота, - сказал мечтательно Орех. - Квасу бы сейчас холодного. Да чтоб в нос шибануло.
   – Привыкай к тяжелой жизни, - ответил Марк и слегка улыбнулся.
   Орех же «слегка» улыбаться не мог, и продемонстрировал искреннюю и добродушную ухмылку до ушей.
   – Как ты думаешь, Марк, что там, за Заслоном? - спросил он.
   Марк только покачал головой.
   – Не знаю, дружище, - честно признался он. - Но очень хотел бы узнать.
   Орех только кивнул и продолжил заниматься костром. Глядя на товарища, необремененного никакими внутренними проблемами, Марк старался найти хоть какие-то ассоциации с тем, кем был он сам до возникновения Зоны. Воспоминаний о тех временах становилось с каждым днем все меньше, оставляя только до наивности простое настоящее и четкую цель, заслонившую собой все вопросы и сомнения. Если в мире и существовала судьба, то Черный Кристалл давал полное право менять ее по своему усмотрению, а причина, по которой Марк оказался в Зоне, просто не оставляла иного выбора, кроме как ковать собственную судьбу самостоятельно.
   Если же судьбы нет, то самое время было ее создать.
   Мысли Марка были прерваны звуками приближающихся шагов. Оглянувшись, он увидел человеческий силуэт. Впрочем, в Зоне было как минимум пять-шесть видов созданий, чьи очертания напоминали человеческие, поэтому Марк внутренне напрягся и расстегнул пальцем кобуру.
   Орех тоже привстал, подцепив рукой ремень автомата, и крикнул:
   – Стой, стрелять буду!
   – Не стреляйте, сталкеры! - послышался тонкий голос.
   Хотя по меркам Зоны столь короткое и ровным счетом ничего не проясняющее прошение о мире было недостаточным, Орех все же не стал стрелять. Фигура приблизилась и свет озарил простодушное лицо человека средних лет, маленького роста и с почти детским взглядом.
   – Сенатор! - удивился Орех. - Ты что тут делаешь?
   – Пустите погреться у костра? - спросил Сенатор, глядя на Марка.
   Марк помедлил.
   – Я не отниму у вас много времени, - ободряюще сказал Сенатор и сел рядом с огнем, вытянув к нему руки. - Простите, друзья мои, но мои пальцы уже не те. Плохо мне даются холодные ночи.
   На Сенаторе был надет плотный плащ с длинными полами и капюшоном, не имеющий ничего общего со сталкерским обмундированием. Самый обыкновенный плащ, который можно заметить дождливыми вечерами в густонаселенных городах на спешащих с работы к домашнему чаю обывателях. С собой у него не было видно ни рюкзака, ни оружия, хотя под плащом можно было спрятать совсем немного полезного в Зоне добра. Но, как говорил сталкер Клык, у каждого свой стиль.
   – А что ты тут делаешь? - спросил Орех, тоже садясь и кладя автомат на землю.
   – Решил попытать счастья в поиске артефактов, - ответил Сенатор, глядя на Марка. - В такую ночь грех оставаться взаперти. Нужно ценить все, что видишь вокруг себя и наслаждаться этим, пока не истекли отпущенные тебе часы. А ты, мой друг, очевидно, Марк?
   – Да, - ответил Марк, усаживаясь с противоположной стороны от костра. - Мы знакомы?
   – Твоя слава тебя опережает, - ответил Сенатор, медленно приблизив пальцы почти к самому пламени. - И твой друг очень хорошо отзывался о тебе сегодня в баре.
   Марк кинул косой взгляд в сторону партнера, и Орех со смущенной улыбкой пожал плечами.
   – Будешь ужинать? - спросил Орех, протягивая Сенатору открытую банку фасоли с грибами.
   – Благодарю покорно, это очень кстати, - сказал Сенатор приветливо, беря банку и кладя ее на угли. - Вот, кстати, мой вклад к общему столу.
   С этими словами Сенатор запустил руку в один из бездонных карманов плаща и вытащил пластиковую литровую бутылку, которую передал Ореху.
   – Держи подарок, сталкер, - сказал он. Орех недоуменно принял бутылку, открыл, приложился и сделал глоток, после чего его лицо окрасилось изумлением.
   – Квас, настоящий квас! - сказал он. - Откуда это у тебя?!
   – Из бара, конечно! - ответил Сенатор с лукавым смехом. - Подобные вещи тут хранятся лишь в бронированных холодильниках.
   – Замечательно! Марк, попробуй! - воскликнул Орех, передавая бутылку. Марк взял ее и попробовал. Квас действительно был неплох - настоявшийся, холодный и неожиданный.
   – Спасибо, - коротко сказал он и передал бутылку Сенатору. Тот тоже отпил немного и вернул Ореху.
   – Ваше здоровье, друзья мои, - сказал Сенатор,
   Вытащив складной нож, он двумя движениями преобразовал его в вилку, поднял разогретую банку и принялся за еду. Марк взглянул на Ореха, который успокаивающе прикрыл глаза и кивнул.
   – Прошу извинить меня за вторжение, мне нужно где-то передохнуть, - продолжал Сенатор, опустошив банку. - А поскольку Орех однажды воспользовался моим гостеприимством на другом районе Кордона при аналогичных обстоятельствах, я счел достаточно приемлемым испытать ваше терпение, когда это стало необходимым.
   – Ты тогда здорово меня выручил, Сенатор, - сказал Орех с легким румянцем на щеках, заметным даже при таком освещении. - Я приполз без единого патрона и дико уставший.
   – Более того, мой юный друг, без единой зубочистки, - добавил Сенатор, впервые за встречу посмотрев на молодого сталкера. - И ты съел весь мой ужин и отключился, хотя по правилам, если ночью в Зоне вместе оказалось двое и более персон, то нужно по очереди стоять на часах, не обращая внимание на усталость. Но я не виню тебя, так как уверен, что в этот раз ты поступишь мудрее.
   – Мы планировали дежурить по очереди, - произнес Марк, не замечая совсем сконфуженного Ореха.
   – И кто должен был стоять первым? - спросил Сенатор.
   – Я, - ответил Марк. - До двух часов.
   – Боюсь, мой друг, тебе пришлось бы дежурить до утра, - сказал Сенатор, снова глядя на Марка. - Нельзя недооценивать склонность этого юноши ко сну.
   – У каждого свои недостатки, - возразил Марк.
   – У каждого свое понимание сна, - ответил Сенатор.
   Наступило молчание, на фоне которого треск пламени слышался особенно четко, и Марк внезапно понял, что вой чернобыльских псов прекратился.
   – Ты даже не заметил, как стало тихо вокруг, - произнес Сенатор, словно прочитав мысли Марка. - И в нужный момент ты можешь не заметить грома. Ты совсем новый человек в Зоне, а она совсем новая для тебя. Во взаимоотношениях Зоны и каждого сталкера есть свой, индивидуальный срок, в течение которого они привыкают друг к другу. Но ты не так прост, сталкер Марк. Это чувствуется. Ты никогда не привыкнешь к Зоне.
   – Не знал, что я настолько выделяюсь, - сказал Марк, снова рассматривая лежащий рядом Каменный Цветок.
   – Выделяешься. Это заметили почти все обитатели Кордона.
   – Почти, но не все. И я не планирую привыкать к Зоне.
   – Зона у каждого своя, - вздохнул Сенатор. - Для большинства сталкеров она стала последним пристанищем. Как у живых, так и у ушедших в лучший мир. Или в худший, кому какая доля выпала. Однако пристанище не всегда становится тем, что человек выбирает добровольно. Счастлив тот, кому есть куда идти из Зоны. А как быть с теми, для кого Зона - последний шанс?
   – К чему ты клонишь? - спросил Марк.
   – Я клоню к тому, что ты один из тех, для кого Зона стала последним шансом найти покой.
   Орех, для которого эти разговоры были чересчур мудреными, был занят чисткой автомата снаружи, поэтому он не видел пораженного лица Марка.
   – Почему это Зона стала для меня последним шансом? - спросил Марк, чувствуя легкую дрожь.
   – Ты человек решительный, но твоя решимость остаточная. Основная ее часть ушла на то, чтобы набраться сил сделать выбор и прийти в Зону, чтобы окончательно все узнать.
   – Кто ты? - спросил Марк, стискивая и разжимая кулаки. - Ты же меня не знаешь.
   – Я тот, кого ты перед собой видишь, - ответил Сенатор. - И, хотя я не знаю подробностей о том камне, что ты носишь на сердце, я, тем не менее, вижу тебя в общих чертах. Видеть и понимать чью-либо роль в общей картине намного лучше, чем замечать отдельные и ничего не значащие подробности, Марк.
   – У каждого свой камень на душе, - тихо сказал сталкер.
   – Но твой камень не порожден тобою. Это переживание за другого, близкого тебе человека. Это сразу видно по тебе, и это заметили бы все остальные, не будь у них собственных камней, ими же самими и порожденных. Эгоист не видит чужой боли. Но твоя боль действительно сильна, раз забросила тебя в Зону.
   Дрожь Марка усилилась, и он придвинулся поближе к пламени.
   – Вот почему ты здесь, - продолжал Сенатор. - В своем мире перед тобой встали неразрешимые вопросы, ответы на которые ты мог найти лишь в Зоне. Но Зона - место коварное. Она может дать любой ответ, после чего может так же легко убить того, кто этот ответ искал. Однако твоя боль оказалась настолько сильной, что ты готов даже на смерть, лишь бы это принесло тебе объяснение. Вот почему ты здесь. Чтобы найти покой. И ты на все пойдешь, чтобы докопаться до истины.
   – На все, - глухо подтвердил Марк.
   – Вижу, тебе уже пришлось убивать людей.
   – Пришлось, - прошептал Марк.
   – Ты не найдешь себе мира, если сейчас все бросишь и вернешься домой.
   – Я не собираюсь возвращаться, - произнес Марк, пытаясь совладать с собой и восстановить дыхание. Напряжение последних лет, которое он тщательно давил в себе, отчаянно прорывалось наружу в самый неподходящий момент. Он закрыл лицо руками и пожелал, чтобы Орех куда-то отлучился по любому поводу, и его желание внезапно сбылось.
   – Я скоро буду, - объявил Орех, повесил автомат на плечо и встал. - Мать-природа зовет по личной нужде.
   – Будь осторожен, - сказал Сенатор и Орех ушел, что-то насвистывая.
   – Я не вернусь, - повторил Марк чуть громче, отнимая руки от лица. По его щекам катились слезы. - Получится у меня или не получится, вернуться обратно у меня нет шансов.
   – Получится, конечно, - заверил его Сенатор. - А вернешься ты или нет, уже не столь важно. Будь это важнее, ты бы просто не пришел сюда. В любом деле нужно видеть успех не в том, чтобы обязательно добиться результата, а в том, чтобы костьми лечь, но сделать все, на что ты был способен. Это закончится либо получением желаемого, либо гибелью на пути к этому. И то, и другое можно считать успехом. Жить по-другому просто не имеет смысла.
   – Тогда я определенно намерен добиться успеха, - мрачно сказал Марк.
   – И что же тебя гложет? - спросил Сенатор.
   Марк глубоко вздохнул и успокоился.
   – То, что я могу не выдержать и стать кем-то другим, - ответил он.
   – Да, это действительно опасно, - согласился Сенатор. - Позволь, я попробую угадать, что конкретно ты собираешься сделать. Ты идешь в глубь Зоны. Именно там и хранятся ответы на интересующие тебя вопросы.
   – Насколько я тебя узнал за эти пять минут, тебе не составило труда догадаться о моих намерениях, - ответил Марк, беря с земли веточку и покручивая ее в ладони.
   – Тогда позволь мне угадать и причины. Второй взрыв в районе ЧАЭС разрушил множество жизней, и это каким-то образом коснулось близкого тебе человека. И ты намерен добраться до северных районов Зоны, чтобы все узнать. Я прав?
   Резким движением Марк сломал веточку и неподвижно уставился на обе ее половинки. Сенатор аккуратно вытащил их из его пальцев.
   – Сломать всегда проще, чем восстановить, - сказал он и бросил половинки в огонь. - Но все же можно. Намного хуже, если осколки сгорают. Тогда восстановить их невозможно, и остается лишь горькая память.
   Марк ничего не ответил.
   – А вот и я, - послышался голос Ореха. - Не ждали?
   – Побудь тут, я тоже пройдусь, - сказал Марк, встал и, засунув руки в карманы и бросив многозначительный взгляд на Сенатора, направился в темноту деревьев.
   – Кстати, да, нужно выбросить мусор, - сказал Сенатор извиняющимся тоном, взял пустую банку и поднялся. - Ты тут не сильно будешь скучать?
   Орех, не отрываясь от бутылки с квасом, скосил на него глаза и что-то хмыкнул.
   Отойдя метров на тридцать, Марк закрыл глаза, обхватил ствол дерева рукой и бессильно прижался к нему лбом. Свисающие с веток сероватые волокна Жгучего Пуха потянулись к нему, но облако обжигающих частиц так и не выбросили - дерево набиралось сил к завтрашней охоте. Лес застыл, напоминая кадр на фотопленке. Не шевелился ни один лист, ни одна травинка. Лишь мерцание звезд при полной Луне создавало видимость движения.
   Отпустив дерево, Марк прислонился к нему спиной и с силой провел рукой по лицу. Одна часть его плана уже была провалена. Он по-прежнему оставался человеком, давая человеческую же оценку собственным поступкам. В его миссии нельзя было рассчитывать ни на разум, ни на интуицию, поскольку обе данных психологических направляющих отчаянно сигнализировали ему, что он попросту сошел с ума. Никакая нервная система не выдержит груза действий, проводимых за пределами человеческих сил.
   Сенатор бесшумно возник перед ним, глядя с самым успокаивающим выражением, на которое только был способен.
   – Я не стану выпытывать у тебя подробности, - сказал он. - Но если ты не будешь хотя бы физически находиться рядом с теми, кто тебя поддерживает, ты сломаешься. Сталкеры, находящиеся в Зоне, имеют собственные, но очень похожие проблемы. Сильнейшие духом слабеют в условиях одиночества. Ты более одинок в этом месте, чем любой другой сталкер.
   Марк опустил руку и сквозь зубы втянул в себя воздух.
   – Я за пять лет не открылся ни одному человеку, - сказал он, качая головой. - Ни единому. Думал, смогу держать все в себе. Даже гордился этим. Но тогда все было проще. Кругом всегда были люди. Спокойные, цивилизованные люди. И осознание собственной тайны не так сильно тяготило. Здесь же я сам по себе.
   – Могу я тебя попросить кое о чем? - произнес Сенатор.
   – О чем? - спросил Марк тихо.
   – Я прошу довести меня до Заслона.
   Марк выпрямился и отодвинулся от дерева.
   – Зачем? - спросил он.
   Сенатор моргнул.
   – Я хочу домой.
   – Заслон твой дом?
   – Нет, конечно, - Сенатор сунул руки в карман и сделал пару шагов к Марку. - Но там я стану ближе к дому.
   Марк попытался совладать с круговоротом мыслей в голове. Получилось не очень удачно.
   – Группа уже укомплектована, - сказал он. - Кроме этого, я тебя не знаю, что бы ты мне не говорил.
   – Насколько я понимаю, главным в вашей группе должен быть кто-либо из проводников. Значит, это не ты.
   – Не я.
   – Стало быть, он решает подобные вопросы. Предложи ему мою кандидатуру в качестве члена команды. Если он откажется, я уйду.
   Марк ничего не ответил, и Сенатор продолжал:
   – Что до того, что мы с тобой не знаем друг друга, то скажи мне, Марк, много ли ты разговаривал с другими сталкерами, чтобы с уверенностью заявлять, что знаешь их лучше, чем меня?
   Эти слова прояснили сознание Марка. Напряженно пытаясь поставить каждую мысль на место, он был вынужден признать, что Сенатор в самом деле стал ему более близким собеседником, чем Борланд или Орех, которые его привлекли своей простотой и предсказуемостью.
   – Что до того, чем я могу пригодиться, - как ни в чем не бывало, продолжал Сенатор, оглядывая ночные окрестности. - То я, что называется, могу чувствовать Зону. Очень хорошо переношу психологически любые ее проявления и адаптируюсь к ситуации посредством духовного слияния с ее сутью. Сталкеры называют это шаманством.
   Собственную характеристику Сенатор выложил четко и без тени стеснения. Марк по-прежнему молчал, и Сенатор закончил свою речь:
   – Скажу тебе еще одну вещь. Как бы ты не старался забыть свою человеческую сущность, я в течение всего времени, что мы проведем вместе, буду тебе о ней напоминать. Если ты станешь вести себя как машина, то, достигнув цели, забудешь, зачем к ней шел. Я сделаю все, чтобы не допустить этого.
   Неизвестно, в какой степени Сенатор знал, о чем говорит, но, как всегда, безошибочно попал в цель. Марк криво улыбнулся и произнес:
   – Ты принят. Я поговорю с главным.
   – Очень хорошо, - сказал Сенатор с невозмутимым видом, словно он другого ответа и не ждал. - Теперь советую вернуться к костру, пока наш юный друг не вздумал нас искать.
   Обратный путь они проделали молча и застали Ореха в безмятежном состоянии, видящего третий сон. Сенатор рассмеялся:
   – Ха! Что я говорил? Похоже, один из команды уже немного нас опережает. Рекомендую последовать его примеру. Выспаться сейчас не помешает.
   Марк не нашел в себе сил возражать, к тому же в возражениях не было необходимости. Он просто лег на землю, положив под голову рюкзак, и опомнился:
   – Сейчас моя очередь дежурить.
   – Спи, - осадил его Сенатор, садясь и протягивая руки к костру, как и в начале своего появления. - Если меня понадобиться сменить, я скажу.
   Марк откинулся на рюкзак, в последний раз за этот насыщенный день посмотрел на небо и закрыл глаза. Признавшись себе, что он может не выдержать операцию, он почувствовал себя намного лучше и честнее с самим собой. По поводу Сенатора Марк не чувствовал никакого волнения. Помощник, который способен в случае чего вытянуть все дело на собственных нервах, просто необходим. И впервые с тех пор, как Марк появился в Зоне, он засыпал в компании постороннего человека, но с обнадеживающей и твердой уверенностью, что он поступил правильно.
 

Глава 6

 
Вне закона
 
   К восходу Солнца трое сталкеров подошли к шлагбауму, служившему негласной границей между двумя районами Зоны. В плане географических особенностей, уровня радиации, флоры и фауны не было никаких особо существенных поводов делить Зону на отдельные участки. Эпицентр, разумеется, не считался. Причины лежали в насущной необходимости человека хоть как-то обозначать границы территорий, в пределах которых он может относительно свободно мыслить.