Теперь ему не было необходимости самостоятельно надевать на череп консоль – недаром он потратил кучу денег на автоматику.
   Минутная чернота – и оживление по адресу Гномма, прямо посреди скромной спальни, обставленной вполне современной мебелью. В различных подвесных шкафах и просто в нишах во множестве валялись нужные в домашнем обиходе предметы – бокалы, разрозненные элементы одежды, какие-то смесители (видимо, для приготовления новых вкусовых начинок), папки с дистанционным доступом к Департаменту образования, пачки популярных журналов «Успехи нейрохимии» и «Диагностика заболеваний головного мозга для всех».
   Хозяин радушно приветил гостя слабым движением руки – похоже, сил встать даже в Сети у него не осталось. Хотя внешне Гномм почти не изменился, организм отказывался служить ему. «Сдал старик Норберт, – без особенного сочувствия подумал Тима и потрепал бывшего начальника по запястью. – А ведь еще год назад выглядел бодрячком».
   – В последний месяц словно подменили, – криво усмехнувшись, пробормотал старик и кивнул на собственное тело, распростертое на кровати. – Подниматься по утрам становилось все трудней…
   – А где Дрим?
   – Тут я, тут.
   Вечный лаборант появился из соседнего помещения. Он жевал монументальный бутерброд с торчащим из него капустным листом. Все нюансы хруста передавались программой с отменной чистотой.
   – Привет, Митя, – обрадовался Дрим. – Хочешь пожевать? Возьми!
   – Спасибо, – сухо проговорил изобретатель. – Я уже питался.
   Воздух за спинкой Гноммова ложа сгустился, явив образ озабоченного Коркина. Заместитель Президента тепло посмотрел на Тиму, нетерпеливо – на часы и сразу заявил бывшему сотруднику корпорации:
   – Пора?
   Время пришло, и пара транспортных бионов приступила к работе. Их проекция, конечно, не передалась в Сеть, чтобы не вносить в церемонию излишнего натурализма. Манипуляции бионов не отражались и на образе уходящего «в последний путь» человека – как Тима ни всматривался, он не увидел появления на шее Гномма микроскопической точки от укола. Тело старика словно воспарило над кроватью (грузчики подняли его с гравикресла и понесли к раструбу пневмопочты), вокруг него заструился белый, полупрозрачный туман, будто он поднимался сквозь облачное небо.
   Не сказав ни слова, Норберт отключился – навсегда.
   Бионы к этому моменту успели запаковать его физическое тело в пластиковый мешок, потертый многими перемещениями по трубам (эту временную оболочку снимут в приемном покое), и набрать на пульте пневмопочты пункт назначения.
   Начало пути по гравиполям совпало с постепенным рассеиванием образа Гнома. От него плавно отвалились конечности и голова, последним же растаяло нелепо короткое туловище нейрохимика.
   – Прощай, отец, – с облегчением сказал Дрим.
   – В добрый путь, – обронил Самуэль и ласково обратился к Тиме: – Господин Гамов, вы подумали над предложением покойного Гномма возглавить лабораторию?
   Но тот не успел ответить – внутри него будто разлили ведро кипятка. Мозг вспыхнул миллионом жгучих искр, и образы Дрима и Коркина рассыпались на быстро чернеющие воксели, успевшие-таки отобразить их недовольство внезапным исчезновением собеседника.

7

    – Кто же все контролировать будет, законы писать? – скептически заметил Сергей.
    – А их не надо писать, – произнес Алексей Иванович, светлея лицом. – Они уже все написаны, только мы этого до сих пор не замечали.
А. Попков. «Не думайте смерть»

   Чьи-то крепкие руки осторожно (явно избегая причинить боль) затолкали Тиму в непроницаемый чехол. Напротив рта он почувствовал наличие прорези, в которую проникали воздух и немного света. Поднять руки и раздвинуть щель в гибком пластике никак не получалось – темница оказалась довольно тесной и жестко давила на располневшие бока изобретателя.
   Его подхватили и куда-то понесли, но это продолжалось совсем недолго, всего несколько секунд. Тут же Тима тотчас понял, что его, как и почившего Гномма, собираются транспортировать пневмопочтой. Несколько слабых писков кнопок, шелест открывающегося люка – и жесткое гравиполе обняло оцепеневшего от ужаса изобретателя. Мир снаружи померк. Сопровождаемый мягкими щелчками реле, он помчался по узким тоннелям, порой не слишком церемонно сгибаемый поворотами трубы. Все-таки транспортные артерии проектировали без учета того, что по ним будет перемещаться живой человек почти двухметрового роста.
   «Почему мне не вкололи дозу снотворного?» – недоумевал Тима. Лишенный стимуляции таламуса (к которой он наверняка бы прибег, чтобы не так бояться), он воспринимал происшедшее с ним похищениесамым мрачным образом. «Неужели на переработку?» – сверкнула в мозгу ужасная догадка.
   Труба в основном вела вниз, так что если бы не искусственная гравитация, его кровеносные сосуды в голове уже давно налились бы тяжестью, затрудняя мышление.
   Это безумное путешествие продолжалось, по оценке Тимы, минут пять. В конечной точке его приняли и без задержки перенесли на что-то жесткое, вроде обычного лежака, и расстегнули пакет. Перед глазами висел грязно-серый потолок, склепанный из рифленых стальных листов. Неяркое освещение позволило рассмотреть тесную комнатушку, заставленную стеллажами и коробками, часть из которых зияла пустотой.
   Два биона в серых балахонах помогли Тиме встать на ноги. Он покачнулся и схватился за холодную стойку стеллажа.
   – Что тут происходит? – крикнул изобретатель. – По какому праву?
   – Ведите его ко мне, – сказал некто, скрытый металлическими конструкциями.
   В самом углу помещения, под настенным светильником, за простым пластиковым столиком о трех ногах сидел на обычном стуле (без спинки!) совсем пожилой человек. На нем также красовался рабочий халат бионов, однако под халатом, между небрежно запахнутыми полами, проглядывал свежайший и сверхэлегантный костюм светло-зеленого цвета. Пышные бакенбарды, затмевавшие белизной седые волосы, бугрились на его скулах. Тонкие черные брови (очевидно, подкрашенные) эстетично выделяли глаза, с мрачноватой усталостью взиравшие на молодого гостя подземелья. (Во всяком случае, тому показалось, что труба занесла его на значительную глубину, в одну из бесчисленных служебных ячеек сектора.)
   Справа от хозяина, за его спиной, видна была современного вида пластиковая дверь без всяких надписей.
   Тиму усадили на второй стул. Оба биона без всякой команды встали по обе стороны от пленника и замерли, спрятав руки за спиной – точно персонажи полицейского боевика, охраняющие опасного преступника.
   – Что вам угодно? – просипел изобретатель и принялся растирать затекшие конечности ладонями. На левом боку у него саднил ушиб. Хорошо еще, головой не приложился! – Кто вы такой? Это незаконно.
   – Я и есть закон, – улыбнулся старик. Его бледные губы изогнулись дугой, слегка приподняв набрякший венами округлый нос. – Так что не волнуйтесь, ничего плохого с вами не случится, господин Гамов.
   – Зачем вы похитили меня? – Тима осмелел и придал голосу твердость.
   – У меня нет времени возиться с формальностями, – отрезал хозяин. – Тем более, с точки зрения законов к вам пока нельзя придраться… Или можно? – Он наклонился вперед и пробуравил Тиму зрачками. – Как насчет несанкционированной рекламы?
   – О чем вы говорите? – пискнул пленник.
   Старик откинулся к стене и постучал по столу согнутыми пальцами, ловко выбив ими ритмичную дробь.
   – О необъяснимом охмурении масс, которое началось с того дня, как первые консоли вашего изобретения поступили в продажу, – сказал он. – Необъяснимом только на первый взгляд, но не для нашего Департамента… Пожалуй, пора приступать к делу.
   Отсутствие привычных для Сети вещей вроде разворачивающихся по первому желанию экранов и голограмм заметно притормаживало скорость его мышления. Хозяин помялся и вновь постучал ногтями, словно мысленно выстраивал план беседы. Тима совершенно перестал волноваться и даже передвинул свой стул так, чтобы опереться спиной о стойку стеллажа. Она приятно холодила позвоночник, скрашивая близкую к удушливой подземную духоту. Воздух был насыщен водяными парами и запахами ржавчины и масла.
   – Для начала я назову вам свое имя, – проговорил старик. – Вы вправе усомниться в его подлинности, и все же можете называть меня Мартином Уве. Я возглавляю антивирусный отдел сетевого Департамента Мэрии. Длинно и нескладно, но факт. Именно поэтому я и заподозрил, что ваша инсталляция хранит следы деятельности вируса, который носит условное наименование «симпатизатор». Это одна из наших старых разработок.
   – Меня будут судить? – похолодел Тима.
   Тут же вспомнилась одиночная камера, открытая в пустоту, – испытание для разума еще более чудовищное, чем отключение от Сети. Здесь хотя бы его зрение занято динамическими образами и «подкармливает» сознание, а ущербность физического тела напоминает о себе только жесткостью стула и холодом металлической стойки.
   – Нет, конечно, – поморщился Мартин Уве. – Если я не направлю рапорт в полицию сектора. Но уж если направлю… Третий конфликт с законом, сударь – и вас автоматически записывают в рецидивисты. Думаю, ничем хорошим это для вас не закончится: арест имущества, поражение в гражданских правах и так далее.
   Тима подавленно промолчал. Он уже догадался, что этот странный старик потребует от него чего-то гнусного или противоправного. Скорее всего, и того и другого одновременно.
   – Чего вы от меня хотите? – сумрачно спросил он.
   – Вот деловой разговор, – обрадовался Мартин.
   Но как-то через силу, будто его угнетало нечто гораздо более тяжкое, нежели необходимость в чем-то убеждать пленного изобретателя. Неожиданно за ухом у Тимы запульсировала горячая точка, но он списал этот «тик» на нервное напряжение. Постепенно угасая, боль ушла, затаилась где-то под черепной костью.
   – Я дам вам вирус, – обронил старик.
   Просунув ладонь под халат, он вынул из кармана пиджака плоский квадратик запечатанного в прозрачную оболочку диска. Тима однажды видел такой в какой-то древней постановке. Там злодей кричал на хорошего человека, уткнув тому в живот дуло резака: «Отдай мне диск!»
   – Зачем? Это ведь незаконно!
   – На нем есть метка «Экспериментальная разработка антивирусного отдела», – успокоил Тиму Мартин.
   – Вы что, собираете вирусы?
   – Да, бит побери, – вспылил старик и хлопнул диском об стол, придвигая упаковку к пленнику. – Мой отдел имеет право делать вирусы. Не распространять их по Сети, а просто делать, чтобы Департамент контроля использовал их для блага человеческой популяции. Что, прочитать вам лекцию о методах работы сетевой полиции? У вас есть допуск к секретным сведениям? – Мартин Уве нехорошо разгорячился, его ладони заметно подрагивали (или это один из признаков глубокого старения?).
   – Кто же в таком случае торгует вашими программами на рынках? – искренне удивился изобретатель.
   Хозяин протяжно выдохнул и прикрыл глаза.
   – Мы отвлеклись от темы, – проговорил он. – Итак, я даю вам этот диск с вирусом (назовем его «память»), чтобы вы внедрили его в процедуру инсталляции консоли «Экстатично». Ясно?
   – Чего ж тут неясного, – машинально сказал Тима. – Да какого черта!? – взорвался он и вскочил, однако был тут же придавлен с стулу бионами. – Каждая строка моего кода написана кровью!
   – Что вы несете?
   – Именно! – продолжал бушевать Тима. – Человек погиб от того, что какой-то жалкий бит информации стоял не на своем месте! – Тут он, конечно, кривил душой, но играть сцену возмущения было даже весело. – И вдруг целый вирус! Вы подумали о последствиях? Как мозг отреагирует на ваш код, вы просчитали?
   – Естественно, – холодно ответил старик. Кажется, бурная реакция собеседника ничуть не задела его: разве что черные брови удивленно изогнулись, почти добравшись до седой челки. Тима поперхнулся и замолк, чтобы отдышаться. – Вы забыли, кто я и какой отдел возглавляю? По-вашему, это кто-то другой – неведомый хакер, ха-ха! – разработал программу, следы которой присутствуют в вашей инсталляции?
   – Вы – хакер? – в ужасе отшатнулся Тима. За ухом опять защипало.
   – Заткнитесь, бит вас побери! – вышел из себя Мартин Уве. – Хакеров не существует! Вы что, совсем отупели с вашей мерзкой консолью?
   – Это вы кретин! – не сдержался Тима. – Да вы знаете, какой сейчас контроль над производством? Попробуй я только приблизиться к конвейеру, меня тотчас уволят, несмотря на все заслуги! Весь узел с программным обеспечением окружен многослойной защитой – конкуренты рвутся туда, словно стая пауков на банку меда.
   – Наконец-то я слышу что-то разумное, – вдруг расслабился старик. К счастью, он списал обидные слова пленника на его перевозбужденное состояние. – Хотя при чем тут конвейер? И что такое паук, бит побери?… Впрочем, неважно. Ввиду множества причин вы пойдете «на дело» не по Сети, а в своем физическом теле.

8

    Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой разум.
Ф. де Ларошфуко. «Максимы и моральные размышления»

   Одно другого хлеще!
   – А вам не кажется, что это слишком? – вскричал Тима. – Сейчас Ирина наверняка уже опросила Чиппи, и тот все рассказал ей. Не пора ли вернуть меня домой и поскорей забыть этот бред?
   – Нет, вы меня доконаете своей тупостью, – устало проговорил Мартин. – Вы что, совсем ничего не поняли?
   – Чего я не понял? – обиделся Тима.
   – Все личные программы находятся под контролем моего Департамента. Нам ничего не стоит заблокировать или стереть информацию, поступающую из приемных цепей вашего убогого Чиппи. В настоящий момент он работает с дубликатом вашего образа. Конечно, его ничуть не удивляет – он ведь не приучен удивляться – что вы без движения валяетесь (очевидно, загораете) посреди безжизненной пустыни, на территории проектируемого узла. Причем доступ к этому узлу запрещен.
   – Гады, – пробормотал Тима. – Откуда я знаю, что вы мне не лжете? Вдруг ваш вирус разорит корпорацию? Какая мне в том выгода? Лучше уж попасть под суд за использование какого-то несчастного «симпатизатора», чем компенсировать потом убытки «Консолям».
   – Если вы угодите под суд, у вас не останется ничего, – возразил старик. – Но радуйтесь моему великодушию: я разрешу вам лично убедиться в безобидности вируса.
   Тима дернулся, но вновь без всякого успеха – проклятые бионы словно ждали от него мышечного импульса. Да и куда бы он мог убежать, не зная карты местности? Мартин Уве между тем поднял с пола плоский черный портфель – переносную модель консоли, которая связывалась с Сетью по защищенному радиоканалу. Брякнув ею об стол, он щелкнул замком и распахнул консоль перед Тиминым носом.
   – Вперед, – сказал он. – Только не надо подозревать нас в злоумышлении! – поморщился хозяин, предваряя возможные попытки пленника отвертеться от знакомства с вирусом. – Не кажитесь более глупым, чем вы есть. Честно говоря, если бы я не был уверен, что это вы изобрели «Экстатично», то принял бы вас за обыкновенного сетевого дебила и бездельника.
   Тима промолчал, с трудом сдержав ответные резкие слова. Достойная реплика на язык не попалась, а выкрикивать оскорбления старшему и к тому же облеченному некоей властью человеку он поостерегся. Если одного «кретина» ему простили, то второй может закончиться побоями со стороны могучих бионов.
   – Ладно, Сеть с вами, давайте ваш проклятый вирус.
   Он вынул из ячейки компактную модель шлема, распечатал упаковку программы и сунул маленькую круглую пластинку в дисковод. Рука его на несколько секунд замерла на полпути к голове. Старик молчал, будто был уверен в том, что Тима не попытается сломать миникомпьютер. Вздохнув, изобретатель приладил консоль к черепу и вдавил клавишу считывания данных с внешнего носителя. Он устал от бесплодной борьбы с Мартином Уве и предпочел поверить ему – затевать новый раунд перепалки не было сил.
   Если на диске и содержалась какая-нибудь разрушительная информация, он этого не понял. Вообще, образы запрограммированной реальности почти не вытеснили из его сознания гнусную обстановку подземелий, в которой он очутился. Несколько раз мелькнули какие-то непонятные серые спирали, проехали серебристые полоски – и все. Тиме даже стало досадно, что из-за этакой чепухи его вынудили продырявить свои черепные кости металлополимерными волокнами.
   Когда процедура завершилась и на дисплее замигала фраза: «Отключить питание?», он хмуро ткнул кнопку ввода ногтем и стянул шлем.
   – Это что, шутка?
   – Ничуть, – усмехнулся хозяин катакомб. – Самый настоящий вирус, только в закодированном виде. Он не представляет ни малейшей опасности для обычного пользователя вашей идиотской «Экстатично».
   – И зачем все это нужно? – не выдержал Тима.
   – Видите ли, господин Гамов, – поколебавшись, сказал Мартин. – Из-за вашей консоли почти встали работы над одним важным проектом… – Он отклеился от стены и придвинул мрачную физиономию к собеседнику. Тима слегка поежился – старик был явно не в себе, раз настолько зримо страдал. («Ему бы в Сеть, да „Экстатично“ на голову – а он по подвалам шляется и простых граждан смущает», – с лицемерным сочувствием подумал изобретатель.) – Надеюсь, эта программа поможет мне вернуть их к нормальной работе, пока они окончательно не утратили профессиональные знания.
   Вся эта трущобная обстановка начала действовать Тиме на нервы. Ему смертельно захотелось напялить свою новую консоль и всласть пощекотать таламус. Однако старик словно чего-то ждал от него, и Тима спросил:
   – Я вас не понимаю. Вы что же, полагаете, будто «Экстатично» как-то влияет на память?
   – А вы этого еще не поняли, господин Гамов?
   – Нет.
   – Попробуйте вспомнить какой-нибудь эпизод из детства.
   Тима сосредоточился и представил свое бытие с рождения до десятилетнего возраста в виде отрезка прямой, разделенного на равные промежутки длиной в 1 год. Но нанизывались на него только сетевые развлечения, вряд ли способные заинтересовать ребенка – в основном половые игры и кровавая охота. Серой гирляндой свисали эпизоды посещения Департамента образования. Все это могло происходить с ним в достаточно зрелом возрасте, но никак не в 5-10 лет. Тима попытался вызвать портреты родителей, однако это ему также не удалось.
   – Чепуха какая-то, – пробормотал он.
   – Убедились? – скривился Уве. – Я уверен, что это еще только начало.
   – Да какая в воспоминаниях польза? – озлился Тима. – Я и так никогда не думаю о прошлом, мне вполне хватает настоящего. А, понимаю… Видимо, в вашем возрасте только и остается, что смаковать подвиги юности!
   – Не глумись над старостью, мальчик, – вспылил хозяин. – Впрочем, извините за резкость, господин Гамов, отчасти вы правы.
   – Довольно болтовни, – заявил Тима. – Вы гарантируете мою безопасность? То есть, я имею в виду, никто не узнает о том, что это я подсунул в процедуру инсталляции вирус?
   – Обещаю. Более того, никто не поймет, что в нее внесены изменения, поскольку наши технологии позволяют не оставлять видимых следов вируса в теле основной программы. Обнаружить его присутствие сможет только сотрудник сетевого Департамента, да и то не каждый – примерно один из пятидесяти…
   Старик внезапно замолчал, будто прикусил себе язык, и посмотрел поверх Тиминой головы – видимо, бионы чем-то смущали его.
   – Кстати, – сказал изобретатель, – если вы хотите бороться с «Экстатично» по-настоящему, вам надо было бы позаботиться и о тех, кто уже купил нашу консоль. – Кожа на его голове потерянно заныла, будто у нее в последнее мгновение «отняли» прикоснувшуюся к ней теплоту шлема. – Потому что процедура инсталляции запускается только один раз, чтобы подстроиться под таламус клиента, а затем в дело идут совсем другие блоки программы.
   – На этот счет можете не волноваться, – улыбнулся старик. – Не держите нас за кретинов, ни одна из уже проданных консолей не останется в стороне. Кстати, чтобы вы знали, я видел код вашей процедуры – в режиме чтения, разумеется. Выражаю вам коллективное восхищение. Я ничего в нем не понял, но наши специалисты говорят, будто он невыразимо красив.
   – Спасибо, – сухо ответил пленник.
   «Похоже, против сетевого Департамента бессильна любая частная служба безопасности», – подумал он, по-новому взглянув на Мартина.
   – Итак?…
   – Ведите, – пробурчал пленник. – Но помните о своих обещаниях.

9

   Старик подал знак бионам, и те навязчиво помогли Тиме подняться со стула. Тысяча горячих иголочек впилась в ягодицы, стесняя подвижность мышц: долгое сидение на жесткой поверхности утомило слабое тело изобретателя. Вязко передвигая ногами, он пошел между «конвоирами». Уве тяжко шагал во главе процессии. Тима сообразил, что идти ему значительно труднее, чем пленнику (возраст!), и злорадно осклабился.
   Вопреки его ожиданиям, старик прошел мимо ближайшей двери и открыл другую – грязноватую, со следами ржавчины. Видимо, этот участок подземелий был выстроен очень давно, иначе вместо металла везде использовался бы пластик.
   Они стали спускаться по узкой, звякавшей под подошвами лестницей. Источники света отсутствовали полностью, поэтому Мартину пришлось воспользоваться небольшим, но мощным фонарем, облеченным в странный сетчатый колпак. Портфель с консолью для удаленного доступа к Сети нес один из бионов. По сторонам мелькали какие-то жутковатые переплетения разнокалиберных труб и кабелей, часть из них неопрятно свисала вялыми дугами.
   Через два пролета лестницы четверка оказалась на пыльной бетонной площадке, от которой ветвилось множество коридоров. В двух на потолке горели лампы.
   Мартин завладел своим чемоданчиком и выдернул из него кабель со старинным 512-пиновым разъемом. Тима заметил, что на обратной стороне крышки портфеля прикреплено что-то вроде карты – рисунок напомнил ему схему здания родной корпорации, только намного более сложную. Мартин не стал пользоваться радиоканалом, вероятно, опасаясь датчиков электромагнитного излучения. Кто знает, что насовали в стены древние строители этих мрачных катакомб?
   Отчаянно ныли уставшие от перегрузок ноги.
   – Можно я сяду? – спросил он у Мартина.
   Тот мельком кивнул, и Тима пристроился на самой толстой трубе, проложенной вдоль пола. Чего уж было жалеть юбку, если он и так испачкался, пока барахтался в проклятом мешке? Труба оказалась теплой и приятно, усыпляюще гудела, проталкивая сквозь себя нечто нужное людям или механизмам.
   Старик между тем достал из кармана тонкий ключ и сунул его в неприметное отверстие в стене. Щелкнул язычок замка, и черными прямоугольниками вспыхнули резкие тени тумблеров, кнопок, рычажков и прочей начинки, гнездившейся за неотличимой от стены металлической панелью. Разъем неслышно погрузился в предназначенный для него паз, Уве напялил шлем и замер, привалившись для устойчивости к жутковатому скоплению кабелей.
   У Тимы заболел лишенный канюли мочевой пузырь. В паху возникло почти забытое, неприятное ощущение, будто разом ожили времена, когда у него еще не было мочевыводящей трубки. Словно в поддержку собрата (такого же внутреннего органа), жалобно булькнул своим едким соком опустевший желудок.
   – Мне надо помочиться, – сказал Тима бионам. – И я хочу есть.
   Те промолчали: кажется, они даже не услышали голоса пленника. Тима, не вставая с трубы, отогнул резинку трусов. По бетонному полу зашуршал ломаный ручеек, устремившись куда-то к стене. Стало намного легче, даже голод будто утих и замер глубоко на дне живота.
   Мартин закончил общаться с кем-то посредством Сети и отключился от стенной панели.
   – Идем, – бросил он и двинулся по освещенному коридору.
   Бионы дружно поставили Тиму на ноги и бесцеремонно подтолкнули вслед хозяину, так что он от неожиданности чуть не врезался в стену.
   – Извините, – пробормотали они хором, подавив в зародыше его гневный протест.
   Старик иногда останавливался и сверялся с картой – в те моменты, когда приходилось выбирать между альтернативными направлениями. Относительная ухоженность переходов постоянно варьировалась: в некоторых местах заметно было частое присутствие персонала, другие же удручали темнотой и запущенностью.
   Несколькими уровнями ниже их ждал человек среднего возраста, усталый и пропыленный, будто ему пришлось отскребать от вековой грязи целый километр катакомб. Он сидел на изгибе трубы и поднялся, едва свет фонаря Мартина охватил его целиком.
   – Здравствуйте, господин Уве, – сказал он и кивнул. На Тиме его взгляд задержался едва ли на пару секунд.
   – Вот, привел вам исполнителя, – отозвался Мартин. – Проводите его в системную область, пусть внедрит программу. Затем сразу отправьте его обратно, домой.
   Тиме не понравилось, что его упоминают как нечто неодушевленное. Однако он так устал от перехода, что язык отказывался шевелиться. Тиму даже покачивало – спасибо бионам, они тактично поддерживали его с боков. Спорить и возмущаться было уже лень, ему хотелось только одного – поскорее выполнить то, что от него хотят, и вернуться в семью, упасть на кровать или (еще лучше) в гравикресло и всласть отлежаться.