– Големы! – Агач повернулся к Истлану. – Так Кучек жил здесь?
Мудрый мастер и помощник переглянулись.
– Големы бездумны и покорны, мы создали их, чтобы они выполняли тяжелую работу, – пояснил Истлан. – Мы используем не только механику, но и магию, хотя первую предпочитаем второй. В каждом големе находится слабое заклинание, оживляющее тело, помогающее ему слышать приказы и выполнять их. Кучек являлся опытным образцом. Мы сделали его заклинание более изощренным… более разумным, чем у других. Хотели, чтобы среди големов были десятники. Бригадиры, которые могли бы командовать остальными. Но… это была первая попытка. Заклинание повело себя не так. Кучек ощутил себя личностью, попытался поднять бунт среди големов, которые, конечно же, не стали его слушать – просто не могли послушаться бунтаря. Нам было жалко Кучека, ведь мы сами создали его, сами сделали таким… Но что делать? Был отдан приказ уничтожить его. К тому времени мы научились уже создавать железных големов, куда более сильных, да к тому же снабженных оружием. Мы послали двоих к Кучеку. Он сражался с ними на лесистом берегу одного из островов, потом исчез. Мы решили, что железные големы уничтожили его. Хотя тела не нашли. Теперь понимаем, что произошло… Ага, мы почти на месте. Ты голоден, человек-дерево? Поедим, а после отправишься в путь.
* * *
– Но как эти големы работают? – удивился Септанта. – Откуда знают, что им делать?
Купол, состоящий из узких железных балок и толстого стекла, притаился в укромной низине между невысоких гор. Их пологие склоны заросли буйной зеленью. Солнечные лучи расплывались в мутно-белых стеклянных квадратах, накрывая мастерскую рассеянным теплым светом. В дальнем конце на деревянной станине лежал ковчег, не похожий на те, что сражались с лодками солов. Вернее, напоминающий лишь один из них – тот, что стремительно летал кругами, оставляя позади струю сине-зеленого пламени, а после исчез в огненной вспышке. У машины были крылья – натянутая между деревянных ребер жесткая кожа, – хвост-киль, гордо изогнутая "шея" и три сиденья на покатой "спине".
Эльхант и мудрый мастер стояли под одной стеной, ковчег – под другой; между ними из стороны в сторону прохаживались два голема. Приземистые, очень широкие, они, как понял агач, состояли из дерева и глины, поверх которых шли сплошные железные заклепки, вроде доспеха железнодеревщиков… да только этот доспех невозможно было снять. Квадратные головы сидели прямо на угловатых плечах, глаза – не дыры, как было у Кучека, но стеклянные полусферы, защищенные железными решеточками. Пара коротких металлических столбов тяжело переступала по полу, между ними медленно вращался зазубренный край утопленной в тело шестерни. Големы скрипели, гудели и лязгали. С каждым шагом из узкого отверстия в темени выстреливала струя пара. Руки их, движущиеся в плечах, но без локтевых суставов, заканчивались стволами огнестрелов. На правой было по одному стволу с раструбом на конце, на левой – множество узких, соединенных парой круглых железных лент.
Рядом с агачем и мудрым мастером стоял молодой гном, облаченный лишь в штаны и белый фартук на голое тело. Его светло-рыжая бородка была заплетена косицей, а длинные волосы стянуты в хвост. Гнома звали Патлок. Левый глаз его часто подергивался.
– Здесь все на м-магии, – пояснил он. – М-мы больше двух лет… Эх! Основа – м-матрица, как это я ее н-называю, она управляет, э… оперирует. Корневая м-магия, а над нею поставлен н-набор рабочих заклинаний. М-много. Одно – руки, другое – ноги, еще те, что внутреннюю механику держат… Есть заклятье "свой – чужой", оно реагирует на внешний вид приближающегося объекта, это уже оптика, линзы т-там у него в глазах, в-видишь? Подсоединенные устройства: глаза, огнестрелы… А м-можно ствол с руки снять и, д-допустим, блок п-подъемный закрепить, лебедку… Только н-надо на них свои заклинания п-поставить, ну, не прямо н-на них, а на съемный диск, во… – он достал из-под фартука глиняный кругляш, испещренный бороздками. – Вот эти значки, это заклинание и есть, в к-котором записано, как с лебедкой управляться. А в-вон у голема между глаз, гляди, щель. Считчик, как это я его н-называю. Диск в него к-кладешь, там игла, легкая совсем, прыгает п-по глине… ну он счи… считывает. Заклинание в базу в-входит, и голем тогда уже знает, как лебедку крутить или что т-там еще… Но это т-только в первый раз когда ставишь, а п-после оно в базу откладывается, и дальше уже он п-помнит, сам настраивается. А вот летун… – гном говорил возбужденно, чувствовалось, что ему нечасто удается найти кого-то, кто станет слушать. – В летуне, там неезум стоит, это уже – о! – оно умное, само себе на уме, хоть и шаловливое, к-конечно: Птица! Она…
– Я ничего не понял, – перебил Септанта, поворачиваясь к мудрому мастеру. – Что такое неезум?
– Так "неестественный разум", п-понимаешь! – вскричал Патлок. – Заклинание, т-такое сложное, что уже и разумное. Птица-5, потому что пятая… м-модель пятая, как это я ее н-называю. На летун мы его… – он махнул рукой в сторону крылатого ковчега. – Ее на летун п-поставили! Долго п-пришлось… – Он замолчал, когда сзади раскрылась дверь, и в мастерскую вошел добрый Алоник. Приблизившись к Истлану, он зашептал что-то. Патлок тем временем направился к големам, которые разом встали, скрипя и лязгая, развернулись и подняли огнестрелы. Стеклянные глаза под железными сеточками зажглись – и погасли. Гном подошел к каждому, коснулся чего-то на плоских брюхах. Вращающиеся между ногами шестерни остановились.
– Не буйный? – переспросил Истлан. – Хорошо, приведите его.
– Вы не сказали мне ничего о солах, – напомнил Септанта, наблюдая за тем, как Патлок, раскрыв деревянную крышку на боку ковчега, копается в его внутренностях. – Кто они?
– Не рассказали, потому что сами мало знаем о них. Шамба'Ла – нечто огромное, летающее в облаках. Оно никогда не опускается ниже, а ковчеги не могут подниматься столь высоко. Солы живут там. Они иногда приближаются к нашим островам, но раньше не нападали. Хотя бывало, что их лодки – видимо, разведчики, – подлетали так близко, что нам удавалось сбить некоторые. И вот теперь… мы не можем знать точно, что солам нужна именно Слеза Мира. Но мы полагаем, они пришли за ней.
– Сколько всего жемчужин? И где мне найти остальные?
– Мы знаем лишь про две, – ответил Истлан. – Но, возможно, их три или четыре. Некогда Владыка Октон вынул их из обруча и отдал кому-то из верховных магов. Тогда было несколько магических цехов, каждым управлял такой маг. Цех холодной магии, теплой, мертвой, а еще – вещественной или механической, которой правил Доктус. В "Хрониках Исхода" наш мудрый летописец Бьёрик писал о них. Других аркмастеров звали Гело Бесон, Некрос Чермор и Сол Атлеко. Все, кроме Доктуса, статую которого ты видел в Цитадели, хотели заполучить Мир после смерти Октона. Владыка скрылся, воспользовавшись нашим ковчегом, одним из первых двух. Доктус покровительствовал нам, с его помощью мы строили их, и он был единственным, кому Владыка доверял. Так и вышло, что Октон отправился на ковчеге. Его сопровождала команда юных гномов. Те, кого ты встретил в подземельях, – их потомки. Во всяком случае, я полагаю, что это так. Когда Владыка улетел, в землях, где он жил – и где когда-то обитали мы, – началась магическая война. Наши предки вместе с Доктусом покинули их на втором, большом ковчеге, а затем попали на Мидерские острова и обосновались здесь. Ну а что произошло на западе, откуда прибыли предки, – этого не знаем. Хотя такие вот небольшие летуны могут преодолевать значительные расстояния, да к тому же очень быстро, и наши разведчики… Но на западе, где лежит большая земля, – очень опасно. Кажется, там все или почти все подчинено солам. Там… происходит что-то страшное. На севере же лежит другая страна, отделенная широким проливом. За ним живет странное племя белокожих. Не таких, как солы: кожа обитателей севера совсем белая, как чистый снег. Мы знаем, что среди верховных магов, которым Владыка раздал Слезы Мира, был один, повелевавший магией холода. Видимо, он покинул западную землю, как ее покинули и мы с Доктусом, но со своими приспешниками отправился на север. Скорее всего вторая Слеза у него – найдешь ее там. Этот летун… искусный Патлок, ты разобрался с неезумом?
– П-птица… – напряженным голосом откликнулся гном, все еще копавшийся в ковчеге. – Она шалит. Но я ввел в нее н-направление… на север, все время на сервер… М-мы здесь…
Дверь позади мудрого мастера и агача раскрылась. В мастерскую, пятясь, вошел помощник, а следом, низко нагнувшись и все равно зацепив притолоку головой, втиснулся голем.
– Кучек? – удивился Септанта.
Когда тот миновал дверь, стало видно, что его торс и плечи обматывают цепи, и сзади за них держится почти дюжина гномов.
– Появился на Прибрежной площади, – пояснил Алоник. – Схватил за киль лодку солов, когда она низко опустилась, и разбил о камни! А потом пошел, ничего не замечая. Все бормотал про Эльханта, что должен увидеть его…
Кучек повернулся к агачу и застыл. Черные дыры его глаз слепо пялились перед собой. Паутина во лбу мерцала сиреневыми сполохами.
– Ты опять прошел по дну… – начал Эльхант, и тут в паутине проступило лицо Драэлнора.
Казалось, старец склонился над чем-то, что лежало на земле перед ним. Он моргал, щурился, вглядываясь, а после заметил агача и кивнул.
– Наконец-то… – Голос донесся словно из-за плотно прикрытой двери. – Альвар-юнец, где ты сейчас?
– Я нашел одну из жемчужин! – громко произнес Септанта.
– Не слышу тебя… – пробормотал Лучшая Песня. – Кто это там рядом? Если ты слышишь… Поспеши. Мертвоживые приближаются. Утром к нам прорвались последние агачи – их осталось всего три дюжины. Плесень затянула весь Атланс. Весь, только Гора Мира возвышается над ней. – Нити паутины затрепетали, и лицо старца начало исчезать. – Младой Альвар! Еще сюда пришли скребуны!
Очертаниями летун напоминал океанскую чайку с распростертыми крыльями длиною в эльфийский рост. "Брюхом" служила длинная емкость с газом. Газ – особый подземный воздух, как пояснил мудрый мастер Истлан. В отличие от многих построек и вещей гномов, летун состоял по большей части не из железа, но из дерева и кожи. Хотя и без металла не обошлось – впереди, за стеклянным колпаком, виднелась большая подкова, а сзади из-под надутого длинного куля торчала труба. Проходя вдоль всего корпуса, у носа она изгибалась, исчезая в округлой емкости. "Бак" – сказал искусный Патлок. Железный, как и подкова, он был закреплен возле носа слева. Крылья, собственно, являлись одним крылом, имевшим форму широкого полукруга: выгнутая дугой крепкая рея, между концами которой вместо тетивы шла другая, прямая, и пропитанная какими-то веществами натянутая ткань.
Теперь летун стоял на гладком железном настиле, ведущем от пола к широким дверям – не тем, через которые Эльханта привели сюда, а на противоположной стороне мастерской. К носу и хвосту машины короткими цепями были прикреплены четыре тяжелых металлических бруса, которые Патлок назвал "грузилами".
Не дожидаясь приглашения, агач сел в длинное, чтобы могли поместиться трое седоков, кожаное седло на покатой деревянной "спине". Еще здесь было несколько рычагов. Позади оказалась высокая спинка – натянутая между рамой кожа, – а впереди торчала железная подкова. Возле нее на дереве виднелось нечто крошечное и округлое, ярко-красного цвета. Септанта протянул руку, чтобы коснуться его, и Патлок чуть ли не взвизгнул, хватая агача за локоть.
– Не трогай!
– Что это? – спросил Эльхант.
– К-кнопка! Главная Красная Кнопка. Не п-прикасайся к ней, пока не в-велят. Лучше в-взгляни на это. Т-труба, видишь? Вот эта, которая, от б-бака тянется назад.
Септанта нагнулся, заглядывая под емкость, и кивнул.
– По ней в-выхлоп идет. Выхлоп, это я так его н-называю! В баке – огненная вода с горючим песком и всякими добавками, оно т-топливом зовется. А еще м-манна тут, неестественная, то бишь м-мы ее в мастерской алхимии делаем, а не из земли д-добываем. М-между манной и топливом начинается реакция, потом воспламенение… А вот это – п-полозья, на них он стоит, чтобы емкость не повредить.
Вдруг подкова перед Эльхантом сама собой качнулась.
– П-птица! – выкрикнул Патлок и вновь принялся копаться во внутренностях летуна.
– Не п-понимаю – молчит она, – пробормотал гном. – Н-нет, по маршруту в-вас поведет, н-но… В-в общем, это, считайте, в-вам повезло. Она обычно говорливая, б-болтает как… А тут… А! – вдруг вскричал он. – Да я ж сам ей голосовой к-контур перекрыл! В-вот и хорошо, п-пусть так и остается, а то б она в-вам в дороге в-все уши…
Эльхант слез и отошел к мудрому мастеру, рядом с которым неподвижно высился Кучек. Паутина мерцала в его лбу.
– Ты можешь остаться здесь, – сказал агач. – Если ты с этих островов…
Голем чуть повернул голову, обратив на Септанту глаза-дыры, и проскрипел:
– Должен с Эльхантом. Лана сказала: охранять.
От летуна донесся возмущенный вопль Патлока. Эльхант, покосившись на мудрого мастера, сказал:
– Неезум… Плохое слово.
Истлан лишь развел руками. Створки ворот раздвинулись, впустив в мастерскую порыв теплого ветра. Вошли трое гномов с огнестрелами и рулоном черной кожи. Подступив к летуну, они стали прилаживать кожу на его боку, а Патлок, закончивший уже разбираться с Птицей, в это время бегал вокруг, дергая веком, и давал советы.
– П-пилоты! – прокричал он. – Эй, садитесь!
– Пилоты – это вы, – пояснил Истлан.
Эльхант уселся впереди, Кучек – за ним. Летун ощутимо просел на своих полозьях.
– Да он же тяжелый какой! – вдруг взвизгнула машина молодым, но очень сварливым и вздорным женским голосом, напоминающим звук пилы, которой скребут железную трубу. – Эй, здоровяк, у тебя что, чугун в жопе? Это мне теперь двоих на себе…
Патлок, схватившись за голову, вновь откинул крышку, что-то быстро повернул там, и голос смолк.
– Да, вот т-так вот… – сказал гном, дергая веком. – П-первый пилот… Ты, значит, – он ткнул пальцем в Септанту. – Вот это – дуга управления. Ее поворачиваешь, т-тогда поворачивается и задний киль… ну это, к-как поводья у лошади. Ты знаешь, что такое лошадь, скакал когда-нибудь… хорошо. Значит, дуга – в-влево-вправо, а в-вот этот рычаг – вверх-вниз. Газ из емкости не позволит упасть, д-даже если ты п-перекроешь п-подачу манны. Газа дней на семь должно хватить. Я вас обоих в-вес прикинул и давление сделал соответствующее…
Эльхант положил руки на концы подковы, поерзал. Вперед он мог смотреть лишь через стеклянный колпак, и там все расплывалось. У правого колена висела сумка с едой. Ему дали меховой плащ, слишком маленький для агача, и шерстяную шапку – она едва налезла на голову, сильно сдавив уши. Возле левого колена висел принесенный охранниками прямоугольник черной кожи с четырьмя пришитыми чехлами, одним длинным и тремя короткими. В первом был длинноствольный огнестрел, в остальных – такие же, как у охраны Истлана. Еще там висела большая фляга с водой.
Жемчужина находилась в кошеле на шнурке, перекинутом через шею Эльханта.
– А это? – Он постучал кулаком по стеклу. – Уберите. Плохо видно.
– Н-нет, нельзя убрать! – вскричал Патлок, приходя в возбуждение при мысли о том, что кто-то недоволен его детищем. – Это необходимо, здесь в-все необходимо, все – на своем м-месте. Т-ты п-поймешь, для чего оно, как т-только взлетишь. Эй в-вы, выводим ее!
Он и охранники с разных сторон уперлись в летун, поднажали – тот не сдвинулся с места.
– П-пилоты, рано сели, сойдите п-пока.
Эльхант и голем слезли. Патлок с охранниками вновь уперлись в машину – мучительно скребя полозьями по железу, та немного сдвинулась. Септанта шагнул к ней, обхватил за бока, рывком поднял.
– Осторожно! – взвизгнул гном.
Под удивленными взглядами агач вынес машину наружу, сжимая над головой, огляделся. Купол мастерской высился в начале узкой долины. Настил круто загибался кверху и заканчивался в трех локтях от земли, поддерживаемый железными штангами. Септанта прошел вперед и поставил машину так, чтобы нос ее обратился к просвету между склонами.
Подскочивший Патлок оттолкнул агача и присел, с озабоченным видом проверяя крепость полозьев.
– Ты крупнее нас, – донеслось сзади, и Эльхант обернулся.
Вышедший следом мудрый мастер, позади которого топтался Кучек, качал головой.
– Выше ростом и, конечно, сильнее – это понятно. Но все же… Если бы машину перенес голем – я бы не удивился. Но ты? Слишком легко ты смог поднять ее.
Эльхант просунул пальцы в горловину висящего на шее кошеля и коснулся жемчужины. Оставаясь на месте, она двигалась… вернее, что-то перемещалось внутри ее, и это передавалось телу агача, его мышцам и сухожилиям.
– Когда я впервые прикоснулся к Оку, – произнес Септанта, – от него что-то будто влилось в меня. Это напоминало… оно… – агач прикрыл глаза, вздохнул, пытаясь припомнить свои ощущения и облечь их в слова. – Как если бы Око было кувшином, а я – чашкой. И когда я дотронулся – кувшин накренился и наполнил меня своим содержимым. Но внутри его не обычная вода, а кипяток, горячее вино и что-то еще. Ну а ваша жемчужина, гном… Теперь во мне что-то движется, будто комки, колеса, шары – перекатываются под кожей.
Мудрый мастер слушал очень внимательно.
– Так что же будет, когда и если ты прикоснешься к остальным Слезам Мира? Хотел бы я знать…
– Займите свои места, п-пилоты, – велел Патлок.
Эльхант вновь уселся впереди, откинулся на спинку сиденья; голем взгромоздился за ним. Положив ладони на концы подковы, агач полуобернулся к мудрому мастеру:
– Вы не пропустите его. Атланс большой. Надо лететь все время в сторону Предела Воздуха.
– Предел Воздуха… – повторил Истлан.
– Да, на запад. Все время на запад.
Кивнув, мудрый мастер сказал:
– Я хочу отправить его ночью. Вы с големом движетесь сложным путем: от земли, которую именуете Атлансом, к нам, от нас – на север, затем… Я не ведаю, где другие жемчужины и сколько их, но свой дальнейший путь ты должен узнать, когда достигнешь севера. Громобой же полетит по прямой. Надеюсь, он успеет раньше, чем эти пришедшие из земных глубин существа, о которых ты рассказал, уничтожат наших собратьев. Мой дед Бьёрик, мудрейший из мастеров, много думал о том, что стало с экспедицией, и завещал моему отцу, а после и мне найти потомков тех смельчаков. Он никогда не рассказывал подробностей, но, мне кажется, дед чувствовал вину… Я хочу выполнить его волю. Хотя, ты ведь не знаешь – Мидерскими островами управляю не только я. У нас есть Совет мудрых мастеров, в котором я – старший. Громобой обошелся нашему народу очень дорого, и подобное решение я не могу принять в одиночку. Совет же может не согласиться.
Тем временем Патлок отстегивал тонкие цепи, которыми к носу и хвосту летуна были прикреплены железные грузила.
– Северные земли большие? – спросил Эльхант. – Где мне искать жемчужину?
– Ищи правителей, – ответил Истлан. – Слеза Мира – это не что-то незначительное, способное затеряться. Если она там, то находится не у обычного ремесленника, крестьянина или воина, но у кого-то, облеченного властью. Мы… – он замолчал, когда Патлок, вытирая руки о фартук, подступил к ним.
– Как там тебя, дерево… Человек-дерево: теперь нажми эту кнопку! – дергая веком, произнес он торжественно.
Глава 8
Кучек был плохим собеседником, да и Эльхант не отличался общительностью – большую часть пути они молчали. А дорога выдалась долгой.
Хорошо хоть "голосовой контур", который Патлок, по его словам, "перекрыл", не позволял говорить тому, что пряталось внутри летуна. У Септанты сложилось впечатление, что заклинание-неезум недовольно происходящим. Он не мог сказать точно, почему так решил, но в том, как машина иногда покачивалась, в звуках, которые изредка доносились из железного бака, и гудении, что вместе с сине-зеленым пламенем лилось из горизонтальной трубы, явственно звучали нотки недовольства.
Когда они только взлетели, агач обернулся и долго смотрел назад: вдалеке, над большим островом, еще вились лодочки солов, но теперь их было совсем мало. Огненная струя толкала Птицу сначала вперед и вверх, а когда, следуя полученным от Патлока указаниям, Септанта слегка повернул кили, – только вперед. Острова гномов, – их, как стало понятно после взлета, насчитывалось не менее дюжины – превратились в размытые пятна и пропали. Свистел ветер; Эльхант решил, что, если бы не стеклянный колпак, кожа с его лица давно слезла бы, сошла лоскутьями, которые встречный поток унес бы прочь.
Солнце зашло, стало холодно. Пристегнувшись двумя ремнями и укутавшись в слишком маленький для него плащ, Эльхант заснул, а проснулся уже под утро, с ощущением, что спина и седалище стали деревянными.
Они летели и летели, воздух из холодного стал ледяным, небо посерело. Справа, у горизонта, возникла полоска земли. Всю первую половину дня она маячила на востоке, постепенно делаясь все четче, а затем из тумана выступила оконечность полуострова. Летун пронесся неподалеку, Септанта видел, как медленно проворачивается плоская прибрежная равнина с единственной возвышенностью: высоким холмом в форме полумесяца. С вогнутой его стороны агач даже разглядел большой двухэтажный дом, рядом – домишки поменьше и совсем уж крошечные фигурки людей. По другую сторону холма, от которого недалеко было до воды, сушились на палках сети; у берега покачивалось несколько суденышек.
Вскоре полуостров с рыбацким поселением пропал из виду. Небо опустилось ниже. Ни одного облака – а вернее, все оно состояло из сплошной облачной пелены. Свистел воздух, разрезаемый носом летуна и стеклянным колпаком. Дважды Кучек заговаривал с Эльхантом, и один раз агач спросил, почему тот не захотел остаться на островах.
– Обратно был бы машиной, – проскрипел голем после продолжительного молчания. – Хозяева велят. Кучек делает.
– Но и в Атлансе ты делаешь то, что тебе велит воевода или Лана, – возразил Эльхант.
После этого молчание длилось еще дольше, и наконец голем пояснил:
– По воле своей. Кучек делает, что скажут, потому что хочет делать. У прежних хозяев делал, потому что не мог не делать.
Далеко впереди Септанта увидел белое пятно, проступившее на поверхности океана, и тут голем молвил:
– Маячит.
Придерживаясь за седло, агач обернулся: Кучек глядел над его головой. Решив, что он говорит про возникшее в океане пятно, Септанта посмотрел по ходу движения.
– Наверное, это те самые северные земли…
– То внизу, – возразил Кучек. – Выше.
Соленый океанский день был мрачен, серьезен, почти торжествен. Небо и вода стали одинаковыми меховыми полотнищами, туго натянутыми так, что между ними оставалась лишь неширокая полость. Они сдавили свет, сплющили его в брусок холодного матового металла. Машина неслась в сузившемся пространстве – и теперь вверху, над небом, возникло что-то округлое и темное. Пока еще далекое, оно увеличивалось, по мере того как летун приближался к северной земле.
– Гном говорил о… – начал Септанта, и тут позади раздался едва слышный в свисте воздуха треск. Агач вновь обернулся: паутина во лбу голема расцветала всполохами сиреневого мерцания. Разгорелись, высвечивая переплетения нитей, красные прожилки; проступила блеклая, плохо различимая картина: отвесный склон, каменный выступ снизу. Возникло чье-то лицо… через мгновение он узнал воеводу. Даже в паутине было видно, как бледен Монфор. Кожа обвисла, под запавшими глазами темнели мешки, от крыльев носа к углам рта протянулись глубокие складки. Лицо исчезло, будто воевода отступил в сторону, и его место занял Драэлнор.
– Лучшая Песня! – позвал Септанта.
Старец придвинулся, рот открылся – он что-то говорил, но слов было не разобрать.
– Гномы дали нам летуна! – прокричал Эльхант. – Это птица из дерева и кожи, она может двигаться очень быстро. Эй, ты слышишь меня!
Драэлнор продолжал беззвучно говорить, а картинка бледнела, растворяясь в сиренево-желтом мерцании, и вскоре исчезла совсем. Паутина угасла. Эльхант повернулся…. северная земля простиралась впереди, и над ней клубился хаос – там шло сражение.
Этот мир был суров – и красив ледяной холодной красотой. Весь он посверкивал, бело-голубые поля переливались мириадами искр даже под тусклым зимним небом. Волны набегали на пустынный, лишенный растительности берег, а дальше тянулись запорошенные снегом леса. Невысокие горы широкой полосой отделяли прибрежную часть от срединных земель – там, едва различимые на таком расстоянии, виднелись шпили и крыши строений. Ближе к горам их было меньше, но чем дальше – тем они вздымались чаще, превращаясь в город из белых зданий, как решил Эльхант – столицу северян. Над ним высилась цилиндрическая башня. Вспышки огня, чечевицы оранжевых лодок под косыми парусами и что-то еще, какие-то округлые летающие машины, – все это висящим в воздухе пестрым ковром накрывало город. Гораздо выше, едва различимое в пепельном небе, маячило исполинское темное пятно.
Над северным миром громадной аркой застыла ледяная радуга, посверкивающая пиками света – будто снежинка своими лучами.
– Солы послали к механикам лодки, – сказал Эльхант. – А сами отправились к северянам.
Летун достиг берега и качнулся, меняя направление, двигаясь по пологой дуге в сторону города. Мелькнула полоса прибоя, заснеженная земля, ельник… и обширные проплешины в нем, вырубки, посреди которых стояли шатры и горели костры.