– Кучек сильный. Удерживай.

Голем выпустил летун, и Септанта поспешно оперся локтем на сиденье. Кучек шагнул к Тору Гилонгу, протягивая руки, тот отпрыгнул, пригнувшись и подхватив длинную кость, оскалился, почти зарычал…

– Он лишь хочет сломать твой ошейник, – пояснил агач. – Он вправду очень сильный.

Бывший раб выпрямился, глядя на застывшего с поднятыми руками голема, кивнул и бросил кость. Кучек обошел его. Тор Гилонг стоял неподвижно. Потом качнулся – и тут же раздался треск. Голем протопал обратно к летуну.

Гилонг вдруг зажмурился, прижал ладони к шее – туда, где раньше был широкий браслет, теперь валяющийся в песке позади него.

– Благодарю еще раз, – произнес Тор, не открывая глаз, и опустился на колени.

Эльхант убрал меч в ножны. Подняв сломанный ошейник, бывший раб со странным выражением разглядывал его.

– Ты сказал "хранители", "Верхний мир", а еще "Огненная Рука". Она восстала. Что это значит?

Гилонг повернулся к краю острова, замахнулся, собираясь швырнуть ошейник… и не сделал этого.

– Пока оставлю себе, – сказал он. – Это странно… но я не хочу расставаться с ним. Что ты спросил? Да! Хранители – жрецы Пирамиды. Служители Того Кто В Камне. Он – владыка Верхнего мира, повелитель всего, что вокруг. Верхний мир… – Гилонг развел руками. – Эта земля. Когда-то я жил под облаками, но меня захватили и сделали рабом. Есть и те, кто родился здесь, они мало знают о том, что внизу. Огненная Рука и Железный Скорпион – кланы жрецов. Они дерутся. Глава Огненной Руки скрылась где-то в пустыне, ее ищут. А я…

– Что такое Скорпион?

– Животное, обитающее в песке. Или насекомое? Оно вроде краба… ты когда-нибудь видел крабов? А у скорпиона еще и ядовитый хвост. Не знаю, что произошло там, но сегодня утром Рука восстала. Сейчас Скорпионы загнали их под Пирамиду, однако положение неопределенное. Вокруг Пирамиды и на нижних этажах было большое сражение. Только благодаря этому мы и смогли сбежать. Что ты делаешь здесь, житель Нижнего мира?

– Мне нужно в Пирамиду, – сказал Септанта. – А он должен починить летун, чтобы потом мы могли покинуть ваш мир. Порт… – агач обернулся к голему: – Ты должен идти к порту. Вместе с ним. Я – в Пирамиду. Если сумеешь починить машину – ночью лети к центру острова.

– Большой он, – возразил Кучек. – Где искать Эльханта?

Агач повернулся к Тору Гилонгу:

– Как проникнуть в это здание?

– Там лишь один вход, треугольные ворота. Перед ними – площадь за высокой стеной. Тебе не пройти…

– Постарайся найти меня перед воротами, – сказал Эльхант Кучеку. – Я раздобуду факел и стану махать им. Если не увидишь меня… тогда не знаю. Кружи вокруг Пирамиды. Или возвращайся в Атланс. Решай сам.

– Где Кучек услышит шум, – произнес голем, – там и будет Эльхант.

– Тебе не пройти в Пирамиду, – повторил Тор. – Даже сейчас, когда Огненная Рука… хотя… Я не могу провести тебя! Пойми, я был рабом множество лет! Сейчас впервые… Меня бросят в яму клешней, если поймают. Это самое страшное, что может быть. Я должен спешить к порту, другие, кто смог добраться, должно быть, уже там и ждут.

– Я не прошу тебя идти со мной. Ты свободен.

– Но… Хорошо, слушай внимательно. Около Пирамиды – город. Там живут и обычные солы, и рабы-слуги. Что происходит возле самой Пирамиды, где жрецы, мы не знаем. Позади, за городом, – мастерские, там делают лодки, еще каменоломни и рабские казармы. Туда не суйся, там множество надсмотрщиков, они следят за всеми, кроме жрецов. По городу ты сможешь пройти, хотя твоя одежда… Пересеки пустыню, она невелика. Спрячься в садах. Когда наступит ночь – иди в город. Не попадайся на глаза ночным дозорным. Твоему глиняному человеку я покажу дорогу к порту, но не пойду с ним. Он не успеет – я буду бежать. Мне пора, житель Нижнего мира. Удачи.

* * *

Под сенью деревьев стояли низкие глиняные домики с заросшими вьюном и диким виноградом крышами. Солнце садилось, но было еще жарко. Между кустами с крупными яркими ягодами жужжали пчелы, шевелилась под легким ветром густая трава.

Эльхант лежал в песке у границы пустыни, приподнявшись на локтях. Перед ним раскинулись фруктовые сады. Здесь были и огороды за низкими изгородями, сараи, амбары… Он увидел человека в бедной одежде, голову которого вместо шапки украшала свернутая, напоминающая птичье гнездо светлая ткань. Мужчина вел на поводу низкорослую лошадку. Если бы хозяин сел на нее, подошвы плетеных сандалий волочились бы по земле. Лошадка тащила несколько тюков и пузатую плетеную корзину. Когда сол раскрыл калитку в изгороди, лошадка встала. Хозяин потянул – животное уперлось ногами в землю, всем своим видом являя непроходимое упрямство.

Потом, когда они исчезли позади хижины, появилась женщина в длинном платье. Голову ее покрывал платок, завязанный так, что лица почти не было видно. Она прошла мимо с большим кувшином в руках и скрылась за деревьями. В ветвях весело щебетали птицы. Раздалось журчание воды. И тут же вдалеке громыхнуло – в высокое голубое небо над кронами поднялись клубы дыма.

За деревьями что-то звякнуло, вновь появилась женщина – она быстро шла, покачивая полными бедрами, поставив кувшин на голову и придерживая его рукой. Дождавшись, когда она исчезнет в хижине, Эльхант сел спиной к деревьям. Тор Гилонг посоветовал ждать ночи, но агач не хотел тянуть. Он скинул сапоги, закопал в песок и встал. Перед тем как Кучек ушел, волоча за собой летун, Септанта снял с машины два огнестрела и кожу, разрезал ее на тонкие ремни, сделал перевязь и повесил на плечо.

Пустыню он пересек быстро – бежал всю дорогу, несмотря на жару, на то, что ноги увязали в песке, на барханы, через которые то и дело приходилось перебираться. Непривычный к удушающей жаре Верхнего мира, он должен был устать… нет, агач чувствовал бодрость, прилив сил.

Сжимая меч в правой руке, а левую сунув под рубаху и положив на огнестрел, он низко пригнулся и побежал.

Увидев выложенный камнями фонтанчик грязно-желтой воды, Септанта нырнул в тень деревьев, свернул, огибая огород, перемахнул через изгородь и замер под стеной хижины – не той, где скрылись сначала мужчина с упрямой лошадкой, а после женщина с кувшином, но стоящей немного в стороне. Эта постройка была совсем приземистая и неказистая. В крыше, находившейся на высоте головы, зияли дыры. Эльхант присел у низкого окна, потом осторожно залез в него.

В комнате не было мебели, лишь деревянный ларь с отломанной крышкой. У стены валялось тряпье, под потолком вились мухи. Глиняный кривой пол, паутина по углам… Септанта на корточках пробрался вдоль стены, выглянул в кособокий проем, заменяющий двери. И чуть не ткнулся в плечо сидящего снаружи старика.

Сквозь кроны падали косые солнечные лучи, было тихо, лишь мухи жужжали позади. Согнув и переплетя ноги так, что ступни лежали на коленях, старик мерно покачивался взад-вперед, что-то еле слышно напевая. Сбоку, с расстояния всего в пол-локтя, Эльхант видел морщинистое лицо, прижмуренные на солнце глаза, приоткрытый беззубый рот… Агач медленно попятился, встал под стеной – сгорбившись, потому что низкий, в трещинах и буграх, потолок не позволял выпрямиться во весь рост, – огляделся и шагнул к ларю. Старик продолжал петь. Эльхант собрал с пола тряпье, отступил к окну и тем же путем выбрался из хижины. Под задней стеной он быстро переоделся, намотал на голову широкий и длинный кусок грязной ткани, кое-как стянул его, прижав к ушам и засунув конец между слоями. Опустившись на колени, разрыл мягкую землю, сложил свою одежду и засыпал. Выпрямился, присел, вновь выпрямился и повел плечами.

Теперь на нем были короткие, чуть ниже колен, шаровары, и халат с обширной прорехой на правом боку. Все это – грязное, дырявое. Халат перетягивал широкий матерчатый пояс, который Септанта завязал узлом на животе. Но не туго, а так, чтобы немного свисал. Самострелы на перевязи стали незаметны, а вот ножны с мечом оттопыривали ткань на боку. Агач повернулся кругом, потом снял халат и соорудил еще одну перевязь, которую повесил таким образом, чтобы оружие оказалось сзади. Обычно рукоять кэлгора торчала над левым плечом, но сейчас середина ножен пришлась между ягодицами, а рукоять прижалась к спине между лопатками. Вновь надев халат, Эльхант затянул пояс – рукоять вдавилась в кожу сильнее, – набрал пригоршню земли, похлопал себя по лбу, по щекам, вымазал остатками грудь.

Он перелез через изгородь и пошел в обход хижины, направляясь в сторону города за садами.

И вновь агач ощущал необычные шевеление в мышцах и суставах. От висящего на шее кошеля что-то распространялось по телу. Крошечные, но мощные колеса перекатывались под кожей, сцепленные зубьями шестерни вращали друг друга – это они двигали руки и ноги, превратившиеся в рычаги.

За садами открылся город: деревянные хижины, дома, сложенные из глиняных блоков и глыб песчаника, выкрашенные чем-то бледно-желтым или оранжевым. На окраине улицы были земляными, но дальше потянулись каменные мостовые. Много солов и рабов, много низкорослых лошадок. Много мужчин и мало женщин. И над городом, над всем Верхним миром в лучах закатного солнца высилась громада Пирамиды – будто треугольный колпак, поставленный в центр щита с неровными, крошащимися краями, покрытого песком, мхом садов и плесенью травы. Только сейчас Эльхант разглядел на стене, точно в центре громады, изображение солнца: приплюснутая сверху и снизу угловатая сердцевина и короткие треугольные лучи. Рисунок сделали при помощи более светлых камней, каким-то образом закрепленных на гладкой гранитной поверхности. Агач сообразил, что, как и на островах, и в столице северян, теперь он не видит накрывающей пространство радуги – она проявлялась, лишь когда он приближался к новому миру, а когда попадал в него, когда на время становился его частью – исчезала от взгляда.

Септанта шел быстрым шагом, ссутулившись и наклонив голову, исподлобья посматривая по сторонам. На него не обращали внимания. Часть горожан спешила по своим делам, другие сидели в тени домов на расстеленных ковриках или прямо на мостовой. Попадались нищие, лохмотья и чумазые рожи которых мало отличались от одежды и выпачканной землей физиономии агача. Один раз мимо проковылял безногий – он перемещался, отталкиваясь волосатыми руками, блестя на солнце лысиной в глубоких рубцах. Лица всех женщин скрывали платки, так что виднелись лишь темные глаза. Мужчины, за редким исключением, носили на голове свернутую в виде птичьего гнезда ткань.

Раздалось оханье, топот, кто-то вскрикнул… Увидев, что люди поспешно отступают в стороны, Эльхант последовал их примеру. Зычный голос что-то прокричал – надсадно, будто в исступлении. Позади, где к улице примыкала другая, поперечная, мимо которой агач прошел недавно, возникло движение. Прохожие опускались на колени, кланялись, прижимаясь лбами к камням. Отойдя в тень дома, Септанта сделал то же самое, слегка повернув голову и скосив глаза. Халат натянулся на спине, тихо треснул; не оглядываясь, агач понял, что часть ножен выступила в прореху. Он замер, стараясь слиться с мостовой и всем окружающим, но продолжал искоса смотреть вдоль улицы.

Низкая широкая повозка двигалась по ней в направлении Пирамиды. От передка тянулись кожаные ремни с петлями, охватывающими торсы обнаженных, даже без набедренных повязок, чернокожих рабов. Повозка катилась на неровных колесах, напоминающих плохо отесанные колоды. Она, видимо, была очень тяжела: рабы накренились вперед, упираясь пятками в камни, едва переставляли ноги, а телега, скрипя, плыла между двумя рядами склонившихся спин и затылков.

Стоящие на ней были одеты не так, как горожане. Вдоль краев застыли воины в доспехах из ярко-желтого металла, вооруженные щитами и копьями, с завершающимися широкими изогнутыми лезвиями вместо наконечников. На головах были шлемы в виде странного зверя – Септанта решил, что это и есть скорпион. Задняя пара многосуставчатых ног накрывала уши, передняя – скулы и подбородок. Зазубренные клешни были опущены и раскрыты, так что глаза людей смотрели между зубцами. Длинный хвост изгибался, проходил над затылком и теменем: мощная игла на конце его торчала вперед надо лбом.

В центре повозки высился золотой столб с кольцами у основания и верхушки. От них тянулись цепи – на столбе висела обнаженная толстая женщина, прикованная за ноги и вытянутые над головой руки. Трудно было понять, какого цвета ее кожа: испещренная глубокими разрезами, она стала светло-красной. Голова дергалась, моталась из стороны в сторону, но женщина не кричала. Рот перетягивала пропитанная кровью повязка, обвязанная вокруг столба и прижимающая к нему затылок жертвы. Сначала Эльхант не понял, что это движется по оплывающему жиром телу… а после различил множество маленьких существ – скорпионов, которые копошились среди лопающихся кровавых пузырей, среди лохмотьев истерзанной плоти. Подвешенная содрогалась, глаза над краем вдавившейся в кожу повязки были раскрыты так широко, будто вместили в себя всю боль этого мира. Правую руку густо покрывали не то потеки крови, не то сложные узоры красной татуры.

На передке, расставив толстые ноги, стоял великан с огненно-рыжими бровями. Больше волос на его теле не было нигде. Одеждой ему служил лишь длинный кусок жгуче-оранжевой ткани, перехлестывающей левое плечо, грудь и живот. Проходя между ногами, она концами была завязана на спине. Материю и кожу покрывали мелкие капли крови; на шарообразной голове, на затылке, лбу и лице была татура, изображающая такой же, как у воинов, шлем в виде скорпиона. Левую руку великан поднял и отвел в сторону, в правой сжимал алый бич с лохматым, покрытым мелкими крючьями концом. Лицо, искаженное гримасой крайнего напряжения, судорожно сведенные мышцы, блистающие огнем глаза – все свидетельствовало об исступлении, в котором пребывал огненнобровый. Подняв бич, великан полоснул им по блестящим от пота и крови черным спинам рабов – двое упали, тут же поднялись, вновь натянув ремни, – и заговорил голосом, казалось, негромким, но полным такого мрачного самозабвенного неистовства, что каждый горожанин на улице услышал его:

– Проклята Камнем отступница из Огненной Руки! Проклята светом, проклята Огнем, проклята Вечным Солнцем! Ныне узнайте: Рука восстала против воли Камня и будет погребена в яме железных клешней!

Повозка, движущаяся медленно и величаво, уже почти достигла Эльханта, нависла над ним – теперь агач едва различал, что происходит вверху. Щелкнул, зазвенев крючками, бич. Раздался скребущий звук, и полное муки приглушенное мычание, вырвавшееся из-под стянувшей рот повязки, донеслось до ушей Септанты.

– А вы, дети Жаркого Камня, – вы не предали Его?! – прорычал голос. Вслед за этим темные от грязи пятки глухо ударились в камни, и повозка качнулась, когда великан спрыгнул. Всего в шаге от себя Эльхант увидел ноги, затем свистнул бич – несколько горожан вскрикнули, когда крюки разодрали лохмотья на их спинах.

Босая ступня сильно пнула его в голову, и агач приготовился вскочить, потому что теперь огненнобровый неминуемо должен быть заметить ножны, выпирающие из прорехи в халате…

– Почему не пришли на помощь?! – взвыл голос над ним. – Почему не отдали тела и души Железному Скорпиону, почему отвернулись от Камня?!

Вновь свист – и опять рядом застонали.

Нет, великан не заметил меча, он вообще не смотрел на Эльханта, равно как и на кого-то другого – взгляд был устремлен поверх спин.

Повозка почти миновала агача. Он отважился чуть приподнять голову и увидел, как сначала одна, а после вторая нога исчезают вверху: жрец залез обратно.

– Три ребенка от каждого квартала! – донеслось сверху. – Два мальчика и одна девочка до утра должны быть доставлены к Обители Жаркого Камня! Каждый второй будет рабом в каменоломнях, каждая вторая – рабыней в Палатах Огня. Остальные станут жертвами на большом алтаре – и молитесь, чтобы Солнце приняло детей ваших, а иначе плата увеличится втрое!

Глубоко вздохнув, Эльхант выпрямился. Он увидел ряд склонившихся под стеной фигур, затылки воинов, столб и залитую кровью спину подвешенной на нем толстухи. Агач не знал, из чего состоит дно повозки, но сейчас ни один из горожан не осмеливался поднять голову, а все те, кто был на ней, глядели вперед. Выдернув из-под коленей полы халата, Эльхант приподнялся, на корточках быстро просеменил наискось через улицу, пригнув голову, нырнул. Зацепившись за камень, упал на бок и быстро глянул вверх. Широкие щели между массивными нестругаными досками были забиты соломой. Задняя ось – желтый ствол дерева со срезанной корой – глухо скрипела, проворачиваясь в дырах, вырезанных в той части бортов, что опускалась ниже дна.

Прозвучал голос великана, свистнул бич, и замычала жертва на столбе. Септанта вставил пальцы в щель, повис – ноги поволокло по мостовой. Текущая из ран жертвы кровь сбегала по соломе и капала на голову Эльханта. Опасаясь, чтобы торчащие из прорехи ножны не звякнули о камни, он поднял сначала одну ногу, всунул в щель пальцы, затем рывком подтянул вторую. И повис, прижимаясь грудью, животом и лицом к днищу, видя в свободной от соломы щели неподвижных воинов в косых солнечных лучах.

Глава 10

Повозку поставили боком у каменной стены. Эльхант спрятался за колесом, обращенным к большой площади, накрытой тенью Пирамиды; прижался к нему спиной, согнув ноги и обняв колени.

Золотой столб – агач сумел разглядеть, что основанием он закреплен в центре тяжелого железного колеса – рабы стащили с повозки и отволокли в глубь площади. Там высился ряд таких же, на них висело около дюжины жертв. Все ушли, но выбраться Септанта не мог: по площади то и дело проходили воины в ярко-желтых доспехах или жрецы – хранители, как назвал их Тор Гилонг, – облаченные в оранжевые одежды, с татуировками в виде скорпионов на лысых головах. Один раз мимо провели толпу изможденных нагих рабов в цепях: людей и с белой и черной кожей, в основном – мужчин, хотя среди них и несколько женщин, и даже двоих тощих детей. На шеях несчастных поблескивали широкие браслеты.

Когда стало темнее, Эльхант вытянул занемевшие ноги, чуть позже перевернулся и лег, выставив голову из-за колеса. Пирамида была далеко по левую руку, столбы с телами – справа, а впереди – ряд невысоких башенок, соединенных кладкой из светло-желтых глыб. По верху стены шла открытая галерея, в каждой башенке имелась дверь. Крыши плоские, окруженные невысокими оградами – над ними то и дело взметались языки пламени, озаряющие головы в шлемах с клешнями: на башнях горели костры и стояли воины. А на площади, когда солнце зашло, солов не осталось, лишь иногда в дверях мелькали фигуры.

Стена Пирамиды, сложенная из одинаковых прямоугольных глыб, не имела входа. Наверное, треугольные ворота, о которых говорил Тор Гилонг, находились где-то в другом месте. Септанта не видел ни единой дороги внутрь.

Трижды до него доносились приглушенные раскаты, проникающие из громады. Противоположную сторону площади озаряли всполохи костров на башнях, но та, где стояла повозка, погрузилась в полумрак. После заката воздух охладился очень быстро, и Септанта пожалел, что бросил плащ – агач положил его на летун, перед тем как Кучек потащил машину в сторону порта… Впрочем, после он все равно закопал бы его вместе с остальной одеждой, прежде чем идти в город.

Наконец решившись, он выбрался из-под телеги, быстро залез на нее и распластался в пропитанной кровью соломе. Выглянул из-за борта: на площади пусто, лишь тела висят на столбах да маячат головы стражников в свете костров. Эльхант перевернулся лицом вверх, рассматривая стену, у которой стояла повозка. Не слишком высокая, она тянулась от пирамиды и не ограждала площадь, но являлась чем-то вроде внутренней перегородки.

Удостоверившись, что под башнями никто не появился, Септанта вскочил, вытянувшись на цыпочках, едва дотянулся до края стены. Оттолкнувшись, заскреб пальцами ног по камням – и плашмя лег на вершине.

И увидел, что с другой стороны на высоте стены висит тот самый большой ковчег, который спускался к башне посреди города северян. Недавно здесь кипело сражение – мостовая у треугольных ворот Пирамиды была оплавлена, там зиял еще дымящийся пролом, где чернела обугленная земля. По левую руку стояло приземистое деревянное здание – хлипкое, с прохудившейся крышей. Возле дверей маячили темнокожие фигуры. Последнее, что разглядел Эльхант до того, как услышать доносящиеся с ковчега голоса, был ряд нешироких квадратных окон в наклонной стене громады.

Он присел в темноте под бортом. Голоса доносились со стороны носа; говорили двое, но слишком тихо и неразборчиво, чтобы можно было разобрать слова. Противоположной стороны агач не видел за палубными надстройками, не видел он и солов. Сквозь треугольные ворота из Пирамиды проникал шум. Внутри кто-то дрался – послышался лязг железа, приглушенный крик… затем все смолкло.

Эльхант пополз, упираясь в палубу одной рукой, удерживая меч так, чтобы он не задевал плотно пригнанных досок. Ковчег застыл, агач находился будто на скале, а не на чем-то, висящем в воздухе. Пробравшись мимо приоткрытой двери и наклонного навеса, он лег плашмя, приподнял голову.

На носу стояли двое, воин и жрец. Первый – боком к агачу, второй – опершись локтями о планширь и глядя вниз. Там, где два борта сходились под острым углом, торчала железная труба с факелом. Эльхант вновь пополз, потом опять замер, когда снизу донесся скрип.

– Что там? – громко спросил жрец.

После паузы голос с мостовой откликнулся:

– Загнали их в нижний створ. Оттуда никуда не денутся.

Стоящие на ковчеге обменялись взглядами, и жрец прокричал:

– Жаркий Камень поможет вам!

В ответ донеслось что-то неразборчивое. Вновь проскрипели ворота, и все стихло. Во время разговора воин повернулся спиной к Эльханту и тоже стал глядеть вниз. Агач вскочил и побежал. Жрец, первым услышав тихие шлепки босых пяток по доскам, начал оборачиваться – и тут же кэлгор пробил его ребра, войдя на треть. Септанта прыгнул в сторону, поворачивая клинок по горизонтали, прорезая внутренности сола; оказавшись за спиной жреца, который теперь скрыл от него воина, выдернул меч – и сразу ткнул им вперед, с силой выбросив перед собой руку. Жрец уже падал, клинок прошел над его плечом и вонзился в грудь второго сола. Тот начал заносить копье, но удар отбросил его назад. Упав спиной на борт, воин повалился вбок, выпустил оружие, которое стукнуло по доскам, и рухнул сверху.

Эльхант не собирался задерживаться здесь, но ветхая одежда старика была неудобна и стесняла движения. Он перевернул на живот еще дергавшегося в предсмертных судорогах жреца, развязал узел на спине, вытащил из-под тела оранжевую ткань. На ней осталась узкая дыра, по краям которой материя пропиталась кровью. Агач скинул халат, снял штаны. Намотав ткань на торс, завязал ее сбоку, но так, чтобы узел не мешал движениям руки, надел перевязь с огнестрелами на поясницу, ремень с ножнами – на плечо. Выдернув факел из железной трубы, посмотрел вниз. Под воротами было пусто, а здание, в дверях которого стояли рабы, осталось за кормой ковчега. Эльхант швырнул факел в квадрат окна, находившийся немного выше палубы на стене Пирамиды. Отошел назад и побежал. Босая ступня уперлась в борт, он оттолкнулся – нос ковчега и окно разделяло около пяти шагов, и Септанта не рассчитал, прыгнул слишком далеко. Он влетел головой в узкое пространство, увидел факел впереди и упал, обдирая локти о камни.

Стена громады была очень широка – окно на самом деле представляло собой узкий коридор, факел даже не долетел до внутреннего помещения. Схватив его, Эльхант пополз. Увидел, что впереди светло, и отбросил факел назад.

Он осторожно выглянул из коридора, протянувшегося сквозь толщу стены. Впереди горел свет, источником его являлись камни, пол и потолок большой залы, открывшейся перед Септантой. Агач выставил голову дальше – и почти сразу по лбу потекли капли пота. В Пирамиде было жарко, сухой неподвижный воздух наполнял громаду. Эльхант спрыгнул на пол и пошел вдоль стены. Коснувшись ее плечом, ощутил жар, которым дышал камень.

Наконец он сообразил, что это не зал, но лестничная площадка – в концах помещения виднелись непомерно длинные, в две дюжины шагов, ступени: одни вели вниз от квадратного проема в полу, другие – вверх, к проему в потолке. Откуда-то доносился приглушенный шум. Септанта подбежал к лестнице наверх, встав на третью ступень, задрал голову, вслушиваясь и вглядываясь, затем отошел к противоположной. Волосы зашевелились, приподнявшись в жарком воздухе, который ровным сильным потоком шел снизу.

Он начал спускаться, ступая осторожно и тихо. Когда достиг середины крутой широкой лестницы, шум усилился. Кто-то взвизгнул, тут же раздался лязг, а затем все это заглушил рокочущий гул, от которого лестница задрожала. Септанта присел, упершись ладонью в ступень. Рокот стих, но равномерные лязгающие звуки не прекращались.

Перебежав к стене, Эльхант заспешил вдоль нее. На ступеньке, тянувшейся чуть выше очередного проема, лег и заглянул из-под потолка в нижнее помещение. Здесь было еще теплее и еще желтее – ядовитый свет лился теперь не только от камней, сам воздух испускал его. Вскочив, агач сбежал к следующей площадке, оказавшейся больше, чем предыдущая, совсем уж невероятных размеров – будто площадь у дворца рига железнодеревщиков в центре Аргоса. Под стеной тянулся ряд постаментов из оранжевого камня: массивные кубы, на них сидели, поджав ноги и положив руки на колени, исполинские фигуры. Оглядевшись и вновь никого не увидев, Эльхант пошел вдоль них. У первой вместо головы был скорпион – не шлем, вся голова имела вид существа с выгнутым над спиной хвостом и клешнями, – у второй, женской, правая рука от локтя изгибалась и уплощалась, будто язык пламени… А еще у этого изваяния был отбит нос, босой ногой агач наступил на его обломки. Следующая скульптура вновь являла собою мужчину со скорпионьей головой, четвертая – огненнорукую жрицу… лишенную головы, с глубокими трещинами на грудях. Перешагнув через обломки, Септанта достиг середины ряда, скользя взглядом по целым и изувеченным каменным изваяниям. Сзади донесся шум. Агач нырнул между статуями – теней здесь не было, воздух светился по всему залу, – пролез в узкое пространство за кубом, от которого начинались согнутые в коленях гигантские ноги, и присел, наклонив голову, выглядывая из-за угла.