Сейчас она верила, что способна этого добиться.
 
   Спустя три дня Франческа вернулась в свой офис, чувствуя, что обрела душевное равновесие и уверенность после здравых высказываний Генри, его прибауток, пословиц и наставлений. В нем было нечто такое, что успокаивало. На Франческу особенно подействовала его уверенность в том, что Серж скоро вернется.
   – Золотко, да ведь он любит тебя больше пятнадцати лет, а раз так, то хочет на тебе жениться. Нельзя осуждать парня за это, черт возьми! – сказал Генри, все так же молодо, как и раньше, сверкнув глазами. – Я подозреваю, он уже понял, что сделал ошибку, что нельзя на тебя давить. Он скоро вернется с таким видом, будто ничего не случилось.
   – Надеюсь, что вы правы. Я по-настоящему люблю его и не могу представить свою жизнь без него. А вот мысль о браке меня пугает, я боюсь оказаться в западне. Боюсь, что потеряю свою индивидуальность.
   – Ты никогда не потеряешь индивидуальность, Франческа, какие бы события в твоей жизни ни происходили. Я думаю, что твои страхи объясняются теми страданиями, которые тебе причинил этот писатель, Марк Рейвен. Он был твоей первой любовью, а это всегда переживается очень болезненно. Где-то на подсознательном уровне ты боишься, что тебя снова обидят, хотя, видит Бог, Серж не такой мужик. Ты никогда не найдешь никого лучше.
   Франческа тихонько засмеялась:
   – Кажется, я приехала к вам, чтобы получить сеанс психотерапии, дядя Генри. Ну а теперь, что мне делать с матерью?
   И снова, как и в предыдущие годы, они разработали стратегический план. Пришло время, когда Франческа должна была взять власть в свои руки.
   Сейчас, сидя за письменным столом, она позвонила секретарше и попросила принести почту. На одном из конвертов было помечено: «Лично и конфиденциально». Этот почерк Франческе был знаком не хуже ее собственного.
   – Пока что все, Рита, – резко сказала Франческа, чувствуя, что у нее задрожали руки. Секретарша бесшумно удалилась, не понимая, что она сделала не так.
   Письмо Сержа было кратким. Он решил совершить турне по Европе, так что с ним невозможно будет связаться. Свои проекты он станет регулярно присылать в мастерскую, так что производство ни в коей мере не пострадает. Он даже не пожелал ей благополучия и не передал привета. Глаза Франчески наполнились слезами, и она затолкала письмо в свою сумочку.
 
   Заседание совета директоров было самым коротким из всех, какие Франческа могла припомнить. Сработал элемент неожиданности и застал Сару врасплох. Сара ошибочно полагала, что Франческа располагает пятьюдесятью процентами акций с учетом купленных у Гая. Ее собственные тридцать пять процентов, оставленные отцом, не столь впечатляли, однако оберегали ее от того, что при голосовании у кого-то окажется более пятидесяти процентов. Оставшиеся пятнадцать процентов принадлежали Генри Лэнгхэму, Максу Дицлеру и Клинту Фридману. Так что она сохранит полный контроль столько времени, сколько пожелает.
   – Боюсь, что твои цифры не точны, – сказала Франческа как можно более ровным тоном. – В течение последних шести месяцев я владею пятьюдесятью пятью процентами акций. Когда Генри Лэнгхэм уходил в отставку, он продал мне свои пять процентов, сказав, что я могу их использовать как хочу и когда хочу, – добавила она тихо.
   Лицо Сары посерело. Плотно сжав губы, она уставилась на свои руки в перстнях, лежащие у нее на коленях. В зале установилась напряженная тишина, и на миг Франческе показалось, что мать разрыдается. Франческа почувствовала укол совести: она собирается совершить нечто ужасное – отнять у Сары то, что было смыслом ее жизни почти сорок лет. Ей вдруг подумалось, что подобное может когда-нибудь произойти и с ней. Она будет сидеть в президентском кресле, думая, что способна находиться у руля еще долго, но кто-то более молодой и более подготовленный неожиданно выдернет из-под нее это кресло. И она также будет вынуждена отдать бразды правления, отдать компанию, которая станет смыслом ее жизни, оставить все, что ей близко и дорого.
   Сара встала – с достоинством, с гордо поднятой головой, руками она сжала края стола.
   – Я думаю, что нам не следует продолжать заседание, – тихо сказала она. – Джентльмены, я была счастлива руководить «Калински джуэлри» и сделать из маленькой компании, какую мне оставил отец, гигантскую корпорацию, каковой она является сейчас. Всю жизнь я отдала компании, но, может быть, сейчас мне следует передать ее кому-то другому. Я не стану смущать вас своим присутствием во время голосования по вопросу, кто должен стать следующим президентом. С этого момента я ухожу в отставку.
   После этих слов она повернулась и медленно вышла из зала, навсегда оставив все то, что было ей так дорого.
   И это был самый ужасный момент в жизни Франчески.

Глава 16

   Лучи солнца отражались от крыльев аэробуса, мчавшегося из аэропорта Кеннеди. Находящаяся в нем Катрин, вцепившись в свою ручную кладь, едва сдерживала нетерпение. Впереди целых два месяца пребывания в Штатах. Тетя Франческа собирается показать ей все достопримечательности Нью-Йорка, а потом будет Палм-Бич. Катрин недавно получила письмо от бабушки, в котором говорилось, что, хотя сама бабушка чувствует себя не совсем хорошо, здесь много друзей и молодых людей и она сможет побывать на многих вечерах и приемах. Бабушка выражала надежду, что Катрин хорошо проведет время. Да она уже сейчас в полном восторге, хотя только сошла с самолета!
   – Катрин, дорогая! – подлетела к ней Франческа, едва девушка вошла в зал аэропорта, и заключила ее в объятия.
   – Ой, тетя Франческа, все так здорово! – И без того большие глаза Катрин стали еще больше, когда Франческа подвела ее к ожидающему их «линкольну».
   – Я хочу попросить тебя об одной любезности, – лукаво улыбаясь, сказала Франческа.
   – Пожалуйста! Все что угодно!
   – Ты не могла бы называть меня просто «Франческа»? Ты уже ростом догнала меня и похожа на молодую и вполне самостоятельную леди, поэтому я кажусь себе страшно старой, когда слышу твое обращение «тетя Франческа».
   Катрин захохотала:
   – Это все мама! Она настаивает, чтобы я называла вас тетей. Я до сих пор Чарльзу, Софи и Джону говорю «дядя» или «тетя».
   Губы Франчески слегка дрогнули. Может быть, называть Джона тетей как раз вполне уместно, о чем Катрин, естественно, не догадывается.
   – Едем прямо ко мне, – быстро сказала Франческа. – Возможно, уже сегодня во второй половине дня ты сможешь побывать со мной в мастерской. Во всяком случае, я должна быть там обязательно, и у тебя есть шанс попасть туда.
   Щеки Катрин вспыхнули от удовольствия.
   – Ой, я бы очень хотела! И я увижу, как Серж изготавливает какое-нибудь изделие?
   – Боюсь, что нет. – Франческа мгновенно посерьезнела. – Серж сейчас в Европе.
   – О! – Катрин несколько секунд молчала, затем импульсивно спросила: – А вы больше не вместе?
   Последовала пауза, во время которой Франческа тщательно подбирала слова для ответа.
   – Я думаю, ему требуется отдых. Он очень много работал все это время. Я ожидаю, что он вернется… в свое время.
   – Вот беда! Должно быть, вы скучаете по нему. – Катрин сочувственно посмотрела на тетю, и Франческа вдруг поняла, насколько наивна ее племянница.
   – Да, я действительно скучаю, – согласилась Франческа. – Но мы были настолько заняты, что у нас не было времени остановиться и подумать. С того времени как я стала президентом, я буквально падаю от усталости. Скоро будет выставка в Париже. У меня сейчас дел невпроворот.
   – Вам можно позавидовать, – сказала Катрин. – У вас такая интересная жизнь! Мне бы тоже хотелось делать то, что делаете вы.
   – Серьезно? – Франческа с интересом посмотрела на племянницу.
   – Да, на самом деле! Как вы думаете, я смогу получить работу в вашем филиале на Бонд-стрит? Я готова пылесосить полы, протирать стеклянные витрины и делать все, что понадобится.
   – Если тебя это интересует, я думаю, мы можем найти для тебя что-нибудь поинтереснее, чем уборка! – воскликнула Франческа. – Вот интересно, какие чувства ты испытаешь, когда узнаешь побольше о ювелирном деле. Недостаточно просто любить красивые ювелирные изделия. Это очень серьезное дело, очень нелегкое и даже опасное.
   – Могу себе представить! – возбужденно проговорила Катрин. – А ваш офис я тоже смогу увидеть? Обещаю, что не буду вам мешать.
   Франческа пристально посмотрела на Катрин и вспомнила маленькую девочку в красных туфельках, которая просила разрешения остаться в офисе, чтобы увидеть, как идет работа.
   – Разумеется, дорогая, – дружелюбно ответила Франческа. – Буду очень рада, если ты станешь находиться поблизости, а если позволит время, готова дать кое-какие пояснения.
   – Просто фантастика! – восторженно проговорила Катрин. – Не могу дождаться!
   Катрин осматривала мастерскую с большим интересом. Ей позволили взвешивать бриллианты на электронных весах и наблюдать за тем, как золото для часов трансформируется в белое золото после нанесения гальванического покрытия. Она собственноручно включала гигантский винтовой пресс, который развивает давление до пяти тонн и способен расплющивать металлы. Ей позволили сравнить между собой сиамские рубины – красные с черным оттенком и бирманские – тоже красные, но уже с голубоватым оттенком.
   – Я готова вообще не уходить отсюда, – призналась Катрин, не в силах оторвать взгляд от изысканной формы кольца с сапфиром, которое Франческа собиралась забрать и отвезти в магазин на Парк-авеню. – Потрясающий сапфир!
   – Действительно, потрясающий, – согласилась Франческа и стала рассказывать о его особенностях.
   – Ну и ну! Вот как много нужно знать! – воскликнула Катрин.
   Франческа резко поднялась, вспомнив, что в офисе ее ждет масса дел.
   – Ладно, поехали! Ты можешь снова все здесь осмотреть, когда мы опять приедем.
   Катрин было позволено остаток дня провести в выставочном зале и осмотреть множество изделий. Правда, в соответствии с правилами безопасности одновременно можно было осматривать только одно изделие. Катрин никогда в жизни не получала такого удовольствия. Огненно-черные опалы, голубые бриллианты, бледно-серый жемчуг, желтые сапфиры и сделанные из них ожерелья, браслеты, серьги, кольца лежали на черных бархатных подушечках. Племянница президента осмотрела все. Ближе к вечеру менеджера позвали к телефону. Вернувшись, он подошел к Катрин и с улыбкой сказал:
   – Сейчас звонила из офиса мисс Эндрюс. Ваша тетя хочет подарить вам что-нибудь особенное. Она предположила, что вам может понравиться вот это.
   Он открыл ящик, извлек оттуда большое кольцо и положил перед Катрин.
   Кольцо представляло собой квадратной формы изумруд, закрепленный на холмике из маленьких бриллиантов. Катрин, ошеломленная щедростью Франчески, благоговейно взяла его в руки, заглянула в прохладную и в то же время блестящую глубину.
   – Попробуйте нажать на эту маленькую золотую кнопку сбоку, – предложил менеджер, продолжая улыбаться.
   Катрин осторожно нажала на золотую кнопку, изумруд вдруг раскрылся, как открывается крышка шкатулки, и Катрин увидела внутри крохотные часики с римскими цифрами на циферблате.
   – Ой! – вскрикнула она. – Никогда не видела ничего подобного!
   Менеджер кивнул:
   – Эта идея пришла в голову мисс Эндрюс пару лет назад. Изделие пользуется большим успехом.
   – У женщин, у которых есть все, как я понимаю?
   – У молодых леди, у которых есть все, – согласился менеджер, которому Катрин нравилась все больше.
   – Благодарю вас! А сейчас я должна пойти и поблагодарить ее лично. Как мне добраться до офиса? – Катрин собрала свои вещи, раскрасневшись от волнения.
   – Я скажу, чтобы кто-нибудь вас подбросил.
   Таким было первое впечатление Катрин о том, что представляет собой день в ювелирном бизнесе. Ей настолько все понравилось, что в последующие недели она постоянно просила позволения посетить либо мастерскую, либо различные офисы.
   Когда Катрин наконец улетела в Палм-Бич, чтобы провести с Сарой остаток каникул, Франческа позвонила Диане.
   – Я думаю, что Катрин пойдет по стопам моей матери и моим, – пошутила Франческа. – Ее очень привлекает наше дело, не в пример Гаю. Она проявляет к нему интерес даже больший, чем я в ее возрасте. Кто знает, Диана? Возможно, «Калински джуэлри» окажется в руках молодой Эндрюс, когда я уйду. В конце концов, это у нее в крови.
   Диана на другом конце провода ничего не сказала. Если семья Гая так любит Катрин, намерена дать ей шанс сделать отличную карьеру и получить наследство, то Диана не станет раскрывать тайну, которая может этому помешать.
 
   – Как твой отец, Катрин? – Это были первые слова Сары, когда она появилась. – Он здоров? Я очень скучаю по нему. Расскажи мне, чем он занимается.
   После ухода из «Калински джуэлри» Сара заметно постарела. В ее некогда ясных пронзительных глазах появилась некая дымка, походка стала чуточку неровная. Руки ее, играющие золотой цепочкой, слегка дрожали, когда она расспрашивала о своем любимом сыне. Катрин никогда не испытывала особенно теплых чувств к Гаю и не была готова к тому, чтобы проводить все дни в душном, заставленном мебелью помещении и выслушивать ностальгические вопросы бабушки, на которые ей было трудно ответить.
   – Он чувствует себя хорошо, – нейтральным тоном ответила Катрин, желая переменить тему разговора.
   – Мне хочется, чтобы он приехал повидаться со мной, – продолжала Сара. – Скажи ему, чтобы он написал мне, дорогая. Я иногда звоню ему, но его никогда не бывает дома.
   – Я скажу ему… Бабушка, можно я пойду поплаваю? Ужасно жарко…
   Сара была явно разочарована. «Ну конечно, – думала она, – девочка слишком молода. Вечером я покажу ей фотографии Гая, когда он был мальчиком».
   – Пойди искупайся, дорогая. Все необходимое ты найдешь в купальне. Там сейчас могут быть молодые люди. К моему соседу приехали друзья его сына, и я сказала, что они могут пользоваться моим бассейном, поскольку он больше, чем у них.
   – Спасибо, бабушка. – Катрин быстро поцеловала ее в нарумяненную морщинистую щеку и выбежала в сад, где большой голубоватый бассейн манил желанной прохладой.
   – Привет! Меня зовут Оливер. А ты, должно быть, Катрин?
   Катрин вздрогнула от неожиданности, увидев молодого человека с черными глазами и загорелым лицом. Он стоял у самой кромки бассейна, ручейки воды струились по его атлетически сложенному, мускулистому телу. Ребята в Англии были бледными и хилыми в смысле комплекции.
   – Д-да, верно, я Катрин, – промямлила она, чуть заикаясь.
   – Я вычислил, что это должна быть ты. – Он на американский лад слегка растягивал слова и широко улыбался, демонстрируя ровные белые зубы. – Я остановился у Розенталей, это рядом, и пришел сюда, чтобы охладиться после тенниса. Здесь поспокойнее. Я не помешаю тебе?
   – Разумеется, нет. Бабушка предупредила меня, что я могу встретиться здесь с молодыми людьми. Погоди секунду, пока я переоденусь.
   Через пять минут она вышла из раздевалки в небесно-голубом бикини, которое подчеркивало длину и стройность ее ног, остроконечные груди и тонкую талию. Оливер окинул ее ладную фигурку оценивающим взглядом. Красиво нырнув в воду, она подплыла к нему, наслаждаясь прохладой и счастливо улыбаясь.
   – Уф, как здорово! – воскликнула она, встряхивая головой и откидывая назад длинные черные волосы.
   – Поплывем до конца, – предложил Оливер.
   – Идет.
   Они плыли рядом почти все время, Оливер коснулся стенки на секунду раньше.
   – Теперь назад?
   – О’кей.
   Назад было гораздо труднее плыть, и, финишировав, Катрин припала к мраморному бордюру тяжело и часто дыша.
   – У меня больше нет сил, – хватая ртом воздух и смеясь, сказала она. – Давай выйдем и посидим. – Катрин вышла из бассейна и направилась к полосатым бело-голубым лежакам.
   – Расскажи о себе, – попросил Оливер, глядя на девушку внимательным взглядом, который словно ласкал ее тело. Катрин понравились его полные губы, чуть приподнятые по краям.
   – Особенно нечего рассказывать. Мне скоро восемнадцать. Живу я в Лондоне и надеюсь в будущем заняться ювелирным делом. Бабушка попросила меня побыть несколько недель здесь, а последнюю неделю я проведу в Нью-Йорке с тетей, после чего уеду домой. А что ты можешь рассказать о себе?
   – Я пытаюсь попасть в кино или на телевидение. Сейчас я на каникулах, потому что в Голливуде в это время года мертвый сезон.
   – Так ты, стало быть, живешь в Голливуде? – Катрин с еще большим интересом посмотрела на Оливера. Ну конечно, ей следовало догадаться. Он выглядел как кинозвезда. – Я не могла слышать о тебе? Как твоя фамилия?
   – Пауэр. Нет, я ничего такого не совершил, чтобы ты могла обо мне слышать. Я лишь надеюсь, что когда-нибудь такой день придет.
   – Оливер Пауэр, – медленно повторила Катрин. – Буду следить за твоими успехами! Послушай, а ведь жарко! Я хочу чего-нибудь выпить. Тебе что захватить?
   – Кока-колу, пожалуйста.
   Когда она шла в бар, у нее появилось предчувствие, что пребывание в Палм-Бич будет даже более интересным, чем в Нью-Йорке.
 
   Миновали две недели. Две недели долгих, жарких, ленивых дней, переходящих в полные истомы, душистые, звездные ночи. Катрин передвигалась медленно и смотрела вокруг чуть изумленно, ее чувства были обострены, а тело испытывало незнакомые, странные ощущения. Оливер стал своего рода стержнем ее жизни, и когда его не было рядом, она испытывала тоскливое чувство и какое-то нервное напряжение, что служило причиной бессонницы. Они оба испытывали какие-то сладостно-горестные чувства, когда встречались и расставались. Катрин должна была какое-то время проводить с Сарой, а Оливеру, продлившему свое пребывание у Розенталей, приходилось исполнять роль вежливого и благодарного гостя. Однако при первой же возможности они оказывались вместе, плавали или совершали прогулки либо просто сидели на берегу океана и тихо разговаривали под шум прибоя и шелест пальм.
   Было так радостно узнавать, что в том или ином их интересы сходятся. Беседа между ними текла легко и непринужденно. Робко держа друг друга за руки, они говорили о любимых музыкальных произведениях, фильмах и книгах, обнаруживая такое удивительное сходство во вкусах, что это вряд ли можно было назвать случайностью.
   – Только не говори, что ты без ума от Джона Донна! – воскликнула Катрин, когда они шли однажды по пляжу. – Он определенно мой любимый поэт, хотя в школе его терпеть не могли!
   Оливер улыбнулся и процитировал:
 
Дважды и трижды тебя я любил
Еще до того, как увидел тебя
И узнал твое имя…
 
   Неожиданно он густо покраснел и устремил взор вдаль.
   – Это из стихотворения «Воздух и ангелы», да? – подхватила разговор Катрин. – А дальше идет:
 
Голосом и бесформенным пламенем
Ангелы действуют на нас
И заставляют поклоняться…
 
   Оливер кивнул и сжал руку Катрин. Она искоса посмотрела на него, и ей вдруг отчаянно захотелось поцеловать его в загорелую щеку. Оливер обнял ее за талию и притянул к себе, их бедра соприкоснулись. Жаркое пламя разлилось по венам Катрин, и до боли сильно заколотилось в груди сердце.
   В этот вечер она разговаривала по телефону с Дианой.
   – Я мечтаю о том, чтобы ты познакомилась с ним, – сказала она матери. – Ты не можешь представить, какой он замечательный.
   – А ты расскажи мне о нем, девочка моя, – попросила Диана, испытывая легкую тревогу. Ей тоже было восемнадцать лет, когда она влюбилась в Гая.
   – Его зовут Оливер Пауэр, он актер, а не какой-нибудь там безнадежный неудачник. Я думаю, что его семья богата. Ему двадцать два года.
   – А что у него за семья?
   – Семья Пауэр, наверное! – хихикнула Катрин. – Мама, я надеюсь, ты не будешь вести себя как сноб.
   – Разумеется, нет, – возмутилась Диана. – Я просто проявляю естественный интерес. Значит, ты еще одну неделю пробудешь с бабушкой и после этого отправишься в Нью-Йорк?
   – Может быть… Но я хочу спросить бабушку, не смогу ли я остаться чуть подольше, пока Оливер здесь. Ему не нужно ехать в Голливуд раньше чем через две недели.
   – Если ты считаешь, что не злоупотребляешь гостеприимством, то все в порядке.
   – Спасибо, мама. Я вскоре позвоню тебе.
   – До свидания, девочка. – Диана в задумчивости повесила трубку. Как быстро растут дети, с грустью подумала она, вспомнив Катрин совсем маленькой. Скоро она и Майлз навсегда покинут дом. И на миг Диане стало жаль, что дни их невинности и юности подходят к концу.
   Поздним вечером, когда Оливер и Катрин медленно прогуливались по пляжу, девушка почувствовала, что в их отношениях друг к другу появилась какая-то особая деликатная нежность. И еще между ними впервые возникла некая напряженность, какая-то непонятная тяжесть. Катрин ощущала дискомфорт в теле, была взвинчена, груди ее ныли. Дойдя до укромной части пляжа, они остановились под кроной развесистого дерева. Они стояли рядом и смотрели на отражение месяца на спокойной глади моря.
   Оливер наклонился и поцеловал Катрин. Она не успела повернуться, и поцелуй пришелся в угол рта. Поцелуй поначалу был деликатный и нежный, затем язык Оливера проник в глубину ее рта, встретился с ее языком, и она ответила ему тем же. Их обвевал бриз, они оставались в этой позе долго, пока Катрин не начала дрожать от все возрастающего желания.
   – Катрин, – вырвался хриплый стон из груди Оливера. Он продолжал крепко ее обнимать.
   – О, Оливер… Оливер… – Ее голос напоминал ропот моря, которое тихо плескалось о берег.
   – Я люблю тебя, я очень тебя люблю! – порывисто проговорил он.
   Вместо ответа Катрин спрятала лицо у Оливера на груди и стала гладить волосы, которые курчавились у него на затылке. Ее переполняли неведомые чувства и желания, у нее взмокло между ног, ей страшно хотелось, чтобы Оливер прикоснулся рукой к этому ноющему месту. Она чувствовала, как твердое естество его прижималось к ее животу, чувствовала, что он тоже дрожит. Переполнявшее Катрин желание одолело ее застенчивость и смущение.
   – Может быть, мы ляжем? – хриплым голосом проговорила она.
   Не говоря ни слова, Оливер осторожно опустил ее на колени. Они стояли друг перед другом в мягком песке. Он медленно стянул с плеч бретельки ее платья. Робкие деликатные пальцы дотронулись до остроконечных грудок Катрин и стали их ощупывать, словно это было редчайшее произведение искусства. Он гладил и ласкал нежную девичью плоть и соски, лишая Катрин последних сил. Затем он медленно опустил ее на песок, накрыв своим телом. Ее бедра были податливы и раздвинулись при первом прикосновении к ним его руки. На какое-то время Оливер замер, словно не решаясь сделать окончательный шаг, который соединит их в одно целое. Катрин подняла голову, чтобы увидеть его лицо.
   – Я хочу тебя, – сказала она, и в ее голосе прозвучало нетерпение.
   – О Господи, я тоже хочу, только… ты уверена?
   – Я уверена, – шепотом ответила Катрин.
   Луна спряталась за одинокое облачко, словно желая скрыть любовников и дать им возможность обрести уверенность. Рука Оливера раздвинула влажные горячие складки – и он вошел в нее быстрым движением, поцелуем заглушив вскрик боли. Его руки крепко обняли Катрин, помогая приспособиться к ритму его движений, которые в конце концов завершились прерывистым стоном и судорогой тел. Продолжая находиться сверху, он замер.
   Спустя некоторое время Оливер спросил:
   – У тебя все в порядке, сладкая моя девочка?
   Катрин прижала голову к его плечу.
   – У меня все чудесно, – пробормотала она и после паузы добавила: – Мне хочется, чтобы мы всю ночь были вместе… всю ночь напролет…
   – Когда-нибудь так и будет, – пообещал он. – Нас ничто не может разлучить, Катрин. Мы всегда будем вместе.
   В эту ночь Катрин приснилось, что огромный черный дракон слетел с неба, схватил Оливера и унес с собой.
 
   Франческа работала в своем кабинете допоздна, пытаясь управиться с делами перед отлетом в Париж, где в Музее изящных искусств должна была состояться широко разрекламированная выставка ювелирных изделий. Планировалось выставить около сотни произведений ювелирного искусства, которые должны отразить шестидесятилетнюю историю «Калински джуэлри». Перед ней лежали богато иллюстрированные каталоги на английском и французском языках. Выставка должна быть впечатляющей. Несколько лет пришлось потратить на приобретение на различных аукционах оригинальных изделий. Удалось даже обнаружить самую первую драгоценность, изготовленную компанией, – золотую пряжку, украшенную дымчато-зеленым хризопразом, светлым лунным камнем и рубинами, заказанную последним русским царем. Кроме того, будут выставлены элегантные украшения для волос в стиле Эдуарда VII, отделанные драгоценностями, ожерелья в духе нового искусства, свободно свисающие серьги из нефрита и блестящего агата и стилизованные бриллиантовые клипсы, столь любимые и модные в пятидесятые годы. Семидесятые годы были представлены изысканными образцами изделий Сержа – ожерельями, браслетами, брошками, выглядевшими настолько естественно, что казались частью природы.
   Журналы всего мира, имеющие отношение к искусству, опубликовали материалы, посвященные предстоящему событию, которое должно иметь продолжение в Лондоне, прежде чем выставка триумфально возвратится в Нью-Йорк. Отдел рекламы «Калински джуэлри» не жалел денег и усилий на рекламирование и раскрутку выставки, и Франческа была удовлетворена результатами. Картье, Ван Клиф и Арпельс могут рыдать и пребывать в тоске, думала Франческа, снова и снова просматривая каталоги. Эта выставка фактически делала «Калински джуэлри» лидером ювелирного дела. В настоящее время компания имела филиалы в девятнадцати странах – от Токио до Монте-Карло, Сан-Франциско и Марбеллы. У них работало по всему миру более двух тысяч служащих, и только на рекламу тратилось свыше трех миллионов долларов.