— Товарищ генерал-майор! Дежурный по контрольно-пропускному пункту военного госпиталя номер один города Мурманска сержант Михайлов! Во время несения службы происшествий не случилось!
Рядовые из наряда стояли навытяжку у него за спиной. Всё это дело снималось на две камеры. Егоров тоже приник к видоискателю и не отказал себе в удовольствии отснять выпученные глаза сержанта, который явно не ожидал увидеть здесь увешанного орденами генерала.
— Не случилось происшествий, говоришь? — самодовольство распирало генерала.
— Молодцы, воины! — выдал он свою стандартную похвальбу и направился к турникету.
Сержант растерялся. С одной стороны, он видел перед собой самого настоящего генерал-майора, с другой — помнил Устав Внутренней службы, согласно которому «дежурный по контрольно-пропускному пункту обязан докладывать дежурному по полку о тех лицах, в правильности документов которых он сомневается». Генерал не показал вообще никаких документов (их у него не было), а потому попадал в список «сомнительных» лиц. Наконец сержант что-то сообразил, урегулировал сам с собой свои внутренние противоречия и, прежде чем генерал пузом уперся в вертушку турникета, окликнул его:
— Разрешите обратиться, товарищ генерал-майор?!
— Да? — генерал обернулся. — Обращайтесь, товарищ сержант.
— Товарищ генерал-майор, эти люди с вами?
— Конечно, товарищ сержант, эти люди со мной.
Сержант приободрился:
— Они должны предъявить пропуск. Так по Уставу полагается, — добавил он на всякий случай, видимо, делая скидку на пожилой возраст старшего офицера.
Тут взял слово Трояновский.
— От меня? Пропуск? — он наскочил на сержанта. — Ты что, меня не узнал? Да я тебя, дуболома, в вечернем репортаже покажу — наплачешься, усек?
Сержант, который, разумеется, тоже смотрел канал «TV-XXI», приглядевшись, опознал знаменитого ведущего и снова растерялся. «Жить надо по Уставу, и не будет проблем», — позлорадствовал мысленно Егоров, снимая на видеопленку широкое лицо сержанта, блестящее от выступившего пота.
На запах скандала сбежался служивый люд, работающий в госпитале. И кто-то из них вызвал наконец дежурного по госпиталю, которым оказался пышноусый офицер в белом халате, накинутом поверх кителя.
Этот был явно умнее сержанта. Хотя и он ошибся в оценке происходящего. Офицер оправил халат, надел фуражку и, строевым шагом подойдя к турникету с другой стороны, отдал честь:
— Товарищ генерал-майор, дежурный по военному госпиталю номер один города Мурманска подполковник Резун прибыл в ваше распоряжение.
— Пропустят нас или нет? — Трояновский не стал дожидаться, пока всё повторится с точностью до запятой. — Послушайте, подполковник, мы собираемся делать репортаж для «Шести минут» о посещении генерал-майором вашего госпиталя. Есть основания считать, что у вас тут расцвели махровым цветом неуставные взаимоотношения. Недопущение генерал-майора на объект мы будем расценивать как косвенное признание вины, усек?
Подполковник совершенно проигнорировал высказывание Трояновского и обратился к генералу:
— Товарищ генерал-майор, эти люди с вами?
— Да. Дадут мне пройти или нет?
— Товарищ сержант, пропустите генерал-майора и сопровождающих его лиц.
— Есть! — сержант с видимым облегчением козырнул и бросился выполнять приказ.
Стопор был снят, вертушка завертелась, и вся группа проникла наконец на территорию госпиталя.
— А неуставных взаимоотношений у нас нет, — негромко сказал подполковник проходившему мимо Трояновскому, — Посмотрим, — отвечал Артем.
— Что вас интересует, товарищ генерал-майор? — подполковник Резун снова переключился на старшего по званию.
— С воинами буду говорить, — изрек «свадебный» генерал. — Веди по палатам.
Первые шесть палат, которые посетила группа, не представляли интереса. Две из них оказались пусты. В третьей находились два рядовых срочной службы с переломами, в четвертой лежал обожженный капитан третьего ранга, в пятой — ушибленный обрушившейся балкой лейтенант инженерных войск, в шестой — мичман подводной лодки с прогрессирующим фурункулезом.
В каждой палате генерал задерживался минут на десять, выяснял, как зовут каждого из госпитализированных, какое кто имеет звание и в какой части служит, давно ли здесь и нет ли жалоб на обслуживание и врачей. Госпитализированные отвечали с единообразным энтузиазмом, сводя свои выступления к единственной жалобе: мол, очень хочется вернуться в родную часть, а врачи, злыдни, не дают. Генерал, как следовало из его реплик, примерно такого ответа от них и ждал. Трояновского это не устраивало, и он задавал свои вопросы. Так они и продвигались от палаты к палате, группа обрастала зеваками в лице врачей, медсестер и ходячих больных, а частный детектив Егоров скучал. Он снимал на пленку всех госпитализированных без исключения, хотя и видел, что ни один из них не походит на искомого старшего лейтенанта. «Возможно, его здесь и нет, — мелькнула мысль. — Или спрятан так хорошо, что мы его не увидим». Егоров уже начал сомневаться в успехе предпринятой им акции, когда настала очередь палаты номер семь.
Эта палата — скорее, отдельный бокс — находилась в конце коридора и охранялась: из ниши в стене вдруг выдвинулась навстречу толпе и заступила дорогу широкоплечая фигура молодого человека в штатском со скучающим и даже рассеянным взглядом. Егоров посмотрел в лицо этому человеку, и на секунду частному детективу показалось, что земля уходит из-под ног. Он узнал охранника. Лейтенант Владимир Фокин, ФСБ. Один из лучших аналитиков, неоднократно замеченный в «горячих» ситуациях, когда местным политикам требовалось вмешательство Службы Безопасности при одновременной поддержке военных. Такие ситуации в Заполярье возникали довольно редко, но всегда, когда они возникали, Фокин был тут как тут, осуществляя теневую координацию совместной деятельности силовых структур. Частный детектив Егоров был умным человеком и сразу понял: то, что теневой координатор и аналитик сидит здесь в качестве заурядного охранника, означает одно — в военном госпитале затевается что-то серьезное. Или… или искомый старлей натворил нечто из ряда вон выходящее, и тогда он скрывается именно здесь — в палате номер семь.
Артем Трояновский тоже узнал Фокина, но узнавания своего не выказал, двинувшись прямо на молодого лейтенанта и словно не замечая его.
— Стоп! — сказал Фокин.
Произнес он это негромко, но убедительно. Трояновский немедленно заскандалил:
— В чем дело? Мы здесь с генералом. Делаем репортаж о посещении госпиталя. Ефим, снимай!
— Снимаю, снимаю, — с готовностью отозвался Ефим.
Объективы трех видеокамер нацелились на Фокина. Тот заслоняться рукой не стал, как сделал бы любой уважающий себя охранник, вместо этого он произнес твердо:
— Меня не интересует ваш генерал. В эту палату вы не войдете.
Как и следовало ожидать, «свадебный» генерал обиделся:
— Как стоишь перед генералом, щенок?! — завопил он на весь госпиталь. — А ну смирно!
Ситуация накалилась до предела, и в этот момент спасительно скрипнула дверь, ведущая в палату номер семь. В проеме появился светловолосый и бледный парень в больничном халате и шлепанцах на босу ногу. Под халатом угадывались тугие бинты.
«Да это же мой старлей!» — возрадовался Егоров и включил камеру на запись.
Старший лейтенант, из-за которого, собственно, и начался весь этот тарарам, стоял на пороге своей палаты и ошеломленно вертел головой.
— Вы все ко мне? — спросил он растерянно. Потом старлей увидел генерала. Сработали военно-уставные рефлексы, он выпрямился, хотел было отдать честь, но спохватился, что находится перед генералом без головного убора, а потому просто вытянул руки по швам.
— Старший лейтенант Алексей Стуколин, — представился он генералу. — Госпитализирован в связи с ранением.
— Вижу, что не симулянт, — одобрительно заметил генерал. — В какой части служишь, старший лейтенант?
Частный детектив Игорь Егоров перестал дышать. Пятнадцать тысяч «зеленых» — как с куста!
— Воинская часть 461-13 «бис», — доложил Стуколин. — Авиационный полк «Заполярье», На Фокина иначе как с жалостью смотреть было невозможно. Он явно не знал, что делать с этим «уродом», который выперся из палаты, его ждали тут меньше всего. Все конспиративные меры, предпринятые Фокиным, оказались перечеркнуты в один момент.
«Свадебный» генерал и Трояновский продолжили обход палат, но это Егорова уже мало интересовало. Свою задачу он выполнил и остальных госпитализированных снимал на пленку чисто для проформы.
Вся группа была немало разочарована тем, что лабораторию по производству героина обнаружить не удалось. Когда обход закончился, случился еще один маленький инцидент. На выходе съемочную группу нагнал лейтенант Фокин. Он подхватил Трояновского под локоток и сказал ему негромко, но с очевидной угрозой;
— Имейте в виду, Артем Владленович, репортажа не будет. Оставьте мысль выпустить его на экраны.
— Вы мне угрожаете?! — взвился неподкупный Трояновский.
— Да, именно этим я и занимаюсь, — подтвердил Фокин. — Подумайте над моими словами. Ничего, кроме неприятностей, вам этот материал не принесет.
Он выпустил локоть ведущего программы «Шесть минут» и отстал от группы. Весь кипя, Трояновский забрался в «рафик».
— Он мне будет угрожать! Нет, ну вы подумайте! Он! Мне! Угрожает!
— Да ладно, Артем, — сказал оператор Ефим весело. — В первый раз, что ли?
Они рассмеялись, вспомнив что-то свое. Улучив момент, Егоров извлек кассету из камеры и заменил ее на ту, что прятал до поры в сумке — с записью американского боевика «Рембо: Первая кровь».
Глава тринадцатая. ОТВЕТНЫЙ ВИЗИТ.
— Чуть назад, — попросил Черный Пес. Иван Иванович кивнул, и человек на экране дернулся и сделал шаг назад.
— Стоп!
Черный Пес посмотрел на лежащие перед ним фотографии, потом — на экран, потом — снова на фотографии. Он словно боялся ошибиться. Но ошибиться было невозможно.
— Это он. Да, этот лейтенант был у «Геркулеса».
— Как там его? — спросил Мурат; он курил длинную черную сигарету и тоже смотрел на экран. — Стуколин? Алексей Стуколин? Воинская часть 461-13 «бис»? Я всё правильно запомнил?
Иван Иванович, который недавно на собственном опыте убедился в феноменальной способности Мурата запоминать мельчайшие детали, утвердительно кивнул.
— Что ж, — подытожил Черный Пес, глядя на резидента, — поздравляю. Ты хорошо справился с заданием — лучше, чем я ожидал. В своем отчете для президента я обязательно отмечу твои исполнительность и профессионализм.
Иван Иванович вспомнил жирное лоснящееся лицо президента, его толстые губы и пустые глаза и подумал, что мнение этого политикана о «профессионализме» интересно менее всего. Иван Иванович предпочел бы, чтобы президент вообще ничего не знал о существовании агента в Заполярье; это сильно упростило бы Ивану Ивановичу жизнь.
— Воинская часть 461-13 «бис»? — переспросил Мурат. — Где это?
На столе появилась довольно подробная карта Кольского полуострова. Все трое склонились над ней.
— Это вот здесь, — показал Иван Иванович. — Полуостров Рыбачий, — Как туда добраться?
— По обычной грунтовке. Вот так и так. Если ехать от Мурманска, через шесть-семь часов будете на месте.
— Надо ехать! — заявил Мурат.
— Так, — Иван Иванович выпрямился. — Никто никуда не едет.
Мурат, прищурясь, посмотрел на резидента:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Никто никуда не поедет. Серьезные дела так не делаются. Здесь необходима осторожность.
— Что я слышу? — Мурат выпятил губу. — «Осторожность»? Это сказал мужчина?
Ивану Ивановичу следовало обидеться и схватиться за ритуальный кинжал. Но, будучи человеком с европейским образованием и европейским же взглядом на жизнь, он не стал делать ни того, ни другого, а вместо этого попытался воззвать к разуму:
— Соваться в воинскую часть — это самоубийство! Вы хоть понимаете, сколько там оружия и людей, которых специально учили, как с этим оружием обращаться?
Мурат презрительно рассмеялся.
— Ты говоришь о русских? Что они в сравнении с нами? Большинство из них не знает, где у автомата курок. Когда-то они умели воевать, но всё это в прошлом.
Высокопарный стиль Мурата еще больше разозлил Ивана Ивановича.
— В прошлом? — переспросил он с яростью. — И может быть, в прошлом они захватили и выпотрошили два военных транспортных самолета?
— Боевые истребители против беззащитного транспорта? Да, так русские воевать, конечно, умеют. А поглядел бы ты на них в честном бою…
Черный Пес не без интереса следил за их перепалкой, но реплик пока не подавал. Иван Иванович вдруг сообразил, что существует отличная возможность поставить Мурата на положенное ему место.
— Хорошо, — сказал он. — Пусть нас рассудит тамада [57].
Мурат на секунду замер, тупо глядя перед собой, а потом губы его растянулись в широкой улыбке. Он тоже понял, на что намекает Иван Иванович. Сколько бы они ни спорили, решение примет старший и по возрасту, и по положению — Черный Пес.
Черный Пес под их вопросительными взглядами поиграл тростью.
— Вы высказались? — спросил он. — Никто не хочет ничего добавить?
— Я считаю предложение Мурата авантюрой, — быстро заговорил Иван Иванович.
— Силы, которыми мы здесь располагаем, слишком малы, чтобы всерьез обсуждать подобную акцию. Нам нужно провести рекогносцировку, выяснить подробности об этой… воинской части номер 461-13 «бис», о личном составе, о вооружении. Кроме того, в наше задание, если я его правильно понял, входило не столько установить принадлежность истребителей, атаковавших наши транспорты, сколько выявить всю схему подготовки перехвата. Мы пока еще не выполнили эту часть задания, и предложенная Муратом акция может только нам повредить.
Иван Ивановичу казалось, что он привел прямо-таки железные аргументы в свою пользу. Но Мурат, видимо, считал иначе: глядя на Черного Пса, он продолжал улыбаться. Так улыбаются взрослые и умудренные опытом люди, когда в их присутствии выступает неоперившийся вьюноша, у которого, как известно, всё еще впереди.
«Каков подонок, — подумал Иван Иванович о Мурате. — Едва ноги унес из Москвы, но и теперь героя из себя корчит. И держит себя так, будто не я его нанял, а он меня».
— Присядьте оба, — распорядился Черный Пес, когда очередное па неожиданного противостояния само собой завершилось. — Присядьте и послушайте историю, которую мне рассказывали, когда я был еще совсем маленьким мальчиком и не знал штанов…
«Начинается, — Иван Иванович воздел очи горе. — И это мое руководство, Аллах вас всех побери!»
— …Давным-давно, — начал рассказ руководитель военной разведки, — жил на свете черный ногаец [58]. Был он велик и страшен. Седло его приросло к коню, сам он прирос к седлу, изо рта пламя бьет, из-под копыт искры летят — так он ездил.
И вот как-то раз напал черный ногаец на один аул, сжег его, шашкой своей изрубил всех людей. В живых осталась лишь одна беременная женщина, которая собирала в тот день груши. Она родила мальчика и умерла. А к мальчику подошел волк и хотел его съесть. Только волк кинулся на мальчика, тот просунул ему в пасть руку и сломал все клыки. Потом мальчик вспрыгнул на спину волка и схватил его за уши.
«Я твой всадник, а ты — мой конь!» — сказал мальчик.
«Я привезу тебя к моему хозяину», — сказал волк и пустился рысью.
Мальчик верхом на волке подъехал к шалашу, у которого сидел старик и поджаривал оленя.
«Волчий щенок, откуда ты везешь этого сучьего щенка?» — спросил старик у волка.
«Один черный ногаец разгромил село, изрубил людей, осталась лишь одна женщина в лесу. Она родила этого мальчика, а он сломал мне клыки, оседлал и приехал сюда верхом на мне», — рассказал волк.
Старик подивился его рассказу и стал воспитывать мальчика. Он поил его барсучьим молоком, кормил оленьим мясом и лесными орехами. Этот старик был вещим и мог принять облик любого зверя. Однажды он обернулся медведем и стал бороться с мальчиком. Мальчик схватил медведя, притянул его к себе, сломал ему два ребра и с размаху ударил оземь.
"Ну, теперь у тебя достаточно сил, — сказал старик, — чтобы освободить свой край, на который нападает черный ногаец. Тебе нужно оружие, которое снесет ему голову, и конь, который одолеет его коня. Вон там живет мой старший брат. Он выкует тебе шашку. Для него зарежешь этого белого оленя. А тебе я даю имя Берза Дог [59]".
Берза Дог взял белого оленя и отправился туда, куда указал старик. Он увидел пещеру, из которой курился дым, подошел к ней и говорит:
«Пусть хозяину будет впрок мясо этого белого оленя!»
Выбежал из пещеры старший брат старика, железных дел мастер, с намерением драться. Увидел, что для него зарезали оленя, и драться не стал. Он был дороден, его борода и усы были опалены, на голове и плечах — черная сажа.
«Пусть будет твой приход добрым, если у тебя добрые намерения», — сказал он.
«У меня добрые намерения, а прислал меня твой младший брат».
И Берза Дог рассказал, что ему нужна шашка, которой он мог бы разрубить черного ногайца.
«Хорошо, — отвечал кузнец. — Только сдвинь-ка с места эту наковальню».
Он показал на большой камень, лежавший посреди кузни. Напряг Берза Дог все силы, но не смог сдвинуть наковальню с места. Она сидела глубоко в земле.
«Дай-ка я попробую», — сказал кузнец и без труда вырвал камень из земли, а затем вновь всадил его в землю.
«Будешь помогать мне в работе год», — сказал кузнец.
Целый год проработал Берза Дог у кузнеца и каждый день пытался вырвать наковальню из земли, чтобы проверить, сколько сил у него прибавилось. Через год он, как и кузнец, уже легко поднимал наковальню, а затем обратно ее всаживал. И теперь он вместе с кузнецом начал делать шашку. Семь дней и семь ночей они готовили уголь, мяли сталь руками, словно тесто. Семь дней и семь ночей ковали шашку, а потом стали бить ею по валунам и скалам. Шашка рассекала валуны и скалы, словно тыквы.
С шашкой Берза Дог вернулся к старику, который его воспитывал, а тот говорит:
«Теперь ты должен пойти к моему самому старшему брату. Приведешь от него сорок буйволиц», — и старик снова дал ему белого оленя.
Берза Дог приходит к самому старшему брату старика и говорит:
«Пусть хозяину будет впрок мясо этого белого оленя!»
Самый старший брат, пасший овец, выбежал навстречу Берза Догу, Увидел он прирезанного для него оленя и успокоился. После этого они стали говорить о делах. Пастух швырнул со своей ноги чувяк и попросил Берза Дога принести его. С трудом приволок Берза Дог тот чувяк.
«Ты должен проработать со мной ровно год», — сказал пастух.
Берза Дог ходил за овцами, коровами, буйволицами. Через год он взбегал на гору с одним быком на шее и двумя под мышками. Берза Дог вернулся к старику, который его воспитывал.
Старик прирезал сорок буйволиц и выделал сорок шкур.
«Теперь мы пойдем драться против черного ногайца, — сказал он. — Я превращусь в коня. Когда ты будешь драться с ногайцем, я буду драться с его конем. Чтобы удар копыта или укус коня мне не повредил, обернешь меня этими буйволиными шкурами».
И старик превратился в доброго коня. Сорока буйволиными шкурами обернул его Берза Дог. Споря с ветром, поднимались они в поднебесье, приникали к земле, словно проливной дождь. Так прибыли они в аул, где жил когда-то Берза Дог.
Конь черного ногайца, как увидел Берза Дога, заржал. Черный ногаец проснулся и встал. Изо рта его ударило пламя, из ушей повалил дым. Вскочил он на своего коня и пустил его на Берза Дога.
Стали они драться. Дерутся и их кони. Огнем и мечом бился ногаец. Берза Дог уклонялся от ударов, а каждый его удар попадал в цель. Каждый укус коня ногайца срывал с коня Берза Дога по одной буйволиной шкуре. А каждый укус коня Берза Дога вырывал у коня ногайца по одной жиле. От грохота этой битвы птицы с небес попадали, звери к земле приникли. Шашкой искромсал Берза Дог ногайца и его коня. Бой, начатый утром, продолжался до вечера. Как только ногаец испустил дух, все покойники аула ожили. Трех братьев — старика-воспитателя, кузнеца и пастуха — пригласили в аул и устроили большое веселье.
Так Берза Дог победил черного нагайца. Так победим мы [60]!
"Да они же оба авантюристы, — вдруг с ужасом для себя понял Иван Иванович.
— Что молодой, что старый. Им же не цели главное достичь с минимальными потерями — им же выпендриться надо, показать, что они круче всех! И президент ихний — Двсенародно" избранный на пожизненное правление — такой же! Ох, и доведут они нас до цугундера с такой-то политикой!"
— Хаким [61], — с безмерной почтительностью обратился Мурат к Черному Псу, — я вас правильно понял? Вы разрешаете мне и моим людям напасть на эту воинскую часть?
— Я лишь пересказал историю о битве Берза Дога с ногайцем, — ответствовал Черный Пес.
Однако Мурату требовалось нечто большее, чем пересказ старинной легенды. Он продолжал вопросительно смотреть на Черного Пса, пока тот не добавил к уже сказанному:
— Каждый волен понимать эту историю по-своему, но я понимаю ее так. Мы слишком долго были народом пастухов и ремесленников. Ногайцы топтали нашу землю, жгли наши аулы, выселяли нас на голод и смерть, а мы продолжали пасти коров и выковывать безделушки. Пора положить этому конец. Ногайцы должны быть повержены у своих собственных домов. Пришло время мести Берза Дога.
Мурат вскочил:
— Я и мои люди готовы принять бой с ногайцами. Мы выезжаем сегодня же.
Иван Иванович устало прикрылся рукой. «Идиоты, — думал он. — Какие все же идиоты…»
Майор Громов расположился в своем кабинете с видом на полосу и взялся наконец за написание годового отчета, разбирая накопившиеся рапорты, представления к поощрениям и взысканиям. Дежурным по части в этот день был назначен капитан Никита Усачев, а в домике контрольно-пропускного пункта засели Женя Яровенко и рядовой второго года службы Митя Фатюхин. В общем, жизнь в воинской части 461-13 «бис» протекала медленно и умиротворенно, и недавнее брожение, связанное с продолжительными невыплатами, вспоминалось как нечто нереальное, словно случившееся с кем-то другим, и даже смешное.
Митя и Женя играли в карты. Карты были старые, засаленные, изображенные на них картинки смутили бы и самого бывалого «Жигало», но игра шла азартная, «на интерес», и на особенности колоды никто из участников не обращал внимания. Иногда оживал стоявший на столе ящик станции ближней и дальней связи, и Женя подкручивал верньеры, чтобы лучше было слышно, как переговариваются Дежурные на многочисленных вышках, пунктах, точках:
— Сто семнадцатый, ответьте Доценту. Сто семнадцатый, ответьте Доценту…
— Локатор, в девятом секторе кто-нибудь есть?
— Дипломат заходит на посадку в Мурмашах. Меняет эшелон…
— Двести двадцать седьмой, сколько у вас на РВ [63]?
— Тринадцать тысяч у меня…
— Странно, двести двадцать седьмой, у нас на локаторе — восемь тысяч…
— У меня — тринадцать…
— У нас — восемь…
— Ну так разберитесь, блин!..
— Сто семнадцатый, ответьте Доценту. Сто семнадцатый, ответьте Доценту…
— Подполковника Рассохина давно не видел?..
— У него вчера дочка замуж вышла — в городке отдыхает.
— Ха, четырнадцатый, и как погуляли?
— Хорошо погуляли. Водки, сам понимаешь, было море. Оттянулись по полной программе.
— Кто-нибудь учудил?
— Как же без этого…
— Товарищи офицеры, прекратите засорять эфир! Здесь вам армия или что?..
Женя побил туз, подсунутый Митей, козырной «шестеркой» и жизнерадостно захохотал:
— С тебя еще полбанки, салага! Митя был рядовым второго года службы и на «салагу» обиделся. К тому же и проигрыш.
— Ты говори, да не заговаривайся, сержант, — предупредил он довольно агрессивно. — За базар и ответить можно.
— Можно, — легко согласился Яровенко. — Только стоит ли? Я раздаю.
Он собрал колоду и принялся ее тасовать.
— Я тебе не салага, — продолжал заводиться Митя. — Я не сегодня-завтра дедом стану.
— У нас в части дедовщины нет! — заметил Женя. — Или ты считаешь иначе? — Он вдруг бросил колоду и пристально посмотрел на Митю.
Рядовые из наряда стояли навытяжку у него за спиной. Всё это дело снималось на две камеры. Егоров тоже приник к видоискателю и не отказал себе в удовольствии отснять выпученные глаза сержанта, который явно не ожидал увидеть здесь увешанного орденами генерала.
— Не случилось происшествий, говоришь? — самодовольство распирало генерала.
— Молодцы, воины! — выдал он свою стандартную похвальбу и направился к турникету.
Сержант растерялся. С одной стороны, он видел перед собой самого настоящего генерал-майора, с другой — помнил Устав Внутренней службы, согласно которому «дежурный по контрольно-пропускному пункту обязан докладывать дежурному по полку о тех лицах, в правильности документов которых он сомневается». Генерал не показал вообще никаких документов (их у него не было), а потому попадал в список «сомнительных» лиц. Наконец сержант что-то сообразил, урегулировал сам с собой свои внутренние противоречия и, прежде чем генерал пузом уперся в вертушку турникета, окликнул его:
— Разрешите обратиться, товарищ генерал-майор?!
— Да? — генерал обернулся. — Обращайтесь, товарищ сержант.
— Товарищ генерал-майор, эти люди с вами?
— Конечно, товарищ сержант, эти люди со мной.
Сержант приободрился:
— Они должны предъявить пропуск. Так по Уставу полагается, — добавил он на всякий случай, видимо, делая скидку на пожилой возраст старшего офицера.
Тут взял слово Трояновский.
— От меня? Пропуск? — он наскочил на сержанта. — Ты что, меня не узнал? Да я тебя, дуболома, в вечернем репортаже покажу — наплачешься, усек?
Сержант, который, разумеется, тоже смотрел канал «TV-XXI», приглядевшись, опознал знаменитого ведущего и снова растерялся. «Жить надо по Уставу, и не будет проблем», — позлорадствовал мысленно Егоров, снимая на видеопленку широкое лицо сержанта, блестящее от выступившего пота.
На запах скандала сбежался служивый люд, работающий в госпитале. И кто-то из них вызвал наконец дежурного по госпиталю, которым оказался пышноусый офицер в белом халате, накинутом поверх кителя.
Этот был явно умнее сержанта. Хотя и он ошибся в оценке происходящего. Офицер оправил халат, надел фуражку и, строевым шагом подойдя к турникету с другой стороны, отдал честь:
— Товарищ генерал-майор, дежурный по военному госпиталю номер один города Мурманска подполковник Резун прибыл в ваше распоряжение.
— Пропустят нас или нет? — Трояновский не стал дожидаться, пока всё повторится с точностью до запятой. — Послушайте, подполковник, мы собираемся делать репортаж для «Шести минут» о посещении генерал-майором вашего госпиталя. Есть основания считать, что у вас тут расцвели махровым цветом неуставные взаимоотношения. Недопущение генерал-майора на объект мы будем расценивать как косвенное признание вины, усек?
Подполковник совершенно проигнорировал высказывание Трояновского и обратился к генералу:
— Товарищ генерал-майор, эти люди с вами?
— Да. Дадут мне пройти или нет?
— Товарищ сержант, пропустите генерал-майора и сопровождающих его лиц.
— Есть! — сержант с видимым облегчением козырнул и бросился выполнять приказ.
Стопор был снят, вертушка завертелась, и вся группа проникла наконец на территорию госпиталя.
— А неуставных взаимоотношений у нас нет, — негромко сказал подполковник проходившему мимо Трояновскому, — Посмотрим, — отвечал Артем.
— Что вас интересует, товарищ генерал-майор? — подполковник Резун снова переключился на старшего по званию.
— С воинами буду говорить, — изрек «свадебный» генерал. — Веди по палатам.
Первые шесть палат, которые посетила группа, не представляли интереса. Две из них оказались пусты. В третьей находились два рядовых срочной службы с переломами, в четвертой лежал обожженный капитан третьего ранга, в пятой — ушибленный обрушившейся балкой лейтенант инженерных войск, в шестой — мичман подводной лодки с прогрессирующим фурункулезом.
В каждой палате генерал задерживался минут на десять, выяснял, как зовут каждого из госпитализированных, какое кто имеет звание и в какой части служит, давно ли здесь и нет ли жалоб на обслуживание и врачей. Госпитализированные отвечали с единообразным энтузиазмом, сводя свои выступления к единственной жалобе: мол, очень хочется вернуться в родную часть, а врачи, злыдни, не дают. Генерал, как следовало из его реплик, примерно такого ответа от них и ждал. Трояновского это не устраивало, и он задавал свои вопросы. Так они и продвигались от палаты к палате, группа обрастала зеваками в лице врачей, медсестер и ходячих больных, а частный детектив Егоров скучал. Он снимал на пленку всех госпитализированных без исключения, хотя и видел, что ни один из них не походит на искомого старшего лейтенанта. «Возможно, его здесь и нет, — мелькнула мысль. — Или спрятан так хорошо, что мы его не увидим». Егоров уже начал сомневаться в успехе предпринятой им акции, когда настала очередь палаты номер семь.
Эта палата — скорее, отдельный бокс — находилась в конце коридора и охранялась: из ниши в стене вдруг выдвинулась навстречу толпе и заступила дорогу широкоплечая фигура молодого человека в штатском со скучающим и даже рассеянным взглядом. Егоров посмотрел в лицо этому человеку, и на секунду частному детективу показалось, что земля уходит из-под ног. Он узнал охранника. Лейтенант Владимир Фокин, ФСБ. Один из лучших аналитиков, неоднократно замеченный в «горячих» ситуациях, когда местным политикам требовалось вмешательство Службы Безопасности при одновременной поддержке военных. Такие ситуации в Заполярье возникали довольно редко, но всегда, когда они возникали, Фокин был тут как тут, осуществляя теневую координацию совместной деятельности силовых структур. Частный детектив Егоров был умным человеком и сразу понял: то, что теневой координатор и аналитик сидит здесь в качестве заурядного охранника, означает одно — в военном госпитале затевается что-то серьезное. Или… или искомый старлей натворил нечто из ряда вон выходящее, и тогда он скрывается именно здесь — в палате номер семь.
Артем Трояновский тоже узнал Фокина, но узнавания своего не выказал, двинувшись прямо на молодого лейтенанта и словно не замечая его.
— Стоп! — сказал Фокин.
Произнес он это негромко, но убедительно. Трояновский немедленно заскандалил:
— В чем дело? Мы здесь с генералом. Делаем репортаж о посещении госпиталя. Ефим, снимай!
— Снимаю, снимаю, — с готовностью отозвался Ефим.
Объективы трех видеокамер нацелились на Фокина. Тот заслоняться рукой не стал, как сделал бы любой уважающий себя охранник, вместо этого он произнес твердо:
— Меня не интересует ваш генерал. В эту палату вы не войдете.
Как и следовало ожидать, «свадебный» генерал обиделся:
— Как стоишь перед генералом, щенок?! — завопил он на весь госпиталь. — А ну смирно!
Ситуация накалилась до предела, и в этот момент спасительно скрипнула дверь, ведущая в палату номер семь. В проеме появился светловолосый и бледный парень в больничном халате и шлепанцах на босу ногу. Под халатом угадывались тугие бинты.
«Да это же мой старлей!» — возрадовался Егоров и включил камеру на запись.
Старший лейтенант, из-за которого, собственно, и начался весь этот тарарам, стоял на пороге своей палаты и ошеломленно вертел головой.
— Вы все ко мне? — спросил он растерянно. Потом старлей увидел генерала. Сработали военно-уставные рефлексы, он выпрямился, хотел было отдать честь, но спохватился, что находится перед генералом без головного убора, а потому просто вытянул руки по швам.
— Старший лейтенант Алексей Стуколин, — представился он генералу. — Госпитализирован в связи с ранением.
— Вижу, что не симулянт, — одобрительно заметил генерал. — В какой части служишь, старший лейтенант?
Частный детектив Игорь Егоров перестал дышать. Пятнадцать тысяч «зеленых» — как с куста!
— Воинская часть 461-13 «бис», — доложил Стуколин. — Авиационный полк «Заполярье», На Фокина иначе как с жалостью смотреть было невозможно. Он явно не знал, что делать с этим «уродом», который выперся из палаты, его ждали тут меньше всего. Все конспиративные меры, предпринятые Фокиным, оказались перечеркнуты в один момент.
«Свадебный» генерал и Трояновский продолжили обход палат, но это Егорова уже мало интересовало. Свою задачу он выполнил и остальных госпитализированных снимал на пленку чисто для проформы.
Вся группа была немало разочарована тем, что лабораторию по производству героина обнаружить не удалось. Когда обход закончился, случился еще один маленький инцидент. На выходе съемочную группу нагнал лейтенант Фокин. Он подхватил Трояновского под локоток и сказал ему негромко, но с очевидной угрозой;
— Имейте в виду, Артем Владленович, репортажа не будет. Оставьте мысль выпустить его на экраны.
— Вы мне угрожаете?! — взвился неподкупный Трояновский.
— Да, именно этим я и занимаюсь, — подтвердил Фокин. — Подумайте над моими словами. Ничего, кроме неприятностей, вам этот материал не принесет.
Он выпустил локоть ведущего программы «Шесть минут» и отстал от группы. Весь кипя, Трояновский забрался в «рафик».
— Он мне будет угрожать! Нет, ну вы подумайте! Он! Мне! Угрожает!
— Да ладно, Артем, — сказал оператор Ефим весело. — В первый раз, что ли?
Они рассмеялись, вспомнив что-то свое. Улучив момент, Егоров извлек кассету из камеры и заменил ее на ту, что прятал до поры в сумке — с записью американского боевика «Рембо: Первая кровь».
Глава тринадцатая. ОТВЕТНЫЙ ВИЗИТ.
(Мурманск, сентябрь 1998 года)
Иван Иванович нажал пальцем кнопку «PAUSE» на пульте дистанционного управления, и картинка на экране телевизора застыла.— Чуть назад, — попросил Черный Пес. Иван Иванович кивнул, и человек на экране дернулся и сделал шаг назад.
— Стоп!
Черный Пес посмотрел на лежащие перед ним фотографии, потом — на экран, потом — снова на фотографии. Он словно боялся ошибиться. Но ошибиться было невозможно.
— Это он. Да, этот лейтенант был у «Геркулеса».
— Как там его? — спросил Мурат; он курил длинную черную сигарету и тоже смотрел на экран. — Стуколин? Алексей Стуколин? Воинская часть 461-13 «бис»? Я всё правильно запомнил?
Иван Иванович, который недавно на собственном опыте убедился в феноменальной способности Мурата запоминать мельчайшие детали, утвердительно кивнул.
— Что ж, — подытожил Черный Пес, глядя на резидента, — поздравляю. Ты хорошо справился с заданием — лучше, чем я ожидал. В своем отчете для президента я обязательно отмечу твои исполнительность и профессионализм.
Иван Иванович вспомнил жирное лоснящееся лицо президента, его толстые губы и пустые глаза и подумал, что мнение этого политикана о «профессионализме» интересно менее всего. Иван Иванович предпочел бы, чтобы президент вообще ничего не знал о существовании агента в Заполярье; это сильно упростило бы Ивану Ивановичу жизнь.
— Воинская часть 461-13 «бис»? — переспросил Мурат. — Где это?
На столе появилась довольно подробная карта Кольского полуострова. Все трое склонились над ней.
— Это вот здесь, — показал Иван Иванович. — Полуостров Рыбачий, — Как туда добраться?
— По обычной грунтовке. Вот так и так. Если ехать от Мурманска, через шесть-семь часов будете на месте.
— Надо ехать! — заявил Мурат.
— Так, — Иван Иванович выпрямился. — Никто никуда не едет.
Мурат, прищурясь, посмотрел на резидента:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Никто никуда не поедет. Серьезные дела так не делаются. Здесь необходима осторожность.
— Что я слышу? — Мурат выпятил губу. — «Осторожность»? Это сказал мужчина?
Ивану Ивановичу следовало обидеться и схватиться за ритуальный кинжал. Но, будучи человеком с европейским образованием и европейским же взглядом на жизнь, он не стал делать ни того, ни другого, а вместо этого попытался воззвать к разуму:
— Соваться в воинскую часть — это самоубийство! Вы хоть понимаете, сколько там оружия и людей, которых специально учили, как с этим оружием обращаться?
Мурат презрительно рассмеялся.
— Ты говоришь о русских? Что они в сравнении с нами? Большинство из них не знает, где у автомата курок. Когда-то они умели воевать, но всё это в прошлом.
Высокопарный стиль Мурата еще больше разозлил Ивана Ивановича.
— В прошлом? — переспросил он с яростью. — И может быть, в прошлом они захватили и выпотрошили два военных транспортных самолета?
— Боевые истребители против беззащитного транспорта? Да, так русские воевать, конечно, умеют. А поглядел бы ты на них в честном бою…
Черный Пес не без интереса следил за их перепалкой, но реплик пока не подавал. Иван Иванович вдруг сообразил, что существует отличная возможность поставить Мурата на положенное ему место.
— Хорошо, — сказал он. — Пусть нас рассудит тамада [57].
Мурат на секунду замер, тупо глядя перед собой, а потом губы его растянулись в широкой улыбке. Он тоже понял, на что намекает Иван Иванович. Сколько бы они ни спорили, решение примет старший и по возрасту, и по положению — Черный Пес.
Черный Пес под их вопросительными взглядами поиграл тростью.
— Вы высказались? — спросил он. — Никто не хочет ничего добавить?
— Я считаю предложение Мурата авантюрой, — быстро заговорил Иван Иванович.
— Силы, которыми мы здесь располагаем, слишком малы, чтобы всерьез обсуждать подобную акцию. Нам нужно провести рекогносцировку, выяснить подробности об этой… воинской части номер 461-13 «бис», о личном составе, о вооружении. Кроме того, в наше задание, если я его правильно понял, входило не столько установить принадлежность истребителей, атаковавших наши транспорты, сколько выявить всю схему подготовки перехвата. Мы пока еще не выполнили эту часть задания, и предложенная Муратом акция может только нам повредить.
Иван Ивановичу казалось, что он привел прямо-таки железные аргументы в свою пользу. Но Мурат, видимо, считал иначе: глядя на Черного Пса, он продолжал улыбаться. Так улыбаются взрослые и умудренные опытом люди, когда в их присутствии выступает неоперившийся вьюноша, у которого, как известно, всё еще впереди.
«Каков подонок, — подумал Иван Иванович о Мурате. — Едва ноги унес из Москвы, но и теперь героя из себя корчит. И держит себя так, будто не я его нанял, а он меня».
— Присядьте оба, — распорядился Черный Пес, когда очередное па неожиданного противостояния само собой завершилось. — Присядьте и послушайте историю, которую мне рассказывали, когда я был еще совсем маленьким мальчиком и не знал штанов…
«Начинается, — Иван Иванович воздел очи горе. — И это мое руководство, Аллах вас всех побери!»
— …Давным-давно, — начал рассказ руководитель военной разведки, — жил на свете черный ногаец [58]. Был он велик и страшен. Седло его приросло к коню, сам он прирос к седлу, изо рта пламя бьет, из-под копыт искры летят — так он ездил.
И вот как-то раз напал черный ногаец на один аул, сжег его, шашкой своей изрубил всех людей. В живых осталась лишь одна беременная женщина, которая собирала в тот день груши. Она родила мальчика и умерла. А к мальчику подошел волк и хотел его съесть. Только волк кинулся на мальчика, тот просунул ему в пасть руку и сломал все клыки. Потом мальчик вспрыгнул на спину волка и схватил его за уши.
«Я твой всадник, а ты — мой конь!» — сказал мальчик.
«Я привезу тебя к моему хозяину», — сказал волк и пустился рысью.
Мальчик верхом на волке подъехал к шалашу, у которого сидел старик и поджаривал оленя.
«Волчий щенок, откуда ты везешь этого сучьего щенка?» — спросил старик у волка.
«Один черный ногаец разгромил село, изрубил людей, осталась лишь одна женщина в лесу. Она родила этого мальчика, а он сломал мне клыки, оседлал и приехал сюда верхом на мне», — рассказал волк.
Старик подивился его рассказу и стал воспитывать мальчика. Он поил его барсучьим молоком, кормил оленьим мясом и лесными орехами. Этот старик был вещим и мог принять облик любого зверя. Однажды он обернулся медведем и стал бороться с мальчиком. Мальчик схватил медведя, притянул его к себе, сломал ему два ребра и с размаху ударил оземь.
"Ну, теперь у тебя достаточно сил, — сказал старик, — чтобы освободить свой край, на который нападает черный ногаец. Тебе нужно оружие, которое снесет ему голову, и конь, который одолеет его коня. Вон там живет мой старший брат. Он выкует тебе шашку. Для него зарежешь этого белого оленя. А тебе я даю имя Берза Дог [59]".
Берза Дог взял белого оленя и отправился туда, куда указал старик. Он увидел пещеру, из которой курился дым, подошел к ней и говорит:
«Пусть хозяину будет впрок мясо этого белого оленя!»
Выбежал из пещеры старший брат старика, железных дел мастер, с намерением драться. Увидел, что для него зарезали оленя, и драться не стал. Он был дороден, его борода и усы были опалены, на голове и плечах — черная сажа.
«Пусть будет твой приход добрым, если у тебя добрые намерения», — сказал он.
«У меня добрые намерения, а прислал меня твой младший брат».
И Берза Дог рассказал, что ему нужна шашка, которой он мог бы разрубить черного ногайца.
«Хорошо, — отвечал кузнец. — Только сдвинь-ка с места эту наковальню».
Он показал на большой камень, лежавший посреди кузни. Напряг Берза Дог все силы, но не смог сдвинуть наковальню с места. Она сидела глубоко в земле.
«Дай-ка я попробую», — сказал кузнец и без труда вырвал камень из земли, а затем вновь всадил его в землю.
«Будешь помогать мне в работе год», — сказал кузнец.
Целый год проработал Берза Дог у кузнеца и каждый день пытался вырвать наковальню из земли, чтобы проверить, сколько сил у него прибавилось. Через год он, как и кузнец, уже легко поднимал наковальню, а затем обратно ее всаживал. И теперь он вместе с кузнецом начал делать шашку. Семь дней и семь ночей они готовили уголь, мяли сталь руками, словно тесто. Семь дней и семь ночей ковали шашку, а потом стали бить ею по валунам и скалам. Шашка рассекала валуны и скалы, словно тыквы.
С шашкой Берза Дог вернулся к старику, который его воспитывал, а тот говорит:
«Теперь ты должен пойти к моему самому старшему брату. Приведешь от него сорок буйволиц», — и старик снова дал ему белого оленя.
Берза Дог приходит к самому старшему брату старика и говорит:
«Пусть хозяину будет впрок мясо этого белого оленя!»
Самый старший брат, пасший овец, выбежал навстречу Берза Догу, Увидел он прирезанного для него оленя и успокоился. После этого они стали говорить о делах. Пастух швырнул со своей ноги чувяк и попросил Берза Дога принести его. С трудом приволок Берза Дог тот чувяк.
«Ты должен проработать со мной ровно год», — сказал пастух.
Берза Дог ходил за овцами, коровами, буйволицами. Через год он взбегал на гору с одним быком на шее и двумя под мышками. Берза Дог вернулся к старику, который его воспитывал.
Старик прирезал сорок буйволиц и выделал сорок шкур.
«Теперь мы пойдем драться против черного ногайца, — сказал он. — Я превращусь в коня. Когда ты будешь драться с ногайцем, я буду драться с его конем. Чтобы удар копыта или укус коня мне не повредил, обернешь меня этими буйволиными шкурами».
И старик превратился в доброго коня. Сорока буйволиными шкурами обернул его Берза Дог. Споря с ветром, поднимались они в поднебесье, приникали к земле, словно проливной дождь. Так прибыли они в аул, где жил когда-то Берза Дог.
Конь черного ногайца, как увидел Берза Дога, заржал. Черный ногаец проснулся и встал. Изо рта его ударило пламя, из ушей повалил дым. Вскочил он на своего коня и пустил его на Берза Дога.
Стали они драться. Дерутся и их кони. Огнем и мечом бился ногаец. Берза Дог уклонялся от ударов, а каждый его удар попадал в цель. Каждый укус коня ногайца срывал с коня Берза Дога по одной буйволиной шкуре. А каждый укус коня Берза Дога вырывал у коня ногайца по одной жиле. От грохота этой битвы птицы с небес попадали, звери к земле приникли. Шашкой искромсал Берза Дог ногайца и его коня. Бой, начатый утром, продолжался до вечера. Как только ногаец испустил дух, все покойники аула ожили. Трех братьев — старика-воспитателя, кузнеца и пастуха — пригласили в аул и устроили большое веселье.
Так Берза Дог победил черного нагайца. Так победим мы [60]!
* * *
Мурат теперь не просто улыбался — он торжествовал. Иван Иванович проиграл этот спор. Аллюзии очевидны, сама сказка не подразумевает какого-либо двоякого толкования: шашки наголо и победа будет за нами!"Да они же оба авантюристы, — вдруг с ужасом для себя понял Иван Иванович.
— Что молодой, что старый. Им же не цели главное достичь с минимальными потерями — им же выпендриться надо, показать, что они круче всех! И президент ихний — Двсенародно" избранный на пожизненное правление — такой же! Ох, и доведут они нас до цугундера с такой-то политикой!"
— Хаким [61], — с безмерной почтительностью обратился Мурат к Черному Псу, — я вас правильно понял? Вы разрешаете мне и моим людям напасть на эту воинскую часть?
— Я лишь пересказал историю о битве Берза Дога с ногайцем, — ответствовал Черный Пес.
Однако Мурату требовалось нечто большее, чем пересказ старинной легенды. Он продолжал вопросительно смотреть на Черного Пса, пока тот не добавил к уже сказанному:
— Каждый волен понимать эту историю по-своему, но я понимаю ее так. Мы слишком долго были народом пастухов и ремесленников. Ногайцы топтали нашу землю, жгли наши аулы, выселяли нас на голод и смерть, а мы продолжали пасти коров и выковывать безделушки. Пора положить этому конец. Ногайцы должны быть повержены у своих собственных домов. Пришло время мести Берза Дога.
Мурат вскочил:
— Я и мои люди готовы принять бой с ногайцами. Мы выезжаем сегодня же.
Иван Иванович устало прикрылся рукой. «Идиоты, — думал он. — Какие все же идиоты…»
(В/ч 461-13 «бис», полуостров Рыбачий, сентябрь 1998 года)
День в воинской части 461-13 «бис» начался, как и всегда, с утреннего построения и развода дежурных нарядов — в караул на «периметр», на кухню и хозработы. Лукашевич заступил на охрану воздушных рубежей, засев с пачкой свежих газет в комнате под «вышкой». Дежурный по КДП, чтобы Алексею служба медом не казалась, объявил через динамики "готовность номер два [62]", и старший лейтенант, ворча, облачился в высотный компенсирующий костюм, надел подшлемник.Майор Громов расположился в своем кабинете с видом на полосу и взялся наконец за написание годового отчета, разбирая накопившиеся рапорты, представления к поощрениям и взысканиям. Дежурным по части в этот день был назначен капитан Никита Усачев, а в домике контрольно-пропускного пункта засели Женя Яровенко и рядовой второго года службы Митя Фатюхин. В общем, жизнь в воинской части 461-13 «бис» протекала медленно и умиротворенно, и недавнее брожение, связанное с продолжительными невыплатами, вспоминалось как нечто нереальное, словно случившееся с кем-то другим, и даже смешное.
Митя и Женя играли в карты. Карты были старые, засаленные, изображенные на них картинки смутили бы и самого бывалого «Жигало», но игра шла азартная, «на интерес», и на особенности колоды никто из участников не обращал внимания. Иногда оживал стоявший на столе ящик станции ближней и дальней связи, и Женя подкручивал верньеры, чтобы лучше было слышно, как переговариваются Дежурные на многочисленных вышках, пунктах, точках:
— Сто семнадцатый, ответьте Доценту. Сто семнадцатый, ответьте Доценту…
— Локатор, в девятом секторе кто-нибудь есть?
— Дипломат заходит на посадку в Мурмашах. Меняет эшелон…
— Двести двадцать седьмой, сколько у вас на РВ [63]?
— Тринадцать тысяч у меня…
— Странно, двести двадцать седьмой, у нас на локаторе — восемь тысяч…
— У меня — тринадцать…
— У нас — восемь…
— Ну так разберитесь, блин!..
— Сто семнадцатый, ответьте Доценту. Сто семнадцатый, ответьте Доценту…
— Подполковника Рассохина давно не видел?..
— У него вчера дочка замуж вышла — в городке отдыхает.
— Ха, четырнадцатый, и как погуляли?
— Хорошо погуляли. Водки, сам понимаешь, было море. Оттянулись по полной программе.
— Кто-нибудь учудил?
— Как же без этого…
— Товарищи офицеры, прекратите засорять эфир! Здесь вам армия или что?..
Женя побил туз, подсунутый Митей, козырной «шестеркой» и жизнерадостно захохотал:
— С тебя еще полбанки, салага! Митя был рядовым второго года службы и на «салагу» обиделся. К тому же и проигрыш.
— Ты говори, да не заговаривайся, сержант, — предупредил он довольно агрессивно. — За базар и ответить можно.
— Можно, — легко согласился Яровенко. — Только стоит ли? Я раздаю.
Он собрал колоду и принялся ее тасовать.
— Я тебе не салага, — продолжал заводиться Митя. — Я не сегодня-завтра дедом стану.
— У нас в части дедовщины нет! — заметил Женя. — Или ты считаешь иначе? — Он вдруг бросил колоду и пристально посмотрел на Митю.