Утром все выглядело совершенно иначе. Комиссия в составе шести человек прибыла на двух автомобилях: черной «Волге» и уже знакомом «мерседесе» цвета «мокрый асфальт». Встречали ее Громов и Усачев, остальные офицеры занимались текущими делами.
Из «мерседеса» выбрался сам советник Маканин, его сопровождали незнакомый полковник ПВО и некий нервный тип в гражданском, который поминутно озирался по сторонам и что-то невнятное бормотал себе под нос. Маканин представил их офицерам. Полковник оказался штабным работником по фамилии Зартайский, а нервный тип — аналитиком из администрации, его звали Фадеев.
Из «Волги» вылезли еще трое «гражданских». Один из них, высокий и седой, в синем деловом костюме, был представлен Маканиным как депутат городского собрания, глава комитетов по вопросам конверсии, защите материнства и детства и прочая-прочая-прочая в том же духе. Следующий персонаж был еще более колоритен — с густой окладистой бородой, смахивающий на монаха — он оказался делегатом от Мурманского Общества ветеранов. Несмотря на бороду, дать больше сорока Громов ему не смог и задумался, что это за ветеран такой — в сорокалетнем возрасте? Протянув представителю Общества руку и ощутив небывалую крепость рукопожатия, Громов догадался, что перед ним, вероятно, бывший спецназовец, — тогда вполне можно объяснить, почему он ветеран в сорок лет: со времени Второй мировой Россия пережила еще множество войн, как явных, так и тайных, и рядовому личному составу войск специального назначения досталось в этих войнах по полной программе.
Но тут майор Громов забыл и о колоритном ветеране-спецназовце, и о своих соображениях по поводу новейшей военной истории. Потому что шестым, и последним, членом комиссии оказалась высокая и стройная блондинка, при взгляде на которую перехватило бы дух и у более закаленного бойца, чем наш молодой майор.
Одета девушка была просто: джинсовый костюм, широкий кожаный ремень, высокие шнурованные башмаки, на голове — армейский берет. Самое удивительное, что все эти непритязательные аксессуары лишь подчеркивали ее очарование.
— Это наша Зоя, — представил девушку Маканин, лукаво улыбаясь.
Громов кашлянул, скрывая смущение.
— В чем дело, Лев Максимович? — спросил он строго. — Ведь я же предупреждал, что у нас режимный объект.
— Все улажено, — замахал руками господин советник. — Вот бумаги. Подписано Свиридовым. Вам этого будет достаточно?
Громов, косясь на девушку, ознакомился с содержанием переданных ему бумаг. Оказывается, Маканин заручился поддержкой своей инициативы не у кого-нибудь, а у самого командира авиаполка «Заполярье» Александра Свиридова. Это было весомо.
— И все-таки…— начал было Громов, но остановился. В конце концов, разве что-нибудь изменится от того, что в состав комиссии включили молодую и симпатичную женщину?
К тому же майор понимал, что советник Маканин не из простых и, значит, лишних людей здесь нет: все они прибыли для того, чтобы решить недавно сформулированную проблему, и эта молодая женщина — в том числе.
— Зоя — наш эксперт по современным вооружениям, — пояснил господин советник.
Громов удивился было, зачем вдруг Маканину понадобился эксперт по вооружениям, но уточнять ничего не стал.
— Добро пожаловать, — сказал он Зое.
Та в ответ улыбнулась. Громов заметил, что улыбка эта получилась не совсем живой — вежливой, но не живой, — словно эксперт по современным вооружениям не привыкла улыбаться и всегда делала это через силу. Громов сразу потерял к ней интерес. «Валькирия, — подумал он. — Еще одна валькирия».
Громову приходилось иметь дело с женщинами в военной форме. Опыт этот был печален. В конце концов майор пришел к выводу, что всех женщин, добровольно решивших посвятить себя военной службе, можно разделить на две категории: валькирии и маркитантки. К первой категории относились те, кто, лелея какие-то свои потаенные комплексы, уходит от привычной и скучной жизни в мир, как им кажется, «сильных ощущений». Они панически боятся мужчин, но страх этот не выказывают, компенсируя его озлобленностью. Нет ничего страшнее для бойца, чем оказаться в подчинении у такой «валькирии».
Второй тип — маркитантки — идут в армию примерно за тем же самым, только вот «сильные ощущения» они понимают по-своему. Зная прекрасно, как трудно приходится бойцам без женской ласки, до какой степени может помрачиться рассудок в результате «спермотоксикоза», они пользуются этим на полную катушку, меняя мужиков каждую ночь и требуя оплаты в виде различных поблажек и услуг. Сексуальная ненасытность и истерическая капризность — вот каковы, по мнению Громова, были отличительные признаки современных маркитанток.
— Что ж, ведите нас, товарищ майор, — обратился советник Маканин к Громову.
— Прошу, — сказал Константин, подводя гостей к шлагбауму контрольно-пропускного пункта. — Что вас прежде всего интересует? — поинтересовался он у Маканина, когда гости оказались на территории части.
Маканин приостановился, поднял руку и как-то неопределенно пошевелил пальцами у Громова перед носом.
— Я вам полностью доверяю, — заявил господин советник. — Показывайте только то, что сочтете нужным показать.
Громов растерялся. Чего добивается Маканин? Если эта инспекция — пустая формальность, зачем было ее затевать? А если не пустая и не формальность, то откуда такое пренебрежение маршрутом экскурсии?
Выручила его «валькирия» по имени Зоя.
— Я бы взглянула на ваши истребители, — сказала она, все так же бледно и вежливо улыбаясь.
— Пожалуйста, — с легким сердцем согласился Громов, и вся компания направилась к ангарам.
В этот момент у открытых ворот ангара номер два сверхсрочник Женя Яровенко рассказывал старшему лейтенанту Алексею Лукашевичу очередной анекдот из жизни военной авиации.
— …Взлетает, значит, американец, — рассказывал Женя, руками изображая, как тот взлетает. — Эф, скажем, шестнадцать. Взлетает он и докладывает на базу: «Значит, такой-то взлетел, следую в указанный квадрат». Диспетчер ему отвечает: «Вас, значит, понял. Записываю: такой-то следует в указанный квадрат». Через некоторое время, значит, снова эф-шестнадцатый докладывает: «Я такой-то, вхожу в указанный квадрат». Ему снова отвечают: «Вас, значит, понял. Записываю: такой-то входит в указанный квадрат». Еще, значит, через несколько минут эф-шестнадцатый докладывает: «Вижу ДМиГ»! Вижу ДМиГ"!" А ему отвечают: «Вас понял. Вычеркиваю». Лукашевич засмеялся.
— Хороший анекдот, — оценил он. — Жизненный.
— Смотри-ка, старший, — Яровенко непроизвольно встал навытяжку. — Комиссия к нам, что ли? Лукашевич поглядел и тоже подобрался:
— Точно. Они.
Комиссия в сопровождении Громова и Усачева приблизилась к ангару. Лукашевич одернул форменную куртку и доложился своему командиру по уставу. Громов выслушал, сказал: «Вольно» и попросил старшего лейтенанта показать «машину». Лукашевич выказал готовность показать и рассказать. Когда комиссия проследовала в ангар, инициативу перехватила эксперт по современным вооружениям Зоя.
— Итак, что у вас тут? — потребовала она отчета.
Лукашевич оценивающее взглянул на нее. Он, в общем, разделял мнение своего друга и непосредственного начальника о том, что собой представляют женщины на военной службе, и тоже отнес Зою к категории «валькирий», но ее мордашка и все остальное-прочее ему понравились, и он решил познакомиться поближе. Для начала выяснив, насколько она компетентна в своей области.
Повернув рубильник, Лукашевич включил свет, похлопал стоящий в ангаре самолет по фюзеляжу под срезом воздухозаборника и начал лекцию:
— Тут у нас многоцелевой истребитель «МиГ-23», модификация — «МЛ». Сейчас он зачехлен, но в течение нескольких минут может быть приведен в состоянии полной боевой готовности…
— «Двадцать третий»? — переспросила Зоя и недовольно поморщилась. — Это же старье. «Бронетранспортер с крыльями».
Человеку, далекому от проблем современной военной авиации, могло бы показаться странным сравнение истребителя с бронетранспортером. Однако Лукашевич понял, что имеется в виду. Так «МиГ-23» называли американцы. За один из главных его недостатков — очень узкий обзор из кабины летчика. Подобное сравнение говорило в пользу Зои — она, судя по всему, разбиралась в предмете, — однако само ее пренебрежительно-брезгливое отношение к любимой «машине» Лукашевича вызвало у того вспышку злости.
— А знаете ли вы, — агрессивно осведомился он, — что «МиГ-23» — единственный самолет в истории авиации, пролетевший две тысячи километров без пилота и упавший только после полной выработки топлива?
Это была знаменитая байка. В 1989 году газеты Западной Европы облетело сенсационное известие. В одном из густонаселенных районов Бельгии недалеко от города Куртрэ упал боевой самолет «МиГ-23» с советскими опознавательными знаками. Но еще больше шума вызвали подробности происшествия. Как выяснилось, за несколько часов до падения машины, в момент взлета на территории Польши, из нее катапультировался летчик — полковник и замполит части — Николай Скуридин. Истребитель самостоятельно набрал высоту и полетел себе на запад. И никто его не сбил. Генерал-лейтенант Шапошников, комментируя происшествие, тогда заявил: «Случай, по нашим данным, в истории боевой авиации уникальный. По крайней мере, я не припомню, чтобы машина, покинутая пилотом, совершила столь далекий неуправляемый полет. Мы сами удивлены тем расстоянием, какое он сумел пройти. Дальность оказалась выше, чем предполагали».
— Да, я знаю про этот случай, — сказала Зоя. Но Лукашевич не удовлетворился одним примером. Под поощрительным взглядом Громова он выдал вторую байку.
Вторая байка тоже заслуживала внимания. Ничуть не меньшего, чем первая. Произошло это в истребительном полку ПВО, базирующемся на аэродроме Стрый. Во время учебного ночного перехвата истребитель «МиГ-23» оказался несколько выше цели, но на расстоянии визуальной дальности. В ночное время пилоты определяют это расстояние по пламени, выходящему из сопла самолета противника. Летчик доложил на командно-диспетчерский пункт, что видит цель и начинает сближение. Как выяснилось позднее, он ошибся, приняв за самолет отражение луны в озере. Однако к тому моменту, когда на КДП сообразили, что «МиГ» атакует ложную цель, он успел войти в пике, преодолел два звуковых барьера и подходил уже к третьему. Но самое удивительное заключается в том, что на этой безумной скорости (три Маха!) пилоту удалось вывести самолет из пикирования и без каких-либо проблем вернуться на свой аэродром. Последствия сумасшедшего маневра были ужасающими: обшивка в хвостовой части фюзеляжа стала гофрированной, смялась, а на стабилизаторе и руле направления она частями и вовсе отсутствовала. Истребитель после этого вылета пришлось списать. Что стало с пилотом, история умалчивает.
— Какие-то странные примеры вы мне приводите, — заметила Зоя, презрительно поморщившись. — Катастрофы, аварии, всеобщая безалаберность… Это всё, что вы можете сказать в защиту вашего старья?
Лукашевич почувствовал себя идиотом. В самом деле, чего это он? Катастрофы, аварии… Но и приводить тактико-технические характеристики без каких-либо комментариев казалось не слишком уместным. Верный путь ему подсказал некий бородатый и крепкий субъект в «ветровке» (Лукашевич еще не знал, что это бывший спецназовец и представитель Общества ветеранов). Бородач выдвинулся вперед и пробурчал, неприязненно Зою разглядывая:
— «Бич» — отличная модель. Испытанная боем. Он и в Афгане нам помогал, и в Ливане, и еще кое-где…
Где конкретно находится это «кое-где» бородач уточнять не стал, но Лукашевичу сказанного оказалось достаточно, чтобы перевести лекцию в более продуктивное русло. В училище они подробнейшим образом изучали все боевые операции, в которых принимали участие советские истребители. Лукашевич ухватился за идею, подброшенную бородачом, и с ходу выдал краткий обзор по применению «МиГа-23» во время сирийско-израильской войны за контроль над Ливаном [19]. Для начала старший лейтенант вкратце обрисовал ситуацию, сложившуюся в ходе этого затянувшегося конфликта вокруг поставок сирийцам советского вооружения. Израильские войска били дружественных нам арабов в хвост и гриву, но после того, как советское руководство передало Сирии тридцать машин модели «МиГ-23БН» и «МиГ-23МФ», положение на фронтах резко переменилось. Впору вспомнить анекдот, рассказанный несколько минут назад Женей Яровенко: «Вижу ДМиГ»! Вижу ДМиГ"!" — «Вас понял. Вычеркиваю».
Израильские "F-15 [20]" и "F-16 [21]" наконец-то столкнулись с равным (а в чем-то и превосходящим) противником. И теперь уже не сирийцы сыпались с неба, посылая проклятья воинственному иудейскому богу, а сами сыны колен Израилевых, объятые пламенем, заваливались в предсмертное пике. «МиГи» показали себя первоклассными истребителями, способными вести воздушную войну как с наземной поддержкой, так и совсем без оной.
— Во-во, — подытожил бородатый ветеран, выслушавший лекцию Лукашевича вместе со всеми, — проверенная машина. А ваши новомодные «сухие» еще не известно, как себя в бою покажут. Пока ведь только фигуры крутят, а это любой щенок на планере проделать может.
Лукашевич и тут имел свое мнение (новейшие истребители КБ Павла Сухого он уважал), но высказывать его пока не стал.
— Спасибо за интересный доклад, — поблагодарил советник Маканин. — Но нас, думаю, ждут и другие дела, — он посмотрел на Громова.
— Да-да, конечно, — спохватился тот. — Идемте, капитан Усачев покажет нам ангар технического обслуживания.
— А вас, — Маканин снова повернулся к Лукашевичу, — я жду после обеда для собеседования.
Комиссия удалилась, оставив старшего лейтенанта в недоумении. Какое собеседование? Зачем вообще господину советнику нужно встречаться с одним из офицеров? Для того, чтобы выделить гуманитарную помощь, нет необходимости в каких-то собеседованиях, и, значит, речь пойдет о другом. Он вспомнил слова Громова о том, что советник может чего-то потребовать в оплату помощи. Смутное подозрение охватило его. А не собирается ли Маканин использовать воинскую часть 461-13 «бис» для решения политических задач? Лукашевич слышал о подобных прецедентах в регионах, у местных властей давно чесались руки поправить свое пошатнувшееся положение силами армии, однако ни к чему хорошему это не приводило. «Если Маканин собирается сделать именно это, — подумал Лукашевич, — то Костя ему откажет. Что ж, будем тогда выгребать своими силами».
За три часа, оставшихся до обеда, комиссия посетила ангар технического обслуживания, командно-диспетчерский пункт "ближнего привода [22]" в конце взлетно-посадочной полосы и «бочки» военного городка. На обед комиссия не осталась. Уехали все, за исключением советника Маканина. Но и он в столовой не появился, уединившись с Громовым в командирской «бочке».
Встретившись со Стуколиным, только что сдавшим дежурство Беленкову, Лукашевич сразу поинтересовался:
— Комиссию видел?
— Угу, — отвечал Стуколин, хлебая постные щи. — Маканин мне назначил собеседование.
— И тебе тоже? Стуколин отложил ложку.
— А кому еще?
— Мне.
— Интересная ситуация вырисовывается, — заметил Стуколин. — Маканин назначил собеседование тебе, мне и Громову. Но не назначил Беленкову. Получается, его интересуют не летающие офицеры сами по себе, а именно мы трое. Как ты думаешь, почему?
— Видимо, он хочет говорить с теми, кто обратился к нему за помощью.
— За помощью к нему обратились не мы, — возразил Стуколин, — а наше воинское подразделение.
— М-да… проблемка…— Лукашевич задумался, и снова нехорошее подозрение возникло у него. — Как считаешь, может этот советник предложить нам, скажем, отстреляться по какой-нибудь цели?
Стуколин подавился щами и некоторое время откашливался.
— С чего это тебе в голову взбрело? — спросил он Лукашевича строго.
— Так, ерунда всякая лезет…— отмахнулся от безумной идеи Алексей, еще не зная, как она близка к истине.
— Ладно, не будем друг другу головы морочить, — постановил Стуколин. — Через полчаса нам всё расскажут.
Маканин и Громов дожидались старших лейтенантов в командирской «бочке». Когда-то здесь жила семья Громовых: он сам, молодая жена и сынишка. Заглянув вечерком на огонек, можно было окунуться в атмосферу настоящего домашнего уюта, забыть под веселый щебет Наташи Громовой и выкрики Кирюши, азартно изничтожающего в очередной компьютерной игре ватагу рисованных монстров, о снежной пурге за маленьким окном, о том, что сегодня в ночное дежурство, что метеосводка плохая и не дай Бог какая-нибудь сволочь, воспользовавшись непогодой, захочет потренироваться в пересечении чужой границы. Теперь всё изменилось, хроническое безденежье вынудило Громова отправить семью в Питер к родителям, и в его «бочке» царило холостяцкое запустение.
Советник и майор сидели за столом на импровизированной кухне и пили крепкий чай. В присутствии Маканина лейтенанты доложились своему командиру по полной форме, и тот, приняв рапорт, предложил им садиться.
— Ну что, начнем, пожалуй, — сказал господин советник.
Наклонившись, он извлек из стоявшего у его ног саквояжа толстую папку черной кожи, раскрыл ее и стал выкладывать на стол некие листки, в которых офицеры без труда опознали ксерокопии страниц их личных дел. Разложив страницы так, чтобы почти все они были видны присутствующим, Маканин зачитал:
— Майор Громов. Константин Кириллович. Тридцать три года. Военный летчик первого класса. Закончил Краснодарское высшее военное училище [23]. Летал в группе мастеров высшего пилотажа «Русские витязи», был переведен в часть 461-13 «бис» два года назад в связи с допущенной во время исполнения фигуры высшего пилотажа ошибки, стоившей жизни французскому авиатору. Произошло это на авиационной выставке в Ле Бурже.
Старший лейтенант Стуколин. Алексей Михайлович. Тридцать три года. Военный летчик второго класса. Закончил Краснодарское высшее военное училище. За две недели до выпуска искалечил в немотивированной драке сержанта инженерно-саперных войск. Получил распределение в часть 461-13 «бис».
Старший лейтенант Лукашевич. Алексей Юрьевич. Тридцать три года. Военный летчик второго класса. Закончил Краснодарское высшее военное училище. Перед комиссией по распределению настоял о переводе в часть 461-13 «бис», выражая таким образом солидарность с противоправными действиями старшего лейтенанта Стуколина. В прошлом году во время патрульного полета атаковал военный катер, впоследствии по официальной версии признанный нарушителем.
Маканин сделал паузу, взглянув на офицеров. Зрелище было то еще. Все трое сидели, открыв рты, совершенно ошарашенные, не понимающие, зачем эти слова были произнесены.
— Это Жак допустил ошибку, — сказал Громов. — К такому выводу пришла специальная комиссия.
— Я атаковал катер по приказу с земли, — сказал Лукашевич. — Это были контрабандисты.
Лишь Стуколин помалкивал. Он действительно сделал большую глупость, искалечив сержанта-сапера за две недели до выпуска. Правда, насчет «немотивированности» этого проступка можно было поспорить. Если бы драка действительно была «немотивированной», все закончилось бы военным трибуналом, а так дело предпочли замять. Впрочем, Стуколин предпочитал не распространяться на сей счет.
— Всё это мне известно, — заявил Маканин. — Но любое из этих происшествий можно трактовать как преступление. И я вас уверяю, если возникнет в том нужда, они будут истолкованы именно таким образом.
— Вы нам угрожаете? — вскипел Громов. — Не понимаю вас, господин советник.
Маканин покачал головой — как показалось офицерам, разочарованно.
— Вы могли бы догадаться, что я подготовился к этой встрече, — сказал он. — Вы могли бы догадаться, что я не случайно выбрал наиболее щекотливые факты вашей биографии. Вы могли бы догадаться, что это не моя пустая прихоть, а продуманный шаг. Но я готов объясниться. Я сделал это для того, чтобы вы поняли: на каждого из вас есть компрометирующий материал, и если хоть кто-нибудь, кроме вас, узнает о том, что будет сказано сегодня в этой комнате, всем трем делам будет дан ход; вы предстанете перед трибуналом и лишитесь звании, работы, чести.
Наступила тягучая и страшная в своей неопределенности пауза.
— К чему такие меры? — спросил наконец Стуколин. — Мы боевые офицеры, мы умеем хранить государственные тайны.
— Не всякую тайну можно доверить просто так, — сказал Маканин проникновенно; он начал складывать листы ксерокопий в одну общую стопку. — В слишком сложном мире мы с вами живем.
— Так, может, и не стоит сообщать нам тайну? — предложил Лукашевич. — Обойдемся как-нибудь без нее?
— Теперь уже поздно. — Маканин выпрямился на стуле и снова стал похож на знаменитого премьер-министра Великобритании. — Все члены инспекционной комиссии проголосовали «за». Вы включены в игру, и просто так выйти из нее вам не позволят.
— Но почему? Почему?!
— Потому что Россия стоит на пороге войны. Очень большой войны…
Глава седьмая. ПОДГОТОВКА ПЛАЦДАРМА.
Не были исключением и офицеры КДП «дальнего привода» авиаполка «Заполярье», что в Оленегорске. Один из них, майор Герасимов, вообще слыл беспредельщиком в этом вопросе, не прикасаясь к пульту по месяцу. И надо же было такому случиться, что секретная и внезапная инспекция от командования округом пришлась как раз на его дежурство.
Только-только майор успел разместиться на диванчике для резерва со свежим номером «Спид-Инфо», посадив за пульт ефрейтора Никиту Калабаева, родом из Иванова, как дверь распахнулась и в помещение командно-диспетчерского пункта, без какой-либо спешки, один за другим, вошли четверо. От обилия звезд на погонах вошедших у Герасимова зарябило в глазах. Он вскочил, попытался быстро застегнуться, но было уже поздно.
— Ага! — сказал незнакомый Герасимову генерал-майор. — Очень интересно! Как вы это объясните, товарищ полковник?
Командир авиаполка Александр Свиридов (он, разумеется, тоже был здесь — один из четверых) опустил глаза. Объяснять было нечего: его самого застали врасплох, а нарушение устава — это и в Африке нарушение устава. Объяснить попытался сам Герасимов, он что-то заблеял, но генерал-лейтенант остановил его нетерпеливым движением руки.
— Расслабляетесь, блядь! — генерал-майор не спрашивал, он констатировал. — Курорт устроили, блядь! Газетки почитываем, блядь!
Остальные члены инспекционной комиссии только поддакивали. На Герасимова было страшно смотреть. Он понял, что его военная карьера закончена.
Генерал-майор побушевал, потопал ногами, и на следующей неделе в авиаполку «Заполярье» произошли кадровые перестановки. Александр Свиридов отделался легким испугом в виде выговора, а потому без каких-либо колебаний и затяжек провел советы генерал-майора по реформированию порядка несения командно-диспетчерской службы в жизнь. Тем более что советы эти носили скорее приказной, чем рекомендательный характер.
(Пансионат «Полярный круг», Мурманская область, август 1998 года)
Номенклатурные работники мурманской администрации любили коротать вечера с субботы на воскресенье в частном пансионате «Полярный круг», что в трех десятках километров южнее Мурманска, Охота здесь была никакая, да и мурманские градоначальники предпочитали активному отдыху пассивный, а потому алкали удовольствий иного рода: хорошая, дорогая выпивка, хорошая, дорогая закуска, хорошие и дорогие девочки. Кроме того, имелись здесь отличная банька и никогда не замерзающее озерцо, плюхнуться в которое после парной было и приятно, и полезно.
Господин советник Маканин выбрал пансионат для проведения переговоров потому, что в отличие от большинства пансионатов, приватизированных к концу века в этих краях, «Полярный круг» лишь номинально являлся частным. Конторы под громким и претенциозным названием «Отдохни!» (Акционерное общество закрытого типа), которой якобы принадлежал пансионат, в природе не существовало. Финансирование «Полярного круга» проводилось с секретного счета Федеральной Службы Безопасности, то есть из альма-матер Маканина — КГБ. По этой причине обслуживающий персонал в пансионате сохранился старый, вышколенный, с расписками о неразглашении, обученный держать язык за зубами, а свое мнение при себе. Что и нужно было осторожному Маканину.
Итак, в один из вечеров в холле у камина расположились с горячим глинтвейном в бокалах трое бывших сослуживцев — сам советник Маканин, полковник ПВО Зартайский, выезжавший в часть 461-13 «бис» в составе памятной комиссии, и лейтенант ФСБ Владимир Фокин. Этот последний оказался в компании прожженных стратегов-интриганов по вполне уважительной причине — он уже шесть лет занимался координацией совместных операций армии и ФСБ в Заполярье, а потому должен был стать основным исполнителем в рамках намеченного в верхах плана.
Из «мерседеса» выбрался сам советник Маканин, его сопровождали незнакомый полковник ПВО и некий нервный тип в гражданском, который поминутно озирался по сторонам и что-то невнятное бормотал себе под нос. Маканин представил их офицерам. Полковник оказался штабным работником по фамилии Зартайский, а нервный тип — аналитиком из администрации, его звали Фадеев.
Из «Волги» вылезли еще трое «гражданских». Один из них, высокий и седой, в синем деловом костюме, был представлен Маканиным как депутат городского собрания, глава комитетов по вопросам конверсии, защите материнства и детства и прочая-прочая-прочая в том же духе. Следующий персонаж был еще более колоритен — с густой окладистой бородой, смахивающий на монаха — он оказался делегатом от Мурманского Общества ветеранов. Несмотря на бороду, дать больше сорока Громов ему не смог и задумался, что это за ветеран такой — в сорокалетнем возрасте? Протянув представителю Общества руку и ощутив небывалую крепость рукопожатия, Громов догадался, что перед ним, вероятно, бывший спецназовец, — тогда вполне можно объяснить, почему он ветеран в сорок лет: со времени Второй мировой Россия пережила еще множество войн, как явных, так и тайных, и рядовому личному составу войск специального назначения досталось в этих войнах по полной программе.
Но тут майор Громов забыл и о колоритном ветеране-спецназовце, и о своих соображениях по поводу новейшей военной истории. Потому что шестым, и последним, членом комиссии оказалась высокая и стройная блондинка, при взгляде на которую перехватило бы дух и у более закаленного бойца, чем наш молодой майор.
Одета девушка была просто: джинсовый костюм, широкий кожаный ремень, высокие шнурованные башмаки, на голове — армейский берет. Самое удивительное, что все эти непритязательные аксессуары лишь подчеркивали ее очарование.
— Это наша Зоя, — представил девушку Маканин, лукаво улыбаясь.
Громов кашлянул, скрывая смущение.
— В чем дело, Лев Максимович? — спросил он строго. — Ведь я же предупреждал, что у нас режимный объект.
— Все улажено, — замахал руками господин советник. — Вот бумаги. Подписано Свиридовым. Вам этого будет достаточно?
Громов, косясь на девушку, ознакомился с содержанием переданных ему бумаг. Оказывается, Маканин заручился поддержкой своей инициативы не у кого-нибудь, а у самого командира авиаполка «Заполярье» Александра Свиридова. Это было весомо.
— И все-таки…— начал было Громов, но остановился. В конце концов, разве что-нибудь изменится от того, что в состав комиссии включили молодую и симпатичную женщину?
К тому же майор понимал, что советник Маканин не из простых и, значит, лишних людей здесь нет: все они прибыли для того, чтобы решить недавно сформулированную проблему, и эта молодая женщина — в том числе.
— Зоя — наш эксперт по современным вооружениям, — пояснил господин советник.
Громов удивился было, зачем вдруг Маканину понадобился эксперт по вооружениям, но уточнять ничего не стал.
— Добро пожаловать, — сказал он Зое.
Та в ответ улыбнулась. Громов заметил, что улыбка эта получилась не совсем живой — вежливой, но не живой, — словно эксперт по современным вооружениям не привыкла улыбаться и всегда делала это через силу. Громов сразу потерял к ней интерес. «Валькирия, — подумал он. — Еще одна валькирия».
Громову приходилось иметь дело с женщинами в военной форме. Опыт этот был печален. В конце концов майор пришел к выводу, что всех женщин, добровольно решивших посвятить себя военной службе, можно разделить на две категории: валькирии и маркитантки. К первой категории относились те, кто, лелея какие-то свои потаенные комплексы, уходит от привычной и скучной жизни в мир, как им кажется, «сильных ощущений». Они панически боятся мужчин, но страх этот не выказывают, компенсируя его озлобленностью. Нет ничего страшнее для бойца, чем оказаться в подчинении у такой «валькирии».
Второй тип — маркитантки — идут в армию примерно за тем же самым, только вот «сильные ощущения» они понимают по-своему. Зная прекрасно, как трудно приходится бойцам без женской ласки, до какой степени может помрачиться рассудок в результате «спермотоксикоза», они пользуются этим на полную катушку, меняя мужиков каждую ночь и требуя оплаты в виде различных поблажек и услуг. Сексуальная ненасытность и истерическая капризность — вот каковы, по мнению Громова, были отличительные признаки современных маркитанток.
— Что ж, ведите нас, товарищ майор, — обратился советник Маканин к Громову.
— Прошу, — сказал Константин, подводя гостей к шлагбауму контрольно-пропускного пункта. — Что вас прежде всего интересует? — поинтересовался он у Маканина, когда гости оказались на территории части.
Маканин приостановился, поднял руку и как-то неопределенно пошевелил пальцами у Громова перед носом.
— Я вам полностью доверяю, — заявил господин советник. — Показывайте только то, что сочтете нужным показать.
Громов растерялся. Чего добивается Маканин? Если эта инспекция — пустая формальность, зачем было ее затевать? А если не пустая и не формальность, то откуда такое пренебрежение маршрутом экскурсии?
Выручила его «валькирия» по имени Зоя.
— Я бы взглянула на ваши истребители, — сказала она, все так же бледно и вежливо улыбаясь.
— Пожалуйста, — с легким сердцем согласился Громов, и вся компания направилась к ангарам.
В этот момент у открытых ворот ангара номер два сверхсрочник Женя Яровенко рассказывал старшему лейтенанту Алексею Лукашевичу очередной анекдот из жизни военной авиации.
— …Взлетает, значит, американец, — рассказывал Женя, руками изображая, как тот взлетает. — Эф, скажем, шестнадцать. Взлетает он и докладывает на базу: «Значит, такой-то взлетел, следую в указанный квадрат». Диспетчер ему отвечает: «Вас, значит, понял. Записываю: такой-то следует в указанный квадрат». Через некоторое время, значит, снова эф-шестнадцатый докладывает: «Я такой-то, вхожу в указанный квадрат». Ему снова отвечают: «Вас, значит, понял. Записываю: такой-то входит в указанный квадрат». Еще, значит, через несколько минут эф-шестнадцатый докладывает: «Вижу ДМиГ»! Вижу ДМиГ"!" А ему отвечают: «Вас понял. Вычеркиваю». Лукашевич засмеялся.
— Хороший анекдот, — оценил он. — Жизненный.
— Смотри-ка, старший, — Яровенко непроизвольно встал навытяжку. — Комиссия к нам, что ли? Лукашевич поглядел и тоже подобрался:
— Точно. Они.
Комиссия в сопровождении Громова и Усачева приблизилась к ангару. Лукашевич одернул форменную куртку и доложился своему командиру по уставу. Громов выслушал, сказал: «Вольно» и попросил старшего лейтенанта показать «машину». Лукашевич выказал готовность показать и рассказать. Когда комиссия проследовала в ангар, инициативу перехватила эксперт по современным вооружениям Зоя.
— Итак, что у вас тут? — потребовала она отчета.
Лукашевич оценивающее взглянул на нее. Он, в общем, разделял мнение своего друга и непосредственного начальника о том, что собой представляют женщины на военной службе, и тоже отнес Зою к категории «валькирий», но ее мордашка и все остальное-прочее ему понравились, и он решил познакомиться поближе. Для начала выяснив, насколько она компетентна в своей области.
Повернув рубильник, Лукашевич включил свет, похлопал стоящий в ангаре самолет по фюзеляжу под срезом воздухозаборника и начал лекцию:
— Тут у нас многоцелевой истребитель «МиГ-23», модификация — «МЛ». Сейчас он зачехлен, но в течение нескольких минут может быть приведен в состоянии полной боевой готовности…
— «Двадцать третий»? — переспросила Зоя и недовольно поморщилась. — Это же старье. «Бронетранспортер с крыльями».
Человеку, далекому от проблем современной военной авиации, могло бы показаться странным сравнение истребителя с бронетранспортером. Однако Лукашевич понял, что имеется в виду. Так «МиГ-23» называли американцы. За один из главных его недостатков — очень узкий обзор из кабины летчика. Подобное сравнение говорило в пользу Зои — она, судя по всему, разбиралась в предмете, — однако само ее пренебрежительно-брезгливое отношение к любимой «машине» Лукашевича вызвало у того вспышку злости.
— А знаете ли вы, — агрессивно осведомился он, — что «МиГ-23» — единственный самолет в истории авиации, пролетевший две тысячи километров без пилота и упавший только после полной выработки топлива?
Это была знаменитая байка. В 1989 году газеты Западной Европы облетело сенсационное известие. В одном из густонаселенных районов Бельгии недалеко от города Куртрэ упал боевой самолет «МиГ-23» с советскими опознавательными знаками. Но еще больше шума вызвали подробности происшествия. Как выяснилось, за несколько часов до падения машины, в момент взлета на территории Польши, из нее катапультировался летчик — полковник и замполит части — Николай Скуридин. Истребитель самостоятельно набрал высоту и полетел себе на запад. И никто его не сбил. Генерал-лейтенант Шапошников, комментируя происшествие, тогда заявил: «Случай, по нашим данным, в истории боевой авиации уникальный. По крайней мере, я не припомню, чтобы машина, покинутая пилотом, совершила столь далекий неуправляемый полет. Мы сами удивлены тем расстоянием, какое он сумел пройти. Дальность оказалась выше, чем предполагали».
— Да, я знаю про этот случай, — сказала Зоя. Но Лукашевич не удовлетворился одним примером. Под поощрительным взглядом Громова он выдал вторую байку.
Вторая байка тоже заслуживала внимания. Ничуть не меньшего, чем первая. Произошло это в истребительном полку ПВО, базирующемся на аэродроме Стрый. Во время учебного ночного перехвата истребитель «МиГ-23» оказался несколько выше цели, но на расстоянии визуальной дальности. В ночное время пилоты определяют это расстояние по пламени, выходящему из сопла самолета противника. Летчик доложил на командно-диспетчерский пункт, что видит цель и начинает сближение. Как выяснилось позднее, он ошибся, приняв за самолет отражение луны в озере. Однако к тому моменту, когда на КДП сообразили, что «МиГ» атакует ложную цель, он успел войти в пике, преодолел два звуковых барьера и подходил уже к третьему. Но самое удивительное заключается в том, что на этой безумной скорости (три Маха!) пилоту удалось вывести самолет из пикирования и без каких-либо проблем вернуться на свой аэродром. Последствия сумасшедшего маневра были ужасающими: обшивка в хвостовой части фюзеляжа стала гофрированной, смялась, а на стабилизаторе и руле направления она частями и вовсе отсутствовала. Истребитель после этого вылета пришлось списать. Что стало с пилотом, история умалчивает.
— Какие-то странные примеры вы мне приводите, — заметила Зоя, презрительно поморщившись. — Катастрофы, аварии, всеобщая безалаберность… Это всё, что вы можете сказать в защиту вашего старья?
Лукашевич почувствовал себя идиотом. В самом деле, чего это он? Катастрофы, аварии… Но и приводить тактико-технические характеристики без каких-либо комментариев казалось не слишком уместным. Верный путь ему подсказал некий бородатый и крепкий субъект в «ветровке» (Лукашевич еще не знал, что это бывший спецназовец и представитель Общества ветеранов). Бородач выдвинулся вперед и пробурчал, неприязненно Зою разглядывая:
— «Бич» — отличная модель. Испытанная боем. Он и в Афгане нам помогал, и в Ливане, и еще кое-где…
Где конкретно находится это «кое-где» бородач уточнять не стал, но Лукашевичу сказанного оказалось достаточно, чтобы перевести лекцию в более продуктивное русло. В училище они подробнейшим образом изучали все боевые операции, в которых принимали участие советские истребители. Лукашевич ухватился за идею, подброшенную бородачом, и с ходу выдал краткий обзор по применению «МиГа-23» во время сирийско-израильской войны за контроль над Ливаном [19]. Для начала старший лейтенант вкратце обрисовал ситуацию, сложившуюся в ходе этого затянувшегося конфликта вокруг поставок сирийцам советского вооружения. Израильские войска били дружественных нам арабов в хвост и гриву, но после того, как советское руководство передало Сирии тридцать машин модели «МиГ-23БН» и «МиГ-23МФ», положение на фронтах резко переменилось. Впору вспомнить анекдот, рассказанный несколько минут назад Женей Яровенко: «Вижу ДМиГ»! Вижу ДМиГ"!" — «Вас понял. Вычеркиваю».
Израильские "F-15 [20]" и "F-16 [21]" наконец-то столкнулись с равным (а в чем-то и превосходящим) противником. И теперь уже не сирийцы сыпались с неба, посылая проклятья воинственному иудейскому богу, а сами сыны колен Израилевых, объятые пламенем, заваливались в предсмертное пике. «МиГи» показали себя первоклассными истребителями, способными вести воздушную войну как с наземной поддержкой, так и совсем без оной.
— Во-во, — подытожил бородатый ветеран, выслушавший лекцию Лукашевича вместе со всеми, — проверенная машина. А ваши новомодные «сухие» еще не известно, как себя в бою покажут. Пока ведь только фигуры крутят, а это любой щенок на планере проделать может.
Лукашевич и тут имел свое мнение (новейшие истребители КБ Павла Сухого он уважал), но высказывать его пока не стал.
— Спасибо за интересный доклад, — поблагодарил советник Маканин. — Но нас, думаю, ждут и другие дела, — он посмотрел на Громова.
— Да-да, конечно, — спохватился тот. — Идемте, капитан Усачев покажет нам ангар технического обслуживания.
— А вас, — Маканин снова повернулся к Лукашевичу, — я жду после обеда для собеседования.
Комиссия удалилась, оставив старшего лейтенанта в недоумении. Какое собеседование? Зачем вообще господину советнику нужно встречаться с одним из офицеров? Для того, чтобы выделить гуманитарную помощь, нет необходимости в каких-то собеседованиях, и, значит, речь пойдет о другом. Он вспомнил слова Громова о том, что советник может чего-то потребовать в оплату помощи. Смутное подозрение охватило его. А не собирается ли Маканин использовать воинскую часть 461-13 «бис» для решения политических задач? Лукашевич слышал о подобных прецедентах в регионах, у местных властей давно чесались руки поправить свое пошатнувшееся положение силами армии, однако ни к чему хорошему это не приводило. «Если Маканин собирается сделать именно это, — подумал Лукашевич, — то Костя ему откажет. Что ж, будем тогда выгребать своими силами».
За три часа, оставшихся до обеда, комиссия посетила ангар технического обслуживания, командно-диспетчерский пункт "ближнего привода [22]" в конце взлетно-посадочной полосы и «бочки» военного городка. На обед комиссия не осталась. Уехали все, за исключением советника Маканина. Но и он в столовой не появился, уединившись с Громовым в командирской «бочке».
Встретившись со Стуколиным, только что сдавшим дежурство Беленкову, Лукашевич сразу поинтересовался:
— Комиссию видел?
— Угу, — отвечал Стуколин, хлебая постные щи. — Маканин мне назначил собеседование.
— И тебе тоже? Стуколин отложил ложку.
— А кому еще?
— Мне.
— Интересная ситуация вырисовывается, — заметил Стуколин. — Маканин назначил собеседование тебе, мне и Громову. Но не назначил Беленкову. Получается, его интересуют не летающие офицеры сами по себе, а именно мы трое. Как ты думаешь, почему?
— Видимо, он хочет говорить с теми, кто обратился к нему за помощью.
— За помощью к нему обратились не мы, — возразил Стуколин, — а наше воинское подразделение.
— М-да… проблемка…— Лукашевич задумался, и снова нехорошее подозрение возникло у него. — Как считаешь, может этот советник предложить нам, скажем, отстреляться по какой-нибудь цели?
Стуколин подавился щами и некоторое время откашливался.
— С чего это тебе в голову взбрело? — спросил он Лукашевича строго.
— Так, ерунда всякая лезет…— отмахнулся от безумной идеи Алексей, еще не зная, как она близка к истине.
— Ладно, не будем друг другу головы морочить, — постановил Стуколин. — Через полчаса нам всё расскажут.
Маканин и Громов дожидались старших лейтенантов в командирской «бочке». Когда-то здесь жила семья Громовых: он сам, молодая жена и сынишка. Заглянув вечерком на огонек, можно было окунуться в атмосферу настоящего домашнего уюта, забыть под веселый щебет Наташи Громовой и выкрики Кирюши, азартно изничтожающего в очередной компьютерной игре ватагу рисованных монстров, о снежной пурге за маленьким окном, о том, что сегодня в ночное дежурство, что метеосводка плохая и не дай Бог какая-нибудь сволочь, воспользовавшись непогодой, захочет потренироваться в пересечении чужой границы. Теперь всё изменилось, хроническое безденежье вынудило Громова отправить семью в Питер к родителям, и в его «бочке» царило холостяцкое запустение.
Советник и майор сидели за столом на импровизированной кухне и пили крепкий чай. В присутствии Маканина лейтенанты доложились своему командиру по полной форме, и тот, приняв рапорт, предложил им садиться.
— Ну что, начнем, пожалуй, — сказал господин советник.
Наклонившись, он извлек из стоявшего у его ног саквояжа толстую папку черной кожи, раскрыл ее и стал выкладывать на стол некие листки, в которых офицеры без труда опознали ксерокопии страниц их личных дел. Разложив страницы так, чтобы почти все они были видны присутствующим, Маканин зачитал:
— Майор Громов. Константин Кириллович. Тридцать три года. Военный летчик первого класса. Закончил Краснодарское высшее военное училище [23]. Летал в группе мастеров высшего пилотажа «Русские витязи», был переведен в часть 461-13 «бис» два года назад в связи с допущенной во время исполнения фигуры высшего пилотажа ошибки, стоившей жизни французскому авиатору. Произошло это на авиационной выставке в Ле Бурже.
Старший лейтенант Стуколин. Алексей Михайлович. Тридцать три года. Военный летчик второго класса. Закончил Краснодарское высшее военное училище. За две недели до выпуска искалечил в немотивированной драке сержанта инженерно-саперных войск. Получил распределение в часть 461-13 «бис».
Старший лейтенант Лукашевич. Алексей Юрьевич. Тридцать три года. Военный летчик второго класса. Закончил Краснодарское высшее военное училище. Перед комиссией по распределению настоял о переводе в часть 461-13 «бис», выражая таким образом солидарность с противоправными действиями старшего лейтенанта Стуколина. В прошлом году во время патрульного полета атаковал военный катер, впоследствии по официальной версии признанный нарушителем.
Маканин сделал паузу, взглянув на офицеров. Зрелище было то еще. Все трое сидели, открыв рты, совершенно ошарашенные, не понимающие, зачем эти слова были произнесены.
— Это Жак допустил ошибку, — сказал Громов. — К такому выводу пришла специальная комиссия.
— Я атаковал катер по приказу с земли, — сказал Лукашевич. — Это были контрабандисты.
Лишь Стуколин помалкивал. Он действительно сделал большую глупость, искалечив сержанта-сапера за две недели до выпуска. Правда, насчет «немотивированности» этого проступка можно было поспорить. Если бы драка действительно была «немотивированной», все закончилось бы военным трибуналом, а так дело предпочли замять. Впрочем, Стуколин предпочитал не распространяться на сей счет.
— Всё это мне известно, — заявил Маканин. — Но любое из этих происшествий можно трактовать как преступление. И я вас уверяю, если возникнет в том нужда, они будут истолкованы именно таким образом.
— Вы нам угрожаете? — вскипел Громов. — Не понимаю вас, господин советник.
Маканин покачал головой — как показалось офицерам, разочарованно.
— Вы могли бы догадаться, что я подготовился к этой встрече, — сказал он. — Вы могли бы догадаться, что я не случайно выбрал наиболее щекотливые факты вашей биографии. Вы могли бы догадаться, что это не моя пустая прихоть, а продуманный шаг. Но я готов объясниться. Я сделал это для того, чтобы вы поняли: на каждого из вас есть компрометирующий материал, и если хоть кто-нибудь, кроме вас, узнает о том, что будет сказано сегодня в этой комнате, всем трем делам будет дан ход; вы предстанете перед трибуналом и лишитесь звании, работы, чести.
Наступила тягучая и страшная в своей неопределенности пауза.
— К чему такие меры? — спросил наконец Стуколин. — Мы боевые офицеры, мы умеем хранить государственные тайны.
— Не всякую тайну можно доверить просто так, — сказал Маканин проникновенно; он начал складывать листы ксерокопий в одну общую стопку. — В слишком сложном мире мы с вами живем.
— Так, может, и не стоит сообщать нам тайну? — предложил Лукашевич. — Обойдемся как-нибудь без нее?
— Теперь уже поздно. — Маканин выпрямился на стуле и снова стал похож на знаменитого премьер-министра Великобритании. — Все члены инспекционной комиссии проголосовали «за». Вы включены в игру, и просто так выйти из нее вам не позволят.
— Но почему? Почему?!
— Потому что Россия стоит на пороге войны. Очень большой войны…
Глава седьмая. ПОДГОТОВКА ПЛАЦДАРМА.
(Оленегорск, Кольский полуостров, август 1998 года)
Если вы считаете, что вылетами боевых самолетов, их маневрами в воздушном пространстве и «приводом» на базу управляет с земли соответствующим образом подготовленный офицер, вы, скорее всего, ошибаетесь. Во многих частях дежурные офицеры давно повадились перекладывать свои прямые обязанности на плечи наиболее смышленых солдат срочной службы, уступая им место за пультом КДП. Пока солдат, преисполненный гордостью за доверие, которое ему оказали вышестоящие товарищи, командует пилотами, дежурные офицеры режутся в карты или травят байки, откровенно убивая время.Не были исключением и офицеры КДП «дальнего привода» авиаполка «Заполярье», что в Оленегорске. Один из них, майор Герасимов, вообще слыл беспредельщиком в этом вопросе, не прикасаясь к пульту по месяцу. И надо же было такому случиться, что секретная и внезапная инспекция от командования округом пришлась как раз на его дежурство.
Только-только майор успел разместиться на диванчике для резерва со свежим номером «Спид-Инфо», посадив за пульт ефрейтора Никиту Калабаева, родом из Иванова, как дверь распахнулась и в помещение командно-диспетчерского пункта, без какой-либо спешки, один за другим, вошли четверо. От обилия звезд на погонах вошедших у Герасимова зарябило в глазах. Он вскочил, попытался быстро застегнуться, но было уже поздно.
— Ага! — сказал незнакомый Герасимову генерал-майор. — Очень интересно! Как вы это объясните, товарищ полковник?
Командир авиаполка Александр Свиридов (он, разумеется, тоже был здесь — один из четверых) опустил глаза. Объяснять было нечего: его самого застали врасплох, а нарушение устава — это и в Африке нарушение устава. Объяснить попытался сам Герасимов, он что-то заблеял, но генерал-лейтенант остановил его нетерпеливым движением руки.
— Расслабляетесь, блядь! — генерал-майор не спрашивал, он констатировал. — Курорт устроили, блядь! Газетки почитываем, блядь!
Остальные члены инспекционной комиссии только поддакивали. На Герасимова было страшно смотреть. Он понял, что его военная карьера закончена.
Генерал-майор побушевал, потопал ногами, и на следующей неделе в авиаполку «Заполярье» произошли кадровые перестановки. Александр Свиридов отделался легким испугом в виде выговора, а потому без каких-либо колебаний и затяжек провел советы генерал-майора по реформированию порядка несения командно-диспетчерской службы в жизнь. Тем более что советы эти носили скорее приказной, чем рекомендательный характер.
(Пансионат «Полярный круг», Мурманская область, август 1998 года)
Номенклатурные работники мурманской администрации любили коротать вечера с субботы на воскресенье в частном пансионате «Полярный круг», что в трех десятках километров южнее Мурманска, Охота здесь была никакая, да и мурманские градоначальники предпочитали активному отдыху пассивный, а потому алкали удовольствий иного рода: хорошая, дорогая выпивка, хорошая, дорогая закуска, хорошие и дорогие девочки. Кроме того, имелись здесь отличная банька и никогда не замерзающее озерцо, плюхнуться в которое после парной было и приятно, и полезно.
Господин советник Маканин выбрал пансионат для проведения переговоров потому, что в отличие от большинства пансионатов, приватизированных к концу века в этих краях, «Полярный круг» лишь номинально являлся частным. Конторы под громким и претенциозным названием «Отдохни!» (Акционерное общество закрытого типа), которой якобы принадлежал пансионат, в природе не существовало. Финансирование «Полярного круга» проводилось с секретного счета Федеральной Службы Безопасности, то есть из альма-матер Маканина — КГБ. По этой причине обслуживающий персонал в пансионате сохранился старый, вышколенный, с расписками о неразглашении, обученный держать язык за зубами, а свое мнение при себе. Что и нужно было осторожному Маканину.
Итак, в один из вечеров в холле у камина расположились с горячим глинтвейном в бокалах трое бывших сослуживцев — сам советник Маканин, полковник ПВО Зартайский, выезжавший в часть 461-13 «бис» в составе памятной комиссии, и лейтенант ФСБ Владимир Фокин. Этот последний оказался в компании прожженных стратегов-интриганов по вполне уважительной причине — он уже шесть лет занимался координацией совместных операций армии и ФСБ в Заполярье, а потому должен был стать основным исполнителем в рамках намеченного в верхах плана.