Страница:
Целью Банажа было написание истории евреев с того времени, где «остановился Иосиф» (имеется в виду Иосиф Флавии. – Прим. ред. ), т. е. начиная со второго разрушения Храма. В предисловии автор отмечает, что «мы не одержимы какой бы то ни было страстью, мы сообщаем все, что нам удалось раскопать относительно евреев, с абсолютной точностью. Христиане не должны удивляться тому, что мы часто снимаем с евреев обвинения в различных преступлениях, в которых они отнюдь не виновны, ибо именно этого требует справедливость; обвинение в несправедливости и жестокости тех, кто это совершил, вовсе не означает, что автор встает на чью-то сторону… »
Итак, Банаж решился развеять кровавые легенды, накопившиеся в течение столетий вокруг первоначальной темы богоубийства. К тому же он считал чрезмерной Божественную кару, наложенную на сыновей Израиля, в некоторых местах можно даже ощутить скрытое осуждение:
«Не было бы ничего удивительного, если бы Господь ограничился наказанием вождей народа, книжников и фарисеев, кричавших: «Распни Его, распни Его!», и кара пала бы лишь на головы виновных. Но кара переходила из поколения в поколение, из столетия в столетие. Уже прошло семнадцать столетий плена и несчастий, и не видно ни малей-ших признаков облегчения. Это поистине беспрецедентное событие, ибо этот несчастный народ не может найти почти ни одного места на земле, где бы он мог преклонить голову…»
Столь же характерным для кальвинистской чувствительности является и вывод Банажа: «Один Бог знает, когда Он вновь призовет этот избранный народ». Но критический порыв нашего автора оказывается буквально парализованным, когда речь заходит о необходимости объяснять совпадения между евангельскими и талмудическими притчами. Он предпочитает скорее допустить возможность того, что Иисус «переписывал греческие тексты», чем признать их иудейское происхождение.
Новая чувствительность проявляется также и в богословских трудах Марии Губер из Женевы, получившей заслуженную известность. В своем труде «Безумный мир предпочтительней разумного мира…» (1731) она выводит на сцену двух честных и прямых евреев, которых привлекает завет Иисуса, но христианское общество отвергает их, поскольку «все христиане, к какой бы секте они ни принадлежали, полностью единодушны в одном пункте. Речь идет о любви к богатству, неутолимой жажде стяжательства; в этом отношении они оказываются евреями в большей степени, чем сами евреи… » Еврей, констатировавший это, удивляется тому, что «люди, признавшие своим царем некоего Иисуса из Назарета, сына плотника, бедного и убогого, изо всех своих сил стараются возвыситься и разбогатеть; иными словами, стать его полной противоположностью в этом мире… »
Один из персонажей Марии Губер по имени Филон замечает: «Я хочу узнать их; несмотря на все их еврейство, я не буду стесняться учиться у них тому, что составляет сущность христианства». Основной выразитель мнения автора, Эраст, представляющий обоих евреев, является негоциантом, что само по себе характерно. Наряду с преследованиями, общность между протестантами и евреями обнаруживается и в области их основного занятия…
В богословском плане изучение Писания подталкивало некоторые умы в сторону иудаизма в самых разных формах, вплоть до самой крайней меры, т. е. обращения в иудаизм. Что касается германского мира, то историк Г. Й. Шепс в своем труде «Филосемитизм в эпоху барокко» представил целый ряд подобных проявлений отчаянной смелости. Что касается французских протестантов, то можно упомянуть пастора Никола Антуана, сожженного в Женеве в 1632 году, и знаменитого критика и филолога Клода Сомэза, объявившего на смертном одре, что иудейская религия является единственно верной. Как один, так и другой были перебежчиками из католического стана, так что их духовные поиски получили таким образом высшее завершение.
Показательно, что строгий защитник ортодоксального кальвинизма пастор Жюрье, крупнейший противник Боссюэ, оказался тем, кто пообещал евреям (в своем трактате «Исполнение пророчеств… »), что «Иерусалим должен быть восстановлен для них, и они вновь соберутся на своей земле». По мнению католического богослова Ришара Симона, Жюрье «открыто поддерживал религию евреев и одновременно разрушал христианскую религию». Все это указывает на многообразие прямых и косвенных способов, с помощью которых Реформация приводила западное общество к пересмотру взглядов на евреев и иудаизм так же, как и на религию в целом. Тем самым мы возвращаемся к решающей роли Реформации в пересмотре устоявшихся верований, поскольку она позволяла скептикам из любого лагеря прислушаться к пропаганде противника. Как утверждал Дэвид Юм, «все религиозные системы испытывают серьезные трудности. Каждый полемист одерживает победу в свою очередь, по мере того как он ведет наступательную кампанию и обличает абсурдность, варварство и пагубность учения своих противников. Но все вместе они готовят полное торжество скептицизма… »
Монтескье. Физиократы
Среди систем правления, которые описывает автор «Духа законов», теократии нет места. Вообще, в этом главном труде Монтескье практически невозможно обнаружить ссылки на Ветхий Завет. Он воздерживается от того, чтобы критиковать или высмеивать закон Моисея, который тем не менее не мог не шокировать этого глашатая естественного права. Образ мышления Монтескье ясно проявляется в том, как он относится к евреям в своих сочинениях в целом: он не уделяет им чрезмерного внимания, привлекая их лишь в отдельных случаях для доказательства или какой-то истины, или ошибочности устоявшихся верований и обычаев. Он также проводит четкое различие между евреями прошлого и современности и не поддается столь распространенному искушению проявить свое остроумие за счет тех или других. Однако, начиная с «Персидских писем», парадоксальное положение иудаизма привлекает внимание Монтескье:
«(Узбек, обращаясь к Иббену): Ты спрашиваешь меня, есть ли евреи во Франции? Знай же, что везде, где есть деньги, есть и евреи, Ты спрашиваешь меня, чем они занимаются? Точно тем же самым, что и в Персии. Никто сильнее не напоминает еврея из Азии, чем европейский еврей. Они возбуждают среди христиан, как и среди нас, непреодолимую враждебность к свой религии, которая превращается в навязчивую идею.
Еврейская религия – это древний ствол, породивший две ветви, которые покрыли всю землю. Я имею в виду мусульманство и христианство. Или, скорее, это мать, родившая двух дочерей, которые навлекли на нее множество бедствий. Ведь в том, что касается религии, самые близкие оказываются самыми опасными врагами. Но какие бы страдания они ей ни причиняли, она не перестает гордиться тем, что произвела их на этот свет; она пользуется и той, и другой, чтобы охватить весь мир, тогда как в другом плане ее почтенная старость охватывает все времена.
Итак, евреи рассматривают себя как источник всеобщей святости и начато всех религий. Напротив, они относятся к нам как к еретикам, исказившим Закон, или даже как к евреям-отступникам… » («Персидские письма», LX. )
В «Духе законов» Монтескье развивает эти идеи и в конце концов отдает евреям должное. Еврейской тематике посвящены две главы, в которых последовательно рассматриваются вопросы торговли и религии. Он считает, что источником несчастий евреев является: нетерпимость христиан, в конечном итоге именно этой нетерпимости он приписывает специфические особенности еврейских нравов и обычаев. «Мы показали, как коммерция вышла из лона унижения и отчаяния». Протестуя против схоластических предрассудков по поводу торговцев, Монтескье развивает эту мысль следующим образом:
«Коммерция стала занятием народа, который был покрыт позором, и вскоре само понятие «коммерция» уже смешивалось с самым ужасным ростовщичеством, с монопольными ценами, со сбором недоимок и со всеми бесчестными способами зарабатывания денег. Евреи, обогащавшиеся таким образом, затем подвергались грабежу со стороны властей, столь же бесчестному. Это служило утешению масс, хотя и никак не облегчаю их положения,
То, что случилось в Англии, может служить примером происходившего в других странах. Король Иоанн приказал бросить евреев в тюрьму, чтобы завладеть их богатствами. Почти никому не удалось избежать мучений. Так, одному из них каждый день в течение недели вырывали по одному зубу. Когда стати вырывать восьмой зуб, он откупился за десять тысяч марок серебром (… )
Попутно я хочу отметить, как на протяжении веков этот народ использовали в собственных корыстных целях. Конфисковывали их имущество, когда они хотели обратиться в христианство, а потом сжигали их на кострах, если они отказывались становиться христианами… » («Дух законов», XXI, 20. )
Монтескье вспоминает пламя этих костров, когда он выступает против религиозной нетерпимости в знаменитом «Обращении к инквизиторам», которое он вкладывает в уста некоего еврея:
«Мы заклинаем вас не всемогущим Богом, которому служим и мы, и вы, но Христом, который, как вы нам говорите, принял человеческий образ, чтобы дать вам образец, которому бы вы могли следовать; мы заклинаем вас поступать с нами так, как поступал бы он сам, если бы он был еще среди нас. Вы хотите, чтобы мы стали христианами, а сами не желаете ими быть (… )
Вы уничтожаете нас, тех, кто верит только в то же самое, во что верите и вы, потому что мы верим не во все то, во что верите вы. Мы исповедуем религию, которая, как вам самим прекрасно известно, была когда-то дорога Богу. Мы думаем, что и сейчас Бог любит ее, а вы считаете, что Бог больше ее не любит. И только по этой причине вы предаете огню и мечу тех, кто вследствие столь простительного заблуждения верит в то, что Бог продолжает любить то, что Он любил раньше… » («Дух законов», ХХV, 13. )
Мысль Монтескье о «простительном заблуждении» евреев можно встретить и в его интимных «Мыслях», где под столь показательным заголовком «Сомнения» он размышляет о тайнах христианской религии и, комментируя апостола Павла, приходит к заключению, что евреи не могут быть лишены спасения. К этому же разделу можно отнести и другое рассуждение, в котором его требовательный ум не находит иного выхода, чем знаменитое «credo quia absurdum» («верую, потому что нелепо») Тертуллиана:
«… какая оскорбительная вещь – казнь Бога! Это гораздо возмутительней, чем все ужасные воззрения язычников (… ), Но эта концепция Креста, ставшего объектом нашего почитания, далеко не так тягостна для нас, как она была для римлян. Более того, в понимании римлян не было более презренного народа, чем евреи. Все сочинения того времени полны презрения к евреям. Тем не менее именно представителя этого народа было им предложено почитать; евреи возвестили это и выступили свидетелями… »
Что же касается современных евреев, то Монтескье выступает как реалистический реформатор:
«Чтобы сделать королевство [Францию] процветающим и восстановить финансы (… ), следует отменить все частные подати, наложенные на евреев, а также продать им более обширные привилегии, выраженные в королевских ценных бумагах сроком на три года, составляющих в целом один миллион дохода… »
«Следует создать еврейский город на границе с Испанией, в подходящем для коммерции месте, например, в Сен-Жан-де-Люз или в Сибу-ре. Они соберутся там во множестве и возьмут с собой все сокровища, которыми они владеют в этом королевстве. Следует лишь предоставить им такие же привилегии, как в Ливорно, или даже сверх того, если возникнет такая необходимость… »
Монтескье выступает в качестве просвещенного сторонника терпимости, когда он восклицает; «Теперь евреи спасены: суеверия более не восторжествуют, их более не станут уничтожать из-за убеждений».
Мы находим подобные взгляды и у малоизвестного писателя Эспь-яра де ла Кура, принадлежавшего, как и Монтескье, к известной старинной судейской фамилии. В своей книге под названием «Мысли» этот оригинальный философ рассуждал следующим образом:
«Если евреи испытывают отвращение к христианам, то исключительно из-за гонений и репрессий. Им столько пришлось страдать в христианских государствах, что это оставило у них самые мрачные и горькие воспоминания.
Многочисленные изгнания и возвращения евреев, происходившие по очереди во Франции и Испании, едва ли могли бы быть оправданы, даже если бы они происходили только по религиозным мотивам. Но богатства этих несчастных, которыми хотели завладеть короли, а также подстрекательства фанатичных монахов всегда служили основными причинами этих событий.
Иисус Христос приговорил их к скитаниям по миру и лишил их родины, поэтому все страны мира должны быть открыты для них. Они не являются ни чужестранцами, ни местными гражданами… »
В этом любопытном рассуждении автор-христианин приходил к смелому заключению, что человеку надлежит смягчать тайные решения Провидения, в чем нашли отражение реформаторские тенденции его времени.
Другие авторы выступали за возвращение евреев ради общего процветания Франции. Так, Анж Гудар, физиократ (Физиократы – сторонники одною из ведущих направлении европейской по-лишческой экономии, возникшею во Франции в середине XVIII века (прим. ред. ).), занимавшийся проблемами народонаселения, выступил со следующей защитительной речью:
«Необходимость призвать евреев во Францию для увеличения численности населения».
«Трудно объяснить, почему наше правительство само закрыло дверь целой группе населения, для которой многие другие страны Европы держат дверь открытой.
Причины, которые когда-то в прошлом привели к изгнанию евреев из Франции, более не существуют (… )
Аргументы, выдвигавшиеся когда-то против протестантов, не имеют смысла по отношению к евреям.
Эта религиозная группа, поселившись среди нас, не сможет породить движение в пользу чьих-то интересов. Интриги и козни совершенно чужды им по природе вещей. С этим совпадают и соображения безопасности. Если бы евреи хоть на мгновение перестали соблюдать верность своим принципам, они бы погибли безвозвратно. Бродяги, без вождей, без родины и, следовательно, не имеющие возможностей сопротивляться даже самой малой стране, которая захотела бы их уничтожить, главной политической истиной для них стало не иметь государства вообще… »
Этому рассуждению нельзя отказать в логике. Далее автор указывает на традиционную причину, по которой столь хорошо управляемое государство как Венеция покровительствовало евреям. Затем он по достоинству оценивает услуги, которые они оказывали властям во время войн, после чего переходит к своей коронной теме, т. е. проблеме роста населения:
«Главная причина, по которой наше правительство должно оказывать покровительство евреям, состоит в их большой численности. На земле нет другого народа, который бы размножался быстрее, чем они. У этого роста численности есть естественные причины (… ). Среди самых главных – умеренность в желаниях, сдержанность как своеобразная национальная черта и природное отвращение к разврату. На Земле нет других таких людей, которые в столь тяжелых условиях имели бы столь немного пороков… »
В защиту прав евреев в весьма забавной манере выступил также аббат Куайе, близкий физиократам автор разнообразных книг, в том числе памфлета против системы цеховых организаций, написанного, вероятно, по заказу Тюрго (видный французский государственный деятель ХVШ века, философ-просветителъ и экономист. – Прим. ред. ).
В своей книге «Шимки, кохинхинская история… » он описывает тяжелое положение «банья», чему, как это будет видно ниже, не следует удивляться: «… что же можно поставить в вину банья? (Банья – собирательное название группы индуистских торгово-ро-стовщических каст. – Прим. ред. ) Рассеянные по всей Азии, без вождя и законов, мы лишь стараемся добыть средства к существованию работой и ремеслом. Мы повсюду соблюдаем законы, обычаи и указы властителей. Ваши монархи разрешили нам обосноваться в своих странах благодаря нашим заслугам в области маклерства, банковского и биржевого дела. Но существует тайный способ, который полностью обесценивает то покровительство, которое они нам оказывают. Нам недоступны ответственные должности и посты, но кроме этого нам запрещено заниматься всевозможными ремеслами и профессиями. Нам не дают преуспевать в коммерции. Всем хорошо известно, что ваши торговые корпорации выдвинули против нас несправедливые обвинения. Нас обвиняют в ростовщичестве: но это было неизбежно, поскольку нам не оставили других возможностей для выживания. «Мошенничество?!» – мы требуем, чтобы мошенников отправляли на виселицу. И постоянно говорят о «первородном грехе нашей религии»: довольно странно, что торговцы и ремесленники хотят быть правовернее правителей, которые должны защищать религию, правовернее даже, чем верховный Бонза, который разрешил поселиться пятнадцати тысячам наших соплеменников в священном городе Файфо (важный торговый центр и порт в Индокитае. – Прим, ред. ) и позволил исповедовать нашу веру и заниматься любыми ремеслами… »
Однако другие мыслители, также выступавшие на стороне банья, по поводу евреев придерживались совершенно иных позиций.
Вольтер
Во времена господства Гитлера в Европе некий доктор истории по имени Анри Лабру не поленился составить сборник в двести пятьдесят страниц, включавший антиеврейские тексты Вольтера (Henri Labrоue. Voltaire antijuкf, Pans. 1942), Монотонность подобранных таким способом текстов ничего не добавляет к славе великого человека – поражает прежде всего их разнузданность. В качестве примера можно привести его свободное переложение двадцать третьей главы книги Иезекииля:
«Самые важные разделы книги Иезекииля, наиболее соответствующие принципам морали и общественной справедливости, лучше всего способные воспитать целомудрие в юношах и девушках, это те места, где Господь говорит об Оголе и ее сестре Оголиве. Нельзя устать от перечитывания этих замечательных слов:
«Господь говорит Оголе: "Ты стала взрослой, твои сосцы набухли, на теле выросли волосы…; пришло время любовников; я простер свои заботы на тебя…; но ты упивалась своей красотой, ты блудила с первыми встречными, ты устроила бордель, ты блудодействовала повсюду… Обычно дают деньги блудницам, а ты сама платила своим любовникам… " Ее сестра Оголива поступала еще хуже: "Она отдавалась со страстью тем, у кого плоть – плоть ослиная, и семя как у жеребцов… '' Само слово "семя" на еврейском языке гораздо выразительнее… » (В этом пассаже Вольтер не цитирует точно библейский текст, но приводит отдельные фрагменты, вставленные в собственный пересказ. – Прим. ред. )
В своем деистском «Символе веры» Вольтер также выступает в качестве поборника добронравия;
«Нравы деистов обязательно должны быть чисты, ибо они всегда находятся перед лицом Бога справедливости и чистоты, Бога, который не спускается на землю, чтобы приказать обокрасть египтян, чтобы повелеть Осии взять за деньги наложницу, спать с блудницей. Мы не продаем своих женщин как Авраам. Мы не напиваемся как Ной, и наши сыновья не поносят почтенную плоть, которая их породила… »
Итак, мы видим, что воображение Вольтера больше всего возбуждает в этой связи мужской половой орган. Только с тридцать второй по тридцать пятую страницу сборника Лабру слова «крайняя плоть», «обрезанный», «член», «мужской орган» повторяются более двадцати раз. Но пытаясь таким образом выхолостить евреев, разве этот гениальный ученик английских деистов не выполнял высший долг, долг борьбы с церковным обскурантизмом, долг «раздавить гадину»?
Ничто не является более показательным, чем подробный разбор главного труда Вольтера, каковым является его «Философский словарь». Из ста восемнадцати статей, содержащихся в этом словаре, около тридцати содержат обвинения против евреев, «наших господ и наших врагов, в которых мы верим и которых мы ненавидим (статья «Авраам»), самого отвратительного народа на земле (статья «Антропофагия»), чьи законы не содержат ни слова о духовности и бессмертии души» (статья «Душа»), и так далее, вплоть до статьи «Пытка» и до последней буквы алфавита. «Иов», к которому Вольтер относится с милостью, вовсе не еврей, он араб. Статья «Еврей» – самая длинная в словаре, она насчитывает тридцать страниц. Первая часть этой статьи, написанная в 1745 году, заканчивается следующим образом: «… вы обнаружите в них [евреях] лишь невежественный и варварский народ, который издавна сочетает самую отвратительную жадность с самыми презренными суевериями и с самой неодолимой ненавистью ко всем народам, которые их терпят и при этом их же обогащают». За этим следует знаменитая рекомендация, в данном контексте производящая впечатление стилической формальности: «Тем не менее не следует их сжигать». Еще более значительной является последняя часть этой статьи («Седьмое письмо»), датируемая 1770 годом. Фернейский патриарх обращается к воображаемым евреям от имени христианского мира: «На протяжении столетий мы вас угнетали и убивали, мы подвергали вас мучениям, чтобы заставить вас отдать нам ваши деньги, много раз мы изгоняли вас из жадности, а затем призывали вас обратно из жадности и глупости… », и т. д. Но в конечном итоге евреи оказываются виновными в той же мере, что и их христианские палачи или даже еще больше: «Вся разница состоит в том, что наши священники сжигали вас руками мирян, в то время как ваши священники совершали человеческие жертвоприношения своими собственными руками… » (Мы еще вернемся к этой навязчивой идее Вольтера о ритуальных убийствах. )
За этим рассуждением следует такая рекомендация: «Вы хотите жить в мире? Берите пример с банья и гебров (зороастрийиев). Они намного древнее вас и рассеяны по миру как вы. Особенно гебры. т. е. потомки древних иранцев, которые сейчас как и вы находятся на положении рабов, а когда-то в течение долгого времени были вашими господами. Они хранили молчание, и вам следует брать с них пример». Наконец, в заключение, он пишет: «Вы – животные, которые умеют считать, постарайтесь стать животными, умеющими думать». Это сопоставление думающего христианина и считающего еврея предвосхищает априорный расистский антисемитизм, утверждающий превосходство творческого интеллекта христиан, превратившихся в ариев, над бесплодным интеллектом евреев. Эта современность Вольтера проявляется и в его утверждении, что евреи во всем являются подражателями, и тогда, когда в сочинении «Опыт о нравах» он писал: «На евреев смотрели так же, как мы смотрим на негров, т. е. как на низший вид человека».
Антиеврейская фобия Вольтера была хорошо известна его современникам, а также их ближайшим потомкам. Она крайне поражала как его друзей, так и врагов. Луи де Бональд писал: «Когда я говорю, что философы доброжелательно относятся к евреям, из их числа нужно исключить главу философской школы XVIII века Вольтера, который всю свою жизнь демонстрировал решительную неприязнь к этому несчастному народу… » Что касается мнения по этому поводу из философского лагеря, то вот что писал принц де Линь, который за восемь дней, проведенных в гостях у Вольтера в Ферне, должен был услышать много разных вещей по этому поводу от неутомимого патриарха: «Господин де Вольтер обрушился на Иисуса Христа только по причине его принадлежности к ненавистному народу. Он как бы играл роль антиеврейского Фрерона. (Э. К. Фрерон – французский литературный критик и издатель журналов, на страницах которых он вел полемику против просветителей. – Прим. ред. ) Это единственное, в чем он [Вольтер] был неправ». Эта шутка заставляет задуматься, и из нее можно сделать серьезные выводы. Был ли Вольтер настроен против евреев по причине его антиклерикальной позиции, или же в своей войне с «гадиной» он воодушевлялся ненавистью к библейскому народу? В своем последнем значительном труде «La Bible enfin expliqime… » («Наконец-то истолкованная Библия… », 1776) он снова выступает в качестве христианина, чтобы победить шесть евреев; он использовал этот же иронический прием в 1762 году в ответе Исааку Пинто, который упрекал его в стремлении раздавить народ, который и так уже был слишком несчастным. При этом его ирония удваивалась благодаря полемической непорядочности. Вольтер обещал своему еврейскому оппоненту исправить те места в своих сочинениях, на которые тот жаловался, но не сдержал своего слова. Этот ответ был продиктован Вольтером в самый разгар дела Каласа (Жан Калас – французский протестант, подвергнутый жестоким пыткам и каз-ии колесованием и сожжением в 1762 г в Тулузе. Вольтер организовал кампанию пpoтеста, всколыхнувшую всю Европу В результат Калас был посмертно оправдан (Прим. ред. )), которое послужило отправной точкой для широкой кампании против нетерпимости, и подписан «Вольтер, христианин, придворный христианнейшего короля». Пять дней спустя он объявил своему верному Дамилавиллю: «… я заканчиваю все свои письма словами «Раздавите гадину» подобно Катону, который всегда повторял [в конце своих выступлений]: «Таково мое мнение, а Карфаген должен быть разрушен». Здесь мы вновь видим молодого Вольтера, восклицавшего в 1715 году в оде «Истинный Бог»; «Человек счастлив быть изменником и богоубийцей, ты превращаешь нас в Богов!» Похоже, что антисемиты знакомы с божественными радостями такого рода.
Итак, Банаж решился развеять кровавые легенды, накопившиеся в течение столетий вокруг первоначальной темы богоубийства. К тому же он считал чрезмерной Божественную кару, наложенную на сыновей Израиля, в некоторых местах можно даже ощутить скрытое осуждение:
«Не было бы ничего удивительного, если бы Господь ограничился наказанием вождей народа, книжников и фарисеев, кричавших: «Распни Его, распни Его!», и кара пала бы лишь на головы виновных. Но кара переходила из поколения в поколение, из столетия в столетие. Уже прошло семнадцать столетий плена и несчастий, и не видно ни малей-ших признаков облегчения. Это поистине беспрецедентное событие, ибо этот несчастный народ не может найти почти ни одного места на земле, где бы он мог преклонить голову…»
Столь же характерным для кальвинистской чувствительности является и вывод Банажа: «Один Бог знает, когда Он вновь призовет этот избранный народ». Но критический порыв нашего автора оказывается буквально парализованным, когда речь заходит о необходимости объяснять совпадения между евангельскими и талмудическими притчами. Он предпочитает скорее допустить возможность того, что Иисус «переписывал греческие тексты», чем признать их иудейское происхождение.
Новая чувствительность проявляется также и в богословских трудах Марии Губер из Женевы, получившей заслуженную известность. В своем труде «Безумный мир предпочтительней разумного мира…» (1731) она выводит на сцену двух честных и прямых евреев, которых привлекает завет Иисуса, но христианское общество отвергает их, поскольку «все христиане, к какой бы секте они ни принадлежали, полностью единодушны в одном пункте. Речь идет о любви к богатству, неутолимой жажде стяжательства; в этом отношении они оказываются евреями в большей степени, чем сами евреи… » Еврей, констатировавший это, удивляется тому, что «люди, признавшие своим царем некоего Иисуса из Назарета, сына плотника, бедного и убогого, изо всех своих сил стараются возвыситься и разбогатеть; иными словами, стать его полной противоположностью в этом мире… »
Один из персонажей Марии Губер по имени Филон замечает: «Я хочу узнать их; несмотря на все их еврейство, я не буду стесняться учиться у них тому, что составляет сущность христианства». Основной выразитель мнения автора, Эраст, представляющий обоих евреев, является негоциантом, что само по себе характерно. Наряду с преследованиями, общность между протестантами и евреями обнаруживается и в области их основного занятия…
В богословском плане изучение Писания подталкивало некоторые умы в сторону иудаизма в самых разных формах, вплоть до самой крайней меры, т. е. обращения в иудаизм. Что касается германского мира, то историк Г. Й. Шепс в своем труде «Филосемитизм в эпоху барокко» представил целый ряд подобных проявлений отчаянной смелости. Что касается французских протестантов, то можно упомянуть пастора Никола Антуана, сожженного в Женеве в 1632 году, и знаменитого критика и филолога Клода Сомэза, объявившего на смертном одре, что иудейская религия является единственно верной. Как один, так и другой были перебежчиками из католического стана, так что их духовные поиски получили таким образом высшее завершение.
Показательно, что строгий защитник ортодоксального кальвинизма пастор Жюрье, крупнейший противник Боссюэ, оказался тем, кто пообещал евреям (в своем трактате «Исполнение пророчеств… »), что «Иерусалим должен быть восстановлен для них, и они вновь соберутся на своей земле». По мнению католического богослова Ришара Симона, Жюрье «открыто поддерживал религию евреев и одновременно разрушал христианскую религию». Все это указывает на многообразие прямых и косвенных способов, с помощью которых Реформация приводила западное общество к пересмотру взглядов на евреев и иудаизм так же, как и на религию в целом. Тем самым мы возвращаемся к решающей роли Реформации в пересмотре устоявшихся верований, поскольку она позволяла скептикам из любого лагеря прислушаться к пропаганде противника. Как утверждал Дэвид Юм, «все религиозные системы испытывают серьезные трудности. Каждый полемист одерживает победу в свою очередь, по мере того как он ведет наступательную кампанию и обличает абсурдность, варварство и пагубность учения своих противников. Но все вместе они готовят полное торжество скептицизма… »
Монтескье. Физиократы
Среди систем правления, которые описывает автор «Духа законов», теократии нет места. Вообще, в этом главном труде Монтескье практически невозможно обнаружить ссылки на Ветхий Завет. Он воздерживается от того, чтобы критиковать или высмеивать закон Моисея, который тем не менее не мог не шокировать этого глашатая естественного права. Образ мышления Монтескье ясно проявляется в том, как он относится к евреям в своих сочинениях в целом: он не уделяет им чрезмерного внимания, привлекая их лишь в отдельных случаях для доказательства или какой-то истины, или ошибочности устоявшихся верований и обычаев. Он также проводит четкое различие между евреями прошлого и современности и не поддается столь распространенному искушению проявить свое остроумие за счет тех или других. Однако, начиная с «Персидских писем», парадоксальное положение иудаизма привлекает внимание Монтескье:
«(Узбек, обращаясь к Иббену): Ты спрашиваешь меня, есть ли евреи во Франции? Знай же, что везде, где есть деньги, есть и евреи, Ты спрашиваешь меня, чем они занимаются? Точно тем же самым, что и в Персии. Никто сильнее не напоминает еврея из Азии, чем европейский еврей. Они возбуждают среди христиан, как и среди нас, непреодолимую враждебность к свой религии, которая превращается в навязчивую идею.
Еврейская религия – это древний ствол, породивший две ветви, которые покрыли всю землю. Я имею в виду мусульманство и христианство. Или, скорее, это мать, родившая двух дочерей, которые навлекли на нее множество бедствий. Ведь в том, что касается религии, самые близкие оказываются самыми опасными врагами. Но какие бы страдания они ей ни причиняли, она не перестает гордиться тем, что произвела их на этот свет; она пользуется и той, и другой, чтобы охватить весь мир, тогда как в другом плане ее почтенная старость охватывает все времена.
Итак, евреи рассматривают себя как источник всеобщей святости и начато всех религий. Напротив, они относятся к нам как к еретикам, исказившим Закон, или даже как к евреям-отступникам… » («Персидские письма», LX. )
В «Духе законов» Монтескье развивает эти идеи и в конце концов отдает евреям должное. Еврейской тематике посвящены две главы, в которых последовательно рассматриваются вопросы торговли и религии. Он считает, что источником несчастий евреев является: нетерпимость христиан, в конечном итоге именно этой нетерпимости он приписывает специфические особенности еврейских нравов и обычаев. «Мы показали, как коммерция вышла из лона унижения и отчаяния». Протестуя против схоластических предрассудков по поводу торговцев, Монтескье развивает эту мысль следующим образом:
«Коммерция стала занятием народа, который был покрыт позором, и вскоре само понятие «коммерция» уже смешивалось с самым ужасным ростовщичеством, с монопольными ценами, со сбором недоимок и со всеми бесчестными способами зарабатывания денег. Евреи, обогащавшиеся таким образом, затем подвергались грабежу со стороны властей, столь же бесчестному. Это служило утешению масс, хотя и никак не облегчаю их положения,
То, что случилось в Англии, может служить примером происходившего в других странах. Король Иоанн приказал бросить евреев в тюрьму, чтобы завладеть их богатствами. Почти никому не удалось избежать мучений. Так, одному из них каждый день в течение недели вырывали по одному зубу. Когда стати вырывать восьмой зуб, он откупился за десять тысяч марок серебром (… )
Попутно я хочу отметить, как на протяжении веков этот народ использовали в собственных корыстных целях. Конфисковывали их имущество, когда они хотели обратиться в христианство, а потом сжигали их на кострах, если они отказывались становиться христианами… » («Дух законов», XXI, 20. )
Монтескье вспоминает пламя этих костров, когда он выступает против религиозной нетерпимости в знаменитом «Обращении к инквизиторам», которое он вкладывает в уста некоего еврея:
«Мы заклинаем вас не всемогущим Богом, которому служим и мы, и вы, но Христом, который, как вы нам говорите, принял человеческий образ, чтобы дать вам образец, которому бы вы могли следовать; мы заклинаем вас поступать с нами так, как поступал бы он сам, если бы он был еще среди нас. Вы хотите, чтобы мы стали христианами, а сами не желаете ими быть (… )
Вы уничтожаете нас, тех, кто верит только в то же самое, во что верите и вы, потому что мы верим не во все то, во что верите вы. Мы исповедуем религию, которая, как вам самим прекрасно известно, была когда-то дорога Богу. Мы думаем, что и сейчас Бог любит ее, а вы считаете, что Бог больше ее не любит. И только по этой причине вы предаете огню и мечу тех, кто вследствие столь простительного заблуждения верит в то, что Бог продолжает любить то, что Он любил раньше… » («Дух законов», ХХV, 13. )
Мысль Монтескье о «простительном заблуждении» евреев можно встретить и в его интимных «Мыслях», где под столь показательным заголовком «Сомнения» он размышляет о тайнах христианской религии и, комментируя апостола Павла, приходит к заключению, что евреи не могут быть лишены спасения. К этому же разделу можно отнести и другое рассуждение, в котором его требовательный ум не находит иного выхода, чем знаменитое «credo quia absurdum» («верую, потому что нелепо») Тертуллиана:
«… какая оскорбительная вещь – казнь Бога! Это гораздо возмутительней, чем все ужасные воззрения язычников (… ), Но эта концепция Креста, ставшего объектом нашего почитания, далеко не так тягостна для нас, как она была для римлян. Более того, в понимании римлян не было более презренного народа, чем евреи. Все сочинения того времени полны презрения к евреям. Тем не менее именно представителя этого народа было им предложено почитать; евреи возвестили это и выступили свидетелями… »
Что же касается современных евреев, то Монтескье выступает как реалистический реформатор:
«Чтобы сделать королевство [Францию] процветающим и восстановить финансы (… ), следует отменить все частные подати, наложенные на евреев, а также продать им более обширные привилегии, выраженные в королевских ценных бумагах сроком на три года, составляющих в целом один миллион дохода… »
«Следует создать еврейский город на границе с Испанией, в подходящем для коммерции месте, например, в Сен-Жан-де-Люз или в Сибу-ре. Они соберутся там во множестве и возьмут с собой все сокровища, которыми они владеют в этом королевстве. Следует лишь предоставить им такие же привилегии, как в Ливорно, или даже сверх того, если возникнет такая необходимость… »
Монтескье выступает в качестве просвещенного сторонника терпимости, когда он восклицает; «Теперь евреи спасены: суеверия более не восторжествуют, их более не станут уничтожать из-за убеждений».
Мы находим подобные взгляды и у малоизвестного писателя Эспь-яра де ла Кура, принадлежавшего, как и Монтескье, к известной старинной судейской фамилии. В своей книге под названием «Мысли» этот оригинальный философ рассуждал следующим образом:
«Если евреи испытывают отвращение к христианам, то исключительно из-за гонений и репрессий. Им столько пришлось страдать в христианских государствах, что это оставило у них самые мрачные и горькие воспоминания.
Многочисленные изгнания и возвращения евреев, происходившие по очереди во Франции и Испании, едва ли могли бы быть оправданы, даже если бы они происходили только по религиозным мотивам. Но богатства этих несчастных, которыми хотели завладеть короли, а также подстрекательства фанатичных монахов всегда служили основными причинами этих событий.
Иисус Христос приговорил их к скитаниям по миру и лишил их родины, поэтому все страны мира должны быть открыты для них. Они не являются ни чужестранцами, ни местными гражданами… »
В этом любопытном рассуждении автор-христианин приходил к смелому заключению, что человеку надлежит смягчать тайные решения Провидения, в чем нашли отражение реформаторские тенденции его времени.
Другие авторы выступали за возвращение евреев ради общего процветания Франции. Так, Анж Гудар, физиократ (Физиократы – сторонники одною из ведущих направлении европейской по-лишческой экономии, возникшею во Франции в середине XVIII века (прим. ред. ).), занимавшийся проблемами народонаселения, выступил со следующей защитительной речью:
«Необходимость призвать евреев во Францию для увеличения численности населения».
«Трудно объяснить, почему наше правительство само закрыло дверь целой группе населения, для которой многие другие страны Европы держат дверь открытой.
Причины, которые когда-то в прошлом привели к изгнанию евреев из Франции, более не существуют (… )
Аргументы, выдвигавшиеся когда-то против протестантов, не имеют смысла по отношению к евреям.
Эта религиозная группа, поселившись среди нас, не сможет породить движение в пользу чьих-то интересов. Интриги и козни совершенно чужды им по природе вещей. С этим совпадают и соображения безопасности. Если бы евреи хоть на мгновение перестали соблюдать верность своим принципам, они бы погибли безвозвратно. Бродяги, без вождей, без родины и, следовательно, не имеющие возможностей сопротивляться даже самой малой стране, которая захотела бы их уничтожить, главной политической истиной для них стало не иметь государства вообще… »
Этому рассуждению нельзя отказать в логике. Далее автор указывает на традиционную причину, по которой столь хорошо управляемое государство как Венеция покровительствовало евреям. Затем он по достоинству оценивает услуги, которые они оказывали властям во время войн, после чего переходит к своей коронной теме, т. е. проблеме роста населения:
«Главная причина, по которой наше правительство должно оказывать покровительство евреям, состоит в их большой численности. На земле нет другого народа, который бы размножался быстрее, чем они. У этого роста численности есть естественные причины (… ). Среди самых главных – умеренность в желаниях, сдержанность как своеобразная национальная черта и природное отвращение к разврату. На Земле нет других таких людей, которые в столь тяжелых условиях имели бы столь немного пороков… »
В защиту прав евреев в весьма забавной манере выступил также аббат Куайе, близкий физиократам автор разнообразных книг, в том числе памфлета против системы цеховых организаций, написанного, вероятно, по заказу Тюрго (видный французский государственный деятель ХVШ века, философ-просветителъ и экономист. – Прим. ред. ).
В своей книге «Шимки, кохинхинская история… » он описывает тяжелое положение «банья», чему, как это будет видно ниже, не следует удивляться: «… что же можно поставить в вину банья? (Банья – собирательное название группы индуистских торгово-ро-стовщических каст. – Прим. ред. ) Рассеянные по всей Азии, без вождя и законов, мы лишь стараемся добыть средства к существованию работой и ремеслом. Мы повсюду соблюдаем законы, обычаи и указы властителей. Ваши монархи разрешили нам обосноваться в своих странах благодаря нашим заслугам в области маклерства, банковского и биржевого дела. Но существует тайный способ, который полностью обесценивает то покровительство, которое они нам оказывают. Нам недоступны ответственные должности и посты, но кроме этого нам запрещено заниматься всевозможными ремеслами и профессиями. Нам не дают преуспевать в коммерции. Всем хорошо известно, что ваши торговые корпорации выдвинули против нас несправедливые обвинения. Нас обвиняют в ростовщичестве: но это было неизбежно, поскольку нам не оставили других возможностей для выживания. «Мошенничество?!» – мы требуем, чтобы мошенников отправляли на виселицу. И постоянно говорят о «первородном грехе нашей религии»: довольно странно, что торговцы и ремесленники хотят быть правовернее правителей, которые должны защищать религию, правовернее даже, чем верховный Бонза, который разрешил поселиться пятнадцати тысячам наших соплеменников в священном городе Файфо (важный торговый центр и порт в Индокитае. – Прим, ред. ) и позволил исповедовать нашу веру и заниматься любыми ремеслами… »
Однако другие мыслители, также выступавшие на стороне банья, по поводу евреев придерживались совершенно иных позиций.
Вольтер
Во времена господства Гитлера в Европе некий доктор истории по имени Анри Лабру не поленился составить сборник в двести пятьдесят страниц, включавший антиеврейские тексты Вольтера (Henri Labrоue. Voltaire antijuкf, Pans. 1942), Монотонность подобранных таким способом текстов ничего не добавляет к славе великого человека – поражает прежде всего их разнузданность. В качестве примера можно привести его свободное переложение двадцать третьей главы книги Иезекииля:
«Самые важные разделы книги Иезекииля, наиболее соответствующие принципам морали и общественной справедливости, лучше всего способные воспитать целомудрие в юношах и девушках, это те места, где Господь говорит об Оголе и ее сестре Оголиве. Нельзя устать от перечитывания этих замечательных слов:
«Господь говорит Оголе: "Ты стала взрослой, твои сосцы набухли, на теле выросли волосы…; пришло время любовников; я простер свои заботы на тебя…; но ты упивалась своей красотой, ты блудила с первыми встречными, ты устроила бордель, ты блудодействовала повсюду… Обычно дают деньги блудницам, а ты сама платила своим любовникам… " Ее сестра Оголива поступала еще хуже: "Она отдавалась со страстью тем, у кого плоть – плоть ослиная, и семя как у жеребцов… '' Само слово "семя" на еврейском языке гораздо выразительнее… » (В этом пассаже Вольтер не цитирует точно библейский текст, но приводит отдельные фрагменты, вставленные в собственный пересказ. – Прим. ред. )
В своем деистском «Символе веры» Вольтер также выступает в качестве поборника добронравия;
«Нравы деистов обязательно должны быть чисты, ибо они всегда находятся перед лицом Бога справедливости и чистоты, Бога, который не спускается на землю, чтобы приказать обокрасть египтян, чтобы повелеть Осии взять за деньги наложницу, спать с блудницей. Мы не продаем своих женщин как Авраам. Мы не напиваемся как Ной, и наши сыновья не поносят почтенную плоть, которая их породила… »
Итак, мы видим, что воображение Вольтера больше всего возбуждает в этой связи мужской половой орган. Только с тридцать второй по тридцать пятую страницу сборника Лабру слова «крайняя плоть», «обрезанный», «член», «мужской орган» повторяются более двадцати раз. Но пытаясь таким образом выхолостить евреев, разве этот гениальный ученик английских деистов не выполнял высший долг, долг борьбы с церковным обскурантизмом, долг «раздавить гадину»?
Ничто не является более показательным, чем подробный разбор главного труда Вольтера, каковым является его «Философский словарь». Из ста восемнадцати статей, содержащихся в этом словаре, около тридцати содержат обвинения против евреев, «наших господ и наших врагов, в которых мы верим и которых мы ненавидим (статья «Авраам»), самого отвратительного народа на земле (статья «Антропофагия»), чьи законы не содержат ни слова о духовности и бессмертии души» (статья «Душа»), и так далее, вплоть до статьи «Пытка» и до последней буквы алфавита. «Иов», к которому Вольтер относится с милостью, вовсе не еврей, он араб. Статья «Еврей» – самая длинная в словаре, она насчитывает тридцать страниц. Первая часть этой статьи, написанная в 1745 году, заканчивается следующим образом: «… вы обнаружите в них [евреях] лишь невежественный и варварский народ, который издавна сочетает самую отвратительную жадность с самыми презренными суевериями и с самой неодолимой ненавистью ко всем народам, которые их терпят и при этом их же обогащают». За этим следует знаменитая рекомендация, в данном контексте производящая впечатление стилической формальности: «Тем не менее не следует их сжигать». Еще более значительной является последняя часть этой статьи («Седьмое письмо»), датируемая 1770 годом. Фернейский патриарх обращается к воображаемым евреям от имени христианского мира: «На протяжении столетий мы вас угнетали и убивали, мы подвергали вас мучениям, чтобы заставить вас отдать нам ваши деньги, много раз мы изгоняли вас из жадности, а затем призывали вас обратно из жадности и глупости… », и т. д. Но в конечном итоге евреи оказываются виновными в той же мере, что и их христианские палачи или даже еще больше: «Вся разница состоит в том, что наши священники сжигали вас руками мирян, в то время как ваши священники совершали человеческие жертвоприношения своими собственными руками… » (Мы еще вернемся к этой навязчивой идее Вольтера о ритуальных убийствах. )
За этим рассуждением следует такая рекомендация: «Вы хотите жить в мире? Берите пример с банья и гебров (зороастрийиев). Они намного древнее вас и рассеяны по миру как вы. Особенно гебры. т. е. потомки древних иранцев, которые сейчас как и вы находятся на положении рабов, а когда-то в течение долгого времени были вашими господами. Они хранили молчание, и вам следует брать с них пример». Наконец, в заключение, он пишет: «Вы – животные, которые умеют считать, постарайтесь стать животными, умеющими думать». Это сопоставление думающего христианина и считающего еврея предвосхищает априорный расистский антисемитизм, утверждающий превосходство творческого интеллекта христиан, превратившихся в ариев, над бесплодным интеллектом евреев. Эта современность Вольтера проявляется и в его утверждении, что евреи во всем являются подражателями, и тогда, когда в сочинении «Опыт о нравах» он писал: «На евреев смотрели так же, как мы смотрим на негров, т. е. как на низший вид человека».
Антиеврейская фобия Вольтера была хорошо известна его современникам, а также их ближайшим потомкам. Она крайне поражала как его друзей, так и врагов. Луи де Бональд писал: «Когда я говорю, что философы доброжелательно относятся к евреям, из их числа нужно исключить главу философской школы XVIII века Вольтера, который всю свою жизнь демонстрировал решительную неприязнь к этому несчастному народу… » Что касается мнения по этому поводу из философского лагеря, то вот что писал принц де Линь, который за восемь дней, проведенных в гостях у Вольтера в Ферне, должен был услышать много разных вещей по этому поводу от неутомимого патриарха: «Господин де Вольтер обрушился на Иисуса Христа только по причине его принадлежности к ненавистному народу. Он как бы играл роль антиеврейского Фрерона. (Э. К. Фрерон – французский литературный критик и издатель журналов, на страницах которых он вел полемику против просветителей. – Прим. ред. ) Это единственное, в чем он [Вольтер] был неправ». Эта шутка заставляет задуматься, и из нее можно сделать серьезные выводы. Был ли Вольтер настроен против евреев по причине его антиклерикальной позиции, или же в своей войне с «гадиной» он воодушевлялся ненавистью к библейскому народу? В своем последнем значительном труде «La Bible enfin expliqime… » («Наконец-то истолкованная Библия… », 1776) он снова выступает в качестве христианина, чтобы победить шесть евреев; он использовал этот же иронический прием в 1762 году в ответе Исааку Пинто, который упрекал его в стремлении раздавить народ, который и так уже был слишком несчастным. При этом его ирония удваивалась благодаря полемической непорядочности. Вольтер обещал своему еврейскому оппоненту исправить те места в своих сочинениях, на которые тот жаловался, но не сдержал своего слова. Этот ответ был продиктован Вольтером в самый разгар дела Каласа (Жан Калас – французский протестант, подвергнутый жестоким пыткам и каз-ии колесованием и сожжением в 1762 г в Тулузе. Вольтер организовал кампанию пpoтеста, всколыхнувшую всю Европу В результат Калас был посмертно оправдан (Прим. ред. )), которое послужило отправной точкой для широкой кампании против нетерпимости, и подписан «Вольтер, христианин, придворный христианнейшего короля». Пять дней спустя он объявил своему верному Дамилавиллю: «… я заканчиваю все свои письма словами «Раздавите гадину» подобно Катону, который всегда повторял [в конце своих выступлений]: «Таково мое мнение, а Карфаген должен быть разрушен». Здесь мы вновь видим молодого Вольтера, восклицавшего в 1715 году в оде «Истинный Бог»; «Человек счастлив быть изменником и богоубийцей, ты превращаешь нас в Богов!» Похоже, что антисемиты знакомы с божественными радостями такого рода.