Попов Михаил Михайлович. Барбаросса

   – Харудж не араб,– тихо прошептал Антонио Колона.
   – Я это знаю.

Глава десятая
ЛЕЙТЕНАНТ И ГЕНЕРАЛ

   Мартин де Варгас прибыл в столицу на рассвете и сразу же отправился к дому генерала Педро де Наварро. Почему? Ходили слухи, что в будущей войне с сарацинами именно на него будет возложено командование. Правда, никакие слухи ни словом не упоминали о том, когда именно нужно ждать подобной войны. Сам знаменитый полководец не так давно вернулся из Северной Италии, где провел не вполне победоносную кампанию, и всячески давал понять, что склонен отойти от дел и заняться урегулированием семейных и имущественных вопросов.
   Отставной лейтенант ничего об этом не знал, и более того, знать не желал. У него была цель, и он положил себе достигнуть ее любой ценой. Никакое иное будущее он не считал для себя возможным.
   Надо ли говорить, что ворота дома такого большого вельможи, как генерал Наварро, были в этот час заперты. Заперты для всех, включая ретивых отставных лейтенантов. Вместо того чтобы успокоиться и отправиться на поиски гостиницы с тем, чтобы явиться на прием к генералу попозже, Мартин де Варгас задумался, как ему преодолеть это препятствие немедленно. Он был уверен, что если даже Педро де Наварро лежит сейчас в постели, то от стука лейтенантских каблуков он немедленно проснется, а от первых же слов его, Мартина де Варгаса, придет в восторг и немедленно назначит день отплытия королевского флота из Малаги в направлении Алжира. План, кипевший в мозгу молодого офицера, казался ему столь блестящим, что генерал не может тут же им не проникнуться.
   Оставалось только каким-нибудь образом добраться до него. Судя по тому, как вели себя стражники у входа и слуги, которых ему удалось разбудить своим криком, союзников у него в этом деле не было.
   Что же, отступить?
   Но если он отступит здесь, как он может рассчитывать на успех там, под стенами Алжира!
   Что делает полководец, перед тем как начать штурм крепости? Для начала он как следует ее осматривает.
   Дом Педро де Наварро был устроен на арабский манер. Внутри ограды было устроено несколько уютных садиков с арками, беседками и фонтанами. Правда, фонтаны пересохли. Реконкиста^[38] отдала в руки победоносных испанцев все достижения цивилизации мавров, но не всеми из них победители научились как следует пользоваться.
   В одном из этих милых, укромных цветников лейтенант заметил парочку женщин. Очевидно, необыкновенно чудесное утро подняло горделивых испанок с постели и увлекло в сад. Они прогуливались. Судя по одежде, госпожа со служанкой.
   Мартин де Варгас вознес тихую молитву небесам. Теперь у него появилась надежда.
   Не откладывая ни на секунду исполнение замысла, он полез по замшелой стене, цепляясь пальцами за выступы и углубления. Он не знал, кто эти женщины, он не знал, что скажет им в первый момент, более того, он вообще не представлял, что им скажет, но был уверен, что находится на правильном пути.
   –Ах!
   – Пресвятая Дева!
   Такими возгласами он был встречен. А еще смертельной бледностью и полным оцепенением. Ни госпожа, ни служанка, видимо, не привыкли к тому, чтобы им под ноги во время уединенной утренней прогулки падали незнакомые и вооруженные мужчины.
   Госпожа оказалась крепче дуэньи. Старая дева, покачавшись немного, мягко рухнула в какой-то не слишком колючий куст. И затихла в нем.
   Мартин де Варгас выпрямился и тут же сломался в изысканнейшем поклоне. Шляпу он потерял во время прыжка, тем не менее сумел в полной мере выполнить все предписанные этикетом движения.
   По крайней мере, девушка поняла, что перед нею не утренний грабитель, а человек из общества. Это, правда, ее не слишком обрадовало, ибо свидетельствовало, что в данный момент ничто не угрожает лишь ее жизни, но совсем не означало, что в безопасности находится ее честь.
   Что для испанки дороже, объяснять не надо.
   – Сеньорита, моя жизнь в ваших руках!
   Дочь хозяина (это была она) отступила на шаг и подумала, что сейчас самое время закричать. Мартин де Варгас сделал умоляющее лицо:
   – Не надо! – И упал на колени.
   Когда такой мужчина оказывается на коленях, грех не выяснить (даже будучи добродетелью во плоти), о чем именно он молит. Ведь выслушивание просьбы не означает согласия ее выполнить.
   Тем более что старуха Ливия все еще валяется без чувств.
   – Кто вы такой, сеньор, и что вам от меня нужно?
   Лейтенант приободрился. Если женщина между криком и беседою выбирает беседу, первый бастион можно считать взятым.
   – Я несчастнейший из несчастнейших, я тот, кто хочет умереть, а ему навязывают жизнь.
   Впоследствии будет сказано, что женщина любит ушами. И более всего на нее действуют фразы, лишенные на самом деле всяческого смысла.
   Миранда, дочь победителя сарацин, была девушкой отнюдь не глупой, умела писать на трех языках, знала толк в поэзии своего времени, королевский астроном преподавал ей карту звездного неба, а сам кардинал Хименес провел с нею несколько бесед на богословские темы. Женский ум, получивший к семнадцати годам такую бездну научных сведений, не мог не считать себя независимым. Миранда была не слишком хороша собой и слишком уверена в себе. Она считала, что прекрасно разбирается в людях,– такого человека очень просто обмануть.
   – Вы говорите, что разлучены с предметом ваших страстных желаний?
   Лейтенант, собиравшийся встать с колен, вновь застыл. В голове его была только одна мысль – как бы не сказать чего лишнего.
   – О, как сразу вы меня поняли!
   – Встаньте и расскажите мне, в чем ваше горе. Я не обещаю вам помочь, но обещаю выслушать.
   – И это уже слишком много. Слишком!
   – Заклинаю вас всем святым, встаньте!
   Миранда заволновалась. Перед нею истекал чувством (не важно каким) молодой, красивый мужчина. При этом в любой момент могла очнуться эта дура
   Ливия, в любой момент мог появиться кто-нибудь из слуг. Ситуация была восхитительно рискованной.
   Мартин де Варгас с колен не поднялся, он просто посмотрел пронзительным взором снизу вверх, и взор этот немного ослепил девушку. Даже сквозь ткань мантильи.
   – Кто вы?
   – Меня зовут Мартин де Варгас.
   Имя это было Миранде отдаленно знакомо, за отцовским столом оно упоминалось несколько раз. Упоминалось в каком-то сомнительном контексте. В чем сомнительность? Ах да, дуэль. Этот офицер несколько раз дрался на дуэли и, судя по его внешнему виду, остался цел. Из-за чего были эти дуэли? Как будто неизвестно, из-за чего они бывают,– из-за женщин.
   Миранда решила быть особенно осторожной:
   – А он, предмет ваших вожделений, он прекрасен? Что он из себя представляет?
   Мартин де Варгас зажмурился, как бы боясь сказать взглядом больше, чем нужно.
   – Да, она прекрасна. Она для меня все: и победа, и поражение, и жизнь, и смерть.
   – Но почему вы здесь?
   – Вы еще не догадались?
   – Клянусь святыми дарами, нет.
   Мартин де Варгас встал, Миранда почувствовала, что ее охватывает озноб.
   – Потому что только вы можете мне помочь. Моя жизнь, мое счастье находятся в ваших руках.
   У Миранды перехватило горло:
   – Но чем же я…
   – В тот самый миг, когда я увидел вас, то понял – вот она, вот она, моя спасительница!
   – Не подходите ко мне!
   – Вы видите, я стою на месте, это вы удаляетесь от меня. Вы меня боитесь?
   – Чего же мне вас бояться!
   – Заклинаю, не бойтесь, вам нечего меня бояться. Ангелам вообще нечего бояться. А вы ангел.
   Дуэнья зашевелилась в кустах. Мартин де Варгас перешел на шепот:
   – В тот самый миг, когда я вас увидел, я понял – надежда на спасение есть. Я погиб не безнадежно! Вы понимаете меня?
   – Нет.
   – Но я вижу, что понимаете! От вас, от вашего слова зависит судьба моя. Скажите это слово, скажите!
   – Какое слово?
   На мгновение Мартин де Варгас растерялся сам. Какое, действительно, слово?!
   Дуэнья застонала и что-то забормотала как бы спросонок.
   – Вы говорите, какое слово?
   – Да,– прошептала девушка, чувствуя, что от непонимания у нее уже мутится сознание.
   – Не важно какое. Вы сами найдете все нужные слова. Но сделайте так, чтобы ваш отец согласился встретиться со мной.
   – Мой отец?!
   – Да, да и да!
   – Зачем?!
   – Неужели вы еще не понимаете зачем?
   Ответила ему уже не сеньорита, а ее дуэнья. Ответила истошным, невероятным визгом.
   – Умоляю вас, умоляю!
   Мартин де Варгас шептал, но произносимые им слова легко доходили до слуха девушки, несмотря на шум, производимый бдительной старухой.
   Послышались приближающиеся шаги.
   Лейтенант еще раз прошептал:
   – Умоляю.
   И ринулся к стене, с которой спрыгнул несколько минут назад.
   Слуги, вбежавшие в сад с обнаженными шпагами, увидели лишь его сапоги, исчезающие за стеной. Дочь хозяина лежала без чувств, а рядом стояла и причитала нестерпимым фальцетом дуэнья.
   Мартин де Варгас быстро шел, завернувшись в плащ, в сторону храма Святого Духа. Он был в прекрасном настроении. Этим же вечером состоится его беседа с генералом де Наварро, в этом нет никаких сомнений.
   Остаток утра и время до сиесты лейтенант провел в большом трактире на углу улиц Сан-Фелипе и Лас-Пальмос. Он выпил несколько бутылок легкого вина в преддверии трудного разговора с генералом, но голова его осталась такой же светлой, как в тот момент, когда он покидал родной Вуэлло. Он пил и думал, оттачивал аргументы, при помощи которых можно будет скорее убедить Педро де Наварро, человека уже пожилого и, значит, сторонника старых представлений, заложника собственного героического прошлого.
   Несколько раз к нему подсаживались размалеванные красотки и пытались завести беседу. Очень скоро им приходилось ретироваться, ибо рослый красавец за угловым столом казался невменяемым.
   – Или он кого-то ждет, или его ищут.
   Так выразилась жена хозяина заведения, присмотревшись к парню. Интересно, что она оказалась права в обоих смыслах.
   Миранда выполнила обещание, которого не давала. Она поговорила с отцом, сказала «слово». При упоминании имени Мартина де Варгаса старика слегка перекосило, и он побледнел ничуть не меньше другого генерала, пользовавшегося алжирским «гостеприимством» в течение последних четырех месяцев.
   – Мартин де Варгас?
   – Да, отец, Мартин де Варгас,– прошептала Миранда, все еще находившаяся под впечатлением неожиданного и необыкновенного свидания в собственном саду.
   – Что ему нужно?!
   – Он хочет…
   – Нет, погоди! Скажи мне сначала, где ты с ним увиделась?
   – В жасминовом садике,– просто ответила дочь, не видя в своем ответе ничего особенного.
   – В нашем?
   – Да, в нашем.
   От шума резко прилившей крови у полководца начали путаться мысли. Чтобы не случилось удара, обещанного ему всеми врачами, пользовавшими его в последнее время, он попытался успокоиться: смочил полотенце в фарфоровом широкогорлом кувшине и засунул холодный комок в вырез потной фламандской рубашки, поближе к сердцу. Несколько раз продолжительно вздохнул.
   – И когда же это случилось?
   На дочь болезненное состояние отца не произвело никакого впечатления. Она продолжала находиться во власти дурмана невразумительных лейтенантских речей. Надо полагать, к своим семнадцати годам она настолько созрела для первого серьезного любовного приключения, что, окажись на месте Мартина де Варгаса человек, много ему уступающий во всех отношениях, и прояви он десятую часть его настойчивости, она все равно нашла бы способ не устоять и воспылать чувством. Можно было бы сравнить эту девичью душу с внезапно проснувшимся вулканом, если бы на Иберийском полуострове имело место что-либо отдаленно напоминающее Везувий или Этну.
   – И когда же это случилось? – Голос генерала угрожающе понизился, но дочь и на это не обратила внимания, хотя прекрасно знала, предвестником чего является это понижение тона.
   – Только что!
   – Только что?!
   – Да, клянусь тем, что я твоя дочь.
   Генералу пришлось произвести еще несколько успокаивающих процедур. Он никак не мог поверить в реальность происходящего.
   – О чем же он хотел со мной поговорить?
   Миранда посмотрела на отца удивленно: какой странный, что же тут может быть неясного!
   – Так о чём?
   – Он хочет на мне жениться и собирается просить у тебя моей руки.
   Такая разумная, серьезная девушка, в ужасе думал генерал, может быть, она заболела? Надо проверить, нет ли у нее жара. О Мадонна, пошли ей какую-нибудь легкую болезнь.
   – Когда же он успел тебя настолько узнать? Может быть, вы виделись прежде?
   Миранда снисходительно улыбнулась:
   – Иногда, чтобы полюбить, достаточно одного взгляда, а мы успели обменяться целой дюжиной.
   О Мадонна, пошли ей жар! А где была старуха в то время, когда происходил этот обмен многочисленными взглядами и словами? Где?!
   – Ливия! – крикнул генерал.
   Мы не станем излагать здесь путаные и насквозь лживые объяснения впечатлительной дуэньи. Достаточно сказать, что генерал, несмотря на свою борьбу с апоплексическим ударом, не поверил ни единому ее слову, и она вечером того же дня отправилась в кармелитский монастырь, дабы закончить там свои бесполезные годы.
   Несмотря на решительную расправу с Ливией, свидетельницей которой она стала, Миранда продолжала считать, что ее собственные дела идут великолепно. Отец велит сейчас призвать Мартина де Варгаса, выслушает его, добродушно пожурит за обыкновение входить в дом через забор, а не в дверь, и… дальше все будет очень хорошо!
   Отчасти она не ошиблась.
   Генерал велел призвать лейтенанта Мартина де Варгаса с намерением побеседовать с ним. Несколько нарядов альгвасилов и королевских стражников были разосланы по городу с приказом схватить и притащить его в дом Педро де Наварро, желательно как следует связанным.
   Генерал рассудил, что человек (даже будь он безумец, в чем взбешенный отец не сомневался), желающий поговорить, не станет слишком скрываться. Поэтому ожидал скорого возвращения посланных.
   Когда в двери трактира вошли шестеро стражников в медных касках и с длинными, неуклюжими алебардами, лейтенант сразу догадался, что пришли за ним. Он встал. Бросил на стол серебряную монету и пошел навстречу вооруженным людям.
   Почему-то он думал, что они ему обрадуются. Трудно сказать, откуда у него явилась такая мысль. И он очень удивился, когда они все разом кинулись его вязать.
   Ничего, подумал он, видимо, генерал неправильно понял слова, переданные его дочерью. А может, Миранда и сама что-нибудь напутала. Стоит только им начать говорить, как недоразумение само собой разъяснится.
   К этой странной встрече Педро де Наварро облачился в свой парадный мундир, считая, что это будет не лишним. Увидев его во всем блеске экипировки, лейтенант обрадовался. Он жалел только об одном, что вынужден носить обычную гражданскую одежду.
   Между двумя военными людьми произошел в высшей степени странный разговор. В результате его старшему по званию сделалось еще хуже, хотя он думал, что хуже ему быть не может. Выслушав объяснение этого юнца-наглеца, генерал почувствовал, что мир меркнет у него перед глазами. Удержать себя в руках стоило ему чрезвычайных усилий.
   – Так вы хотите сказать, Мартин де Варгас, что не хотите жениться на моей дочери?!
   Лейтенант лукаво улыбнулся и покачал головой. Казалось, ему было весело, и он предлагал всем присутствующим присоединиться к веселью.
   – Клянусь святым Антонием, нет. И могу это повторить хоть под присягой.
   – Всем убраться отсюда! – велел Педро де Наварро. На террасе, где он принимал наглого мерзавца, было немало народу из числа домочадцев, приживал и близких к приживалам людишек. Генерал собирался им всем преподнести показательный урок того, как он обводится с теми, кто не выказывает к его персоне должного уважения. Он собирался…
   – Всем убраться!
   Мартин де Варгас счел это требование разумным. Он собирался говорить с хозяином дома на темы специальные и наверняка секретные: лишние свидетели в таких делах ни к чему.
   Пока стучали каблуки и шуршали платья, Педро де Наварро исподлобья смотрел на своего гостя. Он помнил его. Вернее, не его, а связанные с ним скандалы и неприятности. Дурак и бретер, такие определения возникали у него в голове при упоминании имени Мартина де Варгаса.
   – Может быть, вы просто задумали соблазнить мою дочь, сеньор лейтенант?
   – Боже сохрани, я женат, моя жена беременна, и я ни в коей мере не могу считать себя вправе поставить под сомнение честь молодой сеньориты. Я бы скорее дал себя убить, чем позволил бы себе такие помыслы.
   – Так для чего же вы сегодня поутру перелезли через забор моего дома и затеяли сомнительный разговор с моей дочерью?!
   Мартин де Варгас обезоруживающе (как ему казалось) улыбнулся:
   – Поверьте, я хотел поговорить с вами, и если бы вы прогуливались с дуэньей в саду…
   – Что?! Я с дуэньей, в саду?!
   – Разумеется, вам не нужна дуэнья для того, чтобы прогуляться…– Чувствуя, что речь его бродит по какому-то сумасшедшему кругу, лейтенант умолк и умоляюще-извиняющимся жестом приложил руки к груди.
   Генерал от ярости не мог вымолвить ни слова. Никогда в жизни ему не приходилось выслушивать такие оскорбления и в таком количестве. Да еще от кого!
   – Одним словом, я хотел поговорить с вами, но, насколько мне известно, в ваших глазах я по чьей-то злой воле сделался носителем сомнительной репутации, так что поговорить с вами у меня не было никакой возможности, поэтому я позволил себе прибегнуть к не вполне обычному способу.
   Педро де Наварро наконец обрел дар речи. Плюс к этому он наконец хотя бы отчасти понял, в чем суть всего этого бреда, и прозрение отнюдь не порадовало его суровую и мрачную душу.
   – Так вы решили, что лучший способ обратить на себя мое внимание – это опозорить мою дочь?
   – Нет, клянусь, нет. В мои планы не входило причинить вред вашей дочери.
   – Так зачем же вы белым днем перелезаете через забор моего дома на виду у всего Мадрида и набрасываетесь на нее? На мою, на дочь?!
   Язык почти отказывался служить возмущенному отцу. Зато готовы были служить руки, они угрожающе сжимались в кулаки.
   – Мне нужно было увидеться с вами. Мне нужно было срочно изложить вам план возвращения Алжира. Срочно. Как только я понял, как это сделать, я тут же вскочил на коня и помчался в Мадрид. К кому, скажите, я мог обратиться, кроме вас, в этом городе, кто бы понял меня лучше?! А тут какой-то забор, тупые слуги. Кроме того, то, как я добрался до вас, должно было показать, что я могу добраться до кого угодно.
   – Вы безумец.
   – Конечно. Но не в этом дело.
   – Вы опасный безумец!
   – Для кого? – совершенно искренне поинтересовался Мартин де Варгас.
   Педро де Наварро ответил ему не сразу. Он решил, прежде чем определиться, что ему делать с этим сумасшедшим субъектом, успокоить давящую душу ярость. Генерал чувствовал себя безмерно оскорбленным. То, что безродный отставник и провинциал посмел пожелать Миранду де Наварро себе в жены, было отвратительно, глупо, дерзко, но хоть отчасти понятно. Но то, что какой-то ненормальный вояка, возомнивший себя Александром Македонским, посмел играть честью и чувствами Миранды де Наварро ради удовлетворения своих мелких профессиональных амбиций, не могло быть прощено.
   Какое он заслужил наказание? Отец говорил, не спеши карать, чтобы потом не пожалеть, что покарал мало.
   Мартин де Варгас по-своему расценил затянувшееся молчание полководца.
   – Может быть, вы считаете себя в не силах или не вправе принимать решения по таким поводам?
   Генерал усмехнулся, как палач болтовне неразумной жертвы.
   – Скажите мне об этом.
   – Если, допустим, я признаюсь в этом, куда же вы пойдете со своими планами?
   – К кардиналу Хименесу или к его величеству.
   Генерал снова усмехнулся.
   – Вы предполагаете, что вам и до них удастся «добраться»?
   Мартин де Варгас помрачнел, он вдруг подумал, что добиться желаемого будет труднее, чем он себе представлял вначале. Свет военной истины не может вразумить того, кто потерял способность видеть.
   – Главной своей целью я вижу пользу кастильской короны, и если ради ее достижения понадобится совершить невозможное, я совершу то, что понадобится. Добраться же до кардинала и короля я не считаю невозможным.
   – Что ж, мне кажется, я понял вас.
   – Я же ничего еще не успел вам рассказать!
   – В этом нет нужды.
   – В чем нет нужды? В том, чтобы слушать меня, или в том, чтобы освобождать Алжир?
   – Я сказал, что вы безумец, и вы безумец. Не знаю еще, каким образом я поступлю с вами. Для начала, на пользу кастильской короне, я сделаю вот что – я вас запру.
   В глазах лейтенанта появился давешний яростный огонь.
   – Это не я безумец, а вы, господин генерал! Как вы можете не видеть очевиднейших вещей!
   – Эй, сюда! – громко крикнул Педро де Наварро. Не менее десятка стражников с шумом взбежало на террасу.
   Оказавшись в сыром, темном подвале городской тюрьмы, Мартин де Варгас не впал в отчаяние, он впал в ярость. Он никак не мог смириться с тем, что лучший полководец королевства оказался идиотом. Ведь ему было все объяснено, он должен был оценить его, Мартина де Варгаса, порыв. Не оценил. На что может рассчитывать Испания, когда во главе ее стоят такие ничтожества? Нужно было обратиться за помощью не к нему, а сразу к кардиналу Хименесу. Или даже к королю. Король не может быть безразличен к интересам королевства. К тому же у него нет дочерей, заботы о которых могли бы заслонить заботы о государственном благе.
   Но, может быть, и король и кардинал думают одинаково с Педро де Наварро? Может быть, генерал от них набрался осторожности и спеси?
   Нет!
   Невозможно!
   В противном случае жизнь, его, Мартина де Варгаса, жизнь потеряла бы всякий смысл.
   Надо как-то выбираться из каменного мешка.
   Проще сказать, чем сделать.
   Лейтенант обследовал как следует свое новое пристанище. Досконально. Исчерпывающе. И пришел к неутешительному выводу – без помощи снаружи покинуть эту сырую нору невозможно.
   Надо подождать разносчика пищи и попробовать договориться с ним. Как? Пообещать деньги, которых нет? Послать письмо на волю? Кому?! Утопить тюремщика в миске с похлебкой и силой вырваться на свободу?
   Не прошло и двух дней, как в тяжелой, мрачной двери, закрывавшей путь на волю, отворилось окошко и четырехпалая волосатая рука швырнула под ноги заключенному кусок овсяной лепешки.
   Все!
   С таким не разговоришься. И почему у него четыре пальца? Может, это такая специальная порода тюремщиков?
   Лейтенант подошел к двери и, стукнув в нее кулаком, крикнул:
   – Я хочу пить!
   Никто ему не ответил.
   Только не впасть в отчаяние, мысленно приказал себе лейтенант, уже впадая в него. На что он мог теперь надеяться? Только на то, что Педро де Наварро просто решил его проучить, подержит для острастки под замком и выпустит. Прислушавшись к себе, Мартин де Варгас понял, что на это не стоит надеяться.
   Рассвирепев, он кинулся на непобедимую дверь и стал кричать, колотя в нее кулаками и ногами:
   – Я хочу видеть короля! Я хочу видеть короля! Здесь дело государственной важности!
   Прошла неделя, прошла другая. Лейтенант продолжал свой бесплодный поединок с дверью и с тишиной, что скрывалась за ней.
   – Я хочу видеть короля! – требовал он первые семь дней.
   – Доложите обо мне королю, я Мартин де Варгас, лейтенант королевской пехоты! – такие заявления превалировали во время второй семидневки.
   – Король хочет видеть меня, вас всех повесят, если вы ему не доложите! – заявлял он после двадцатого дня заключения.
   Он прокричал, провопил, простонал эти сообщения и угрозы сотни раз, он срывал голос, переходил на шепот, но ничто не помогало. Ему не удалось даже увидеть лица четырехпалого существа, назначенного ему в бездушные охранники.
   И однажды наступил такой день, когда он не подошел к двери, когда он не произнес ни звука. Не потому, что разуверился в своих попытках, он просто обессилел. Он лежал на ворохе гнилой соломы, смотрел на узенькую щель под потолком – единственное окно в камере – и тихо молился. Слова молитв путались у него в голове, чаще всего повторялась просьба отворить двери. Имелись в виду лейтенантом не двери камеры, но те, что могут быть открыты только Богом взыскующему человеческому разуму и алкающей человеческой душе.
   Но случилось то, что случается часто в жизни: стоит обратить взор к небесам, как земные обстоятельства начинают оборачиваться в твою пользу.
   Громыхнули засовы, завизжали вековые петли, и дверь, равнодушно принявшая тысячи отчаянных ударов лейтенантских кулаков, отворилась как бы сама собой. Так казалось лишь мгновение. Дверь все же раскрылась не сама собой – ее отворили люди с факелами и шпагами на боку. Они вошли и разогнали сырую склеповую полутьму светом трепещущего пламени.
   Они задали лежащему на соломенной подстилке исхудавшему человеку вопрос, которого он ждал:
   – Вы лейтенант Мартин де Варгас?
   Он с усилием кивнул.
   – Благословение Господу, следуйте за нами.
   – Господу благословение, я не в силах.