Попов Михаил Михайлович. Барбаросса

   На ломаном арабском, плохом турецком и неправильном берберском они задавали один и тот же вопрос:
   – Кто тут может продать лошадей?
   День был не базарный. Тенес и в базарные дни не славился конской торговлей, так что походить-поспрашивать пришлось. Поиски могли бы затянуться, когда бы не встретился им добрый человек.
   Звали его Сайд. Одет он был как горожанин, чалму носил белую, пояс халата у него был из буйволовой, хорошо выделанной кожи, к тому же расшитой серебром. Все эти признаки говорили, что он не разбойник и не городской вор. При их ремесле такое одеяние обременительно.
   Саватеи решили довериться Сайду, тем более что за услуги он просил сущие пустяки, немного испанской меди. Испанских монет у кочевников не оказалось, у них оказались неаполитанские.
   Сговорились.
   Менее чем через час у кочевников были пять разномастных, но вполне подходящих лошадей.
   Напоследок предводитель кочевников поинтересовался у любезного тенесца, не знает ли он дороги до оазиса под названием Абуид.
   – Абуид?
   – Да, нам нужен этот оазис.
   – Он довольно далеко от города, на пальцах не покажешь. Дорога слишком петляет.
   – А нельзя ли найти проводника, мы хорошо заплатим.
   – А сколько?
   – Денарий.
   – Видит Аллах, что проводника найти можно. Покажите мне этот денарий, а я вам покажу Абуид. Когда я вам покажу Абуид, вы отдадите мне этот денарий.
   – Но тебе нужна еще одна лошадь?
   – Я возьму взаймы у владельца караван-сарая Ахмеда. Он мой друг.
   Ахмед не отказал своему другу Сайду.
   Шестерка всадников тут же покинула Тенес по южной дороге.
   Сначала пришлось миновать заросли колючих, занесенных песком кустарников.
   – Что это? – спросили у Сайда.
   – Апельсиновые рощи.
   Ближе к середине дня показались красноватые пологие холмы, над которыми время от времени вставали легко взвивающиеся столбы пыли.
   – Что это? – спросили у Сайда.
   – Это великолепные виноградники. Отсюда вывозили вино не хуже хиосского.
   Некоторое время пришлось держать путь по сухому извилистому руслу, ближе к западному обрывистому берегу, где можно было найти тень и хотя бы отчасти защититься от убийственных солнечных лучей.
   – А здесь была полноводная река? – спросил главный саватей у своего проводника.
   – Очень полноводная. Здесь, рассказывают, утонул сын хафсидского султана.
   – Да, утонуть в такой реке – очень злая судьба. И когда же это случилось?
   – Давно, еще когда мой дед был мальчиком.
   – С тех пор дела хафсидов не стали успешнее.
   – Они нажили себе слишком много врагов.
   В те времена карта Магриба представляла собою лоскутное одеяло. Хафсидская династия, некогда здесь почти безраздельно правившая, свои позиции частью утратила, частью продолжала утрачивать. Почти в каждом городе был свой правитель. Племена пустыни враждовали между собой так же, как города. Берберы ненавидели кабилов, кабилы – туарегов, все вместе ненавидели саалиба и других арабов. И поверх всего этого кровавого разнообразия ощущалось влияние Высокой Порты. Египет фактически ей покорился. Фактически покорилась ей Ливия. Наставала очередь Магриба и прилегающих земель.
   Кто-то выбирал между Стамбулом и Мадридом.
   Кто-то был готов на союз с самим дьяволом, чтобы вернуть себе то, что было утеряно.
   Кто-то был готов на союз с самим дьяволом, чтобы приобрести то, что приобрести был не в силах.
   Кто-то был готов на союз с самим дьяволом, чтобы отомстить.
   Шестеро всадников поднялись по пологому склону на левый берег исчезнувшей реки.
   – Сайд, нужно дать лошадям отдых.
   – Нет, нам нужно подняться на тот холм.
   Всадники шагом поднялись.
   – Оазис Абуид! – торжественно провозгласил проводник и указал в сторону горизонта.
   В расплывающемся раскаленном мареве можно было различить кучерявящиеся древесные кроны, острие минарета, несколько белых куполов и один купол голубого цвета, усыпанный золотыми блестками.
   – Ты хочешь нас здесь оставить, Сайд?
   Проводник улыбнулся прямо в черные глаза саватея, сверкавшие над пестрым платком, закрывавшим нижнюю часть лица.
   – Что ты, я должен дать отдых моему коню.
   Всадники поскакали мелкой рысью в направлении оазиса. Он приближался слишком медленно, слишком медленно он вырастал из песков. Могло даже показаться, что он выдумка воображения, то, что называется мираж. Ибо не было заметно в нем никаких признаков жизни.
   Словно сообразив, о чем думают спутники, Сайд сказал:
   – Жара.
   Но наконец картина изменилась. Впереди показалась группа всадников.
   Большая группа, человек в сорок – пятьдесят.
   Все они были в черном, несмотря на жару.
   Это был цвет племени таами, одного из небольших кабильских племен, обосновавшегося после недавних неудач здесь, в небольшом оазисе Абуид.
   Саватеи слегка придержали лошадей, чтобы сближение с черными всадниками не было воспринято как вызов.
   Сайд же, наоборот, своего коня пришпорил и полетел к кабилам во весь опор. При этом он что-то кричал. Он кричал на своем наречии, которого никто из его спутников знать не мог.
   Мартин де Варгас, а это был именно он в одеянии саватея, снял с лица пестрый платок и вытер им вспотевшее лицо.
   – Он предупреждает, что мы лазутчики. Надо остановиться, чтобы кому-нибудь не досталась случайная стрела.
   Кабилы быстро и умело рассредоточивались, охватывая замершую на месте группку, снимали через голову луки, вытаскивали из ковровых колчанов стрелы.
 
   Шейх Арафар был чрезвычайно худ и высок ростом. Лицо имел темно-коричневое, исполосованное морщинами и шрамами. Один глаз его был захвачен бледным бельмом, зато второй смотрел пронзительно и проникал в самую душу.
   Мартин де Варгас приложил правую руку к груди и слегка наклонил голову.
   – Кто ты? – спросил шейх на кастильском, тем самым давая понять, что он уже сообразил, кто перед ним стоит. Пожалуй, можно было бы понять вопрос шейха и так: не безумец ли ты? Ибо только ненормальный подданный католического короля мог явиться в Абуид и сам отдаться в руки Арафара. Между шейхом и испанской короной были отвратительные отношения. Дважды генерал Педро Наварро в недавнем прошлом переходил дорогу шейху на пути достижения его целей. Арафар был представителем старейшего из кабильских родов, имел наибольшие права на то, чтобы возглавить все кочевые племена Магриба, а вынужден был влачить почти жалкое существование, никем не признанный, всеми преданный.
   Его не уничтожали только потому, что не считали опасным. Даже в его собственном племени Куко наметился раскол. Большая часть людей пошла за молодым беем Сосланом и вступила в союз с шейхом Алжира. Правда, ничего путного из этого не получилось, большая часть этих баранов была вырезана людьми Харуджа.
   – Меня зовут Мартин де Варгас, я капитан королевской армии.
   – Ты прибыл ко мне сам или тебя послали?
   – Я прибыл сам, но будет также верным сказать, что меня послали.
   Шейх принимал испанца в небольшом белом зале с высоким куполообразным потолком и узкими вертикальными окнами, поднятыми над полом более чем на человеческий рост. Убранство зала было скудным, вернее сказать, никакого убранства не было. Только вытертый ковер у стены, противоположной входу. На нем сидел шейх. К убранству при желании можно было отнести двух гигантских телохранителей с обнаженными саблями в руках. Они были живописны и безмолвны.
   – Говори. Начни с того, что тебе велели мне сказать. Закончишь тем, что хочешь сказать сам.
   – Мой король хочет устранить несправедливость, которая была допущена по отношению к тебе и твоему племени.
   – Что ты называешь несправедливостью? Ночное нападение на мой лагерь? Тысячу убитых и сотню посаженных на колы – это ты называешь несправедливостью?
   – Это сделал Педро де Наварро по приказанию Фердинанда. Теперь на троне Карл и во главе армии стоит другой полководец.
   – Но испанец всегда останется испанцем, а кабил – кабилом. Или ты хочешь утверждать обратное?
   – Я не стану утверждать обратное, ты бы мне все равно не поверил.
   По коричневому лицу пробежала тень усмешки:
   – Но тогда ты согласен со мной и наш разговор не имеет смысла.
   – Фердинанд был крепок в христианской вере, как никто. Всех почитателей Магомета^[48] он считал своими врагами.
   – Сейчас ты говоришь правду.
   – Карл – другой человек.
   – Он готов принять магометанство?
   Внимательно глядя на улыбающегося шейха, капитан отрицательно покачал головой.
   – Он просто считает, что не все, кому мил Аллах, должны быть немилы ему.
   – Твои слова темны.
   – Пока да. Сейчас я попытаюсь пролить на них свет объяснения.
   – И поторопись, ибо сказано – говорящий много думает тебе во вред.
   – Король Карл предлагает тебе союз.
   Шейх то ли закашлялся, то ли засмеялся.
   – И у тебя, и у короля один враг.
   – Назови его.
   – Харудж.
   – Если он враг испанцам, это еще не значит, что он враг мне. Ты сказал пустые слова.
   – Разве не он внес раскол между племенами кабилов и они, вместо того чтобы править в Магрибе, воюют между собой?
   – Пусть так.
   – Разве не он захватил все порты на побережье и вы теперь платите три цены за сицилийское зерно и скоро вам нечем будет платить?
   – Пусть так.
   – Разве не задумал он установить свою власть не только на побережье, но и в глубине Магриба, разве не сделал он уже для этого многое и многое? Разве ты не видишь, что, если так пойдет и дальше, скоро вы, кабилы, из бедных, но свободных станете нищими рабами Харуджа?
   – Пусть лучше власть Харуджа, чем власть креста.
   – О, неужели ты, Арафар, так наивен и считаешь, будто Харудж печется о благе правоверных мусульман? Разве не слышал ты рассказов о его бесчинствах и предательствах? Для него жизнь последователя Магомета ничуть не дороже жизни христианина. Когда он станет обладателем побережья, то над Алжиром, Тлемсеном, Мешуаром, Милианой, Медеей, Тенесом, Ораном будет развеваться знамя Харуджа, а не зеленое знамя.
   – Я слышал эти разговоры.
   – И что ты можешь сказать в ответ на них?
   – Я хочу послушать тебя.
   Мартин де Варгас провел ладонями по лицу, как бы снимая с себя маску.
   – Пусть ты не хочешь понять, кто твой враг, пойми, по крайней мере, кто твой друг.
   – Не ты ли?
   – Ты усмехаешься, но усмехаешься через силу. Ты не хочешь усмехаться.
   – Что ты можешь знать о моих силах?
   – Мало, но достаточно. Я знаю, что у тебя есть две тысячи всадников и с тысячей из них ты мог бы в любой момент совершить поход на расстояние один-два дневных перехода.
   Арафар перестал стучать четками.
   – Ты уже полгода скрываешься в этом оазисе, ты копишь силы, принимаешь отдельные семьи кабилов и даешь им кров и еду, ты ни с кем открыто не ссоришься. Ты не грабишь, не торгуешь. Ты покупаешь хлеб для своих людей на собственные деньги… Что все это может означать?
   – Что же?
   – Ты собрался отомстить, и ждешь только наилучшего момента.
   Шейх опять застучал четками.
   – Но твое дело плохо.
   – Почему?
   – Потому что удобный момент для тебя никогда не наступит.
   – Почему?!
   – Потому что ты не можешь выбрать, кому тебе мстить. То ли племянникам Сослана, то ли племени Аббас Дану, то ли племени саалиба, то ли самому Харуджу, то ли испанцам. Все перечисленные – твои враги, отомстить надо всем, но всем ты отомстить не в состоянии.
   – Мстить можно по очереди.
   Мартин де Варгас убежденно покачал головой.
   – У тебя только одна попытка. Как только ты выберешься из своей раковины, на тебя обратят внимание и твои враги выступят против тебя. Сейчас все привыкли к мысли, что тебя как бы нет. Ты не опасен. Но стоит тебе…
   Арафар хлопнул себя по коленям с такой силой, что шелковая нить, на которую были нанизаны жемчужины, лопнула, и белые капли запрыгали по каменному полу, звучно цокая.
   – Клянусь знаменосцем пророка, так оно и есть! Я терпелив, но терпение не может длиться дольше, чем длится жизнь! Что я оставлю моим сыновьям, кроме обязанности отомстить?
   Мартин де Варгас смотрел в пол, пережидая вспышку стариковского гнева. Она оказалась короткой.
   – Теперь я понял, ты пришел, чтобы соблазнить меня предложением о помощи.
   –Да.
   – Об испанской помощи? Неужели христиане хотят мне помочь?
   – Но при этом рассчитывают на твою помощь.
   – Где?
   – Оран. С берега его прикрывают воины племени Аббас Дану, с моря – корабли Харуджа и пушки старого арабского форта.
   – Старого, но еще очень крепкого.
   – Да. Но форт – это мое дело. Твое – лагерь Аббас Дану.
   – Ты предлагаешь мне выступить против моих братьев?
   – Они первыми выступили против тебя. И потом, это будет не война. Просто ты, как старший, накажешь младших за непослушание!
   Шейх закрыл глаза.
   Мартин де Варгас весь превратился во внимание.
   Настал решающий момент. В запасе у капитана были еще аргументы, среди которых один очень сильный, но он понял, что все решится сейчас. Конечно, он пошел на авантюру, явившись сюда, но другого способа сдвинуть дело с мертвой точки, разрубить узел у него не было. Кто бы дал ему тысячу всадников, без которых что-либо серьезное предпринять было невозможно!
   От короля – галера.
   От шейха – кавалерия.
   От кардинала…
   – Твое предложение мне нравится. Но только наполовину. На ту половину, что выгодна тебе, испанец.
   – Давай поговорим о твоей выгоде. Я готов к этому разговору.
   – Допустим, Аллах позволит и мои всадники разобьют всадников Аббас Дану.
   – Я в этом не сомневаюсь!
   – Ты возьмешь Оран.
   – Возьму!
   – Что же получу я?
   – Ты получишь письмо.
   – Письмо?
   Мартин де Варгас засунул руку за пазуху и вынул оттуда бархатный футляр, украшенный золотым тиснением.
   – Я мог бы тебе это лишь пообещать, но я отдаю его сразу, возьми!
   – Что это?
   – Это письмо кардинала Хименеса и указ короля Карла. Теперь ты верховный повелитель кабилов. Ты, и никто другой. Король Карл обещает, а кардинал Хименес подтверждает это обещание своим словом, что любой твой враг становится тут же врагом испанской короны.
   Арафар взял футляр в руки. Он хорошо говорил на кастильском, но читать не умел. Следовало бы вызвать человека, знающего христианскую грамоту, но шейх чувствовал, что надобности в этом нет.
   Он задумчиво повертел футляр в руках и спросил:
   – Ты хочешь отдохнуть с дороги?
   Испанец покачал головой.
   – Если ты мне дашь поесть и свежих лошадей, я отправлюсь немедленно.

Глава девятая
КАПИТАН И ОРАН

   – Пятьсот пятнадцать центнеров пороха, пятьдесят больших пушечных ядер, сто ядер для малых пушек, шесть огнеметных баллист, пятьдесят огненных горшков, двадцать четыре аркебузы с порохом и свинцовыми пулями, двадцать четыре арбалета со стрелами, двенадцать пик, двенадцать протазанов, пятьдесят испанских шлемов, пятьдесят мечей, двадцать четыре круглых щита и двадцать чешуйчатых кирас.
   Лейтенант Лозано закончил чтение.
   Мартин де Варгас, сидевший по ту сторону небольшого, грубо сколоченного стола и меланхолически вертевший в пальцах оловянный стакан, спросил:
   – Это все?
   – Пожалуй, все, господин капитан.
   – А серпы?
   – Ах да, серпы. Вы правы, взято нами и три десятка серпов, хорошо заточенных.
   Не надо думать, что галера Мартина де Варгаса отправлялась на жатву, серпы были нужны для обрезания такелажа и парусов во время абордажа. Эту моду ввели генуэзцы, и она быстро привилась во всем Средиземноморье, как в пиратской среде, так и на королевских флотах.
   – Жаль будет со всем этим расставаться.
   Лейтенант не понял:
   – Расставаться?
   – Да.
   – Прикажете все эти запасы выгрузить на берег?
   Лозано был старше своего капитана вдвое, считал себя бывалым моряком и умелым офицером. Он с трудом скрывал свою неприязнь к неведомому выскочке, явившемуся на галеру со свеженьким королевским патентом, и не упускал случая поиронизировать над его методами командования. Надо сказать, что Мартин де Варгас давал определенную пищу для подобной иронии своим поведением. Впрочем, ему было глубоко наплевать на то, как он выглядит в глазах этого напыщенного старикана.
   – Нет, мы не.будем ничего выгружать на берег. У меня совсем другой план.
   «Какой?» – хотел спросить лейтенант, но не стал этого делать и лишь поклонился.
   Из-за занавеси, которая отгораживала кормовую каюту от палубы, послышался характерный шум.
   – Что там?
   Лейтенант выглянул.
   – К вам полковник Комарес, капитан.
   – Очень хорошо, я его заждался.
   – Мне оставить вас? – спросил Лозано, будучи абсолютно уверен, что получит отрицательный ответ.
   – Да, вы свободны.
   Глотая большими глотками жуткую обиду, Лозано удалился, проскрипев какое-то приветствие в адрес полковника.
   Полковник вошел шумно и решительно, другого и нельзя было ожидать от этого пузатого круглощекого гиганта. Глаза у него были вечно налиты веселой кровью, усы – вразлет, голос как катящееся по палубе ядро.
   – Дьяволова жара! – объявил он, снимая походную каску и тяжело садясь к столу.
   – Не хотите ли воды, полковник?
   – Я думал, вы предложите мне вина. Тем более что я привез вам подарок.
   – Подарок?
   – Да. Эй ты, войди сюда!
   Отодвинув занавесь, в полумрак каюты вошел довольно крупный мужчина в сержантском пехотном мундире. Мартин де Варгас внимательно в него всмотрелся:
   – Илларио?
   – Да, господин лейтенант.
   Полковник хмыкнул:
   – Благодарение Господу и королю, он уже капитан.
   Мартин де Варгас обошел стол и взял старого боевого товарища за плечи.
   – Я был уверен, что все вы тогда погибли. Я даже никого не пытался отыскать.
   – Почти все. Бог услышал только мои молитвы о спасении. Я добирался до Испании более года.
   – Теперь ты служишь у полковника Комареса?
   Полковник снова хмыкнул:
   – Служить-то он служит, и хорошо, но мечтает оказаться под вашим командованием, капитан. Как только услышал о Мартине де Варгасе, тут же явился ко мне с рапортом. Я было вспылил, а потом остыл. Так что, если вы готовы…
   – Разумеется, готов, большое вам спасибо, господин полковник, у меня нужда в верных людях.
   – У всех в них нужда.
   – Клянусь всем святым, я ваш должник до гроба.
   – А я в долгу перед обоими,– сказал Илларио.
   Мартин де Варгас велел принести вина, после первой же чаши перешел к изложению своего плана. Полковник слушал внимательно и с каждым словом капитана все более мрачнел. Как только капитан закончил, он тут же вынес свой вердикт:
   – Безумие!
   Мартин де Варгас не удивился, примерно такой реакции он и ожидал.
   – А я и не говорю, что мой план безопасен, просто любой другой в нашей ситуации не годится. Я сам все осмотрел и изучил на месте. Все подходы, все укрепления. Я пересчитал все пушки и всех солдат. Изучил, как производится смена караулов. Я знаю, как ведутся дела в порту, не хуже тех, кто там командует.
   – И эти исследования…
   – Привели меня к выводу, что взять Оран нельзя.
   Комарес звучно стукнул стаканом по столу.
   – А кто вам сказал, что мы должны его взять? Я получил приказ блокировать город.
   – Я получил точно такой же приказ, господин полковник.
   – Так в чем же дело? Приказы надо выполнять!
   – Не смею спорить с вами, но прошу, однако, все же выслушать мои доводы.
   Комарес тяжело засопел. Ему явно хотелось откланяться. Он был смелым человеком, но не терпел авантюристов.
   – Говорите.
   – Для начала я сказку, что приказ, полученный нами, составлен весьма расплывчато. Что неудивительно, ибо составлением занимался не Педро де Наварро или другой уважаемый и сведущий военачальник, а ван Дооре – королевский министр.
   – Я знаю это.– Полковник нахмурился,
   – Он отличный фехтовальщик, не спорю, но умение управляться со шпагой совсем не то, что управлять войсками.
   – Это верно, однако же…
   – Прошу прощения, полковник, но вы не скажете мне, когда ван Дооре последний раз был на магрибском берегу?
   Полковник промолчал. Ему было жаль, что он дал втянуть себя в этот разговор, ему было досадно, что при нем присутствует сержант Илларио, Просто выгнать его за занавес было уже поздно, выглядеть в его глазах исполнительным болваном не хотелось.
   – Кроме того, ван Дооре, отдавая этот приказ, не имел представления о том, какими мы на самом деле располагаем силами.
   – Что значит не знал?
   – С шейхом Арафаром я встречался после того, как с ним ознакомился.
   Полковник допил херес.
   – Это отчасти меняет дело. Но не переворачивает все с ног на голову, как вам кажется.
   – Пусть так, но послушайте еще вот что. У Харуджа в Оране более двух тысяч людей, не считая моряков. У нас менее семи сотен. Не считая, правда, всадников шейха.
   – Вы так доверяете этому кабилу!
   – У меня есть основания это делать.
   – Блажен, кто верует.
   Мартин де Варгас пропустил это замечание мимо ушей.
   – Теперь давайте представим, что мы заблокировали Оран. Очень скоро люди Харуджа поймут, какие силы ему на самом деле противостоят,– желающих пошпионить они отыщут здесь всегда. Что они предпримут, узнав, что их эскадре из десяти галер противостоит одна моя, а их двум тысячам пехотинцев – ваши семь рот?
   – А ваш хваленый Арафар?
   – В блокаде кабилы участвовать не будут. Совершить налет на лагерь Аббас Дану, вырезать своих врагов – это одно. А стоять лагерем, строить укрепления… нет, на это их не хватит. Да Арафар этого и не обещал.
   – Налейте мне еще.
   Мартин де Варгас быстро наполнил стакан.
   – Вы так и не ответили на мой вопрос, господин полковник.
   – Какой?
   – Что сделают люди Харуджа, узнав, что мы представляем собой на самом деле?
   – Они нас атакуют и перебьют.
   Капитан широко улыбнулся. Именно это ему и требовалось доказать.
   – Таким образом, приказывая нам блокировать Оран, эта фламандская собака приказывает нам умереть. Умереть и навсегда, таким образом, похоронить идею войны против Харуджа.
   Полковник Комарес замер со стаканом, поднесенным ко рту. Сержант тоже слегка ошалел. Фламандцев недолюбливали в армии, но чтобы так открыто высказываться!
   Капитан между тем продолжал:
   – У нас есть только один способ выжить – это атаковать город, причем атаковать по плану, который я только что изложил.
   Полковник покачал головой.
   – Вы все еще сомневаетесь, господин полковник?
   – Да. План ваш слишком замысловат.
   – Прямой путь не всегда самый короткий. Подумайте, я вас не тороплю, у нас есть еще около суток.
   – Вы говорите так, будто это вы являетесь главным в этой операции, а не я.
   Мартин де Варгас потупился:
   – Простите, господин полковник, мне жаль, что я произвел такое впечатление.
   На самом деле капитан ни о чем не жалел.
 
   «Дракон», медленно шевеля веслами, продвигался к востоку. По правому борту были хорошо видны голые пологие вершины невысоких холмов. Мартин де Варгас находился на носовой площадке и напряженно всматривался в то, что происходило на берегу. Там не происходило ничего. Берег был пустынен.
   Так продолжалось час, два. Илларио время от времени бросал за борт ведро на кожаной веревке и, вытащив наверх, окатывал себя и капитана.
   – Жарко.
   – По-настоящему жарко будет, когда начнется бой. Ведро снова полетело за борт.
   Гребли далеко не все, да и то вполсилы. Те, кто был свободен, занимались тем же, чем сержант Илларио,– добывали забортную воду, чтобы ею облиться. Все были голы по пояс и покрыты белыми полотняными накидками, но это не слишком помогало.
   – Всадник!
   – Да, Илларио, всадник.
   – Их там несколько!
   – Это то, что нам нужно. Это разъезд.
   Четыре конника на мгновение появились на вершине холма и, тут же развернувшись, поскакали в сторону города. Мартин де Варгас удовлетворенно потирал руки.
   – Интересно, сколько галер они вышлют нам навстречу?
   – Достаточно, чтобы взять нас на абордаж.
   – Не ворчи, все идет по плану.
   Илларио хотел было что-то сказать насчет этого плана, но удержался.
   Капитан не ошибся, через пару часов прямо по курсу появились паруса четырех больших кораблей. По поводу их намерений не могло быть никаких сомнений.
   Кстати, почти одновременно с их появлением из-за очередного поворота береговой линии показались укрепления Орана. Пока что все складывалось точно по капитанскому плану. Пехотинцы полковника Комареса должны были еще на рассвете появиться в виду западных пригородов, вызвать там панику, ибо пригороды были защищены плохо, и вынудить пехоту пиратов выдвинуться за городские стены.
   Всадники Арафара, об этом было известно доподлинно, уже ночью обосновались в апельсиновых рощах вдоль южной дороги. Лагерь Аббас Дану был перед ними как на ладони. В лагере даже не подозревали, что где-то поблизости может быть какая-то враждебная кавалерия.
   Пиратские корабли расходились веером. Уже можно было разглядеть соответствующие случаю приготовления на их палубах. На «Драконе» приготовления тоже шли, но это были приготовления особого рода, Мартин де Варгас лично проверил каждого из своих людей. Небрежность одного могла привести к гибели всех. Всех, кто не внушал доверия, пришлось оставить на берегу. Прочим была обещана награда. Капитан не знал, откуда он возьмет деньги в случае успеха. Не знал и не желал знать.