Страница:
Он был уверен, что все будет хорошо.
С одной из галер запустили красную дымовую стрелу. Это был сигнал лечь в дрейф.
– Да мы и так почти не движемся! – возмутился Лозано.
– Дайте белую стрелу.
Стрела взлетела. Она означала согласие принять на своем корабле представителя сильной стороны.
С одной из галер спустили шлюпку. Прочие галеры продолжали операцию окружения. Скоро «Дракон» оказался заперт как в клетке.
Шлюпка вскоре пришвартовалась. По веревочной лестнице живо поднялся высокий молодой сарацин в белом халате и красной чалме. За серебряным поясом до полудюжины кинжалов, словно он говорил, что готов в одиночку сразиться с целой армией. Вместе с ним поднялись два человека, внешний вид не давал возможности обмануться, определяя род их занятий. Громадные полуголые звери, исполосованные вдоль и поперек самыми разнообразными шрамами. Телохранители.
Мартин де Варгас, одетый по последней негоцианской моде, вышел вперед. Поклонился. Объяснил, что он купец по имени Адзелио Вичино, что он следует из Малаги в Венецию с грузом андалузского зерна.
– Я Фарид Али Бардани, состою при моем господине Ахмеде Салахе, корабли которого ты видишь повсюду вокруг.
Мартин де Варгас снова поклонился, то же сделали Лозано и Илларио.
– Имя славного правителя Орана нам хорошо известно.
– Ты говоришь, славного? Не потому ли, что твой корабль так глупо попал в наши руки?
– О нет, зачем так говорить! Ахмед Салах велик, он правая рука самого Харуджа Краснобородого.
Мусульманин прошелся по настилу между банками для гребцов, внимательно при этом глядя по сторонам. Весь вчерашний день был потрачен людьми Мартина де Варгаса на то, чтобы устранить все те приметы, которые могли бы выдать в «Драконе» военный корабль.
Только бы он не захотел спуститься вниз, думали все те, кто наблюдал за его перемещениями.
– Так куда ты, говоришь, направлялся со своим хлебом, а? В Венецию?
– В Венецию, но это ничего не значит, я могу продать его и в Оране.
– Продать?! – Сарацин захохотал, ему понравилась шутка неверного.
– Почему ты смеешься, уважаемый, у меня хороший товар, вам подойдет.
– Подойти он, может быть, и подойдет…– продолжил сарацин, задумчиво оглядываясь. Что-то ему не нравилось на этом корабле, что-то с ним было не так. Обычно испанцы избегают этих путей, дорога на Венецию пролегает много-много севернее.
– Так что ты мне ответишь, уважаемый?
– Ты хочешь предложить нам свой товар?
– Да.
– Хорошо. Сейчас мы завернем в порт и там обо всем договоримся. Я с моими людьми останусь здесь.
– Я буду очень, очень рад.
– Запусти еще одну белую стрелу, это будет обозначать, что ты рад воспользоваться гостеприимством нашего города.
Мартин де Варгас отдал команду гребцам, весла легли на воду, галера чуть вздрогнула и тронулась с места.
В гавани Орана было полно кораблей, гребных и парусных, больших и маленьких, боевых и торговых. Корабли загружались и разгружались, огромное количество зевак, как всегда, толпилось на набережной. Гавань Орана была известна тем, что портовые постройки подходили почти вплотную к воде, чуть ли не от сходней начинались узкие кривые улочки, забитые вьючным скотом и мелкими, вечно галдящими торговцами.
«Дракон» миновал полукруглую громадину внешнего форта и медленно вошел в гавань. Сарацин указал место, где надлежало пришвартоваться испанскому кораблю. Справа и слева от него двигались по две шестидесятивесельные галеры. Борта их были увешаны гроздьями веселящихся пиратов, которые самыми доходчивыми жестами объясняли неверным, что они собираются с ними сделать сразу после швартовки.
Речь шла, конечно, не о торговле хлебом.
Испанцы вели себя спокойно, словно все эти угрозы были обращены не к ним.
Приближенный Салаха Ахмеда обратил на это внимание, и его подозрения в адрес этой странной галеры еще более укрепились. Ничего, думал он, скоро все эти странности будут разъяснены. Надо только пристать к берегу и дождаться портовых стражников.
Мартин де Варгас отдавал команды громким голосом и не выказывал признаков беспокойства. Нескольким своим солдатам он подмигивал совершенно не скрываясь, чтобы их ободрить.
– Ты хочешь обязательно швартоваться бортом?
– Да.
– Но галера займет слишком много места! – нервно заявил сарацин.
– Зато нам так будет удобнее.
– Я приказываю тебе…
– Поздно, теперь уже ничего не поделаешь.
– Безумец, ты же поломаешь весла!
– Зачем жалеть то, что уже не понадобится?
– Что ты имеешь в виду? Клянусь Аллахом…
– Клянись чем хочешь, только уже ничего не изменить!
В это время раздался треск ломаемых весел, гребцы стали вскакивать со своих мест. Сарацин выпучил глаза:
– Они что, не прикованы?!
– Они свободные люди!
С этими словами Мартин де Варгас ударом в челюсть свалил с ног одного из телохранителей. Второго оглушил куском рангоутного дерева Илларио. Приближенный Салаха Ахмеда выхватил из-за пояса пару кинжалов и начал, ощерившись, отступать к борту. Но это ему не помогло. Как именно он умер, осталось незамеченным. Незамеченным потому, что на палубе началось форменное столпотворение. Две сотни испанских моряков с ревом ринулись на набережную. Успевшие собраться у места швартовки сарацины бросились врассыпную. За подмогой. Испанцы бежали вслед за ними. Но как-то странно бежали. По крайней мере, на атаку их действия похожи были мало. Скорее можно было подумать, что они хотят убраться подальше от набережной и как следует спрятаться.
Ничего похожего на строй испанцы не сохраняли. Они врывались в дома, лавки, но грабить не спешили, а искали какой-нибудь закуток поукромнее.
Собравшиеся с силами сарацины со всех сторон сбегались к месту швартовки захваченной галеры.
Никто ничего не понимал.
На сопровождавших «Дракона» судах тоже никто ничего не мог понять. Все в один голос кричали, что надо поскорее пристать к берегу.
Торговцы были в панике, а ничего шумнее, чем охваченный паникой торговец, и придумать нельзя.
Одним словом, кошмар.
Но это был еще не кошмар.
Кошмар начался тогда, когда взорвалась испанская галера. Со всеми своими центнерами пороха.
О том, что она взорвалась, мгновенно догадались и пехотинцы полковника Комареса, и всадники шейха Арафара. Гигантское клубящееся облако серо-черного цвета встало над гаванью.
Полковник выхватил шпагу и скомандовал:
– Огонь!
Залп пятнадцати его пушек дополнил звуковую картину. Пять из семи рот ринулись в атаку.
До самого момента взрыва старый шейх сомневался в серьезности молодого испанца. Его замыслы казались слишком фантастичными. Поэтому Арафар вел себя в высшей степени осторожно. Он мог бы уйти из апельсиновых рощ под Ораном в любой момент, никто никогда не узнал бы, что он там был.
Но, когда перед его белым глазом встало это черное облако, он словно прозрел. Да, испанец послан ему богами. И старик отдал приказ атаковать.
Трудно представить, что в этот момент творилось в гавани. Две трети сарацинского флота было уничтожено, оставшиеся корабли искалечены и загорелись. Их экипажи пытались гасить пламя, но не всегда успешно. Количество погибших невозможно было определить. Среди полыхающих развалин, в которые превратилась набережная, метались обезумевшие люди, отовсюду доносились вопли раненых. Кто бы мог навести в этом аду порядок? Никто. Да никто и не пытался.
Нет, неправда. Был один такой. Мартин де Варгас.
Как только стала оседать пыль, его люди внезапно, организованно, сразу со многих направлений вернулись на то место, с которого так подозрительно исчезли. У всех под одеждой было спрятана разное мелкое .оружие. Кое-чем посерьезнее они разживались тут же, вырывая сабли и протазаны из хладеющих пальцев истекающих кровью сарацин.
Побоище продолжилось.
Через какой-нибудь час порт был в руках Мартина де Варгаса, и желающих сопротивляться не наблюдалось.
На стенах хозяйничала пехота полковника Комареса.
В лагере Аббас Дану сажали на кол два десятка непочтительных молодых родственников шейха Арафара, а он спокойно наблюдал за этим, поигрывая четками.
Размазывая по лицу пороховую гарь, Илларио подбежал к своему командиру.
Тот загадочно улыбался, глядя на весело потрескивающие галеры сарацин.
– Мартин де Варгас, ты не победишь,– шептали его губы.
– Что вы сказали, капитан?
– Вели подать мне бумагу и перо.
– Бумагу? Где я возьму бумагу в этом пекле?
– Тогда сдери кожу с кого-нибудь из этих негодяев.
– Вы шутите, капитан!
– Мне нужно срочно написать письмо кардиналу. Мне нужно сообщить ему, что война началась. Шкура сарацина лучше всего подойдет для такого послания.
Глава десятая
С одной из галер запустили красную дымовую стрелу. Это был сигнал лечь в дрейф.
– Да мы и так почти не движемся! – возмутился Лозано.
– Дайте белую стрелу.
Стрела взлетела. Она означала согласие принять на своем корабле представителя сильной стороны.
С одной из галер спустили шлюпку. Прочие галеры продолжали операцию окружения. Скоро «Дракон» оказался заперт как в клетке.
Шлюпка вскоре пришвартовалась. По веревочной лестнице живо поднялся высокий молодой сарацин в белом халате и красной чалме. За серебряным поясом до полудюжины кинжалов, словно он говорил, что готов в одиночку сразиться с целой армией. Вместе с ним поднялись два человека, внешний вид не давал возможности обмануться, определяя род их занятий. Громадные полуголые звери, исполосованные вдоль и поперек самыми разнообразными шрамами. Телохранители.
Мартин де Варгас, одетый по последней негоцианской моде, вышел вперед. Поклонился. Объяснил, что он купец по имени Адзелио Вичино, что он следует из Малаги в Венецию с грузом андалузского зерна.
– Я Фарид Али Бардани, состою при моем господине Ахмеде Салахе, корабли которого ты видишь повсюду вокруг.
Мартин де Варгас снова поклонился, то же сделали Лозано и Илларио.
– Имя славного правителя Орана нам хорошо известно.
– Ты говоришь, славного? Не потому ли, что твой корабль так глупо попал в наши руки?
– О нет, зачем так говорить! Ахмед Салах велик, он правая рука самого Харуджа Краснобородого.
Мусульманин прошелся по настилу между банками для гребцов, внимательно при этом глядя по сторонам. Весь вчерашний день был потрачен людьми Мартина де Варгаса на то, чтобы устранить все те приметы, которые могли бы выдать в «Драконе» военный корабль.
Только бы он не захотел спуститься вниз, думали все те, кто наблюдал за его перемещениями.
– Так куда ты, говоришь, направлялся со своим хлебом, а? В Венецию?
– В Венецию, но это ничего не значит, я могу продать его и в Оране.
– Продать?! – Сарацин захохотал, ему понравилась шутка неверного.
– Почему ты смеешься, уважаемый, у меня хороший товар, вам подойдет.
– Подойти он, может быть, и подойдет…– продолжил сарацин, задумчиво оглядываясь. Что-то ему не нравилось на этом корабле, что-то с ним было не так. Обычно испанцы избегают этих путей, дорога на Венецию пролегает много-много севернее.
– Так что ты мне ответишь, уважаемый?
– Ты хочешь предложить нам свой товар?
– Да.
– Хорошо. Сейчас мы завернем в порт и там обо всем договоримся. Я с моими людьми останусь здесь.
– Я буду очень, очень рад.
– Запусти еще одну белую стрелу, это будет обозначать, что ты рад воспользоваться гостеприимством нашего города.
Мартин де Варгас отдал команду гребцам, весла легли на воду, галера чуть вздрогнула и тронулась с места.
В гавани Орана было полно кораблей, гребных и парусных, больших и маленьких, боевых и торговых. Корабли загружались и разгружались, огромное количество зевак, как всегда, толпилось на набережной. Гавань Орана была известна тем, что портовые постройки подходили почти вплотную к воде, чуть ли не от сходней начинались узкие кривые улочки, забитые вьючным скотом и мелкими, вечно галдящими торговцами.
«Дракон» миновал полукруглую громадину внешнего форта и медленно вошел в гавань. Сарацин указал место, где надлежало пришвартоваться испанскому кораблю. Справа и слева от него двигались по две шестидесятивесельные галеры. Борта их были увешаны гроздьями веселящихся пиратов, которые самыми доходчивыми жестами объясняли неверным, что они собираются с ними сделать сразу после швартовки.
Речь шла, конечно, не о торговле хлебом.
Испанцы вели себя спокойно, словно все эти угрозы были обращены не к ним.
Приближенный Салаха Ахмеда обратил на это внимание, и его подозрения в адрес этой странной галеры еще более укрепились. Ничего, думал он, скоро все эти странности будут разъяснены. Надо только пристать к берегу и дождаться портовых стражников.
Мартин де Варгас отдавал команды громким голосом и не выказывал признаков беспокойства. Нескольким своим солдатам он подмигивал совершенно не скрываясь, чтобы их ободрить.
– Ты хочешь обязательно швартоваться бортом?
– Да.
– Но галера займет слишком много места! – нервно заявил сарацин.
– Зато нам так будет удобнее.
– Я приказываю тебе…
– Поздно, теперь уже ничего не поделаешь.
– Безумец, ты же поломаешь весла!
– Зачем жалеть то, что уже не понадобится?
– Что ты имеешь в виду? Клянусь Аллахом…
– Клянись чем хочешь, только уже ничего не изменить!
В это время раздался треск ломаемых весел, гребцы стали вскакивать со своих мест. Сарацин выпучил глаза:
– Они что, не прикованы?!
– Они свободные люди!
С этими словами Мартин де Варгас ударом в челюсть свалил с ног одного из телохранителей. Второго оглушил куском рангоутного дерева Илларио. Приближенный Салаха Ахмеда выхватил из-за пояса пару кинжалов и начал, ощерившись, отступать к борту. Но это ему не помогло. Как именно он умер, осталось незамеченным. Незамеченным потому, что на палубе началось форменное столпотворение. Две сотни испанских моряков с ревом ринулись на набережную. Успевшие собраться у места швартовки сарацины бросились врассыпную. За подмогой. Испанцы бежали вслед за ними. Но как-то странно бежали. По крайней мере, на атаку их действия похожи были мало. Скорее можно было подумать, что они хотят убраться подальше от набережной и как следует спрятаться.
Ничего похожего на строй испанцы не сохраняли. Они врывались в дома, лавки, но грабить не спешили, а искали какой-нибудь закуток поукромнее.
Собравшиеся с силами сарацины со всех сторон сбегались к месту швартовки захваченной галеры.
Никто ничего не понимал.
На сопровождавших «Дракона» судах тоже никто ничего не мог понять. Все в один голос кричали, что надо поскорее пристать к берегу.
Торговцы были в панике, а ничего шумнее, чем охваченный паникой торговец, и придумать нельзя.
Одним словом, кошмар.
Но это был еще не кошмар.
Кошмар начался тогда, когда взорвалась испанская галера. Со всеми своими центнерами пороха.
О том, что она взорвалась, мгновенно догадались и пехотинцы полковника Комареса, и всадники шейха Арафара. Гигантское клубящееся облако серо-черного цвета встало над гаванью.
Полковник выхватил шпагу и скомандовал:
– Огонь!
Залп пятнадцати его пушек дополнил звуковую картину. Пять из семи рот ринулись в атаку.
До самого момента взрыва старый шейх сомневался в серьезности молодого испанца. Его замыслы казались слишком фантастичными. Поэтому Арафар вел себя в высшей степени осторожно. Он мог бы уйти из апельсиновых рощ под Ораном в любой момент, никто никогда не узнал бы, что он там был.
Но, когда перед его белым глазом встало это черное облако, он словно прозрел. Да, испанец послан ему богами. И старик отдал приказ атаковать.
Трудно представить, что в этот момент творилось в гавани. Две трети сарацинского флота было уничтожено, оставшиеся корабли искалечены и загорелись. Их экипажи пытались гасить пламя, но не всегда успешно. Количество погибших невозможно было определить. Среди полыхающих развалин, в которые превратилась набережная, метались обезумевшие люди, отовсюду доносились вопли раненых. Кто бы мог навести в этом аду порядок? Никто. Да никто и не пытался.
Нет, неправда. Был один такой. Мартин де Варгас.
Как только стала оседать пыль, его люди внезапно, организованно, сразу со многих направлений вернулись на то место, с которого так подозрительно исчезли. У всех под одеждой было спрятана разное мелкое .оружие. Кое-чем посерьезнее они разживались тут же, вырывая сабли и протазаны из хладеющих пальцев истекающих кровью сарацин.
Побоище продолжилось.
Через какой-нибудь час порт был в руках Мартина де Варгаса, и желающих сопротивляться не наблюдалось.
На стенах хозяйничала пехота полковника Комареса.
В лагере Аббас Дану сажали на кол два десятка непочтительных молодых родственников шейха Арафара, а он спокойно наблюдал за этим, поигрывая четками.
Размазывая по лицу пороховую гарь, Илларио подбежал к своему командиру.
Тот загадочно улыбался, глядя на весело потрескивающие галеры сарацин.
– Мартин де Варгас, ты не победишь,– шептали его губы.
– Что вы сказали, капитан?
– Вели подать мне бумагу и перо.
– Бумагу? Где я возьму бумагу в этом пекле?
– Тогда сдери кожу с кого-нибудь из этих негодяев.
– Вы шутите, капитан!
– Мне нужно срочно написать письмо кардиналу. Мне нужно сообщить ему, что война началась. Шкура сарацина лучше всего подойдет для такого послания.
Глава десятая
КАПИТАН И ПЕНЬОН
Все получилось так, как рассчитывал Мартин де Варгас. Узнав о великолепной победе в Оране, король существенно изменил свое мнение о перспективах войны в Магрибе. Он выделил десяток галер и две тысячи солдат во главе с генералом Куэльяром для окончательного вытеснения пиратов из портов западной части Средиземноморского побережья Африки.
Вместе с этим войском выступил в поход (совершенно неожиданно) и отец Хавьер. Явившись в Оран, он вручил новому правителю города полковнику Комаресу письмо от кардинала Хименеса. Из письма следовало, что полковник должен всячески и абсолютно беспрекословно выполнять все просьбы монаха и содействовать ему всеми силами в любом, даже непонятном начинании. Комарес, как всякий военный, терпеть не мог такие приказания, но слишком уважал его преосвященство, чтобы ослушаться.
– Приказывайте, святой отец.
– Мне нужна здешняя тюрьма.
– Однако!
– Причем пустая.
– Без охранников?
– Без заключенных.
– Куда же их прикажете девать?
– Разогнать. Или отпустить. Кто там может быть, кроме заложников, томящихся в ожидании выкупа, и мелких торговцев, что задолжали ростовщикам и менялам?
– Но там находится под замком и до сотни людей Салаха Ахмеда!
– Повесить!
– Святой отец!
– Что вы хотите сказать, полковник, что не все они виноваты одинаково? А я вам скажу, что все они виноваты достаточно для того, чтобы болтаться в петле.
– Среди них могут оказаться люди полезные, через них мы сможем выведать новые сведения о силах Харуджа и его планах.
– Сомневаюсь, полковник, сомневаюсь. Но будь по-вашему. Переведите их в другое место и всех, кто захочет говорить о Харудже, направляйте ко мне.
Комарес надул щеки и поиграл своими пышными усами.
– Скажите, святой отец, а почему вам нужна именно тюрьма? В городе осталось еще достаточно поместительных и удобных домов.
– Потому что здешняя тюрьма самое надежное место на всем побережье. Еще никому никогда не удавалось из нее бежать.
Полковник не понял ответа, но счел за лучшее разговор этот не продолжать.
В тот же день стражники пинками и древками копий выгнали вон из прокисших, затхлых камер несколько десятков покрытых паразитами, подслеповатых как совы заключенных. Пленных пиратов заперли в каменном амбаре возле караван-сарая.
Отец Хавьер приказал камеры вымести и как следует окурить можжевеловым дымом. Затем он сам лично проверил все замки, повесил себе на пояс тяжелую связку ключей и долго втолковывал тюремным стражникам, как отныне следует нести службу. Те кивали.
На пост следующей ночью заступали во всеоружии, хотя им было точно известно, что в тюрьме находятся всего два человека. Сам отец Хавьер и его слуга Педро.
В это время Мартин де Варгас во главе своего небольшого флота подошел к острову Джерба. Джерба в первой половине XVI века играла в Западном Средиземноморье примерно ту же роль, которая выпала через сто с небольшим лет Тортуге в море Карибском. Это было нечто вроде пиратской республики. Одно время в маленьких деревушках на берегу многочисленных бухт жили в основном рыбаки-арабы. В эти бухты заходили на отдых или чтобы укрыться от бури галеры морских разбойников. Корабли торговые и принадлежащие к королевским флотам тут не появлялись, потому что основные негоцианские пути пролегали севернее этих широт. Постепенно морских разбойников становилось на острове все больше, а мирных рыбаков все меньше. И наконец настал момент, когда рыбаков не осталось вовсе, не осталось никого, кроме разнообразных морских разбойников, время от времени занимающихся рыбной ловлей.
Хафсидских султанов, владевших в то время большей частью побережья Туниса, соседство с Джербой отнюдь не стесняло, потому что тамошние пираты были сплошь мусульманского вероисповедания и грабили, стало быть, суда христиан. Христианские государи тоже вынуждены были закрывать глаза на существование пиратской республики, ибо считалось, что она находится под рукой хафсидов, воевать с которыми время еще не пришло.
Став главой, пусть и необъявленным, сарацинских пиратов, овладев Тенесом, Ораном, Мешуаром и друг гими портами, Харудж неизбежно должен был наложить руку и на Джербу. И наложил. В той или иной степени его верховенство признавали все пиратские капитаны, обосновавшиеся на острове. Признание это заключалось в выдаче людям Харуджа части добычи. В том году, о коем идет речь, часть эта выросла до размеров предельных – отдавать приходилось половину.
Никому это не нравилось, но все вынуждены были терпеть. Власть Харуджа казалась неколебимой.
Салах Ахмед после страшного поражения в Оране бросился именно на Джербу. Разумеется, будь у испанцев хотя бы одна резервная галера, весла бы ему унести не удалось. Салах Ахмед ушел на небольшом галиоте всего лишь с полусотней матросов, толком даже не выяснив, чем закончилось сражение за город. Он считал, что сопротивление бесполезно, и был в этом прав. Чудовищный взрыв в гавани сломил его волю. Он знал, что, если даже ему удастся отбиться от нападения испанцев, горожане не простят ему чудовищных разрушений.
Но он не мог прямо направиться в Алжир. Там его, вне всякого сомнения, ждала виселица. Харудж ценил своих доверенных людей только до тех пор, пока они оправдывали его доверие. Салах Ахмед решил подсластить пилюлю, которой станет для Харуджа потеря Орана. Подсластить золотом, которое он рассчитывал собрать на Джербе. Салах Ахмед был личностью известной, ему достаточно было лишь сказать, что он послан из Алжира Харуджем для сбора дани, и ему бы поверили.
Так он задумал.
Необходимо было спешить. Как только до острова дойдет весть о событиях в Оране, пиратские сундуки, распахнутые перед посланцами Харуджа, захлопнутся.
В гавань Эхра – она считалась главной на острове – Салах Ахмед прибыл на рассвете. Он сразу же оценил обстановку. На якорной стоянке было восемь различных кораблей. Три из них были знакомы бывшему правителю Орана. Они принадлежали алжирскому флоту. Галеры эти выделялись своей опрятностью и размером среди прочих судов. Салах Ахмед сразу же направился к той галере, на грот-мачте которой висел зелено-золотой флаг Харуджа. Риска встретить на борту самого Краснобородого не было. Салах Ахмед знал, что по таким делам, как сбор дани, правитель Алжира не разъезжает.
Он оказался прав. Кораблем командовал Ширкух, пожилой бывалый ливиец, происходивший, по слухам, из весьма старинного рода. Его предки якобы были некогда правителями Египта. Впрочем, в данном случае родство это не играло никакой роли.
Увидев перед собой Салаха Ахмеда, старик поразился настолько, что не сумел скрыть удивления.
– Да пребудет с тобой благословение Аллаха, славный флотоводец.
– Да пребудет, славный Салах Ахмед.
– Не смотри на меня так, я отвечу на все твои вопросы, но сначала ты ответь мне на несколько моих.
– Спрашивай.
– Не за податями ли ты прибыл сюда?
– Ты угадал.
– Было ли уже собрание капитанов?
– Оно состоится сегодня.
– Слава Аллаху, я успел!
Ширкух посмотрел на неожиданного гостя как на безумца: пока все в его поведении казалось странным.
– Объясни, куда ты так спешил, и я скажу тебе, стоит ли благодарить Аллаха за то, что ты успел.
– Извини меня, славный Ширкух, я еще спрошу.
– Спроси.
– Сколько дней ты даешь капитанам на то, чтобы доставить деньги на борт твоей галеры?
– По обычаю, три дня. В первый день я сообщаю, сколько хочет получить наш господин Харудж. Во второй день они решают, сколько каждый из них может дать. В третий деньги доставляют сюда.
– Иногда обычаи приходится нарушать.
– Ты достаточно спрашивал, славный Салах Ахмед, теперь спрошу я.
– Спрашивай.
– Откуда ты прибыл и что тебе надо?
– Я прибыл из Орана.
– Ты бросил город на произвол судьбы?
– Я бросил его на произвол судьбы, когда судьба его была уже решена.
– На город напали испанцы?
– Испанцы и кабилы. Хитрость и предательство – вот два кинжала, которые пронзили грудь Орана.
Ширкух задумался. И одновременно приосанился. Если в прежнее время положение Салаха Ахмеда в пиратской империи Харуджа было заметно выше его собственного, то теперь все, пожалуй, изменилось. Кто теперь Салах Ахмед?
– Да, славный Ширкух, Оран нами потерян, но об этом знаем только я и ты.
– Об этом знают еще твои люди.
– Они будут молчать. Нужно немедленно созвать всех местных капитанов, сегодня же собрать все золото, которое можно собрать, пока никто на Джербе не узнал о происшедшем.
Ширкух уже и сам сообразил, что вести себя нужно именно так. Он просто взвешивал, достаточны ли будут усилия Салаха Ахмеда по спасению золота Харуджа, чтобы уберечь его шею от петли. Не удавить ли этого неудачника прямо сейчас? Зачем с ним делить славу удачливого сборщика? А вдруг Харудж не простит Ширкуху того, что тот взял на себя смелость судить того, кого судить дозволено лишь самому Харуджу?
– Что же ты медлишь, славный Ширкух?!
– Я не медлю. Сейчас я отправлю людей с известием, что жду всех капитанов в условленном месте. Твои люди перейдут на мою галеру.
– А меня ты прикажешь заковать в кандалы?
– Кто посмеет заковать в кандалы друга самого Краснобородого? – усмехнулся старый ливиец.
Дело было обстряпано лихо. Ширкух был убедителен в своих словах. Капитаны Джербы, если и почувствовали неладное, не решились говорить об этом вслух.
Посланец Харуджа раздумывал над тем, а не снизить ли ему хотя бы немного размер дани, дабы облегчить расставание с ней для здешних пиратов. Но потом решил этого не делать, это вызовет скорее подозрения, чем слезы благодарности.
Как только на борт галеры были доставлены ящики с деньгами и бочки с питьевой водой, Ширкух велел поднимать якорь.
– Представляю себе, какие они будут посылать проклятия тебе вслед, когда узнают причину твоей торопливости,– сказал Салах Ахмед, глядя на удаляющийся берег.
– На твоем месте я бы думал не об их будущем, а о своем,– не удержался от ядовитой реплики Ширкух. Теперь, когда головоломное дело было завершено, он почувствовал себя много увереннее.
Салах Ахмед нахмурился:
– Ты считаешь, что его гнев будет испепеляющим?
– Не мне судить о нем самом и о его гневе.
Галера как раз входила в узкую горловину бухты, перед тем как оказаться в открытом море. Салах Ахмед и Ширкух сидели в кормовой каюте одни, на низком столике перед ними стояло по чашке шербета. За кисейной занавесью стоял, расставив ноги и положив мощные руки на рукоять меча, широкоплечий бербер. С палубы доносились мерные удары барабана и ритмичные вскрики гребцов.
Салах Ахмед сделал большой глоток сладкого, пахучего напитка.
– Ты прав, славный Ширкух, ты прав, не нам судить Харуджа. Не родился еще такой человек, который будет его судить.
– Ты думаешь, Харуджа будет судить человек? – спросил ливиец и тоже отхлебнул.– А может быть, впереди его ожидает не суд?
– А что же еще, что же еще может ожидать в конце пути такого человека?
Глаза Ширкуха начали вылезать из орбит.
Салах Ахмед, наоборот, прищурился.
– Ты хочешь что-то сказать, славный Ширкух?
Ливиец почернел лицом и схватился руками за горло.
Посидел в такой позе несколько мгновений и отвалился на подушки.
– Эй! – позвал Салах Ахмед бербера-телохранителя. Тот откинул кисею, подбежал к лежащему навзничь хозяину и склонился над ним. Зря он это сделал. Салах Ахмед нанес ему удар в ухо коротким позолоченным стилетом.
Бербер беззвучно свалился на ливийца.
Салах Ахмед посмотрел сквозь кисею. Произошедшее внутри каюты, кажется, никем замечено не было. Значит, можно переходить ко второму этапу плана.
Он вышел наружу, спустился на нижнюю палубу. Там находились его люди. По поданному знаку они все разом кинулись наверх, вырывая оружие у зазевавшихся пиратов, полосуя их припрятанными в одежде ножами.
Неожиданность – великая сила.
Вскоре на палубе шла настоящая бойня, результатом которой, скорее всего, стала бы полная победа людей Салаха Ахмеда над остатками так ничего и не сообразившей охраны.
Если бы не Мартин де Варгас.
Стоило галере Ширкуха показать свой нос из гавани, как наперерез ей устремились сразу три галеры испанского капитана. Они специально караулили здесь.
Хуже всего ведут себя в неожиданной ситуации те, кто сам кому-то готовил неожиданность.
Увидев, что происходит, пираты побросали весла и сабли. Вид трех таранов, направленных в борт их корабля, парализовал волю. Салах Ахмед смотрел как зачарованный на эту неотразимую атаку и медленно расцарапывал ногтями свои впалые щеки. Только что он был на вершине успеха.
Только что!
С жутким хрустом таран испанской галеры проломил борт сарацинского корабля.
Засвистели стрелы.
Огненный горшок рухнул на палубу прямо перед ногами Салаха Ахмеда и взорвался.
Стоя на мостике и наблюдая за великолепной сценой неотразимой атаки, капитан шептал:
– Мартин де Варгас, ты не победишь.
Победный дух так же заразителен, как крик паникера. Генерал Куэльяр, кто бы мог подумать, совершил внезапный рейд к Тенесу и овладел им. И не путем длительной осады, и не с помощью подкупа.
Штурмом!
Это сделал ленивый, осмотрительный, нерешительный кабальеро Куэльяр. Надо думать, что король назначил его специально. С одной стороны, его величество как бы открывал военные действия, с другой – мог быть уверен, что, собственно, действий никаких и не будет. Но победный дух заразителен. Узнав о двух необыкновенных победах своего подчиненного, генерал сам возмечтал о величии. Благо, его солдаты и сержанты были по большей части людьми бывалыми, уже проверенными в североафриканских походах, поэтому ночной марш от Орана до Тенеса был проведен ими великолепно. Пираты и не подозревали, что им что-то может угрожать. Их не озаботило даже то, что кабилы из рода Аббас Дану уже не могли прикрывать подходы к городу со стороны пустыни.
Сытая городская жизнь в известном смысле развратила людей Харуджа. Куда девалась кровожадность и жажда деятельности, куда пропала тяга к приключениям и чужому добру! Морские дьяволы вполне довольствовались тем, что им давало обладание удобной гаванью, то есть, говоря просто, таможенным сбором. Когда они услыхали о нападении на Оран, они не поверили, когда им рассказали о захвате Джербы, они лишь укрепились в своем недоверии.
За это и были наказаны. Не самым смелым и не самым талантливым испанским генералом.
После этого успеха открывался прямой путь к Алжиру, который за последнее время сделался подлинной столицей Краснобородого.
Внимательно посмотрев на карту, Мартин де Варгас с приятным волнением осознал, что нападение на Алжир не только возможно, оно просто необходимо, дабы не упустить удобный момент. Он бросился со своим флотом в Тенес. Генерала Куэльяра он застал за занятием, которое подходило ему явно больше, чем ночные штурмы пиратских городов.
Победитель пировал.
Мартин де Варгас велел доложить о себе.
Ему было отвечено, что его примут завтра, ибо сейчас командующий уже заканчивает пить и удаляется с прекрасной дамой в помещение, где невозможно и неудобно вести разговоры о делах военных.
– Который день продолжается веселье?
Хмурый юноша, пришедший с ответом, вздохнул:
– С самого дня штурма.
– То есть четвертый?
– Да, ваша милость.
– Когда он остановится?
Юноша пожал плечами и вздохнул. Капитан сунул ему в руку монету.
– Пока не кончится вино в Тенесе.
– А много его здесь?
– Перед самым штурмом сюда пригнали три греческие фелюги с кипрским, критским и хиосским.
Мартин де Варгас скрипнул зубами.
– Как тебя зовут?
– Гонсало.
Капитан, достал из кармана зеленых бархатных штанов увесистый кожаный кошель.
– Угадай, сколько здесь золотых.
– Это смотря в каком золоте. Неаполитанских эскудо здесь не меньше тысячи. Мараведисы если, то счетом около трех сотен. Дублоны…
– Тысяча сто эскудо,– сказал нетерпеливый капитан, —Хочешь их получить?
Глаза юноши загорелись, но на лице появилось недоверчивое выражение.
– Сначала вы, ваша милость, скажите, что нужно сделать, а я тогда отвечу, хочу ли.
Гонсало оглянулся. По коридору пробежал повар с подносом, полным закусок. В дальнем конце появились два солдата, пьяные, в обнимку, они пытались спеть песню под названием «Ласточка Андалусия», но у них ничего не получалось, потому что перед первым тактом кто-нибудь из них падал на колени.
Вместе с этим войском выступил в поход (совершенно неожиданно) и отец Хавьер. Явившись в Оран, он вручил новому правителю города полковнику Комаресу письмо от кардинала Хименеса. Из письма следовало, что полковник должен всячески и абсолютно беспрекословно выполнять все просьбы монаха и содействовать ему всеми силами в любом, даже непонятном начинании. Комарес, как всякий военный, терпеть не мог такие приказания, но слишком уважал его преосвященство, чтобы ослушаться.
– Приказывайте, святой отец.
– Мне нужна здешняя тюрьма.
– Однако!
– Причем пустая.
– Без охранников?
– Без заключенных.
– Куда же их прикажете девать?
– Разогнать. Или отпустить. Кто там может быть, кроме заложников, томящихся в ожидании выкупа, и мелких торговцев, что задолжали ростовщикам и менялам?
– Но там находится под замком и до сотни людей Салаха Ахмеда!
– Повесить!
– Святой отец!
– Что вы хотите сказать, полковник, что не все они виноваты одинаково? А я вам скажу, что все они виноваты достаточно для того, чтобы болтаться в петле.
– Среди них могут оказаться люди полезные, через них мы сможем выведать новые сведения о силах Харуджа и его планах.
– Сомневаюсь, полковник, сомневаюсь. Но будь по-вашему. Переведите их в другое место и всех, кто захочет говорить о Харудже, направляйте ко мне.
Комарес надул щеки и поиграл своими пышными усами.
– Скажите, святой отец, а почему вам нужна именно тюрьма? В городе осталось еще достаточно поместительных и удобных домов.
– Потому что здешняя тюрьма самое надежное место на всем побережье. Еще никому никогда не удавалось из нее бежать.
Полковник не понял ответа, но счел за лучшее разговор этот не продолжать.
В тот же день стражники пинками и древками копий выгнали вон из прокисших, затхлых камер несколько десятков покрытых паразитами, подслеповатых как совы заключенных. Пленных пиратов заперли в каменном амбаре возле караван-сарая.
Отец Хавьер приказал камеры вымести и как следует окурить можжевеловым дымом. Затем он сам лично проверил все замки, повесил себе на пояс тяжелую связку ключей и долго втолковывал тюремным стражникам, как отныне следует нести службу. Те кивали.
На пост следующей ночью заступали во всеоружии, хотя им было точно известно, что в тюрьме находятся всего два человека. Сам отец Хавьер и его слуга Педро.
В это время Мартин де Варгас во главе своего небольшого флота подошел к острову Джерба. Джерба в первой половине XVI века играла в Западном Средиземноморье примерно ту же роль, которая выпала через сто с небольшим лет Тортуге в море Карибском. Это было нечто вроде пиратской республики. Одно время в маленьких деревушках на берегу многочисленных бухт жили в основном рыбаки-арабы. В эти бухты заходили на отдых или чтобы укрыться от бури галеры морских разбойников. Корабли торговые и принадлежащие к королевским флотам тут не появлялись, потому что основные негоцианские пути пролегали севернее этих широт. Постепенно морских разбойников становилось на острове все больше, а мирных рыбаков все меньше. И наконец настал момент, когда рыбаков не осталось вовсе, не осталось никого, кроме разнообразных морских разбойников, время от времени занимающихся рыбной ловлей.
Хафсидских султанов, владевших в то время большей частью побережья Туниса, соседство с Джербой отнюдь не стесняло, потому что тамошние пираты были сплошь мусульманского вероисповедания и грабили, стало быть, суда христиан. Христианские государи тоже вынуждены были закрывать глаза на существование пиратской республики, ибо считалось, что она находится под рукой хафсидов, воевать с которыми время еще не пришло.
Став главой, пусть и необъявленным, сарацинских пиратов, овладев Тенесом, Ораном, Мешуаром и друг гими портами, Харудж неизбежно должен был наложить руку и на Джербу. И наложил. В той или иной степени его верховенство признавали все пиратские капитаны, обосновавшиеся на острове. Признание это заключалось в выдаче людям Харуджа части добычи. В том году, о коем идет речь, часть эта выросла до размеров предельных – отдавать приходилось половину.
Никому это не нравилось, но все вынуждены были терпеть. Власть Харуджа казалась неколебимой.
Салах Ахмед после страшного поражения в Оране бросился именно на Джербу. Разумеется, будь у испанцев хотя бы одна резервная галера, весла бы ему унести не удалось. Салах Ахмед ушел на небольшом галиоте всего лишь с полусотней матросов, толком даже не выяснив, чем закончилось сражение за город. Он считал, что сопротивление бесполезно, и был в этом прав. Чудовищный взрыв в гавани сломил его волю. Он знал, что, если даже ему удастся отбиться от нападения испанцев, горожане не простят ему чудовищных разрушений.
Но он не мог прямо направиться в Алжир. Там его, вне всякого сомнения, ждала виселица. Харудж ценил своих доверенных людей только до тех пор, пока они оправдывали его доверие. Салах Ахмед решил подсластить пилюлю, которой станет для Харуджа потеря Орана. Подсластить золотом, которое он рассчитывал собрать на Джербе. Салах Ахмед был личностью известной, ему достаточно было лишь сказать, что он послан из Алжира Харуджем для сбора дани, и ему бы поверили.
Так он задумал.
Необходимо было спешить. Как только до острова дойдет весть о событиях в Оране, пиратские сундуки, распахнутые перед посланцами Харуджа, захлопнутся.
В гавань Эхра – она считалась главной на острове – Салах Ахмед прибыл на рассвете. Он сразу же оценил обстановку. На якорной стоянке было восемь различных кораблей. Три из них были знакомы бывшему правителю Орана. Они принадлежали алжирскому флоту. Галеры эти выделялись своей опрятностью и размером среди прочих судов. Салах Ахмед сразу же направился к той галере, на грот-мачте которой висел зелено-золотой флаг Харуджа. Риска встретить на борту самого Краснобородого не было. Салах Ахмед знал, что по таким делам, как сбор дани, правитель Алжира не разъезжает.
Он оказался прав. Кораблем командовал Ширкух, пожилой бывалый ливиец, происходивший, по слухам, из весьма старинного рода. Его предки якобы были некогда правителями Египта. Впрочем, в данном случае родство это не играло никакой роли.
Увидев перед собой Салаха Ахмеда, старик поразился настолько, что не сумел скрыть удивления.
– Да пребудет с тобой благословение Аллаха, славный флотоводец.
– Да пребудет, славный Салах Ахмед.
– Не смотри на меня так, я отвечу на все твои вопросы, но сначала ты ответь мне на несколько моих.
– Спрашивай.
– Не за податями ли ты прибыл сюда?
– Ты угадал.
– Было ли уже собрание капитанов?
– Оно состоится сегодня.
– Слава Аллаху, я успел!
Ширкух посмотрел на неожиданного гостя как на безумца: пока все в его поведении казалось странным.
– Объясни, куда ты так спешил, и я скажу тебе, стоит ли благодарить Аллаха за то, что ты успел.
– Извини меня, славный Ширкух, я еще спрошу.
– Спроси.
– Сколько дней ты даешь капитанам на то, чтобы доставить деньги на борт твоей галеры?
– По обычаю, три дня. В первый день я сообщаю, сколько хочет получить наш господин Харудж. Во второй день они решают, сколько каждый из них может дать. В третий деньги доставляют сюда.
– Иногда обычаи приходится нарушать.
– Ты достаточно спрашивал, славный Салах Ахмед, теперь спрошу я.
– Спрашивай.
– Откуда ты прибыл и что тебе надо?
– Я прибыл из Орана.
– Ты бросил город на произвол судьбы?
– Я бросил его на произвол судьбы, когда судьба его была уже решена.
– На город напали испанцы?
– Испанцы и кабилы. Хитрость и предательство – вот два кинжала, которые пронзили грудь Орана.
Ширкух задумался. И одновременно приосанился. Если в прежнее время положение Салаха Ахмеда в пиратской империи Харуджа было заметно выше его собственного, то теперь все, пожалуй, изменилось. Кто теперь Салах Ахмед?
– Да, славный Ширкух, Оран нами потерян, но об этом знаем только я и ты.
– Об этом знают еще твои люди.
– Они будут молчать. Нужно немедленно созвать всех местных капитанов, сегодня же собрать все золото, которое можно собрать, пока никто на Джербе не узнал о происшедшем.
Ширкух уже и сам сообразил, что вести себя нужно именно так. Он просто взвешивал, достаточны ли будут усилия Салаха Ахмеда по спасению золота Харуджа, чтобы уберечь его шею от петли. Не удавить ли этого неудачника прямо сейчас? Зачем с ним делить славу удачливого сборщика? А вдруг Харудж не простит Ширкуху того, что тот взял на себя смелость судить того, кого судить дозволено лишь самому Харуджу?
– Что же ты медлишь, славный Ширкух?!
– Я не медлю. Сейчас я отправлю людей с известием, что жду всех капитанов в условленном месте. Твои люди перейдут на мою галеру.
– А меня ты прикажешь заковать в кандалы?
– Кто посмеет заковать в кандалы друга самого Краснобородого? – усмехнулся старый ливиец.
Дело было обстряпано лихо. Ширкух был убедителен в своих словах. Капитаны Джербы, если и почувствовали неладное, не решились говорить об этом вслух.
Посланец Харуджа раздумывал над тем, а не снизить ли ему хотя бы немного размер дани, дабы облегчить расставание с ней для здешних пиратов. Но потом решил этого не делать, это вызовет скорее подозрения, чем слезы благодарности.
Как только на борт галеры были доставлены ящики с деньгами и бочки с питьевой водой, Ширкух велел поднимать якорь.
– Представляю себе, какие они будут посылать проклятия тебе вслед, когда узнают причину твоей торопливости,– сказал Салах Ахмед, глядя на удаляющийся берег.
– На твоем месте я бы думал не об их будущем, а о своем,– не удержался от ядовитой реплики Ширкух. Теперь, когда головоломное дело было завершено, он почувствовал себя много увереннее.
Салах Ахмед нахмурился:
– Ты считаешь, что его гнев будет испепеляющим?
– Не мне судить о нем самом и о его гневе.
Галера как раз входила в узкую горловину бухты, перед тем как оказаться в открытом море. Салах Ахмед и Ширкух сидели в кормовой каюте одни, на низком столике перед ними стояло по чашке шербета. За кисейной занавесью стоял, расставив ноги и положив мощные руки на рукоять меча, широкоплечий бербер. С палубы доносились мерные удары барабана и ритмичные вскрики гребцов.
Салах Ахмед сделал большой глоток сладкого, пахучего напитка.
– Ты прав, славный Ширкух, ты прав, не нам судить Харуджа. Не родился еще такой человек, который будет его судить.
– Ты думаешь, Харуджа будет судить человек? – спросил ливиец и тоже отхлебнул.– А может быть, впереди его ожидает не суд?
– А что же еще, что же еще может ожидать в конце пути такого человека?
Глаза Ширкуха начали вылезать из орбит.
Салах Ахмед, наоборот, прищурился.
– Ты хочешь что-то сказать, славный Ширкух?
Ливиец почернел лицом и схватился руками за горло.
Посидел в такой позе несколько мгновений и отвалился на подушки.
– Эй! – позвал Салах Ахмед бербера-телохранителя. Тот откинул кисею, подбежал к лежащему навзничь хозяину и склонился над ним. Зря он это сделал. Салах Ахмед нанес ему удар в ухо коротким позолоченным стилетом.
Бербер беззвучно свалился на ливийца.
Салах Ахмед посмотрел сквозь кисею. Произошедшее внутри каюты, кажется, никем замечено не было. Значит, можно переходить ко второму этапу плана.
Он вышел наружу, спустился на нижнюю палубу. Там находились его люди. По поданному знаку они все разом кинулись наверх, вырывая оружие у зазевавшихся пиратов, полосуя их припрятанными в одежде ножами.
Неожиданность – великая сила.
Вскоре на палубе шла настоящая бойня, результатом которой, скорее всего, стала бы полная победа людей Салаха Ахмеда над остатками так ничего и не сообразившей охраны.
Если бы не Мартин де Варгас.
Стоило галере Ширкуха показать свой нос из гавани, как наперерез ей устремились сразу три галеры испанского капитана. Они специально караулили здесь.
Хуже всего ведут себя в неожиданной ситуации те, кто сам кому-то готовил неожиданность.
Увидев, что происходит, пираты побросали весла и сабли. Вид трех таранов, направленных в борт их корабля, парализовал волю. Салах Ахмед смотрел как зачарованный на эту неотразимую атаку и медленно расцарапывал ногтями свои впалые щеки. Только что он был на вершине успеха.
Только что!
С жутким хрустом таран испанской галеры проломил борт сарацинского корабля.
Засвистели стрелы.
Огненный горшок рухнул на палубу прямо перед ногами Салаха Ахмеда и взорвался.
Стоя на мостике и наблюдая за великолепной сценой неотразимой атаки, капитан шептал:
– Мартин де Варгас, ты не победишь.
Победный дух так же заразителен, как крик паникера. Генерал Куэльяр, кто бы мог подумать, совершил внезапный рейд к Тенесу и овладел им. И не путем длительной осады, и не с помощью подкупа.
Штурмом!
Это сделал ленивый, осмотрительный, нерешительный кабальеро Куэльяр. Надо думать, что король назначил его специально. С одной стороны, его величество как бы открывал военные действия, с другой – мог быть уверен, что, собственно, действий никаких и не будет. Но победный дух заразителен. Узнав о двух необыкновенных победах своего подчиненного, генерал сам возмечтал о величии. Благо, его солдаты и сержанты были по большей части людьми бывалыми, уже проверенными в североафриканских походах, поэтому ночной марш от Орана до Тенеса был проведен ими великолепно. Пираты и не подозревали, что им что-то может угрожать. Их не озаботило даже то, что кабилы из рода Аббас Дану уже не могли прикрывать подходы к городу со стороны пустыни.
Сытая городская жизнь в известном смысле развратила людей Харуджа. Куда девалась кровожадность и жажда деятельности, куда пропала тяга к приключениям и чужому добру! Морские дьяволы вполне довольствовались тем, что им давало обладание удобной гаванью, то есть, говоря просто, таможенным сбором. Когда они услыхали о нападении на Оран, они не поверили, когда им рассказали о захвате Джербы, они лишь укрепились в своем недоверии.
За это и были наказаны. Не самым смелым и не самым талантливым испанским генералом.
После этого успеха открывался прямой путь к Алжиру, который за последнее время сделался подлинной столицей Краснобородого.
Внимательно посмотрев на карту, Мартин де Варгас с приятным волнением осознал, что нападение на Алжир не только возможно, оно просто необходимо, дабы не упустить удобный момент. Он бросился со своим флотом в Тенес. Генерала Куэльяра он застал за занятием, которое подходило ему явно больше, чем ночные штурмы пиратских городов.
Победитель пировал.
Мартин де Варгас велел доложить о себе.
Ему было отвечено, что его примут завтра, ибо сейчас командующий уже заканчивает пить и удаляется с прекрасной дамой в помещение, где невозможно и неудобно вести разговоры о делах военных.
– Который день продолжается веселье?
Хмурый юноша, пришедший с ответом, вздохнул:
– С самого дня штурма.
– То есть четвертый?
– Да, ваша милость.
– Когда он остановится?
Юноша пожал плечами и вздохнул. Капитан сунул ему в руку монету.
– Пока не кончится вино в Тенесе.
– А много его здесь?
– Перед самым штурмом сюда пригнали три греческие фелюги с кипрским, критским и хиосским.
Мартин де Варгас скрипнул зубами.
– Как тебя зовут?
– Гонсало.
Капитан, достал из кармана зеленых бархатных штанов увесистый кожаный кошель.
– Угадай, сколько здесь золотых.
– Это смотря в каком золоте. Неаполитанских эскудо здесь не меньше тысячи. Мараведисы если, то счетом около трех сотен. Дублоны…
– Тысяча сто эскудо,– сказал нетерпеливый капитан, —Хочешь их получить?
Глаза юноши загорелись, но на лице появилось недоверчивое выражение.
– Сначала вы, ваша милость, скажите, что нужно сделать, а я тогда отвечу, хочу ли.
Гонсало оглянулся. По коридору пробежал повар с подносом, полным закусок. В дальнем конце появились два солдата, пьяные, в обнимку, они пытались спеть песню под названием «Ласточка Андалусия», но у них ничего не получалось, потому что перед первым тактом кто-нибудь из них падал на колени.