Страница:
– Помогите ему, господа.
В сем происшествии на самом деле не было ничего чудесного. Оно сложилось из двух вполне реальных обстоятельств. Причем к возникновению обоих лейтенант имел хоть и косвенное, но неотменимое отношение. Так что факт его освобождения нельзя назвать не только чудесным, но даже случайным.
Во-первых, о героическом, сообразительном и изобретательном лейтенанте поведал в своих устных докладах отцу Хавьеру генерал Тобарес. Настаивая на особом характере событий, приведших к потере Алжира, он в подтверждение своих слов привел лейтенанта. Мол, даже при наличии таких бойцов среди своих защитников город был обречен. Генерал гордился тем, что выдвинул этого офицера, и удивлялся, что он при всех своих способностях потерпел неудачу.
– Стало быть, противник в чем-то превзошел его, не так ли?
– Стало быть, так.
Отец Хавьер подробно расспросил генерала-неудачника об этом лейтенанте и перешел к выяснению собственно роли главного королевского инспектора. Он пытался разобраться в том, почему гениальный, хранившийся в полной тайне план оказался сорван, несмотря на героизм отдельных офицеров. Сеньор Тобарес только разводил руками. Разумного, хотя бы приблизительно убедительного объяснения у него не было.
– Клянусь всем святым, это какая-то мистика.
Монах кисло улыбнулся:
– Часто свое бессилие мы готовы объяснить скорее происками темных сил, чем собственной нерадивостью.
Сеньор Тобарес возмущенно покраснел, но покорно промолчал. Он уже начал понимать, что спасение из плена еще не конец его неприятностям.
Генерал оказался прав. Из угрюмой кельи въедливого монаха он отправился не в собственный дом на улице Бернанос, а в не менее угрюмую камеру в подвале дома отца Хавьера. Он не мог знать, что его соседом является бывший римский кардинал Антонио Колона, иначе счел бы себя отчасти польщенным.
Оставшись один, монах задумался об этом странном лейтенанте. Недурно было бы с ним поговорить. Судя по всему, пользы от беседы с ним можно ожидать больше, чем от беседы с его бывшим начальником.
Во-вторых, кардинал Хименес. В том смысле, что, оправившись от хвори и оказавшись при дворе молодого короля, он тоже услышал о Мартине де Варгасе. Причем от самого монарха. Его величеству сочли возможным донести, что какой-то офицер, запертый в городской тюрьме, вот уже несколько дней требует встречи с ним. Предчувствуя, что встреча с этим офицером может быть скорее неприятной, чем интересной, он перепоручил ее кардиналу. Не преминув, правда, сопроводить поручение шпилькой:
– Видит Бог, вам не впервой, ваше преосвященство, заниматься королевскими делами.
Карл намекал сразу на несколько вещей. На ту роль, которую играл кардинал в период предыдущего царствования, и на попытку оставить за собой эту же роль в период царствования нынешнего. Это выражалось в непрестанных попытках его преосвященства убедить короля, что необходимо перенести хотя бы часть военных усилий Испании из Северной Италии в Северную Африку. Аргументы, приводимые кардиналом Хименесом, не казались Карлу достаточно убедительными. В итальянских завоеваниях ему виделась и польза и слава, африканские же не могли принести ни того, ни другого. А подагрик кардинал продолжал настаивать. Настаивать и намекать, что он вот-вот предоставит его величеству все необходимые доказательства.
Король пока не чувствовал себя в силах полностью отстранить кардинала Хименеса от ведения дел, но предпринимал очевидные усилия по ограничению его вмешательства.
– Будьте все же кардиналом церкви Христовой, а не военным министром! – сказал он ему как-то. Правда, тут же попросил прощения.
Кардинал, прекрасно понимая свое положение, всячески торопил отца Хавьера с его расследованием. Именно из его кельи он рассчитывал получить доказательства, с помощью которых можно будет повернуть испанскую политику в единственно верном направлении.
Получив очередной королевский укол, он, не мешкая, помчался в старинный особняк с хорошо оборудованным подвалом.
В ответ на мягкие упреки кардинала отец Хавьер спокойно ответил:
– Я тружусь над нашим делом непрерывно, я тороплюсь, но боюсь спешки.
– Тем не менее…
– Надо сделать хорошо. Пусть даже и медленно. Никто не оценит нашей спешки, если она будет безуспешной, но все простят нам медлительность, а Господь раньше всех, если мы победим.
Кардинал махнул рукой: старика не переубедить. Его нужно или убить, или ему довериться.
Почти сразу вслед за этим разговор коснулся судьбы молодого офицера.
– Мартин де Варгас? – насторожился монах.
– Именно он.
– Он мне нужен.
– Так возьмите его.
– Так дайте мне его.
– Он всего в трех сотнях шагов от вас.
Через час с четвертью изможденный, но вдохновленный освобождением лейтенант предстал перед двумя находящимися в непонятном сговоре священниками.
– Хотите есть?
– Сначала я хочу вам кое-что объяснить.
– Вы не умрете во время объяснения?
– Если я не умер там, то… впрочем, у вас тут не намного веселее, чем в той крысиной норе, куда меня засунул генерал Наварро.
Кардинал и монах спросили одновременно:
– Педро де Наварро?!
– Он, святые отцы, он. Герой и победитель, он принял меня в парадном мундире и отправил в тюрьму.
– За что?
– Я отказался жениться на его дочери.
– Почему?
– Хотя бы потому, что я уже женат.
Кардинал Хименес помассировал кисть левой руки.
– О вас рассказывают всякие небылицы, лейтенант, теперь я вижу, рассказывают не зря.
– Давайте лучше я сам вам кое-что расскажу, и тогда вы составите окончательное мнение о небылицах, которые ходят на мой счет.
– Что ж, начинайте.
И лейтенант начал.
Большая часть того, что он торопливо, страстно, но подробно поведал отцу Хавьеру и кардиналу, описана в предыдущих главах. Надо сказать, что монах в отличие от всех тех офицеров и генералов, с которыми Мартину де Варгасу довелось беседовать перед своей отставкой и после нее, отнесся к словам лейтенанта с полным доверием. Этим он не удивил рассказчика, но позабавил кардинала. Тот не мог понять, почему монах не поверил до конца рассказу Антонио Колоны (кардинала ознакомили с его записью), столь внешне достоверному, но внимает со столь серьезным интересом баснословным бредням лейтенанта.
Впрочем, отцу Хавьеру виднее, он не раз уже доказывал это. Его преосвященство решил не вмешиваться, каким бы причудливым путем ни пошло развитие событий.
– Итак, вы утверждаете, что план генерала Тобареса был хорош.
– Клянусь святыми дарами, да! По крайней мере в той части, что была мне им открыта. Если и можно было схватить Краснобородого, то лишь тем способом, который предложил генерал. Именно поэтому я с такой страстью выполнял его распоряжения.
– Приказы дона Афранио Гомеса вас не вдохновляли, насколько я понял?
– Да. Капитан был славный человек и хороший комендант для мирного времени. Но когда мирное время кончается, нельзя оставаться хорошим человеком, надо становиться хорошим военным.
Молчаливый Педро внес большой длинногорлый кувшин и молча поставил на стол перед офицером.
– Это козье молоко, подкрепите свои силы.
– Когда я на свободе и могу заниматься любимым делом, мои силы восстанавливаются сами собой.
– Налейте, святой отец, мне,– попросил кардинал. Взяв в длинные, со слегка припухшими суставами пальцы чашу, он снова отошел в угол и там тихо устроился. Его не оставляло ощущение некоторой странности происходящего. Вот он, второе лицо в государстве по своему значению и влиянию, присутствует при не вполне понятном действе и не испытывает неудобства от того, что оттеснен на его периферию, отставлен в сторону. Выуживаемая из хаоса слов истина ему интереснее, чем его положение в происходящем.
– Чем же вы, как я вижу, человек, сведущий в военном деле, объясняете тот факт, что такой замечательный план, да еще сохранявшийся в тайне, провалился?
– Этот вопрос мучает меня даже больше, чем вас, святой отец.
– Не было ли шпиона на корабле генерала Тобареса? В его окружении?
– Я не могу ручаться за то, что шпиона не было, но я не понимаю, как бы этот шпион успел добраться до расположения Харуджа за то время, что было в его распоряжении. Не говоря уж о том, откуда бы Краснобородый взял время подготовить встречный план.
Отец Хавьер обмакнул губы в прохладную белую жидкость.
– А не может ли быть объяснением то соображение, что Харудж подготовил свой план заранее и пустил его в ход только после того, как получил сообщение о прибытии испанского генерала?
Мартин де Варгас на минуту задумался над этим мудрено построенным вопросом.
Монах сделал жест рукой, освобождающий лейтенанта от необходимости отвечать.
– Мы рискуем незаметно перейти в стихию чистых домыслов, а наша цель не придумать красивое объяснение, а объяснить, что произошло.
– Думаю, что именно это наша цель, святой отец.
– Тогда проследуем дальше. Вы упомянули о том, лейтенант, что помимо огромного азарта, радости, что вы можете проявить себя во всем блеске и с наибольшей пользой, вы почувствовали, как вам кто-то как бы начал противодействовать. Так ли я вас понял?
– Так, святой отец. Все мне стали твердить одну и ту же фразу.
– «Мартин де Варгас, ты не победишь!» Да?
По телу офицера пробежала слабая дрожь.
– Да, святой отец, да!
– Совершенно незнакомые люди, люди, которых вы видели впервые, говорили вам эти слова?
– Правильно.
– Кто сказал их первым?
– Какой-то погонщик, бербер.
– Погонщик верблюдов?
– Нет, кажется, нет. Ослы! Он вел осла. Одного или двух.
– И, проходя мимо…
– И, проходя мимо, бросил: «Мартин де Варгас, ты не победишь!» Не поворачивая головы в мою сторону.
– Второй?
– Второй? А второго не было. То есть, наверное, был, потому что я слышал его голос. Из шатра базарного брадобрея. Я откинул полу, нет, я распорол ее шпагой и увидел, что там внутри никого нет. Потом это продолжалось. Продолжалось как наваждение.
– Что значит «наваждение»?
– У меня создалось такое впечатление, что и камни дорожные, и акации, и птицы – все они кричат мне эти слова.
– Слышал ли их кто-нибудь из вашей команды?
– Нет, что вы, святой отец, нет. Кроме того, я был уверен, что никто из солдат их услышать не может. Они были предназначены для меня. Меня одного!
– Но вы не поверили этим странным предостережениям?
– Вспомните мои дальнейшие действия, святой отец, и получите ответ.
– Может быть, они испугали вас?
– Ни в малейшей степени. Признаться, они меня только раззадоривали. И, как оказалось, не правы были скорее предупреждавшие, чем я. Форт Пеньон я все-таки отвоевал. Пусть всего на одну ночь, но отвоевал. И именно тогда, во время его краткой обороны, я понял…
Лейтенант запнулся, словно дошел в своих речах до порога, который ему не следовало переступать.
– Что же вы остановились?
Мартин де Варгас помрачнел:
– Я все сказал.
Отец Хавьер и кардинал переглянулись. Каждый из них что-то понял, но одно и то же ли поняли они оба? Его преосвященство решил, что наконец пришло время ему выйти на первый план. Он встал, отнес к кувшину свою едва надпитую чашу и остановился за спиной у лейтенанта.
– Насколько я могу судить о ваших планах на будущее, исходя из ваших мадридских поступков, вы планируете в самом скором времени вступить в войну с краснобородым пиратом?
– Свои планы на будущее я ни от кого не скрывал и не скрываю. А к генералу де Наварро я забрался в дом, чтобы изложить ему с глазу на глаз технические подробности этих планов. Всевышний смотрит сейчас в мое сердце и видит, что я не лгу. Никаких планов относительно его дочери я не имел и иметь не мог.
– Можете не продолжать, мы вам верим. Скажите вот о чем. Каким вам мыслится ваше участие в этой будущей войне? И почему вы уверены, что такая война будет?
Лейтенант усмехнулся и, попытавшись заглянуть себе за спину, едва не свалился со стула.
– Вы говорите так, будто необходимость войны с Краснобородым живет только в моей несчастной голове. Неужели и вам я кажусь лишь одержимым воякой-самоубийцей, который придумал такой сложный и дорогой способ расставания с жизнью?
Кардинал был рад, что в этот момент Мартин де Варгас не смотрит ему в лицо.
Инициативу в разговоре вновь перехватил отец Хавьер:
– Мы так не думаем, мы даже уверены, что вы знаете или придумали способы, как принести Краснобородому большой военный вред.
– Это правильно,– почти надменно произнес лейтенант.
– Но ведь необходимость войны не исчерпывается одной лишь возможностью одержать победу.
– Извините, святой отец, но вы опять выражаетесь слишком сложно.
– Могу проще. Ведь вы не станете убивать всякого человека, которого можете убить?
– Видит Бог, нет.
– Так почему же вы считаете, что с Харуджем надо воевать всенепременно и как можно скорее?
Мартин де Варгас задумался, но не ответил. Он не ответил и после того, как изрядно подумал.
– Ведь среди ваших доводов я не услышал даже утверждения, что, победив его, мы получим какие-то особые богатства.
– Да, я не приводил таких доводов.
– Вы также не настаивали на том, что победа над пиратом, пусть даже и очень знаменитым, не принесет особой славы испанским знаменам.
Лейтенант как-то понуро покачал головой:
– Не настаивал.
Воцарилась тишина. Она казалась особенно значительной в полумраке кабинета. Треск сальных свечей выступил со второго плана на первый.
– Что же вы нам скажете, Мартин де Варгас? Почему вас так неудержимо тянет на войну с этим богопротивным созданием, этим грабителем, этим…
– Я не знаю,– почти жалобно ответил исхудавший офицер.
Отца Хавьера до такой степени восхитил его ответ, что он даже слегка подпрыгнул на своем месте, чем вызвал веселое недоумение кардинала и мрачную гримасу на лице офицера. Мартин де Варгас не любил, чтобы над ним смеялись, даже такие умные старики, как этот монах.
– Отчего вы веселитесь, святой отец?
– Я рад, что в вас не ошибся.
– Если вы решили говорить со мной загадками, то знайте, что у нас в Вуэлло это считается оскорблением.
Его преосвященство был озадачен не меньше лейтенанта, но не мог позволить еебе подать виду.
– Что же теперь со мной будет? Меня снова вернут в крепостной подвал?
– В подвал? Зачем в подвал?
– Тогда, значит, меня отпустят?
– Думаю, и это вам не грозит.
– Тогда что же? Перестаньте говорить со мной загадками.
Отец Хавьер задумчиво растирал себе пергаментные щеки и, прищурившись, рассматривал свои планы на ближайшее будущее.
– Вас не посадят и вас не отпустят, лейтенант. Вам дадут под командование галеру королевского флота и отправят осуществлять задуманный вами план.
Этим заявлением были ошарашены все.
Кардинал отвернулся, чтобы не выдать себя выпученными глазами. Мартин де Варгас выкатил свои совершенно открыто. Но овладел собой. И овладел настолько быстро, что тут же перешел к делу:
– Но, святой отец, галерой не может командовать лейтенант.
Отец Хавьер кивнул.
– Значит, будет командовать капитан.
Недавний заключенный не отставал:
– Капитан Мартин де Варгас?
– Именно такой капитан!
Известие о столь резкой перемене в своей судьбе не совсем обычным образом подействовало на офицера.
Он не обрадовался, не засиял от восторга. Он был просто удовлетворен, что наконец восторжествовала справедливость. Она, по его представлениям, не могла не восторжествовать.
Такая реакция явно позабавила отца Хавьера.
– Пока будут готовить галеру, я просил бы вас остаться гостем в моем доме.
– Охотно.
Человек, принимающий благодеяние как нечто само собой разумеющееся, выглядит немного комично. Странно, но на Мартина де Варгаса это правило не распространилось. Он уже был совершеннейший капитан. Капитан по всем статьям. Более того, он бы удивился, узнав, что сарацины не трепещут при одном упоминании его имени.
Явился Педро и молча предложил капитану следовать за ним. Бывший лейтенант с большим достоинством принял это предложение.
Глядя ему вслед, отец Хавьер одними губами прошептал:
– Мартин де Варгас, ты не победишь.
Он произнес эти слова очень тихо, но кардинал их услышал. Вернее, прочитал их по губам монаха. Несмотря на то, что в келье был полумрак.
– Итак, святой отец, как я понял, вы отправили этого молодого кавалера в подвал.
– Нет, что вы, ваше преосвященство. Я предоставлю ему лучшие покои в этом доме.
– Надо ли мне вас понимать так, что и галеру, и капитанское звание вы обещали ему всерьез?
Старик спокойно кивнул:
–Да.
Кардинал побледнел от гнева, коснулся лба подагрическими пальцами, пытаясь себя успокоить. Монах облегчил его психологические муки:
– Ваше преосвященство, я всегда чувствую, когда вы мною недовольны, когда вас подмывает спросить у меня, а не много ли я на себя беру. Сейчас, кстати, именно такой момент.
Кардинал Хименес саркастически хмыкнул.
– Могу дать добрый совет, хотя мне, как пастырю, и не пристало советовать подобное. Не сдерживайте себя. Это вредит вашему здоровью.
– Не много ли вы на себя берете, святой отец?
– Хотелось бы уяснить, к чему относится ваше восклицание: к моему совету или к тому, как я веду дело?
– Я имел в виду и то и другое.
– Что касается первого, тут я готов извиниться, в остальном же должен заметить – я не собираюсь обращать внимание на ваши замечания. Ни в малейшей степени.
– Отчего же?
– Если я стану, отыскивая истину, думать, как вы отнесетесь к методам, которыми я ее ищу, у нас ничего не получится и все будут недовольны. Вам что, в конце концов, нужно: мое почтение к вам или истина – назовем ее так?
Кардинал осторожно погладил вспухшие суставы на левой кисти.
– Поймите и вы меня. Я не король.
– Жаль,– совершенно спокойно и вполне искренне сказал отец Хавьер.
– Мне еще нужно убедить Карла в необходимости такого большого дела, как крестовый поход против Харуджа. Он пока и слышать ни о чем подобном не хочет.
– Мальчишка! – с чувством сказал монах.
– Пока у меня нет аргументов.
– Вечное Небо! Их и у меня пока нет. Почти нет. Мы в самом начале. И если мы не будем спешить, если мы будем внимательны и честны, то с Божьей помощью они у нас появятся.
– Но, умоляю вас, святой отец, не заставляйте меня совершать поступки, которые сокращают мое и так уже не беспредельное влияние при дворе.
Отец Хавьер сдвинул брови:
–Что вы имеете в виду?
– Хотя бы этого молодого вертопраха и авантюриста.
– Мартина де Варгаса?
– Да. Вы захотели вытащить его из тюрьмы, ладно. Педро де Наварро обидится на то, что обольститель его дочери гуляет на свободе? Пусть. Плохо, что он пожалуется королю. Его величество уже спрашивал меня об этом лейтенанте.
– Капитане, ваше преосвященство, капитане!
– И вот на вопрос короля, почему я выпустил на свободу человека, нанесшего оскорбление нашему прославленному полководцу, я должен буду ответить, что сделал это, чтобы присвоить ему очередной воинский чин. За что?
– Разве вы не знаете?
– Святой отец, это спрашиваю не я, хотя и у меня есть вопросы по этому поводу, это спрашивает король. Почему Мартин де Варгас не узник, а капитан?
– Потому что лейтенант не может командовать галерой. Равно как и узник.
Кардинал сел на стул, который занимал во время допроса. Выражение лица его сделалось страдальческим.
– Я бы все понял, когда бы увидел, что вы нашли человека, нашли воина, способного покончить с Харуджем. Я бы пошел на любые ссоры с Педро де Наварро, я был бы готов выслушивать какие угодно колкости от короля.
– Что же мешает вам сейчас?
– Вы ведь сами не верите в то, что Мартин де Варгас чего-то добьется!
– Я просто не верю в то, что он победит, а добьется он многого.
– Иногда мне кажется, святой отец, что вы просто хотите меня запутать.
– Так часто бывает. Когда при вас распутывают клубок, многие петли повисают на вас. Но это не страшно, главное верить в то, что все идет так, как надо. Вы ведь верите, я вижу, ваше преосвященство, верите!
Кардинал еще ниже склонил свою голову.
– А что касается Мартина де Варгаса… Он не победит, ибо не подозревает, с кем воюет. Но его можно использовать как один из видов нашего оружия. И с ним ничем не нужно делиться. Упаси Боже, вы ведь не станете откровенничать со шпагой перед поединком? Это было бы безумием. Ваше дело начистить ее и приготовить к бою. Поэтому вы сделаете так, что этот лейтенант станет капитаном и получит в командование галеру королевского флота.
Кардинал тоскливо поглядел на отца Хавьера.
– Сделаете, ваше преосвященство, сделаете.
– Аминь.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
В сем происшествии на самом деле не было ничего чудесного. Оно сложилось из двух вполне реальных обстоятельств. Причем к возникновению обоих лейтенант имел хоть и косвенное, но неотменимое отношение. Так что факт его освобождения нельзя назвать не только чудесным, но даже случайным.
Во-первых, о героическом, сообразительном и изобретательном лейтенанте поведал в своих устных докладах отцу Хавьеру генерал Тобарес. Настаивая на особом характере событий, приведших к потере Алжира, он в подтверждение своих слов привел лейтенанта. Мол, даже при наличии таких бойцов среди своих защитников город был обречен. Генерал гордился тем, что выдвинул этого офицера, и удивлялся, что он при всех своих способностях потерпел неудачу.
– Стало быть, противник в чем-то превзошел его, не так ли?
– Стало быть, так.
Отец Хавьер подробно расспросил генерала-неудачника об этом лейтенанте и перешел к выяснению собственно роли главного королевского инспектора. Он пытался разобраться в том, почему гениальный, хранившийся в полной тайне план оказался сорван, несмотря на героизм отдельных офицеров. Сеньор Тобарес только разводил руками. Разумного, хотя бы приблизительно убедительного объяснения у него не было.
– Клянусь всем святым, это какая-то мистика.
Монах кисло улыбнулся:
– Часто свое бессилие мы готовы объяснить скорее происками темных сил, чем собственной нерадивостью.
Сеньор Тобарес возмущенно покраснел, но покорно промолчал. Он уже начал понимать, что спасение из плена еще не конец его неприятностям.
Генерал оказался прав. Из угрюмой кельи въедливого монаха он отправился не в собственный дом на улице Бернанос, а в не менее угрюмую камеру в подвале дома отца Хавьера. Он не мог знать, что его соседом является бывший римский кардинал Антонио Колона, иначе счел бы себя отчасти польщенным.
Оставшись один, монах задумался об этом странном лейтенанте. Недурно было бы с ним поговорить. Судя по всему, пользы от беседы с ним можно ожидать больше, чем от беседы с его бывшим начальником.
Во-вторых, кардинал Хименес. В том смысле, что, оправившись от хвори и оказавшись при дворе молодого короля, он тоже услышал о Мартине де Варгасе. Причем от самого монарха. Его величеству сочли возможным донести, что какой-то офицер, запертый в городской тюрьме, вот уже несколько дней требует встречи с ним. Предчувствуя, что встреча с этим офицером может быть скорее неприятной, чем интересной, он перепоручил ее кардиналу. Не преминув, правда, сопроводить поручение шпилькой:
– Видит Бог, вам не впервой, ваше преосвященство, заниматься королевскими делами.
Карл намекал сразу на несколько вещей. На ту роль, которую играл кардинал в период предыдущего царствования, и на попытку оставить за собой эту же роль в период царствования нынешнего. Это выражалось в непрестанных попытках его преосвященства убедить короля, что необходимо перенести хотя бы часть военных усилий Испании из Северной Италии в Северную Африку. Аргументы, приводимые кардиналом Хименесом, не казались Карлу достаточно убедительными. В итальянских завоеваниях ему виделась и польза и слава, африканские же не могли принести ни того, ни другого. А подагрик кардинал продолжал настаивать. Настаивать и намекать, что он вот-вот предоставит его величеству все необходимые доказательства.
Король пока не чувствовал себя в силах полностью отстранить кардинала Хименеса от ведения дел, но предпринимал очевидные усилия по ограничению его вмешательства.
– Будьте все же кардиналом церкви Христовой, а не военным министром! – сказал он ему как-то. Правда, тут же попросил прощения.
Кардинал, прекрасно понимая свое положение, всячески торопил отца Хавьера с его расследованием. Именно из его кельи он рассчитывал получить доказательства, с помощью которых можно будет повернуть испанскую политику в единственно верном направлении.
Получив очередной королевский укол, он, не мешкая, помчался в старинный особняк с хорошо оборудованным подвалом.
В ответ на мягкие упреки кардинала отец Хавьер спокойно ответил:
– Я тружусь над нашим делом непрерывно, я тороплюсь, но боюсь спешки.
– Тем не менее…
– Надо сделать хорошо. Пусть даже и медленно. Никто не оценит нашей спешки, если она будет безуспешной, но все простят нам медлительность, а Господь раньше всех, если мы победим.
Кардинал махнул рукой: старика не переубедить. Его нужно или убить, или ему довериться.
Почти сразу вслед за этим разговор коснулся судьбы молодого офицера.
– Мартин де Варгас? – насторожился монах.
– Именно он.
– Он мне нужен.
– Так возьмите его.
– Так дайте мне его.
– Он всего в трех сотнях шагов от вас.
Через час с четвертью изможденный, но вдохновленный освобождением лейтенант предстал перед двумя находящимися в непонятном сговоре священниками.
– Хотите есть?
– Сначала я хочу вам кое-что объяснить.
– Вы не умрете во время объяснения?
– Если я не умер там, то… впрочем, у вас тут не намного веселее, чем в той крысиной норе, куда меня засунул генерал Наварро.
Кардинал и монах спросили одновременно:
– Педро де Наварро?!
– Он, святые отцы, он. Герой и победитель, он принял меня в парадном мундире и отправил в тюрьму.
– За что?
– Я отказался жениться на его дочери.
– Почему?
– Хотя бы потому, что я уже женат.
Кардинал Хименес помассировал кисть левой руки.
– О вас рассказывают всякие небылицы, лейтенант, теперь я вижу, рассказывают не зря.
– Давайте лучше я сам вам кое-что расскажу, и тогда вы составите окончательное мнение о небылицах, которые ходят на мой счет.
– Что ж, начинайте.
И лейтенант начал.
Большая часть того, что он торопливо, страстно, но подробно поведал отцу Хавьеру и кардиналу, описана в предыдущих главах. Надо сказать, что монах в отличие от всех тех офицеров и генералов, с которыми Мартину де Варгасу довелось беседовать перед своей отставкой и после нее, отнесся к словам лейтенанта с полным доверием. Этим он не удивил рассказчика, но позабавил кардинала. Тот не мог понять, почему монах не поверил до конца рассказу Антонио Колоны (кардинала ознакомили с его записью), столь внешне достоверному, но внимает со столь серьезным интересом баснословным бредням лейтенанта.
Впрочем, отцу Хавьеру виднее, он не раз уже доказывал это. Его преосвященство решил не вмешиваться, каким бы причудливым путем ни пошло развитие событий.
– Итак, вы утверждаете, что план генерала Тобареса был хорош.
– Клянусь святыми дарами, да! По крайней мере в той части, что была мне им открыта. Если и можно было схватить Краснобородого, то лишь тем способом, который предложил генерал. Именно поэтому я с такой страстью выполнял его распоряжения.
– Приказы дона Афранио Гомеса вас не вдохновляли, насколько я понял?
– Да. Капитан был славный человек и хороший комендант для мирного времени. Но когда мирное время кончается, нельзя оставаться хорошим человеком, надо становиться хорошим военным.
Молчаливый Педро внес большой длинногорлый кувшин и молча поставил на стол перед офицером.
– Это козье молоко, подкрепите свои силы.
– Когда я на свободе и могу заниматься любимым делом, мои силы восстанавливаются сами собой.
– Налейте, святой отец, мне,– попросил кардинал. Взяв в длинные, со слегка припухшими суставами пальцы чашу, он снова отошел в угол и там тихо устроился. Его не оставляло ощущение некоторой странности происходящего. Вот он, второе лицо в государстве по своему значению и влиянию, присутствует при не вполне понятном действе и не испытывает неудобства от того, что оттеснен на его периферию, отставлен в сторону. Выуживаемая из хаоса слов истина ему интереснее, чем его положение в происходящем.
– Чем же вы, как я вижу, человек, сведущий в военном деле, объясняете тот факт, что такой замечательный план, да еще сохранявшийся в тайне, провалился?
– Этот вопрос мучает меня даже больше, чем вас, святой отец.
– Не было ли шпиона на корабле генерала Тобареса? В его окружении?
– Я не могу ручаться за то, что шпиона не было, но я не понимаю, как бы этот шпион успел добраться до расположения Харуджа за то время, что было в его распоряжении. Не говоря уж о том, откуда бы Краснобородый взял время подготовить встречный план.
Отец Хавьер обмакнул губы в прохладную белую жидкость.
– А не может ли быть объяснением то соображение, что Харудж подготовил свой план заранее и пустил его в ход только после того, как получил сообщение о прибытии испанского генерала?
Мартин де Варгас на минуту задумался над этим мудрено построенным вопросом.
Монах сделал жест рукой, освобождающий лейтенанта от необходимости отвечать.
– Мы рискуем незаметно перейти в стихию чистых домыслов, а наша цель не придумать красивое объяснение, а объяснить, что произошло.
– Думаю, что именно это наша цель, святой отец.
– Тогда проследуем дальше. Вы упомянули о том, лейтенант, что помимо огромного азарта, радости, что вы можете проявить себя во всем блеске и с наибольшей пользой, вы почувствовали, как вам кто-то как бы начал противодействовать. Так ли я вас понял?
– Так, святой отец. Все мне стали твердить одну и ту же фразу.
– «Мартин де Варгас, ты не победишь!» Да?
По телу офицера пробежала слабая дрожь.
– Да, святой отец, да!
– Совершенно незнакомые люди, люди, которых вы видели впервые, говорили вам эти слова?
– Правильно.
– Кто сказал их первым?
– Какой-то погонщик, бербер.
– Погонщик верблюдов?
– Нет, кажется, нет. Ослы! Он вел осла. Одного или двух.
– И, проходя мимо…
– И, проходя мимо, бросил: «Мартин де Варгас, ты не победишь!» Не поворачивая головы в мою сторону.
– Второй?
– Второй? А второго не было. То есть, наверное, был, потому что я слышал его голос. Из шатра базарного брадобрея. Я откинул полу, нет, я распорол ее шпагой и увидел, что там внутри никого нет. Потом это продолжалось. Продолжалось как наваждение.
– Что значит «наваждение»?
– У меня создалось такое впечатление, что и камни дорожные, и акации, и птицы – все они кричат мне эти слова.
– Слышал ли их кто-нибудь из вашей команды?
– Нет, что вы, святой отец, нет. Кроме того, я был уверен, что никто из солдат их услышать не может. Они были предназначены для меня. Меня одного!
– Но вы не поверили этим странным предостережениям?
– Вспомните мои дальнейшие действия, святой отец, и получите ответ.
– Может быть, они испугали вас?
– Ни в малейшей степени. Признаться, они меня только раззадоривали. И, как оказалось, не правы были скорее предупреждавшие, чем я. Форт Пеньон я все-таки отвоевал. Пусть всего на одну ночь, но отвоевал. И именно тогда, во время его краткой обороны, я понял…
Лейтенант запнулся, словно дошел в своих речах до порога, который ему не следовало переступать.
– Что же вы остановились?
Мартин де Варгас помрачнел:
– Я все сказал.
Отец Хавьер и кардинал переглянулись. Каждый из них что-то понял, но одно и то же ли поняли они оба? Его преосвященство решил, что наконец пришло время ему выйти на первый план. Он встал, отнес к кувшину свою едва надпитую чашу и остановился за спиной у лейтенанта.
– Насколько я могу судить о ваших планах на будущее, исходя из ваших мадридских поступков, вы планируете в самом скором времени вступить в войну с краснобородым пиратом?
– Свои планы на будущее я ни от кого не скрывал и не скрываю. А к генералу де Наварро я забрался в дом, чтобы изложить ему с глазу на глаз технические подробности этих планов. Всевышний смотрит сейчас в мое сердце и видит, что я не лгу. Никаких планов относительно его дочери я не имел и иметь не мог.
– Можете не продолжать, мы вам верим. Скажите вот о чем. Каким вам мыслится ваше участие в этой будущей войне? И почему вы уверены, что такая война будет?
Лейтенант усмехнулся и, попытавшись заглянуть себе за спину, едва не свалился со стула.
– Вы говорите так, будто необходимость войны с Краснобородым живет только в моей несчастной голове. Неужели и вам я кажусь лишь одержимым воякой-самоубийцей, который придумал такой сложный и дорогой способ расставания с жизнью?
Кардинал был рад, что в этот момент Мартин де Варгас не смотрит ему в лицо.
Инициативу в разговоре вновь перехватил отец Хавьер:
– Мы так не думаем, мы даже уверены, что вы знаете или придумали способы, как принести Краснобородому большой военный вред.
– Это правильно,– почти надменно произнес лейтенант.
– Но ведь необходимость войны не исчерпывается одной лишь возможностью одержать победу.
– Извините, святой отец, но вы опять выражаетесь слишком сложно.
– Могу проще. Ведь вы не станете убивать всякого человека, которого можете убить?
– Видит Бог, нет.
– Так почему же вы считаете, что с Харуджем надо воевать всенепременно и как можно скорее?
Мартин де Варгас задумался, но не ответил. Он не ответил и после того, как изрядно подумал.
– Ведь среди ваших доводов я не услышал даже утверждения, что, победив его, мы получим какие-то особые богатства.
– Да, я не приводил таких доводов.
– Вы также не настаивали на том, что победа над пиратом, пусть даже и очень знаменитым, не принесет особой славы испанским знаменам.
Лейтенант как-то понуро покачал головой:
– Не настаивал.
Воцарилась тишина. Она казалась особенно значительной в полумраке кабинета. Треск сальных свечей выступил со второго плана на первый.
– Что же вы нам скажете, Мартин де Варгас? Почему вас так неудержимо тянет на войну с этим богопротивным созданием, этим грабителем, этим…
– Я не знаю,– почти жалобно ответил исхудавший офицер.
Отца Хавьера до такой степени восхитил его ответ, что он даже слегка подпрыгнул на своем месте, чем вызвал веселое недоумение кардинала и мрачную гримасу на лице офицера. Мартин де Варгас не любил, чтобы над ним смеялись, даже такие умные старики, как этот монах.
– Отчего вы веселитесь, святой отец?
– Я рад, что в вас не ошибся.
– Если вы решили говорить со мной загадками, то знайте, что у нас в Вуэлло это считается оскорблением.
Его преосвященство был озадачен не меньше лейтенанта, но не мог позволить еебе подать виду.
– Что же теперь со мной будет? Меня снова вернут в крепостной подвал?
– В подвал? Зачем в подвал?
– Тогда, значит, меня отпустят?
– Думаю, и это вам не грозит.
– Тогда что же? Перестаньте говорить со мной загадками.
Отец Хавьер задумчиво растирал себе пергаментные щеки и, прищурившись, рассматривал свои планы на ближайшее будущее.
– Вас не посадят и вас не отпустят, лейтенант. Вам дадут под командование галеру королевского флота и отправят осуществлять задуманный вами план.
Этим заявлением были ошарашены все.
Кардинал отвернулся, чтобы не выдать себя выпученными глазами. Мартин де Варгас выкатил свои совершенно открыто. Но овладел собой. И овладел настолько быстро, что тут же перешел к делу:
– Но, святой отец, галерой не может командовать лейтенант.
Отец Хавьер кивнул.
– Значит, будет командовать капитан.
Недавний заключенный не отставал:
– Капитан Мартин де Варгас?
– Именно такой капитан!
Известие о столь резкой перемене в своей судьбе не совсем обычным образом подействовало на офицера.
Он не обрадовался, не засиял от восторга. Он был просто удовлетворен, что наконец восторжествовала справедливость. Она, по его представлениям, не могла не восторжествовать.
Такая реакция явно позабавила отца Хавьера.
– Пока будут готовить галеру, я просил бы вас остаться гостем в моем доме.
– Охотно.
Человек, принимающий благодеяние как нечто само собой разумеющееся, выглядит немного комично. Странно, но на Мартина де Варгаса это правило не распространилось. Он уже был совершеннейший капитан. Капитан по всем статьям. Более того, он бы удивился, узнав, что сарацины не трепещут при одном упоминании его имени.
Явился Педро и молча предложил капитану следовать за ним. Бывший лейтенант с большим достоинством принял это предложение.
Глядя ему вслед, отец Хавьер одними губами прошептал:
– Мартин де Варгас, ты не победишь.
Он произнес эти слова очень тихо, но кардинал их услышал. Вернее, прочитал их по губам монаха. Несмотря на то, что в келье был полумрак.
– Итак, святой отец, как я понял, вы отправили этого молодого кавалера в подвал.
– Нет, что вы, ваше преосвященство. Я предоставлю ему лучшие покои в этом доме.
– Надо ли мне вас понимать так, что и галеру, и капитанское звание вы обещали ему всерьез?
Старик спокойно кивнул:
–Да.
Кардинал побледнел от гнева, коснулся лба подагрическими пальцами, пытаясь себя успокоить. Монах облегчил его психологические муки:
– Ваше преосвященство, я всегда чувствую, когда вы мною недовольны, когда вас подмывает спросить у меня, а не много ли я на себя беру. Сейчас, кстати, именно такой момент.
Кардинал Хименес саркастически хмыкнул.
– Могу дать добрый совет, хотя мне, как пастырю, и не пристало советовать подобное. Не сдерживайте себя. Это вредит вашему здоровью.
– Не много ли вы на себя берете, святой отец?
– Хотелось бы уяснить, к чему относится ваше восклицание: к моему совету или к тому, как я веду дело?
– Я имел в виду и то и другое.
– Что касается первого, тут я готов извиниться, в остальном же должен заметить – я не собираюсь обращать внимание на ваши замечания. Ни в малейшей степени.
– Отчего же?
– Если я стану, отыскивая истину, думать, как вы отнесетесь к методам, которыми я ее ищу, у нас ничего не получится и все будут недовольны. Вам что, в конце концов, нужно: мое почтение к вам или истина – назовем ее так?
Кардинал осторожно погладил вспухшие суставы на левой кисти.
– Поймите и вы меня. Я не король.
– Жаль,– совершенно спокойно и вполне искренне сказал отец Хавьер.
– Мне еще нужно убедить Карла в необходимости такого большого дела, как крестовый поход против Харуджа. Он пока и слышать ни о чем подобном не хочет.
– Мальчишка! – с чувством сказал монах.
– Пока у меня нет аргументов.
– Вечное Небо! Их и у меня пока нет. Почти нет. Мы в самом начале. И если мы не будем спешить, если мы будем внимательны и честны, то с Божьей помощью они у нас появятся.
– Но, умоляю вас, святой отец, не заставляйте меня совершать поступки, которые сокращают мое и так уже не беспредельное влияние при дворе.
Отец Хавьер сдвинул брови:
–Что вы имеете в виду?
– Хотя бы этого молодого вертопраха и авантюриста.
– Мартина де Варгаса?
– Да. Вы захотели вытащить его из тюрьмы, ладно. Педро де Наварро обидится на то, что обольститель его дочери гуляет на свободе? Пусть. Плохо, что он пожалуется королю. Его величество уже спрашивал меня об этом лейтенанте.
– Капитане, ваше преосвященство, капитане!
– И вот на вопрос короля, почему я выпустил на свободу человека, нанесшего оскорбление нашему прославленному полководцу, я должен буду ответить, что сделал это, чтобы присвоить ему очередной воинский чин. За что?
– Разве вы не знаете?
– Святой отец, это спрашиваю не я, хотя и у меня есть вопросы по этому поводу, это спрашивает король. Почему Мартин де Варгас не узник, а капитан?
– Потому что лейтенант не может командовать галерой. Равно как и узник.
Кардинал сел на стул, который занимал во время допроса. Выражение лица его сделалось страдальческим.
– Я бы все понял, когда бы увидел, что вы нашли человека, нашли воина, способного покончить с Харуджем. Я бы пошел на любые ссоры с Педро де Наварро, я был бы готов выслушивать какие угодно колкости от короля.
– Что же мешает вам сейчас?
– Вы ведь сами не верите в то, что Мартин де Варгас чего-то добьется!
– Я просто не верю в то, что он победит, а добьется он многого.
– Иногда мне кажется, святой отец, что вы просто хотите меня запутать.
– Так часто бывает. Когда при вас распутывают клубок, многие петли повисают на вас. Но это не страшно, главное верить в то, что все идет так, как надо. Вы ведь верите, я вижу, ваше преосвященство, верите!
Кардинал еще ниже склонил свою голову.
– А что касается Мартина де Варгаса… Он не победит, ибо не подозревает, с кем воюет. Но его можно использовать как один из видов нашего оружия. И с ним ничем не нужно делиться. Упаси Боже, вы ведь не станете откровенничать со шпагой перед поединком? Это было бы безумием. Ваше дело начистить ее и приготовить к бою. Поэтому вы сделаете так, что этот лейтенант станет капитаном и получит в командование галеру королевского флота.
Кардинал тоскливо поглядел на отца Хавьера.
– Сделаете, ваше преосвященство, сделаете.
– Аминь.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
МОНАХ И НАЛОЖНИЦА
Отец Хавьер. Перестань плакать. Садись сюда. Сними накидку. Мне нужно видеть твои глаза. Тебя зовут Мелисса Полихрониу?
Мелисса. Да, святой отец.
О. X. Откуда ты родом?
М. С острова Арки, что неподалеку от Милета.
О. X. Ты гречанка?
М. Да, святой отец.
О. X. Кто твой отец?
М. Горшечник, Анастасио Полихрониу.
О. X. Кто твоя мать?
М. Мелисента Полихрониу. Она умерла через год после моего рождения.
О. X. Были ли у тебя братья и сестры?
М. Да, святой отец, два брата и две сестры. Все они были старше меня. Назвать их имена?
О. X. Если потребуется, ты их назовешь. А сейчас скажи мне, до которого года ты жила в доме своего отца?
М. Не могу ответить точно, святой отец, ибо тогда не была обучена грамоте, но думаю, лет до двенадцати, не более.
О. X. Почему ты так заключаешь?
М. Потому что девочки на нашем острове только до этого возраста живут под кровом отцовского дома,
О. X. Куда же они деваются потом?
М. Их или продают, или отдают замуж.
О.Х. Тебя, насколько я могу судить, продали.
М. Конечно, святой отец, я была очень миленькая, кто же станет выдавать такую замуж, когда за нее можно получить большие деньги?
О. X. Сколько, например?
М. Если попадется щедрый работорговец, то двадцать генуэзских денариев.
О. X. Во сколько обошлась ты?
М. Думаю, больше двадцати.
О. X. Почему ты так думаешь?
М. Потому что отец никому, даже старшему сыну, не проговорился. Сделка, значит, была очень удачной.
О. X. Ты не расстроилась, когда тебя продали?
М. Что вы, святой отец, как же можно было расстраиваться?! Ведь это не замуж идти за какого-нибудь вонючего козопаса. Кто же станет покупать за большие деньги миленькую девочку, чтобы губить ее в поле или на кухне?
О. X. Кто же тебя купил?
М. Один армянин, купец. Очень толстый. Он все время ел сладости и давал мне. Его черные рабы за мной ухаживали и следили, чтобы я ни в чем не испытывала нужды.
О. X. Они не пытались овладеть тобой?
М. Что вы, святой отец, как можно! Если бы кто-нибудь из них позволил себе… их бы тут же четвертовали. Они, наоборот, всячески оберегали меня от дурного взгляда и слова.
О. X. А сам хозяин?
М. Хозяин? Вы имеете в виду, не спал ли со мной он?
О. X. Именно это я имею в виду.
М. Что вы, он же не враг себе. Перед тем как. меня купить, он проверил, девственница ли я. Он и цену большую дал потому, что я еще была нетронута. Он не мог пойти против своей выгоды. К тому же у него были три или четыре женщины для услуг, да и те в основном скучали и объедались конфетами и финиками.
О. X. Долго ли ты прожила у армянского купца?
М. Нет. Меньше месяца.
О. X. Он продал тебя?
М. Да.
О. X. Где?
М. На Родосе.
О. X. На простом невольничьем рынке?
М. Нет, конечно. На острове есть несколько рынков. На одном продают ремесленников и землепашцев, на другом – врачей и астрологов…
О. X. Есть и рынок, где торгуют невинными девушками?
М. Не знаю, святой отец, все ли на том рынке были невинными.., но привлекательных девушек было много.
О. X. А покупатели?
М. Что вы имеете в виду, святой отец? Не было ли невинных молодых людей среди покупателей?
О. X. Попридержи свой острый язычок.
М. Извините, святой отец, гаремная привычка. Там никак нельзя без острого языка, со свету сживут.
О. X. Я хотел узнать, что из себя представляли покупатели,
М. Я в затруднении. Слишком разные все. И молодые и старые. И господа и слуги…
О. X. Что значит «слуги»? Некоторые господа доверяют слугам пополнять свой собственный гарем?
М. Конечно, святой отец. Самые богатые, беи и эмиры, никогда на гаремные торжища и не ходят. Есть специальные люди, обученные, опытные. Они знают вкусы своего хозяина и знают также, что им отрубят голову, если хозяин будет недоволен. Они очень стараются. Мелкие купцы и малые господа покупают себе женщин сами. Причем ищут такую, чтобы могла не только ублажать в постели, но также готовить и шить. Меня такие не купили бы никогда.
О. X. Ты что, не умеешь ни готовить, ни шить?
М. Очень даже умею, но я всегда это скрывала.
О. X. Почему?
М. Пусть все думают, что я из богатого дома. Это тоже поднимает цену, поэтому мой хозяин подыгрывал мне. Зачем мне идти замуж за полунищего бея, чем он лучше нищего греческого горшечника?
О. X. Но в доме у такого ты могла бы быть хозяйкой, а в большом гареме ты одна из десятков, а то и сотен.
Мелисса. Да, святой отец.
О. X. Откуда ты родом?
М. С острова Арки, что неподалеку от Милета.
О. X. Ты гречанка?
М. Да, святой отец.
О. X. Кто твой отец?
М. Горшечник, Анастасио Полихрониу.
О. X. Кто твоя мать?
М. Мелисента Полихрониу. Она умерла через год после моего рождения.
О. X. Были ли у тебя братья и сестры?
М. Да, святой отец, два брата и две сестры. Все они были старше меня. Назвать их имена?
О. X. Если потребуется, ты их назовешь. А сейчас скажи мне, до которого года ты жила в доме своего отца?
М. Не могу ответить точно, святой отец, ибо тогда не была обучена грамоте, но думаю, лет до двенадцати, не более.
О. X. Почему ты так заключаешь?
М. Потому что девочки на нашем острове только до этого возраста живут под кровом отцовского дома,
О. X. Куда же они деваются потом?
М. Их или продают, или отдают замуж.
О.Х. Тебя, насколько я могу судить, продали.
М. Конечно, святой отец, я была очень миленькая, кто же станет выдавать такую замуж, когда за нее можно получить большие деньги?
О. X. Сколько, например?
М. Если попадется щедрый работорговец, то двадцать генуэзских денариев.
О. X. Во сколько обошлась ты?
М. Думаю, больше двадцати.
О. X. Почему ты так думаешь?
М. Потому что отец никому, даже старшему сыну, не проговорился. Сделка, значит, была очень удачной.
О. X. Ты не расстроилась, когда тебя продали?
М. Что вы, святой отец, как же можно было расстраиваться?! Ведь это не замуж идти за какого-нибудь вонючего козопаса. Кто же станет покупать за большие деньги миленькую девочку, чтобы губить ее в поле или на кухне?
О. X. Кто же тебя купил?
М. Один армянин, купец. Очень толстый. Он все время ел сладости и давал мне. Его черные рабы за мной ухаживали и следили, чтобы я ни в чем не испытывала нужды.
О. X. Они не пытались овладеть тобой?
М. Что вы, святой отец, как можно! Если бы кто-нибудь из них позволил себе… их бы тут же четвертовали. Они, наоборот, всячески оберегали меня от дурного взгляда и слова.
О. X. А сам хозяин?
М. Хозяин? Вы имеете в виду, не спал ли со мной он?
О. X. Именно это я имею в виду.
М. Что вы, он же не враг себе. Перед тем как. меня купить, он проверил, девственница ли я. Он и цену большую дал потому, что я еще была нетронута. Он не мог пойти против своей выгоды. К тому же у него были три или четыре женщины для услуг, да и те в основном скучали и объедались конфетами и финиками.
О. X. Долго ли ты прожила у армянского купца?
М. Нет. Меньше месяца.
О. X. Он продал тебя?
М. Да.
О. X. Где?
М. На Родосе.
О. X. На простом невольничьем рынке?
М. Нет, конечно. На острове есть несколько рынков. На одном продают ремесленников и землепашцев, на другом – врачей и астрологов…
О. X. Есть и рынок, где торгуют невинными девушками?
М. Не знаю, святой отец, все ли на том рынке были невинными.., но привлекательных девушек было много.
О. X. А покупатели?
М. Что вы имеете в виду, святой отец? Не было ли невинных молодых людей среди покупателей?
О. X. Попридержи свой острый язычок.
М. Извините, святой отец, гаремная привычка. Там никак нельзя без острого языка, со свету сживут.
О. X. Я хотел узнать, что из себя представляли покупатели,
М. Я в затруднении. Слишком разные все. И молодые и старые. И господа и слуги…
О. X. Что значит «слуги»? Некоторые господа доверяют слугам пополнять свой собственный гарем?
М. Конечно, святой отец. Самые богатые, беи и эмиры, никогда на гаремные торжища и не ходят. Есть специальные люди, обученные, опытные. Они знают вкусы своего хозяина и знают также, что им отрубят голову, если хозяин будет недоволен. Они очень стараются. Мелкие купцы и малые господа покупают себе женщин сами. Причем ищут такую, чтобы могла не только ублажать в постели, но также готовить и шить. Меня такие не купили бы никогда.
О. X. Ты что, не умеешь ни готовить, ни шить?
М. Очень даже умею, но я всегда это скрывала.
О. X. Почему?
М. Пусть все думают, что я из богатого дома. Это тоже поднимает цену, поэтому мой хозяин подыгрывал мне. Зачем мне идти замуж за полунищего бея, чем он лучше нищего греческого горшечника?
О. X. Но в доме у такого ты могла бы быть хозяйкой, а в большом гареме ты одна из десятков, а то и сотен.