Страница:
— Морти тоже меня ненавидит. Но больше всех — Майк Сэнд. Меня ненавидят все.
Хоуп хихикнула:
— Не ищите моего сочувствия, мистер Скотт.
Это было сказано непринужденно и беспечно.
— Шелл.
— Шелл. Зачем вы хотели со мной встретиться?
— Ну, по нескольким причинам, мисс Дерлет. — Я сделал паузу в надежде, что она попросит называть ее Хоуп, но этого не произошло. — У меня сложилось впечатление, что вы не в восторге от тех мерзавцев, имена которых я назвал.
— Не в восторге.
— В Лос-Анджелесе имеется еще один поганец по имени Джон Рейген, — сказал я.
Естественно, она знала о Рейгене и кивнула в подтверждение моих слов.
— У меня с этим человеком возникли трения, и, как я понял, он связывался совсем недавно с вашим непосредственным начальником Таунсендом Хольтом, верно?
Хоуп кивнула, и я продолжил:
— Поскольку вам это известно, я надеюсь, вы сможете изложить мне смысл этих переговоров. Прежде всего меня интересует беседа, состоявшаяся в прошлый понедельник, когда Хольт звонил Рейгену.
Теперь девушка, казалось, насторожилась.
— Буду вам признательна, если вы объясните мне, почему вас это так интересует.
— Ну, полагаю, Рейген обрадовался бы, если бы Таунсенда убрали. Его и парня по имени Драм. Все так складывается, что...
— Что?! — Ее темные глаза неожиданно расширились. А на лице появилось очень странное выражение. — Что вы сказали?
— Я сказал, Рейген, вероятно, был бы...
— Нет, о Чете... Драме. Что вы сказали?
— А, о Чете Драме. Вы с ним знакомы? Я отдал бы коренной зуб, чтобы найти этого парня. Где он сейчас?
— Он не сказал, — поспешно заговорила Хоуп. — С ним... все в порядке, не так ли? Он не... не ранен?
Здесь что-то не так, решил я.
— Пока нет, — медленно заговорил я. — Но я с ним так и не встретился. А что, Чет по уши увяз в этом дельце? И не говорите мне...
Она перебила меня.
— У меня такое впечатление, что вы не слишком почтительно относитесь к мистеру Драму, — сказала Хоуп со зловещим спокойствием.
— Как могу. В конце концов, он...
— Уходите сейчас же! Лучшего человека, чем Чет, не существует на свете! — Голос ее сделался более высоким и звонким. Она вскочила с дивана, приняла высокомерную позу и продолжала: — Вам повезло, что его сейчас здесь нет.
— А может, это ему повезло...
— Эй, вы! Пришли сюда без приглашения да еще пытаетесь заставить меня отвечать на всякие заковыристые вопросы! Не удивительно, что Аббамонте вас невзлюбил!
Хоуп даже топнула при этом ногой. В ее глазах был не просто блеск, а настоящий огонь. Но увы: эти глаза горели не от страсти ко мне. Мне был предназначен только пепел.
Чтобы посыпать им голову. А греться у огня будет Драм. Чет.
Милый Чет.
Я встал:
— Леди, надеюсь, вы не позволите этому парню одурачить вас вместе с половиной Соединенных...
— Пожалуйста, уходите, мистер Скотт.
Ее намерения не оставляли никаких сомнений. Тон, поза, жест, указывающий на дверь, взгляд — все свидетельствовало о том, что она не шутит. От нее я больше ничего не добьюсь. Если честно, то я не получил от нее вообще никакой информации.
А может, все-таки получил? Ясно было, что они с Драмом в одной команде. А эта команда — не моя. Итак, если считать, что я по одну сторону баррикад, то она с Драмом — по другую. Хотя почему-то мне это казалось неправильным. Это не доставило мне никакого удовольствия. Еще две минуты назад я мог бы поспорить на свой подоходный налог, что Хоуп Дерлет — наш человек.
Я подошел к двери, сетуя на себя за то, что ввязался в дурно пахнущее дельце. Я задержался на секунду и сказал Хоуп:
— Леди, мне неприятно думать, что такая девушка, как вы...
И тут дверь захлопнулась прямо перед моим носом.
Я некоторое время ошеломленно смотрел на нее. Но не очень долго. Охранник, похоже, забавлялся вовсю. Я спустился к такси и велел шоферу доставить меня в «Статлер». Пока мы ехали по грязной снежной жиже, я попытался подытожить все, что произошло. Либо они с Драмом в сговоре, либо Хоуп просто замечательная девушка, как я и подумал вначале, а этот Драм каким-то образом сумел ее обмануть. Наверняка она не первая, кого он обманывает.
Я понятия не имел, как выглядит этот пройдоха, но почему-то считал, что он — точный портрет Дориана Грея. После того как Дориан Грей дал дуба. Но этот портрет не верен. Я вспомнил реакцию фигуристой малышки официантки в кафетерии на Эф-стрит при упоминании его имени. Реакцию его унылой домохозяйки. А теперь — и Хоуп.
Интересно, будет ли у меня еще одна, третья, возможность услышать о Драме. Этот Драм, видно, не был таким уж отпетым убийцей, грабителем, насильником и обманщиком, каким я себе его представлял.
Вот это-то меня и беспокоило. Ведь если я ошибся насчет Драма, то могу ошибаться и в отношении других людей. И поверьте, это была не пустая мысль.
Мы ехали по Нью-Джерси-авеню к центру города сквозь снегопад, который все усиливался...
Я вышел из ванной после горячего душа и принялся растирать тело жестким махровым полотенцем, пока оно не покраснело от разлившегося по нему тепла. Было уже одиннадцать вечера, и я снял номер в «Статлере» на ночь. Уйдя от Хоуп Дерлет, я заглянул в газетный архив и отыскал фотографию Чета Драма. Наконец-то я узнал, как он выглядит.
Фото не было похоже на посмертный снимок Дориана Грея, каким я мысленно представлял себе Драма. И это меня слегка разочаровало.
В девять часов утра в пятницу 18 декабря я стоял у двери номера миссис Майк Сэнд в отеле «Статлер» с тем же вороватым посыльным, но с другой двадцатидолларовой бумажкой в руке. Я позвонил в апартаменты, но ответа не последовало. Посыльный вставил ключ в замочную скважину, повернул его, и я вошел.
Две минуты спустя, быстро пройдя но номеру, я оказался в спальне и принялся осматривать чемодан, который обнаружил под кроватью. Когда я в первый раз встретился с блондинкой Алексис в своей квартире, то подумал, что она должна носить откровенное прозрачное нижнее белье. И действительно, в чемодане было нижнее белье, на удивление откровенное. И прозрачное. А кроме того, в чемодане оказалась небольшая книжица в кожаном переплете. Я взял ее в руки и увидел под ней краешек какой-то расчетной книжки. Я схватил ее, полистал и улыбнулся. Это была чековая книжка, из тех толстых чековых книжек, у которых на одной странице помещается три чека, а корешки остаются в вертикальной колонке с левой стороны.
Почти половина чеков была использована, о чем свидетельствовали корешки, заполненные черными чернилами. Корешки заинтересовали меня главным образом потому, что скорее всего были заполнены рукой Алексис — рукой жены Майка Сэнда, президента «Национального братства грузоперевозчиков».
Я бросил взгляд на книжицу в кожаном переплете, отметив, что страницы были исписаны пером, а не шариковой ручкой. Очевидно, это был какой-то регистрационный журнал. И я снова вернулся к чековой книжке. Я вознамерился поподробней рассмотреть корешки, когда во входной двери повернулся ключ.
Я выпрямился, услышав, как открылась дверь, затем поспешно сунул книжки, которые держал в руках, на место, прикрыв их кружевным дамским бельем. Кто-то шел через гостиную в спальню, где находился я.
Я закрыл чемодан и запихнул его под кровать, затем в мгновение ока перекатился через нее. Когда моя голова коснулась подушки, я увидел Алексис. Она замерла в дверном проеме спальни, глядя на меня во все глаза.
Я тотчас же сел.
— Привет, Алексис, — сказал я как можно приветливее. — Здравствуйте, миссис Сэнд!
Ее голубые глаза расширились еще больше, она с трудом перевела дыхание, потом спросила:
— Что... что вы тут делаете?
— Жду вас. И пока вы снова от меня не сбежали, давайте побеседуем. Только на этот раз начистоту.
Она взглянула на чемодан под кроватью и долго не отводила от него глаз. Потом перевела взгляд на меня:
— И давно вы здесь?
Я посмотрел на часы:
— Ровно четыре минуты. Теперь, возможно, уже пять. Если честно, я думал, что мне придется ждать гораздо дольше. Я пытался отыскать вас вчера и, можно считать, сегодня — ранним утром.
— Я... меня не было.
Алексис глубоко вздохнула, прошла в комнату и опустилась на шаткий стул. Она помолчала с минуту, потом спросила:
— Мистер Скотт, какого черта вы тут делаете? В Вашингтоне, я хочу сказать. И почему вы разговаривали со мной так... в таком непозволительном тоне... по телефону?
— В непозволительном тоне? Вот так так!
Я все ей объяснил. Поведал ей о том, что следил за ней, когда она вышла из моей квартиры утром в понедельник, и все остальное.
— И потом, тип, который ответил мне по телефону, наверняка был тем самым Драмом. Так что, наверное, я разговаривал с вами во вполне позволительном тоне, разве не так?
— Я могу все объяснить, Шелл. — В первый раз Алексис назвала меня по имени. Она улыбнулась, и это была очаровательная улыбка. Она умела-таки очаровательно улыбаться, когда хотела. — Правда могу.
— Давайте. И поподробнее. Я весь город облазил, разыскивая вас и Драма. Заглянул в штаб-квартиру «Братства грузоперевозчиков» и поболтал там с народом, включая вашего не слишком любимого там мужа...
— Вы беседовали с Майком? — Ее глаза беспокойно забегали. — Вы ведь не сказали ему, что я наняла вас? Ведь нет?
Алексис была в страшном смятении.
— Нет, не сказал. Я же обещал не разглашать вашего имени и держу свое обещание. Пока. Но я считаю, что ему следует об этом знать. Тогда не возникнет никаких недоразумений, если только...
— Именно поэтому я и не сказала вам, что я — миссис Сэнд. Вот почему я назвала свою девичью фамилию. Он не знает, что я вас наняла. Если бы Майк знал, он бы... о, не хочу говорить, что он сделал бы со мной! — Алексис помолчала, потом продолжила уже более спокойным тоном: — Пожалуйста, запомните, что моего отца нет дома и что в доме что-то искали. Мне казалось само собой разумеющимся, что он... что его силой увезли из дома. Я до сих пор не знаю, кто это сделал, но в тот момент я думала, что это сделал Майк. Вот почему я наняла вас и упомянула имя Майка.
— Но сейчас вы не думаете, что это был ваш муж?
— Нет. Я виделась с Майком. Исчезновение моего отца вызвало у него такое же недоумение, как и у меня.
— А почему же вы сразу решили, что это он похитил вашего отца, то есть отца собственной жены?
— Он на это способен. Я не хочу сказать, что он и в самом деле мог причинить отцу вред, но он мог кому-нибудь приказать... не допустить его выступления на заседаниях комиссии. Во всяком случае, тогда я думала, что он может так поступить. Я тогда была жутко расстроена, но сейчас я точно знаю, что Майк не имеет к этому никакого отношения.
— Но ведь, чтобы задумать такое, он наверняка должен был знать, что доктор Фрост намерен свидетельствовать перед Хартселльской комиссией, верно?
— Я... нет. Я ничего ему не...
— Леди, неужели вы думаете, что я настолько глуп, чтобы поверить всему этому? Либо вы все время меня не за того принимали, либо...
— Хорошо. Теперь он, конечно, знает. Возможно, он узнал об этом некоторое время тому назад.
— Так знал или нет?
Алексис тяжело вздохнула:
— Мы оба знали. Майк откуда-то узнал и сказал мне. Именно об этом я собиралась поговорить с отцом в субботу вечером в Лос-Анджелесе. Я надеялась, что он не станет обвинять Майка.
— "Обвинять" — это слишком мягкое выражение применительно к Майку Сэнду, Алексис, даже учитывая, что он ваш муж. Но сейчас в ваших словах чуть больше смысла. А откуда Майк узнал, что доктор Фрост собирается давать показания?
— Я не знаю. Но теперь вы понимаете, почему я назвала вам свою девичью фамилию, не так ли? Если бы я даже намеком дала вам знать, что подозреваю Майка в причастности к исчезновению моего отца, и одновременно призналась, что он — мой муж, вы, возможно, вообще не взялись бы мне помогать. Вы могли бы подумать, что я вас обманываю.
— Я бы воспринял это подобающим образом.
— Но главное — в другом: я даже мысли не допускала, что Майк может узнать о содеянном мною. Мы сохраняли свой брак в тайне, пока этот репортеришка не раскрыл нашу тайну и не сделал ее достоянием всего мира. После этого, а особенно после того, как сенатор Хартселл публично заявил, что мой отец будет давать показания, все раскрылось. Но даже и после этого вы могли бы не узнать, что я — миссис Сэнд, если бы сдержали свое обещание не называть моего имени. — Алексис снова вздохнула. — Но все же мне удалось сделать так, чтобы Майк не узнал: это я вас наняла и я фактически призналась вам, что подозреваю его.
— А как он может поступить, если все-таки узнает об этом? Разрежет вас на мелкие кусочки?
Она пожала плечами:
— Может быть, и нет.
Только и всего. Она сказала: «Может быть, и нет». Может, он просто переломает ей руки и ноги и вырвет щипцами несколько зубов. Похоже, Алексис переменила свое мнение о муже, вернувшись в Вашингтон. Я стал об этом размышлять.
— Вот почему я не смог застать вас здесь вчера вечером, да? Следует понимать, что вы были с мужем где-то в другом месте.
— Да, в его загородном доме. Мы... знаете ли, у нас возникли некоторые неприятности. Но сейчас уже все уладилось.
— Да. — Я посмотрел на нее. — Вы прекрасно справились, Алексис. У вас действительно сверхъестественное чувство здравого смысла. Остался один только пунктик, который требует ваших объяснений. И этот пунктик — Драм. Когда я звонил сюда вечером в среду, и довольно поздно к тому же, к телефону подошел не кто иной, как Чет Драм, негодник, который завяз во всем этом дерьме по самые ноздри. И к тому же не на нашей стороне. По крайней мере, не на моей.
На ее лице отразилось недоумение. Меня уже начинало тошнить от недоуменных взглядов при упоминании имени Драма.
— Конечно же он на нашей стороне, как вы только что выразились, — сказала Алексис.
— Ага. На правой. Как аппендикс.
— Но это правда. Он помог мне. Он даже спас меня от... возможно, от смерти.
— Что он сделал?
Алексис рассказала мне историю о том, как двое вооруженных бандитов пытались силой вытащить ее из такси, и о том, как из беды ее вызволил Чет Драм. Судя по ее словам, он олицетворял в своем лице принца Валианта и Флэша Гордона одновременно.
— Ну и ну! — сказал я и несколько раз презрительно хмыкнул. Тем не менее, доведя свой рассказ до конца, Алексис сумела-таки убедить меня в том, что все так и было на самом деле. Более того, описание парочки, которая так грубо обошлась с ней, совпадало с внешностью тех двух мерзавцев, с которыми я столкнулся в штаб-квартире «Братства», вплоть до подробностей, касающихся их умственных способностей. Очкарик и Ровер.
Алексис говорила очень убедительно. И я опять оказался перед дилеммой: либо Чет Драм — и в самом деле выросший из штанишек бойскаут, совершающий благие дела, либо... Я задумался... Либо здесь все намного сложнее.
Я не был склонен уподоблять Драма принцу Валианту и Флэшу Гордону, достаточно было чуть-чуть подумать, чтобы прийти к простому выводу. Особенно если вспомнить телефонный разговор между Торгесеном и Хольтом, который я подслушал ночью в понедельник.
— И это произошло сразу после прибытия из Лос-Анджелеса вечером в понедельник? — спросил я.
— Да.
— Эти две мерзкие рожи поджидали вас. И тогда прямо из космоса в своей ракете появился Чет Драм и спас вас от двух драконов...
— О, Шелл! — раздраженно воскликнула Алексис. — Можете передергивать события как вам угодно. Я же рассказала вам все, как было на самом деле. Можете этого не признавать, но, чтобы поступить так, как Драм, требуется храбрость. Я была... ну, я просто оцепенела. И вдруг появился он...
— О, пожалуйста, Алексис, избавьте меня от подробностей! — Я принялся расхаживать взад-вперед по спальне. — Во всяком случае, вы ему очень признательны, правильно?
— Конечно. А разве вы не были бы?
— Оставим это. Послушайте, эти двое негодяев схватили вас, а Драм освободил и заслужил таким образом вашу вечную благодарность. Вы не думали о такой возможности... что, может, они и не такие смертельные враги, как вам показалось?
— Это абсурдно!
— Разве? Кого-нибудь убили? Оторвали руки-ноги? Кровь лилась ручьями?
Алексис поджала губы и сощурила голубые глаза:
— Нет, кровь не пролилась.
Я умолк. Во всяком случае, с меня было достаточно. На некоторое время в комнате воцарилась напряженная тишина. Потом я принялся расспрашивать ее еще кое о чем, что меня настораживало, и Алексис сказала: она понятия не имела утром в понедельник, что кто-то преследует ее такси; она отчаянно клялась: если все так и было, как я говорю, то она с ними не заодно. По ее словам, она ехала в Восточный национальный банк только затем, чтобы взять немного наличных и кое-что из сейфов — она предчувствовала, что ей могло это понадобиться.
Я поразмыслил над ее словами, а потом спросил:
— И что же теперь, Алексис? Вы все еще хотите, чтобы я продолжал поиски вашего отца?
— Конечно же! Если только вы уже не выяснили, где он находится.
Я покачал головой:
— Не выяснил. Мне известно лишь, что ночью в то воскресенье он уехал в автомобиле из дома совершенно один.
— Один? — в замешательстве спросила она. — Один? Вы уверены?
— Да, уехал в своем черном «фольксвагене». И в большой спешке.
Остальное я не стал ей рассказывать, потому что, несмотря на то что Алексис рассеяла мои подозрения в отношении ее самой, мне все-таки не хотелось выкладывать ей все, что мне было известно. Особенно теперь, когда она снова — или по-прежнему — так благосклонно относится к Майку Сэнду.
Она вспылила:
— Почему вы не сказали мне об этом?! Почему?
— Да по одной простой причине. В последний раз, когда я разговаривал с вами по телефону, если помните, наши доверительные деловые отношения разладились. И с тех самых пор у меня не было возможности связаться с вами. Вплоть до сегодняшнего дня.
— Но это же означает, что он уехал по своей собственной воле! Что никто... не похищал его.
— Похоже, так.
— Шелл, до сего момента я даже не допускала такой возможности. Судя по тому, что в доме явно был обыск, я решила, что его куда-то увезли силой.
— Полагаю, дом обыскивали уже после того, как он уехал.
Алексис ненадолго задумалась, потом решительно заявила:
— Мне нужно вернуться в Лос-Анджелес. Вы планируете остаться тут?
— Я завершил здесь все свои дела. За исключением одного: не встретился с Драмом. Как только встречусь, сразу же вернусь в Лос-Анджелес. — Я на мгновение задумался. — Можете считать, что я тут в отпуске. Но если уж он такой принц Флэш...
— Но он же в Лос-Анджелесе, Шелл!
Я уставился на нее в изумлении, потом выдавил из себя:
— Он... в Лос-Анджелесе?
— Как раз перед тем, как вы позвонили ночью в среду, Драм говорил по телефону, отсюда, из этих апартаментов. Я слышала, что он что-то говорил насчет полета в Лос-Анджелес.
— А вы знаете, с кем он разговаривал?
— Нет. Не помню, чтобы он называл какие-то имена.
— А о чем был разговор?
— Я точно не помню. Просто сказал, что ему нужно в Лос-Анджелес, что-то там проверить.
— А что он делал тут, когда я звонил из Лос-Анджелеса?
— Ах, это... Он находился здесь из-за тех самых людей, которые заставили мое такси съехать с дороги.
Алексис не стала вдаваться в подробности и сменила тему разговора. Забавно, подумал я: Чет Драм — в Лос-Анджелесе, а я — здесь. И чем больше я об этом думал, тем меньше мне это нравилось.
— Алексис, — спросил я, — как вы отнесетесь к тому, чтобы я сопровождал вас до Лос-Анджелеса?
Она сказала, что ей это нравится, и даже очень. Я позвонил в аэропорт из ее спальни, чтобы узнать, нельзя ли использовать мой обратный билет сегодня. К счастью, кто-то сдал билет в последний момент, и я зарезервировал место для себя.
Пока я говорил по телефону, Алексис отправилась в ванну, прихватив с собой чемодан. Я подумал о всяких панталончиках с оборочками и решил, что в эту самую минуту Алексис облачается в них. Она появилась из ванной все с тем же чемоданчиком, положила туда что-то и защелкнула замок.
Я и сам нанес краткий визит в ванную и огляделся. За исключением ее недолгого пребывания в ванной, Алексис все время находилась у меня на глазах. Чековая книжка была слишком велика, чтобы ее спрятать где-нибудь здесь, но нигде на виду ее не было. Значит, она в чемодане. И это меня устраивало.
И возвращение в Лос-Анджелес меня тоже устраивало. Особенно если Чет Драм находится там. Драм.
Интересно, за каким чертом его понесло в Лос-Анджелес?
Драм лезет на рожон
Хоуп хихикнула:
— Не ищите моего сочувствия, мистер Скотт.
Это было сказано непринужденно и беспечно.
— Шелл.
— Шелл. Зачем вы хотели со мной встретиться?
— Ну, по нескольким причинам, мисс Дерлет. — Я сделал паузу в надежде, что она попросит называть ее Хоуп, но этого не произошло. — У меня сложилось впечатление, что вы не в восторге от тех мерзавцев, имена которых я назвал.
— Не в восторге.
— В Лос-Анджелесе имеется еще один поганец по имени Джон Рейген, — сказал я.
Естественно, она знала о Рейгене и кивнула в подтверждение моих слов.
— У меня с этим человеком возникли трения, и, как я понял, он связывался совсем недавно с вашим непосредственным начальником Таунсендом Хольтом, верно?
Хоуп кивнула, и я продолжил:
— Поскольку вам это известно, я надеюсь, вы сможете изложить мне смысл этих переговоров. Прежде всего меня интересует беседа, состоявшаяся в прошлый понедельник, когда Хольт звонил Рейгену.
Теперь девушка, казалось, насторожилась.
— Буду вам признательна, если вы объясните мне, почему вас это так интересует.
— Ну, полагаю, Рейген обрадовался бы, если бы Таунсенда убрали. Его и парня по имени Драм. Все так складывается, что...
— Что?! — Ее темные глаза неожиданно расширились. А на лице появилось очень странное выражение. — Что вы сказали?
— Я сказал, Рейген, вероятно, был бы...
— Нет, о Чете... Драме. Что вы сказали?
— А, о Чете Драме. Вы с ним знакомы? Я отдал бы коренной зуб, чтобы найти этого парня. Где он сейчас?
— Он не сказал, — поспешно заговорила Хоуп. — С ним... все в порядке, не так ли? Он не... не ранен?
Здесь что-то не так, решил я.
— Пока нет, — медленно заговорил я. — Но я с ним так и не встретился. А что, Чет по уши увяз в этом дельце? И не говорите мне...
Она перебила меня.
— У меня такое впечатление, что вы не слишком почтительно относитесь к мистеру Драму, — сказала Хоуп со зловещим спокойствием.
— Как могу. В конце концов, он...
— Уходите сейчас же! Лучшего человека, чем Чет, не существует на свете! — Голос ее сделался более высоким и звонким. Она вскочила с дивана, приняла высокомерную позу и продолжала: — Вам повезло, что его сейчас здесь нет.
— А может, это ему повезло...
— Эй, вы! Пришли сюда без приглашения да еще пытаетесь заставить меня отвечать на всякие заковыристые вопросы! Не удивительно, что Аббамонте вас невзлюбил!
Хоуп даже топнула при этом ногой. В ее глазах был не просто блеск, а настоящий огонь. Но увы: эти глаза горели не от страсти ко мне. Мне был предназначен только пепел.
Чтобы посыпать им голову. А греться у огня будет Драм. Чет.
Милый Чет.
Я встал:
— Леди, надеюсь, вы не позволите этому парню одурачить вас вместе с половиной Соединенных...
— Пожалуйста, уходите, мистер Скотт.
Ее намерения не оставляли никаких сомнений. Тон, поза, жест, указывающий на дверь, взгляд — все свидетельствовало о том, что она не шутит. От нее я больше ничего не добьюсь. Если честно, то я не получил от нее вообще никакой информации.
А может, все-таки получил? Ясно было, что они с Драмом в одной команде. А эта команда — не моя. Итак, если считать, что я по одну сторону баррикад, то она с Драмом — по другую. Хотя почему-то мне это казалось неправильным. Это не доставило мне никакого удовольствия. Еще две минуты назад я мог бы поспорить на свой подоходный налог, что Хоуп Дерлет — наш человек.
Я подошел к двери, сетуя на себя за то, что ввязался в дурно пахнущее дельце. Я задержался на секунду и сказал Хоуп:
— Леди, мне неприятно думать, что такая девушка, как вы...
И тут дверь захлопнулась прямо перед моим носом.
Я некоторое время ошеломленно смотрел на нее. Но не очень долго. Охранник, похоже, забавлялся вовсю. Я спустился к такси и велел шоферу доставить меня в «Статлер». Пока мы ехали по грязной снежной жиже, я попытался подытожить все, что произошло. Либо они с Драмом в сговоре, либо Хоуп просто замечательная девушка, как я и подумал вначале, а этот Драм каким-то образом сумел ее обмануть. Наверняка она не первая, кого он обманывает.
Я понятия не имел, как выглядит этот пройдоха, но почему-то считал, что он — точный портрет Дориана Грея. После того как Дориан Грей дал дуба. Но этот портрет не верен. Я вспомнил реакцию фигуристой малышки официантки в кафетерии на Эф-стрит при упоминании его имени. Реакцию его унылой домохозяйки. А теперь — и Хоуп.
Интересно, будет ли у меня еще одна, третья, возможность услышать о Драме. Этот Драм, видно, не был таким уж отпетым убийцей, грабителем, насильником и обманщиком, каким я себе его представлял.
Вот это-то меня и беспокоило. Ведь если я ошибся насчет Драма, то могу ошибаться и в отношении других людей. И поверьте, это была не пустая мысль.
Мы ехали по Нью-Джерси-авеню к центру города сквозь снегопад, который все усиливался...
Я вышел из ванной после горячего душа и принялся растирать тело жестким махровым полотенцем, пока оно не покраснело от разлившегося по нему тепла. Было уже одиннадцать вечера, и я снял номер в «Статлере» на ночь. Уйдя от Хоуп Дерлет, я заглянул в газетный архив и отыскал фотографию Чета Драма. Наконец-то я узнал, как он выглядит.
Фото не было похоже на посмертный снимок Дориана Грея, каким я мысленно представлял себе Драма. И это меня слегка разочаровало.
В девять часов утра в пятницу 18 декабря я стоял у двери номера миссис Майк Сэнд в отеле «Статлер» с тем же вороватым посыльным, но с другой двадцатидолларовой бумажкой в руке. Я позвонил в апартаменты, но ответа не последовало. Посыльный вставил ключ в замочную скважину, повернул его, и я вошел.
Две минуты спустя, быстро пройдя но номеру, я оказался в спальне и принялся осматривать чемодан, который обнаружил под кроватью. Когда я в первый раз встретился с блондинкой Алексис в своей квартире, то подумал, что она должна носить откровенное прозрачное нижнее белье. И действительно, в чемодане было нижнее белье, на удивление откровенное. И прозрачное. А кроме того, в чемодане оказалась небольшая книжица в кожаном переплете. Я взял ее в руки и увидел под ней краешек какой-то расчетной книжки. Я схватил ее, полистал и улыбнулся. Это была чековая книжка, из тех толстых чековых книжек, у которых на одной странице помещается три чека, а корешки остаются в вертикальной колонке с левой стороны.
Почти половина чеков была использована, о чем свидетельствовали корешки, заполненные черными чернилами. Корешки заинтересовали меня главным образом потому, что скорее всего были заполнены рукой Алексис — рукой жены Майка Сэнда, президента «Национального братства грузоперевозчиков».
Я бросил взгляд на книжицу в кожаном переплете, отметив, что страницы были исписаны пером, а не шариковой ручкой. Очевидно, это был какой-то регистрационный журнал. И я снова вернулся к чековой книжке. Я вознамерился поподробней рассмотреть корешки, когда во входной двери повернулся ключ.
Я выпрямился, услышав, как открылась дверь, затем поспешно сунул книжки, которые держал в руках, на место, прикрыв их кружевным дамским бельем. Кто-то шел через гостиную в спальню, где находился я.
Я закрыл чемодан и запихнул его под кровать, затем в мгновение ока перекатился через нее. Когда моя голова коснулась подушки, я увидел Алексис. Она замерла в дверном проеме спальни, глядя на меня во все глаза.
Я тотчас же сел.
— Привет, Алексис, — сказал я как можно приветливее. — Здравствуйте, миссис Сэнд!
Ее голубые глаза расширились еще больше, она с трудом перевела дыхание, потом спросила:
— Что... что вы тут делаете?
— Жду вас. И пока вы снова от меня не сбежали, давайте побеседуем. Только на этот раз начистоту.
Она взглянула на чемодан под кроватью и долго не отводила от него глаз. Потом перевела взгляд на меня:
— И давно вы здесь?
Я посмотрел на часы:
— Ровно четыре минуты. Теперь, возможно, уже пять. Если честно, я думал, что мне придется ждать гораздо дольше. Я пытался отыскать вас вчера и, можно считать, сегодня — ранним утром.
— Я... меня не было.
Алексис глубоко вздохнула, прошла в комнату и опустилась на шаткий стул. Она помолчала с минуту, потом спросила:
— Мистер Скотт, какого черта вы тут делаете? В Вашингтоне, я хочу сказать. И почему вы разговаривали со мной так... в таком непозволительном тоне... по телефону?
— В непозволительном тоне? Вот так так!
Я все ей объяснил. Поведал ей о том, что следил за ней, когда она вышла из моей квартиры утром в понедельник, и все остальное.
— И потом, тип, который ответил мне по телефону, наверняка был тем самым Драмом. Так что, наверное, я разговаривал с вами во вполне позволительном тоне, разве не так?
— Я могу все объяснить, Шелл. — В первый раз Алексис назвала меня по имени. Она улыбнулась, и это была очаровательная улыбка. Она умела-таки очаровательно улыбаться, когда хотела. — Правда могу.
— Давайте. И поподробнее. Я весь город облазил, разыскивая вас и Драма. Заглянул в штаб-квартиру «Братства грузоперевозчиков» и поболтал там с народом, включая вашего не слишком любимого там мужа...
— Вы беседовали с Майком? — Ее глаза беспокойно забегали. — Вы ведь не сказали ему, что я наняла вас? Ведь нет?
Алексис была в страшном смятении.
— Нет, не сказал. Я же обещал не разглашать вашего имени и держу свое обещание. Пока. Но я считаю, что ему следует об этом знать. Тогда не возникнет никаких недоразумений, если только...
— Именно поэтому я и не сказала вам, что я — миссис Сэнд. Вот почему я назвала свою девичью фамилию. Он не знает, что я вас наняла. Если бы Майк знал, он бы... о, не хочу говорить, что он сделал бы со мной! — Алексис помолчала, потом продолжила уже более спокойным тоном: — Пожалуйста, запомните, что моего отца нет дома и что в доме что-то искали. Мне казалось само собой разумеющимся, что он... что его силой увезли из дома. Я до сих пор не знаю, кто это сделал, но в тот момент я думала, что это сделал Майк. Вот почему я наняла вас и упомянула имя Майка.
— Но сейчас вы не думаете, что это был ваш муж?
— Нет. Я виделась с Майком. Исчезновение моего отца вызвало у него такое же недоумение, как и у меня.
— А почему же вы сразу решили, что это он похитил вашего отца, то есть отца собственной жены?
— Он на это способен. Я не хочу сказать, что он и в самом деле мог причинить отцу вред, но он мог кому-нибудь приказать... не допустить его выступления на заседаниях комиссии. Во всяком случае, тогда я думала, что он может так поступить. Я тогда была жутко расстроена, но сейчас я точно знаю, что Майк не имеет к этому никакого отношения.
— Но ведь, чтобы задумать такое, он наверняка должен был знать, что доктор Фрост намерен свидетельствовать перед Хартселльской комиссией, верно?
— Я... нет. Я ничего ему не...
— Леди, неужели вы думаете, что я настолько глуп, чтобы поверить всему этому? Либо вы все время меня не за того принимали, либо...
— Хорошо. Теперь он, конечно, знает. Возможно, он узнал об этом некоторое время тому назад.
— Так знал или нет?
Алексис тяжело вздохнула:
— Мы оба знали. Майк откуда-то узнал и сказал мне. Именно об этом я собиралась поговорить с отцом в субботу вечером в Лос-Анджелесе. Я надеялась, что он не станет обвинять Майка.
— "Обвинять" — это слишком мягкое выражение применительно к Майку Сэнду, Алексис, даже учитывая, что он ваш муж. Но сейчас в ваших словах чуть больше смысла. А откуда Майк узнал, что доктор Фрост собирается давать показания?
— Я не знаю. Но теперь вы понимаете, почему я назвала вам свою девичью фамилию, не так ли? Если бы я даже намеком дала вам знать, что подозреваю Майка в причастности к исчезновению моего отца, и одновременно призналась, что он — мой муж, вы, возможно, вообще не взялись бы мне помогать. Вы могли бы подумать, что я вас обманываю.
— Я бы воспринял это подобающим образом.
— Но главное — в другом: я даже мысли не допускала, что Майк может узнать о содеянном мною. Мы сохраняли свой брак в тайне, пока этот репортеришка не раскрыл нашу тайну и не сделал ее достоянием всего мира. После этого, а особенно после того, как сенатор Хартселл публично заявил, что мой отец будет давать показания, все раскрылось. Но даже и после этого вы могли бы не узнать, что я — миссис Сэнд, если бы сдержали свое обещание не называть моего имени. — Алексис снова вздохнула. — Но все же мне удалось сделать так, чтобы Майк не узнал: это я вас наняла и я фактически призналась вам, что подозреваю его.
— А как он может поступить, если все-таки узнает об этом? Разрежет вас на мелкие кусочки?
Она пожала плечами:
— Может быть, и нет.
Только и всего. Она сказала: «Может быть, и нет». Может, он просто переломает ей руки и ноги и вырвет щипцами несколько зубов. Похоже, Алексис переменила свое мнение о муже, вернувшись в Вашингтон. Я стал об этом размышлять.
— Вот почему я не смог застать вас здесь вчера вечером, да? Следует понимать, что вы были с мужем где-то в другом месте.
— Да, в его загородном доме. Мы... знаете ли, у нас возникли некоторые неприятности. Но сейчас уже все уладилось.
— Да. — Я посмотрел на нее. — Вы прекрасно справились, Алексис. У вас действительно сверхъестественное чувство здравого смысла. Остался один только пунктик, который требует ваших объяснений. И этот пунктик — Драм. Когда я звонил сюда вечером в среду, и довольно поздно к тому же, к телефону подошел не кто иной, как Чет Драм, негодник, который завяз во всем этом дерьме по самые ноздри. И к тому же не на нашей стороне. По крайней мере, не на моей.
На ее лице отразилось недоумение. Меня уже начинало тошнить от недоуменных взглядов при упоминании имени Драма.
— Конечно же он на нашей стороне, как вы только что выразились, — сказала Алексис.
— Ага. На правой. Как аппендикс.
— Но это правда. Он помог мне. Он даже спас меня от... возможно, от смерти.
— Что он сделал?
Алексис рассказала мне историю о том, как двое вооруженных бандитов пытались силой вытащить ее из такси, и о том, как из беды ее вызволил Чет Драм. Судя по ее словам, он олицетворял в своем лице принца Валианта и Флэша Гордона одновременно.
— Ну и ну! — сказал я и несколько раз презрительно хмыкнул. Тем не менее, доведя свой рассказ до конца, Алексис сумела-таки убедить меня в том, что все так и было на самом деле. Более того, описание парочки, которая так грубо обошлась с ней, совпадало с внешностью тех двух мерзавцев, с которыми я столкнулся в штаб-квартире «Братства», вплоть до подробностей, касающихся их умственных способностей. Очкарик и Ровер.
Алексис говорила очень убедительно. И я опять оказался перед дилеммой: либо Чет Драм — и в самом деле выросший из штанишек бойскаут, совершающий благие дела, либо... Я задумался... Либо здесь все намного сложнее.
Я не был склонен уподоблять Драма принцу Валианту и Флэшу Гордону, достаточно было чуть-чуть подумать, чтобы прийти к простому выводу. Особенно если вспомнить телефонный разговор между Торгесеном и Хольтом, который я подслушал ночью в понедельник.
— И это произошло сразу после прибытия из Лос-Анджелеса вечером в понедельник? — спросил я.
— Да.
— Эти две мерзкие рожи поджидали вас. И тогда прямо из космоса в своей ракете появился Чет Драм и спас вас от двух драконов...
— О, Шелл! — раздраженно воскликнула Алексис. — Можете передергивать события как вам угодно. Я же рассказала вам все, как было на самом деле. Можете этого не признавать, но, чтобы поступить так, как Драм, требуется храбрость. Я была... ну, я просто оцепенела. И вдруг появился он...
— О, пожалуйста, Алексис, избавьте меня от подробностей! — Я принялся расхаживать взад-вперед по спальне. — Во всяком случае, вы ему очень признательны, правильно?
— Конечно. А разве вы не были бы?
— Оставим это. Послушайте, эти двое негодяев схватили вас, а Драм освободил и заслужил таким образом вашу вечную благодарность. Вы не думали о такой возможности... что, может, они и не такие смертельные враги, как вам показалось?
— Это абсурдно!
— Разве? Кого-нибудь убили? Оторвали руки-ноги? Кровь лилась ручьями?
Алексис поджала губы и сощурила голубые глаза:
— Нет, кровь не пролилась.
Я умолк. Во всяком случае, с меня было достаточно. На некоторое время в комнате воцарилась напряженная тишина. Потом я принялся расспрашивать ее еще кое о чем, что меня настораживало, и Алексис сказала: она понятия не имела утром в понедельник, что кто-то преследует ее такси; она отчаянно клялась: если все так и было, как я говорю, то она с ними не заодно. По ее словам, она ехала в Восточный национальный банк только затем, чтобы взять немного наличных и кое-что из сейфов — она предчувствовала, что ей могло это понадобиться.
Я поразмыслил над ее словами, а потом спросил:
— И что же теперь, Алексис? Вы все еще хотите, чтобы я продолжал поиски вашего отца?
— Конечно же! Если только вы уже не выяснили, где он находится.
Я покачал головой:
— Не выяснил. Мне известно лишь, что ночью в то воскресенье он уехал в автомобиле из дома совершенно один.
— Один? — в замешательстве спросила она. — Один? Вы уверены?
— Да, уехал в своем черном «фольксвагене». И в большой спешке.
Остальное я не стал ей рассказывать, потому что, несмотря на то что Алексис рассеяла мои подозрения в отношении ее самой, мне все-таки не хотелось выкладывать ей все, что мне было известно. Особенно теперь, когда она снова — или по-прежнему — так благосклонно относится к Майку Сэнду.
Она вспылила:
— Почему вы не сказали мне об этом?! Почему?
— Да по одной простой причине. В последний раз, когда я разговаривал с вами по телефону, если помните, наши доверительные деловые отношения разладились. И с тех самых пор у меня не было возможности связаться с вами. Вплоть до сегодняшнего дня.
— Но это же означает, что он уехал по своей собственной воле! Что никто... не похищал его.
— Похоже, так.
— Шелл, до сего момента я даже не допускала такой возможности. Судя по тому, что в доме явно был обыск, я решила, что его куда-то увезли силой.
— Полагаю, дом обыскивали уже после того, как он уехал.
Алексис ненадолго задумалась, потом решительно заявила:
— Мне нужно вернуться в Лос-Анджелес. Вы планируете остаться тут?
— Я завершил здесь все свои дела. За исключением одного: не встретился с Драмом. Как только встречусь, сразу же вернусь в Лос-Анджелес. — Я на мгновение задумался. — Можете считать, что я тут в отпуске. Но если уж он такой принц Флэш...
— Но он же в Лос-Анджелесе, Шелл!
Я уставился на нее в изумлении, потом выдавил из себя:
— Он... в Лос-Анджелесе?
— Как раз перед тем, как вы позвонили ночью в среду, Драм говорил по телефону, отсюда, из этих апартаментов. Я слышала, что он что-то говорил насчет полета в Лос-Анджелес.
— А вы знаете, с кем он разговаривал?
— Нет. Не помню, чтобы он называл какие-то имена.
— А о чем был разговор?
— Я точно не помню. Просто сказал, что ему нужно в Лос-Анджелес, что-то там проверить.
— А что он делал тут, когда я звонил из Лос-Анджелеса?
— Ах, это... Он находился здесь из-за тех самых людей, которые заставили мое такси съехать с дороги.
Алексис не стала вдаваться в подробности и сменила тему разговора. Забавно, подумал я: Чет Драм — в Лос-Анджелесе, а я — здесь. И чем больше я об этом думал, тем меньше мне это нравилось.
— Алексис, — спросил я, — как вы отнесетесь к тому, чтобы я сопровождал вас до Лос-Анджелеса?
Она сказала, что ей это нравится, и даже очень. Я позвонил в аэропорт из ее спальни, чтобы узнать, нельзя ли использовать мой обратный билет сегодня. К счастью, кто-то сдал билет в последний момент, и я зарезервировал место для себя.
Пока я говорил по телефону, Алексис отправилась в ванну, прихватив с собой чемодан. Я подумал о всяких панталончиках с оборочками и решил, что в эту самую минуту Алексис облачается в них. Она появилась из ванной все с тем же чемоданчиком, положила туда что-то и защелкнула замок.
Я и сам нанес краткий визит в ванную и огляделся. За исключением ее недолгого пребывания в ванной, Алексис все время находилась у меня на глазах. Чековая книжка была слишком велика, чтобы ее спрятать где-нибудь здесь, но нигде на виду ее не было. Значит, она в чемодане. И это меня устраивало.
И возвращение в Лос-Анджелес меня тоже устраивало. Особенно если Чет Драм находится там. Драм.
Интересно, за каким чертом его понесло в Лос-Анджелес?
Драм лезет на рожон
Лос-Анджелес, 22 ч. 45 мин., четверг, 17 декабря
Кора Моуди сидела, ссутулившись, на скамейке в коридоре перед палатой неотложной помощи в больнице на Лома-Драйв.
Я подошел к ней, и она подняла на меня глаза. Вид у нее был совершенно несчастный — отекшее лицо, красные от слез глаза, дрожащие губы.
— Почему он?! — вопрошала она. — Почему это случилось с ним?!
Полицейский в форме, меривший шагами палату неотложной помощи, осведомился:
— Вы кто, мистер?
Я показал ему свои документы.
— О, Дэн, Дэн! — снова зарыдала Кора. — Боже Всевышний, почему это случилось именно с ним?!
— Сейчас можно уже успокоиться, миссис Моуди, — сказал полицейский, проявляя грубоватое сочувствие. Это был толстый коротышка с сержантскими нашивками на рукаве мундира. — Врачи делают все возможное.
Я отвел копа в сторонку:
— Он очень плох?
— Дорожный патруль подобрал его на шоссе в Санта-Монике. Видимо, его бросили там умирать.
— Он выкарабкается?
Сержант повертел ладонью — жест, означавший «серединка на половинку».
— Никому не дано предугадать свою судьбу. Он пришел в сознание. Но у него сильное сотрясение мозга и травма черепа. Рана длиной в восемь дюймов. Сломано несколько ребер, вывихнуто правое плечо. К тому же шок, конечно. И они ему все кишки выпустили.
— Он говорил с вами?
— Как бы не так! Думаю, ему пришлось иметь дело с продажным полицейским. — Горький тон сержанта красноречиво свидетельствовал о том, что он думает о продажных полицейских. — Он и близко нас не подпустил. Но спрашивал о вас.
— Могу я поговорить с ним прямо сейчас?
— Мы попытались это сделать, но врач не разрешил. Даже жену не пускают.
Я сунул в рот сигарету. Из палаты неотложной помощи вышел молодой врач в белом халате. Когда дверь за ним захлопнулась, Кора Моуди вскочила на ноги. Голос ее был таким же ровным, как «лысая» автомобильная шина.
— Со мной уже все в порядке, доктор. Можете мне сказать. Мой муж умрет?
— Ну что вы, миссис Моуди! Вы же знаете, мы делаем все, что в наших силах.
— Это только слова. Одни слова!
Молодой человек был из числа врачей, живущих при больнице, или, возможно, студентов-практикантов. Он вздохнул:
— Если он протянет ночь, у него будет шанс.
Сержант спросил у меня:
— Вы не знаете, зачем он вас звал?
— Могу только предполагать. Вам имя Рекс Маркер о чем-нибудь говорит?
— Маркер? Шишка в профсоюзе дальнобойщиков?
— Верно. Хартселльская комиссия проводит проверку «Национального братства грузоперевозчиков» по всей стране. Как вы знаете, я тоже работаю по заданию Хартселльской комиссии. Как и Дэн Моуди.
— Мы сейчас доставим сюда Маркера, — сказал сержант, а потом спросил у медсестры: — Где тут телефон?
Она объяснила, и тот пошел звонить. Вернулся он минут через десять, и мы стали ждать. Вскоре санитар принес нам сандвичи и кофе. Мы с сержантом закусили, а Кора Моуди, даже не прикоснулась к еде. Она лишь медленно отхлебывала кофе из дымящейся чашки.
Вскоре в конце коридора мы заметили направлявшегося к нам полицейского.
— Мы не нашли Маркера, — доложил он сержанту. — Дома его не оказалось. Мы проверили еще пару мест, где он мог быть. Наверняка забился в какую-нибудь щель и затаился там.
Ночь тянулась медленно. Сержанта дважды подзывали к телефону. Рекса Маркера так и не нашли.
Кризис наступил в два часа дня в пятницу. После завтрака с Корой Моуди в кафетерии через дорогу от больницы я по ее просьбе позвонил к ней домой. Она была не в состоянии говорить по телефону. Мама Джуди Джаффе сказала, что забирает детей Моуди к себе, пока Кора не вернется домой. И мы отправились в больницу. Сержант как раз должен был смениться с дежурства. Он выглядел изможденным, как, впрочем, и врач, сообщивший нам, что состояние Дэна Моуди остается по-прежнему тяжелым.
— Он выкарабкается? — спросил сержант, прежде чем уйти.
Доктор был лаконичен:
— Пока не знаю.
Кору уложили в сестринской комнате, а мне предоставили кровать, предназначенную для дежурного врача. Было уже десять часов. В маленькой комнатке, куда препроводили меня, я сбросил ботинки и растянулся на кровати, повесив свою наплечную кобуру на спинку стула.
Очнувшись от сна, я увидел стоящего посреди комнаты врача. Его взгляд был прикован к моей кобуре.
— И вы никогда не расстаетесь с этой штукой? — спросил он, заметив, что я проснулся.
— А вы когда-нибудь расстаетесь со своим скальпелем, доктор?
Я взглянул на часы. Было два часа дня. Во рту у меня пересохло, и вкус был такой, словно мне заткнули его грязным носком.
— К нему вернулось сознание. Сейчас у него находится жена. Он хочет поговорить с вами.
Это была палата на двоих, в которой сейчас находился один Дэн Моуди. Из-за опущенных жалюзи здесь царил полумрак.
Кора Моуди сидела, ссутулившись, на скамейке в коридоре перед палатой неотложной помощи в больнице на Лома-Драйв.
Я подошел к ней, и она подняла на меня глаза. Вид у нее был совершенно несчастный — отекшее лицо, красные от слез глаза, дрожащие губы.
— Почему он?! — вопрошала она. — Почему это случилось с ним?!
Полицейский в форме, меривший шагами палату неотложной помощи, осведомился:
— Вы кто, мистер?
Я показал ему свои документы.
— О, Дэн, Дэн! — снова зарыдала Кора. — Боже Всевышний, почему это случилось именно с ним?!
— Сейчас можно уже успокоиться, миссис Моуди, — сказал полицейский, проявляя грубоватое сочувствие. Это был толстый коротышка с сержантскими нашивками на рукаве мундира. — Врачи делают все возможное.
Я отвел копа в сторонку:
— Он очень плох?
— Дорожный патруль подобрал его на шоссе в Санта-Монике. Видимо, его бросили там умирать.
— Он выкарабкается?
Сержант повертел ладонью — жест, означавший «серединка на половинку».
— Никому не дано предугадать свою судьбу. Он пришел в сознание. Но у него сильное сотрясение мозга и травма черепа. Рана длиной в восемь дюймов. Сломано несколько ребер, вывихнуто правое плечо. К тому же шок, конечно. И они ему все кишки выпустили.
— Он говорил с вами?
— Как бы не так! Думаю, ему пришлось иметь дело с продажным полицейским. — Горький тон сержанта красноречиво свидетельствовал о том, что он думает о продажных полицейских. — Он и близко нас не подпустил. Но спрашивал о вас.
— Могу я поговорить с ним прямо сейчас?
— Мы попытались это сделать, но врач не разрешил. Даже жену не пускают.
Я сунул в рот сигарету. Из палаты неотложной помощи вышел молодой врач в белом халате. Когда дверь за ним захлопнулась, Кора Моуди вскочила на ноги. Голос ее был таким же ровным, как «лысая» автомобильная шина.
— Со мной уже все в порядке, доктор. Можете мне сказать. Мой муж умрет?
— Ну что вы, миссис Моуди! Вы же знаете, мы делаем все, что в наших силах.
— Это только слова. Одни слова!
Молодой человек был из числа врачей, живущих при больнице, или, возможно, студентов-практикантов. Он вздохнул:
— Если он протянет ночь, у него будет шанс.
Сержант спросил у меня:
— Вы не знаете, зачем он вас звал?
— Могу только предполагать. Вам имя Рекс Маркер о чем-нибудь говорит?
— Маркер? Шишка в профсоюзе дальнобойщиков?
— Верно. Хартселльская комиссия проводит проверку «Национального братства грузоперевозчиков» по всей стране. Как вы знаете, я тоже работаю по заданию Хартселльской комиссии. Как и Дэн Моуди.
— Мы сейчас доставим сюда Маркера, — сказал сержант, а потом спросил у медсестры: — Где тут телефон?
Она объяснила, и тот пошел звонить. Вернулся он минут через десять, и мы стали ждать. Вскоре санитар принес нам сандвичи и кофе. Мы с сержантом закусили, а Кора Моуди, даже не прикоснулась к еде. Она лишь медленно отхлебывала кофе из дымящейся чашки.
Вскоре в конце коридора мы заметили направлявшегося к нам полицейского.
— Мы не нашли Маркера, — доложил он сержанту. — Дома его не оказалось. Мы проверили еще пару мест, где он мог быть. Наверняка забился в какую-нибудь щель и затаился там.
Ночь тянулась медленно. Сержанта дважды подзывали к телефону. Рекса Маркера так и не нашли.
Кризис наступил в два часа дня в пятницу. После завтрака с Корой Моуди в кафетерии через дорогу от больницы я по ее просьбе позвонил к ней домой. Она была не в состоянии говорить по телефону. Мама Джуди Джаффе сказала, что забирает детей Моуди к себе, пока Кора не вернется домой. И мы отправились в больницу. Сержант как раз должен был смениться с дежурства. Он выглядел изможденным, как, впрочем, и врач, сообщивший нам, что состояние Дэна Моуди остается по-прежнему тяжелым.
— Он выкарабкается? — спросил сержант, прежде чем уйти.
Доктор был лаконичен:
— Пока не знаю.
Кору уложили в сестринской комнате, а мне предоставили кровать, предназначенную для дежурного врача. Было уже десять часов. В маленькой комнатке, куда препроводили меня, я сбросил ботинки и растянулся на кровати, повесив свою наплечную кобуру на спинку стула.
Очнувшись от сна, я увидел стоящего посреди комнаты врача. Его взгляд был прикован к моей кобуре.
— И вы никогда не расстаетесь с этой штукой? — спросил он, заметив, что я проснулся.
— А вы когда-нибудь расстаетесь со своим скальпелем, доктор?
Я взглянул на часы. Было два часа дня. Во рту у меня пересохло, и вкус был такой, словно мне заткнули его грязным носком.
— К нему вернулось сознание. Сейчас у него находится жена. Он хочет поговорить с вами.
Это была палата на двоих, в которой сейчас находился один Дэн Моуди. Из-за опущенных жалюзи здесь царил полумрак.