Страница:
К сожалению, бандит не растерялся и второй рукой, словно бейсбольной битой, ударил меня в висок. Его лицо сразу же расплылось у меня перед глазами, однако разглядеть его подбородок я все-таки смог. Мой мощный удар левой опрокинул Кэнди, и он приземлился прямо на пятую точку.
Я бросился к нему, чтобы довести дело до конца. Но как только наклонился над ним, Кэнди стремительно выбросил ногу вперед и ударил меня в челюсть. Удар был такой силы, что казалось, голова слетела с плеч. К счастью, она только откинулась назад, но потом снова вернулась в исходное положение, когда я приземлился на четвереньки. Кэнди с трудом поднялся на ноги, но увидев, что я тоже встаю с земли, почел за лучшее удрать от меня. Он помчался в дом Келли и с грохотом захлопнул за собой дверь.
Я хотел было кинуться за ним вдогонку, но передумал. Келли все еще продолжала лежать на траве, но когда я направился к ней, она стала подниматься. Я помог ей встать на ноги и прижал ее голову к своей груди:
— Они не причинили тебе вреда, Келли?
Она покачала головой:
— Нет. Они...
Хлопнула дверь черного хода.
— Вот. — Я сунул ей в руку свой кольт, повернулся, поискал глазами валявшийся в траве револьвер Кэнди и нашел; я схватил его как раз в тот момент, когда где-то поблизости взревел мотор. Звук доносился оттуда, куда убежал Минк.
Я что есть мочи кинулся за угол, но двигатель набирал обороты, я слышал его шум, становившийся все слабее и слабее.
Я заметил мелькнувший в двух кварталах от меня синий автомобиль, а потом — задние красные сигнальные огни, когда автомобиль свернул за поворот.
Теперь я был не в силах их догнать. И мне надо было удостовериться, что с Келли действительно все в порядке. Я вернулся к ней. Когда я подошел поближе, она, не задумываясь, бросилась мне навстречу и повисла у меня на шее. Я крепко прижал ее к себе. Ее била дрожь. Думаю, и меня самого — тоже.
В соседних домах стали зажигаться огни. Кто-то окликал нас, что-то крича. Я не обращал на них никакого внимания.
Я обнимал Келли.
Я ехал в своем «кадиллаке» по шоссе, держа путь в Голливуд, но никуда конкретно. Кляня на чем свет стоит Минка и Кэнди и конечно же Рейгена. Келли сидела рядом со мной на переднем сиденье.
Незадолго до этого на выстрелы примчалась полицейская патрульная машина, оснащенная радиосвязью. Я поведал им свою историю, а Келли — свою. Если Минка и Кэнди схватят, мне сообщат. Мы с Келли как раз беседовали об этом.
— Эти бездельники ничего тебе не говорили, а? — спросил я.
— Нет. Когда я открыла дверь, они просто ворвались внутрь.
Кэнди держал меня, а Минк впопыхах обыскивал дом. Я слышала, как звонит телефон, но, естественно, они не позволили мне ответить на звонок. Должно быть, они искали то, что взял Браун.
— Теперь уже в этом нет никаких сомнений. Я до сих пор так и не выяснил, что это было, однако уверен — нечто весьма важное, а не «всякая чепуха», как сказал мне Рейген.
— Именно к нему они и собирались меня отвезти, мне кажется. Кэнди сказал Минку, что они не могут оставить меня дома и что Рейген наверняка захочет меня допросить. Именно так он и выразился: «допросить».
Она машинально потерла руку. В свете приборной доски я увидел синяки на внутренней стороне предплечья — там, где жирные пальцы Кэнди держали ее. Я мысленно представил себе синяки, но более крупные, более темные, и не только на руке, но и на теле Кэнди.
— Куда мы едем? — спросила Келли.
— Просто едем, и все. Нужно было непременно увезти тебя оттуда.
Впереди, справа от нас, был поворот на бульвар Сансет, и я сказал:
— Мы можем поехать ко мне, если, конечно, ты не предпочтешь отель. Главное сейчас — сменить твое местопребывание.
— Я никогда не была у тебя дома.
— Сейчас у тебя есть шанс.
— И я им воспользуюсь.
Десять минут спустя я припарковался на Норт-Россмор перед отелем «Спартан-Апартмент». Мы вышли из машины и вошли в отель. Я справился у портье, не звонил ли мне кто-нибудь. Нет, никто не звонил, и Алексис Фрост тоже не звонила.
Мы поднялись на второй этаж, где находились мои апартаменты. Келли сразу же заметила два аквариума с тропическими рыбками слева от двери. Я включил аквариумную подсветку, и многоцветье красок, казалось, вот-вот хлынет через край и изольется в комнату.
— Он — самое замечательное существо, которое я когда-либо видела, — сказала Келли. Она указывала на единственного в аквариуме ярко-синего бетта спленденс, его длинные брюшные и хвостовые плавники струились в воде, а яркие грудные и пятнистые спинные мерцали.
— Волшебный, верно? — спросил я. — Вырастил этого дьяволенка своими собственными руками. Из икринки, которую едва можно разглядеть невооруженным глазом.
— Из икринки? Хочешь сказать, что ты высидел его, как наседка?
Я ухмыльнулся:
— В некотором смысле. Не могу сказать, что высиживал его в течение двух недель, но уж точно заботливо кормил его дафниями, морскими креветками, яичным желтком и всякой другой снедью. Отобрал лучших самца и самочку — васильково-синих. Предоставил им все самое лучшее, включая и аквариум вместимостью пятнадцать галлонов подкисленной воды. — Я снова посмотрел на Келли. — Конечно, я не хочу приписывать успех только себе одному. Рыбки тоже постарались.
Келли мне улыбнулась, зеленые глаза с паволокой сверкнули.
— Боже мой, — сказала она своим спокойным, тихим голосом. — Я и не думала, что у тебя столько талантов! Мне следовало бы прийти сюда раньше.
— Конечно, Келли. Ну, однажды я пытался скрестить большую черную моллинезию и маленького белопезакс белизапус, но они только очень разозлились, и все. А вот если бы это сработало...
— Я не это имела в виду.
Келли была в той же самой одежде, которую я видел на ней, когда навестил ее днем. Определенно Минк и Кэнди не дали ей времени переодеться. Платье из зеленого джерси облегало ее стройную фигуру, но не слишком плотно, а так, словно мягкая ткань ласково касалась ее нежной кожи.
— А почему, — поинтересовался я, — мы разговариваем о рыбках, интересно мне знать?
— Просто я никак не могу тебя остановить.
— Выпьем?
— Звучит заманчиво. У тебя есть скотч?
— Будет тебе скотч.
Я приготовил ей скотч со льдом, а себе — бурбон с водой.
Когда я снова вошел в гостиную, Келли сидела на громадном диване, бросая косые взгляды на обнаженную красотку над камином. Странно, но почти все женщины поглядывают на Амелию косо. И редко смотрят на ее лицо... хотя, возможно, я не совсем точно характеризую отношение женщин к Амелии. Судя по выражению лица Келли, я понял, что завоеванное мною в ходе разговора о рыбках ее уважительное отношение заметно померкло. Возможно, ей это неизвестно, но выращивать рыбок гораздо труднее, чем таких вот Амелий.
Тем не менее, Келли воздержалась от комментариев.
Я вручил ей бокал, глотнул бурбона с водой и воспользовался телефоном. Звонки моим осведомителям ничего не прояснили ни в отношении убийства Брауна, ни в отношении исчезновения доктора Гедеона Фроста. Я несколько раз звонил в штаб-квартиру «Братства грузоперевозчиков», Рейгену домой, попытался разыскать Минка и Кэнди, но и тут не преуспел.
Впрочем, и так было ясно, что по крайней мере сегодня ночью они постараются избегать мест, где я могу их настичь.
Некоторое время я сидел молча, размышляя о плане дальнейших действий.
— Шелл? — Келли посмотрела на меня.
— Угу.
— Мне кажется, ты забыл о моем присутствии.
— Ничуть не бывало. Просто я... пытался кое-что вычислить. Но у меня ничего не получается, пока я не узнаю больше. А этого нельзя сделать, не выходя из отеля.
— Ты уходишь?
— Думаю, да. Останься здесь, Келли. Тут так же безопасно, как в любом другом месте. На всякий случай я оставлю тебе пушку Кэнди.
— Тебе обязательно уходить? Этот диван достаточно большой, ты на нем поместишься.
На самом деле он чертовски большой, такой большой, что на нем можно было бы спать вчетвером, хотя при этом кому-то одному приходилось бы все время падать на пол.
— Большинство местных бандитов только начинают просыпаться, — сказал я.
Келли сидела на диване, поджав под себя свои красивые ноги, я смотрел на нее, и от этого у меня становилось теплее на душе. Ее макияж слегка стерся, и сквозь него теперь проглядывали веснушки. Зеленые глаза ласково смотрели на меня. Это были приятные минуты расслабления. Все тревоги и неприятности улетучились.
— Как давно мы знакомы, Келли? — спросил я.
— Почти сто лет. Помню, когда мы встретились, ты был уже старым.
— Ага. К счастью, с тех пор я только молодею. Это было... — Я стал припоминать. — Шесть лет назад, верно? Конечно, тебе тогда было только семнадцать. А мне — двадцать четыре. Но кажется, что с тех пор прошло гораздо больше времени.
— Угу. Как будто это произошло совсем в другой жизни. А может, так оно и есть и мы встретились с тобой в пещере.
— Совершенно верно. В душе я — пещерный человек.
— Вовсе нет, Шелл. — Она ласково улыбнулась, наклонилась вперед, и ее лицо оказалось рядом с моим. — Я-то знаю, кто ты в душе.
Ее взгляд затуманился и стал нежным. Губы ее в полуулыбке оказались рядом, и мне показалось, что я ощущаю их аромат. Я медленно наклонился к ней, а она потянулась ко мне, и ее рыжие волосы блеснули в свете бра.
Все началось с простого поцелуя, обычного, непринужденного поцелуя, каким обычно люди обмениваются при прощании, не вкладывая в него какого-то особого смысла, так же как я чмокнул ее сегодня днем на пороге ее дома. Но губы Келли были словно лепестки цветка, мягкие, ароматные, сладкие.
Мягкие и теплые. Сначала теплые, а потом горячие. Горячие, как моя взыгравшая кровь.
Не знаю, как это получилось. Я не стремился к этому, и она, я уверен, тоже. Это получилось само собой, без каких-либо усилий с нашей стороны. Просто нас захлестнул и закружил какой-то вихрь. Наши губы разомкнулись, но ее руки сжимали мою, шею крепче. Келли еще ближе прильнула ко мне. Я ощутил ее горячее дыхание, потом ее губы нашли мои, и мы снова слились в поцелуе. Она обхватила руками мой затылок и стала конвульсивными движениями, в каком-то пульсирующем ритме и, конечно, совершенно неосознанно притягивать меня к себе.
Не знаю, как это случилось. Но это случилось.
Утром я принимал душ и брился, мурлыча какой-то мотивчик. И действительно, не часто бывают дни, когда я напеваю по утрам. В то утро я успел намурлыкать несколько песен, и все они были на веселый мелодичный ирландский мотив. Тщательно выбритый, свежий после душа, благоухающий лосьоном и разодетый в пух и прах, я заглянул в спальню. Келли все еще спала, густые блестящие волосы пламенели на подушке. В Келли и правда был огонь. А в Шелле Скотте пыл еще теплился.
Пока она спала, я снова вцепился в телефон и переговорил с полицией, братвой, друзьями. Ничего. Рейген не появлялся в штаб-квартире «Братства», дома его тоже не было. Ясно, что Минк с Кэнди дома не ночевали. Фросты исчезли бесследно — и Гедеон, и Алексис.
Я измельчил моллюсков для рыбок и пошел с ними поздороваться. Своему синему бетта я сказал:
— Привет, дьяволенок! Узнаешь меня? Это я вырастил тебя из икринки.
Икра. Это заставило меня вспомнить о завтраке. Я не из тех, кто каждый день завтракает, потому что завтраки обычно кажутся мне мерзкими. А икра — это вообще рыбья еда. В общем, завтрак — это для рыбок. Но я решил, что смогу удивить Келли. И я ее удивил. В это четверговое утро, ровно в девять пятнадцать, она окликнула меня из спальни:
— Шелл? Шелл!
— Да.
— Дымом пахнет. Что-то горит?
— Ну... в некотором смысле да. Но не беспокойся. Я сам с этим справлюсь.
— Так что горит?
— Ну, это тосты и...
— И?
— Ну, картошка, яичница и все такое.
— И все это горит?
— Ага. Не волнуйся. Я справлюсь.
Я услышал какой-то глухой стук и звук защелкивающейся двери. Через минуту Келли с растрепанными волосами и все еще сонными глазами притопала босиком в кухоньку. Она отыскала в шкафу мой старый халат и завернулась в него. Халат выглядел на ней как плащ-палатка и волочился по полу.
Келли сморщила свой щедро усыпанный веснушками носик и зажмурилась от беспорядка, царившего в кухне. Там действительно было все вверх дном, но сколько там было дыма, вы и представить себе не можете.
Когда Келли вошла, я как раз вытирал тостер.
— Что же это такое ты делаешь? — осведомилась она.
— Вытираю тостер.
Она покачала головой:
— Ты хочешь сказать, что ты его мыл?
— Конечно нет. Кто же моет тостеры? Я просто случайно уронил его в полную воды раковину, и предохранитель вылетел.
Келли закрыла глаза, и на ее лице отразилась боль. Тогда она снова пристально посмотрела на меня и спросила:
— Шелл, как это ты умудрился уронить тостер в воду?
— Я сунул второй тост в тостер и забыл о нем. Когда он стал гореть и чадить, я перевернул тостер над раковиной, чтобы вытряхнуть из него тост, и тостер выскользнул у меня из рук. А пока я вставлял новый предохранитель, картошка немного... подгорела. К тому времени яичница уже...
— Ничего страшного. Просто посиди в уголке. А я приготовлю завтрак.
— Я хотел приготовить завтрак, пока ты спишь, — радостно сообщил я ей.
Келли посмотрела на обуглившийся тост, плавающий в воде, на яйца, которые теперь походили на ноздреватую рыбью икру, и слегка подгоревший картофель. Потом широко улыбнулась мне, и ее улыбка становилась все шире.
— Я оценила это, Шелл. И буду очень тебе признательна, если ты посидишь тихонько в уголочке.
Келли не сказала больше ничего, но ее взгляд был весьма красноречив. Она выпроводила меня из кухни, и через пятнадцать минут мы уже завтракали. И какой это был завтрак! Не знаю, где она нашла требовавшиеся для этого продукты, но мы пили апельсиновый сок, ели необычайно вкусный воздушный омлет с сыром и беконом... Да еще печенные в духовке колечки ананаса и тосты с золотистой корочкой, намазанные маслом. Одним словом, амброзия!
Не удивительно, что я никогда не завтракаю. У меня нет привычки завтракать. В середине гастрономического экстаза я сознался:
— Келли, я жил в дурацком раю из подгоревших тостов, каши и яичницы-глазуньи. Я понял это после сегодняшнего завтрака. Мне необходима женщина в доме.
— Конечно необходима, — согласилась она. А потом добавила: — Я хотела сказать... наверное, ты прав.
Неожиданно Келли сильно засмущалась. Наши глаза встретились, и она тотчас же отвела взгляд. Приятный был завтрак, но, когда возбуждение от тушения пожара на кухне несколько поубавилось, Келли стала чуть более сдержанной.
Зазвонил телефон. Это звонил Честер Драм из Вашингтона.
Через три минуты я бросил трубку на рычаг.
Келли наводила порядок в кухне.
— Что случилось, Шелл? — крикнула она.
— Много чего. Это звонил Честер Драм из Вашингтона.
— Какой еще Честер Драм?
— Хотелось бы мне знать! Двадцать четыре часа назад я считал его довольно неплохим частным детективом. А теперь просто не знаю, что и думать. Вчера вечером о нем упомянул Рейген, а только что Драм звонил, чтобы выяснить, известно ли мне, где находится доктор Фрост и кто поручил мне его поиски. И в довершение всего этот тупица имеет наглость угрожать мне вызовом в суд!
Я почувствовал, что начинаю закипать при одной только мысли об этом.
— Как может частный детектив вызвать тебя в суд?
— Утверждает, что ведет расследование по поручению Хартселла. Возможно. Заиметь своего человека в комиссии Хартселла — да об этом Рейгену можно было только мечтать.
«И теперь, — подумал я, — Рейгену будет известно все, включая и имя главного свидетеля Хартселла — доктора Фроста».
В моем воображении складывалась еще более ужасающая картина, когда снова зазвонил телефон. Мне звонил человек по имени Бисти, в прошлом жулик. Вчера утром среди прочих парней я звонил и ему.
— У тебя что-то есть для меня, Бисти? — спросил я.
— Ничего насчет Брауна и того доктора. — У Бисти был высокий хилый голосок. — Но ты спрашивал насчет драчки среди этих дальнобойщиков.
— Да. — Я решил брать быка за рога.
— Не знаю, имеет ли это отношение к делу, но до меня дошел слух, что парочка шишек из «Братства» стараются что-то разузнать о почтальоне, который отколол номер в субботу ночью.
Слово «почтальон» на языке Бисти означает «взломщик сейфов». Именно в субботнюю ночь Браун изъял материалы у Рейгена. И тут неожиданно до меня дошло. Это же ясно как дважды два! Как я мог это упустить из виду?
— Бисти, — спросил я, — они его нашли? Ты знаешь, кто этот взломщик?
— Нет, я только слышал разговоры.
— И где был этот сейф?
— Не знаю.
— Давай поговорим о деньгах, Бисти. Сколько тебе нужно, чтобы все выяснить об этом? У меня уже земля горит под ногами. Мне нужно знать, кто это сделал, и быстро. Назови сумму.
Помолчав несколько секунд, он сказал:
— Пару сотен?
— Договорились. И, Бисти, не занимайся этим в одиночку. Возьми в помощь кого-нибудь из своего окружения. И не важно, от кого будет исходить эта информация, ты все равно получишь свои две сотни. И еще одну тому, кто намекнет об этом. Но мне нужно это очень быстро, понимаешь?
— Ладно. Думаю, я знаю, как надо действовать, Скотт, чтобы вызнать все до конца. Но эти ребятишки, что разыскивают почтальона, мясники. Будет трудновато.
«Мясники» — это наемные убийцы.
— Бисти, мне нужно найти его раньше, чем найдут его они, — сказал я.
— Ага, ясно. Если вы этого не сделаете, от него не много будет пользы.
— Считай, что сотню за это ты уже получил. Теперь давай зарабатывай еще две.
— Уже бегу. Звонить сюда?
— Если узнаешь что-нибудь, звони сюда или передай оператору, что мне следует связаться с "Б". И я тебе позвоню. Но я и так свяжусь с тобой в течение дня.
— Заметано.
Мы положили трубки.
Келли устроилась рядом со мной на диване:
— Кто это был?
— Стук от стукача. Самая важная часть работы любого детектива, полицейского, сыщика.
— Хорошие новости?
— Думаю, даже очень. Но я получил только часть, мне нужно остальное. Думаю, знаю, где можно это достать. Над остальным работает Бисти.
— Ничего не понимаю. Объясни, что произошло.
— В субботу ночью один из взломщиков вскрыл сейф. Ребята Рейгена его разыскивают. Думаю, чтобы его прикончить.
До нее так и не дошло.
— Золотце, они ищут того парня, который помогал Брауну.
Келли заморгала, уставившись на меня, ее зеленые глазищи расширились.
— Откуда ты узнал, что ему кто-то помогал?
— До сих пор я об этом не знал. А следовало бы. Ясно, что любые изъятые Брауном документы служат серьезной уликой против Рейгена. И взял он их в субботнюю ночь. И не из картотеки, и не из ящика стола. И не оттуда, куда он запросто мог проникнуть. Брауну наверняка помогал некто, чья профессия — взламывать сейфы. — Я закурил сигарету. — Это почетная профессия... в преступном мире.
Келли наконец-то поняла, о чем идет речь. И сразу же отреагировала:
— Тогда этот человек может рассказать тебе...
— Да, он может восполнить некоторые пробелы. Возможно, он многое расскажет... о том, что же все-таки было в том сейфе.
— Но ты же сказал, что его могут убить.
— Конечно.
— Как это ужасно!
Я затянулся сигаретой.
— А может, и нет. Бисти уже разнюхивает. Возможно, он вовремя добудет для меня необходимую информацию. А возможно, и заработает пулю в затылок.
Ее лицо стало серьезным, взгляд суровым.
— Его и в самом деле могут убить, — сказала Келли. — А ты что же, просто отпустишь его?
— Да, я отпущу его. И велю убираться как можно быстрее. — Я посмотрел на нее и медленно сказал: — Это работа, Келли. Мой бизнес. И не стоит об этом забывать.
Она судорожно сглотнула:
— Почему-то, когда ты говорил об этом по телефону, все казалось чем-то далеким от реальной действительности. Но теперь... стало реальностью. И мне это совсем не нравится, Шелл. Не думаю, что мне нравится твоя работа.
Я затушил сигарету в пепельнице.
— Мне и самому она иногда не нравится. Но это не просто мой бизнес, Келли. Так уж устроен мир... и никакого иного мира не существует, только тот, в котором мы живем, то есть мир в красивой подарочной упаковке.
— Не кричи на меня!
— А кто кричит? — Я заметно понизил голос и сказал: — Я имел в виду, что преступность и преступники не существуют изолированно от нас. Преступником может оказаться парень за соседним столиком, человек на противоположной стороне улицы или в зале ресторана, пропойца или девушка, пьющая шампанское с симпатичным юношей, которого трудно принять за распространителя наркотиков. Но вполне может статься, что именно этим он и заработал деньги на шампанское. — Я помолчал, а потом уже спокойно продолжал: — Я помню, что Браун сказал мне однажды. Речь шла о профсоюзах, в первую очередь о грузоперевозчиках, но и о других тоже. Он сказал тогда, что профсоюзы существуют потому, что не только их боссы, но и рядовые члены стремятся лишь получать, а отнюдь не зарабатывать. Золотко, Браун очистил зерна от плевел и пришел к такому выводу. Вот почему и существует у нас преступный мир.
Наконец Келли медленно заулыбалась:
— Мне и не нужно любить твою работу, верно? Достаточно того, что я люблю тебя.
Я широко ей улыбнулся:
— Золотко, уж поверь мне, я-то воспользуюсь всем, что только смогу получить. — Я встал. — Ты готова?
— Готова. — Келли взяла свою сумочку. — Упаковывать мне нечего.
Прошлой ночью я сказал Келли, что перевезу ее в отель.
Пока я с ней, в моей квартире она в безопасности. Но я собирался весь день отсутствовать. А Минк с Кэнди запросто могут узнать, что я ушел, и нанести визит без всякого приглашения. Точно так же может поступить и служащий Драма, разносящий повестки в суд.
Прежде чем выйти, я позвонил в мотель «Сады Аллаха» и забронировал домик для мисс Кей Шелдон. Потом повесил трубку и сказал Келли:
— Пошли, мисс Кей Шелдон. Как тебе нравится это имя?
— Звучит подозрительно, — сказала она, улыбаясь.
И мы отчалили. Я приложил все усилия, чтобы удостовериться, что за нами нет слежки, а когда я прилагаю усилия, то за мной хвоста никогда не бывает. И некоторое время спустя я выехал в Ла-Сиенеги на бульвар Сансет, свернул направо, к мотелю «Сады Аллаха», и въехал в ворота, прочь от любопытных глаз.
И это была одна из причин, почему мне нравились «Сады Аллаха». Местечко приятное, с огромным бассейном и отдельными домиками с кухнями. При желании Келли может питаться, не выходя из дому.
После того как Келли проводили в роскошно обставленный домик, она уговорила меня пойти в бар, чтобы выпить.
— Я никогда не пила с тобой в баре, — сказала она. — И настроение у меня поганое.
Это было здорово! Здорово в течение пяти минут. И я получил бы удовольствие, если бы эти пять минут обернулись пятью часами. Возможно, Келли этого и добивалась. Она моментально отвлеклась от всего случившегося и, не важно по какой причине, была весела, смешлива, искрометна и восхитительна.
Келли покончила со своим напитком и посмотрела на испачканный губной помадой ободок бокала, потом достала из сумочки помаду и зеркальце и с мрачным видом принялась красить губы, время от времени бросая на меня косые взгляды своих зеленых глаз и явно замышляя нечто ужасное. Спрятав помаду и зеркальце в сумку, она взяла салфетку, на которой стоял ее стакан, фирменную салфетку «Садов Аллаха» с цветным изображением бородатого араба рядом с минаретом, и промокнула ею губы, как это обычно делают девушки. Я посмотрел на отпечаток ее красных губ и воскликнул:
— Боже мой! Твои губки на салфетке такие восхитительные, совсем как настоящие.
— Знаю я таких, — сказала Келли беззаботно. — Ты всегда говоришь одно и то же в подобных ситуациях.
— Нет, Келли. Я говорю это впервые.
Она сложила салфетку квадратиком и сунула мне в нагрудный карман пиджака, говоря:
— Тогда сохрани это на память. И никогда больше не смотри ни на какие другие губки. С подозрительной Кей Шелдон нельзя играть в кошки-мышки.
Я ухмыльнулся:
— Заметано.
Я вытащил салфетку, взглянул на нее и снова сунул в карман. Временами разум мне изменяет.
Рейген жил на Голливуд-Хиллз в громадном четырнадцатикомнатном доме, таком же роскошном, как «Сады Аллаха». Я знал, что у него имеются также личные самолет, двухмоторный «ДС-3» для «служебного пользования» и тридцативосьмифутовый катер «Крис Крафт». Рейген действительно совершал дальние поездки за казенный счет. Я много раз безрезультатно звонил ему домой, поэтому подъехал по белой подъездной дорожке в форме полумесяца к дому, остановился у белых ступенек, ведущих к большой белой двустворчатой двери, и, не выключая двигателя своего «кадиллака», принялся давить на кнопку звонка рукояткой своего «кольта-спешиал».
Но никто не отозвался на мой настойчивый звонок. Я вырубил двигатель, открыл багажник, достал набор отмычек и пошел к черному ходу. Через две минуты я открыл дверь. Спрятал свой кольт в кобуру и приступил к обыску. Сейф находился в большой комнате на втором этаже, в комнате с панелями из темного дерева на стенах, с массивной мебелью, толстым, кораллового цвета ковровым покрытием и встроенным баром.
Бар располагался в углу комнаты, а сейф, тоже встроенный в стену и скрытый за деревянной панелью, — рядом. Но сейчас тяжелая стальная дверца сейфа косо висела на петлях и была изрядно деформирована. Судя по цвету металла на дверце, взломщик использовал нитроглицерин. Вне всякого сомнения.
Я бросился к нему, чтобы довести дело до конца. Но как только наклонился над ним, Кэнди стремительно выбросил ногу вперед и ударил меня в челюсть. Удар был такой силы, что казалось, голова слетела с плеч. К счастью, она только откинулась назад, но потом снова вернулась в исходное положение, когда я приземлился на четвереньки. Кэнди с трудом поднялся на ноги, но увидев, что я тоже встаю с земли, почел за лучшее удрать от меня. Он помчался в дом Келли и с грохотом захлопнул за собой дверь.
Я хотел было кинуться за ним вдогонку, но передумал. Келли все еще продолжала лежать на траве, но когда я направился к ней, она стала подниматься. Я помог ей встать на ноги и прижал ее голову к своей груди:
— Они не причинили тебе вреда, Келли?
Она покачала головой:
— Нет. Они...
Хлопнула дверь черного хода.
— Вот. — Я сунул ей в руку свой кольт, повернулся, поискал глазами валявшийся в траве револьвер Кэнди и нашел; я схватил его как раз в тот момент, когда где-то поблизости взревел мотор. Звук доносился оттуда, куда убежал Минк.
Я что есть мочи кинулся за угол, но двигатель набирал обороты, я слышал его шум, становившийся все слабее и слабее.
Я заметил мелькнувший в двух кварталах от меня синий автомобиль, а потом — задние красные сигнальные огни, когда автомобиль свернул за поворот.
Теперь я был не в силах их догнать. И мне надо было удостовериться, что с Келли действительно все в порядке. Я вернулся к ней. Когда я подошел поближе, она, не задумываясь, бросилась мне навстречу и повисла у меня на шее. Я крепко прижал ее к себе. Ее била дрожь. Думаю, и меня самого — тоже.
В соседних домах стали зажигаться огни. Кто-то окликал нас, что-то крича. Я не обращал на них никакого внимания.
Я обнимал Келли.
Я ехал в своем «кадиллаке» по шоссе, держа путь в Голливуд, но никуда конкретно. Кляня на чем свет стоит Минка и Кэнди и конечно же Рейгена. Келли сидела рядом со мной на переднем сиденье.
Незадолго до этого на выстрелы примчалась полицейская патрульная машина, оснащенная радиосвязью. Я поведал им свою историю, а Келли — свою. Если Минка и Кэнди схватят, мне сообщат. Мы с Келли как раз беседовали об этом.
— Эти бездельники ничего тебе не говорили, а? — спросил я.
— Нет. Когда я открыла дверь, они просто ворвались внутрь.
Кэнди держал меня, а Минк впопыхах обыскивал дом. Я слышала, как звонит телефон, но, естественно, они не позволили мне ответить на звонок. Должно быть, они искали то, что взял Браун.
— Теперь уже в этом нет никаких сомнений. Я до сих пор так и не выяснил, что это было, однако уверен — нечто весьма важное, а не «всякая чепуха», как сказал мне Рейген.
— Именно к нему они и собирались меня отвезти, мне кажется. Кэнди сказал Минку, что они не могут оставить меня дома и что Рейген наверняка захочет меня допросить. Именно так он и выразился: «допросить».
Она машинально потерла руку. В свете приборной доски я увидел синяки на внутренней стороне предплечья — там, где жирные пальцы Кэнди держали ее. Я мысленно представил себе синяки, но более крупные, более темные, и не только на руке, но и на теле Кэнди.
— Куда мы едем? — спросила Келли.
— Просто едем, и все. Нужно было непременно увезти тебя оттуда.
Впереди, справа от нас, был поворот на бульвар Сансет, и я сказал:
— Мы можем поехать ко мне, если, конечно, ты не предпочтешь отель. Главное сейчас — сменить твое местопребывание.
— Я никогда не была у тебя дома.
— Сейчас у тебя есть шанс.
— И я им воспользуюсь.
Десять минут спустя я припарковался на Норт-Россмор перед отелем «Спартан-Апартмент». Мы вышли из машины и вошли в отель. Я справился у портье, не звонил ли мне кто-нибудь. Нет, никто не звонил, и Алексис Фрост тоже не звонила.
Мы поднялись на второй этаж, где находились мои апартаменты. Келли сразу же заметила два аквариума с тропическими рыбками слева от двери. Я включил аквариумную подсветку, и многоцветье красок, казалось, вот-вот хлынет через край и изольется в комнату.
— Он — самое замечательное существо, которое я когда-либо видела, — сказала Келли. Она указывала на единственного в аквариуме ярко-синего бетта спленденс, его длинные брюшные и хвостовые плавники струились в воде, а яркие грудные и пятнистые спинные мерцали.
— Волшебный, верно? — спросил я. — Вырастил этого дьяволенка своими собственными руками. Из икринки, которую едва можно разглядеть невооруженным глазом.
— Из икринки? Хочешь сказать, что ты высидел его, как наседка?
Я ухмыльнулся:
— В некотором смысле. Не могу сказать, что высиживал его в течение двух недель, но уж точно заботливо кормил его дафниями, морскими креветками, яичным желтком и всякой другой снедью. Отобрал лучших самца и самочку — васильково-синих. Предоставил им все самое лучшее, включая и аквариум вместимостью пятнадцать галлонов подкисленной воды. — Я снова посмотрел на Келли. — Конечно, я не хочу приписывать успех только себе одному. Рыбки тоже постарались.
Келли мне улыбнулась, зеленые глаза с паволокой сверкнули.
— Боже мой, — сказала она своим спокойным, тихим голосом. — Я и не думала, что у тебя столько талантов! Мне следовало бы прийти сюда раньше.
— Конечно, Келли. Ну, однажды я пытался скрестить большую черную моллинезию и маленького белопезакс белизапус, но они только очень разозлились, и все. А вот если бы это сработало...
— Я не это имела в виду.
Келли была в той же самой одежде, которую я видел на ней, когда навестил ее днем. Определенно Минк и Кэнди не дали ей времени переодеться. Платье из зеленого джерси облегало ее стройную фигуру, но не слишком плотно, а так, словно мягкая ткань ласково касалась ее нежной кожи.
— А почему, — поинтересовался я, — мы разговариваем о рыбках, интересно мне знать?
— Просто я никак не могу тебя остановить.
— Выпьем?
— Звучит заманчиво. У тебя есть скотч?
— Будет тебе скотч.
Я приготовил ей скотч со льдом, а себе — бурбон с водой.
Когда я снова вошел в гостиную, Келли сидела на громадном диване, бросая косые взгляды на обнаженную красотку над камином. Странно, но почти все женщины поглядывают на Амелию косо. И редко смотрят на ее лицо... хотя, возможно, я не совсем точно характеризую отношение женщин к Амелии. Судя по выражению лица Келли, я понял, что завоеванное мною в ходе разговора о рыбках ее уважительное отношение заметно померкло. Возможно, ей это неизвестно, но выращивать рыбок гораздо труднее, чем таких вот Амелий.
Тем не менее, Келли воздержалась от комментариев.
Я вручил ей бокал, глотнул бурбона с водой и воспользовался телефоном. Звонки моим осведомителям ничего не прояснили ни в отношении убийства Брауна, ни в отношении исчезновения доктора Гедеона Фроста. Я несколько раз звонил в штаб-квартиру «Братства грузоперевозчиков», Рейгену домой, попытался разыскать Минка и Кэнди, но и тут не преуспел.
Впрочем, и так было ясно, что по крайней мере сегодня ночью они постараются избегать мест, где я могу их настичь.
Некоторое время я сидел молча, размышляя о плане дальнейших действий.
— Шелл? — Келли посмотрела на меня.
— Угу.
— Мне кажется, ты забыл о моем присутствии.
— Ничуть не бывало. Просто я... пытался кое-что вычислить. Но у меня ничего не получается, пока я не узнаю больше. А этого нельзя сделать, не выходя из отеля.
— Ты уходишь?
— Думаю, да. Останься здесь, Келли. Тут так же безопасно, как в любом другом месте. На всякий случай я оставлю тебе пушку Кэнди.
— Тебе обязательно уходить? Этот диван достаточно большой, ты на нем поместишься.
На самом деле он чертовски большой, такой большой, что на нем можно было бы спать вчетвером, хотя при этом кому-то одному приходилось бы все время падать на пол.
— Большинство местных бандитов только начинают просыпаться, — сказал я.
Келли сидела на диване, поджав под себя свои красивые ноги, я смотрел на нее, и от этого у меня становилось теплее на душе. Ее макияж слегка стерся, и сквозь него теперь проглядывали веснушки. Зеленые глаза ласково смотрели на меня. Это были приятные минуты расслабления. Все тревоги и неприятности улетучились.
— Как давно мы знакомы, Келли? — спросил я.
— Почти сто лет. Помню, когда мы встретились, ты был уже старым.
— Ага. К счастью, с тех пор я только молодею. Это было... — Я стал припоминать. — Шесть лет назад, верно? Конечно, тебе тогда было только семнадцать. А мне — двадцать четыре. Но кажется, что с тех пор прошло гораздо больше времени.
— Угу. Как будто это произошло совсем в другой жизни. А может, так оно и есть и мы встретились с тобой в пещере.
— Совершенно верно. В душе я — пещерный человек.
— Вовсе нет, Шелл. — Она ласково улыбнулась, наклонилась вперед, и ее лицо оказалось рядом с моим. — Я-то знаю, кто ты в душе.
Ее взгляд затуманился и стал нежным. Губы ее в полуулыбке оказались рядом, и мне показалось, что я ощущаю их аромат. Я медленно наклонился к ней, а она потянулась ко мне, и ее рыжие волосы блеснули в свете бра.
Все началось с простого поцелуя, обычного, непринужденного поцелуя, каким обычно люди обмениваются при прощании, не вкладывая в него какого-то особого смысла, так же как я чмокнул ее сегодня днем на пороге ее дома. Но губы Келли были словно лепестки цветка, мягкие, ароматные, сладкие.
Мягкие и теплые. Сначала теплые, а потом горячие. Горячие, как моя взыгравшая кровь.
Не знаю, как это получилось. Я не стремился к этому, и она, я уверен, тоже. Это получилось само собой, без каких-либо усилий с нашей стороны. Просто нас захлестнул и закружил какой-то вихрь. Наши губы разомкнулись, но ее руки сжимали мою, шею крепче. Келли еще ближе прильнула ко мне. Я ощутил ее горячее дыхание, потом ее губы нашли мои, и мы снова слились в поцелуе. Она обхватила руками мой затылок и стала конвульсивными движениями, в каком-то пульсирующем ритме и, конечно, совершенно неосознанно притягивать меня к себе.
Не знаю, как это случилось. Но это случилось.
Утром я принимал душ и брился, мурлыча какой-то мотивчик. И действительно, не часто бывают дни, когда я напеваю по утрам. В то утро я успел намурлыкать несколько песен, и все они были на веселый мелодичный ирландский мотив. Тщательно выбритый, свежий после душа, благоухающий лосьоном и разодетый в пух и прах, я заглянул в спальню. Келли все еще спала, густые блестящие волосы пламенели на подушке. В Келли и правда был огонь. А в Шелле Скотте пыл еще теплился.
Пока она спала, я снова вцепился в телефон и переговорил с полицией, братвой, друзьями. Ничего. Рейген не появлялся в штаб-квартире «Братства», дома его тоже не было. Ясно, что Минк с Кэнди дома не ночевали. Фросты исчезли бесследно — и Гедеон, и Алексис.
Я измельчил моллюсков для рыбок и пошел с ними поздороваться. Своему синему бетта я сказал:
— Привет, дьяволенок! Узнаешь меня? Это я вырастил тебя из икринки.
Икра. Это заставило меня вспомнить о завтраке. Я не из тех, кто каждый день завтракает, потому что завтраки обычно кажутся мне мерзкими. А икра — это вообще рыбья еда. В общем, завтрак — это для рыбок. Но я решил, что смогу удивить Келли. И я ее удивил. В это четверговое утро, ровно в девять пятнадцать, она окликнула меня из спальни:
— Шелл? Шелл!
— Да.
— Дымом пахнет. Что-то горит?
— Ну... в некотором смысле да. Но не беспокойся. Я сам с этим справлюсь.
— Так что горит?
— Ну, это тосты и...
— И?
— Ну, картошка, яичница и все такое.
— И все это горит?
— Ага. Не волнуйся. Я справлюсь.
Я услышал какой-то глухой стук и звук защелкивающейся двери. Через минуту Келли с растрепанными волосами и все еще сонными глазами притопала босиком в кухоньку. Она отыскала в шкафу мой старый халат и завернулась в него. Халат выглядел на ней как плащ-палатка и волочился по полу.
Келли сморщила свой щедро усыпанный веснушками носик и зажмурилась от беспорядка, царившего в кухне. Там действительно было все вверх дном, но сколько там было дыма, вы и представить себе не можете.
Когда Келли вошла, я как раз вытирал тостер.
— Что же это такое ты делаешь? — осведомилась она.
— Вытираю тостер.
Она покачала головой:
— Ты хочешь сказать, что ты его мыл?
— Конечно нет. Кто же моет тостеры? Я просто случайно уронил его в полную воды раковину, и предохранитель вылетел.
Келли закрыла глаза, и на ее лице отразилась боль. Тогда она снова пристально посмотрела на меня и спросила:
— Шелл, как это ты умудрился уронить тостер в воду?
— Я сунул второй тост в тостер и забыл о нем. Когда он стал гореть и чадить, я перевернул тостер над раковиной, чтобы вытряхнуть из него тост, и тостер выскользнул у меня из рук. А пока я вставлял новый предохранитель, картошка немного... подгорела. К тому времени яичница уже...
— Ничего страшного. Просто посиди в уголке. А я приготовлю завтрак.
— Я хотел приготовить завтрак, пока ты спишь, — радостно сообщил я ей.
Келли посмотрела на обуглившийся тост, плавающий в воде, на яйца, которые теперь походили на ноздреватую рыбью икру, и слегка подгоревший картофель. Потом широко улыбнулась мне, и ее улыбка становилась все шире.
— Я оценила это, Шелл. И буду очень тебе признательна, если ты посидишь тихонько в уголочке.
Келли не сказала больше ничего, но ее взгляд был весьма красноречив. Она выпроводила меня из кухни, и через пятнадцать минут мы уже завтракали. И какой это был завтрак! Не знаю, где она нашла требовавшиеся для этого продукты, но мы пили апельсиновый сок, ели необычайно вкусный воздушный омлет с сыром и беконом... Да еще печенные в духовке колечки ананаса и тосты с золотистой корочкой, намазанные маслом. Одним словом, амброзия!
Не удивительно, что я никогда не завтракаю. У меня нет привычки завтракать. В середине гастрономического экстаза я сознался:
— Келли, я жил в дурацком раю из подгоревших тостов, каши и яичницы-глазуньи. Я понял это после сегодняшнего завтрака. Мне необходима женщина в доме.
— Конечно необходима, — согласилась она. А потом добавила: — Я хотела сказать... наверное, ты прав.
Неожиданно Келли сильно засмущалась. Наши глаза встретились, и она тотчас же отвела взгляд. Приятный был завтрак, но, когда возбуждение от тушения пожара на кухне несколько поубавилось, Келли стала чуть более сдержанной.
Зазвонил телефон. Это звонил Честер Драм из Вашингтона.
Через три минуты я бросил трубку на рычаг.
Келли наводила порядок в кухне.
— Что случилось, Шелл? — крикнула она.
— Много чего. Это звонил Честер Драм из Вашингтона.
— Какой еще Честер Драм?
— Хотелось бы мне знать! Двадцать четыре часа назад я считал его довольно неплохим частным детективом. А теперь просто не знаю, что и думать. Вчера вечером о нем упомянул Рейген, а только что Драм звонил, чтобы выяснить, известно ли мне, где находится доктор Фрост и кто поручил мне его поиски. И в довершение всего этот тупица имеет наглость угрожать мне вызовом в суд!
Я почувствовал, что начинаю закипать при одной только мысли об этом.
— Как может частный детектив вызвать тебя в суд?
— Утверждает, что ведет расследование по поручению Хартселла. Возможно. Заиметь своего человека в комиссии Хартселла — да об этом Рейгену можно было только мечтать.
«И теперь, — подумал я, — Рейгену будет известно все, включая и имя главного свидетеля Хартселла — доктора Фроста».
В моем воображении складывалась еще более ужасающая картина, когда снова зазвонил телефон. Мне звонил человек по имени Бисти, в прошлом жулик. Вчера утром среди прочих парней я звонил и ему.
— У тебя что-то есть для меня, Бисти? — спросил я.
— Ничего насчет Брауна и того доктора. — У Бисти был высокий хилый голосок. — Но ты спрашивал насчет драчки среди этих дальнобойщиков.
— Да. — Я решил брать быка за рога.
— Не знаю, имеет ли это отношение к делу, но до меня дошел слух, что парочка шишек из «Братства» стараются что-то разузнать о почтальоне, который отколол номер в субботу ночью.
Слово «почтальон» на языке Бисти означает «взломщик сейфов». Именно в субботнюю ночь Браун изъял материалы у Рейгена. И тут неожиданно до меня дошло. Это же ясно как дважды два! Как я мог это упустить из виду?
— Бисти, — спросил я, — они его нашли? Ты знаешь, кто этот взломщик?
— Нет, я только слышал разговоры.
— И где был этот сейф?
— Не знаю.
— Давай поговорим о деньгах, Бисти. Сколько тебе нужно, чтобы все выяснить об этом? У меня уже земля горит под ногами. Мне нужно знать, кто это сделал, и быстро. Назови сумму.
Помолчав несколько секунд, он сказал:
— Пару сотен?
— Договорились. И, Бисти, не занимайся этим в одиночку. Возьми в помощь кого-нибудь из своего окружения. И не важно, от кого будет исходить эта информация, ты все равно получишь свои две сотни. И еще одну тому, кто намекнет об этом. Но мне нужно это очень быстро, понимаешь?
— Ладно. Думаю, я знаю, как надо действовать, Скотт, чтобы вызнать все до конца. Но эти ребятишки, что разыскивают почтальона, мясники. Будет трудновато.
«Мясники» — это наемные убийцы.
— Бисти, мне нужно найти его раньше, чем найдут его они, — сказал я.
— Ага, ясно. Если вы этого не сделаете, от него не много будет пользы.
— Считай, что сотню за это ты уже получил. Теперь давай зарабатывай еще две.
— Уже бегу. Звонить сюда?
— Если узнаешь что-нибудь, звони сюда или передай оператору, что мне следует связаться с "Б". И я тебе позвоню. Но я и так свяжусь с тобой в течение дня.
— Заметано.
Мы положили трубки.
Келли устроилась рядом со мной на диване:
— Кто это был?
— Стук от стукача. Самая важная часть работы любого детектива, полицейского, сыщика.
— Хорошие новости?
— Думаю, даже очень. Но я получил только часть, мне нужно остальное. Думаю, знаю, где можно это достать. Над остальным работает Бисти.
— Ничего не понимаю. Объясни, что произошло.
— В субботу ночью один из взломщиков вскрыл сейф. Ребята Рейгена его разыскивают. Думаю, чтобы его прикончить.
До нее так и не дошло.
— Золотце, они ищут того парня, который помогал Брауну.
Келли заморгала, уставившись на меня, ее зеленые глазищи расширились.
— Откуда ты узнал, что ему кто-то помогал?
— До сих пор я об этом не знал. А следовало бы. Ясно, что любые изъятые Брауном документы служат серьезной уликой против Рейгена. И взял он их в субботнюю ночь. И не из картотеки, и не из ящика стола. И не оттуда, куда он запросто мог проникнуть. Брауну наверняка помогал некто, чья профессия — взламывать сейфы. — Я закурил сигарету. — Это почетная профессия... в преступном мире.
Келли наконец-то поняла, о чем идет речь. И сразу же отреагировала:
— Тогда этот человек может рассказать тебе...
— Да, он может восполнить некоторые пробелы. Возможно, он многое расскажет... о том, что же все-таки было в том сейфе.
— Но ты же сказал, что его могут убить.
— Конечно.
— Как это ужасно!
Я затянулся сигаретой.
— А может, и нет. Бисти уже разнюхивает. Возможно, он вовремя добудет для меня необходимую информацию. А возможно, и заработает пулю в затылок.
Ее лицо стало серьезным, взгляд суровым.
— Его и в самом деле могут убить, — сказала Келли. — А ты что же, просто отпустишь его?
— Да, я отпущу его. И велю убираться как можно быстрее. — Я посмотрел на нее и медленно сказал: — Это работа, Келли. Мой бизнес. И не стоит об этом забывать.
Она судорожно сглотнула:
— Почему-то, когда ты говорил об этом по телефону, все казалось чем-то далеким от реальной действительности. Но теперь... стало реальностью. И мне это совсем не нравится, Шелл. Не думаю, что мне нравится твоя работа.
Я затушил сигарету в пепельнице.
— Мне и самому она иногда не нравится. Но это не просто мой бизнес, Келли. Так уж устроен мир... и никакого иного мира не существует, только тот, в котором мы живем, то есть мир в красивой подарочной упаковке.
— Не кричи на меня!
— А кто кричит? — Я заметно понизил голос и сказал: — Я имел в виду, что преступность и преступники не существуют изолированно от нас. Преступником может оказаться парень за соседним столиком, человек на противоположной стороне улицы или в зале ресторана, пропойца или девушка, пьющая шампанское с симпатичным юношей, которого трудно принять за распространителя наркотиков. Но вполне может статься, что именно этим он и заработал деньги на шампанское. — Я помолчал, а потом уже спокойно продолжал: — Я помню, что Браун сказал мне однажды. Речь шла о профсоюзах, в первую очередь о грузоперевозчиках, но и о других тоже. Он сказал тогда, что профсоюзы существуют потому, что не только их боссы, но и рядовые члены стремятся лишь получать, а отнюдь не зарабатывать. Золотко, Браун очистил зерна от плевел и пришел к такому выводу. Вот почему и существует у нас преступный мир.
Наконец Келли медленно заулыбалась:
— Мне и не нужно любить твою работу, верно? Достаточно того, что я люблю тебя.
Я широко ей улыбнулся:
— Золотко, уж поверь мне, я-то воспользуюсь всем, что только смогу получить. — Я встал. — Ты готова?
— Готова. — Келли взяла свою сумочку. — Упаковывать мне нечего.
Прошлой ночью я сказал Келли, что перевезу ее в отель.
Пока я с ней, в моей квартире она в безопасности. Но я собирался весь день отсутствовать. А Минк с Кэнди запросто могут узнать, что я ушел, и нанести визит без всякого приглашения. Точно так же может поступить и служащий Драма, разносящий повестки в суд.
Прежде чем выйти, я позвонил в мотель «Сады Аллаха» и забронировал домик для мисс Кей Шелдон. Потом повесил трубку и сказал Келли:
— Пошли, мисс Кей Шелдон. Как тебе нравится это имя?
— Звучит подозрительно, — сказала она, улыбаясь.
И мы отчалили. Я приложил все усилия, чтобы удостовериться, что за нами нет слежки, а когда я прилагаю усилия, то за мной хвоста никогда не бывает. И некоторое время спустя я выехал в Ла-Сиенеги на бульвар Сансет, свернул направо, к мотелю «Сады Аллаха», и въехал в ворота, прочь от любопытных глаз.
И это была одна из причин, почему мне нравились «Сады Аллаха». Местечко приятное, с огромным бассейном и отдельными домиками с кухнями. При желании Келли может питаться, не выходя из дому.
После того как Келли проводили в роскошно обставленный домик, она уговорила меня пойти в бар, чтобы выпить.
— Я никогда не пила с тобой в баре, — сказала она. — И настроение у меня поганое.
Это было здорово! Здорово в течение пяти минут. И я получил бы удовольствие, если бы эти пять минут обернулись пятью часами. Возможно, Келли этого и добивалась. Она моментально отвлеклась от всего случившегося и, не важно по какой причине, была весела, смешлива, искрометна и восхитительна.
Келли покончила со своим напитком и посмотрела на испачканный губной помадой ободок бокала, потом достала из сумочки помаду и зеркальце и с мрачным видом принялась красить губы, время от времени бросая на меня косые взгляды своих зеленых глаз и явно замышляя нечто ужасное. Спрятав помаду и зеркальце в сумку, она взяла салфетку, на которой стоял ее стакан, фирменную салфетку «Садов Аллаха» с цветным изображением бородатого араба рядом с минаретом, и промокнула ею губы, как это обычно делают девушки. Я посмотрел на отпечаток ее красных губ и воскликнул:
— Боже мой! Твои губки на салфетке такие восхитительные, совсем как настоящие.
— Знаю я таких, — сказала Келли беззаботно. — Ты всегда говоришь одно и то же в подобных ситуациях.
— Нет, Келли. Я говорю это впервые.
Она сложила салфетку квадратиком и сунула мне в нагрудный карман пиджака, говоря:
— Тогда сохрани это на память. И никогда больше не смотри ни на какие другие губки. С подозрительной Кей Шелдон нельзя играть в кошки-мышки.
Я ухмыльнулся:
— Заметано.
Я вытащил салфетку, взглянул на нее и снова сунул в карман. Временами разум мне изменяет.
Рейген жил на Голливуд-Хиллз в громадном четырнадцатикомнатном доме, таком же роскошном, как «Сады Аллаха». Я знал, что у него имеются также личные самолет, двухмоторный «ДС-3» для «служебного пользования» и тридцативосьмифутовый катер «Крис Крафт». Рейген действительно совершал дальние поездки за казенный счет. Я много раз безрезультатно звонил ему домой, поэтому подъехал по белой подъездной дорожке в форме полумесяца к дому, остановился у белых ступенек, ведущих к большой белой двустворчатой двери, и, не выключая двигателя своего «кадиллака», принялся давить на кнопку звонка рукояткой своего «кольта-спешиал».
Но никто не отозвался на мой настойчивый звонок. Я вырубил двигатель, открыл багажник, достал набор отмычек и пошел к черному ходу. Через две минуты я открыл дверь. Спрятал свой кольт в кобуру и приступил к обыску. Сейф находился в большой комнате на втором этаже, в комнате с панелями из темного дерева на стенах, с массивной мебелью, толстым, кораллового цвета ковровым покрытием и встроенным баром.
Бар располагался в углу комнаты, а сейф, тоже встроенный в стену и скрытый за деревянной панелью, — рядом. Но сейчас тяжелая стальная дверца сейфа косо висела на петлях и была изрядно деформирована. Судя по цвету металла на дверце, взломщик использовал нитроглицерин. Вне всякого сомнения.