Рассел Шон. Собирающий облака

   — Вы чувствуете, что недостаточно сделали? Не хотите оставить это другим?
   Комавара пожал плечами.
   — Но, Императрица, во всей Ва нет более подходящего для этого человека, чем я. С меня уже не смыть чужую кровь, пусть другие не оставят на себе этого пятна.
   — Господин Комавара, я бы хотела попросить вас остаться в столице. Пожалуйста, вы сделали больше, чем любой правитель имеет право просить.
   «Суйюн, — подумала она, — возможно, подсказал бы, что сделать для этого мужчины». Но до Суйюна не добраться, и Комавара стоит перед ней на коленях с просьбой послать его назад на войну, чтобы найти собственную смерть, — в этом она уверена.
   — Императрица, — официально произнес Комавара, встретившись с ней глазами, — было бы лучше, если б вы дали мне клинок, как другим, и отправили на север.
   Нисима почувствовала, что ее лицо горит, но заставила себя выдержать его взгляд. Он не отвел глаз.
   «До тебя не достучаться, — подумала Нисима, — не осталось и следа того юноши, которым я могла повелевать».
   — Господин Комавара, — начала Нисима, — я не приказываю вам остаться в столице, я прошу.
   — Императрица, — ответил Комавара, откинувшись назад. — Вы не можете говорить подобные вещи. Вы не понимаете — это то, что я должен сделать.
   Нисима сдержанно покачала головой.
   — Я прошу вас. Я склоняю голову перед вами.
   — Моя госпожа, вы не можете!
   Нисима сошла с помоста, встала между ними, положила руки на пол и поклонилась.
   Комавара схватил ее за плечи.
   — Вы — Императрица. Это ниже вас.
   Нисима стояла перед ним на коленях, лицом к лицу, держа его за руки.
   — Если я позволю вам уйти, вы можете найти смерть, которую ищете, или закончите разрушение вашего духа. Я не смогу вынести этого, Самуяму-сум, не смогу.
   Словно приходя в себя от ужаса, какое-то время он не мог говорить.
   — Госпожа Нисима, я бесполезен вам здесь…
   Она почувствовала, что по ее щеке бежит слеза, и он остановился, увидев это.
   — Я останусь. Если таково ваше желание, я останусь. Нисима сжала его руки.
   — Я знаю. Вы видели ужасные вещи… Комавара покачал головой.
   — Нет, — словно простонал он, — я сделал ужасные вещи. Вам не следовало даже прикасаться ко мне.
   Услышав это, Нисима взяла его руку, в которой он держал меч, и поднесла к губам, потом к щеке.
   — У вас замечательная, благородная душа — мы найдем ее, — прошептала она. — Не знаю как, но мы найдем.
   — Я сам не знаю, Императрица, — прошептал он. Нисима нежно вернула его руку на прежнее место.
   — Не знаю, как мы начнем, — неожиданно сказала она. Вернувшись на помост, Нисима передвинула кисть, чернила со стола.
   Она вложила ему в руку кисть.
   — Она принадлежало моей матери.
   Нисима остановила, когда он попытался вернуть ей кисть.
   — Это не просьба.
   — Но это сокровище.
   — Нет, — слабо улыбнулась девушка. — Я дала Ходзё дворец, господину Батто — провинцию, без сомнения, вы можете принять потрепанную чернильницу.
   Эти слова не вызвали у него улыбку, но что-то промелькнуло в его глазах, принеся облегчение.
   Нисима вложила ему в руку подставку для кисти — лебедь, искусно высеченный из нефрита.
   — Подарок моего приемного отца.
   Бережно Комавара взял его, медленно поворачивая из стороны в сторону.
   — И кисть, — сказала Нисима, толкая ее ему в руки, — подарок от женщины, которая могла быть поэтом, в чьи обязанности не входило заниматься другими делами. Если вы напишете мне поэмы, я отвечу на них.
   — Императрица, у вас есть более важные дела, чем читать вирши поэта невеликого таланта.
   — Я помню ваши стихи в саду моего отца, Самуяму-сум. Не говорите мне об отсутствии мастерства. Разве вы не поможете мне сохранить крошечную часть моей прежней жизни?
   Глядя на письменные принадлежности, он кивнул:
   — Благодарю вас, Императрица.
   Комавара выглядел теперь менее безумным, Нисима подумала, что горечь уступила место ярости.
   «Печаль не так разрушительна для души, — говорила себе Нисима, — у всех нас есть причины для грусти».
   — Все, что может возродить вас, Самуяму-сум, я умножу в десятки раз.
   Он кивнул:
   — Благодарю, Императрица.
   Комавара чувствовал себя неловко. Нисима видела это, но теперь была уверена, что он отвечает на ее слова.
   «Он беспокоится обо мне, этот юноша», — поняла она.
   — У вас есть обязанности, — тихо сказал Комавара, низко поклонившись.
   Нисима решила не возражать и позволить ему уйти, унося чернильницу матери. Когда двери закрылись, она поднялась и подошла к окну. Нисима ждала, что войдет Каму, но этого не произошло, и она вспомнила, что это на сегодня была последняя встреча.
   Все оказалось не так, как Нисима ожидала. Она была так молода во времена прошлой войны, что не помнила ее, не видела потерь. «Я думала — раздам благодарности и награды. — Лица Тадамото и Комавары стояли перед глазами. — Они слишком молоды. Не такие закаленные ветераны, как Ходзё».
   Нисима хотела, чтобы вернулся Каму. Его советы мудры. Его нужно тоже поблагодарить за роль в этой безумной войне, подумала она. Нисима вспомнила о письме госпожа Окары и достала его из рукава. Вернувшись на подушки, разорвала печать и развернула бумагу.
 
   Моя Императрица.
   Услышав новости о вашем восшествии, мое сердце запело, ибо я знаю: Империи необходима мудрость вашего открытогосердца, если оно излечилось. Если я не слишком много позволяю себе, мне тяжело, ибо я, зная ваше желание жить в раздумьях и искусстве, понимаю, какую огромную жертву вы принесли, имея к тому же немалый талант. Как случилось, что судьба призвала великого художника управлять Империей?
   Верю, Императрица, что Ва потребуется ваша душа художника, чтобы излечиться от предательства Ямаку и от потерь и руин войны. Искусство, настоящее искусство — это сила, ведущая к состраданию и спокойствию. Позвольте нам обрести Империю, управляемую состраданием, а не жадностью и войнами. Пусть нашими жизнями правит искусство.
   Императрица, до меня дошли печальные вести о вашей огромной потере. Мотору-сум был настоящим старым другом, и его уход — потеря для всей Ва. Пусть Ботахара защитит его душу.
 
   За туманами серой зимы,
   Империя в цветах,
   Что весна
   Разбросала в память о душе.
   Пусть Ботахара сопутствует вам.
   «Окара»
 
   Нисима тщательно свернула письмо, потом помолилась, чтобы Ботахара защитил всех, кого она любит.

64

   Брат Сотура медленно двигался по лагерю варваров, опытным взглядом окидывал окрестности и не видел никаких признаков, что Суйюн допустил хотя бы малейшую ошибку.
   «Он — чудо, — думал Сотура. — Его никогда не учили справляться с такой вспышкой чумы, как эта, и тем не менее…»
   Кочевники, которых видел монах, выглядели хорошо.
   В палатках на западе разместили больных. Сотура направился туда, всю дорогу ему кланялись варвары-воины, гревшиеся под теплым солнцем. Среди нескольких недостроенных жилищ он нашел ботаистскую сестру, молящуюся с тремя кочевниками.
   Она обращает их, подумал брат, и это почему-то обеспокоило его.
   Поблизости мужчины готовили на огне, не обращая внимания ни на дым, ни на запах. По полю в поисках травы бродили лошади. Нигде не было оружия, охотничьи ножи — единственное, что видел монах. Тихо, подумал Сотура, здесь так странно тихо. И это правда, любой, кто что-то говорил, делал это тихо, никто не смеялся, не кричал. Военный лагерь, тихий, будто храм.
   Население лагеря заметно редело по мере того, как Сотура приближался к палаткам с больными. Возле них стояли кочевники-охранники, настороженно наблюдавшие за чужаком.
   Сотура мучился вопросом, почему они охраняют тент с чумными, потом понял. Из-за Суйюна — некоторые не испугались бы и чумы, чтобы встретиться с Учителем.
   Многие братья изъявили желание прийти к Суйюну и помочь варварам, поэтому кочевники, стоявшие на страже, не окликнули Сотуру, как любого другого чужака в лагере.
   Когда монах подошел к палатке, до него донеслись звуки кашля. К нему подошла сестра.
   — Брат Суйюн, где я могу найти его?
   Она внимательно, даже подозрительно посмотрела на него, потом показала на тент в поле. Он низко поклонился. К своему удивлению, Сотура почувствовал, что нервничает.
   Четверо варварских воинов с флагами охраняли палатку, они остановили Сотуру. Заговорив на их языке, он спросил брата Суйюна.
   — Мастер трудится, брат, — ответил воин. — Если вам нужны инструкции, поговорите с сестрой Моримой.
   «Морима! — чуть не произнес вслух Сотура. — Она стала тенью Суйюна».
   — Я пришел с посланием от Братства. Важно, чтобы я переговорил с самим Суйюном.
   Кочевники переглянулись.
   — Я спрошу, — сказал один и шмыгнул в палатку.
   В тусклом свете за дверью Сотура увидел, как мужчина жестом позвал сестру. Она взглянула на брата Сотуру, потом вышла.
   Спустя мгновение появился Суйюн, вытирая руки хлопковым полотенцем. Если он и удивился, встретив бывшего учителя, то не показал этого.
   — Брат Сотура, — сказал Суйюн, низко поклонившись. — Сюрприз и честь. Пожалуйста.
   Суйюн показал в сторону и отвел монаха от тента, чтобы их не слышала молодая монахиня.
   Все тихо, только бился на ветру чумной флаг на длинной пике. Когда Суйюн убедился, что их никто не слышит, то заговорил. Он не скрывал, что более важные дела требуют его внимания, но был неизменно вежлив.
   — Вы действительно принесли сообщение, брат Сотура, или нашли сострадание в своей душе?
   Сотура слегка нахмурился: нелегко принять, когда к тебе обращаются как к равному.
   — Я принес послание, Суйюн-сум, — послание о сострадании.
   — Он встретил взгляд юноши. — Верховный настоятель пришлет наших братьев, чтобы встретить варваров, направляющихся на гору Чистого Духа. Мы вылечим их, если они сложат оружие.
   Суйюн поклонился монаху:
   — Да прославит ваше имя Ботахара, Сотура-сум. Сотура остался бесстрастным.
   — Меня также просили передать вам это.
   Он протянул сжатый кулак. Мгновение Суйюн колебался, потом протянул открытую руку. Он ожидал, что Сотура выпустит бабочку, а вместо этого ощутил холодную тяжесть нефритового кулона на цепочке.
   — Никогда прежде никому не возвращали его, Суйюн-сум. Надеюсь, вы не откажетесь.
   Молодой монах посмотрел на кулон.
   — Почему, брат?
   — Многие чувствовали, что Верховный настоятель действовал несколько поспешно, — смутился Сотура. — Мы указали ему на ошибку… — Сотура обвел рукой лагерь. — Подумайте о наших братьях, которые последовали за вами. Если они увидят на вас кулон, брат Суйюн, это заставит их пересмотреть свое решение. Я беспокоюсь за их души, Суйюн-сум, — за их и вашу.
   Молодой монах расплылся в улыбке, вероятно, от радости.
   — Лучше перенесите ваше беспокойство на что-нибудь другое, брат. Те, кто пришел сюда спасти варваров от чумы, оживили слова Просветленного владыки. — Он держал цепь так, что кулон висел между ними. — Никакой камень не сможет изменить этого.
   — Брат Суйюн. — В голосе Сотуры сквозило отчаяние. — Они пришли, потому что поверили, что вы Учитель. Что вы скажете им?
   Суйюн взял руку монаха, вложил туда кулон и сжал пальцы Сотуры.
   — Я скажу им, что не верю, что я Учитель. Сотура покачал головой в смущении.
   — Если это правда, что вы собираетесь делать? Вы повернулись спиной к ботаистской вере.
   — Но Учитель среди нас, Сотура-сум. Я пойду к нему и услышу Слово.
   Сотура сжал плечо монаха, пристально глядя в глаза.
   — Вы знаете, где живет Учитель? Суйюн кивнул.
   — Где?
   Суйюн медленно покачал головой.
   — Когда Учитель пожелает, чтобы вы нашли его, он пришлет послание, брат Сотура.
   Сотура слегка встряхнул Суйюна.
   — Вы получили такое послание? — почти потребовал он.
   — Думаю, да, брат.
   Суйюн отступил назад так, что Сотура отпустил его.
   Старший монах опустил глаза.
   — Как это может быть правдой, брат? Почему он не сообщил Верховному настоятелю, брату Хутто?
   — Их судьба — это их дело, брат, — сказал Суйюн с огромной нежностью, беспокойство отразилось на его лице. — Спросите, почему он не сообщил вам, Сотура-сум. Это вопрос, который приведет вас к мудрости.
   Сказав так, Суйюн поклонился и вернулся в палатку, где занимался исцелением врагов Ва.
   На следующий день работу Суйюна прервала сестра Морима. Она появилась, когда Суйюн склонился над молодым кочевником, который лежал на траве.
   — Брат Суйюн?
   Как все, воспитанные ботаистами, она все еще звала его «брат», хотя кочевники называли мастером.
   Суйюн поднял глаза. Он не видел ее из-за яркого солнца, бившего в глаза, но обрадовался, что к Мориме вернулся здоровый вид. Ее шаг стал легким — кризис отступил под действием сострадания.
   — Сестра?
   — На краю лагеря. — Она махнула на юг. — Настоятельница пришла. Она спрашивает вас, брат, и придет сюда, если вы позволите.
   Суйюн сказал несколько слов кочевнику и быстро поднялся.
   — Я сам пойду к ней, сестра.
   Он торопливо направился через лагерь, кивая в ответ на многочисленные поклоны.
   Рядом с лагерем монах увидел маленький павильон, раскинутый у невидимой границы, образованной гвардейцами Сёнто. Он немедленно пошел туда, не готовый к какой-либо реакции. Среди людей, собравшихся вокруг лагеря, началось волнение. Суйюн слышал свое имя, там и тут люди возносили молитву благодарности. Солдаты едва сдерживали толпу.
   Пытаясь контролировать себя, монах двигался вперед. Увидев надежду и волнение на лицах людей, он подумал: Это станет моей жизнью. Я не могу повернуть.
   Приблизившись к сестрам, Суйюн заметил несколько знакомых фигур, которых видел во дворце. Один — с сильной челюстью и высокомерными манерами, другой, маленький, склонился перед Настоятельницей.
   Когда Суйюн был уже в трех шагах от них, сестры опустились на колени и низко поклонились. Настоятельница на этот раз осталась в паланкине, но тоже поклонилась, как все.
   Прежде чем Суйюн смог заговорить, раздался сухой хриплый голос главы Сестричества:
   — Нам стыдно признаться, но мы не знаем, как к вам обращаться.
   — Будет честью для меня, если вы станете называть меня Суйюн-сум, Настоятельница, — не колеблясь, ответил Суйюн.
   Старая женщина обдумала его слова, потом проговорила:
   — Мастер Суйюн, мы ищем Учителя.
   Суйюн посмотрел в се глаза и увидел там надежду. Это опечалило его.
   — Он предстанет лишь перед несколькими, Настоятельница, — произнес Суйюн, в голосе его сквозило беспокойство.
   Сестры обменялись непонимающими взглядами.
   — Мастер Суйюн, — начала старая женщина, надежда в ее глазах сменялась растущей неуверенностью, — вы один из тех, кто говорил с ним?
   Суйюн медленно покачал головой, извиняясь, что должен сделать это.
   Сестра глубоко вздохнула, лицо расслабилось, как у ребенка, который собирается заплакать.
   — Как случилось, что вы обладаете способностями, невиданными ни у кого за всю историю Ва?
   Суйюн посмотрел на траву. Когда он поднял голову, глаза его были влажными, в голосе звучал благоговейный страх.
   — Я — Несущий, Настоятельница. Я буду служить Ему. Потом воцарилось долгое молчание. Монахини не отводили глаз от Суйюна, словно он — ожившая легенда.
   — Некоторые, кто найдет Учителя… кто они? — спросила Настоятельница.
   Ее вопрос был робким, словно она боялась ответа.
   — Я не знаю точно, Настоятельница. Она кивнула:
   — Мастер Суйюн, вы не возьмете одного из нас? Суйюн опустил глаза, потом сказал:
   — Если можно, я попросил бы сестру Мориму присоединиться ко мне.
   На некоторых лицах промелькнула вспышка злости, обиды, но Настоятельница неожиданно улыбнулась, словно солнце вышло из-за облаков.
   — По крайней мере, я не во всем ошибалась. Ботахара благословил вас, брат. Я буду молиться о вас.
   — Настоятельница? — спросил Суйюн очень серьезно. — Симеко-сум — та, кого называли сестрой Тессеко. Ее душа нуждается в ваших молитвах.
   Старая женщина минуту помедлила, ее лицо помрачнело. Потом она кивнула, и улыбка вернулась.
   Императрица сидела на балконе, глядя на остатки варварской армии. Она закончила читать письмо, написанное Танаки, — доклад о положении дел в императорской сокровищнице.
   Ситуация оказалась не настолько отчаянной, как она боялась. Ходзё так хорошо охранял дворец, когда Ямаку пал, что лишь немногие смогли бежать с украденным богатством. Много лет Танаки тщательно изучал продажность в имперском правительстве, хотя это никогда не было его целью. Путь правления Ямаку заставлял его делать это. Танаки платил за информацию, покупал влияние, когда необходимо, подкупал министров и бюрократов. В результате у него оказался длинный список тех, кому можно доверять, а кого нужно убрать со службы. «Ирония, которую ценил отец», — подумала Нисима.
   Императрица улыбнулась. Она поговорила с Сёканом о Танаки и обнаружила, что беднягу гнетет чувство вины. Он отдал полковнику Тадамото подробный список, хотя и не полный, о владениях Сёнто и теперь чувствовал, что предал оказанное ему доверие. Сёкан заметил, что это благоразумный поступок, так как он сохранил ему жизнь. Но Танаки сомневался в этом и твердил свое.
   Обязанности, думала Нисима. Он считал, что не выполнил обязанности, хотя совершенно ясно, что его поступок не принес никакого вреда, а наоборот — сохранил его очень ценную жизнь.
   Внимание Императрицы привлек стук.
   Госпожа Кенто.
   — Кенто-сум, — улыбнулась Нисима, ибо удовольствие легко доставалось ей в этот день.
   — Моя госпожа. Капитан Рохку удовлетворен безопасностью ваших апартаментов, личным залом для аудиенций и палатами гостей. Он заявил, что Императрица может передвигаться в этих покоях совершенно безопасно.
   — Хорошие новости, Кенто-сум. Я сойду с ума, если за мной повсюду будут ходить охранники. Пожалуйста, сообщите это гвардейцам.
   — Императрица, прибыла госпожа Кицура. Госпожа Кенто поклонилась и удалилась.
   Нисима быстро свернула свиток и отставила рабочий столик в сторону. Потом снова обвела взглядом поле. Утром принесли послание от Суйюна. Он может прийти во дворец вечером, и Нисима ждала этого с волнением и страхом. «Как долго он останется?» — снова и снова спрашивала она себя. Вопрос превратился в молитву.
   Появилась госпожа Кицура, кланяясь в проходе.
   — Кицу-сум, ты долгожданна, как наступление весны, и так же красива.
   — Императрица, приятно видеть вас в хорошем расположении. Прошел одиннадцатый день траура, и только белый пояс Кицуры в память о погибших и о господине Сёнто напоминал об этом. — Мне сказали, ты виделась со своей семьей. Надеюсь, они в порядке. ;
   —  Вы так добры, что интересуетесь, кузина. С ними действительно все в порядке. Моя семья передает вам глубочайшие соболезнования.
   Нисима наклонилась и сжала руку сестры.
   — Кицу-сум, твой отец — как он на самом деле?
   Кицура слабо улыбнулась, благодаря Нисиму за беспокойство, и стала вращать кольцо на пальце.
   — Ему хуже, чем когда я оставила его в Сэй, но он чудо, Ниси-сум. Говоря о вашем восшествии на трон, он сказал мне, что Ва потеряла великого поэта, но приобрела не менее великую Императрицу. Думаю, он хотел бы, чтобы вы услышали это.
   — Господин Омавара слишком добр.
   Нисима почувствовала, как ее сердце рвется к кузине, ибо она дважды потеряла отца и знала, что это значит. Она не стала дальше продолжать этот разговор.
   — Чай, Кицу-сум? — спросила Нисима, переключая разговор с темы, причинявшей кузине боль. — Или выпьем немного отличного вина. Мне сказали, что здесь есть редкие сорта. Сёкан-сум говорил, что винный погреб более ценен, чем сокровищница.
   — Лучше чай, кузина, благодарю вас, хотя я с удовольствием попробовала бы ваши редкие вина в другой раз.
   Нисима хлопком позвала служанку и попросила чая.
   — Я смогла поговорить с госпожой Кенто, когда прибыла, — начала Кицура. — Она озабочена поисками для вас подходящего мужа, Нисима-сум.
   — Для меня! — откинулась назад Нисима. — Но она искала для тебя…
   — Как я и подозревала, — засмеялась Кицура. — Я дразню вас, кузина. Она ничего не сказала о муже для вас. — Кицура пыталась не выдать своего удовольствия. — Кого выбрала моя Императрица для своей верной и покорной слуги?
   — Ваша Императрица еще не решила, — ответила Нисима, покачав головой от того, как ловко ее провели. — Я буду опираться на то, как верно и покорно ведет себя госпожа Кицура.
   Кицура рассмеялась:
   — Боюсь за счастье моего брака, кузина. Обе засмеялись.
   — Замечу, что мы не пошли дальше очевидных претендентов: Сёкана-сума и господина Комавары.
   Говоря это, Нисима смотрела кузине в глаза, пытаясь угадать ее реакцию, но Кицура ничем не выдала своих чувств.
   Принесли чай, Нисима отпустила служанку, чтобы самой завершить приготовления.
   — Герой Ва, Императрица? Выдумаете, я так верна и покорна. — На минуту она замолчала. — Хотя мне придется жить в Сэй, так далеко от моей любимой Императрицы.
   — И удовольствий дворца, — добавила Нисима, наливая чай.
   Лицо Кицуры неожиданно стало серьезным.
   — Встретив господина Комавару в дворцовом саду прошлой осенью, я бы никогда не поверила, что его имя будет когда-нибудь у всех на устах. Люди опускаются перед ним на колени и кланяются на улицах! Я видела. Господин Тосаки, который почти победил господина Комавару на дуэли в Сэй, теперь ходит за ним словно тень. И все молодые девушки Империи сходят с ума от желания встретиться с Комаварой. Ваши первые балы посетят больше больных от любви женщин, чем вы можете себе представить. — Она развела руками и пожала плечами. — Наш робкий господин Комавара. Кто бы мог подумать! — Кицура отпила чай. — Конечно, я скажу всем женщинам, кто спросит, что я… что мы видели это в нем с самого начала. Пусть я бесстыдная лгунья, Императрица.
   Нисима посмотрела на пиалы.
   — Значит ли это, что ты принимаешь господина Комавару, госпожа Кицура?
   Кицура рассмеялась, но Нисима подумала, что осталось какое-то напряжение.
   — Думаю, наш молодой герой должен сделать свой выбор, Императрица.
   Нисима взглянула на варварский лагерь.
   — Господин Комавара получил серьезную рану, его душа в смятении, госпожа Кицура. Я совершенно не уверена, что еще можно сделать для него.
   — Могу предложить многое, — улыбнулась Кицура, — если не буду выглядеть слишком дерзкой.
   — Я думаю о чем-то более духовном, госпожа Кицура.
   — Он воин, Нисима-сум. Духовное лекарство может оказаться не тем, что требуется.
   Нисима отвела глаза и посмотрела на горы. Это облако пыли? Утром она получила новости: братья встретили варварскую армию и с помощью господина Танаки убедили их сложить оружие. Сёкан был прав, Братство пытается исправить свои ошибки.
   С отрядом варваров, отступающих на север по каналу, дело обстояло не так хорошо. Они умирали, оставляя за собой след из погребальных костров. Их останется слишком мало, когда они пересекут границу и попадут в собственные земли. Это ужасно. Калам вернулся вчера в столицу, отправленный господином Батто. Он был убежден, что варвары не сдадутся. «Представьте, какая гордость», — подумала Нисима.
   Кицура снова заговорила, но Нисима не слышала ее.
   — … каждый скажет, что это так, Ниси-сум. Это правда?
   — Прости, Кицу-сум, я задумалась. Пожалуйста, прости меня.
   Кицура взглянула на Нисиму с беспокойством.
   — Брат Суйюн? Правда, что все говорят, будто он Учитель?
   Нисима налила еще чаю и подкинула углей в горелку. Этот вопрос мучил ее несколько дней. Поздно ночью он становился еще более волнующим и не давал спать.
   — Не знаю, Кицура-сум. Брат Суйюн отрицает это, но Тессеко, да освободит Ботахара ее душу, верила, что он может быть Учителем, хотя и не знала наверняка.
   — Что думаешь ты сама, Ниси-сум? Что твое сердце говорит тебе?
   — Мое сердце? — переспросила Нисима с легким раздражением. — Я Императрица, кузина, я не управляю моим сердцем.
   Кицура на мгновение притихла, глядя на кузину. Внезапно настроение Нисимы изменилось.
   — Прости меня, Кицу-сум, — сказала она, повернувшись назад, и оказалась лицом к лицу с Кицурой. — Пожалуйста, прими мои извинения. Недостойно язвить по поводу той роли, которую мне выпало играть.
   Кицура взяла Нисиму за руку. Ее кожа была такой нежной и гладкой.
   — Куда теперь отправится Суйюн? С господином Сёнто? Нисима покачала головой:
   — Сёкан-сум отпустил его. Кицура сжала руку Нисимы.
   — Тогда он непременно останется с тобой. Нисима зажмурилась.
   — Кузина?
   Нисима хотела дать нейтральный ответ, но не смогла и почувствовала, что Кицура придвинулась ближе. Рука опустилась на плечо, нежно сжав его. Потом Кицура обняла ее. Так они сидели какое-то время.
   — Если ты выйдешь замуж, Кицу-сум, ты должна обещать мне остаться в столице. Я не вынесу, не смогу потерять еще кого-нибудь.
   — Даю слово, — прошептала Кицура. — Суйюн-сум среди варваров?
   — Он возвращается вечером.
   — Что я могу сделать, кузина?
   — Ничего. Ты уже многое сделала. Часто, когда мы путешествовали по каналу и в Сэй, ты была мне поддержкой. Я не забыла.
   — Знаешь, — спросила Кицура, и Нисима услышала улыбку в ее голосе, — Окара-сум сказала мне, что придет день, и мы научимся не соперничать друг с другом.
   — Мы, кузина? Кицура кивнула.
   — Но, конечно, теперь ты Императрица и в любом случае победишь. Нам не в чем соревноваться.