Раткевич Элеонора. Деревянный Меч

   – Какое там! – возразил хозяин. – Говорю тебе, парень, если так оно и дальше пойдет, его с полей попросту смоет. Вместе с землей. Как бы еще деревню не смыло. На самом ведь берегу реки стоим, а там все так оплюхло…
   Кенет быстро прищемил хвост своему воображению, не дав вволю поиздеваться над собой, но его мысленному взору все же представилась жуткая картина: остатки домов, уплывающие вниз по разъяренной реке.
   – И… ничего нельзя сделать? – неуверенно спросил Кенет. – Мага какого-нибудь вызвать…
   – Пробовали, – с отчаянием ответил хозяин. – Совсем дорогу размыло. Трех крепких парней послали за магом. А потом еще десятерых: тех троих вытаскивать.
   Хозяин ожесточенно сжал зубы.
   – Совсем никак не пробраться?
   – Никак, парень. Да что ты все заладил об одном?! Хорошо еще, мы плотину поставили. Пока она цела, нас река не зальет. Но вот когда плотина прорвется…
   – Но ведь я до вас как-то добрался! – упорствовал Кенет.
   – Так то – сюда, – возразил хозяин, – а то – отсюда. И перестань языком молоть, сделай милость. Не то, хоть ты и гость, а по шее тебе накостыляю.
   Кенет умолк и уставился в тарелку таким взглядом, словно отродясь каши не видывал. Ему было о чем подумать.
   Ты, кажется, хотел стать магом, дружок? Повелевать дождями? Ну и славно. Повелевай. Во всей округе, кроме тебя, ни одного мага нет, так что можешь заняться дождем вплотную. Ах, ты еще не совсем маг? Только ученик? Несущественно. Учеников поблизости тоже нет. Никого, кроме тебя. И никто, кроме тебя, этого не сделает.
   Кенету нужды не было себя уговаривать. Он еще не знал, как именно он сделает это, но в том, что сделает, не сомневался. Должен же он отплатить хозяину добром за горячую еду и сухую одежду. Он должен спасти хлеб от воды, вставшей на дыбы. Может быть, тогда он перестанет вспоминать хлеб, который поджег собственными руками.
   – Вот что, хозяин, – наконец нарушил молчание Кенет. – Мне нужно постирать свою одежду. И просушить хорошенько.
   Выстирать одежду оказалось не так легко, а полностью ее высушить – просто невозможно. Вконец потеряв терпение, Кенет надел еще влажную рубашку и полусырой кафтан, аккуратно затянул узкий черный пояс и тщательно скрепил волосы на затылке. Конечно, через несколько минут все это великолепие сменится мокрым безобразием, но это не важно. Выходить на битву следует, придав себе достойный вид. Это правило равным образом обязывает и магов, и воинов. Значит, Кенет обязан следовать ему вдвойне.
   – Куда собрался, воитель? – иронически осведомился хозяин, глядя, как Кенет вдевает деревянный меч в ножны. – Своим веслом от дождя отбиваться? Оно у тебя еще не заплесневело?
   – Нет, – отозвался Кенет, и сам удивленный тем обстоятельством, что меч остался сухим. – А собираюсь я соединить тучи вместе и куда-нибудь их увести.
   С этими словами он шагнул к порогу.
   – Погоди! – всполошился хозяин. – Ты это… серьезно?!
   – Вполне, – спокойно ответил Кенет.
   – Да погоди ты, кому говорят! Там же дракон! Кенет остановился в дверях.
   – Какой дракон? Про дракона ты раньше не говорил.
   – Так теперь говорю! Мало нам одной напасти, так еще и дракон. Кружит и кружит над деревней, чтоб ему пусто было. Добычу небось высматривает, скотина! Большой, страшный, так весь и сверкает. А огнем дышит, а молниями швыряется – не подойдешь! Он тебя на твоей деревяшке мигом поджарит.
   – Посмотрим, – сухо пообещал Кенет. – Не он один умеет молниями швыряться.
   Лишь закрыв за собой дверь и отойдя от дома на добрый десяток шагов, Кенет сообразил, что позабыл посох. Вечно таскал его с собой повсюду без надобности, а когда в кои веки посох может пригодиться, он его взял да и позабыл. Не на меч же ему опираться, в самом деле! Но возвращаться за посохом Кенет не стал. В доме слишком тепло, слишком сухо. Слишком трудно будет снова выйти из домашнего тепла под струящиеся потоком мокрые небеса.
   До чего хорошо было сидеть рядом с большим теплым медведем и мысленно играть в великого волшебника! Игры окончились. Дождь идет на самом деле. И спрятавшийся за облаками дракон – тоже на самом деле.
   С чего все-таки лучше начать? С дождя? Пожалуй, сражаться с драконом, когда взбесившееся небо обрушивает на тебя потоки воды, будет затруднительно. Хотя если дракон налетит, пока волшебство выжимает досуха облачную тряпку, тоже хорошего мало.
   Ладно, там разберемся. Главное – начать. А для начала неплохо найти какой-нибудь холмик и взобраться на него. По крайней мере не придется творить волшебство по колено в луже.
   Взобрался Кенет на холмик с пятой попытки, вытер кое-как лицо, проморгался и понял, что с большим удовольствием залез бы еще куда-нибудь, лишь бы оттянуть неизбежный момент первой проверки своих сил. Ему было очень одиноко на вершине холма. А вдруг у него сейчас ничего не получится? Значит ли это, что не будет получаться и впредь?
   Кенет с решимостью смертника закрыл глаза и единым духом выпалил хорошо затверженную за зиму формулу замыкания, долженствующую собрать как само волшебство, так и его последствия вокруг него, чтоб не повредить кому-либо рикошетом. Потом он принялся искать посох, снова вспомнил, что забыл его, вытащил взамен меч из ножен, дернул острием в сторону самой тяжелой тучи и начал произносить слова, действенность которых ему еще ни разу не довелось проверить.
   Небо осветилось длинной молнией и вновь потемнело. Недовольно заворчал гром. Дождь на долю мгновения завис в воздухе, словно не зная, падать ему на землю или вернуться в облако, потом хлынул с удвоенной силой. Тяжелый воздух подпрыгнул и мягко ударил Кенета по плечам.
   А ведь что-то получается! Может, и не совсем то, что нужно, но получается!
   Ободренный неожиданным успехом, Кенет повел мечом из стороны в сторону, повторяя заклинание. Глаза его чуть сощурились от напряжения, на шее начали выступать жилы: согнать облака воедино оказалось не легче, чем голыми руками затолкать в стойло взбесившийся табун. Хорошо еще, что облака не лягаются. Ему удалось свести вместе несколько облаков, но он не смог заставить их убраться.
   Соединенная туча потемнела, не в силах удержать тяжесть воды, и рухнула в лес, шумно обламывая ветки.
   “Пруд получится, – отрешенно подумал Кенет. – Может, даже озеро”.
   В образовавшийся проем хлынула ослепительная золотая синева. Кенет чуть не зажмурился. Прямо над ним сияло солнце, а вокруг стояли непроглядные стены дождя.
   И вдруг синее небо закрылось так мгновенно, что в наступившем влажном полумраке Кенету показалось, что он ослеп. В проем рванулась огромная черная туча. Ее мускулистые бока отливали золотым сиянием молний. Туча разинула пасть, и раздвоенный язык розовато-белой молнии лизнул землю. В лицо Кенету ударил порыв ветра. Громовой раскат сотряс облака, и в рокоте грома Кенет отчетливо услышал слова: “Убирайся, человек!” Две огромные круглые лилово-золотые молнии немигающими шарами уставились на крохотную фигурку на вершине холма, и Кенет понял, что смотрит в глаза дракона.
   Дракон – повелитель дождя и огня? Не только. Он сам – вода и огонь.
   Золотые молнии глаз надвинулись ближе.
   – Не мешай! – воскликнул Кенет. – Вот с дождем разберусь, тогда и подеремся.
   – С-с дож-ж-дем? – прошипела молния. Гром передернул небо сухим хохотом. – Это мой дождь!!!
   – Так это твоя работа! – крикнул Кенет. – Спасибо, что предупредил. Теперь управлюсь с обоими разом.
   Дракон свился в клубок, развернулся и хлестнул хвостом неповоротливую тучу. Его могучая грудная клетка вздымалась и опадала, облачная кожа лоснилась молниями. Дракон взмахнул струящимися жемчужным блеском крыльями и расхохотался на все небо. Странная штука – драконий хохот. Будто с высокой горы катятся одно за другим огромные сияющие золотые колеса.
   – Управишься, вот как? – хохотал дракон. – Посмотрим!
   – Посмотрим! – согласился Кенет и прыгнул.
   Если бы не потоки жидкой грязи, не избежать бы ему удара молнии. А по грязи он съехал с холма как раз вовремя. Молния ударила в вершину холма – туда, где только что стоял Кенет.
   – Побегай, человек! – громыхнул дракон.
   Побегать действительно пришлось. Или поплавать? Кенет прыгал, плюхался в грязь, вскакивал, рывком перебрасывал свое тело в ближайшую лужу. Дракон плевался сгустками молний, налетал отовсюду, издевательски затягивая игру.
   “Лучше бы я вышел из дома голым”, – промелькнуло у Кенета в голове. Насквозь пропитанная водой и глиной одежда облепила его, убийственной тяжестью сковывая движения. Он уже понял свою ошибку и охотно скинул бы и кафтан, и рубашку, но узкий черный пояс был затянут слишком тугим узлом. Такой узел и посуху на бегу не развяжешь, а мокрый узел – тем более.
   – Тебе весело, человек? – грохотнул дракон. – Ты вдосталь наплясался? Ты доволен? Так отдохни же!
   Тяжелый удар водяного крыла сбил Кенета с ног. Сквозь толщу дождя до Кенета донесся издали многоголосый вопль отчаяния. Померещилось, наверное. Некому тут кричать.
   Или все-таки есть? Кенет вновь услышал тот же крик, когда черно-золотая туча сомкнулась вокруг него и тугие мускулы воды сдавили его со всех сторон.
   Кенет и знать не знал, что хозяин дома, где он заночевал, увидев в окошко парящего в небесах дракона, в одних подштанниках выскочил под дождь и побежал за помощью по всей деревне. Что жители двух соседних деревень, завидев странный проем синевы посреди дождя, а затем и разъяренного дракона, и безо всякого зова бросились на помощь. Не знал он и о том, что дракон их взору представляется совсем иначе, нежели ему. Сельчане видели не огромную черную тучу, обступившую Кенета, а злобное чудовище, проглотившее отважного юного мага.
   Никто Кенета, конечно, не глотал, но к гибели он был близок, как никогда прежде. Облачная плоть дракона давила его, он задыхался, захлебывался. Глаза его от удушья лезли из орбит, из горла не мог вырваться даже предсмертный хрип – не то что заклинания. Последним проблеском жизни и сознания Кенета была ярость. И эта ярость вырвалась наружу могучей раздирающей молнией.
   Раздался новый крик – на сей раз крик торжества: стальная синева огня вспорола брюхо злобного чудовища. Оглушительно взревев, дракон отпрянул. Тяжело переводя дыхание, незнакомый молодой маг сидел в луже, с трудом вертел головой и ощупывал шею и ребра.
   Но и с драконом далеко еще не было покончено. Его развороченное брюхо, к ужасу и изумлению зрителей, затягивалось с непостижимой быстротой.
   Кенета, разумеется, вид собирающегося воедино облака отнюдь не потряс. Такой исход для него разумелся сам собой. Резать облако, даже и молниями, – все равно что пытаться настругать воду ломтиками. Неудивительно, что о непобедимости драконов легенды ходят. Еще бы им не быть живучими.
   Однако и дракону изрядно досталось. Лилово-золотые сполохи глаз потускнели; дышал дракон прерывисто, с громовым хрипом. Кенет невольно почувствовал жалость к распростертой на земле поверженной туче.
   – Слушай, может, хватит на сегодня? – после недолгих колебаний предложил Кенет. – Ты устал, и я устал. Давай по совести. Разойдемся, пообедаем, отоспимся, а завтра опять сойдемся. Пошли домой!
   Ураганный стон пригнул к земле молодые деревья. Кенет не устоял на ногах. Он рухнул на колени рядом с драконом.
   – Домой! – простонал дракон, и струи воды в бессильной муке ударили землю. – Я не могу вернуться домой!
   – Как – не можешь? – растерялся Кенет.
   – Я бы все на свете отдал, чтобы вернуться домой! Не смейся надо мной, человек.
   – А что, похоже, что я смеюсь? – вспылил Кенет. – Откуда я знаю, что ты не можешь вернуться?
   Его раздражение ударило маленькой сизой молнией у самой морды дракона. Пасть приоткрылась, и громадный язык слизнул молнию.
   – С-с-с-пас-с-сибо, – прошелестел дождь, и дракон облизнулся. – Вкус-с-сно.
   – Почему ты не можешь вернуться домой? – настаивал Кенет.
   – Плотина! – Гневным ударом хвоста дракон снес маленький холмик. – Проклятая плотина! Неужели ты не понимаешь, Повелитель Молний?
   – Признаться, не очень, – вздохнул Кенет. – Значит, ты живешь в реке?
   – А где же мне еще жить? – удивился, в свою очередь, дракон. – Ведь я и есть река.
   – Да, верно, – пробормотал Кенет. – Дух воды. В самом деле, где тебе еще жить?
   Золотые молнии глаз устало смежились.
   – Я пытался с-смыть плотину, – обреченно шептал дождь. – Так долго пыталс-ся. А теперь мои с-силы на ис-сходе.
   – Послушай, – внезапно спросил Кенет, – а в другой реке ты жить не можешь?
   – В другой реке? – рокотнул гром. – Все реки – одна река.
   – Так, значит, можешь? А почему ты не пробовал уйти?
   – Я не могу, – вновь застонал дракон. – Я по эту сторону плотины. Она не дает мне уйти… и не дает остаться.
   У Кенета от жалости защемило сердце. Уж кто-кто, а он знает, что такое быть бездомным. Но как спасти гибнущее облако? Уговорить людей разрушить плотину? Вряд ли они поверят ему. Вряд ли послушаются. Да и вообще это не выход. Что же делать?
   Интересно, сколько весит туча? Не тогда, когда она пытается тебя удавить, а сама по себе?
   – А если я попробую тебя перенести? – размышлял вслух Кенет. – Тебе это поможет?
   – Перенести на другую сторону плотины? – переспросил дракон.
   – Да, чтобы ты оказался со свободной стороны течения. Лилово-золотые молнии вновь округлились и вспыхнули нестерпимо ослепительной радостью.
   – Перенеси меня, человек! – Громовая мольба заставила Кенета содрогнуться. – Освободи меня!
   Кенет встал с колен и окинул взглядом огромное облачное тело.
   – Это я, конечно, хорошо придумал, – проворчал он. – Знать бы еще, как мне тебя поднять?
   Дракон напряг мускулы. Черная облачная плоть вновь заискрилась золотом молний.
   – Протяни мне свой меч, Повелитель Молний! – хмыкнул повеселевший гром.
   Кенет вытянул руку с деревянным мечом. Лежащее на земле облако зазмеилось по мечу, нежно обвило руку и пристроило свой хвост на его плечах.
   – Я готов, – прошептал Кенету на ухо туман.
   Оказывается, носить драконов совсем не трудно. Они не тяжелые. Если бы только ноги не вязли по колено в трехнедельной грязи!
   Сбежавшиеся на помощь люди затаили дыхание. До сих пор они медлили, не зная, как подступиться к дракону, чтобы не зашибить ненароком молодого мага. Но маг и без их помощи отлично справился. Он нанизал беспощадное чудовище на свой меч и понес его куда-то, даже не напрягаясь. Словно зачарованные люди следовали за своим спасителем. Он дошел до реки, миновал плотину и остановился.
   – Здесь? – спросил Кенет дракона.
   – Да, – стеклянным голоском ответил дождь, ударяясь о поверхность реки. – Спасибо тебе, Повелитель Молний. Опусти меч в воду.
   Кенет повиновался. Едва его меч коснулся воды, облако соскользнуло с его плеч, с руки, с деревянного лезвия и устремилось в реку. Громадная волна вознесла дракона вверх – ликующего, полного сил, ослепительного, невыразимо прекрасного. Жемчужно-прозрачные крылья плеснули на Кенета водой, и дракон расхохотался. И вновь Кенету показалось, что с вершины самой высокой горы катятся, разбрызгивая солнечный свет, золотые колеса.
   – Прощай, Повелитель Молний! – Гром смел с небес все облака разом, дракон и река заблестели во внезапном потоке солнечного света, и Кенет прикрыл глаза ладонью. Когда он отнял руку от лица, дракона уже не было. Так он и не увидел, как исчез дракон.
   Зато стоящие на берегу люди прекрасно видели, как молодой волшебник утопил побежденного дракона в реке. Злобное чудище подняло страшную волну, но в конце концов в ужасных судорогах утонуло.
   – Прощай, – прошептал Кенет и устало повернулся. Взгляды невесть откуда набежавших зрителей выражали неприкрытое восхищение. Потом от толпы отделился человек в летах, но еще крепкий. Он подошел к Кенету и неспешно поклонился: не как старший – младшему, но и не как униженный простолюдин – господину воину, а как равный – равному. На такой поклон Кенет мог ответить с удовольствием. Все же удовольствие было мимолетным, а досада – глубокой: как ни мечтал он вовремя улизнуть, а никуда спасителю от спасенных не деться.
   – Мы благодарны тебе от всей души, – степенно заговорил человек, – и хотя нам нечем заплатить волшебнику…
   – Разве я просил платы? – огрызнулся Кенет.
   – …но все же мы кое-что можем предложить, – спокойно продолжил говоривший, не обращая внимания на раздражение усталого волшебника. – Наши посевы погибли, и как только земля подсохнет, придется сеять заново. Может быть, молодому волшебнику будет приятно начать новый сев первым?
   Ничего подобного Кенет не ожидал. Большей чести, большего уважения он не мог себе и представить. Против такого предложения Кенет был не в силах устоять.
   – Очень, – сказал он и счастливо улыбнулся.
   Еще ведь и зерно для второго сева где-то надо найти. Конечно, три деревни в долине у реки были не из бедных, и общинный запас зерна на случай голода имелся. Так то – на случай голода. Нельзя же весь запас взять да и посеять. А той его части, что можно взять, никак уж не довольно. До чего дело дошло – солому с крыш снимали и заново обмолачивали. О таком Кенет только от отца слыхал. На его веку подобного не случалось.
   Трудно заново раздобыть зерно по весне, но не невозможно. Мало ли богатеев, у которых зерно в закромах круглый год не переводится – как раз для такого случая. Чтобы продать его по бешеной цене, в три, в четыредорога, а то и сам-десять. Да ведь не бедны, не бедны перечные жители! Хватило бы у них и сам-десять заплатить. Правда, три недели драконьего дождя – просто разорение, но все равно хватило бы. Поначалу Кенет дивился – отчего бы перечникам не тряхнуть мошной да не купить хоть малую толику зерна у какого-нибудь богатого скупердяя из дальних сел? Однако сразу после сева, когда благодарные селяне закатили своему спасителю такой пир, какой только возможно устроить по весне, Кенет выяснил, куда он, собственно, попал. И понял: никогда и ни к кому перечники на поклон не пойдут.
   …Когда-то, как и все деревни, поречная долина кому-то там принадлежала и дань своему господину платила – а как же иначе? Оказывается, можно и иначе. Что и выяснилось после того, как последний владетельный господин упал по пьяному делу с коня, да головой о камень – только хрюкнуло, и нет господина. А женат он не был, братьев-сестер не имел, детей – хоть бы и внебрачных – у этого пьянчужки не водилось. Словом, ни единого наследника не оставил.
   Поречье всегда было таким лакомым кусочком, что все владетельные соседи его господину завидовали смертно. Но оттяпать хоть малую частичку Поречья у законного владельца им никак не удавалось, и они отступились и смирились. А тут, извольте видеть, законного владельца нет!
   Будь у покойного хозяина один сосед, ну – двое, и Поречье обречено. По счастью, их было пятеро, и уступать не собирался ни один. Поначалу владетельные господа грызлись между собой, а поречники наблюдали. До них очень быстро дошло, что, кто бы ни одержал верх, остальные не уймутся. За свое добро, бывает, и устают люди драться, а за чужое – никогда. Так что если кто и захватит желанную добычу, долго не удержит. Поречье будут захватывать раз в неделю, самое малое, и продолжат даже тогда, когда и захватывать будет нечего. Так что когда господская свара перешла на земли перечной долины, три деревни встретили нападение сообща, всем миром – в отличие от владетельных господ, не способных объединиться ни для какого дела. Тут и косы в ход пошли, и цепы молотильные, и серпы… да мало ли что еще. А староста одной из трех деревень – светлого ума человек – отправил гонца в столицу. И не с докладом и тем более не с жалобой – за подмогой направил. Против насильников, бесчинно разоряющих королевские земли, – уж помогите, государь, королевское ваше величество!
   Столицей в те времена был Сад Мостов, на троне королевском – не императорском! – сидел нынешний княжеский род. Похоже, предки князя Юкайгина, как и он сам, были не лишены ума и чувства юмора. Князь-король не только прислал войска для усмирения обнаглевших дворян. Величество изволило прибыть лично. К его королевскому удовольствию, перечники и без войск неплохо справились. Королю предъявили смутьянов-дворян в достаточно живом виде, смертоубийства не допустили, но радости от крестьянского милосердия склочным аристократам вышло мало. Досыта налюбовавшись пленниками, князь-король издал указ, тут же на месте подписал и печать поставил.
   Для начала в указе говорилось, что нападающий на соседа своего и разоряющий его земли тем самым обедняет и королевство, а значит, совершает государственную измену. За каковую полагается, конечно, смертная казнь. Но князь-король, в милости своей снисходя к боевым заслугам славных предков оных изменников, ограничится взятием их земель в опеку и недопущением их к королевскому двору. Сиди, значит, у себя дома и помни ежеминутно, что ты в своем доме не хозяин. Кроме того, еще до установления опеки каждый обязывался из собственных средств отстроить все, что разрушил, и горе тому, кто не успеет к сроку!
   Слушая указ, пострадавшие от собственной жадности дворяне горевали, но и злорадствовали: если нас королевским указом так пришибло, то что же с предерзостными бунтовщиками-крестьянами сделают? С головой в землю вобьют, не иначе. Сами перечники, в ожидании своей участи, и те приуныли. Так что вторая часть указа, мало сказать, ошеломила всех без исключения.
   Ибо решением его величества князя-короля никакого бунта не было!
   Совсем даже наоборот. Охраняя от чужого посягательства собственность покойного своего господина даже и посмертно, перечники проявили тем самым верность небывалую, всяческой похвалы достойную. В награду за каковую и изволит его величество князь-король даровать трем стойким деревням прямой вассалитет.
   Перечники тогда еще не знали, что это за штука такая – прямой вассалитет и с чем его едят. Тому уже порадовались, что казнить их никто не собирается. А между тем награду им его величество даровал ни с какими случаями в прошлом не сообразную. Потому что отныне не бывать над перечниками никакому господину, кроме самого князя-короля. И дань господскую платить не надо, только государственные налоги – а они не так уж и велики. И если своим судом чего не управят, можно требовать сразу королевского суда. И еще одна подробность, забавная донельзя, – возможно, именно она и подвигла князя-короля на такую изысканную шутку, как прямой вассалитет.
   Ибо сказано и записано: прямой вассал короля является дворянином.
   Нет, перечники не превратились королевским указом в аристократов. Случилось нечто куда более веселое. Каждый житель Поречья сам по себе как был крестьянином, так и остался. А вот вся деревня в целом приобретала статус дворянина. Три перечных дворянина ровным счетом.
   К тому же князь-король, предвидя естественные последствия своего указа, меры принял загодя. В самом конце указа говорилось, что ежели кто из деревень, попавших в коронную опеку, возжелает удрать в Поречье, то препятствий им чинить не ведено, а на прежнее место водворять запрещено.
   С чем князь-король и отбыл, усмехаясь в душе под благодарственные крики всего Поречья.
   Из указа не замедлило воспоследовать, что и должно было. Дворянам, покусившимся на выморочное имущество, податься было некуда: ни ко двору не явиться, ни дома не усидеть. Выход им оставался единственный. Года не минуло, как все пятеро покинули королевство. Как сложилась их судьба при иноземных правителях – их дело, а вот судьба их бывших деревень определилась однозначно. Хозяйство приходило в упадок, что и немудрено, когда хозяин где-то там в столице, земли не знает и распоряжения шлет либо запоздалые, либо бестолковые, а исполнять изволь. Лет через семь после принятия памятного всем указа князь-король закрыл опеку короны над поименованными деревнями, ибо опекать стало некого.
   Зато население Поречья за счет их бывших крестьян возросло неимоверно. Вот и получилось, что вокруг на многие дни пути – ни души, а в самом Поречье деревень всего три, зато немаленькие. Ясно, откуда взялась громадная толпа, когда Кенет разбирался с драконом: одних только взрослых здоровых мужчин, способных сражаться, в деревнях более чем достаточно.
   Княжеский род свято соблюдал старинный указ и дарованных привилегий не отнимал. Более того, когда императорский род отделился от княжеского и выстроил себе новую столицу, одним из условий, на которых княжеский род соглашался принести вассальную присягу императору, как раз и было подтверждение этих самых привилегий – теперь уже императорским указом.
   Императору что – деревни на землях его вассала, князя; хочет он иметь в своих владениях эдакое юридическое чудо себе в убыток – пусть имеет. Подмахнул император указ и думать забыл. И об указе, и о самом Поречье. А Поречье из года в год платило князю налог исправно, старого добра не забывало, хоть и много лет прошло. Ко времени битвы Кенета с драконом пореченской вольности было уж более десяти веков. За это время поречники обрели спокойное гордое достоинство – не назойливое, как у вчерашних выскочек, а несуетливое, величавое, родовое. Кенет у перечников просто отдыхал душой: все уважают, но никто не унижается. Сердце его принимало это горделивое уважение, словно пашня принимает зерно.
   Вот только что из этих семян вырастет…
   “Мне просто повезло, – яростно твердил себе Кенет, поедая печеную редьку. – Мне повезло. Если бы в больнице любитель жевать усы не позвал меня трупы носить, не попал бы я в ученики к мастеру Аканэ. И не познакомился бы я с Юкенной. А значит, и князя Юкайгина, и побратима моего младшего, наместника Акейро, в жизни бы не увидел. И ничего, ничего бы этого не было”.