Страница:
– Ну, если говорить о моральной стороне дела, – улыбнулся Хокинс, – то считайте: вы поможете триумфу священных идеалов демократии!
– Не терплю громких слов, – поморщился Кремер. – Они напоминают мне фальшивые бриллианты.
– Я с вами согласен, – наклонил голову Хокинс. – Моральная сторона дела никогда не тревожила меня. Особенно, – произнес многозначительно, – когда я чувствовал приятную перспективу награды. Вы – деловой человек, и меня удивляет такой взгляд…
– Мне показалось, – усмехнулся Кремер, – что вы поймете меня. Моральная сторона дела интересует меня лишь потому, что она становится иногда, так сказать, одним из решающих компонентов сделки, а если говорить прямо – предметом купли и продажи.
– То есть, – пристально посмотрел на него Хокинс, – вы хотите сказать, что за услуги такого рода следует лучше платить? Согласен и могу на деле доказать это. Джон, – подозвал Селлерса, – подай, пожалуйста, мой портфель. – Достал пачку банкнот. – Здесь десять тысяч марок. Аванс, – подвинул деньги Кремеру. – Надеюсь, он несколько притушит угрызения совести.
Кремер неторопливо взял деньги.
Хокинс подвинул Карлу листок бумаги.
– Напишите расписку.
Кремер, не раздумывая, написал. Эта бумажка не закабалит его, как считает Хокинс. Вернувшись в Германию, Карл сразу же сообщит обо всем Центру. Эта история станет еще одним доказательством грязной игры союзников.
– Как поддерживать с вами связь? – спросил Карл.
– Наш человек сам найдет вас, – ответил Хокинс. – Он передаст вам привет от меня и… – достал долларовый банкнот, разорвал наискось, одну половинку отдал Кремеру, – половину этого доллара.
– Понимаю, – Кремер встал. – Теперь я должен идти. Мистер Гарленд, наверное, заждался.
Хокинс кивнул головой.
– Ты, Джон, проводишь мистера Кремера к нашему английскому коллеге и будешь отвечать за то, чтобы портфель был доставлен по назначению.
«Точно, они вышли на меня через Гарленда», – решил Карл.
Мистер Гарленд оказался до удивления молчаливым и деловым джентльменом. Просмотрев содержимое портфеля Кремера, сухо спросил:
– Сколько?
Кремер назвал сумму на всякий случай значительно большую, чем ориентировочно назначил Вайганг. Мистер Гарленд подумал лишь несколько секунд. Не произнеся ни слова, выписал чек. Вместе с чеком подал Карлу бумагу.
– Здесь – перечень вопросов, которые интересуют нас, – произнес он и тут же поднялся. Карл понял – аудиенция закончена.
На следующее утро он выехал в Германию.
Наконец Гибиш остановился.
– Теперь уже недалеко, – сказал Ветрову. – Эта трещина тянется еще метров двести, а то и больше. А галереи завода – метрах в тридцати – сорока над нами. Мы определили это достаточно точно. Бензин на поверхность гонят мощные насосы, расщелина проходит под самым заводом – обязательно услышим шум. Мы с Ульманом приблизительно выбрали место, но вы посмотрите сами…
Ветров приказал всем отдыхать, а сам с Гибишем пополз дальше. Трещина превратилась в низкую нору. Только в одном месте она расширялась, образуя маленькую пещерку, а за нею ввинчивалась в гранитные скалы, становясь все уже и ниже.
Гибиш, который полз впереди, остановился, прислонился к стене, тяжело дыша. Ветров и сам устал, а скольких же усилий стоило старому человеку преодолеть подземный путь…
– Отдохните, – предложил ему, – теперь успеем, четвертью часа раньше или позже… Нам бы только на опоздать к пересменке, когда немцы проветривают помещения от паров бензина и выводят всех рабочих.
Вместо ответа Гибиш показал глазами вверх. Ветров прислушался. Словно шмелиное жужжание пробивалось сквозь толщу земли. Юрию даже показалось сначала, что у него просто зазвенело в ушах.
– Слышите? – почему-то шепотом спросил Гибиш. Ветров кивнул.
Гибиш ткнул пальцем в земляной потолок.
– Моторы… – Затем постучал в стену слева. – Там, через несколько метров, остатки вентиляционного штрека. Если бы его не перекрыли, мы прошли бы сюда, как на обычной экскурсии…
Ветров взглянул на него, и старый шахтер понял его бел слов.
– Когда-то в молодости, – объяснял Гибиш, – был я любознательным и силенкой бог не обидел. Тогда и облазил с товарищами все подземные закоулки. Однажды нашли и эту пещерку. Будь она больше, от туристов отбоя не было бы… А так, забыли о ней, да и что говорить – полстолетия прошло. Когда Ульман обратился ко мне за помощью, вспомнил… Долго мы с ним искали этот лаз сюда – наци зацементировали и его. Но от времени и от бомбежек часть кровли со стеной штрека, видимо, осела, и нам удалось пробить вход в эту «конуру». – Старик закашлялся, и это его еще больше обессилило. Уткнулся лицом в ладони, лежал неподвижно, только грудь тяжело вздымалась, с хрипом втягивая застоявшийся воздух.
Ветров прополз немного дальше, прислушался. Шум моторов сюда почти не доносился. Гибиш был прав – взрывчатку надо закладывать именно на том месте. Чтобы не ошибиться, Юрий, возвращаясь, несколько раз останавливался и прислушивался. Наконец увидел небольшое углубление в стене, оставил в нем свой картуз и вместе с Гибишем вернулся к товарищам.
– Свидрак, – позвал поляка, – бери кирку, увидишь мой картуз – расширь выемку… Мешок оставь здесь.
Без рюкзака пан Тадеуш быстро дополз до углубления, в котором лежал картуз. Порода оказалась твердой, с трудом поддавалась. Но Свидрак был упрям, махал и махал киркой, откалывая по кусочку…
Кто-то посветил фонариком, и пан Тадеуш увидел возле себя смешное вымазанное лицо Ветрова. Наверное, Юрий, вытирая пот, размазал пыль по щекам и лбу и стал похож на мальчишку, только что получившего взбучку от отца. Свидрак улыбнулся и хотел было сказать от этом Ветрову, но почему-то молча вытер пот со лба и отодвинулся, давая Юрию возможность оценить работу.
Ветров взял кирку и еще несколько раз ударил по камню, расширяя выемку.
– Теперь – взрывчатку, – оглянулся и посигналил фонариком.
Вдвоем с Тадеушем они осторожно сложили тротил в углубление.
– Наверное, хватит, – удовлетворенно сказал Ветров, оглядывая нагромождение небольших кубиков, которые занимали чуть ли не весь проход. – Теперь давай посчитаем…
– Что? – не понял Тадеуш.
Ветров не ответил. Смотрел на часы и беззвучно шевелил губами.
– Надо посчитать, – сказал наконец, – сколько нам нужно времени, чтобы добраться до выхода.
– И пан Юрий верит, что нам удастся спастись? – с нескрываемой иронией спросил Свидрак.
– Давайте сообразим вместе, Тадеуш, – не обратил внимания на иронию Ветрова. – И учтите, солдаты гнались за Ульманом и не знали, что их было двое.
– Вы забываете о гестаповцах, которые следили за Гибишем и Ульманом от самого поселка, – перебил Свидрак. – Они уже успели обыскать с собаками всю округу.
– А не допускаете ли вы, пан Тадеуш, – теперь иронизировал Ветров, – что собака может не взять след или потерять его?
– Надежды мало… – буркнул Свидрак.
– Один-два шанса из тысячи. – Ветров надвинул на лоб картуз. – Все равно мы пойдем назад. Лучше уж умереть в бою, чем в этой сырой могиле, – зябко поежился. – Зря свою жизнь не отдадим!
– Я не подумал об этом… – признался Свидрак.
– Итак, считаем! Прошло три с половиной часа, как мы отправились сюда. Часа полтора на это, – Ветров кивнул на нишу со взрывчаткой, – значит, шли около двух часов. С грузом. Назад – быстрее… Достал из кармана взрывное устройство с часовым механизмом, поставил стрелки, завел. – Итак, через два часа.
Свидрак посмотрел на свои часы. Около часа ночи. Увидят ли они еще раз солнце?
До завала дошли быстро и без происшествий.
– Я же говорил, – торжествовал Василько, – они не посмеют сунуть свой поганый нос под землю.
– Помолчи! – положил хлопцу на плечо руку Свидрак.
Пана Тадеуша не оставляло предчувствие близкой опасности, и это делало его собранным и осторожным.
Начали разбирать завал. Серьезность и тревога Свидрака постепенно передавалась другим – работали быстро, сосредоточенно. Внезапно Ветров приказал товарищам!
– Отойти всем!
Ребята стояли, ничего не понимая.
– Всем назад! – закричал командир. – Живо!…
У самого входа в вокзал к Карлу подошел среднего роста коренастый человек в спортивной куртке.
– Карл Кремер? – спросил.
Карл отступил на шаг, смерил человека недоверчивым взглядом. Кто он и что ему нужно? Улыбается будто приветливо, а выражение лица неприятное: нижняя губа выдается вперед, подбородок тупой, а глаза маленькие и злые. Человек напоминал бульдога. Такая же мускулистая шея и большие зубы.
– Карл Кремер, если не ошибаюсь? – переспросил человек, снова показывая зубы.
– Да, меня зовут Карл Кремер, – ответил Карл.
Лицо человека расплылось так, словно он встретил ближайшего друга.
– Вы не могли бы уделить мне несколько минут?
– Нет, – твердо ответил Кремер. – К сожалению, у меня нет времени.
Незнакомец сразу показался ему подозрительным, и Карл хотел избежать разговора.
– Я от фон Вайганга, – понизил голос человек. – У меня к вам поручение. Идите за мной.
– Чем вы докажете?… – начал Карл, но человек оборвал его.
– Выйдем с вокзала, – приказал Кремеру, – там все разъяснится.
Карл пожал плечами и пошел за человеком. Они вышли на привокзальную площадь, и закрытый черный лимузин резко затормозил перед Карлом, обдав его грязью.
– Садитесь! – открыл дверцу его спутник.
– Никуда я не поеду, пока…
Карл не успел договорить. Кто-то схватил его за руки, вывернул их назад. Щелкнули наручники. Кремер рванулся, но напрасно.
– Спокойно, мальчик! – прогудел кто-то над ухом. – Я могу отдавить тебе ноги!
Карл невольно глянул вниз и увидел огромные – размера сорок шестого или сорок седьмого – ботинки. «Такой и вправду отдавит», – успел только подумать Кремер, как его приподняли и бросили в машину. Ударившись коленом о дверцу, Карл упал на заднее сиденье. Великан плюхнулся рядом с ним, а второй – с лицом бульдога – сел слева. Автомобиль сразу же тронулся.
– Это произвол! – уверенно начал Кремер, хотя и понимал: его игра проиграна. – Я буду жаловаться!
– Я тебе пожалуюсь! – великан схватил Карла за ухо, повернул лицом к себе. – Ишь, сволочь, он еще взбрыкивает!…
– Вы не имеете права… – начал Кремер.
Второй человек захохотал за его спиной.
– Гестапо на все имеет право!
– Я не видел ваших документов и не знаю, кто вы… – не унимался Карл.
– Вот тебе документ! – великан вдруг ударил его в подбородок. У Кремера щелкнули зубы, и он повалился на человека слева. – Какие еще документы тебе нужны?
– Не надо, Гельмут, – остановил товарища второй гестаповец. – Обкровянит всю машину.
Великан недовольно пробормотал что-то. Как-то нехотя обыскал у Карла карманы, забрал все из них и отвернулся к окну. Машина выезжала из городка. Кремер скосил глаза, чтобы узнать, куда едут, но второй гестаповец накинул ему на голову черную тряпку.
Автомобиль мчался на большой скорости – скрипела резина на поворотах. «Километров сто десять в час, не меньше, – определил Карл. – Взяли меня без пяти одиннадцать. Хотя бы приблизительно буду знать, на сколько отъехали…»
Кремер сидел в неудобной позе, привалившись боком к спинка сиденья. Руки, стянутые за спиной наручниками, затекли, от тряпки на голове воняло потом и дешевым табаком. Хотелось пить и немного тошнило, но Карл заставил себя собраться и обдумать все, что произошло.
«Руди Рехан?» – подумал прежде всего. Однако Рехан продал бы его лишь в том случае, если бы над ним самим нависла опасность. И все же этот вариант следует иметь в виду.
Может, его встречи со Штеккером, Ульманом и Ветровым? А западня в доме Марлен Пельц? Возможны абсолютно непредвиденные случайности, которые могли навести гестапо на его след. Карла знакомили с разными случаями, когда проваливались агенты высшего класса, и он знал, что даже самые осмотрительные не застрахованы от просчета.
Машину подбросило на выбоине, и Карл ударился головой о спинку сиденья. Черт бы побрал этих гестаповцев, как сговорились: сидят, будто в рот воды набрали, хотя бы словом перекинулись… Может, проговорились бы…
Если даже допустить, что стало известно о подозрительных связях Карла Кремера, то разве выпустили бы его в Швейцарию? Конечно же нет. Значит… закавыка в самой поездке. Арестовать Кремера, зная, что его поездка – внешне невинного коммерческого характера – организована Вайгангом, могли лишь по указанию Управления имперской безопасности. А если учесть давние дружеские отношения группенфюрера с самим Гиммлером, то понадобились бы особенно веские доказательства вины Карла Кремера или Вайганга. Правда, давая санкцию на арест, кто-то мог пойти ва-банк, надеясь, что, идя на дно, Кремер потянет за собой и группенфюрера.
Какие же доказательства вины Карла Кремера могло иметь гестапо?
Прежде всего о его поездке мог знать кто-то, кроме Вайганга и Кремера, – например, Шрикель, – и уведомить Берлин. Нет. Тогда бы его забрали на границе, обыскали и без лишних хлопот получили бы компрометирующие материалы.
Дальше. В Цюрихе за ним могли незаметно следить и установить, что он встречался с американцами. И все же сам факт, хотя и подозрительный, не может служить доказательством антинемецкой деятельности Карла Кремера. Чарльз Хокинс – деловой человек, к тому же, по документам, не американский подданный. И нет такого закона, который запрещал бы честному немецкому коммерсанту заключать выгодные соглашения. Если в гестапо будут строить обвинение на этом, им вряд ли удастся доказать что-либо. Правда, если бы дело касалось одного Карла Кремера, то можно было бы вообще ничего не доказывать – есть тысячи способов убрать его. Но, насколько понимал Карл, ставка в этой игре значительно выше…
Готовя Петра Кирилюка к работе в Германии, подполковник Левицкий рассказал ему о грызне между руководителями гитлеровского рейха. О их коварстве и жестокости, о методах, которыми они пользуются в борьбе за власть.
Вполне возможно, что кто-то хочет устранить со своего пути Вайганга и рассчитывает сделать это с помощью свидетельства Карла Кремера.
А гестаповцы, как нарочно, молчат – ни слова… Очевидно, это точный психологический расчет: пусть тревожные мысли лезут в голову, пусть отчаяние растравит сердце. Это зачастую изнуряет больше, чем пытки…»
Машина остановилась и засигналила.
– Это ты, Курт? – спросил кто-то ворчливо. – Быстро вы…
Сосед Карла слева опустил стекло на дверце, сказал недовольно:
– Тебе что за дело? Открывай ворота и заткни глотку!
– Ты пожалеешь, Курт, что всегда был груб со мной, – прохрипел часовой. – Я с тобой сочтусь за все!…
– Прикуси язык, старая ворона!
Карл услышал скрип ворот, и машина тронулась. Круто повернула, проехала еще немного и остановилась. Гестаповец слева – Курт, как уже знал Кремер, – сорвал с него тряпку.
– Выходи! – приказал Карлу.
Кремер осмотрелся, стараясь не пропустить ни одной детали. Высокий забор с колючей проволокой, справа – гараж с несколькими боксами. Сразу за асфальтовой площадкой – цветник, между клумбами к двухэтажному дому тянется посыпанная желтым песком дорожка. Если бы на тюремный забор с колючей проволокой – полная иллюзия усадьбы бауэра среднего достатка.
– Давай! – подтолкнул Кремера в спину Курт, и они направились к дому.
Впереди шел верзила. «Гельмут, – вспомнил его имя Кремер. – Действительно, великан».
Гельмут шел, засунув руки в карманы и немного сгорбившись. Неуклюже переставлял ноги в грубых башмаках, оставляя на песке дорожки глубокие следы.
Большие, широкие, с необычным рисунком – две елочки рядом, – они напомнили Карлу что-то, но он никак не мог вспомнить что? Карл взглянул на ботинки Гельмута. Kpeпкие, на каучуковой подошве, а елочки, наверное, чтобы не скользили.
«Где же он мог видеть такие следы? Да какое это имеет значение? Следы как следы…» А вот уже и крыльцо дома. Окна первого этажа узкие и мрачные, забраны решетками, двери дубовые, обитые железными полосами. Такие не под силу и Гельмуту.
Верзила вытащил из кармана тяжелый ключ, открыл дверь и отступил на шаг, пропуская Кремера.
– Давай, давай! – толкнул его в спину Курт. – Мы с тобой тут цацкаться не собираемся!…
Узкий темный коридор. Кремер остановился, ничего не видя. Услышал, как за спиной скрипнули двери. Кто-то, наверное Гельмут, схватил его за ворот, снял наручники и толкнул в темноту. Позади хлопнула дверь, щелкнул замок. Карл по инерции пролетел вперед, еле успевая переступать ногами, и больно ударился ушибленным коленом. Ощупал препятствие: край кровати. Сел. Постепенно глаза привыкали к темноте, вернее – полутьме. Из узкой щели под самым потолком пробивалось немного света.
Когда-то в комнате было окно, потом его заложили кирпичом, переделав помещение в обычную тюремную камеру. Откидная кровать с тонким матрацем, параша, железная дверь с волчком для подглядывания. Но тепло.
Карл несколько раз взмахнул затекшими руками. Почувствовал, как запульсировала кровь в кончиках пальцев. Снова сел на край кровати. Так закончилась карьера ювелира Карла Кремера: тюремная камера, лежак и параша. Что ж, это не так уж неожиданно – он знал, на что шел, готов был и к такому финалу. Теперь только бы вытерпеть! Будут бить и мучить. А Карла никогда не били – лишь несколько раз ударили прикладом в лагере военнопленных. Все это детская забава по сравнению с тем, что его ожидает. Как знать, сможет ли вытерпеть?
Карл знал: должен вытерпеть, но сомнения мучили. Даже поймал себя на мысли – хочет, чтобы скорее все началось, тогда уверится, что дух его сильнее тела.
Лег на кровать и закрыл глаза, пытаясь отогнать сомнения. Вспомнил огромные башмаки гестаповца и съежился. Услышал, как под Гельмутом скрипел песок на дорожке… И по две елочки на следах…
Но где же он все-таки видел эти отпечатки?
И вдруг Карл вспомнил. Да, он вспомнил, где и когда видел такие же следы с двумя елочками. Но это же… Нет, не может быть…
– Что он делает? – не выдержал Гибиш. – Это – единственный путь назад!
Старый шахтер бросился к Ветрову, но Свидрак задержал его. Стояли и смотрели.
Засыпав проход, Ветров в изнеможении опустился на ближайший камень. Оглянулся на товарищей.
– Там фашисты? – не выдержал Василько.
– Газ… – выдохнул Юрий. – Они забросали штрек газовыми гранатами.
Хорошо, что Юрий почувствовал слабый запах газа, пока они только начали раскидывать завал. Зажмурив глаза и не дыша, Юрий обваливал грунт, пока не перекрыл путь газу. Теперь сидел и никак не мог отдышаться, всматривался в возбужденные лица товарищей и думал: зачем он это сделал? Им всем хватит еды и воды на сутки, а потом? Все равно смерть.
Ветров знал – сейчас они тоже поймут это, и подыскивал слова, которые могли бы хотя немного подбодрить ребят. Искал и не находил.
Первым оценил положение Свидрак. И при тусклом света фонарика Ветров увидел, как вытянулось и без того продолговатое лицо пана Тадеуша, как посуровели его глаза.
Свидрак вопросительно взглянул на Гибиша, но тот лишь отрицательно покачал головой. Он давно уже приготовился к смерти. Может, потому, что имел за плечами семьдесят лет, а может, и потому, что за свою долгую жизнь не раз уже бывал похоронен под землей.
– А может, все-таки есть какой-нибудь выход отсюда? – спросил Ветров на всякий случай.
Гибиш безнадежно махнул рукой.
– И все же хоть какой-то шанс должен быть, – продолжал Ветров, хотя знал: нет ни одного. Не мог позволить, чтобы сидели все вот так, в ожидании смерти. Вся натура его восставала против пассивного ожидания, требовала действия. В конце концов у них много времени, даже слишком много, чтобы обследовать эту проклятую пещеру. Правда, через пятьдесят минут рванет, но вряд ли этот отдаленный взрыв причинит им вред.
Ветров решительно поднял группу.
– Сдаваться рано, – произнес уверенно. – Надо осмотреть все, чем черт не шутит…
– Да, да, рано складывать руки, – поддержал его Свидрак. – Пошли!
Гибиш пошел впереди. Они продвигались вдоль стены, освещая ее метр за метром. Но всюду громоздились камни. Они преграждали им путь, приходилось перелезать через них. Все устали, и скоро Василько запротестовал:
– А ну его совсем. Все равно отсюда не выйти…
Ветров остановился, взял паренька за плечо, тряхнул.
Осветил фонариком лицо. Василько ждал: сейчас накричит, отругает. А Ветров сказал насмешливо:
– Не думал я, что ты такой слабовольный. Знал бы, ни за что не взял бы с собой…
– Я?… Это я слабовольный! – вспыхнул Василько. – Да я!… – Он захлебнулся от возмущения, но Ветров не щадил его:
– Расхныкался, как пацан! Спокойно умереть захотел? Ну, оставайся, помирай…
– Вы не так меня поняли, – попробовал выкрутиться Василько. – Просто, скалы…
– А если я неправильно понял, – сразу остыл Ветров, – так иди вперед. Видишь, Гибиш чего-то сигналит…
Василько перелез через глыбу и направился к Гибишу. Ветров осветил циферблат часов и потушил фонарик. Они включали свет только в крайнем случае: если сядут батарейки, вечная тьма окутает их. Для чего нужен будет им свет, никто не мог бы сказать, но, очевидно, так уж устроен человек – даже сознавая безнадежность своего положения, продолжает надеяться на лучшее… А может, от первобытного человека еще остался в нас этот страх перед темнотой?
Но вот фонарики стали вспыхивать все чаще. Ветров знал почему: с минуты на минуту должен громыхнуть взрыв… Это волновало всех, ждали нетерпеливо, и в то же время с тревогой, какой-то неосознанной тревогой: а вдруг что-то не сработает, вдруг они сделали что-то не так?
Ветров знал определенно: все сделано как следует, и все выверено до секунды. Снова осветил часы – осталось три минуты. Вздохнул. Даже если не сработает часовой механизм, что исключено, у них достаточно времени, чтобы вернуться и проделать все снова. Тогда – он сознательно готовил себя к этому и знал, что сделает так, – отошлет всех на безопасное расстояние, а сам подожжет детонатор. Не успеет даже услышать взрыва…
Но не предаст ли он тем самым товарищей? Ведь их ждет медленная неминуемая смерть, а умереть так, подпалив детонатор, – благо…
Но взорвать себя вместе с товарищами он, пожалуй, не смог бы…
Ветров снова мигнул фонариком: вот оно, сейчас…
– Стойте! – приказал всем. – Тише!
Повторять не потребовалось: все замерли – во мраке тишина чувствуется иначе, полнее, словно ее можно ощутить на ощупь, потрогать рукой…
Секунды таяли. Прошло уже, наверное, больше минуты, и Ветров, не выдержав, включил фонарик. Ему показалось, что именно это короткое движение его пальца привело к взрыву – рвануло, как показалось, совсем рядом, задрожала земля под ногами, и он вынужден был прижаться спиной к холодному камню, чтобы не упасть. И тут же почувствовал, что и глыба за его спиной покачнулась, луч фонарика затанцевал у него в руке, вырывая из тьмы трепещущий круг. На голову посыпалась земля, а по левой руке что-то сильно ударило. Но то, что успел увидеть Ветров, заставило его рвануться вперед, забыв про боль. Все происходило как в замедленном показа какого-то ужасного фильма: на глазах у Юрия огромная гранитная глыба, под которой стоял Свидрак, закачалась и упала. Ветров видел, как Тадеуш поднял руки, будто смог бы задержать многотонную тяжесть.
Ветров закричал, но не услышал собственного голоса. Бросился к глыбе, навалился всем телом, с ужасом сознавая: если все они и сумеют сдвинуть ее с места, это уже ничего не даст…
Но все-таки отдавал приказания, и все помогали ему… пока наконец не приказал отступить.
Теперь никто не экономил батареек. Ветров всматривался в мрачные лица товарищей – кажется, никто больше не пострадал. И все же спросил:
– Все целы?
Никто не ответил, только Юзеф невольно провел рукой по боку. Это движение не прошло мимо внимания Ветрова.
– Что с тобой, Юзеф? – направил на него луч фонарика.
– Та, проше пана, ниц… Зацепило трохи…
Ветров заставил Юзефа поднять сорочку. Действительно, ничего страшного, только большой синяк и кожа поцарапана.
Юзеф смотрел на Ветрова, и губы у него дрожали. Сказал в отчаянии:
– Лучше бы и маня…
Ветров хотел прикрикнуть на него, но лишь пожал плечами. Он и сам только что мечтал о легкой смерти. И, видимо, Свидраку все же повезло.
Гибиш достал сигарету, не спеша размял ее. Чиркнул спичкой, склонился над огнем и застыл, пристально глядя на колеблющееся пламя.
Обжег пальцы и чертыхнулся, тряся рукой:
– Может, у кого найдется кусочек бумаги?
– Зачем? – удивился Юзеф.
– Не терплю громких слов, – поморщился Кремер. – Они напоминают мне фальшивые бриллианты.
– Я с вами согласен, – наклонил голову Хокинс. – Моральная сторона дела никогда не тревожила меня. Особенно, – произнес многозначительно, – когда я чувствовал приятную перспективу награды. Вы – деловой человек, и меня удивляет такой взгляд…
– Мне показалось, – усмехнулся Кремер, – что вы поймете меня. Моральная сторона дела интересует меня лишь потому, что она становится иногда, так сказать, одним из решающих компонентов сделки, а если говорить прямо – предметом купли и продажи.
– То есть, – пристально посмотрел на него Хокинс, – вы хотите сказать, что за услуги такого рода следует лучше платить? Согласен и могу на деле доказать это. Джон, – подозвал Селлерса, – подай, пожалуйста, мой портфель. – Достал пачку банкнот. – Здесь десять тысяч марок. Аванс, – подвинул деньги Кремеру. – Надеюсь, он несколько притушит угрызения совести.
Кремер неторопливо взял деньги.
Хокинс подвинул Карлу листок бумаги.
– Напишите расписку.
Кремер, не раздумывая, написал. Эта бумажка не закабалит его, как считает Хокинс. Вернувшись в Германию, Карл сразу же сообщит обо всем Центру. Эта история станет еще одним доказательством грязной игры союзников.
– Как поддерживать с вами связь? – спросил Карл.
– Наш человек сам найдет вас, – ответил Хокинс. – Он передаст вам привет от меня и… – достал долларовый банкнот, разорвал наискось, одну половинку отдал Кремеру, – половину этого доллара.
– Понимаю, – Кремер встал. – Теперь я должен идти. Мистер Гарленд, наверное, заждался.
Хокинс кивнул головой.
– Ты, Джон, проводишь мистера Кремера к нашему английскому коллеге и будешь отвечать за то, чтобы портфель был доставлен по назначению.
«Точно, они вышли на меня через Гарленда», – решил Карл.
Мистер Гарленд оказался до удивления молчаливым и деловым джентльменом. Просмотрев содержимое портфеля Кремера, сухо спросил:
– Сколько?
Кремер назвал сумму на всякий случай значительно большую, чем ориентировочно назначил Вайганг. Мистер Гарленд подумал лишь несколько секунд. Не произнеся ни слова, выписал чек. Вместе с чеком подал Карлу бумагу.
– Здесь – перечень вопросов, которые интересуют нас, – произнес он и тут же поднялся. Карл понял – аудиенция закончена.
На следующее утро он выехал в Германию.
* * *
Высокая расщелина терялась в темноте. Путь перегораживали огромные гранитные глыбы – приходилось перебираться через них. Камни были мокрые и скользкие, люди шли с трудом, часто останавливаясь на отдых. Расщелина сужалась, каменный потолок нависал все ниже и ниже.Наконец Гибиш остановился.
– Теперь уже недалеко, – сказал Ветрову. – Эта трещина тянется еще метров двести, а то и больше. А галереи завода – метрах в тридцати – сорока над нами. Мы определили это достаточно точно. Бензин на поверхность гонят мощные насосы, расщелина проходит под самым заводом – обязательно услышим шум. Мы с Ульманом приблизительно выбрали место, но вы посмотрите сами…
Ветров приказал всем отдыхать, а сам с Гибишем пополз дальше. Трещина превратилась в низкую нору. Только в одном месте она расширялась, образуя маленькую пещерку, а за нею ввинчивалась в гранитные скалы, становясь все уже и ниже.
Гибиш, который полз впереди, остановился, прислонился к стене, тяжело дыша. Ветров и сам устал, а скольких же усилий стоило старому человеку преодолеть подземный путь…
– Отдохните, – предложил ему, – теперь успеем, четвертью часа раньше или позже… Нам бы только на опоздать к пересменке, когда немцы проветривают помещения от паров бензина и выводят всех рабочих.
Вместо ответа Гибиш показал глазами вверх. Ветров прислушался. Словно шмелиное жужжание пробивалось сквозь толщу земли. Юрию даже показалось сначала, что у него просто зазвенело в ушах.
– Слышите? – почему-то шепотом спросил Гибиш. Ветров кивнул.
Гибиш ткнул пальцем в земляной потолок.
– Моторы… – Затем постучал в стену слева. – Там, через несколько метров, остатки вентиляционного штрека. Если бы его не перекрыли, мы прошли бы сюда, как на обычной экскурсии…
Ветров взглянул на него, и старый шахтер понял его бел слов.
– Когда-то в молодости, – объяснял Гибиш, – был я любознательным и силенкой бог не обидел. Тогда и облазил с товарищами все подземные закоулки. Однажды нашли и эту пещерку. Будь она больше, от туристов отбоя не было бы… А так, забыли о ней, да и что говорить – полстолетия прошло. Когда Ульман обратился ко мне за помощью, вспомнил… Долго мы с ним искали этот лаз сюда – наци зацементировали и его. Но от времени и от бомбежек часть кровли со стеной штрека, видимо, осела, и нам удалось пробить вход в эту «конуру». – Старик закашлялся, и это его еще больше обессилило. Уткнулся лицом в ладони, лежал неподвижно, только грудь тяжело вздымалась, с хрипом втягивая застоявшийся воздух.
Ветров прополз немного дальше, прислушался. Шум моторов сюда почти не доносился. Гибиш был прав – взрывчатку надо закладывать именно на том месте. Чтобы не ошибиться, Юрий, возвращаясь, несколько раз останавливался и прислушивался. Наконец увидел небольшое углубление в стене, оставил в нем свой картуз и вместе с Гибишем вернулся к товарищам.
– Свидрак, – позвал поляка, – бери кирку, увидишь мой картуз – расширь выемку… Мешок оставь здесь.
Без рюкзака пан Тадеуш быстро дополз до углубления, в котором лежал картуз. Порода оказалась твердой, с трудом поддавалась. Но Свидрак был упрям, махал и махал киркой, откалывая по кусочку…
Кто-то посветил фонариком, и пан Тадеуш увидел возле себя смешное вымазанное лицо Ветрова. Наверное, Юрий, вытирая пот, размазал пыль по щекам и лбу и стал похож на мальчишку, только что получившего взбучку от отца. Свидрак улыбнулся и хотел было сказать от этом Ветрову, но почему-то молча вытер пот со лба и отодвинулся, давая Юрию возможность оценить работу.
Ветров взял кирку и еще несколько раз ударил по камню, расширяя выемку.
– Теперь – взрывчатку, – оглянулся и посигналил фонариком.
Вдвоем с Тадеушем они осторожно сложили тротил в углубление.
– Наверное, хватит, – удовлетворенно сказал Ветров, оглядывая нагромождение небольших кубиков, которые занимали чуть ли не весь проход. – Теперь давай посчитаем…
– Что? – не понял Тадеуш.
Ветров не ответил. Смотрел на часы и беззвучно шевелил губами.
– Надо посчитать, – сказал наконец, – сколько нам нужно времени, чтобы добраться до выхода.
– И пан Юрий верит, что нам удастся спастись? – с нескрываемой иронией спросил Свидрак.
– Давайте сообразим вместе, Тадеуш, – не обратил внимания на иронию Ветрова. – И учтите, солдаты гнались за Ульманом и не знали, что их было двое.
– Вы забываете о гестаповцах, которые следили за Гибишем и Ульманом от самого поселка, – перебил Свидрак. – Они уже успели обыскать с собаками всю округу.
– А не допускаете ли вы, пан Тадеуш, – теперь иронизировал Ветров, – что собака может не взять след или потерять его?
– Надежды мало… – буркнул Свидрак.
– Один-два шанса из тысячи. – Ветров надвинул на лоб картуз. – Все равно мы пойдем назад. Лучше уж умереть в бою, чем в этой сырой могиле, – зябко поежился. – Зря свою жизнь не отдадим!
– Я не подумал об этом… – признался Свидрак.
– Итак, считаем! Прошло три с половиной часа, как мы отправились сюда. Часа полтора на это, – Ветров кивнул на нишу со взрывчаткой, – значит, шли около двух часов. С грузом. Назад – быстрее… Достал из кармана взрывное устройство с часовым механизмом, поставил стрелки, завел. – Итак, через два часа.
Свидрак посмотрел на свои часы. Около часа ночи. Увидят ли они еще раз солнце?
До завала дошли быстро и без происшествий.
– Я же говорил, – торжествовал Василько, – они не посмеют сунуть свой поганый нос под землю.
– Помолчи! – положил хлопцу на плечо руку Свидрак.
Пана Тадеуша не оставляло предчувствие близкой опасности, и это делало его собранным и осторожным.
Начали разбирать завал. Серьезность и тревога Свидрака постепенно передавалась другим – работали быстро, сосредоточенно. Внезапно Ветров приказал товарищам!
– Отойти всем!
Ребята стояли, ничего не понимая.
– Всем назад! – закричал командир. – Живо!…
* * *
Экспресс Берн – Берлин остановился у платформы пограничной немецкой станции. Здесь Карл Кремер должен был пересесть на поезд, который шел в Дрезден. Бросил в чемодан несессер и пижаму, с удовольствием выпрыгнул из душного вагона.У самого входа в вокзал к Карлу подошел среднего роста коренастый человек в спортивной куртке.
– Карл Кремер? – спросил.
Карл отступил на шаг, смерил человека недоверчивым взглядом. Кто он и что ему нужно? Улыбается будто приветливо, а выражение лица неприятное: нижняя губа выдается вперед, подбородок тупой, а глаза маленькие и злые. Человек напоминал бульдога. Такая же мускулистая шея и большие зубы.
– Карл Кремер, если не ошибаюсь? – переспросил человек, снова показывая зубы.
– Да, меня зовут Карл Кремер, – ответил Карл.
Лицо человека расплылось так, словно он встретил ближайшего друга.
– Вы не могли бы уделить мне несколько минут?
– Нет, – твердо ответил Кремер. – К сожалению, у меня нет времени.
Незнакомец сразу показался ему подозрительным, и Карл хотел избежать разговора.
– Я от фон Вайганга, – понизил голос человек. – У меня к вам поручение. Идите за мной.
– Чем вы докажете?… – начал Карл, но человек оборвал его.
– Выйдем с вокзала, – приказал Кремеру, – там все разъяснится.
Карл пожал плечами и пошел за человеком. Они вышли на привокзальную площадь, и закрытый черный лимузин резко затормозил перед Карлом, обдав его грязью.
– Садитесь! – открыл дверцу его спутник.
– Никуда я не поеду, пока…
Карл не успел договорить. Кто-то схватил его за руки, вывернул их назад. Щелкнули наручники. Кремер рванулся, но напрасно.
– Спокойно, мальчик! – прогудел кто-то над ухом. – Я могу отдавить тебе ноги!
Карл невольно глянул вниз и увидел огромные – размера сорок шестого или сорок седьмого – ботинки. «Такой и вправду отдавит», – успел только подумать Кремер, как его приподняли и бросили в машину. Ударившись коленом о дверцу, Карл упал на заднее сиденье. Великан плюхнулся рядом с ним, а второй – с лицом бульдога – сел слева. Автомобиль сразу же тронулся.
– Это произвол! – уверенно начал Кремер, хотя и понимал: его игра проиграна. – Я буду жаловаться!
– Я тебе пожалуюсь! – великан схватил Карла за ухо, повернул лицом к себе. – Ишь, сволочь, он еще взбрыкивает!…
– Вы не имеете права… – начал Кремер.
Второй человек захохотал за его спиной.
– Гестапо на все имеет право!
– Я не видел ваших документов и не знаю, кто вы… – не унимался Карл.
– Вот тебе документ! – великан вдруг ударил его в подбородок. У Кремера щелкнули зубы, и он повалился на человека слева. – Какие еще документы тебе нужны?
– Не надо, Гельмут, – остановил товарища второй гестаповец. – Обкровянит всю машину.
Великан недовольно пробормотал что-то. Как-то нехотя обыскал у Карла карманы, забрал все из них и отвернулся к окну. Машина выезжала из городка. Кремер скосил глаза, чтобы узнать, куда едут, но второй гестаповец накинул ему на голову черную тряпку.
Автомобиль мчался на большой скорости – скрипела резина на поворотах. «Километров сто десять в час, не меньше, – определил Карл. – Взяли меня без пяти одиннадцать. Хотя бы приблизительно буду знать, на сколько отъехали…»
Кремер сидел в неудобной позе, привалившись боком к спинка сиденья. Руки, стянутые за спиной наручниками, затекли, от тряпки на голове воняло потом и дешевым табаком. Хотелось пить и немного тошнило, но Карл заставил себя собраться и обдумать все, что произошло.
«Руди Рехан?» – подумал прежде всего. Однако Рехан продал бы его лишь в том случае, если бы над ним самим нависла опасность. И все же этот вариант следует иметь в виду.
Может, его встречи со Штеккером, Ульманом и Ветровым? А западня в доме Марлен Пельц? Возможны абсолютно непредвиденные случайности, которые могли навести гестапо на его след. Карла знакомили с разными случаями, когда проваливались агенты высшего класса, и он знал, что даже самые осмотрительные не застрахованы от просчета.
Машину подбросило на выбоине, и Карл ударился головой о спинку сиденья. Черт бы побрал этих гестаповцев, как сговорились: сидят, будто в рот воды набрали, хотя бы словом перекинулись… Может, проговорились бы…
Если даже допустить, что стало известно о подозрительных связях Карла Кремера, то разве выпустили бы его в Швейцарию? Конечно же нет. Значит… закавыка в самой поездке. Арестовать Кремера, зная, что его поездка – внешне невинного коммерческого характера – организована Вайгангом, могли лишь по указанию Управления имперской безопасности. А если учесть давние дружеские отношения группенфюрера с самим Гиммлером, то понадобились бы особенно веские доказательства вины Карла Кремера или Вайганга. Правда, давая санкцию на арест, кто-то мог пойти ва-банк, надеясь, что, идя на дно, Кремер потянет за собой и группенфюрера.
Какие же доказательства вины Карла Кремера могло иметь гестапо?
Прежде всего о его поездке мог знать кто-то, кроме Вайганга и Кремера, – например, Шрикель, – и уведомить Берлин. Нет. Тогда бы его забрали на границе, обыскали и без лишних хлопот получили бы компрометирующие материалы.
Дальше. В Цюрихе за ним могли незаметно следить и установить, что он встречался с американцами. И все же сам факт, хотя и подозрительный, не может служить доказательством антинемецкой деятельности Карла Кремера. Чарльз Хокинс – деловой человек, к тому же, по документам, не американский подданный. И нет такого закона, который запрещал бы честному немецкому коммерсанту заключать выгодные соглашения. Если в гестапо будут строить обвинение на этом, им вряд ли удастся доказать что-либо. Правда, если бы дело касалось одного Карла Кремера, то можно было бы вообще ничего не доказывать – есть тысячи способов убрать его. Но, насколько понимал Карл, ставка в этой игре значительно выше…
Готовя Петра Кирилюка к работе в Германии, подполковник Левицкий рассказал ему о грызне между руководителями гитлеровского рейха. О их коварстве и жестокости, о методах, которыми они пользуются в борьбе за власть.
Вполне возможно, что кто-то хочет устранить со своего пути Вайганга и рассчитывает сделать это с помощью свидетельства Карла Кремера.
А гестаповцы, как нарочно, молчат – ни слова… Очевидно, это точный психологический расчет: пусть тревожные мысли лезут в голову, пусть отчаяние растравит сердце. Это зачастую изнуряет больше, чем пытки…»
Машина остановилась и засигналила.
– Это ты, Курт? – спросил кто-то ворчливо. – Быстро вы…
Сосед Карла слева опустил стекло на дверце, сказал недовольно:
– Тебе что за дело? Открывай ворота и заткни глотку!
– Ты пожалеешь, Курт, что всегда был груб со мной, – прохрипел часовой. – Я с тобой сочтусь за все!…
– Прикуси язык, старая ворона!
Карл услышал скрип ворот, и машина тронулась. Круто повернула, проехала еще немного и остановилась. Гестаповец слева – Курт, как уже знал Кремер, – сорвал с него тряпку.
– Выходи! – приказал Карлу.
Кремер осмотрелся, стараясь не пропустить ни одной детали. Высокий забор с колючей проволокой, справа – гараж с несколькими боксами. Сразу за асфальтовой площадкой – цветник, между клумбами к двухэтажному дому тянется посыпанная желтым песком дорожка. Если бы на тюремный забор с колючей проволокой – полная иллюзия усадьбы бауэра среднего достатка.
– Давай! – подтолкнул Кремера в спину Курт, и они направились к дому.
Впереди шел верзила. «Гельмут, – вспомнил его имя Кремер. – Действительно, великан».
Гельмут шел, засунув руки в карманы и немного сгорбившись. Неуклюже переставлял ноги в грубых башмаках, оставляя на песке дорожки глубокие следы.
Большие, широкие, с необычным рисунком – две елочки рядом, – они напомнили Карлу что-то, но он никак не мог вспомнить что? Карл взглянул на ботинки Гельмута. Kpeпкие, на каучуковой подошве, а елочки, наверное, чтобы не скользили.
«Где же он мог видеть такие следы? Да какое это имеет значение? Следы как следы…» А вот уже и крыльцо дома. Окна первого этажа узкие и мрачные, забраны решетками, двери дубовые, обитые железными полосами. Такие не под силу и Гельмуту.
Верзила вытащил из кармана тяжелый ключ, открыл дверь и отступил на шаг, пропуская Кремера.
– Давай, давай! – толкнул его в спину Курт. – Мы с тобой тут цацкаться не собираемся!…
Узкий темный коридор. Кремер остановился, ничего не видя. Услышал, как за спиной скрипнули двери. Кто-то, наверное Гельмут, схватил его за ворот, снял наручники и толкнул в темноту. Позади хлопнула дверь, щелкнул замок. Карл по инерции пролетел вперед, еле успевая переступать ногами, и больно ударился ушибленным коленом. Ощупал препятствие: край кровати. Сел. Постепенно глаза привыкали к темноте, вернее – полутьме. Из узкой щели под самым потолком пробивалось немного света.
Когда-то в комнате было окно, потом его заложили кирпичом, переделав помещение в обычную тюремную камеру. Откидная кровать с тонким матрацем, параша, железная дверь с волчком для подглядывания. Но тепло.
Карл несколько раз взмахнул затекшими руками. Почувствовал, как запульсировала кровь в кончиках пальцев. Снова сел на край кровати. Так закончилась карьера ювелира Карла Кремера: тюремная камера, лежак и параша. Что ж, это не так уж неожиданно – он знал, на что шел, готов был и к такому финалу. Теперь только бы вытерпеть! Будут бить и мучить. А Карла никогда не били – лишь несколько раз ударили прикладом в лагере военнопленных. Все это детская забава по сравнению с тем, что его ожидает. Как знать, сможет ли вытерпеть?
Карл знал: должен вытерпеть, но сомнения мучили. Даже поймал себя на мысли – хочет, чтобы скорее все началось, тогда уверится, что дух его сильнее тела.
Лег на кровать и закрыл глаза, пытаясь отогнать сомнения. Вспомнил огромные башмаки гестаповца и съежился. Услышал, как под Гельмутом скрипел песок на дорожке… И по две елочки на следах…
Но где же он все-таки видел эти отпечатки?
И вдруг Карл вспомнил. Да, он вспомнил, где и когда видел такие же следы с двумя елочками. Но это же… Нет, не может быть…
* * *
Ветров схватил кирку и изо всех сил ударил ею в верх прохода. Грунт осел, заваливая нору, а Юрий все бил и бил, осыпая мокрую землю.– Что он делает? – не выдержал Гибиш. – Это – единственный путь назад!
Старый шахтер бросился к Ветрову, но Свидрак задержал его. Стояли и смотрели.
Засыпав проход, Ветров в изнеможении опустился на ближайший камень. Оглянулся на товарищей.
– Там фашисты? – не выдержал Василько.
– Газ… – выдохнул Юрий. – Они забросали штрек газовыми гранатами.
Хорошо, что Юрий почувствовал слабый запах газа, пока они только начали раскидывать завал. Зажмурив глаза и не дыша, Юрий обваливал грунт, пока не перекрыл путь газу. Теперь сидел и никак не мог отдышаться, всматривался в возбужденные лица товарищей и думал: зачем он это сделал? Им всем хватит еды и воды на сутки, а потом? Все равно смерть.
Ветров знал – сейчас они тоже поймут это, и подыскивал слова, которые могли бы хотя немного подбодрить ребят. Искал и не находил.
Первым оценил положение Свидрак. И при тусклом света фонарика Ветров увидел, как вытянулось и без того продолговатое лицо пана Тадеуша, как посуровели его глаза.
Свидрак вопросительно взглянул на Гибиша, но тот лишь отрицательно покачал головой. Он давно уже приготовился к смерти. Может, потому, что имел за плечами семьдесят лет, а может, и потому, что за свою долгую жизнь не раз уже бывал похоронен под землей.
– А может, все-таки есть какой-нибудь выход отсюда? – спросил Ветров на всякий случай.
Гибиш безнадежно махнул рукой.
– И все же хоть какой-то шанс должен быть, – продолжал Ветров, хотя знал: нет ни одного. Не мог позволить, чтобы сидели все вот так, в ожидании смерти. Вся натура его восставала против пассивного ожидания, требовала действия. В конце концов у них много времени, даже слишком много, чтобы обследовать эту проклятую пещеру. Правда, через пятьдесят минут рванет, но вряд ли этот отдаленный взрыв причинит им вред.
Ветров решительно поднял группу.
– Сдаваться рано, – произнес уверенно. – Надо осмотреть все, чем черт не шутит…
– Да, да, рано складывать руки, – поддержал его Свидрак. – Пошли!
Гибиш пошел впереди. Они продвигались вдоль стены, освещая ее метр за метром. Но всюду громоздились камни. Они преграждали им путь, приходилось перелезать через них. Все устали, и скоро Василько запротестовал:
– А ну его совсем. Все равно отсюда не выйти…
Ветров остановился, взял паренька за плечо, тряхнул.
Осветил фонариком лицо. Василько ждал: сейчас накричит, отругает. А Ветров сказал насмешливо:
– Не думал я, что ты такой слабовольный. Знал бы, ни за что не взял бы с собой…
– Я?… Это я слабовольный! – вспыхнул Василько. – Да я!… – Он захлебнулся от возмущения, но Ветров не щадил его:
– Расхныкался, как пацан! Спокойно умереть захотел? Ну, оставайся, помирай…
– Вы не так меня поняли, – попробовал выкрутиться Василько. – Просто, скалы…
– А если я неправильно понял, – сразу остыл Ветров, – так иди вперед. Видишь, Гибиш чего-то сигналит…
Василько перелез через глыбу и направился к Гибишу. Ветров осветил циферблат часов и потушил фонарик. Они включали свет только в крайнем случае: если сядут батарейки, вечная тьма окутает их. Для чего нужен будет им свет, никто не мог бы сказать, но, очевидно, так уж устроен человек – даже сознавая безнадежность своего положения, продолжает надеяться на лучшее… А может, от первобытного человека еще остался в нас этот страх перед темнотой?
Но вот фонарики стали вспыхивать все чаще. Ветров знал почему: с минуты на минуту должен громыхнуть взрыв… Это волновало всех, ждали нетерпеливо, и в то же время с тревогой, какой-то неосознанной тревогой: а вдруг что-то не сработает, вдруг они сделали что-то не так?
Ветров знал определенно: все сделано как следует, и все выверено до секунды. Снова осветил часы – осталось три минуты. Вздохнул. Даже если не сработает часовой механизм, что исключено, у них достаточно времени, чтобы вернуться и проделать все снова. Тогда – он сознательно готовил себя к этому и знал, что сделает так, – отошлет всех на безопасное расстояние, а сам подожжет детонатор. Не успеет даже услышать взрыва…
Но не предаст ли он тем самым товарищей? Ведь их ждет медленная неминуемая смерть, а умереть так, подпалив детонатор, – благо…
Но взорвать себя вместе с товарищами он, пожалуй, не смог бы…
Ветров снова мигнул фонариком: вот оно, сейчас…
– Стойте! – приказал всем. – Тише!
Повторять не потребовалось: все замерли – во мраке тишина чувствуется иначе, полнее, словно ее можно ощутить на ощупь, потрогать рукой…
Секунды таяли. Прошло уже, наверное, больше минуты, и Ветров, не выдержав, включил фонарик. Ему показалось, что именно это короткое движение его пальца привело к взрыву – рвануло, как показалось, совсем рядом, задрожала земля под ногами, и он вынужден был прижаться спиной к холодному камню, чтобы не упасть. И тут же почувствовал, что и глыба за его спиной покачнулась, луч фонарика затанцевал у него в руке, вырывая из тьмы трепещущий круг. На голову посыпалась земля, а по левой руке что-то сильно ударило. Но то, что успел увидеть Ветров, заставило его рвануться вперед, забыв про боль. Все происходило как в замедленном показа какого-то ужасного фильма: на глазах у Юрия огромная гранитная глыба, под которой стоял Свидрак, закачалась и упала. Ветров видел, как Тадеуш поднял руки, будто смог бы задержать многотонную тяжесть.
Ветров закричал, но не услышал собственного голоса. Бросился к глыбе, навалился всем телом, с ужасом сознавая: если все они и сумеют сдвинуть ее с места, это уже ничего не даст…
Но все-таки отдавал приказания, и все помогали ему… пока наконец не приказал отступить.
Теперь никто не экономил батареек. Ветров всматривался в мрачные лица товарищей – кажется, никто больше не пострадал. И все же спросил:
– Все целы?
Никто не ответил, только Юзеф невольно провел рукой по боку. Это движение не прошло мимо внимания Ветрова.
– Что с тобой, Юзеф? – направил на него луч фонарика.
– Та, проше пана, ниц… Зацепило трохи…
Ветров заставил Юзефа поднять сорочку. Действительно, ничего страшного, только большой синяк и кожа поцарапана.
Юзеф смотрел на Ветрова, и губы у него дрожали. Сказал в отчаянии:
– Лучше бы и маня…
Ветров хотел прикрикнуть на него, но лишь пожал плечами. Он и сам только что мечтал о легкой смерти. И, видимо, Свидраку все же повезло.
Гибиш достал сигарету, не спеша размял ее. Чиркнул спичкой, склонился над огнем и застыл, пристально глядя на колеблющееся пламя.
Обжег пальцы и чертыхнулся, тряся рукой:
– Может, у кого найдется кусочек бумаги?
– Зачем? – удивился Юзеф.