Страница:
Она подвела Кремера к девушка.
– Надеюсь, – сказала манерно, – вы не соскучитесь в компании моего мальчика… – Фрау Ирме нравилось играть роль покровительницы Карла. – Он никого не знает в Дрездене, и отсутствие общества…
– О-о! – неучтиво перебила девушка фрау Ирму. – Не может быть! Я начинаю завидовать герру Кремеру!
– Вы преувеличиваете, Эрни! У вас собирается такая приятная компания… – заметила фрау Ирма.
– Возможно… – сверкнула та глазами, – А меня она утомляет.
– Однако вы совсем не похожи на затворницу, – вставил Карл.
Девушка взглянула на него вопросительно. Кремер опустил глаза.
– Я имел в виду, – решил пояснить, – что это платье и сережки больше вам к лицу, чем пелерина монахини.
– Как знать… – задумчиво протянула Эрнестина, но Карл заметил, как она невольно провела ладонью по сверкающему шелку платья.
«А она, наверно, не считает себя, некрасивой, – подумал. – Вообще, это было бы противоестественно». От этой мысли стало почему-то весело, какой-то бес вселился в него. Пристально глядя на девушку, Карл произнес:
– Кроме того, церковь в вашем лице получила бы слишком дорогой подарок.
Эрнестина подняла брови:
– Вы считаете, что из меня вышла бы сомнительная служительница богу? Но…
– Я имею в виду, – возразил Карл, – ваше приданое, которое прибрали бы к рукам святые отцы.
Девушка вспыхнула, гневно вздернула голову, но неожиданно громко захохотала;
– Вы первый, кто сказал мне правду в глаза! – с любопытством стрельнула глазами и добавила: – Мне нравится ваша откровенность.
– А мне не нравится ваше приданое, – засмеялся Карл, – оно отягощает вас. Вы можете считать меня отъявленным нахалом, но в каждом, кто делает вам комплименты, вы, наверное, видите охотника за приданым…
– Вы шутите, мой мальчик! – не выдержала фрау Ирма.
– Я никогда еще не был так серьезен.
Эрнестина смотрела пристально на Карла, казалось, ее глаза остекленели.
– А вас не интересует приданое?
Кремер почувствовал подводный риф в этом вопросе. Но сбить его с толку было трудно.
– Нет, почему же, я серьезно отношусь к деньгам и считаю, что они делают жизнь приятнее, чем она есть на самом деле. Кроме того, я коммерсант, а лишние деньга никогда не мешали коммерции.
– Вы хотите сказать, что за определенную сумму пожертвовали бы своими убеждениями и…
Карл протестующе поднял руку.
– Я не говорил этого, фрейлейн.
– Однако…
– Вы не так поняли меня. Я считаю приданое приятной придачей, вернее, находкой. Однако только дураки рассчитывают на находки.
Эрнестина хотела что-то ответить, но подошли Шрикель и еще какой-то офицер.
– Сразу видно дамского угодника, – грубовато сказал гауптштурмфюрер. – Рехан открыл мне тайну. Оказывается, вы, герр Кремер, прекрасно играете в карты.
Карл пожал плечами:
– Фортуна – порой очень коварная женщина…
– Не составите ли нам компанию?
– Но…
– Не смею больше задерживать вас, герр Кремер, – высокопарно начала Эрнестина, но закончила совсем другим тоном: – Надеюсь, мы еще сможем продолжить беседу. Заходите ко мне без церемоний.
Карл поклонился.
Шрикель, когда они садились за стол, полушутя, полусерьезно заметила:
– Я далек от того, чтобы считать себя ясновидцем, но думаю: нашего молодого друга ждет большое будущее.
– Что вы имеете в виду? – спросил кто-то из партнеров.
– Фрейлейн Краузе просила Кремера запросто навещать ее.
– Оставьте, Шрикель, – недовольно сказал Карл. – Представьте себе, я наговорил фрейлейн массу резкостей…
На лице гауптштурмфюрера снова вспыхнула ослепительная улыбка, но маленькие глазки не смеялись.
– Смотря как подать резкости… – сказал неопределенно. – Иногда такая тактика быстрее дает результаты…
– Вы уже и тактиком меня считаете? – поморщился Карл.
– А разве это плохо?
– Тактика необходима всюду. – Карл взял карты. – Вы – мой партнер и, надеюсь, тоже неплохой тактик…
– Мы это определим, по собственным карманам, – не выдержал офицер, сидящий справа от Кремера.
Карл сделал ход. Исподлобья взглянул на Шрикеля. Безусловно, этот толстяк – опасный враг, следовало бы держаться от него подальше. Но это означало бы держаться дальше от флигеля за аллеей черных гномов. А для чего он здесь? Не для того же, чтобы флиртовать с дочкой миллионера и играть в карты с эсэсовцами!
Значит, нужно поближе сойтись с гауптштурмфюрером. Конечно, опасно, но и на фронте не безопасней. Карл на мгновение прикрыл глаза, представил неглубокую траншею, блиндаж под тремя накатами, сосредоточенные лица солдат в касках. Тяжелый снаряд поднял на воздух сосну, росшую на пригорке, заверещали осколки. Солдаты прижались к земле, и один не поднялся. Карл даже лицо его видел – молодое, безусое, искаженное болью.
– Ваш ход, коллега, – донеслось до него словно издалека. Открыл глаза: Шрикель склонился над картами, уткнув в них жирное красное лицо; партнер справа нетерпеливо дергал себя за пуговицу мундира.
– Ваш ход, – повторил, вытянув шею из тщательно отглаженного воротничка.
Карл небрежно бросил карту. Возвращение к действительности не обрадовало его, сердце зашлось, и где-то глубоко в груди не унималась тупая, ноющая боль.
Утром Эрлер почувствовал себя плохо: давал себя знать ревматизм, который штурмбанфюрер получил несколько лет назад – осложнение после гриппа. Даже накричал на ротенфюрера, который принес холодный чай, хотя этот недотепа божился, будто чайник только что закипел. Потом придрался к секретарше – почему не перепечатала срочные бумаги. Напрасно девчонка оправдывалась – мол, получила их только вчера вечером, – штурмбанфюрер перестал ее отчитывать лишь после того, как заметил слезы под густо накрашенными ресницами.
– Идите! – бросил сердито. – Сейчас потечет вся ваша красота!…
Эрлеру не хотелось даже обедать: сидел в кабинете и с раздражением смотрел на окна, по которым барабанил частый холодный дождь. Даже противно смотреть на такое безобразие – третий день без перерыва льет и льет…
Боже мой, как крутит суставы!
Дверь заскрипела, и в щель робко просунулся нос ротенфюрера.
– Ну, что там еще? – раздраженно крикнул Эрлер.
– Донесение гауптшарфюрера Мауке.
– Что же вы торчите в дверях? – заорал штурмбанфюрер. – Давайте его сюда!
Два густо исписанных листа бумаги. Эрлер протянул под столом ноги, откинулся на спинку кресла. Интересно, что нового у гауптшарфюрера?
«Штурмбанфюреру СС доктору Эрлеру», – машинально пробежал глазами первую строчку. Все это формалистика. Где же суть? Ага…
«После того как мне стало известно, что на территории протектората Чехии и Моравии работниками тайной полиции найдены листовки, отпечатанные на немецком языке, я заинтересовался этим делом. Пражское гестапо в ответ на наш запрос уведомило, что в Праге ликвидирована подпольная группа, которая вела широкую прокламационную кампанию. Мною было получено несколько образцов нелегальных коммунистических воззваний, адресованных немецким солдатам. Установлено, что эти листовки тождественны прокламациям, найденным три недели назад в поездах, предназначенных для перевозки солдат на Восточный фронт. Листовки напечатаны однотипным шрифтом, на бумаге одинаковой структуры. Адресованы „Немецким пролетариям в военных шинелях“.
Считаю необходимым кратко изложить содержание прокламаций. В них говорится, что война ведется вопреки интересам и правам немецкого народа. Честных немцев фюрер якобы пытает и заключает в концентрационные лагеря. Немецкие солдаты не должны забывать, что настоящий вождь немецкого рабочего класса Эрнст Тельман мучается в застенка».
– Ишь до чего докатились! – не выдержал штурмбанфюрер и ударил кулаком по столу. Сморщился от боли – а, черт, он совсем забыл об этом проклятом ревматизме. Но какое нахальство! Вспоминать Тельмана!
Успокоился и стал читать дальше:
«Пражское гестапо уведомило, что один из арестованных подпольщиков показывает: прокламации напечатаны второго августа. Пятого августа органы тайной полиции провели аресты членов подпольной организации и ликвидировали типографию. Следовательно, листовки были переправлены из Праги в Дрезден в один из дней между вторым и пятым августа.
Мною установлено, что в этот период с дрезденского железнодорожного узла в Прагу отправлялись два товарных эшелона прямого назначения. Машинистами на них были Георг Панкау и Франц Шницер.
Георг Панкау. 63 года. Беспартийный. В коммунистической и социал-демократической партиях не состоял. Дисциплинированный и квалифицированный рабочий. Характеристика от шефа депо положительная. От политики далек. На хорошем счету у местной администрации. Ничего подозрительного за ним не замечалось.
Франц Шницер. 59 лет. В прошлом член социал-демократической партии. Квалифицированный рабочий, характеристика от шефа депо положительная. Имеет двух сыновей, оба на фронте. Лояльный. Высказываний против государственной политики не замечалось. Принимает участие в мероприятиях, проводимых ортсгруппенляйтером.
Прошу установить наблюдение за Георгом Панкау и Францем Шницером. Не исключено, что их лояльность – лишь маскировка враждебной деятельности против рейха. Необходимо изучить круг их знакомств, дать возможность снова побывать в Праге, заблаговременно предупредив пражское гестапо. Поручить это дело прошу лучшим агентам.
Следует иметь в виду – не исключен и другой путь транспортирования листовок из Праги в Дрезден. Но, учитывая, что прокламации были найдены в поездах уже седьмого августа, считаю такую версию маловероятной. Кроме того, характер распространения листовок свидетельствует – это сделано железнодорожниками: прокламации найдены не в казармах, а в воинских поездах.
Гауптшарфюрер СС Эмиль Мауке».
Штурмбанфюрер отложил докладную записку и нервно зашагал по кабинету. Дождевые потоки за окном уже не досаждали ему. Он знал, что Мауке – способный человек, но вот так сразу напасть на след подпольной организации! Конечно, заслуга его, Эрлера, прежде всего в том, что именно Мауке было поручено это дело!
Эрлер нетерпеливо сорвал телефонную трубку.
– Соедините меня с группенфюрером фон Вайгангом! – приказал. – Добрый день, Рехан. Как себя чувствуете? Я – не очень: проклятый ревматизм… Шеф у себя? Есть важное сообщение…
Еще в Москве Кремер вспомнил, что в Дрездене должен работать Штеккер, – фельдфебель говорил Катрусе о том, что его переводят в этот город.
Фельдфебель Штеккер! Удивительный человек, с которым судьба свела Катрусю во Львове. Девушка не раз рассказывала Петру эту историю, которую он знал теперь не хуже ее: еще бы – фельдфебель Штеккер поставлял им такую информацию, о которой можно было только мечтать.
А произошло это так. Кирилюку удалось с помощью знакомого гестаповца устроить Катрусю в железнодорожную комендатуру.
Однажды комендант майор Шумахер дал ай перепечатать совершенно секретное сообщение. Достаточно было одного взгляда на него, чтобы определить, насколько важен документ. Катруся отпечатала на одну, как всегда, а две копии, спрятала вторую под кофточкой, а смятые копирки бросила в корзину для бумаг.
Майор сам сверил перепечатанное донесение с оригиналом. Затем вызвал исполнявшего обязанности начальника канцелярии фельдфебеля Штеккера и приказал ему отправить документ секретной почтой.
– Сделайте это сами, сообщение очень важное, – уловила Катруся, закрывая за собою дверь.
Девушка продолжала работать, стараясь ничем не выдавать своего волнения. С нетерпением она ждала перерыва на обед, чтобы, когда комендант и Штеккер уедут, позвонить Петру и условиться о свидании. Наконец наступил положенный час. Катруся вызвала машину для коменданта, а сама озабоченно склонилась над бумагами, делая вид, что ей еще. надо выполнить срочную работу. Сейчас скрипнет дверь, через приемную пройдет фельдфебель Штеккер – совсем уже седой, с утомленным, морщинистым лицом. По обыкновению, задержится немного возле ее столика, справится о здоровье, немного пошутит и направится в столовую. Вот заскрипела дверь, но шагов фельдфебеля не слышно. Не поднимая головы, Катруся закладывает листок чистой бумаги в машинку.
– Зайдите, пожалуйста, ко мне, фрейлейн Кетхен, – говорит Штеккер.
– Я? К вам? – переспросила растерянно.
Штеккер стоял на пороге и пристально смотрел на нее. Она вдруг вспомнила, что и майор Шумахер, проходя через приемную, не улыбнулся ей, как обычно. Может, все это ей только кажется? Что же тут удивительного, что фельдфебель позвал ее к себе, ведь такие случаи бывали… – старается успокоить себя Катруся. Ей кажется – идет она по жердочке, переброшенной через пропасть.
Штеккер, пригласив Катрусю присесть, вышел в приемную, запер наружную дверь и вернулся. Он присел на стул рядом с Катрусей и, пристально глядя на нее, спросил:
– Фрейлейн Кетхен, куда вы дели третий экземпляр оперативного сообщения?
В груди у Катруси похолодело. Она собрала все свои силы и проговорила запинаясь:
– Господин фельдфебель, как можно так шутить?! Мне известно, что такое секретные документы…
– Тем хуже, если вы понимаете, что такое секретные документы и как с ними надо обращаться. – Штеккер достал из стола тщательно разглаженные две копирки…
Катруся поняла – все пропало, но продолжала запираться:
– Копирки, наверное, слиплись… Я напечатала, как было сказано: два экземпляра.
– Не надо быть экспертом, – усмехнулся Штеккер, – чтобы видеть: отпечатки на одном листке не такие четкие, как на другом.
– Не понимаю, как это могло случиться… – растерянно произнесла Катруся после долгой паузы. Она уже ничего лучшего придумать не могла. Фельдфебель сейчас позвонит по телефону, примчатся гестаповцы, найдут эту бумажку, которая сейчас жжет ее, словно раскаленный уголь…
Поскорее избавиться от нас?! Бесполезно: в руках Штеккера вторая копирка. Выяснят ее знакомых. И наткнутся на Кремера. Боже мой, как только она раньше об этом не подумала?! Ведь ее рекомендовали коменданту по просьбе Карла Кремера…
Катрусе стало совсем плохо. Силы оставили ее. Дурная девчонка! Именно так и подумала о себе: «девчонка…» Провалить такое дело!… А ведь как ее строго предупреждали – для разведчика нет мелочей, думай обо всем, надо думать, над каждым шагом думать! А она… выбросила копирки в корзину и тут же забыла о них.
«Надо во что бы то ни стало предупредить Петра», – пришла отчаянная мысль. Отвлечь внимание фельдфебеля, потом три шага, и она в приемной. Захлопнуть за собой дверь и накинуть крючок. Сама спастись не сможет – Штеккер запер входную дверь, – но успеет позвонить Петру.
Катруся притворилась, что теряет сознание.
– Дайте мне воды, – попросила задыхаясь и, лишь только фельдфебель повернулся к ней спиной, метнулась к двери.
– Не выйдет, фрейлейн Кетхен, – преградил дорогу Штеккер. – Ведь крючок держится на честном слове…
Девушка, прикусив губу, с ненавистью смотрела на фельдфебеля.
– Что вам от меня нужно?!
Штеккер, глядя Катрусе в глаза, молча смял вторую копирку, бросил в пепельницу и поджег. Это было настолько неожиданно, что девушка совсем растерялась. Недоуменно смотрела, как извивался в огне черный комок копирки.
Скоро на дне пепельницы осталась маленькая горстка серого пепла. Штеккер сдул его и сказал:
– Вы должны быть осторожнее, фрейлейн Кетхен, и таких ошибок больше не допускать.
Катруся молчала. Что это? Изощренная провокация или неожиданная помощь?…
– Пока вы будете раздумывать над случившимся, я пойду пообедать. Сегодня я уже не буду. До завтра! – улыбнулся Штеккер и не спеша направился к выходу.
– Кто же вы?! – с запинкой спросила Катруся каким-то чужим голосом.
– Фельдфебель Штеккер, – остановился он у двери.
– Я не о том… Я хотела спросить: кто вы?… Ну… почему вы так поступили?
– Подумайте. Хорошенько подумайте. Иногда это необходимо…
Еще раз кивнул ей и вышел.
Катруся заправила в машинку чистый лист бумаги и долго сидела неподвижно. Было ясно одно: надо поскорее посоветоваться с Петром. Если это провокация, встреча с Кирилюком ничего не меняет – об их знакомстве все равно в гестапо известно. Набрала номер телефона Петра и условилась о встрече после работы.
Петро понял, что произошло что-то необычное, и решил выехать ей навстречу на автомашине. Выслушав сбивчивый рассказ Катри, сказал шоферу:
– Давай-ка, Федя, за город. Не гони очень – подумать надо…
Когда околица осталась позади, Петро попросил Катрусю:
– Покажи мне ту бумагу.
Катруся отвернулась и, покраснев от смущения, вытащила из-за лифа листок бумаги. Не оборачиваясь, передала Кирилюку.
– Можем ли мы быть уверены, что они не подсунули тебе фальшивку? – спросил он, внимательно прочитав копию донесения.
– Нет, не фальшивка, – решительно сказала девушка. – Как и в других, в нем подтверждаются некоторые мне известные факты, например, о передислокации в район Одессы вновь прибывшего танкового корпуса; сведения о количестве паровозов и вагонов на нашем узла тоже верные. Гестаповцы ведь не знают, что нам известно, а что – нет, и обязательно в чем-нибудь да ошиблись бы, фабрикуя фальшивку.
– Правильно, – подтвердил Петро, размышляя. – Документ не липовый. Но, может быть, они решились рискнуть такими сведениями для того, чтобы выявить нас?
– Потом они смогут все перетасовать, – высказал свое мнение Федя Галкин. – Мы сообщим, что танковый корпус сейчас под Одессой, а они перебросят его куда-нибудь в Прибалтику…
– Что ты! – возразила Катруся. – Ты только подумай, каково это перевести целый танковый корпус из одного района в другой!…
– Итак, мы можем сделать первые выводы, – сказал Петро. – Конечно, документ не фальшивый. Гестаповцам не было смысла подсовывать его нам. Стало быть, обе эти версии отбрасываем. Значит, что-то другое… Расскажи-ка. нам, Катруся, про твоего фельдфебеля подробнее.
Ну, а что могла им рассказать Катруся? Штеккер – человек пожилой, в общем-то малообщительный, даже замкнутый, но к ней всегда относился хорошо. Конечно, она никогда представить себе не могла, что он так поведет себя… И Катруся во всех подробностях повторила разговор со Штеккером.
– Трудная задача, – вздохнул Петро, – хотя все сходится к тому, что ты встретилась с человеком порядочным, а возможно, и с… Как это он сказал тебе на прощание? Чтобы ты хорошенько подумала, что думать иногда необходимо… Не было ли это намеком?
– В тот момент я ничего не понимала, – призналась девушка.
– Давайте обсудим его поведение, – сказал Петро. – Фельдфебель, которому надлежит строго охранять военную тайну, заметил: некто сделал лишнюю копию с важнейшего документа. Допустим, что он не связан с гестапо и поручения выслеживать Катрусю не имел. Но как бы поступил в таком случае любой гитлеровец? Несомненно, тут же сообщил бы своему начальнику, зная, что получит немалую награду. Так?
– Безусловно, – подтвердил Галкин.
– Прекрасно, рассуждаем дальше. Но фельдфебель не только отказывается от награды, а совершает крайне опасный для него поступок… Если об этом станет известно, Штеккера отдадут под трибунал. А там его ждет одно – расстрел. Фельдфебель – человек немолодой, опытный – все это, конечно, знает. Однако Катрусю не выдает и сам уничтожает улику против нее. Получается, что он…
– Хороший человек, – закончила Катруся.
– А может быть, и…
– Сейчас вы скажете: коммунист. Не поверю, – энергично замотал головой Галкин. – До сих пор что-то не встречались…
– Тебе, считай, просто не везло. Нельзя всех под одну гребенку… А ты, Катруся, должна еще поговорить с фельдфебелем… Опасности не прибавится, а выиграть можно многое. Теперь едем назад. Завтра – выход в эфир, да и от Дорошенко нас будут ждать. Заремба предупредил, что они должны доставить в город взрывчатку.
На следующий день у Катруси со Штеккером произошел разговор. Во время обеденного перерыва, после того как уехал комендант, она заглянула в кабинет фельдфебеля. Он стоял, опираясь руками о стол, и читал только что полученные телеграммы: как раз перед обедом их принес ефрейтор из пункта связи.
– Заходите. – Штеккер внимательно посмотрел на девушку. – Я вас слушаю.
– Если господин фельдфебель не будет возражать, я хотела бы продолжить вчерашний разговор…
– Догадалась ли фрейлейн запереть входную дверь? – спросил Штеккер и в ответ на ее утвердительный жест с улыбкой заметил: – Нас, на худой конец, могут заподозрить в любовных шашнях, а они для СД интереса обычно не представляют.
– Скажите честно, что вы подумали обо мне вчера? – спросила Катруся.
– Что вы – девушка храбрая, но весьма неопытная…
– А о том… для чего мне нужна эта копия?
– Скажете сами – буду знать, хотя догадаться не трудно… – усмехнулся Штеккер.
– Что я вам могу сказать? Мы с вами стоим по разные стороны баррикады, – начала Катруся патетически, вовсе не так, как собиралась. Покраснела и заговорила сбивчиво: – Ведь вы порядочный и честный человек, я именно таким вас считаю, а каждый порядочный человек, господин Штеккер, не должен служить фашистам!…
– Откуда ты взяла, – мягко спросил он, – что мы находимся на разных сторонах баррикады? Да на этой стороне, на которой и ты, я стоял уже, когда тебя еще на свате не было!…
Взяв ошеломленную Катрусю за руку, он подвел ее к стулу и усадил, сам сел напротив и стал спокойно и медленно объяснять, как на уроке:
– Неужели ты серьезно думаешь, что в Германии поголовно все – фашисты? Если Гитлер, мол, захватил власть в Германии, то во всей стране не осталось честных людей? Да, нацисты многим одурманили головы, но остались люди, которые, продолжают бороться. Это, конечно, не легко, особенно когда на тебе военный мундир, но кое-что можно делать…
– Вот никогда не подумала бы, что у нас с вами так разговор пойдет, товарищ Штеккер, – просияла Катруся…
…Связываться со Штеккером в Дрездене Кирилюку позволили только в крайнем случае; это могло поставить под угрозу, с одной стороны, организацию немецких товарищей, в которую, возможно, входит Штеккер, а с другой – выполнение задания, полученного Кирилюком.
Такой «крайний случай» настал теперь.
Сначала Карл подумал было поручить Рахану разыскать фельдфебеля. Но отказался от этого. Кто его знает, как поведет себя Руди! Кремер не сомневался: в случае чего оберштурмфюрер на первом же допросе назовет всех, кем он, Кремер, когда бы то ни было интересовался.
Через Рехана Карл узнал лишь адрес комендатуры.
Понаблюдав за комендатурой, Кремер убедился, что описаниям Катруси соответствует только один человек, и маршрут его неизменен.
Однажды Карл нагнал его на пустынной улице и, поравнявшись, обратился:
– Фельдфебель Штеккер?
– Да. Слушаю.
– Меня просили передать вам привет от фрейлейн Кетхен.
Фельдфебель внимательно посмотрел на Кремера.
– Прошу прощения, я вас не понимаю…
– Катря до сих пор с благодарностью вспоминает, как вы выручили ее с копиркой.
– А-а… не стоит вспоминать… это такая мелочь.
– Мне очень нужно поговорить с вами…
– Минутку, – перебил Штеккер. – Вы сможете завтра в восемнадцать часов быть на площади Единства у кинотеатра «Одер»?
– Да, конечно.
– Я буду ждать вас возле входа.
… Кремер увидел фельдфебеля, подойдя к самому кинотеатру. Остановился рядом, сделал вид, что рассматривает афишу.
– Идите за мной. На расстоянии, – не поворачивая головы, произнес тот.
Штеккер шагал не торопясь, разглядывал все вокруг. Неожиданно повернул на разрушенную бомбежкой улицу и, выбрав удобный момент, юркнул в руины. Даже Карл не заметил, как он исчез. Но все понял, услышав тихий свист из-за груды кирпича и разбитого бетона.
Фельдфебель постоял с минуту, наблюдая за улицей, и лишь после этого дал знак Карлу следовать за ним. Спустились в темный, сырой подвал. Фельдфебель посветил фонариком.
– Прекрасное место для встреч, – сказал полушутя, полусерьезно. – Но чем вы можете доказать, что прибыли от Кетхен?
– Катря говорила вам, что у нее есть жених?
Штеккер кивнул.
– Он перед вами собственной персоной.
– Доказательства?
– Пятьдесят четвертую стрелковую дивизию перебрасывают в район Житомира… Четвертого июня в Шепетовку пришло два эшелона с танками. Мне известно, что эту информацию Катре передавали…
– Хватит. Достаточно… – Кремеру показалось, что фельдфебель усмехнулся. На миг вспыхнул фонарик, выхватив из темноты самодельную лавку – доску на кирпичах. – Садитесь.
Сели. Штеккер достал сигареты, предложил Карлу. Сказал просто:
– Никогда не думал, что вы разыщете меня. И кто – жених фрейлейн Кетхен! Вам посчастливилось, молодой человек. Я уже порядочно пожил на свете, а такую девушку встретил впервые…
У Карла сжалось сердце. Что делает сейчас Катруся? Заглянуть бы в родные глаза!…
– Катря теперь в Москве, товарищ Штеккер, работает в госпитале. Ну, а вас я разыскивал, надеясь на помощь. У вас все хорошо, не было никаких неприятностей?
– Надеюсь, – сказала манерно, – вы не соскучитесь в компании моего мальчика… – Фрау Ирме нравилось играть роль покровительницы Карла. – Он никого не знает в Дрездене, и отсутствие общества…
– О-о! – неучтиво перебила девушка фрау Ирму. – Не может быть! Я начинаю завидовать герру Кремеру!
– Вы преувеличиваете, Эрни! У вас собирается такая приятная компания… – заметила фрау Ирма.
– Возможно… – сверкнула та глазами, – А меня она утомляет.
– Однако вы совсем не похожи на затворницу, – вставил Карл.
Девушка взглянула на него вопросительно. Кремер опустил глаза.
– Я имел в виду, – решил пояснить, – что это платье и сережки больше вам к лицу, чем пелерина монахини.
– Как знать… – задумчиво протянула Эрнестина, но Карл заметил, как она невольно провела ладонью по сверкающему шелку платья.
«А она, наверно, не считает себя, некрасивой, – подумал. – Вообще, это было бы противоестественно». От этой мысли стало почему-то весело, какой-то бес вселился в него. Пристально глядя на девушку, Карл произнес:
– Кроме того, церковь в вашем лице получила бы слишком дорогой подарок.
Эрнестина подняла брови:
– Вы считаете, что из меня вышла бы сомнительная служительница богу? Но…
– Я имею в виду, – возразил Карл, – ваше приданое, которое прибрали бы к рукам святые отцы.
Девушка вспыхнула, гневно вздернула голову, но неожиданно громко захохотала;
– Вы первый, кто сказал мне правду в глаза! – с любопытством стрельнула глазами и добавила: – Мне нравится ваша откровенность.
– А мне не нравится ваше приданое, – засмеялся Карл, – оно отягощает вас. Вы можете считать меня отъявленным нахалом, но в каждом, кто делает вам комплименты, вы, наверное, видите охотника за приданым…
– Вы шутите, мой мальчик! – не выдержала фрау Ирма.
– Я никогда еще не был так серьезен.
Эрнестина смотрела пристально на Карла, казалось, ее глаза остекленели.
– А вас не интересует приданое?
Кремер почувствовал подводный риф в этом вопросе. Но сбить его с толку было трудно.
– Нет, почему же, я серьезно отношусь к деньгам и считаю, что они делают жизнь приятнее, чем она есть на самом деле. Кроме того, я коммерсант, а лишние деньга никогда не мешали коммерции.
– Вы хотите сказать, что за определенную сумму пожертвовали бы своими убеждениями и…
Карл протестующе поднял руку.
– Я не говорил этого, фрейлейн.
– Однако…
– Вы не так поняли меня. Я считаю приданое приятной придачей, вернее, находкой. Однако только дураки рассчитывают на находки.
Эрнестина хотела что-то ответить, но подошли Шрикель и еще какой-то офицер.
– Сразу видно дамского угодника, – грубовато сказал гауптштурмфюрер. – Рехан открыл мне тайну. Оказывается, вы, герр Кремер, прекрасно играете в карты.
Карл пожал плечами:
– Фортуна – порой очень коварная женщина…
– Не составите ли нам компанию?
– Но…
– Не смею больше задерживать вас, герр Кремер, – высокопарно начала Эрнестина, но закончила совсем другим тоном: – Надеюсь, мы еще сможем продолжить беседу. Заходите ко мне без церемоний.
Карл поклонился.
Шрикель, когда они садились за стол, полушутя, полусерьезно заметила:
– Я далек от того, чтобы считать себя ясновидцем, но думаю: нашего молодого друга ждет большое будущее.
– Что вы имеете в виду? – спросил кто-то из партнеров.
– Фрейлейн Краузе просила Кремера запросто навещать ее.
– Оставьте, Шрикель, – недовольно сказал Карл. – Представьте себе, я наговорил фрейлейн массу резкостей…
На лице гауптштурмфюрера снова вспыхнула ослепительная улыбка, но маленькие глазки не смеялись.
– Смотря как подать резкости… – сказал неопределенно. – Иногда такая тактика быстрее дает результаты…
– Вы уже и тактиком меня считаете? – поморщился Карл.
– А разве это плохо?
– Тактика необходима всюду. – Карл взял карты. – Вы – мой партнер и, надеюсь, тоже неплохой тактик…
– Мы это определим, по собственным карманам, – не выдержал офицер, сидящий справа от Кремера.
Карл сделал ход. Исподлобья взглянул на Шрикеля. Безусловно, этот толстяк – опасный враг, следовало бы держаться от него подальше. Но это означало бы держаться дальше от флигеля за аллеей черных гномов. А для чего он здесь? Не для того же, чтобы флиртовать с дочкой миллионера и играть в карты с эсэсовцами!
Значит, нужно поближе сойтись с гауптштурмфюрером. Конечно, опасно, но и на фронте не безопасней. Карл на мгновение прикрыл глаза, представил неглубокую траншею, блиндаж под тремя накатами, сосредоточенные лица солдат в касках. Тяжелый снаряд поднял на воздух сосну, росшую на пригорке, заверещали осколки. Солдаты прижались к земле, и один не поднялся. Карл даже лицо его видел – молодое, безусое, искаженное болью.
– Ваш ход, коллега, – донеслось до него словно издалека. Открыл глаза: Шрикель склонился над картами, уткнув в них жирное красное лицо; партнер справа нетерпеливо дергал себя за пуговицу мундира.
– Ваш ход, – повторил, вытянув шею из тщательно отглаженного воротничка.
Карл небрежно бросил карту. Возвращение к действительности не обрадовало его, сердце зашлось, и где-то глубоко в груди не унималась тупая, ноющая боль.
Утром Эрлер почувствовал себя плохо: давал себя знать ревматизм, который штурмбанфюрер получил несколько лет назад – осложнение после гриппа. Даже накричал на ротенфюрера, который принес холодный чай, хотя этот недотепа божился, будто чайник только что закипел. Потом придрался к секретарше – почему не перепечатала срочные бумаги. Напрасно девчонка оправдывалась – мол, получила их только вчера вечером, – штурмбанфюрер перестал ее отчитывать лишь после того, как заметил слезы под густо накрашенными ресницами.
– Идите! – бросил сердито. – Сейчас потечет вся ваша красота!…
Эрлеру не хотелось даже обедать: сидел в кабинете и с раздражением смотрел на окна, по которым барабанил частый холодный дождь. Даже противно смотреть на такое безобразие – третий день без перерыва льет и льет…
Боже мой, как крутит суставы!
Дверь заскрипела, и в щель робко просунулся нос ротенфюрера.
– Ну, что там еще? – раздраженно крикнул Эрлер.
– Донесение гауптшарфюрера Мауке.
– Что же вы торчите в дверях? – заорал штурмбанфюрер. – Давайте его сюда!
Два густо исписанных листа бумаги. Эрлер протянул под столом ноги, откинулся на спинку кресла. Интересно, что нового у гауптшарфюрера?
«Штурмбанфюреру СС доктору Эрлеру», – машинально пробежал глазами первую строчку. Все это формалистика. Где же суть? Ага…
«После того как мне стало известно, что на территории протектората Чехии и Моравии работниками тайной полиции найдены листовки, отпечатанные на немецком языке, я заинтересовался этим делом. Пражское гестапо в ответ на наш запрос уведомило, что в Праге ликвидирована подпольная группа, которая вела широкую прокламационную кампанию. Мною было получено несколько образцов нелегальных коммунистических воззваний, адресованных немецким солдатам. Установлено, что эти листовки тождественны прокламациям, найденным три недели назад в поездах, предназначенных для перевозки солдат на Восточный фронт. Листовки напечатаны однотипным шрифтом, на бумаге одинаковой структуры. Адресованы „Немецким пролетариям в военных шинелях“.
Считаю необходимым кратко изложить содержание прокламаций. В них говорится, что война ведется вопреки интересам и правам немецкого народа. Честных немцев фюрер якобы пытает и заключает в концентрационные лагеря. Немецкие солдаты не должны забывать, что настоящий вождь немецкого рабочего класса Эрнст Тельман мучается в застенка».
– Ишь до чего докатились! – не выдержал штурмбанфюрер и ударил кулаком по столу. Сморщился от боли – а, черт, он совсем забыл об этом проклятом ревматизме. Но какое нахальство! Вспоминать Тельмана!
Успокоился и стал читать дальше:
«Пражское гестапо уведомило, что один из арестованных подпольщиков показывает: прокламации напечатаны второго августа. Пятого августа органы тайной полиции провели аресты членов подпольной организации и ликвидировали типографию. Следовательно, листовки были переправлены из Праги в Дрезден в один из дней между вторым и пятым августа.
Мною установлено, что в этот период с дрезденского железнодорожного узла в Прагу отправлялись два товарных эшелона прямого назначения. Машинистами на них были Георг Панкау и Франц Шницер.
Георг Панкау. 63 года. Беспартийный. В коммунистической и социал-демократической партиях не состоял. Дисциплинированный и квалифицированный рабочий. Характеристика от шефа депо положительная. От политики далек. На хорошем счету у местной администрации. Ничего подозрительного за ним не замечалось.
Франц Шницер. 59 лет. В прошлом член социал-демократической партии. Квалифицированный рабочий, характеристика от шефа депо положительная. Имеет двух сыновей, оба на фронте. Лояльный. Высказываний против государственной политики не замечалось. Принимает участие в мероприятиях, проводимых ортсгруппенляйтером.
Прошу установить наблюдение за Георгом Панкау и Францем Шницером. Не исключено, что их лояльность – лишь маскировка враждебной деятельности против рейха. Необходимо изучить круг их знакомств, дать возможность снова побывать в Праге, заблаговременно предупредив пражское гестапо. Поручить это дело прошу лучшим агентам.
Следует иметь в виду – не исключен и другой путь транспортирования листовок из Праги в Дрезден. Но, учитывая, что прокламации были найдены в поездах уже седьмого августа, считаю такую версию маловероятной. Кроме того, характер распространения листовок свидетельствует – это сделано железнодорожниками: прокламации найдены не в казармах, а в воинских поездах.
Гауптшарфюрер СС Эмиль Мауке».
Штурмбанфюрер отложил докладную записку и нервно зашагал по кабинету. Дождевые потоки за окном уже не досаждали ему. Он знал, что Мауке – способный человек, но вот так сразу напасть на след подпольной организации! Конечно, заслуга его, Эрлера, прежде всего в том, что именно Мауке было поручено это дело!
Эрлер нетерпеливо сорвал телефонную трубку.
– Соедините меня с группенфюрером фон Вайгангом! – приказал. – Добрый день, Рехан. Как себя чувствуете? Я – не очень: проклятый ревматизм… Шеф у себя? Есть важное сообщение…
* * *
Последние дни были тяжелыми для Карла Кремера: необходимо было налаживать связь, утраченную после провала Марлен Пельц.Еще в Москве Кремер вспомнил, что в Дрездене должен работать Штеккер, – фельдфебель говорил Катрусе о том, что его переводят в этот город.
Фельдфебель Штеккер! Удивительный человек, с которым судьба свела Катрусю во Львове. Девушка не раз рассказывала Петру эту историю, которую он знал теперь не хуже ее: еще бы – фельдфебель Штеккер поставлял им такую информацию, о которой можно было только мечтать.
А произошло это так. Кирилюку удалось с помощью знакомого гестаповца устроить Катрусю в железнодорожную комендатуру.
Однажды комендант майор Шумахер дал ай перепечатать совершенно секретное сообщение. Достаточно было одного взгляда на него, чтобы определить, насколько важен документ. Катруся отпечатала на одну, как всегда, а две копии, спрятала вторую под кофточкой, а смятые копирки бросила в корзину для бумаг.
Майор сам сверил перепечатанное донесение с оригиналом. Затем вызвал исполнявшего обязанности начальника канцелярии фельдфебеля Штеккера и приказал ему отправить документ секретной почтой.
– Сделайте это сами, сообщение очень важное, – уловила Катруся, закрывая за собою дверь.
Девушка продолжала работать, стараясь ничем не выдавать своего волнения. С нетерпением она ждала перерыва на обед, чтобы, когда комендант и Штеккер уедут, позвонить Петру и условиться о свидании. Наконец наступил положенный час. Катруся вызвала машину для коменданта, а сама озабоченно склонилась над бумагами, делая вид, что ей еще. надо выполнить срочную работу. Сейчас скрипнет дверь, через приемную пройдет фельдфебель Штеккер – совсем уже седой, с утомленным, морщинистым лицом. По обыкновению, задержится немного возле ее столика, справится о здоровье, немного пошутит и направится в столовую. Вот заскрипела дверь, но шагов фельдфебеля не слышно. Не поднимая головы, Катруся закладывает листок чистой бумаги в машинку.
– Зайдите, пожалуйста, ко мне, фрейлейн Кетхен, – говорит Штеккер.
– Я? К вам? – переспросила растерянно.
Штеккер стоял на пороге и пристально смотрел на нее. Она вдруг вспомнила, что и майор Шумахер, проходя через приемную, не улыбнулся ей, как обычно. Может, все это ей только кажется? Что же тут удивительного, что фельдфебель позвал ее к себе, ведь такие случаи бывали… – старается успокоить себя Катруся. Ей кажется – идет она по жердочке, переброшенной через пропасть.
Штеккер, пригласив Катрусю присесть, вышел в приемную, запер наружную дверь и вернулся. Он присел на стул рядом с Катрусей и, пристально глядя на нее, спросил:
– Фрейлейн Кетхен, куда вы дели третий экземпляр оперативного сообщения?
В груди у Катруси похолодело. Она собрала все свои силы и проговорила запинаясь:
– Господин фельдфебель, как можно так шутить?! Мне известно, что такое секретные документы…
– Тем хуже, если вы понимаете, что такое секретные документы и как с ними надо обращаться. – Штеккер достал из стола тщательно разглаженные две копирки…
Катруся поняла – все пропало, но продолжала запираться:
– Копирки, наверное, слиплись… Я напечатала, как было сказано: два экземпляра.
– Не надо быть экспертом, – усмехнулся Штеккер, – чтобы видеть: отпечатки на одном листке не такие четкие, как на другом.
– Не понимаю, как это могло случиться… – растерянно произнесла Катруся после долгой паузы. Она уже ничего лучшего придумать не могла. Фельдфебель сейчас позвонит по телефону, примчатся гестаповцы, найдут эту бумажку, которая сейчас жжет ее, словно раскаленный уголь…
Поскорее избавиться от нас?! Бесполезно: в руках Штеккера вторая копирка. Выяснят ее знакомых. И наткнутся на Кремера. Боже мой, как только она раньше об этом не подумала?! Ведь ее рекомендовали коменданту по просьбе Карла Кремера…
Катрусе стало совсем плохо. Силы оставили ее. Дурная девчонка! Именно так и подумала о себе: «девчонка…» Провалить такое дело!… А ведь как ее строго предупреждали – для разведчика нет мелочей, думай обо всем, надо думать, над каждым шагом думать! А она… выбросила копирки в корзину и тут же забыла о них.
«Надо во что бы то ни стало предупредить Петра», – пришла отчаянная мысль. Отвлечь внимание фельдфебеля, потом три шага, и она в приемной. Захлопнуть за собой дверь и накинуть крючок. Сама спастись не сможет – Штеккер запер входную дверь, – но успеет позвонить Петру.
Катруся притворилась, что теряет сознание.
– Дайте мне воды, – попросила задыхаясь и, лишь только фельдфебель повернулся к ней спиной, метнулась к двери.
– Не выйдет, фрейлейн Кетхен, – преградил дорогу Штеккер. – Ведь крючок держится на честном слове…
Девушка, прикусив губу, с ненавистью смотрела на фельдфебеля.
– Что вам от меня нужно?!
Штеккер, глядя Катрусе в глаза, молча смял вторую копирку, бросил в пепельницу и поджег. Это было настолько неожиданно, что девушка совсем растерялась. Недоуменно смотрела, как извивался в огне черный комок копирки.
Скоро на дне пепельницы осталась маленькая горстка серого пепла. Штеккер сдул его и сказал:
– Вы должны быть осторожнее, фрейлейн Кетхен, и таких ошибок больше не допускать.
Катруся молчала. Что это? Изощренная провокация или неожиданная помощь?…
– Пока вы будете раздумывать над случившимся, я пойду пообедать. Сегодня я уже не буду. До завтра! – улыбнулся Штеккер и не спеша направился к выходу.
– Кто же вы?! – с запинкой спросила Катруся каким-то чужим голосом.
– Фельдфебель Штеккер, – остановился он у двери.
– Я не о том… Я хотела спросить: кто вы?… Ну… почему вы так поступили?
– Подумайте. Хорошенько подумайте. Иногда это необходимо…
Еще раз кивнул ей и вышел.
Катруся заправила в машинку чистый лист бумаги и долго сидела неподвижно. Было ясно одно: надо поскорее посоветоваться с Петром. Если это провокация, встреча с Кирилюком ничего не меняет – об их знакомстве все равно в гестапо известно. Набрала номер телефона Петра и условилась о встрече после работы.
Петро понял, что произошло что-то необычное, и решил выехать ей навстречу на автомашине. Выслушав сбивчивый рассказ Катри, сказал шоферу:
– Давай-ка, Федя, за город. Не гони очень – подумать надо…
Когда околица осталась позади, Петро попросил Катрусю:
– Покажи мне ту бумагу.
Катруся отвернулась и, покраснев от смущения, вытащила из-за лифа листок бумаги. Не оборачиваясь, передала Кирилюку.
– Можем ли мы быть уверены, что они не подсунули тебе фальшивку? – спросил он, внимательно прочитав копию донесения.
– Нет, не фальшивка, – решительно сказала девушка. – Как и в других, в нем подтверждаются некоторые мне известные факты, например, о передислокации в район Одессы вновь прибывшего танкового корпуса; сведения о количестве паровозов и вагонов на нашем узла тоже верные. Гестаповцы ведь не знают, что нам известно, а что – нет, и обязательно в чем-нибудь да ошиблись бы, фабрикуя фальшивку.
– Правильно, – подтвердил Петро, размышляя. – Документ не липовый. Но, может быть, они решились рискнуть такими сведениями для того, чтобы выявить нас?
– Потом они смогут все перетасовать, – высказал свое мнение Федя Галкин. – Мы сообщим, что танковый корпус сейчас под Одессой, а они перебросят его куда-нибудь в Прибалтику…
– Что ты! – возразила Катруся. – Ты только подумай, каково это перевести целый танковый корпус из одного района в другой!…
– Итак, мы можем сделать первые выводы, – сказал Петро. – Конечно, документ не фальшивый. Гестаповцам не было смысла подсовывать его нам. Стало быть, обе эти версии отбрасываем. Значит, что-то другое… Расскажи-ка. нам, Катруся, про твоего фельдфебеля подробнее.
Ну, а что могла им рассказать Катруся? Штеккер – человек пожилой, в общем-то малообщительный, даже замкнутый, но к ней всегда относился хорошо. Конечно, она никогда представить себе не могла, что он так поведет себя… И Катруся во всех подробностях повторила разговор со Штеккером.
– Трудная задача, – вздохнул Петро, – хотя все сходится к тому, что ты встретилась с человеком порядочным, а возможно, и с… Как это он сказал тебе на прощание? Чтобы ты хорошенько подумала, что думать иногда необходимо… Не было ли это намеком?
– В тот момент я ничего не понимала, – призналась девушка.
– Давайте обсудим его поведение, – сказал Петро. – Фельдфебель, которому надлежит строго охранять военную тайну, заметил: некто сделал лишнюю копию с важнейшего документа. Допустим, что он не связан с гестапо и поручения выслеживать Катрусю не имел. Но как бы поступил в таком случае любой гитлеровец? Несомненно, тут же сообщил бы своему начальнику, зная, что получит немалую награду. Так?
– Безусловно, – подтвердил Галкин.
– Прекрасно, рассуждаем дальше. Но фельдфебель не только отказывается от награды, а совершает крайне опасный для него поступок… Если об этом станет известно, Штеккера отдадут под трибунал. А там его ждет одно – расстрел. Фельдфебель – человек немолодой, опытный – все это, конечно, знает. Однако Катрусю не выдает и сам уничтожает улику против нее. Получается, что он…
– Хороший человек, – закончила Катруся.
– А может быть, и…
– Сейчас вы скажете: коммунист. Не поверю, – энергично замотал головой Галкин. – До сих пор что-то не встречались…
– Тебе, считай, просто не везло. Нельзя всех под одну гребенку… А ты, Катруся, должна еще поговорить с фельдфебелем… Опасности не прибавится, а выиграть можно многое. Теперь едем назад. Завтра – выход в эфир, да и от Дорошенко нас будут ждать. Заремба предупредил, что они должны доставить в город взрывчатку.
На следующий день у Катруси со Штеккером произошел разговор. Во время обеденного перерыва, после того как уехал комендант, она заглянула в кабинет фельдфебеля. Он стоял, опираясь руками о стол, и читал только что полученные телеграммы: как раз перед обедом их принес ефрейтор из пункта связи.
– Заходите. – Штеккер внимательно посмотрел на девушку. – Я вас слушаю.
– Если господин фельдфебель не будет возражать, я хотела бы продолжить вчерашний разговор…
– Догадалась ли фрейлейн запереть входную дверь? – спросил Штеккер и в ответ на ее утвердительный жест с улыбкой заметил: – Нас, на худой конец, могут заподозрить в любовных шашнях, а они для СД интереса обычно не представляют.
– Скажите честно, что вы подумали обо мне вчера? – спросила Катруся.
– Что вы – девушка храбрая, но весьма неопытная…
– А о том… для чего мне нужна эта копия?
– Скажете сами – буду знать, хотя догадаться не трудно… – усмехнулся Штеккер.
– Что я вам могу сказать? Мы с вами стоим по разные стороны баррикады, – начала Катруся патетически, вовсе не так, как собиралась. Покраснела и заговорила сбивчиво: – Ведь вы порядочный и честный человек, я именно таким вас считаю, а каждый порядочный человек, господин Штеккер, не должен служить фашистам!…
– Откуда ты взяла, – мягко спросил он, – что мы находимся на разных сторонах баррикады? Да на этой стороне, на которой и ты, я стоял уже, когда тебя еще на свате не было!…
Взяв ошеломленную Катрусю за руку, он подвел ее к стулу и усадил, сам сел напротив и стал спокойно и медленно объяснять, как на уроке:
– Неужели ты серьезно думаешь, что в Германии поголовно все – фашисты? Если Гитлер, мол, захватил власть в Германии, то во всей стране не осталось честных людей? Да, нацисты многим одурманили головы, но остались люди, которые, продолжают бороться. Это, конечно, не легко, особенно когда на тебе военный мундир, но кое-что можно делать…
– Вот никогда не подумала бы, что у нас с вами так разговор пойдет, товарищ Штеккер, – просияла Катруся…
…Связываться со Штеккером в Дрездене Кирилюку позволили только в крайнем случае; это могло поставить под угрозу, с одной стороны, организацию немецких товарищей, в которую, возможно, входит Штеккер, а с другой – выполнение задания, полученного Кирилюком.
Такой «крайний случай» настал теперь.
Сначала Карл подумал было поручить Рахану разыскать фельдфебеля. Но отказался от этого. Кто его знает, как поведет себя Руди! Кремер не сомневался: в случае чего оберштурмфюрер на первом же допросе назовет всех, кем он, Кремер, когда бы то ни было интересовался.
Через Рехана Карл узнал лишь адрес комендатуры.
Понаблюдав за комендатурой, Кремер убедился, что описаниям Катруси соответствует только один человек, и маршрут его неизменен.
Однажды Карл нагнал его на пустынной улице и, поравнявшись, обратился:
– Фельдфебель Штеккер?
– Да. Слушаю.
– Меня просили передать вам привет от фрейлейн Кетхен.
Фельдфебель внимательно посмотрел на Кремера.
– Прошу прощения, я вас не понимаю…
– Катря до сих пор с благодарностью вспоминает, как вы выручили ее с копиркой.
– А-а… не стоит вспоминать… это такая мелочь.
– Мне очень нужно поговорить с вами…
– Минутку, – перебил Штеккер. – Вы сможете завтра в восемнадцать часов быть на площади Единства у кинотеатра «Одер»?
– Да, конечно.
– Я буду ждать вас возле входа.
… Кремер увидел фельдфебеля, подойдя к самому кинотеатру. Остановился рядом, сделал вид, что рассматривает афишу.
– Идите за мной. На расстоянии, – не поворачивая головы, произнес тот.
Штеккер шагал не торопясь, разглядывал все вокруг. Неожиданно повернул на разрушенную бомбежкой улицу и, выбрав удобный момент, юркнул в руины. Даже Карл не заметил, как он исчез. Но все понял, услышав тихий свист из-за груды кирпича и разбитого бетона.
Фельдфебель постоял с минуту, наблюдая за улицей, и лишь после этого дал знак Карлу следовать за ним. Спустились в темный, сырой подвал. Фельдфебель посветил фонариком.
– Прекрасное место для встреч, – сказал полушутя, полусерьезно. – Но чем вы можете доказать, что прибыли от Кетхен?
– Катря говорила вам, что у нее есть жених?
Штеккер кивнул.
– Он перед вами собственной персоной.
– Доказательства?
– Пятьдесят четвертую стрелковую дивизию перебрасывают в район Житомира… Четвертого июня в Шепетовку пришло два эшелона с танками. Мне известно, что эту информацию Катре передавали…
– Хватит. Достаточно… – Кремеру показалось, что фельдфебель усмехнулся. На миг вспыхнул фонарик, выхватив из темноты самодельную лавку – доску на кирпичах. – Садитесь.
Сели. Штеккер достал сигареты, предложил Карлу. Сказал просто:
– Никогда не думал, что вы разыщете меня. И кто – жених фрейлейн Кетхен! Вам посчастливилось, молодой человек. Я уже порядочно пожил на свете, а такую девушку встретил впервые…
У Карла сжалось сердце. Что делает сейчас Катруся? Заглянуть бы в родные глаза!…
– Катря теперь в Москве, товарищ Штеккер, работает в госпитале. Ну, а вас я разыскивал, надеясь на помощь. У вас все хорошо, не было никаких неприятностей?