Сапожникова Раиса. Моя Крепость

   Роланд был захвачен врасплох. Менее всего он ждал такого вопроса. Он был все еще под впечатлением истории барабанщика Билла. Вот, значит, как бывает с некоторыми в четырнадцать лет... Счастливый мальчик, уцелевший солдат, бандит-убийца, юный герой, жертвующий собой для спасения чужих жизней!.. Зверски казненный, чудом спасенный, искалеченный, но живой! И этот «маленький» Джон, спасший из петли чужого юношу, выходивший его и с тех пор... Что? Что они делали с тех пор, прошло двадцать лет, господи, ему самому еще нет столько! Это все происходило еще до его рождения. Кто он такой, чтобы судить этих людей?!
   О чем это спросил граф? Надо ли допрашивать Надира ибн... Господи, это же тот воин из сказки! Он не участвовал в нападении, это верно... А как он вообще там оказался? Что его связывает с Марианной, Биллом, Маленьким Джоном, о котором Торин Мак-Аллистер слушал песни в двенадцать лет...
   Граф считает, что допрашивать его не надо. Можно отложить. Еще как можно отложить, наверняка он все расскажет этот милой даме, она мать Родерика, все сообщит ему, а уж он сам поделится со своим другом, лишь бы не сегодня... Еще один подобный рассказ, и Роланд убежит с этого суда куда глаза глядят!
   Огромным усилием воли он собрал мысли в кулак и как можно более ровным голосом проговорил:
   — Разумеется, милорд, если вы так думаете, то вы правы. Нет никакой необходимости допрашивать господина... Надира... сейчас и здесь.
   — Я тоже совершенно согласна, — тряхнула головой леди Леонсия, и ее прическа немного растрепалась. Как видно, достойной даме тоже требовалась встряска после показаний Вильяма Кеттла.
   — В таком случае Высокий суд приступает к допросу сэра Роберта Фиц-Керна, главного обвиняемого по данному делу. Сэр Роберт Фиц-Керн, высокий суд предлагает вам дать показания. Госпожа защитница, задайте вопрос.
   — Сэр Роберт Фиц-Керн, прошу вас назвать свое полное родовое имя и сообщить, где и когда вы родились, — в голосе леди графини появился металл. Главный подсудимый по делу вызывал в ней очень странное чувство. Приятным его трудно было назвать.
   Светловолосый атаман прославленных на весь мир героев разжал губы с видимым усилием. Но ответил.
   — Имя мое — Роберт Крейн. Из замка Крейнстоун, что в Шеффилде... был.
   — Был?.. — Леонсия осеклась.
   — Да. Его больше нет. Разрушен.
   — И... кто же его разрушил?
   — Я.
   В первый раз за все время у леди защитницы Леонсии не нашлось слов. Ее губы не складывались в вопрос. Потом все-таки сложились:
   — А... ваши родители?
   — Мой отец, сэр Ричард Крейн, был противником короля Джона, когда тот еще был принцем... и воевал против него в первые годы царствования. Он был казнен пятнадцать лет назад по приговору королевского суда. Мать умерла в монастыре... четыре года спустя.
   — Сколько же лет вам?
   — Двадцать семь.
   — То есть, в год смерти вашего отца вам было двенадцать?
   — Примерно.
   — И... где же вы были тогда?
   — Служил пажом у герцога Ланкастерского. Герцог не выступал открыто против короля Джона, но и не поддерживал его. Он держал у себя сыновей многих окрестных баронов, как своих вассалов, так и из более дальних замков. У него было около тридцати пажей.
   — Насколько известно высокому суду, — вмешался со своего места граф Арден, — король Джон не расправлялся со своими бывшими противниками, если они отказывались от дальнейшей борьбы и приносили ему присягу. Ему пришлось бы казнить сотни людей, если бы от мстил каждому барону, кто приводил сотню латников в помощь его врагам... среди которых я не помню имени сэра Ричарда Крейна из Крейнстоуна.
   — Милорд прав. Обычно баронов не казнили. Но моего отца обвинили в убийстве лорда Невила, главного королевского судьи Шеффилда.
   — Кто обвинил?
   — Сэр Питер Римстоун. Помощник главного судьи Шеффилда.
   — Высокому суду ясно. Сэр помощник главного судьи конфисковал замок в пользу короны?
   — Совершенно верно, милорд.
   — Так что вы были официально лишены наследства?
   — Да.
   — Что же случилось с вами? — тревожно спросила леди защитница.
   — Мою мать заточили в женский монастырь. Она, тем не менее, смогда сохранить часть имущества, свои драгоценности... Этот было немного, но несколько лет я мог прожить в услужении у герцога. Пока она была жива. Конечно, мое положение было ниже других пажей, чьи отцы служили его светлости, но меня все же не прогнали. Я старался как можно скорее стать воином и покинуть герцогский двор.
   — Зачем? Не лучше ли было, наоборот, продолжать служить, стать придворным Ланкастера и его вассалом? Он нашел бы землю и замок, чтобы наградить вас.
   — Но мой долг был — отомстить! — воскликнул Роберт Фиц-Керн. — Я сын благородного отца. Его оклеветали и лишили жизни. Мою мать заточили в монастырь. Мой дом и мою землю отняли у меня. Разве не первый долг сына — мстить за смерть своего отца? Разве недостойный рыцарь, совершивший такую подлость, не заслуживал возмездия?
   Красивое и мужественное лицо Роберта горело негодованием.
   Все молча сидели вокруг.
   Леонсия посмотрела на Роланда и сжала губы.
   — И что же — вы отомстили, сэр? — спросила она.
   — О да! — гордо ответил Роберт. — Моей бедной матушки уже не было в живых, и я был свободен. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я победил в турнире оруженосцев и, согласно традиции, герцогу пришлось посвятить меня в рыцари. Я вернулся в Шеффилд и стал собирать бывших друзей отца. Среди них были опытные воины. Нам удалось собрать необходимую сумму и набрать наемных солдат.
   — С которыми вы расплатились добычей, взятой в Крейнстоуне?
   — Совершенно верно, миледи.
   — Значит, вы взяли замок?
   — Конечно. Крейнстоун — не крепость, это был просто каменный донжон с низкой стеной и рвом, старый рыцарский замок... Взять его было нетрудно. Я убил Римстоуна в поединке. Семьи у него не было.
   Я выполнил свой долг и отомстил, как подобает рыцарю.
   — А потом? Вы же не могли жить в своем замке, не так ли?
   — Да, не мог. Поэтому я приказал его уничтожить. Мои люди сожгли все, что могло гореть, и позволили окрестным жителям взять из стен столько строительного камня, сколько они сумеют увезти. Множество бедняков благословляли меня за это, поверьте! Никто больше за займет замок Крейнстоун.
   — Уж это точно... — еле слышно прошептал Торин Мак-Аллистер.
   Роланд Арден слушал и молчал. Сидевшая рядом с ним Хайди с тревогой посматривала на друга. Лорд-судья тоже бросал взгляды в его сторону.
   — А после свершения вашей мести, что с вами произошло? — спросила леди графиня.
   — Ничего особенного, — пожал Роберт плечами. — Долг был выполнен, я волен был выбрать путь, какой мне угодно. Я направился на юг, и в Шервудском лесу встретил леди Марианну.
   Главный подсудимый по делу обратил свое лицо к рыжеволосой даме. В глазах его сияла любовь.
   — Леди Марианна и ее друзья приняли меня. Они поведали мне о Керне, покровителе зеленого леса. Я от всего сердца принял служение. Нет выше чести, чем стать Робин Гудом, рыцарем — защитником обездоленных и врагом злых лордов, бесчестных судей и жадных баронов, что отнимают у крестьян землю и плоды их труда... По мере сил, мы защищаем народ. Так было и в столкновении с бандой Фиц-Борна, которая держала в страхе всех крестьян Саймнела, пока ваши рыцари с ней не расправились.
   Маленький Джон с гордостью смотрел на своего воспитанника. Вилл тоже сел прямо и поднял голову повыше. В темно-карих глазах Надира из туарегов светилось высокое достоинство.
   И только губы леди Марианны дрогнули в горькой усмешке...
   Лорд-судья нарушил всеобщее молчание:
   — Дамы и господа, высокий суд закончил слушание предварительных показаний. Объявляется перерыв до завтрашнего утра. Через час после завтрака, по удару колокола, заседание возобновится. Высокий суд просит господина обвинителя подготовиться к выступлению. Завтра нам предстоит решить, виновны ли господа подсудимые, и если да, то в чем именно. Высокий суд благодарит всех присутствующих и желает им спокойной ночи.
   Он встал и поклонился. Все остальные тоже поднялись со своих мест. Граф, как всегда, подал руку жене и торжественно удалился, после чего один за другим зал покинули дамы, рыцари, невольные гости Ардена и молодежь. Ужинать им предстояло каждому на своем месте, что, впрочем, не означало, что кормить будут хуже. Мастер Ладри и мистрис Барбара подавали в казарму почти те же блюда, что и в покои графини, с оглядкой разве что на могучий аппетит молодых, сильных мужчин. А учитывая, что сегодня солдатский ужин украсит собой леди Марианна Фиц-Уолтер, урожденная графиня Хантингтон, можно было смело ожидать неслыханного дотоле пира...
   Перед сном Леонсия зашла навестить дочку. В ее спальне она застала Роланда, который был этим едва не убит насмерть и, залитый краской по самые уши, вскочил и сел мимо табурета под тихое хихиканье леди Хайд, доносившееся с шелковых подушек. Графиня проигнорировала вопиющее нарушение приличий.
   — Как ты, доченька? — участливо спросила она.
   — Со мной все хорошо, мама. Ничего же не случилось, — успокоила ее совершенно довольная дочь. — Конечно, истории были страшные. Но ведь все это произошло так давно, правда? И они все живы и здоровы. Даже на девушек в лесу нападают, герои несчастные... — она покосилась в сторону смущенного юноши и сообщила: — Роланд думает обвинить их в нерыцарским поведении. Он говорит, что даже у рабов должна быть честь, а если у человека есть честь, он не станет разбойником. А как вы думаете, матушка?
   — Моя дорогая, нельзя задавать вопросы защитнику в присутствии обвинителя! — весело подмигнула ей Леонсия и тоже скосила глаза на Роланда, кожа которого приняла уже почти естественный цвет.
   — Миледи позволит мне уйти?.. — пробормотал он.
   — Не надо! — запротестовала Хайди энергично. — Можно ему побыть здесь, матушка? Или в этом есть что-то плохое?
   — Ничего плохого. Роланд, перестань, наконец, смущаться и краснеть. Ты же почти взрослый. Венчаться с девушкой так он может, а смотреть в глаза теще стыдно... Вот стал бы ты моим зятем, показала бы я тебе!
   Обе дамы расхохотались весело и свободно. Леонсия наклонилась поцеловать дочку в лоб и уже хотела уйти, но Хайди задержала ее:
   — Матушка... Можно задать вам один вопрос?
   — Разумеется. Если смогу, отвечу.
   — Мы тут с Роландом разговаривали... Знаете, он заметил... что глаза этого воина пустыни, Надира ибн Тарумана, похожи на...
   — На глаза Родерика, — понимающе кивнула Леонсия. — Да, это всем видно.
   — Но... Вы же рассказывали, что он пропал в пустыне еще до приезда Темелин к мужу. А Родерик...
   — Родился через два года после этого. Да.
   — Разве так бывает?
   — Не бывает, конечно, доченька. Это сказка! Сказка о любви.
   — Матушка! Но они же действительно похожи...
   — А это уже свойство хороших сказок. Они иногда сбываются.
   — Матушка, — обиделась Хайди, — я уже не дитя. Вы могли бы и не насмешничать. Я давно знаю разницу между сказкой и былью. И если вы не хотите отвечать, так и скажите. Я больше не спрошу.
   — Ну-ну, дорогая, не сердись. Просто есть вещи, что происходят на самом деле, а есть такие, что только в сказке случаются... Еще их зовут «чудом». И бывают особые чудеса, которые дарует Бог самым лучшим, самым прекрасным, самым любящим и верным женщинам. Одно из таких чудес — это видеть на лице сына, рожденного от достойного мужа, глаза своего любимого, потерянного, долгожданного и наконец, найденного... Чтобы заслужить такое чудо у Бога, надо быть такой, как принцесса Темелин. Спи, доченька. Спокойной ночи! Идем, Роланд, пусть эта прелестная дева грезит без нас с тобой...

Глава XX

   И пришел следующий день, и настало утро. И опять рыцари с оруженосцами чистили коней, разминались на плацу, с плеском и брызгами умывались у колодца. Повара подали завтрак, а потом убрали посуду. Дамы скромно, но тщательно нарядились для главного заседания. Торин Мак-Аллистер лично принес в графский столовый зал вещественные доказательства: короткий меч Вилла, два клинка мастера Надира и длинный, украшенный старинным гербом меч, который принадлежал в давние времена легендарному Робин Гуду. Дубец Маленького Джона, ко всеобщему сожалению, остался на месте преступления. Кто же знал, что это историческая реликвия?
   — Дамы и господа! — сказал лорд-судья. — Высокий суд приветствует вас. Сегодня нам предстоит решить кто прав, а кто виноват. В чем именно виноват, и почему. Заслужил ли виновный наказание, и если заслужил, то какое. И если высокий суд приговорит виновного к наказанию, тому предстоит также решить, принять его или просить о снисхождении. А уж последнее решение примет мой сын, сэр Родерик Арден, которому я, главный судья графства, предоставляю право помилования. Не желают ли господин обвинитель, госпожа защитница, или господа подсудимые заявить протест против указанного порядка?
   Есть ли у кого-либо из присутствующих сомнения в справедливости моего сына, сэра Родерика Ардена?
   Все молчали. Все смотрели на Родерика, который сидел прямо, точно проглотил палку. Сердце его от отцовской речи ухнуло в пятки, он побледнел, а от общего внимания — покраснел, так что пятнам на его лице позавидовал бы африканский леопард, с которым он играл в доме матери. Но, к чести его, он принял ответственный пост, не моргнув глазом.
   — Засим — приступим, дамы и господа. Высокий суд предлагает дать показания леди Хайдегерд Арден, пострадавшей по данному делу.
   Порозовевшая сильней обычного графская дочь подняла голову и, по привычке оглянувшись на Роланда, заговорила:
   — Мы с моим другом Роландом Арденом ехали верхом по лесу. На нас напали. Они были грубы со мной и хотели убить Роланда. Вот.
   — Высокий суд полагает, что этих показаний недостаточно. Госпожа защитница, задавайте вопросы.
   — Скажи, доченька, куда именно вы ехали?
   — В Аббатство Святой Анны.
   — Зачем?
   — Венчаться.
   — Отчего же только вдвоем?
   — Мы хотели венчаться тайно.
   — Почему?
   — Потому, что Роланд — неподходящий жених. Так он мне сказал.
   — Неподходящий? Что это значит?
   — Ну... Он лишен наследства. И родового имени. И даже свободы, его сделали рабом и сослали в каменоломню. Потому, что его отца казнили за колдовство. По лживому обвинению, которое его враги состряпали, чтобы отнять Арден-холл... Так говорит отец.
   Четверо подсудимых замерли за столом. Джон даже раскрыл рот, а Роберт, наоборот, сжал зубы и уставился на главного обвинителя. Леди Марианна опустила подозрительно заблестевшие глаза.
   — И что произошло? Пожалуйста, расскажи как можно подробнее.
   — На дорогу впереди нас вышел человек. Вот этот человек, господин Вильям Кеттл, — указала она, — и спросил Роланда, что у него за спиной.
   — И что же там было?
   — Ничего, кроме меня и моей лошади...
   — Но господин Кеттл спрашивал не об этом, я полагаю?
   — Ну... Он, наверное, имел в виду узел, что Роланд вез за седлом.
   — Ах, вот оно что! У него за седлом был узел?
   — Был, — призналась леди Хайди, — только небольшой.
   — И что же ответил Роланд господин Кеттлу?
   — Что ничего там нет.
   — Это была правда?
   — Не совсем, — смутилась графская дочка. — Кое-что там все-таки было.
   — Защита просит высокий суд проверить показания пострадавшей девицы. Нельзя ли доставить сюда этот узел? Где он сейчас?
   На это ответил со своего места Торин:
   — По-моему, он до сих пор в конюшне. Когда расседлывали Колоса, я видел его и положил в углу, если леди Атенаис не нашла его и не распаковала, то он и сейчас там...
   — Мозес, пожалуйста, сбегай на конюшню... — паж Арден-холла вмиг выскочил за дверь, даже не дослушав миледи. Экспансивность Давида из Кента, безусловно, передалась по наследству его сыну, хотя и не в полной мере. Бегал он, пожалуй, быстрее некоторых оруженосцев.
   Недостающее вещественное доказательство было доставлено меньше, чем через три минуты.
   Выглядело оно довольно жалко. Завернутое в зеленый шелк, в пятнах и каких-то соломинках. Измятое и испачканное. Мозес положил его на стол рядом с оружием подсудимых.
   Леонсия развернула грязную шаль, в которую Хайди упаковала свой багаж для поездки.
   На свет божий появились изящные, разукрашенные мехом и бисером домашние туфли. Затем тоненькая, вышитая цветами ночная сорочка. Эту сорочку для леди Хайд умелица донна Эвлалия расшивала целых три месяца, вещица получилась прелестная и трогательная. Это была одна из любимых рубашек молодой барышни.
   Кроме того, там обнаружился шелковый платок, в который были тщательно завернуты два золотых кольца и изумительной красоты крестик на цепочке — золотой, с вделанными маленькими изумрудами.
   Найденное сокровище дополняли шесть золотых монет.
   Графиня с задумчивой улыбкой взяла в руки крестик:
   — Это для Роланда, да, дочка?
   — Да, — призналась та, — я хотела подарить ему...
   Леди Леонсия положила крест на ладонь и подала Роланду:
   — Вот, возьми, сынок. От всей нашей семьи...
   — Что?.. — от неожиданности тот испуганно отшатнулся.
   — Бери, бери, — подбодрил его граф со своего кресла. — Это для тебя. Должно же из всей этой истории выйти что-то хорошее. Возьми, этот крест освящен самим патриархом Иерусалимским в Святой Земле. Да возрадуется твоя христианская душа... Дочь моя, видно, нашла ему самое подходящее применение.
   Роланд поднялся, почтительно принял из рук дамы крест, надел его на себя и сказал:
   — Спасибо.
   Он сел на место, а леди защитница обратила взор на подсудимых.
   На них жалко было смотреть. Леди Марианна ссутулилась и выглядела почти старухой. Маленький Джон, судя по его виду, готов был спрятаться под столом. Вилл Кеттл побагровел так, что ему, кажется, грозил удар... А лицо Роберта Фиц-Керна окаменело вместе с его телом. Даже зрачки не двигались.
   Сидевший рядом с Темелин мечник Надир один только сохранил достоинство, но все видели, чего это ему стоило...
   Леонсия продолжала допрос:
   — Что же произошло после того, как сэр Роланд отказался предъявить господину Кеттлу содержимое этого узла? 
   — Ну... Ничего не произошло. То есть Роланд хотел ехать дальше, но тут выскочил еще один... господин. Вот этот. Маленький Джон. И он попытался меня схватить. Но Сандра, моя лошадь, отскочила и ударила его копытом. Он упал и... выругался. Некрасиво. И тогда тот... Вильям Кеттл... вытащил меч и стал угрожать Роланду. У него тоже было оружие, и они начали драться. Я испугалась и закричала. А этот... Джон поднялся и тоже полез в драку. С палкой. Я хотела опять его свалить... Но появился третий... господин. Вот этот. Сэр Роберт Фиц-Керн. С длинным мечом. И Роланд велел мне скакать прочь, а сам стал сними драться. И его ранили. Но он не отступил. А тот... Джон сдернул меня с седла... И тут подоспели наши рыцари. Вот эти. Все шестеро.
   Торин, Эвальд, Годвин, Ламберт, Алан и Робер.
   Названные барышней столь фамильярно, по одним именам, благородные рыцари по очереди вежливо поклонились, когда взгляды присутствующих невольно скрестились на них.
   Лорд-судья тем временем взмахом руки подозвал к себе Мозеса, неотступно наблюдавшего за процессом, и тихонько прошептал тому что-то на ухо. Паж Арден-холла снова опрометью выскочил за дверь.
   Леонсия спросила:
   — Доченька, ты рассказала все? Не произошло ли чего-нибудь еще, о чем ты забыла сказать?
   Леди Хайдегерд сроду была правдивым ребенком. Она немного подумала и добавила:
   — Ну... Еще Колос ударил Вильяма Кеттла копытом и свалил его. А я схватила Маленького Джона за волосы... Чтобы не упасть. Если ему было больно, я прошу прощения. Но он же меня стащил с лошади и сдавил руками! Так с леди не обращаются!..
   — Это все? — уточнила неумолимая судебная защитница.
   — Все! — решительно заявила Хайди и вздернула подбородок.
   В этот момент быстроногий Мозес влетел обратно в зал и подал графу небольшую стеклянную клепсидру, очевидно, одолженную у отца в подвальной лаборатории.
   Лорд-судья поднялся со своего кресла.
   — Дамы и господа. Высокий суд, выслушав показания пострадавшей девицы, благодарит ее и предлагает господам подсудимым высказать свои возражения, если таковые последуют. Однако высокий суд не желает терять время на пустые разговоры. По мнению суда, показания пострадавшей излагают события правдиво и полно. Поэтому высокий суд дает всем присутствующим время, чтобы найти — или не найти — те добавления, возражения или уточнения, которые надлежит выслушать высокому суду. Время — десять минут. После этого выступит обвинитель.
   И он водрузил на стол песочные часы.
   Господам подсудимым было не до возражений. Стыд, жгучий стыд корчил их и пригибал головы к коленям. Они избегали смотреть друг на друга, обычные их переглядывания прекратились еще тогда, когда графиня извлекала из обертки девичьи ночные туфельки.
   Десять минут прошли в полном молчании. Когда же последняя песчинка в клепсидре просочилась в нижнюю половину, граф Арден провозгласил:
   — Высокий суд предоставляет слово обвинителю!
   Роланд встал.
   — Высокий суд, — начал он, — дамы и господа. У нас... в замке Арден находятся почетные гости. Эти достойные люди — Леди Марианна из Хантигтонов, сэр Роберт Фиц-Керн, солдат Вильям Кеттл и Маленький Джон, крестьянский сын, много лет защищавшие бедных людей от злых лордов, продажных судей и жестоких баронов... О них сложены песни, их защищает в зеленом лесу сам бог Керн, которого мы, католики, зовем святым Корнелием и тоже признаем покровителем природы. Что же они могли сделать такого, чтобы стать обвиняемыми?
   — Я не раз видел, как подвыпивший мужик задирается с кем попало. В особенности, если в деревню забрел чужак. Да еще если он — нищий или калека, над которым можно поиздеваться... Простолюдин, хам, человек без чести всегда готов обижать каждого, кто слабее, потому что при этом можно остаться безнаказанным: ударить или оскорбить женщину, избить ребенка, повалить наземь калеку и хохотать, глядя, как тот бессильно пытается подняться...
   — Примерно так же произошло то, что леди Хайдегерд назвала нападением на нас. На самом деле, как я понимаю, никто и не думал нападать. Я хорошо представляю себе, что за бойцы Маленький Джон и сэр Роберт, и как по-настоящему сражается солдат Вильям Кеттл. Вы не нападали, господа! Вы просто забавлялись...
   — Так поступает недостойный простолюдин, видя чужака, который, по его мнению, чересчур слаб и потому — легкая добыча. Так не поступает рыцарь, на землю которого вступил незнакомый гость! Если вы — хозяева леса, а мы вошли в него даже непрошенными, рыцарь бы остановил нас учтиво, спросил об именах, а также о причинах, которые нас заставили пройти именно здесь. Хотя лесная дорога — не чащи и не поляны, там дозволено ходить всем.
   — Вильям Кеттл, грубо обратившись к леди Хайд и ко мне, поступил не по-рыцарски! Маленький Джон, вышедший следом, также поступил не по-рыцарски. Они были грубы, как простолюдины, и поэтому мы с леди Хайд вынуждены были отстранить их, чтобы продолжать путь. Мне пришлось обнажить меч. А сэр Роберт Фиц-Керн, придя на помощь товарищам, не пожелал выяснить сначала, кто прав, а сразу принял сторону моих противников, которых было двое против одного... Это тоже не рыцарский поступок.
   — Поэтому я, Роланд Арден, обвиняю сэра Роберта Фиц-Керна, Маленького Джона из Линкольншира и Вильяма Кеттла из Ливерпуля в пренебрежении рыцарской честью и обычаями. Они поступили, как пьяные простолюдины!
   — Да мы ж не рыцари... — донеслось со стороны Джона с Виллом. Кто именно нарушил тишину, значения не имело. Потому что Роланд тут же подхватил это и возвысил голос:
   — Не рыцари? Кто здесь не рыцарь, господа? Может быть, это Вильям Кеттл? Так он стал рыцарем в четырнадцать лет, когда, жертвуя собой, спас целый манор от жестокой участи... Ты же сам рассказывал, как тебя посвящали: каждый бандит ударил ногой по твоей груди!
   Или, может быть, Маленький Джон — не рыцарь? Да он самый прославленный рыцарь в мире! О нем двадцать лет песни поют отсюда и до Святой Земли. И оба они много лет служат высокородной даме, и защищают слабых, и сражаются со злом, как подобает настоящим рыцарям. Или, по-вашему, признак рыцаря — это золотые шпоры?
   — Я спрашиваю леди Марианну Фиц-Уолтер, графиню Хантингтон: являются ли рыцарями Вильям Кеттл и Маленький Джон?
   — Да, — тихо сказала леди.
   — Я спрашиваю также вас, господа свидетели. Сэр барон Торин Мак-Аллистер, являются ли эти господа рыцарями?
   — Да! — заявил Торин громко.
   — Сэр Робер де Рош-Мор?
   — Да! И еще какими!
   — Сэр Эвальд Хольгерсон?
   — Да! Без всякого сомнения.
   — Сэр Годвин ап Райс?
   — Да!
   — Сэр Алан де Трессэ?
   — Да!
   — Сэр Ламберт Блэкстон?
   — Да! Безусловно!
   — Значит, они обязаны поступать по рыцарским обычаям, и не имеют права вести себя по-другому. Это оскорбляет их честь, это недостойно служителей святого Корнелия. Эти люди виновны в нарушении кодекса рыцарства, дамы и господа. Как обвинитель, я прошу высокий суд наказать их за это.
   Роланд посмотрел прямо в глаза графу Ардену:
   — А что думает об этом высокий суд?
   — Я думаю, — ответил тот просто, — что ты, сынок, наконец, вырос...
   И лорд-судья встал со своего места. Он протянул руку и взялся за рукоять клинка Робин Гуда. Поднял его со стола.