– А что, при распаде вашего Советского Союза все республики начали требовать независимости? Народ восстал?
   – Скажете тоже: «восстал»! Хотя кое-кто и восстал, конечно. Но народ, по-моему, как был на вторых ролях, так и остался. Зато первые секретари стали президентами. Впрочем, вариантов разных было много, только боюсь, что ни один из них здесь не пройдет. Вы сами-то в каком качестве пребываете: царь, президент, патриарх, премьер-министр? Ох, простите, Валентин Сергеевич! Не хотел вас обидеть – голова что-то плохо варит, вот и несу всякую чушь!
   – Ничего, Коля: мне все равно немного осталось. Да, чуть не забыл! У того человека – ты назвал его Майором – нашли некоторые вещи. Он погиб почти сразу, но его успели обыскать. Я просил выложить тут на стол. Посмотри, пожалуйста, может быть, увидишь что-то знакомое.
   Николай подошел к столу: «Что может быть у человека, которого собирались засылать в тыл к врагу? Впрочем, он же не в качестве шпиона… Двухцветный карандаш, блокнот, носовой платок, спички, портсигар вот красивый: именной, с гравировкой… Ну-ка, ну-ка… О, „Беломор-Канал“! Надо же: все как у нас! Еще ни одной не успел выкурить… Только как-то… Здоровый какой-то – его же таскать неудобно… Или у них пачки большие, не на 25 штук папирос, а больше?»
   – Валентин Сергеевич, что-то портсигар странный. У него, часом, стенки не двойные? Вскрывать не пробовали?
   – А что там может быть?
   – Ну, я же не знаю, до каких высот развилась здесь техника. Может, там мина: ковырнешь – она и взорвется? Вряд ли сильно, но хватит, чтобы покончить жизнь самоубийством.
   – Отдай Пете, пусть посмотрит.
   Когда Николай вернулся, старик изменил позу – повернул голову в его сторону.
   – Так вот, Коля: я здесь не царь и не министр. Я – сказочник. Когда-то, очень давно, люди меня спросили: как жить и зачем? Надо было ответить, а я не знал что. Это была почти шутка – про Царство Небесное, куда живыми попадают хорошие дети, а после смерти все хорошие люди. Про демонов, которые живут во тьме внешней, которые прилетают на дьявольских птицах и убивают непослушных…
   – Тех, кто не соблюдает маскировку, да?
   – Примерно так. Одна сказка потянула за собой другую, потом третью. Только про Бога я не говорил ничего…
   – Здесь у вас что, ни книг, ни притока информации извне?
   – Информация? Есть, конечно, но всем ли она нужна? В школе, в институте тебя многому научили из того, что могло бы пригодиться примитивному охотнику-собирателю? Пусть даже и не для физического выживания, а просто чтобы сделать жизнь более радостной и интересной?
   – Н-не знаю… Скорее наоборот. Так хоть не знаешь, чего лишился…
   – Значит, понимаешь. В одной из брошенных изб нашлось несколько страниц из старинной книжки. Евангелие называется.
   – И вы…
   – Да. А сказочки прижились. Получили развитие в народном, так сказать, творчестве. Я уже давно перестал узнавать собственные сочинения.
   – Народ кует собственную религию. Интересно было бы послушать, как это получается – без Бога?
   – Может быть, он уже появился, только надо стать своим, чтобы тебе начали рассказывать. Впрочем, я думаю, что кончится все гораздо раньше и ты уже ничего не успеешь.
   – Почему?
   – Ты же сам мне доказывал, что мы обречены. А я это и так знаю: они уже победили!
   – А вы-то почему так думаете?
   – Не знаю, как в вашем мире, а нам еще в школе объясняли, что человек произошел от обезьяны. Он это сделал не очень давно и не совсем еще освоился. Есть, скажем, очень распространенная немочь – радикулит называется. Это не просто так, это плата за переход к прямохождению наших предков. А теперь представь, как чувствуют себя существа с такими врожденными дефектами, которые… Ну, ты, собственно, кое-кого уже видел. Большинство из наших балансируют на грани, преступить которую мешает только инстинкт самосохранения. И вот… с тех пор как прижилась, внедрилась в сознание сказка о Царстве Небесном, самоубийства почти прекратились. Парадокс?
   – Может быть, возникло некое табу?
   – Нет и нет! Если человек в детстве признан вменяемым, он всю жизнь может распоряжаться собой как захочет. Только не вредить другим. И тем не менее…
   – Что ж, значит, появилась мечта, ради которой можно и потерпеть. Ради которой можно рожать детей и вообще жить!
   – Вот именно. А теперь ее нет. Это страшнее, чем пулеметы, это хуже, чем напалм!
   – Вы хотите сказать… Вместо ангелов за детьми прилетели демоны, и главному мифу нанесен фатальный удар?
   – А как это понять по-другому? По логике нормального советского руководителя, надо было бы спрятать или уничтожить и детей, и свидетелей, а людям объявить, что они благополучно отбыли в Царство Небесное. Только здесь некому этим заниматься – все давно идет самотеком. По-видимому, комфаши скоро попытаются очистить от нас территорию, а людям незачем будет сопротивляться.
   – Думаю, что вы ошибаетесь, Валентин Сергеевич. Миф нельзя убить доказательствами его… несостоятельности. Если на нем выросло несколько поколений, то он умрет только вместе с последним своим носителем. Доказательства тут ни при чем.
   – Ты так считаешь?
   – В постсоветское время у нас много писали про это. И я согласен с большинством авторов: жить по мифу, жить в мифе, в сказке – это нормальное состояние человека. Возьмите тот же коммунизм-социализм: это же, по сути, миф, сказочка о том, как построить рай на земле. В результате горы трупов, моря крови, миллионы жизней, прожитых напрасно, – и никакого рая! И что, это кого-то убедило? Да у нас сейчас, как минимум, полстраны проголосует за социализм, а ведь больше десяти лет прошло!
   – Может быть, ты и прав, Коля… Я разговаривал с детьми: они не выглядят сильно несчастными.
   – Лойка, наверное, рада, что не надо разлучаться с Даней? А Чебик…
   – А Чебик ревет не переставая – требует, чтобы ему дали пистолет. Говорит, что стрелял в демонов из рогатки, попадал, а они не падали.
   – Подрастет и станет воином племени Гонителей?
   – Он не подрастет, но… все равно, наверное, станет.
   – Я правильно понял, что Гонители не попадают в Царство Небесное?
   – По первоначальной версии – нет. Воины добровольно отказываются от будущего рая для себя. Понимаешь, в молодости мне казалось очень важным отделить людей, способных на убийство, от всех остальных. И исключить право силы.
   – Гонители – это каста неприкасаемых?
   – Примерно так это было вначале…
   – Послушайте, Валентин Сергеевич, я никак не пойму: на меня все еще распространяется ограничение информации, или вы… не контролируете ситуацию? Действительно не знаете, что тут у вас происходит?!
   – Послушай, Коля… Ты действительно никак не поймешь, что здесь нет ни партии, ни правительства, ни чиновников, ни солдат, ни милиции. Никто не обязан приходить ко мне с докладом и получать приказы.
   – А как же…
   – А вот так! Я живу, потому что несколько человек заботятся обо мне. Кто-то умирает или погибает, им на смену приходят другие. Почему-то приходят… Люди приходят и просят решить спорный вопрос или дать совет, кто-то спрашивает, как жить дальше и зачем. Я отвечаю. Когда-то я этим занимался целыми днями, теперь – редко. Как-то все, наверное, утрясается без меня… Что там такое, Петя?
   Николай вздрогнул и оглянулся – он даже не услышал, как вошел Охотник. Петр выложил на стол раскуроченный портсигар и просипел:
   – Не знаю: проводки, штучки какие-то… – и к Николаю: – Ты что-нибудь понимаешь в этом?
   Николай склонился над столом, ковырнул пальцем:
   – К сожалению, в технике я ни в зуб ногой… Увы! Если только…
   Он взял коробочку, лизнул языком то, что напоминало клеммы контакта, и сплюнул на пол:
   – Ч-черт, щиплется! На батарейку похоже. Чтоб я в этом понимал… У вас тут что, вообще никто в этом не разбирается?
   Ответом было молчание – то ли знак согласия, то ли очередная тайна.
   – Ладно… Могу сказать только, что это явно не мина. Скорее всего, приборчик имеет отношение к радиосвязи. Хотя, с другой стороны… Вряд ли это рация… Может, радиоприемник такой портативный? Или… Слушай, Петя, это все, что у него было: часы, портсигар, спички, фонарик, ножик? Надо бы проверить часы и фонарик. Странно как-то…
   – Что странно?
   – Вот смотри, Охотник: человек собирается играть роль парламентера. Не берет с собой ни оружия, ни документов. Почему? Потому что рассчитывает на то, что его обязательно обыщут и все отберут, правильно? При этом он тащит с собой здоровенный красивый портсигар, который, по идее, у него должны отобрать в первую очередь.
   – Хочешь сказать, что нам его… подкинули?
   – Не совсем так. Скорее можно предположить, что… гм… для этой штуки не важно, в чьих руках она окажется. Если бы все пошло по их плану, то портсигар у Майора могли и не отобрать. Ведь могли?
   – Говори!!
   – Полегче, Петя! Я бы настоятельно советовал вам показать эту штуку тому, кто разбирается. Если у вас таких людей нет, то вряд ли вы сможете эффективно бороться с этими… с демонами. Сам я и в технике собственного мира не разбираюсь, а уж в вашей-то тем более! Это может быть каким-нибудь датчиком, измерительным прибором, еще чем-нибудь… А скорее всего… Я думаю, что это просто маячок.
   – Что?!
   – По нашим книжкам и фильмам… В общем, приборчик, посылающий сигнал, по которому издалека можно определить, где он находится. Вчера и сегодня никто не летал над бункером? Самолеты – вертолеты, а?
   – Летали, но очень высоко.
   – Ну вот! Надо было эту штуку там и оставить, а нe тащить сюда.
   Кажется, они все поняли и больше не задавали вопросов. Старик и Охотник долго молча смотрели друг на друга. Николаю сначала было просто тягостно, а потом до него дошло, что старик, наверное, не сможет жить без своей ванны с теплой водой. И как же они?
   Когда Петр наконец обернулся, Николаю показалось, что под его глазными щелями что-то блеснуло. Приказ прозвучал совсем уж невнятно:
   – Пошли!
 
   Это было то самое место: белесое межпространственное марево клубилось совсем близко – всего в каких-то двухстах метрах выше по склону.
   – Почему вы решили отпустить меня, Петя? У вас, похоже, скоро начнется настоящая война, и я мог бы быть полезен.
   – Война уже началась.
   – Да, ваши комфаши явно оживились: гудит то здесь, то там. Вы, конечно, будете воевать до победного конца? Если ты и не главный начальник, то явно не из последних. Скажи, как ты представляешь победу? Или цель борьбы? Я же все равно сейчас уйду и ничего не выдам!
   – Пока не умрет последний Гонитель…
   – Знакомая логика… По опыту нашего мира могу сказать, что маленький народ может бесконечно долго воевать с могучим государством. Но только при одном условии… Точнее, условий много, но, мне кажется, главное из них то, что это государство должно быть… гм… не тоталитарным – не советским, не фашистским. В общем, демократическим или хотя бы с претензией на это. Тут у вас, во тьме внешней, намечаются какие-то изменения, типа нашей перестройки. Ваш противник будет меняться. Ты знаешь, с кем будешь воевать завтра? Победить молодое демократическое государство – не подвиг, а подлянка, удар в спину или ниже пояса. А справиться с тоталитарной машиной…
   – Гонители живут не ради победы. Ради того, чтобы жили другие.
   – А ты уверен, что для этого обязательно нужно расстреливать мальчишек, которых командиры гонят на ваши окопы?
   – Нападающего – убей. Продавший душу дьяволу не должен жить. Мы не одиноки в этой борьбе.
   – Что ты имеешь в виду?! Что «запад» вам поможет? Не смеши меня! Ты знаешь, какая маркировка была на этой штучке – на портсигаре Майора?
   – Какая?
   – Я не хотел этого говорить Валентину Сергеевичу – ему было и так не сладко. Бункер разбомбили, и он погиб – маячок сработал. И теперь я скажу тебе – может быть, задумаешься, прежде чем в очередной раз всадить в кого-то одну из своих заточек. Там были буковки… Похоже, что прибор произведен в Америке – той самой, которую вы считаете чуть ли не Царством Небесным. Возможно, он был куплен или украден советскими агентами, но более вероятным мне представляется, что американские спецслужбы просто начинают налаживать сотрудничество с советскими органами. Ты заметил, с какой точностью был нанесен удар? Первая бомба (или ракета?) вскрыла входной шлюз, а вторая попала в пролом и взорвалась внутри. Разве это по-нашему, по-советски? Вместо того чтобы засыпать бомбами всю округу…
   – Мы не одиноки в этой борьбе, – повторил Охотник, и кожа на лицевой стороне его головы сморщилась. Понять, что это означает (усмешку? скорбь? ярость?), было невозможно. – Книжку, которая была у Деда, я знаю наизусть – учился по ней читать и писать. Бог есть, и Он приходил. И сказал, что каждый выбирает сам. Даже когда не понимает этого. Мы не одиноки, и мы будем убивать тех, кто выбрал дьявола. А ты уходи и больше не возвращайся – ты можешь быть полезен, но вреда от тебя будет больше.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 1. Мир магии

   Большие пушистые снежинки падали на лицо воина. И не таяли.
   – Зачем ты принес его, Лис?
   – Чтобы они не взяли его силу. Пусть лучше волки…
   Черный Хорь с тревогой посмотрел в заснеженную степь:
   – След?
   – Мой след пока чист. Но двое ушли. Падает мало снега – они приведут стаю.
   – Приведут…
   – Зря мы забрались так далеко в страну раггов.
   – Кто ж знал, что придет Холодная Беда? Если бы мы не заняли их лагерь под скалой…
   – То давно были бы в Стране Счастливой Охоты. И не мучались бы.
   – Что об этом говорить, Лис… Ты же знаешь… Те, кто стремится попасть туда без Его воли, без мучений, оказывается в стране Вечного Голода. Мы должны делать то, что должны…
   Лис вздохнул и прислонился к засыпанному снегом камню. Все это он, конечно, знал, только с тех пор, как от гнева Творца содрогнулся мир, когда небо исчезло, а земля раскололась трещинами, когда одни ручьи и реки исчезли, а другие разлились и затопили все вокруг, когда шевелились камни, а песок тек как вода… Когда потом все замерло и замерзло, обретя новый облик… Нет, он не будет больше вспоминать об этом – что толку? Просто с тех пор мысль о смерти, о Стране Счастливой Охоты не покидает его. Он чуть не попал туда сегодня, но Журавль принял на себя удар чужой дубины. Ему теперь хорошо…
   Что ж, Журавль прав – вождь должен умереть последним. Кому-то нужно вести остатки людей племени Серых Лис по этой холодной земле. Вот только правильно ли он все делает? И можно ли иначе?
   Выпал снег, и стали видны все следы. Но животных совсем мало, стада погибли или распались – охотиться почти невозможно. До снега можно было находить и есть замерзшие туши, а теперь… Люди слабеют на глазах, а рагги…
   Лис мрачно усмехнулся: …а рагги получили преимущество! Трусливые и робкие когда-то, они сбиваются в большие стаи и рыщут по степи. Если долго нет другой пищи, они едят друг друга. Когда они напали первый раз, Лис сначала не понял, почему они радостным визгом приветствуют каждый труп – и своих, и врагов.
   А людей осталось совсем мало – три руки и еще два пальца. И только двое воинов, не считая их с Хорем. Им тогда пришлось покинуть свой лагерь и уйти в степь. Они пытались охотиться и дрались с раггами. Сначала Малый Лис стремился двигаться туда, откуда они пришли, – к земле охоты Большого Лиса. Из этого ничего не получилось, и он изменил свою цель – просто сделал так, чтобы люди пережили еще один день, еще одну ночь…
   В конце концов они оказались здесь – у подножия вот этих низких гор. Лис не знал, хорошо это или плохо. Он жевал кусок волокнистого жесткого мяса, слегка, обжаренного на огне несколько дней назад, и смотрел на своих людей. Женщины и подростки забились между камней, закутались в шкуры и пытаются спать. А вот эта старуха, подставившая падающему снегу лицо с открытым ртом, уже не проснется. Не проснется – в этом мире. И дети давно умерли – один за другим… Лис не испытывал нежности к детям, но знал, что в них живет Племя. И вместе с ними оно умирает…
   Что же случилось с раггами? Ведь он хорошо знал их повадки, как и повадки всех зверей и птиц великой тундростепи. Жизнью раггов правит страх: они всегда боятся смерти, голода и… друг друга. А теперь… Теперь, кажется, ими овладела жажда смерти. И какая-то магическая сила притягивает их к людям. Нет, они не отстанут…
   Все понимали, что рано или поздно рагги атакуют их большой толпой, со всех сторон сразу. Пятеро, а сегодня уже только четверо воинов не смогут сдержать натиск. В лучшем случае смогут сами отбиться и уйти, оставив остальных на съедение. Такого, конечно, никто не сделает: без Племени нет смысла жить.
   Они долго совещались с Черным Хорем и решили хотя бы оттянуть этот момент. Они стали по очереди уходить в степь, стараясь убить как можно больше раггов. Обычно удавалось выбить семейную группу – пять-шесть раггов – на виду у остальных. Они не приходили на помощь друг другу, а потом дрались возле трупов. Вчера и сегодня все получилось иначе…
   В долине, где когда-то тек ручей, они с Журавлем напали на группу из пяти раггов. Крупный самец долго отбивался топором, но в конце концов они справились и с ним. А потом… потом со склонов сбежали другие рагги. Часть из них накинулась на трупы, а остальные уже сами напали на людей. Что-то похожее случилось и вчера с Хорем… Неужели верна его страшная догадка? Та, о которой он не говорил пока никому? Раггам нужна наша жизненная сила – они хотят уподобиться людям перед лицом Его…
   Когда-то, много лет назад, на стоянке у большого мелкого озера умирал шаман. Он остался без ученика, который однажды ушел бродить в мир духов и заблудился там. Старый шаман мучился много дней – демоны рвали на части его внутренности, он извергал их и никак не мог умереть – ему некому было передать свое Знание. Тогда старшие мужчины племени решили помочь ему. Малый Лис и Черный Хорь долго слушали его невнятный, захлебывающийся шепот. Они вскоре пожалели о своем решении, но уйти от старика уже не могли. Он вцепился в них мертвой хваткой: говорил, а потом задавал вопросы и требовал, чтобы они отвечали. Он утверждал, что, если они не поймут и не запомнят все, он не сможет уйти.
   За прошедшие с тех пор годы почти все забылось. А потом пришла Холодная Беда… Нет, ее не удастся ни преодолеть, ни пережить. Она выходит за пределы всего обыденного, всего повседневного. И то, что когда-то казалось ненужным и даже смешным, вдруг обрело значение и смысл. Каким-то глубинным инстинктом Лис чувствовал неоспоримую, непреложную связь между туманными рассуждениями о незримом и всесильном Творце всего сущего и оскаленными рожами раггов, забывшими страх.
   Лис очень устал, и дрема временами затягивала его сознание. Но как только он засыпал, он вновь оказывался посреди пологой, открытой всем ветрам долины ручья. Он опять работал топором – бил расчетливо и мощно, бил и слышал хруст костей, гулкие звуки раскалывающихся черепов. Если очередной противник отскакивал слишком далеко, он доставал его дротиком, а потом добивал топором. Вот и все – Журавль сбивает последнего… Но их не становится меньше! Вот этот уже совсем близко, за ним второй замахивается дубиной!.. На!!! – кремневый клин наконечника застревает в глазнице (не сломать бы!), и топором сверху: на! И снизу наискосок – на!! И летят брызги мозгов, льется кровь на истоптанный снег. Только бы не оступиться, не запнуться о чьи-то дергающиеся в судороге ноги… На!! – по лицу на пределе дистанции и – дротиком в шею – есть!! Дальше!
   Тело дергалось, пытаясь парировать удары противника и ударить самому, когда враг раскрывался. Лис понимал, что видит сон, просыпался и старался расслабить перетруженные мышцы. Получалось плохо, и он опять думал…
   А ведь шаман тогда рассказывал что-то важное о людях и раггах… и Творце…
   Создатель невидим, всесилен и всезнающ. Он сотворил все – камни, траву, воду, животных, людей, раггов, добрых и злых духов, демонов и богов. С ним соединяются, в его бытие уходят души умерших. Как это понять, как это представить? Люди живут в среднем мире, а есть нижний и верхний миры, где обитают духи и боги. Большинство из них не добрые и не злые – их можно просить, заставлять, задабривать подарками. Они насылают болезни, голод или даруют удачу в охоте. Сквозь их незримые толпы до Творца не докричаться, не услышать голос Его – да это и не нужно, ведь с живущими имеют дело лишь духи. Но там, в Посмертии… Он создал Страну Счастливой Охоты – для тех, кто честно прошел свой жизненный путь здесь, кто очистился страданием, для тех, кто при жизни приобщился к Его божественной сути…
   Вот! Вот это, кажется, то самое… Людям известна Великая Тайна. Тайна причащения, приобщения к сущности Творца. Когда-то давно Он открыл способ для этого… Мамонт… Воплощение мудрости и всесилия… Люди становятся или являются людьми, когда соблюдают законы и правила жизни… Но без мамонта это бесполезно…
   А рагги… Шаман говорил, что когда-то, очень давно, они тоже были как люди. Им тоже было даровано Воплощение. Это другой зверь… Таких сейчас нет… Или нет здесь… Медведь, очень большой медведь, который живет в пещерах… Это было давно и не здесь, ведь Великий Лед каждый год уходит все дальше на север, а люди и звери идут за ним… Наверное, большой медведь не пошел со всеми – здесь нет пещер… И рагги стали раггами… Или, может быть, Творец сам забрал у них Воплощение?
   И пришла Холодная Беда… Бесполезно обращаться к духам – она слишком велика, необъятна для них… Это сделал Он… и человеку не понять – зачем? Может быть, чтобы умерли рагги? Или люди? Но людей много, они, наверное, выживут, даже если снег не растает скоро. Может быть, умрем мы, но останутся люди Большого Лиса, другие племена… А рагги… До прихода Беды старики говорили, что год от года их становится меньше, что они слабеют… Они слабеют, потому что не имеют контакта, не имеют связи с Ним, а духи слабы и не в силах поддержать их, даже если захотят… И вот теперь…
   Перед Лисом бесконечной вереницей вставали лица убитых им раггов – яростно оскаленные, искаженные страхом, залитые кровью… Кажется, он понимает или почти понимает… У них нет Воплощения… Но перед лицом смерти они хотят приобщиться… Потому что без этого умирать страшно. Но как? Через тех, кто уже приобщен. Через нас…
   Наверное, Лис все-таки задремал, потому что проснулся оттого, что сильно замерзли ноги – он давно не менял сухую траву под обмотками. После прихода Беды ночь почти не отличалась от дня – только чуть гуще становились белесые сумерки. И в этих сумерках сквозь редкий снегопад вдали маячили темные фигуры. Они перемещались, их становилось все больше и больше. Лис некоторое время всматривался вдаль, щуря воспаленные веки, потом повернулся туда, где спали его люди:
   – Вставайте! Они пришли!
   Из-за угловатой каменной глыбы показалась взлохмаченная голова, а потом и сам Хорь. Он зябко кутался в оленью шкуру:
   – Много?
   – Да. Они приближаются.
   Теперь Хорь стал всматриваться в степь, а Лис разглядывал ближайшие склоны. Место для стоянки он выбрал почти случайно – люди слишком устала, чтобы идти дальше. А может быть, его привлекла вот эта сопка, склоны которой наверху почему-то свободны от снега. Тогда он не задумался над этим, а теперь, размышляя, как лучше принять бой…
   – Хорь, а там наверху снег так и не появился?
   – Не знаю. Вчера туман спустился совсем низко. Почему на других сопках нет тумана?
   Лис не ответил, и Хорь задал новый вопрос:
   – Хочешь идти вверх?
   – Мы будем выше по склону и сможем бросать в них камни.
   – Обойдут?
   – Там гребень – не обойдут.
   – Это далеко.
   – Мы успеем, если пойдем прямо сейчас.
   – Но потом не сможем спуститься обратно.
   – Не сможем. Мы уйдем на ту сторону. Может быть, они потеряют наш след.
   Хорь промолчал – он тоже понимал, что у них нет выбора.
 
   Эти двое замыкали короткую вереницу людей, ползущих по скалам. Они несли только свое оружие – шкуры и остатки еды тащили женщины и подростки.
   – Кажется, нас не преследуют.
   – Похоже на то.
   – Какой странный туман вокруг! И не холодно здесь.
   – Может быть, тут обиталище духов? Или самого…
   – Малый Лис, наверное, знает. Они же с Хорем…
   – Кажется, если мы так и будем идти, то упремся прямо в небо.
   – Да, оно стало совсем низким после Холодной Беды. Только его здесь не видно – может быть, мы уже поднялись выше?
   – Живые не попадают в Страну Счастливой Охоты…
   Дальше подниматься было некуда. Осторожно высунувшись из-за черной глыбы, Лис осмотрел площадку. Она была невелика, и за ней склон круто уходил вниз. Здесь же находилось много странных предметов, которые не казались опасными, но имели совершенно неправильные формы. Запах тоже был странный. Он чем-то отдаленно напоминал запах покинутого жилья. Тут явно кто-то жил, и не очень давно, а сейчас никого нет. Лишняя осторожность, правда, еще никому не мешала…
   Лис жестом подозвал ближайшего мальчишку – изнеможденный многодневным недоеданием и тяжким подъемом, парнишка сидел на скатанной шкуре оленя и тупо смотрел перед собой.