Менеджер тему так и не просек. У богатых – подумалось ему – свои причуды. Менять телефон только потому, что там заполнилась записная книжка, это все равно, что менять «шестисотый», потому что у того забиты бычками пепельницы.
   А теперь – в гостиницу. В фойе сидел все тот же добрый молодец из компании Гулько, и Мартынов махнул ему, как старому знакомому. Вошел в номер, велел Маше собираться и ждал ее, поглядывая в коридор. Женщину уже трудно было чем-то удивить, и она очень быстро собрала свои скромные пожитки. С сумкой в одной руке и кроликом в другой она покинула номер. Бросив ключи на кровать, американец притворил дверь и повел Машу в конец коридора.
   Распахнув балконную дверь на втором этаже, он вышел на арматурную лестницу и повлек женщину за собой. Оказавшись на земле, они быстро пересекли улицу, на другой стороне которой располагался Главпочтамт, и вышли к какому-то кинотеатру.
   – «Победа», – прошептала Маша, увидев знакомые места. – Мой первый жил до свадьбы неподалеку и частенько водил меня в этот кинотеатр.
   – Очень приятно это слышать, – съязвил Мартынов, невольно соотнося свою личность с определением «второй». – Но я, к сожалению, на сеанс тебя не поведу. У меня, понимаешь, дела.
   Она это видела. И осерчала на себя, что не вовремя предалась воспоминаниям. Она сделала это нечаянно, ей уже казалось, что между ними никогда не сможет пробежать кошка. Не сможет, потому что как это может произойти, если они живут вместе с Андреем вот уже сто лет?..
   Первое время она спрашивала: «Куда мы идем?», «А что мы тут делаем?», а нынче эти вопросы уже не задавала. Ее ведет Мартынов – так нужно. Бьет кому-то лицо – это необходимо. Они убегают – ему видней. Жизнь, так нудно тянувшаяся в Ордынском, приобрела для нее новый смысл, и теперь она даже не задумывалась, сколько еще сможет жить в таком режиме. Она знала одно: этот мужчина еще ни разу не солгал ей и не бросил в трудную минуту. А трудными у него, как она уже убедилась, были все минуты жизни.
   Пришла в себя она лишь в такси. Ядовито-желтая «Волга» с шашечками на борту несла их в неведомом ей направлении. По пути Мартынов несколько раз просил водителя сменить маршрут, чем вызвал сначала удивление, потом – недовольство, а через десять минут езды – уже раздражение.
   – Я че, не знаю, как тебя везти?! – ярился сорокалетний водитель. – Историю любой улицы тебе рассказать могу, а ты мне дорогу показываешь!
   – Сейчас направо и дворами, – спокойно указал въезд Андрей.
   – Ты спятил, или как?! – окончательно потерял терпение таксист. – Если я туда въеду, я на улице Лежена в следующий раз только через четверть часа окажусь!
   – Или как. Я что, попросил тебя вывозить меня на улицу Лежена? В Вегасе ты давно бы уже в очереди на биржу труда стоял. Сворачивай.
   Таксист зашипел, как эфа, однако просьбу странного пассажира выполнил. Но после того как желтое такси пометило все дворы центральной части города, он решил расставить все точки над Он затормозил у какого-то бутика и развернулся к паре на заднем сиденье.
   – Знаете, я всяких возил. У меня в машине и наркоманы дозировали, и молодняк сношался, и пиво пили, и дрались. Но перед этим обязательно говорили: «Довези нас, старина, туда-то и туда-то». И говорили куда. А сейчас у меня на счетчике уже две сотни, и в мою душу начинают закрадываться сомнения…
   Мартынов уронил на переднее сиденье зеленую двадцатку.
   – Довези пока до заведения, где женской одеждой торгуют, – увидев, как таксист открыл рот, Мартынов уточнил: – Хорошей одеждой.
   Бутик был перед ними.
   – Дождешься – еще двадцатка, – пообещал Мартынов и вывел Машу на улицу.
 
   Она даже не смела думать о том, что когда-то окажется в подобном заведении не с целью посмотреть, а с задачей одеться…
   – Андрей, тут все… в долларах… – уже готовая к выходу, повернулась она к американцу.
   Ей приносили вещи. Ей предлагали. Ей советовали. Меняли не подходящие и тут же заменяли на пригодные. Джинсы, туфли, платье… Она скосила взгляд на поданный Мартынову чек. «$ 1 748, 00…
   Спасибо за покупку». Да, кажется, есть за что благодарить…
   – Мартынов, я хочу тебе кое-что сказать… – она едва поспевала за американцем, несшим несколько пакетов. – Я не могу…
   Забросив сумки в машину, он пояснил:
   – Сейчас наденешь джинсы, майку, кроссовки и очки. Волосы сделаешь… короче, я не знаю, что ты сделаешь, но чтобы к концу поездки они выглядели иначе. В пучок или как там… А ты, нервный, зеркало к стеклу отверни, понял? А еще раз повернешься, сразу в зубы заработаешь.
   Увидев, как на сиденье падает «зелень», таксист послушно вывернул зеркало и дальше ехал, как посаженный на кол. А Маша… Остается лишь догадываться о том, сколько дорожно-транспортных происшествий оставила она за своей спиной. Головы водителей, разворачивались на сто восемьдесят градусов, видя, как женщина, сидящая в такси, стягивает с себя блузку, обнажая тугую грудь, затем натягивает майку, заводит стройные ноги к потолку и надевает на них джинсы…
   Привел себя в порядок и сам Мартынов. Десять минут, проведенные в парикмахерской, изменили его облик до неузнаваемости. Маша узнала, что настоящий цвет волос американца – темно-русый с проседью, а стрижка, которая ему идет больше всего, – обычная. Скинув в машине костюм, приносящий ему до сих пор удачу, он также облачился в джинсы и натянул на крутые плечи клетчатую рубашку-«ковбойку».
   – Ребята, – не выдержал таксист, опять слыша за спиной шорох новой одежды. – Меня сейчас скрытая камера не снимает?
   – Плохо, если снимает, – нравоучительно произнес Мартынов. – Если снимает, значит, ни черта ты ездить быстро не умеешь.
   Водитель уловил иронию и вдавил педаль.
   – Где самая отвратительная гостиница города? – спросил он таксиста, и тот наконец-то понял, куда направлялась эта странная и красивая пара.
   Ловко вывернув руль на полосу встречного движения, он повез их в обратном направлении.
   – Туда от места вашей первой посадки тридцатка деревянными по счетчику была, – буркнул он. – С чаевыми.

Глава 12
У БОССА ДЛИННЫЕ РУКИ

   Когда Мартынов говорил таксисту «отвратительная», он не задумывался о том, что на свете есть места, которые соответствуют этому определению по всем параметрам. Отвыкший от родины американец ожидал увидеть нечто «двухзвездочное», где на стенах обои по доллару за рулон, в ванной отсутствуют халаты, а телевизор показывает лишь местные программы. Выходя в Штатах на русских должников, он часто останавливался в таких гостиницах, ибо точно знал, где нужно искать бывших соплеменников. Люди, имеющие долги от пятидесяти до ста тысяч, обычно прячутся именно в таких местах. Тут легко косить и под украинцев, и под поляков, и под болгар. При наличии паспорта соответствующего гражданства, в подобных отелях можно жить вечно. Американец, зная, что у человека в кармане сто штук баксов, в десяти случаях из десяти направится искать его в ночлежку. Русский же пойдет обивать пороги «гранд-отелей». Поэтому, если преуспевающий человек таким образом прячется от русских в России, то он всегда останется фантомом. Ни Гулько, ни его людям никогда не придет в голову, что американец, да еще с женщиной, устроится в дешевой ночлежке. Итак, «отвратительная»…
   Худшего места Мартынов, побывавший во всех смрадных уголках Европы и обеих Америк, не видел. На некоторое сходство мог претендовать Гарлем, но там по крайней мере в кранах всегда есть вода. Мартынову показали номер и ушли, а они с Машей остались стоять посреди комнаты, пахнущей ангидридом и хлоркой. Они стояли и боялись приблизиться к кровати.
   – Андрей, если я сяду, из-под матраса никто не выползет? – серьезно спросила Маша.
   – Главное, чтобы сюда никто из-за двери не вполз, – ответил он.
   Наступили сумерки, и убогость обстановки смазалась. Андрей и Маша понемногу освоились и даже сходили в душ на первый этаж. Наскоро перекусив в местном буфете жареной колбасой, нарезать которую Мартынов потребовал на сковороду при нем, они поднялись к себе и разместились на узкой кровати. Ни о какой романтической ночи, разумеется, не могло быть и речи, все мысли Андрея были заняты тем, как он завтра выйдет на улицу и порасспрашивает у прохожих, где находится гостиница, в которой нет вьетнамцев, зато есть горячая вода, телевизор, а у дежурной по этажу можно попросить фумигатор и не нарваться при этом на хамство.
   Но он не успел этого сделать. В половине двенадцатого ночи, когда Мартынов вышел в коридор, чтобы посетить уборную, он заметил в конце гостиничной «аркады» мелькнувшую тень.
   Подумаешь, тень. Может быть, у какого-нибудь постояльца бессонница. Но приглядевшись, Мартынов удивился – кравшийся вдоль стены человек был атлетически сложен и ступал мягко, как кошка.
   Стараясь сохранять спокойствие, он вошел в туалет, нашел в полумраке некое подобие писсуара и замер перед ним в соответствующей позе. Однако он не собирался делать то, что делают в таких случаях мужчины. Он ждал…
   Дверь в Машину комнату была закрыта на ключ и находилась напротив туалета. Если ее будут открывать, он сразу это услышит. Остается понять одно – случайно ли появился в коридоре этот. Через минуту Андрей понял, что случайность придется исключить. Дверь туалета тихонько скрипнула. Вошел крепкий молодой парень. Спокойно прошел за спиной Мартынова и остановился у соседнего писсуара.
   Перед Мартыновым было зеркало, и прежде чем выделить для себя главное – на парне джинсы, а звука расстегиваемой молнии не слышно, Андрей подумал о причинах, которые подвигли местных дизайнеров повесить длинное зеркало не над умывальником, а над писсуарами.
   Молния так и не вжикнула, зато второй раз скрипнула входная дверь. Кто-то, кого американец уже не видел, вошел и стал открывать кран…
   Стоп, напрягся Андрей. Местные должны знать, что в гостинице нет горячей воды. Зачем вертеть оба крана? Над столиком администратора в импровизированном фойе висит огромная красная табличка. Раньше на таких писали: «Коллектив борется за звание ударника коммунистического труда». Надпись лет десять назад стерли и написали: «Горячей воды нет»…
   Движение слева Мартынов поймал прежде, чем к нему стал разворачиваться тот, что был справа. Короткий нырок в сторону, и он уже вне досягаемости ножа. Нож… С коротким широким лезвием, с отточенными зазубринами по обе стороны полотна. Страшное оружие в руках того, кто умеет им пользоваться. Одним ударом снизу можно пополам рассечь печень и разрезать, словно поролон, несколько ребер.
   Черт побери! Зачем Гулько нужна сейчас его смерть?! Или они с Метлицким разложили идею по полочкам и сейчас, когда стало ясно, куда нужно отправлять образец для проведения теста «Б», решили, что по пять миллионов на брата гораздо лучше, чем три одному?!
   Задумываться и рассуждать времени не было. На этот раз Рома послал к американцу не молодых лохов, а настоящих мужчин. Если не по возрасту, то по отношению к жизни – точно.
   От второго движения блеснувшего в темноте лезвия Андрей отшатнулся так, как пытаются это сделать, когда из рук падает чайник с кипятком. Но не хватило каких-то полсантиметра, и широкий нож взрезал кожу у него на животе. Андрей почувствовал боль. Саднящую, жаркую…
   А тогда вместе с кровью из раны вышел зверь. Так их стало двое против двоих. Хладнокровный и расчетливый боксер-профессионал и задыхающийся от гнева зверь – против двоих, вооруженных ножами.
   Третий взмах ножом оказался для нападавшего последним. Андрей изо всех сил ударил противника головой в лицо. Противник рухнул без звука. Андрей безошибочно нащупал на полу нож, подхватил его и прочел в глазах второго противника не страх, а удивление. «А со мной так получится?» – как бы говорил взгляд убийцы.
   – Получится… – едва слышно буркнул Мартынов. – Обязательно получится…
   Звонкий лязг и короткий скрежет – зубцы ножей сошлись в ударе. От закаленного металла отскочила искра и вонзилась в щеку второго напавшего. Он сильно дернул веком и, на мгновение потеряв ориентировку, отступил на шаг.
   Американцу это понравилось. Его мощь уступала мощи парня, но это как раз было на руку Мартынову. Запомнив угол удара лезвий друг о друга, он решил не терять времени даром. Второе соединение режущих полотен произошло через секунду после того, как парень пришел в себя. Едва он снова качнулся в сторону Андрея, тот повторил выпад, увеличив силу удара, и на этот раз в лицо амбалу полетел целый сноп искр. При дневном свете они оказались бы незамеченными, но в темноте искры компенсировали ту разницу, за счет которой парень выигрывал в весе, физике и поворотливости. Сноп молний ударил ему в лицо и, закрываясь от Мартынова рукой, он рявкнул:
   – Shit!..
   Клинок с хрустом вошел ему в бедро по рукоятку.
   Это был не случайный удар. Мартынов всадил нож в ногу, потому что знал наверняка – погони не будет. Останется лишь желание перетянуть рану, чтобы остановить поток крови.
   Мартынов не хотел убивать. Ни в Америке, ни на своей чужой родине. Но и отдавать свою жизнь ни за что ни про что намерен не был. Он просто защищался. Ухватившись за рукоятку покрепче, американец с силой провернул лезвие в ноге и резко выдернул нож. Обильная струя крови из разорванной мышцы хлестнула на метр перед ним и окрасила пол уборной.
   Теперь убийца был способен говорить правду, одну только правду и ничего кроме правды. Повалив его на холодный пол, Мартынов яростно зашептал:
   – Господи, сколько крови! Боже мой, сколько ее! Ты умрешь! Ты умрешь, если не вызвать «скорую»!!
   В глазах бандита читался предсмертный ужас, и он, соглашаясь со словами американца, кивнул головой и выплеснул изо рта пол-литра черной крови.
   – Если я не вызову «скорую», тебе конец! Зачем Гулько моя смерть? Говори скорее, пока я набираю номер! – Он стал шарить окровавленной рукой в пустом кармане. – Зачем Роме нужно, чтобы я умер?! Он виделся с Метлой?! Я не наберу «ноль три», пока ты не скажешь!! Экономь силы, ты еще сможешь выжить!
   – Мистер… мистер… – бубнил амбал.
   – Да, да, я мистер Мартенсон! – согласился Мартынов. – Говори, зачем Гулько вас послал?
   – Мистер… Вайс… Он… Флеммер… Малькова ты… нашел…
   У Мартынова пересохло в горле. Наступил момент истины.
   Как же он не понял сразу? Это «Shit!» все объясняет. Мартынов нашел Артура Малькова. Проведен тест «А». Кому об этом банкиры сообщат в первую очередь?! Малькольм понял, что Мальков найден, и наступил момент, который люди в разведке называют «сбросом балласта». Мартынов стар; еще год, и гипертензия уложит его в постель и заставит тратить заработанные гонорары на таблетки. Кому нужен человек, который знает слишком много тайн? Малькольму дешевле послать в Россию бригаду русских эмигрантов из своей команды, чтобы прикончить самого информированного из своих людей – Мартынова. Попади Андрей Петрович в руки ФБР, участь Малькольма и Флеммера была бы решена. Но пока Мартынов находился в Штатах, марать руки его кровью было нельзя. Такой шаг не прошел бы мимо конкурирующих организаций! Они очень хорошо знают и Мартынова, и направленность его устремлений, и род задач, которые он выполнял от имени Малькольма, и уровень его информированности. Агентам ФБР обязательно «оттарабанили» бы, кому была выгодна смерть Мартынова. А нынче представился случай, упустить который Малькольм просто не имеет права! Мартынов выполняет задачу ценой в десять миллионов долларов, после чего люди Вайса убирают его и вплотную занимаются Мальковым-Метлицким. Да кто из русских ментов нынче будет рыть землю, чтобы раскрыть убийство какого-то эмигранта, бывшего зека? Милиции сейчас не до этого. А уж ради того, чтобы заработать не семь, а десять миллионов долларов, Малькольму стоит постараться!!!
   Обыскав лежащих перед ним молодых людей, Андрей изъял два американских паспорта, водительские права, выданные в штате Невада, кредитные карточки и сунул все это к себе в карман.
   Выходя вместе с Машей в прохладу ночи, американец подумал о том, что нужно срочно искать связь с Метлицким. После случившегося в гостинице встреча с майором завтра на площади Труда исключена. Роме Метлицкому, или – Артуру Малькову, кому как удобнее, угрожает опасность не меньшая, чем самому Мартынову. Преимущество Андрея лишь в том, что люди Флеммера, находящиеся сейчас в России, некоторое время будут убеждены, что Андрея Петровича уже нет в живых.

Глава 13
ФАТАЛЬНОЕ НЕВЕЗЕНИЕ

   А Метлицкий в это время лежал на широкой кровати в своей однокомнатной квартире на улице Свердлова и смотрел в потолок. «Что ждет меня впереди?» – думал Рома. Еще позавчера перед ним такой вопрос не стоял. Он занимался делом и считал это занятие исчерпывающим и не требующим хобби.
   Если завтра выяснится, что он владелец десяти миллионов долларов, то уже через час-другой на его счету останется треть от этой суммы. Слово «останется» в данном смысле неуместно, наоборот, не останется, а образуется. Мартынов свалит на свою новую родину, а Гулько будет звонить по ночам и ядовито справляться, не все ли деньги растрачены. А ведь не деньги – главное. Он лежал, смотрел в темный потолок и думал о том, как ему теперь жить, когда он узнал свое имя и корни. Его отец был великим боксером, сумевшим обеспечить будущее сына и отомстить за жену. Мама умерла от рук подлецов в семьдесят восьмом, а сыну, попавшему в детский дом, сменили имя и прошлое. Кто сменил? Сергей Борисович Коломиец? Но зачем? Зачем старику нужно было уничтожать данные на Малькова и переделывать их на Метлицкого? Для того чтобы спасти? Но от кого?! И снова вспомнились слова Мартынова. «С такими деньгами не шутят»…
   Значит, он, Рома, родился в Ордынском, в оранжевом доме, возле которого растет сосна, такая большая, что по ней можно забраться на небо, а рядом с гаражами привязана серая собака по кличке Жулька.
   – Боже мой…
   Он сел на кровать и закурил сигарету. Выпускал дым в открытое на ночь окно, стряхивал пепел в хрустальную пепельницу и чувствовал, как в груди скапливается тяжесть. Ничего хорошего в его жизни после положительного результата теста «Б» не произойдет. Ему просто станет тяжелее жить. Невыносимее, потому что работу, то есть все, чем он жил всю жизнь, придется оставить. Купить дом на юге или в Австрии. Почему в Австрии? А черт его знает, навеяло… А где сейчас престижно дома иметь? В Германии? Во Франции? Метлицкий вдруг подумал о том, что в свои тридцать два не имеет представления о том, что можно делать, когда у тебя на руках три миллиона долларов, а что является моветоном. Может, улететь в Штаты, купить виллу и сидеть там, надираясь виски и с тоской вспоминая о безденежно минувшем прошлом? Иногда будет приходить в гости Мартынов, уже не таясь рассказывать об очередной удачно провернутой операции по отъему денег, загибать пальцы, подсчитывая трупы…
   Метлицкий вскочил, дотянулся до форточки и с невероятным удовольствием плюнул в окно. Пошло оно все к такой-то матери. Едва он представил себе Мартынова, стучащегося в дверь его виллы в Вегасе с бутылкой «Джонни Уокера» под мышкой, ему стало не по себе.
   – Где телефон, черт меня подери?
   Включив свет, он стал раскидывать в стороны лежащие в холостяцком беспорядке вещи. Через минуту телефон был найден. Он набрал по бумажке засеченный отделом «Р» три дня назад номер мобильного телефона Андрея Петровича.
   «Номер заблокирован»…
   – Ах, ну да, – ухмыльнулся Рома. – Конечно. Как я забыл – нас же «вычислили»…
   И набрал номер Маши. «Номер заблокирован»…
   – Хитрый американский сукин сын!.. – выругался Метлицкий и бросил телефон на кровать.
   Внезапно из-под подушки, куда залетел сотовый, раздалась мелодичная трель. Наверное, понимая, что не в состоянии помочь хозяину по его инициативе, трубка приняла самостоятельное решение.
   – Слушаю, – Рома прижал аппарат к уху и глубоко затянулся сигаретой.
   – Майор, у тебя ровно пять минут, чтобы выйти из дома, пересечь улицу Свердлова и подойти к ночному бару «Саванна».
   – Мартынов, я хотел тебе…
   – Ты мне потом все скажешь, – перебил его американец. – А сейчас у тебя в распоряжении четыре минуты и сорок пять секунд.
   – Что это значит?!
   – Четыре минуты и сорок две секунды.
   С проклятием натянув брюки, Рома сунул за пояс пистолет, накинул куртку и, захлопнув дверь, стал быстро спускаться по лестнице. Мартынов, скорее всего, негодяй, но не верить ему оснований еще не было.
 
   – Слушай, Андрей Петрович, – заявил он с ходу, усаживаясь за столик прокуренного кафе, – я посылаю к американской божьей матери и тебя, и три миллиона, и все, что может мне помешать жить прежней жизнью.
   – Нечто подобное я и предполагал, – вздохнул Мартынов. – Но не ждал так скоро.
   И он рассказал майору обо всем, что случилось с ним в эту ночь.
   – А ты своей дурацкой башкой понимаешь, что теперь я должен тебя задержать? – выдохнул Рома.
   – Задержи, – равнодушно пожал плечами Андрей. – Через неделю меня под подписку выпустит суд, потому что я не оставил в гостинице следов своего присутствия, и в этот же день меня прирежут люди Вайса. Тебя, полоумного законника, пристукнут чуть позже. И моя смерть повиснет на твоей совести жерновом. Как ты с этим будешь жить, продолжая работать? Знаю, не сможешь. У тебя на меня ничего нет, как нет на Гулько в случае с азербайджанцами. А раз так, то и не дергайся, как паралитик, а выслушай меня внимательно.
   План Мартынова был таков: Метлицкий должен позвонить на работу, сказаться больным и исчезнуть из города на трое суток. То есть до тех пор, пока не будет сделано дело. Если Метлицкий хочет вернуться к прежней жизни и остаться с тремя миллионами… Не хочет остаться с тремя миллионами? А Мартынову плевать на это! Ему сказали: отдай Малькову три миллиона, и он их отдаст. А там Мальков пусть сам определяется, что с ними делать. Может в Фонд мира перечислить, может инвалидные коляски купить для нуждающихся. А Мартынов…
   – Мне в Америку надо возвращаться, Рома, – просипел Андрей, наклонясь к столику. – И я туда обязательно вернусь. И что я там буду делать с Малькольмом, Флеммером и Вайсом – это мое глубоко личное дело. Я вернусь хотя бы для того, чтобы обезопасить свое будущее. Люди в Америке должны знать, как с Мартыновым пытались поступить его хозяева. И тогда меня поймут, и я снова найду работу. А вот если я не вернусь, тогда Малькольм будет прав кругом. Поэтому я должен доделать дело в соответствии с точными изначальными указаниями и вернуться.
   Роме захотелось курить. Взять сигарету из пачки «Мальборо», лежащей перед американцем, означало бы протянуть между ними невидимую нить взаимопонимания. Но этого Рома сейчас хотел менее всего. Поэтому он сунул руку в карман, нашел зажигалку, но сигарет там не оказалось. Тогда он полез во внутренний карман и растерянно хлопая ресницами, вынул сложенный вчетверо лист бумаги.
   – Что, чистый бланк протокола о задержании ищешь? – съязвил, пуская дым в сторону, Мартынов.
   Не реагируя на собеседника, Рома развернул лист и уставился в него недоумевающим взглядом.
   – Метлицкий, ты сейчас похож на эскимоса, увидевшего крейсер.
   Сказал, усмехнулся и осекся – от лица Метлицкого отхлынула кровь, и он стал похож скорее на мертвого эскимоса.
   Андрей осторожно заглянул в лист бумаги и увидел отпечатки пальцев и ладоней.
   – Приготовил материал для проведения теста «С»? – Мартынов чувствовал, что происходит неладное. – Что ты одеревенел, как истукан?
   – Мартынов…
   – Начал хорошо, – выждав максимально допустимую паузу, похвалил Андрей.
   – Андрей…
   – Это еще лучше. Впервые – по имени. Без отчества, без «зека»…
   Он замолчал, потому что Метлицкий сунул ему в руки дактокарту.
   Андрей осмотрел лист с двух сторон, прочитал внизу: «Метлицкий РА.», повертел перед собой и бросил на стол.
   – Ты видишь что-то, чего не вижу я? – спросил он у майора.
   – Андрей… У меня никогда не будет трех миллионов долларов…
   Мартынов рассвирепел:
   – Метлицкий, брось дурить! Ты суешь мне под нос лист со своими пальцами и загадываешь какие-то странные загадки! Я тебе говорю, что нам угрожает опасность, а ты сидишь и творишь свои мусорские заморочки! Хватит прихериваться под осененного свыше!.. Говори, я по-русски еще не отвык.
   – В банке проводили экспертизу не с моими отпечатками… – Роме опять хотелось сглотнуть, но в горле стоял ком.
   Мартынову захотелось встать и засветить менту в глаз.
   – Рома, клянусь могилой мамы, я сейчас встану и буду бить тебя до тех пор, пока не выбью из твоей головы всю дурь, – сунув руку в карман, Мартынов извлек пузырек, купленный час назад в аптеке. Вывалил на ладонь таблетку и закинул в рот. – От счастья крыша покосилась?
   – Вчера в марсельский банк ушли факсом не мои «пальцы», – упрямо и как-то подозрительно радостно повторил Рома. – Не мои, Андрей… Банкирские эксперты работали не с моими отпечатками.
   – Ладно, – Мартынов решил успокоиться. – Ты прав, не твои. – Помолчав с минуту, он, почувствовав действие лекарства, опять принялся бить в ту же точку. – Черт, как я сразу не догадался, что отпечатки не твои? Придурок я, честное слово… У меня это бывает, Рома, не обращай внимания. И с чего это я решил, что ты при мне свои пальцы на бумагу откатывал? А потом отдал мне, а я факсом их в Марсель отправил… Глючит старика. Ты прав: меня любят, мне пора на покой… К бениной маме эти десять миллионов! Завтрашним рейсом убываю в Москву, а там – уснул, проснулся – и я в Нью-Йорке.