Страница:
Не получив взамен никакой информации, Мартынов понял, что зря расстилался.
– Рома, – шепнул он, глядя на Метлицкого, как на недоумка. – А вот если так, по-честному… Как между братьями. Между старшим и младшим… Без идиотов… Давай откинем тот факт, что ты при мне снимал с себя отпечатки, потом мне же их передал, потом я же их в факс засовывал… Забудем это. Чью дактокарту я вчерашним днем отправил в Марсель?
– Родищева. – И Рома закрыл лицо руками…
Глава 14
Глава 15
– Рома, – шепнул он, глядя на Метлицкого, как на недоумка. – А вот если так, по-честному… Как между братьями. Между старшим и младшим… Без идиотов… Давай откинем тот факт, что ты при мне снимал с себя отпечатки, потом мне же их передал, потом я же их в факс засовывал… Забудем это. Чью дактокарту я вчерашним днем отправил в Марсель?
– Родищева. – И Рома закрыл лицо руками…
Глава 14
КОНЧАЙ ТЕМНИТЬ, ПРИДУРОК!
Схватив Метлицкого за плечи так, что затрещала куртка, он оторвал его от стула и швырнул в угол палатки летнего кафе. Снеся на своем пути двух вульгарного вида девиц, стаканы с коктейлем и стулья, майор милиции врезался в вертикальную подставку и завалил на себя угол палатки.
– Я сюда сутки через океан летел! – взревел Мартынов, отрывая майора от пола. – Пять стран в иллюминатор рассматривал! – Шагнув в противоположный угол, он закинул в него Метлицкого с силой, с какой борцы сумо выбрасывают за ринг соперника. – Меня в гостинице сначала тараканы едва не обобрали, потом гульковцы чуть не пристрелили!..
Палатка подломилась вторым углом и теперь была похожа на шатер шведского короля после его бегства из-под Полтавы.
– Меня режут русские, меня режут америкашки! И теперь, когда я нашел того, кого искал, он говорит мне, что он не Мальков! – Он рывком поставил Метлицкого на ноги и впечатал в челюсть поставленный удар. – Да мне тебя убить легче, чем поверить в то, что ты вчера не свои фланцы на бумаге откатывал!!!
– Звони Гулькову!! – орал барменше администратор.
– Вызовите милицию!.. – слышались женские крики.
– И психбригаду, – спокойно добавил из обрушенного угла один из двоих молодых людей наркоманского вида. Где-то между ними, срезанными на пол вместе со столиком, Метлицкий и находился до тех пор, пока его не вытянул оттуда Мартынов.
Между тем Рома пришел в себя и приласкал американца встречным ударом. Голова Мартынова дернулась в сторону, но уже в следующую секунду он смачно ударил майора в нос. Кровь хлестнула из ноздрей милиционера, и он, яростно зарычав, бросился на Андрея. Сплетясь в клубок, напоминающий брачную пляску змей, они оба полетели в угол и выбили подставку из последнего, четвертого угла палатки. В палатке раздался треск, посыпались голубые искры, и свет померк. Дикий женский визг, перемежаемый мужским матом, треск ломающегося пластика и звон разбитой посуды…
Через минуту к этой какафонии прибавился пронзительный вой сирены. Серо-голубой «уазик» из отдела вневедомственной охраны отважно мчался к месту происшествия.
– Иди сюда, отказник! – Мартынов, сплевывая кровь, вытаскивал Метлицкого из-под палатки на улицу. – Я тебе сейчас объясню, чьи отпечатки на факсе, и чьи – в Марселе. Чтобы ты больше не заблуждался… Вот за что я терпеть не могу ментов!..
Если бы Рома не увернулся, следующий удар снес бы ему нижнюю челюсть. Тут же Андрей почувствовал, как трещит рукав его рубашки, а сам он вращается вокруг собственной оси вверх ногами. Хлопнувшись на землю, он крякнул, но тут же вскочил на ноги.
– Так чьи отпечатки? – закричал он, вкладывая всю силу в удар правой по печени Метлицкого.
– Не мои! – ответил Рома, пытаясь ногой достать противника.
– Нет твои! – Мартынов завалил майора на землю и стал выворачивать ему руку. – Твои, мент поганый!..
– Стоять! – заорали выскочившие из «уазика» сержанты, лязгая затворами. – Встать и руки на голову!
– Пошли на фуй!! – завопил Метлицкий, поворачивая к сержантам искаженное гневом лицо. – Я ему сейчас башку сверну!..
– Так кто наследник трех миллионов долларов? – хрипел Мартынов, беря руку противника на болевой прием. – Кто Артур Мальков?! Я тебе сейчас ласту оторву, если не признаешься!
– Не я!.. Родищев, мать его разтак!.. – стонал майор.
За «канатами» импровизированного ринга раздался звук, очень похожий на выстрел – сержанты потеряли терпение.
Кряхтя, Мартынов в последний раз выматерился и поднялся на ноги. По его лицу, перемешиваясь с кровью, текли ручьи пота. Не лучше выглядел и вскочивший на ноги Рома. Размазывая рукавом куртки струящуюся из носа юшку, он объяснил уже готовым применять оружие на поражение милиционерам:
– Я начальник отдела по борьбе с бандитизмом УБОП майор Метлицкий. Удостоверение в правом кармане пиджака. Возьмите и посмотрите сами, мне этот гад руку вывихнул.
Заметив недоумение коллег, Рома добавил:
– Он со мной. Наш человек. Этот… внештатный сотрудник.
Сержанты, познакомившись с удостоверением, поспешили уехать. О своеобразии и тонкостях оперативной работы они знали лишь понаслышке, и сейчас, воочию увидев, как происходит встреча оперативника с агентом, дали себе слово никогда в жизни ничем подобным не заниматься.
Минут пять они сидели молча. Метлицкий расположился на лавке, закинув назад голову, Андрей прижимал к разбитой брови платок. Одежда у обоих была разорвана и вся в следах наземной рукопашной схватки.
– Хорошо хоть пистолет не потерял… – просипел майор, возвращая голову в нормальное положение. – Не наружу вылетел, а в брюки провалился.
– Надо было тебя по кобчику пинать, – с сожалением заметил Мартынов. – Ты где так бросать научился?
– Я чемпион Сибирского федерального округа по самбо.
– И наследник трех миллионов долларов, – упрямо заметил американец.
– Я тебе сразу рассказать хотел, а ты – по роже… Тебе лечиться нужно, Мартынов, а не за миллионами гоняться!
– За чужими, между прочим, миллионами, за чужими… И как-то я не заметил, чтобы ты мне что-то хотел рассказать. Опять мне показалось?
– Так вот, запомни фамилию, – устало сказал Рома. – Родищев. Не Радищев, а – Родищев! Это мой однокашник по детскому дому. За день до твоего появления в городе я задержал его по подозрению в том, что он мог быть свидетелем убийства.
– Первый раз за свою преступную практику слышу, чтобы человека задерживали по подозрению в том, что он был свидетелем, – ядовито процедил Мартынов. – Вы тут, суки, без воровского руля совсем потерялись.
– Так вот, – продолжил майор. – За день до твоего прибытия убили казначея гульковской бригады Захарку Большого. Есть основания предполагать, что это видел Лешка Родищев. Его тут у нас считают маленько тронутым. С головой у него не все в порядке. Вступительные в институт провалил, жизнь под откос покатилась, дворником парень стал, хотя чему удивляться? В молодости он перспективным малым никогда не считался. Скорее туповат. В детдоме материал плохо усваивал, не успевал нигде. А сейчас прибился к бабке одной, Чувашихой ее зовут. Ворожея и знахарка. Травку ей из леса таскает, грибки там разные собирает для снадобий… В общем, живет жизнью, не обремененной обязательствами.
А тело Захарки нашли случайно. Лисица землю рыла, а мужик, который в лесу грибы собирал, заметил это, встревожился, да и звякнул куда следует. «Куда следует» приехали и нашли труп. Год этот, бабка Чувашиха говорит, кровавый…
– Почему? – удивился Андрей.
– Лис много расплодилось. Я не верю в это, хотя лисиц действительно много. Опера районные землю подняли, а там – Захарка с пробитой головой. Много мне думать не пришлось по этому поводу. Месяц назад Захарка общак спустил москвичам, а тебе не нужно объяснять, что за это казначею бывает.
– Про Родищева, пожалуйста, – напомнил Мартынов. – Мне Захарка – как зайцу туалетная бумага.
– Так вот, в тридцати метрах от места захоронения мои оперативники корзинку нашли, полную мухоморов, и ножик при ней. А какому нормальному человеку понадобится корзина мухоморов? Только Чувашихе, которая в двух километрах от леса проживает. Сама она, понятно, в лес двинуть не могла – в девяносто по грибы не ходят. Собирал отраву, конечно, Лешка. И я задержал его. Но перестарался немного, парень в обморок упал и, как мне сообщают, а я каждый день звоню в больницу, в сознание до сих пор не пришел.
– Ты, конечно, звонишь в больницу не потому, что за здоровье парня волнуешься? – как-то странно улыбнулся Мартынов.
– Ты дело послушать хотел? – недовольно поморщился Рома. – Тогда слушай, а не задирайся. Эстет… – Стерев с губы каплю пота, он немного помедлил и снова продолжил рассказ: – Лешу в детдоме били сильно. Странный он парень был. Сколько помню, он постоянно себе на уме был. То ли запугал его в младенчестве кто, то ли помнит что-то жестокое… В общем, вел он уединенный образ жизни и ни с кем никогда не общался. А в детдоме, знаешь… Ты ведь не из детдома, верно? Я это еще тогда понял… Тому, кто живет без родителей, нельзя одиноким быть. Это как на зоне, правильно? Здоровье у него не ахти какое было, вот и били его все кому не лень. Гадко, согласен, но в каждом мужском коллективе свои правила, и не мне тебе это объяснять. Так вот, когда он в обморок у меня в кабинете упал, я «скорую» вызвал, а пока она ехала, откатал его руки. Лист свернул и в карман положил, чтобы потом передать дактокарту экспертам.
– Зачем? – Мартынов вытряхнул из пачки две сигареты и протянул одну из них Метлицкому.
– На ноже в корзинке наверняка «пальцы» остались. Я нож экспертам передал, они экспертизу провели и сказали, что эти «пальцы» еще нигде не фигурировали. Иначе говоря – человек не из мира криминала. Вот я и хотел Лешкины отпечатки с теми, что у экспертов, сравнить. Совпали бы – можно смело брать Родищева и добиваться признания по поводу того, что он был свидетелем убийства Захарки Большого.
– Я ничего не понял, – Мартынов сплюнул на землю. – Ты зачем мне эту галиматью рассказываешь?
– Затем, что я лист с отпечатками Родищева положил в карман пиджака! Вот этого, что под курткой… Когда мы были в банке, и я «откатал» свои руки, ты велел мне положить лист в карман, и мы пошли к управляющему отправлять факс! А лист я положил в тот же карман, где уже лежала дактакарта Родищева! И когда ты потребовал, я вынул первый попавшийся лист и отдал тебе! Лист, который был подписан: «Для Метлицкого Р. А.»! Его ты уничтожил на улице зажигалкой! А сейчас у меня в руках лист, который подписан: «Метлицкий Р. А.». И это тот самый, на котором мои отпечатки пальцев. Ты отправил факс не с моими «пальцами», а с «пальцами» Алексея Геннадьевича Родищева. Теперь ты все понял или настолько туп, что опять полезешь в драку?
Андрею захотелось дойти до ближайшего тополя, которых в Новосибирске было, слава богу, в изобилии, снять брючной ремень и затянуть на нем петлю.
– Где сейчас этот Алексей Геннадьевич Родищев? – с натугой вымолвил он. – Где, Метлицкий? Только не говори, что он умер не выходя из комы, что его кремировали, тля изъела… Где этот Родищев?
– В больнице он! Сейчас скажешь: «поехали!»?! Надоел ты мне, как муха во сне! Откуда тебя черт принес?! Ты посмотри, какая погода в Новосибирске все эти дни! И теперь посмотри, какая у меня рожа! Ты в этом городе уже половине жителей жизнь испоганил!
Мартынов сдернул с плеч порванный пиджак и потянул майора в сторону улицы.
– Этот костюм стоит полторы тысячи долларов. Если ты сейчас не поедешь со мной в квартиру Коломийца, я испоганю жизнь второй половине.
У Метлицкого вытянулось лицо.
– Ты знаешь Сергея Борисовича?.. Директора моего детского дома?!
– Знал. Он помер. А мы едем к его вдове. Люди, умеющие хранить тайну, всегда отличаются простотой мышления. Двадцать пять лет назад твоему директору вручили жизнь Артура Малькова. Я видел его за… день до смерти. И он сказал мне, что нужно искать Рому. Соврал, выходит. Даже перед смертью солгал. Раз так, у него дома есть какое-то подтверждение того, что Мальков – именно Родищев.
Они двинулись было на улицу, как вдруг Мартынов остановил Метлицкого, положив ему руку на грудь.
– А вот потом мы поедем к Алексею Геннадьевичу. А потом – в Ордынское. Я больше не хочу ошибиться. И вот еще что, Метла. Из-за собственной глупости ты стал объектом. Теперь на тебя открыта охота и Гулько, и Малькольмом. А вообще-то я рад, что ты оказался настолько туп, что перепутал в кармане дактокарты. И что бы я без тебя здесь делал?
Метлицкий шумно выдохнул, но послушно последовал за Мартыновым. Он шел и думал: «Когда же этот американец спит? Кажется, никогда». А Андрей шел и задыхался от усталости.
Понятно, что ночной визит двоих людей сомнительной наружности, вдобавок с наличием телесных повреждений, не обрадовал вдову Коломийца. Мало того, напугал. Она уже собиралась звонить в милицию, и лишь предъявленное в дверной глазок милицейское удостоверение охладило ее пыл и настроило на конструктивное мышление.
– А ты чего думал? – пробормотал Мартынов, разуваясь у порога. – Что тебя караваем встретят? У нее неделю назад муж богу душу отдал, а тут архангелы с фингалами ночью в квартиру стучатся. Знаешь, когда тебе семьдесят и ты в церковь частишь…
– Проходите, пожалуйста, – из комнаты показалась вдова. – Я сейчас чайник поставлю. – Она обреченно улыбнулась. – Знаете, сегодня только из церкви пришла, молила, чтобы господь меня к мужу побыстрее прибрал. Только уснула, впервые за эти дни, а тут… тут вы стучите. Муж-то, царство ему небесное, добрым человеком был, да и я слова дурного никому не сказала. А вас когда увидела, то со сна подумала – за что же кара такая… Ладно, не обращайте внимания на глупую старуху, проходите.
Мебель в этой квартире была дорогой и когда-то считалась престижной, если откинуть от настоящего времени лет двадцать назад. Тогда и кожаный диван был новым, и бюро не пожелтевшим от старости. Пока старушка занималась на кухне чаем и вареньем, Метлицкий обошел всю квартиру и остановился у стены с фотографиями.
– Иди сюда, Мартынов, – он указал пальцем на одну из фотографий. – Это наша группа. Видишь? Это я. А это – Гулько. Еще не до конца отмороженный. А это – Фома. Витя Фомин.
– Ну, этого я знаю, – мотнул головой Андрей. – А это – Родищев, верно?
Рома удивленно посмотрел на американца:
– Почему так решил?
– А он с краю стоит. И руки перед собой держит. Первый признак сомнения в самом себе и отрешенности от стада. Это он?
– Он. От стада Леша, действительно, отбивался…
– Из таких людей, Метлицкий, если их не бить всем стадом, получаются самые хорошие люди. Остальные уходят либо в менты, либо на зону.
И Андрей вернулся к столику, за который их усадили.
Мартынов отдал ситуацию на откуп милиционеру, справедливо полагая, что воспитанная в духе уважения к органам женщина не станет скрывать от него мелочи и лишний раз удаляться воспоминаниями в то время, когда была счастлива с мужем. Через пять минут чаепития и еще пять минут беседы Андрей понял, что оказался прав. Очень быстро выяснилось, что, если и есть среди бумаг Сергея Борисовича нужные милиции документы, то они находятся там, где хранится весь архив мужа. В бюро, пожелтевшем от старости.
Фотографии, фотографии, много фотографий… Письма, письма, много писем… Журналы, журналы… Квитанции об уплате за квартиру от восемьдесят первого года, орден Отечественной войны второй степени, медали «За освоение целины» и «Трудовая доблесть», значок «Отличник просвещения»…
– Вам еще налить чаю?
– Благодарим, не нужно, Агриппина Ивановна, – не поворачиваясь, за обоих ответил Мартынов. Он стоял над откинутой крышкой бюро и держал в руке истертый, во многих местах поломанный журнал.
– Метлицкий, что ты можешь сказать об этом документе?
Тот оторвался от раскопок, принял пахнущий вечностью журнал и стал вертеть их в руках.
– Это журнал моей группы, черт возьми, Андрей… Васька Басманов, Коля Стукало… Это же моя группа, Мартынов!
– Не кричи, – мягко оборвал восторг майора американец. – А ты ничего странного в списке своих однокашников не находишь?
– Да что тут может быть странного?! – прошипел Рома, поводя восторженными глазами. – Это же моя группа!
– Кто это? – ткнул пальцем в столбик фамилий Мартынов.
– Ты читать по-русски разучился? Это Исенин B.C. Витька его зовут. Отчества, понятно, не помню.
– А это?
– Мартынов, ты меня утомляешь. Это Котаев Игорь. Отчество на «Л», но, понятно, что тоже не помню.
– А это кто? – не унимался надоедливый Мартынов.
– Это Фроерман Дима, – вздохнул майор и повернулся к Мартынову: – Что ты опять придумал?
Не говоря ни слова, Андрей подошел к фотографии на стене, снял ее и положил на бюро.
– Покажи мне их здесь и немного расскажи о каждом.
Рома подтянул рамку к себе.
– Это Котаев. Он был самым здоровым в группе, и его все побаивались. Это Исенин. Он был маленький, как Родищев, и так же поначалу тупил, но потом пообтерся и влился в пацанский коллектив с охотой. В отличие от Родищева. Это – Фроерман. Он был как все, ничем не выделялся ни в лучшую сторону, ни в худшую. Что дальше, Мартынов?
Тот улыбался одними глазами и морщил нос. Рому это немного пугало. Так устроен человек – он боится всего, чего не понимает. А Андрей Петрович бросил на стол журнал и подошел к окну.
– Вы курите, если хотите, – предложила вдова. – Сергей Борисович дымил нещадно, не жалея ни себя, ни меня.
Послушно сунув в рот сигарету, американец дождался, когда Агриппина Ивановна выйдет из комнаты, и, скосив взгляд на дверь, выдавил:
– Я все понял, Метлицкий.
– Что ты понял?
– Ваша группа была убежищем для детей, которым грозила та или иная опасность. Чья-то месть, угроза появления ненормального родственника, могущего предъявить права на опекунство. Все, что могло стать опасным для ребенка середины и конца восьмидесятых.
– Бред, – отрезал Метлицкий и снова углубился в раскопки.
– Ты не объяснишь мне, сыщик, почему в вашей группе несколько детей носят исковерканные фамилии известных писателей и поэтов? Фраерман, Есенин, Катаев… Не Родищев, а именно – Радищев. Радищев, переделанный в Родищева. Ты только что описал мне детей. Знаешь, почему Родищев и Исенин выглядели туповато, и вы всей группой их за это прессовали и насмехались над ними? Потому что, Метлицкий, они были младше вас по возрасту! Я думаю, что на год! А почему Котаев держал «шишку»? Потому что он старше вас! И я думаю, что тоже на год. В вашу группу, дорогой майор милиции, вместе с обычными сиротами попадали дети, защитить которых можно было, лишь переделав им документы и спрятав в детдоме. А сейчас я тебе скажу, почему их не определяли в группы, соответствующие возрастам. У тебя в детдоме в начальных классах был классный руководитель?
– Степан Николаевич Чеботарев, – заученно и ошарашенно пробормотал Рома.
– Так вот, Сергей Борисович Коломиец мог договориться лишь с ним. Если бы об этих рокировках узнал человек, находящийся в дурных с Коломийцем отношениях, последнему грозил бы немалый по нынешним временам срок! Теперь ты понял? Пока дети у одного воспитателя младших классов, все шито-крыто. Потом, когда они переходят в старшие классы, их знания и физическое состояние немного уравнивается, и разница не так заметна. Получается, что Лешу Родищева бил Игорь Котаев, который на два года старше его. Ну и вы с Гулько постарались.
Не особенно ожидая реакции Ромы, Андрей Петрович докурил сигарету и размял ее в оставленной вдовой пепельнице.
– Их старые документы уничтожались, а фамилии переделывались. Чтобы не ходить далеко, Коломиец и еще кто-то брали самые известные фамилии и трансформировали их. Твой Сергей Борисович и еще кто-то, узнать которого теперь уже вряд ли удастся, творили добро, рискуя собой. Вот так, Рома. Был Артур Мальков – стал Леша Родищев. А теперь поехали в больницу и перестань делать глупое выражение лица…
– Я сюда сутки через океан летел! – взревел Мартынов, отрывая майора от пола. – Пять стран в иллюминатор рассматривал! – Шагнув в противоположный угол, он закинул в него Метлицкого с силой, с какой борцы сумо выбрасывают за ринг соперника. – Меня в гостинице сначала тараканы едва не обобрали, потом гульковцы чуть не пристрелили!..
Палатка подломилась вторым углом и теперь была похожа на шатер шведского короля после его бегства из-под Полтавы.
– Меня режут русские, меня режут америкашки! И теперь, когда я нашел того, кого искал, он говорит мне, что он не Мальков! – Он рывком поставил Метлицкого на ноги и впечатал в челюсть поставленный удар. – Да мне тебя убить легче, чем поверить в то, что ты вчера не свои фланцы на бумаге откатывал!!!
– Звони Гулькову!! – орал барменше администратор.
– Вызовите милицию!.. – слышались женские крики.
– И психбригаду, – спокойно добавил из обрушенного угла один из двоих молодых людей наркоманского вида. Где-то между ними, срезанными на пол вместе со столиком, Метлицкий и находился до тех пор, пока его не вытянул оттуда Мартынов.
Между тем Рома пришел в себя и приласкал американца встречным ударом. Голова Мартынова дернулась в сторону, но уже в следующую секунду он смачно ударил майора в нос. Кровь хлестнула из ноздрей милиционера, и он, яростно зарычав, бросился на Андрея. Сплетясь в клубок, напоминающий брачную пляску змей, они оба полетели в угол и выбили подставку из последнего, четвертого угла палатки. В палатке раздался треск, посыпались голубые искры, и свет померк. Дикий женский визг, перемежаемый мужским матом, треск ломающегося пластика и звон разбитой посуды…
Через минуту к этой какафонии прибавился пронзительный вой сирены. Серо-голубой «уазик» из отдела вневедомственной охраны отважно мчался к месту происшествия.
– Иди сюда, отказник! – Мартынов, сплевывая кровь, вытаскивал Метлицкого из-под палатки на улицу. – Я тебе сейчас объясню, чьи отпечатки на факсе, и чьи – в Марселе. Чтобы ты больше не заблуждался… Вот за что я терпеть не могу ментов!..
Если бы Рома не увернулся, следующий удар снес бы ему нижнюю челюсть. Тут же Андрей почувствовал, как трещит рукав его рубашки, а сам он вращается вокруг собственной оси вверх ногами. Хлопнувшись на землю, он крякнул, но тут же вскочил на ноги.
– Так чьи отпечатки? – закричал он, вкладывая всю силу в удар правой по печени Метлицкого.
– Не мои! – ответил Рома, пытаясь ногой достать противника.
– Нет твои! – Мартынов завалил майора на землю и стал выворачивать ему руку. – Твои, мент поганый!..
– Стоять! – заорали выскочившие из «уазика» сержанты, лязгая затворами. – Встать и руки на голову!
– Пошли на фуй!! – завопил Метлицкий, поворачивая к сержантам искаженное гневом лицо. – Я ему сейчас башку сверну!..
– Так кто наследник трех миллионов долларов? – хрипел Мартынов, беря руку противника на болевой прием. – Кто Артур Мальков?! Я тебе сейчас ласту оторву, если не признаешься!
– Не я!.. Родищев, мать его разтак!.. – стонал майор.
За «канатами» импровизированного ринга раздался звук, очень похожий на выстрел – сержанты потеряли терпение.
Кряхтя, Мартынов в последний раз выматерился и поднялся на ноги. По его лицу, перемешиваясь с кровью, текли ручьи пота. Не лучше выглядел и вскочивший на ноги Рома. Размазывая рукавом куртки струящуюся из носа юшку, он объяснил уже готовым применять оружие на поражение милиционерам:
– Я начальник отдела по борьбе с бандитизмом УБОП майор Метлицкий. Удостоверение в правом кармане пиджака. Возьмите и посмотрите сами, мне этот гад руку вывихнул.
Заметив недоумение коллег, Рома добавил:
– Он со мной. Наш человек. Этот… внештатный сотрудник.
Сержанты, познакомившись с удостоверением, поспешили уехать. О своеобразии и тонкостях оперативной работы они знали лишь понаслышке, и сейчас, воочию увидев, как происходит встреча оперативника с агентом, дали себе слово никогда в жизни ничем подобным не заниматься.
Минут пять они сидели молча. Метлицкий расположился на лавке, закинув назад голову, Андрей прижимал к разбитой брови платок. Одежда у обоих была разорвана и вся в следах наземной рукопашной схватки.
– Хорошо хоть пистолет не потерял… – просипел майор, возвращая голову в нормальное положение. – Не наружу вылетел, а в брюки провалился.
– Надо было тебя по кобчику пинать, – с сожалением заметил Мартынов. – Ты где так бросать научился?
– Я чемпион Сибирского федерального округа по самбо.
– И наследник трех миллионов долларов, – упрямо заметил американец.
– Я тебе сразу рассказать хотел, а ты – по роже… Тебе лечиться нужно, Мартынов, а не за миллионами гоняться!
– За чужими, между прочим, миллионами, за чужими… И как-то я не заметил, чтобы ты мне что-то хотел рассказать. Опять мне показалось?
– Так вот, запомни фамилию, – устало сказал Рома. – Родищев. Не Радищев, а – Родищев! Это мой однокашник по детскому дому. За день до твоего появления в городе я задержал его по подозрению в том, что он мог быть свидетелем убийства.
– Первый раз за свою преступную практику слышу, чтобы человека задерживали по подозрению в том, что он был свидетелем, – ядовито процедил Мартынов. – Вы тут, суки, без воровского руля совсем потерялись.
– Так вот, – продолжил майор. – За день до твоего прибытия убили казначея гульковской бригады Захарку Большого. Есть основания предполагать, что это видел Лешка Родищев. Его тут у нас считают маленько тронутым. С головой у него не все в порядке. Вступительные в институт провалил, жизнь под откос покатилась, дворником парень стал, хотя чему удивляться? В молодости он перспективным малым никогда не считался. Скорее туповат. В детдоме материал плохо усваивал, не успевал нигде. А сейчас прибился к бабке одной, Чувашихой ее зовут. Ворожея и знахарка. Травку ей из леса таскает, грибки там разные собирает для снадобий… В общем, живет жизнью, не обремененной обязательствами.
А тело Захарки нашли случайно. Лисица землю рыла, а мужик, который в лесу грибы собирал, заметил это, встревожился, да и звякнул куда следует. «Куда следует» приехали и нашли труп. Год этот, бабка Чувашиха говорит, кровавый…
– Почему? – удивился Андрей.
– Лис много расплодилось. Я не верю в это, хотя лисиц действительно много. Опера районные землю подняли, а там – Захарка с пробитой головой. Много мне думать не пришлось по этому поводу. Месяц назад Захарка общак спустил москвичам, а тебе не нужно объяснять, что за это казначею бывает.
– Про Родищева, пожалуйста, – напомнил Мартынов. – Мне Захарка – как зайцу туалетная бумага.
– Так вот, в тридцати метрах от места захоронения мои оперативники корзинку нашли, полную мухоморов, и ножик при ней. А какому нормальному человеку понадобится корзина мухоморов? Только Чувашихе, которая в двух километрах от леса проживает. Сама она, понятно, в лес двинуть не могла – в девяносто по грибы не ходят. Собирал отраву, конечно, Лешка. И я задержал его. Но перестарался немного, парень в обморок упал и, как мне сообщают, а я каждый день звоню в больницу, в сознание до сих пор не пришел.
– Ты, конечно, звонишь в больницу не потому, что за здоровье парня волнуешься? – как-то странно улыбнулся Мартынов.
– Ты дело послушать хотел? – недовольно поморщился Рома. – Тогда слушай, а не задирайся. Эстет… – Стерев с губы каплю пота, он немного помедлил и снова продолжил рассказ: – Лешу в детдоме били сильно. Странный он парень был. Сколько помню, он постоянно себе на уме был. То ли запугал его в младенчестве кто, то ли помнит что-то жестокое… В общем, вел он уединенный образ жизни и ни с кем никогда не общался. А в детдоме, знаешь… Ты ведь не из детдома, верно? Я это еще тогда понял… Тому, кто живет без родителей, нельзя одиноким быть. Это как на зоне, правильно? Здоровье у него не ахти какое было, вот и били его все кому не лень. Гадко, согласен, но в каждом мужском коллективе свои правила, и не мне тебе это объяснять. Так вот, когда он в обморок у меня в кабинете упал, я «скорую» вызвал, а пока она ехала, откатал его руки. Лист свернул и в карман положил, чтобы потом передать дактокарту экспертам.
– Зачем? – Мартынов вытряхнул из пачки две сигареты и протянул одну из них Метлицкому.
– На ноже в корзинке наверняка «пальцы» остались. Я нож экспертам передал, они экспертизу провели и сказали, что эти «пальцы» еще нигде не фигурировали. Иначе говоря – человек не из мира криминала. Вот я и хотел Лешкины отпечатки с теми, что у экспертов, сравнить. Совпали бы – можно смело брать Родищева и добиваться признания по поводу того, что он был свидетелем убийства Захарки Большого.
– Я ничего не понял, – Мартынов сплюнул на землю. – Ты зачем мне эту галиматью рассказываешь?
– Затем, что я лист с отпечатками Родищева положил в карман пиджака! Вот этого, что под курткой… Когда мы были в банке, и я «откатал» свои руки, ты велел мне положить лист в карман, и мы пошли к управляющему отправлять факс! А лист я положил в тот же карман, где уже лежала дактакарта Родищева! И когда ты потребовал, я вынул первый попавшийся лист и отдал тебе! Лист, который был подписан: «Для Метлицкого Р. А.»! Его ты уничтожил на улице зажигалкой! А сейчас у меня в руках лист, который подписан: «Метлицкий Р. А.». И это тот самый, на котором мои отпечатки пальцев. Ты отправил факс не с моими «пальцами», а с «пальцами» Алексея Геннадьевича Родищева. Теперь ты все понял или настолько туп, что опять полезешь в драку?
Андрею захотелось дойти до ближайшего тополя, которых в Новосибирске было, слава богу, в изобилии, снять брючной ремень и затянуть на нем петлю.
– Где сейчас этот Алексей Геннадьевич Родищев? – с натугой вымолвил он. – Где, Метлицкий? Только не говори, что он умер не выходя из комы, что его кремировали, тля изъела… Где этот Родищев?
– В больнице он! Сейчас скажешь: «поехали!»?! Надоел ты мне, как муха во сне! Откуда тебя черт принес?! Ты посмотри, какая погода в Новосибирске все эти дни! И теперь посмотри, какая у меня рожа! Ты в этом городе уже половине жителей жизнь испоганил!
Мартынов сдернул с плеч порванный пиджак и потянул майора в сторону улицы.
– Этот костюм стоит полторы тысячи долларов. Если ты сейчас не поедешь со мной в квартиру Коломийца, я испоганю жизнь второй половине.
У Метлицкого вытянулось лицо.
– Ты знаешь Сергея Борисовича?.. Директора моего детского дома?!
– Знал. Он помер. А мы едем к его вдове. Люди, умеющие хранить тайну, всегда отличаются простотой мышления. Двадцать пять лет назад твоему директору вручили жизнь Артура Малькова. Я видел его за… день до смерти. И он сказал мне, что нужно искать Рому. Соврал, выходит. Даже перед смертью солгал. Раз так, у него дома есть какое-то подтверждение того, что Мальков – именно Родищев.
Они двинулись было на улицу, как вдруг Мартынов остановил Метлицкого, положив ему руку на грудь.
– А вот потом мы поедем к Алексею Геннадьевичу. А потом – в Ордынское. Я больше не хочу ошибиться. И вот еще что, Метла. Из-за собственной глупости ты стал объектом. Теперь на тебя открыта охота и Гулько, и Малькольмом. А вообще-то я рад, что ты оказался настолько туп, что перепутал в кармане дактокарты. И что бы я без тебя здесь делал?
Метлицкий шумно выдохнул, но послушно последовал за Мартыновым. Он шел и думал: «Когда же этот американец спит? Кажется, никогда». А Андрей шел и задыхался от усталости.
Понятно, что ночной визит двоих людей сомнительной наружности, вдобавок с наличием телесных повреждений, не обрадовал вдову Коломийца. Мало того, напугал. Она уже собиралась звонить в милицию, и лишь предъявленное в дверной глазок милицейское удостоверение охладило ее пыл и настроило на конструктивное мышление.
– А ты чего думал? – пробормотал Мартынов, разуваясь у порога. – Что тебя караваем встретят? У нее неделю назад муж богу душу отдал, а тут архангелы с фингалами ночью в квартиру стучатся. Знаешь, когда тебе семьдесят и ты в церковь частишь…
– Проходите, пожалуйста, – из комнаты показалась вдова. – Я сейчас чайник поставлю. – Она обреченно улыбнулась. – Знаете, сегодня только из церкви пришла, молила, чтобы господь меня к мужу побыстрее прибрал. Только уснула, впервые за эти дни, а тут… тут вы стучите. Муж-то, царство ему небесное, добрым человеком был, да и я слова дурного никому не сказала. А вас когда увидела, то со сна подумала – за что же кара такая… Ладно, не обращайте внимания на глупую старуху, проходите.
Мебель в этой квартире была дорогой и когда-то считалась престижной, если откинуть от настоящего времени лет двадцать назад. Тогда и кожаный диван был новым, и бюро не пожелтевшим от старости. Пока старушка занималась на кухне чаем и вареньем, Метлицкий обошел всю квартиру и остановился у стены с фотографиями.
– Иди сюда, Мартынов, – он указал пальцем на одну из фотографий. – Это наша группа. Видишь? Это я. А это – Гулько. Еще не до конца отмороженный. А это – Фома. Витя Фомин.
– Ну, этого я знаю, – мотнул головой Андрей. – А это – Родищев, верно?
Рома удивленно посмотрел на американца:
– Почему так решил?
– А он с краю стоит. И руки перед собой держит. Первый признак сомнения в самом себе и отрешенности от стада. Это он?
– Он. От стада Леша, действительно, отбивался…
– Из таких людей, Метлицкий, если их не бить всем стадом, получаются самые хорошие люди. Остальные уходят либо в менты, либо на зону.
И Андрей вернулся к столику, за который их усадили.
Мартынов отдал ситуацию на откуп милиционеру, справедливо полагая, что воспитанная в духе уважения к органам женщина не станет скрывать от него мелочи и лишний раз удаляться воспоминаниями в то время, когда была счастлива с мужем. Через пять минут чаепития и еще пять минут беседы Андрей понял, что оказался прав. Очень быстро выяснилось, что, если и есть среди бумаг Сергея Борисовича нужные милиции документы, то они находятся там, где хранится весь архив мужа. В бюро, пожелтевшем от старости.
Фотографии, фотографии, много фотографий… Письма, письма, много писем… Журналы, журналы… Квитанции об уплате за квартиру от восемьдесят первого года, орден Отечественной войны второй степени, медали «За освоение целины» и «Трудовая доблесть», значок «Отличник просвещения»…
– Вам еще налить чаю?
– Благодарим, не нужно, Агриппина Ивановна, – не поворачиваясь, за обоих ответил Мартынов. Он стоял над откинутой крышкой бюро и держал в руке истертый, во многих местах поломанный журнал.
– Метлицкий, что ты можешь сказать об этом документе?
Тот оторвался от раскопок, принял пахнущий вечностью журнал и стал вертеть их в руках.
– Это журнал моей группы, черт возьми, Андрей… Васька Басманов, Коля Стукало… Это же моя группа, Мартынов!
– Не кричи, – мягко оборвал восторг майора американец. – А ты ничего странного в списке своих однокашников не находишь?
– Да что тут может быть странного?! – прошипел Рома, поводя восторженными глазами. – Это же моя группа!
– Кто это? – ткнул пальцем в столбик фамилий Мартынов.
– Ты читать по-русски разучился? Это Исенин B.C. Витька его зовут. Отчества, понятно, не помню.
– А это?
– Мартынов, ты меня утомляешь. Это Котаев Игорь. Отчество на «Л», но, понятно, что тоже не помню.
– А это кто? – не унимался надоедливый Мартынов.
– Это Фроерман Дима, – вздохнул майор и повернулся к Мартынову: – Что ты опять придумал?
Не говоря ни слова, Андрей подошел к фотографии на стене, снял ее и положил на бюро.
– Покажи мне их здесь и немного расскажи о каждом.
Рома подтянул рамку к себе.
– Это Котаев. Он был самым здоровым в группе, и его все побаивались. Это Исенин. Он был маленький, как Родищев, и так же поначалу тупил, но потом пообтерся и влился в пацанский коллектив с охотой. В отличие от Родищева. Это – Фроерман. Он был как все, ничем не выделялся ни в лучшую сторону, ни в худшую. Что дальше, Мартынов?
Тот улыбался одними глазами и морщил нос. Рому это немного пугало. Так устроен человек – он боится всего, чего не понимает. А Андрей Петрович бросил на стол журнал и подошел к окну.
– Вы курите, если хотите, – предложила вдова. – Сергей Борисович дымил нещадно, не жалея ни себя, ни меня.
Послушно сунув в рот сигарету, американец дождался, когда Агриппина Ивановна выйдет из комнаты, и, скосив взгляд на дверь, выдавил:
– Я все понял, Метлицкий.
– Что ты понял?
– Ваша группа была убежищем для детей, которым грозила та или иная опасность. Чья-то месть, угроза появления ненормального родственника, могущего предъявить права на опекунство. Все, что могло стать опасным для ребенка середины и конца восьмидесятых.
– Бред, – отрезал Метлицкий и снова углубился в раскопки.
– Ты не объяснишь мне, сыщик, почему в вашей группе несколько детей носят исковерканные фамилии известных писателей и поэтов? Фраерман, Есенин, Катаев… Не Родищев, а именно – Радищев. Радищев, переделанный в Родищева. Ты только что описал мне детей. Знаешь, почему Родищев и Исенин выглядели туповато, и вы всей группой их за это прессовали и насмехались над ними? Потому что, Метлицкий, они были младше вас по возрасту! Я думаю, что на год! А почему Котаев держал «шишку»? Потому что он старше вас! И я думаю, что тоже на год. В вашу группу, дорогой майор милиции, вместе с обычными сиротами попадали дети, защитить которых можно было, лишь переделав им документы и спрятав в детдоме. А сейчас я тебе скажу, почему их не определяли в группы, соответствующие возрастам. У тебя в детдоме в начальных классах был классный руководитель?
– Степан Николаевич Чеботарев, – заученно и ошарашенно пробормотал Рома.
– Так вот, Сергей Борисович Коломиец мог договориться лишь с ним. Если бы об этих рокировках узнал человек, находящийся в дурных с Коломийцем отношениях, последнему грозил бы немалый по нынешним временам срок! Теперь ты понял? Пока дети у одного воспитателя младших классов, все шито-крыто. Потом, когда они переходят в старшие классы, их знания и физическое состояние немного уравнивается, и разница не так заметна. Получается, что Лешу Родищева бил Игорь Котаев, который на два года старше его. Ну и вы с Гулько постарались.
Не особенно ожидая реакции Ромы, Андрей Петрович докурил сигарету и размял ее в оставленной вдовой пепельнице.
– Их старые документы уничтожались, а фамилии переделывались. Чтобы не ходить далеко, Коломиец и еще кто-то брали самые известные фамилии и трансформировали их. Твой Сергей Борисович и еще кто-то, узнать которого теперь уже вряд ли удастся, творили добро, рискуя собой. Вот так, Рома. Был Артур Мальков – стал Леша Родищев. А теперь поехали в больницу и перестань делать глупое выражение лица…
Глава 15
ВСПОМНИТЬ ВСЕ
Поймать частника в два часа ночи оказалось просто. В Новосибирске по ночам ездит в десять раз меньше машин, чем в Москве, но есть еще одно отличие. Тех, кто ездит, достаточно для того, чтобы перевезти все население.
Частником оказался глуховатый дед, «бомбящий» по ночному городу на стареньком «жигуленке», поэтому Андрей позволил себе то, что собирался сделать в уединенном месте. Вынув из кармана телефон, он сначала осмотрел его, потом потряс перед ухом, многозначительно поглядывая на Метлицкого, – в трубке ничего не стучало, – и только после этой проверки он набрал полтора десятка цифр.
– Сейчас там два часа дня, – шепотом пояснил он Метлицкому. – Alio!.. Sondra? This is Andrey. Hello, baby. Mister Malkolm, please…
После первых же фраз на английском дед повеселел, а Метлицкий приуныл. Первый рассчитывал получить в валюте, а второй не рассчитывал ни на что.
– Эндрю? Здравствуй, старина. Очевидно, дело идет к развязке, если ты связываешься напрямую со мной, а не с моим зятем?
Мартынов растянул губы в деланной улыбке, но она тут же сползла с его лица.
– Мистер Малькольм, сколько я работаю у вас?
– Пять лет, сынок, – подумав, настороженно ответил президент «Хэммет Старс». – Перестань закручивать пальцем торнадо. Что случилось?
– Ничего необычного, мистер Малькольм. Если, конечно, не принимать во внимание тот факт, что этой ночью меня пытались убить ваши люди.
В трубке стало тихо. Так тихо, что казалось, было слышно, как в этот мертвый вакуум улетают двадцатипятицентовые монеты. Одна за одной.
– Эндрю, давай так. Очень быстро и по порядку. Ты меня знаешь пять лет. Я тебя знаю пять лет. Я мог разобраться с тобой в Неваде в любое время дня и ночи. Не сомневаюсь, что то же самое ты мог сделать со мной… – Малькольм закашлялся. У него на нервной почве частенько случалось удушье, все в «Хэммет Старс» знали это и старались воздерживаться от уточнений, когда им ставилась задача. – Итак, я посылаю человека за седьмой частью того, что находится во Франции, и в тот момент, когда он уже приближается к цели, я отправляю людей в Сибирь для того, чтобы определиться с этим человеком и потерять все. Теперь скажи, сынок, что мне еще сделать, чтобы весь мир посчитал меня окончательным идиотом?
– Но ведь у вас есть имя человека, на которого я вышел, зачем вам теперь Эндрю Мартенсон? Это лишняя говорящая шахматная фигура.
На том берегу океана раздался осторожный кашель, и Андрей услышал совершенно спокойный голос:
– Я не понял, сынок, ты… его нашел? Мартынову показалось, что он ослышался.
– Что вы спросили?
– Я спросил – ты что, нашел Артура?
Нет, Андрей не ослышался. Он пожевал губами и бросил:
– Вам должно было прийти уведомление из марсельского банка о том, что тест «А» дал положительные результаты. Теперь зачем вам я? Сейчас в дело вступает Вайс со своими головорезами. Я с ними уже познакомился. И попрощался. При весьма печальных обстоятельствах.
– Мой бог… – Кажется, Малькольм не шутил. – Ты сделал это… Ты его нашел.
– Достаточно, – отрезал Мартынов. – Вы поступили со мной нечестно. И я постою за себя. Повозиться придется, но постою.
И, готовясь применить метод внезапной проверки, отключил связь. Он ждал. Именно сейчас должно стать ясно, лжет ему старик или нет.
И Малькольм совершил ошибку.
Телефон зазвонил, и Андрей, немного волнуясь, поднес трубку к уху.
– Сынок, не нервничай. Сейчас во всем разберемся. Пришлось потревожить Сондру, чтобы она раскопала в столе номер твоего телефона.
Мартынов грустно улыбнулся и покачал головой. Этого Малькольм, понятно, видеть не мог. Откуда ему было знать, что в тысячах километрах от его штаба планирования коварной операции найдется русский милиционер, бывший детдомовец, который перепутает два листа бумаги и поставит всю ситуацию вверх ногами?
– Стоп, – вдруг заявил Малькольм, и после мартыновского «достаточно» это слово выглядело несколько неуместно. – Кажется, я все понял. Ты разговаривал с людьми, с которыми «попрощался»?
– Если это можно назвать разговором…
– В каком контексте звучало мое имя? – в голосе Малькольма послышались металлические нотки.
– Ну, контекста как такового не было. Были имена и судороги. Флеммер, Вайс… – И вдруг Андрей понял главное. Имени Малькольма из уст агонизирующего отморозка он не слышал. Прозвучали два имени – Флеммер и Вайс! Однако боец мог общаться только с зятем Малькольма или Вайсом, и получать распоряжения именно от них. Малькольм привык все делать через своих людей, не общаясь напрямую. Это его сейчас и подвело. Метод внезапной проверки дал положительную реакцию на подлость.
– Ты знаешь, Эндрю, у меня с зятем и без того плохие отношения. Этого подонка давно нужно было отправить в Техас, на родину Джорджа. Пасти коров у него получится лучше, нежели тестя… как ты это говоришь, Эндрю?.. najobyvat?
Мартынов поправил, чтобы звучало без акцента.
– Я тебе вот что скажу, сынок. Если тебе будут мешать эти подлецы, верши справедливость всеми доступными способами. Но найди мне Артура и… И возвращайся домой. Кое-кому пора поменяться в «Хэммет Старс» местами…
– А теперь слушай, что я тебе скажу, папа, – сказал Мартынов. – В Новосибирске я поменял номер своего мобильного телефона, и Сондра, даже если бы перерыла весь офис, найти моего нового номера не смогла бы при всем желании. Вы набирали номер, который вам дал Флеммер. А Флеммеру его дал, соответственно, Вайс, который сейчас пытается выпустить из меня кишки в Новосибирске. Повторяю – я вернусь. Кстати, о Сондре. Я давно хотел спросить: вы так претесь от нее, потому что она урчит, когда минет делает, или оттого, что под юбкой белья не носит?
Частником оказался глуховатый дед, «бомбящий» по ночному городу на стареньком «жигуленке», поэтому Андрей позволил себе то, что собирался сделать в уединенном месте. Вынув из кармана телефон, он сначала осмотрел его, потом потряс перед ухом, многозначительно поглядывая на Метлицкого, – в трубке ничего не стучало, – и только после этой проверки он набрал полтора десятка цифр.
– Сейчас там два часа дня, – шепотом пояснил он Метлицкому. – Alio!.. Sondra? This is Andrey. Hello, baby. Mister Malkolm, please…
После первых же фраз на английском дед повеселел, а Метлицкий приуныл. Первый рассчитывал получить в валюте, а второй не рассчитывал ни на что.
– Эндрю? Здравствуй, старина. Очевидно, дело идет к развязке, если ты связываешься напрямую со мной, а не с моим зятем?
Мартынов растянул губы в деланной улыбке, но она тут же сползла с его лица.
– Мистер Малькольм, сколько я работаю у вас?
– Пять лет, сынок, – подумав, настороженно ответил президент «Хэммет Старс». – Перестань закручивать пальцем торнадо. Что случилось?
– Ничего необычного, мистер Малькольм. Если, конечно, не принимать во внимание тот факт, что этой ночью меня пытались убить ваши люди.
В трубке стало тихо. Так тихо, что казалось, было слышно, как в этот мертвый вакуум улетают двадцатипятицентовые монеты. Одна за одной.
– Эндрю, давай так. Очень быстро и по порядку. Ты меня знаешь пять лет. Я тебя знаю пять лет. Я мог разобраться с тобой в Неваде в любое время дня и ночи. Не сомневаюсь, что то же самое ты мог сделать со мной… – Малькольм закашлялся. У него на нервной почве частенько случалось удушье, все в «Хэммет Старс» знали это и старались воздерживаться от уточнений, когда им ставилась задача. – Итак, я посылаю человека за седьмой частью того, что находится во Франции, и в тот момент, когда он уже приближается к цели, я отправляю людей в Сибирь для того, чтобы определиться с этим человеком и потерять все. Теперь скажи, сынок, что мне еще сделать, чтобы весь мир посчитал меня окончательным идиотом?
– Но ведь у вас есть имя человека, на которого я вышел, зачем вам теперь Эндрю Мартенсон? Это лишняя говорящая шахматная фигура.
На том берегу океана раздался осторожный кашель, и Андрей услышал совершенно спокойный голос:
– Я не понял, сынок, ты… его нашел? Мартынову показалось, что он ослышался.
– Что вы спросили?
– Я спросил – ты что, нашел Артура?
Нет, Андрей не ослышался. Он пожевал губами и бросил:
– Вам должно было прийти уведомление из марсельского банка о том, что тест «А» дал положительные результаты. Теперь зачем вам я? Сейчас в дело вступает Вайс со своими головорезами. Я с ними уже познакомился. И попрощался. При весьма печальных обстоятельствах.
– Мой бог… – Кажется, Малькольм не шутил. – Ты сделал это… Ты его нашел.
– Достаточно, – отрезал Мартынов. – Вы поступили со мной нечестно. И я постою за себя. Повозиться придется, но постою.
И, готовясь применить метод внезапной проверки, отключил связь. Он ждал. Именно сейчас должно стать ясно, лжет ему старик или нет.
И Малькольм совершил ошибку.
Телефон зазвонил, и Андрей, немного волнуясь, поднес трубку к уху.
– Сынок, не нервничай. Сейчас во всем разберемся. Пришлось потревожить Сондру, чтобы она раскопала в столе номер твоего телефона.
Мартынов грустно улыбнулся и покачал головой. Этого Малькольм, понятно, видеть не мог. Откуда ему было знать, что в тысячах километрах от его штаба планирования коварной операции найдется русский милиционер, бывший детдомовец, который перепутает два листа бумаги и поставит всю ситуацию вверх ногами?
– Стоп, – вдруг заявил Малькольм, и после мартыновского «достаточно» это слово выглядело несколько неуместно. – Кажется, я все понял. Ты разговаривал с людьми, с которыми «попрощался»?
– Если это можно назвать разговором…
– В каком контексте звучало мое имя? – в голосе Малькольма послышались металлические нотки.
– Ну, контекста как такового не было. Были имена и судороги. Флеммер, Вайс… – И вдруг Андрей понял главное. Имени Малькольма из уст агонизирующего отморозка он не слышал. Прозвучали два имени – Флеммер и Вайс! Однако боец мог общаться только с зятем Малькольма или Вайсом, и получать распоряжения именно от них. Малькольм привык все делать через своих людей, не общаясь напрямую. Это его сейчас и подвело. Метод внезапной проверки дал положительную реакцию на подлость.
– Ты знаешь, Эндрю, у меня с зятем и без того плохие отношения. Этого подонка давно нужно было отправить в Техас, на родину Джорджа. Пасти коров у него получится лучше, нежели тестя… как ты это говоришь, Эндрю?.. najobyvat?
Мартынов поправил, чтобы звучало без акцента.
– Я тебе вот что скажу, сынок. Если тебе будут мешать эти подлецы, верши справедливость всеми доступными способами. Но найди мне Артура и… И возвращайся домой. Кое-кому пора поменяться в «Хэммет Старс» местами…
– А теперь слушай, что я тебе скажу, папа, – сказал Мартынов. – В Новосибирске я поменял номер своего мобильного телефона, и Сондра, даже если бы перерыла весь офис, найти моего нового номера не смогла бы при всем желании. Вы набирали номер, который вам дал Флеммер. А Флеммеру его дал, соответственно, Вайс, который сейчас пытается выпустить из меня кишки в Новосибирске. Повторяю – я вернусь. Кстати, о Сондре. Я давно хотел спросить: вы так претесь от нее, потому что она урчит, когда минет делает, или оттого, что под юбкой белья не носит?