Шах Эдди. Манчестер Блю

   – Спасибо, сынок, – сказал Соулсон полицейскому и пошел к машине. Пол Джоб, его шофер в штатском, вышел и открыл заднюю дверь. Соулсон сел, а Джоб, закрыв дверь, вернулся на свое место, включил мотор и тронулся.
   – Когда-то мы тоже были такими же молодыми и зелеными, – сказал Соулсон Армитеджу, ожидавшему его в машине.
   – При наших грехах пусть уж все остается как есть, – ответил Армитедж. На нем была форма старшего суперинтенданта. Он отказался стать одним из шести заместителей начальника полиции, которые контролировали разные департаменты, составляющие полицию Манчестера. Шесть лет назад, когда Соулсон был назначен начальником полиции, он руководил отделом связи оперативной группы поддержки уголовно-следственного отдела и был польщен предложением стать штабным офицером нового начальника. Обычно эту функцию выполнял суперинтендант, но Армитедж хотел работать поближе к своему старому другу и не придавал значения тому, что это может быть воспринято как понижение в должности. Он занимал этот пост в течение четырех лет, на два года дольше, чем обычно занимают, а затем задержался на должности координатора штаба. Желающие встретиться с начальником полиции должны были проходить через него. Однако его любили, так как никто не видел в Армитедже угрозы для себя, и к нему относились как к старому и верному другу шефа, кем он и был на самом деле.
   – Ты еще не отослал? – неожиданно сменил тему Соулсон.
   – Нет. Ты велел подождать.
   – Тогда не отсылай.
   – Ты передумал?
   – Прежде всего, я еще не решил окончательно. – Соулсон почувствовал, что его ответ выглядит как защита. Он вздохнул. Черт бы побрал этого священника! – Что там в ратуше?
   – Обычный цирк. И все жаждут твоей крови.
   Соулсон улыбнулся:
   – Думают, что возьмут верх. Что ж, пусть потешатся.
   – Мы опоздали. Встреча назначена на три.
   Соулсон пропустил замечание мимо ушей.
   – Пресса там?
   – Телерепортеры, целая толпа.
   – Мисс Луиз Спенсер будет довольна. Она чувствует себя на коне. – Соулсон покачал головой. Он устал, все против него. – Не волнуйся, Рой. Нам ведь не впервой. – Это было сказано, скорее чтобы подбодрить себя, нежели Армитеджа.
   – Я простой полисмен-бобби. Делаю, как прикажут.
   – Да, денек предстоит... – Соулсон улыбнулся и подтолкнул локтем Армитеджа. Тот был единственным человеком, кому он мог доверять. А также Полу Джобу, шоферу. Джоб служил в парашютных войсках, участвовал в войне в Персидском заливе. Когда бравый служака с наградами вернулся домой, отсутствие внимания со стороны неблагодарных соотечественников разочаровало его, он ушел из армии и поступил на службу в полицию.
   В то время терроризм достиг своего пика, а преступники были вооружены и лучше тренированы, чем многие полицейские, поэтому его встретили с распростертыми объятиями.
   – Скоро здесь все запылает, – услышал Соулсон голос Джоба. – При таком раскладе ИРА не понадобятся бомбы.
   Джоб связался по рации с оператором полиции и попросил сообщить в пожарное депо о возгорании на улице. Бродяги пялились на огонь, не прекращая при этом рыться в других кучах, наваленных вдоль дороги.
   Соулсон посмотрел на горящую груду мусора на тротуаре, на людей, пытающихся найти в отбросах что-нибудь полезное. Удручающее зрелище. Манчестер полон подобных сцен. Горящие кучи мусора, снующие крысы, едкий смрад гниения на улицах.
   – Пора бы разобраться с этой забастовкой, – проворчал Армитедж. – Экономические требования здесь ни при чем. Это уже политика и кое-кто пытается спекулировать на этом деле.
   – Ты снова нападаешь на наших друзей-левых? – улыбнулся Соулсон.
   – Мне эта грязь на улицах надоела. А мои взгляды тебе хорошо известны, я их уже не раз высказывал.
   – Так делают политическую карьеру. Нанести удар по властям и показать себя радетелями интересов рабочего класса – вот кредо левых политиков. Насиловать закон и оставаться у власти. Если бы политики поговорили с мусорщиками, забастовка бы прекратилась. Но они не делают этого. Поддерживают профсоюз, объявивший забастовку, а сами заявляют, что не могут увеличить зарплату. Пусть, мол, ругают за это Вестминстер. Так же поступают и с нами, Рой. Требуют от полиции эффективности и при этом сокращают расходы. Было время, когда бобби ловил преступников, а теперь он только и делает, что пишет отчеты, дабы ублажить политиков.
   – Она будет ждать тебя, шеф.
   Дилемма, стоявшая перед ним в исповедальне, отошла на задний план. Ну и черт с ней, сейчас нужна свежая голова. Это важное заседание. И не надо ему напоминать, что Луиз Спенсер ждет.
   – К главному или служебному входу, шеф? – прервал его мысли Пол Джоб.
   – К главному, Пол. – Он знал, что репортеры тоже его ждут. Их вопросы «заведут» его, подготовят к предстоящей встрече. В любом случае ему нечего скрывать. – Дадим им то, ради чего они пришли.
   «Ягуар» подъехал к ратуше Манчестера, большому готическому зданию из красного кирпича, возвышающемуся на площади Альберта. Слева от лестницы стояла группа пикетчиков-мусорщиков, размахивающих флагами и выкрикивающих свои классовые лозунги.
   – Хоть бы кто им сказал, что Ленин почти так же популярен, как Гитлер, – прокомментировал Джоб, въезжая на бордюр. – Пусть эта рвань держит свои поганые руки подальше от «ягуара».
   Соулсон обратил внимание на агитаторов-профессионалов за работой. Все это выглядело так нелепо, фальшиво и неуместно в современном мире. Но это тоже Манчестер. Старый город со старыми традициями.
   Как только демонстранты увидели «ягуар», их неистовство возросло. Не каждый день представляется возможность безнаказанно поносить начальника полиции. Некоторые из протестующих, испытывая неловкость от потока оскорблений, выключились из общего хора. Полицейские, сдерживая пикетчиков, пытались навести порядок. Услышав шум, репортеры поспешили с лестницы вниз.
   Соулсон, шагая через ступеньку, направился вверх ко входу в ратушу. Армитедж следовал за ним. Джоб остался сторожить машину.
   Репортеры забросали Соулсона обычными вопросами, на которые он парировал уклончивыми ответами с присущим ему юмором. Он был человеком, который не прочь поспорить и вместе с тем знает, когда надо промолчать. Они проводили его по коридору до большого зала, где уже началось заседание. Дойдя до двери с табличкой «ИДЕТ ЗАСЕДАНИЕ. КОМИТЕТ ПО ДЕЛАМ ПОЛИЦИИ МАНЧЕСТЕРА», он обернулся к камерам и микрофонам.
   – Ну полно, вы же знаете, сейчас мне нечего сообщить, – улыбнулся Соулсон. – Хотите, чтобы у меня снова были неприятности, а?
   – С кем, Чарли? – прокричал один из репортеров.
   – Это вы должны мне сказать. А я предпочитаю держаться подальше от неприятностей. – Он повернулся и вошел в зал, провожаемый смехом. Армитедж вошел вслед за ним и закрыл дверь.
   Они сидели за внушительных размеров столом для совещаний, занимающим большую часть зала. Семеро. Два советника-консерватора, один либеральный демократ и три лейбориста. Луиз Спенсер, председатель, сидела во главе стола.
   – Вы опоздали. Заседание должно было начаться двадцать минут назад. – Голос Спенсер звучал резко, с претензией на властность.
   – Прошу прощения у собравшихся. Но пока не очистят улицы, у нас будут постоянные пробки на дорогах. Мои люди могут справиться с уличным движением, но не с мусором, ему мешающим. – С этими словами он сел на предназначенное ему место слева от председателя. Армитедж опустился на свободный стул сзади.
   – Всему необходимо придавать форму политического заявления?
   – Он прав, – отозвался один из консерваторов. – Ваша политика в отношении этой забастовки вызывает хаос.
   – Прежде всего мы исправляем все ваши ошибки. – Она попалась на удочку.
   Соулсон усмехнулся. Не стоило большого труда натравить их друг на друга. Он бросил взгляд на противоположную сторону стола, где сидела одна из советников-лейбористов. Это была дама лет тридцати пяти с маленьким простым лицом, прямым торсом и огромным бюстом. Его взору открывалась одна из грудей, к которой прильнул ребенок, не обращающий внимания на словесную перепалку за столом.
   – В наше время вообще не было забастовок, – бросил вызов тори.
   – Ну еще бы, всем известно, какие фашистские законы о забастовках вы протащили, – парировала Спенсер.
   – Вы видели телематериал о крысах в этих кучах мусора? – вступил либеральный демократ.
   – Это подделка!
   – Ничего подобного! Я сам видел. Вот такие здоровые! Жуткие твари. Пора бы вам уладить с этой забастовкой, – снова перешел в атаку тори. Он был совсем не в восторге от того, что либеральный демократ покусился на его лавры.
   – Я не позволю настраивать рабочих друг против друга. Пора бы это понять. – Она повернулась к Соулсону. Кормящая мать в это время показала ему язык, он мило улыбнулся в ответ и взглянул на Спенсер. – Вы действительно знаете, как их унять, не так ли? – спросила она.
   – Просто я хотел объяснить причину своего опоздания, – ответил Соулсон почти ласково. И увидел вспышку гнева в ее глазах.
   – Итак, вы знаете, зачем мы здесь собрались. Чтобы выслушать ваши объяснения. Какие меры вы принимаете в связи с войной между бандами? В связи с тем, что происходит там, на наших улицах, у наших домов?
   – Да, семь убийств за пять недель, – сказала кормящая мать-советник. – Что вы предпринимаете?
   – Мои люди... – начал Соулсон.
   – Не ваши люди, – оборвала его Спенсер. – Это не частная лавочка Соулсона. Это наша полиция. – Она стукнула себя в грудь.
   – Полиция города. Семь тысяч человек.
   – Того самого города, который выбрал нас руководить им.
   – А мы страдаем из-за этого. Высокие налоги, банкротство, забастовки, – вставил советник-тори.
   Спенсер повернулась к нему:
   – Не отвлекайтесь! – Затем снова нацелилась на Соулсона: – Так какие меры вы принимаете?
   – Полиции не хватает средств для обеспечения порядка в городе. Мои... люди делают все, что в их силах. При всех навязанных сокращениях... – Он не обращал внимания на второго советника-лейбориста, который в этот момент изображал игру на скрипке. – Все работают на пределе. Нам приходится контролировать большой город с пригородами площадью в пятьсот квадратных миль с населением в два с половиной миллиона человек. И мы, крупнейшая провинциальная полиция страны, не можем всюду поспеть.
   – Когда двенадцать человек убиты, вы, черт возьми, должны везде поспевать! – Спенсер наконец открыла счет.
   – Двенадцать членов манчестерских банд. Преступники. Торговцы наркотиками.
   – А в следующий раз это может быть невинный член общества.
   – Я отдаю себе в этом отчет. Но у меня действительно нет людей: На прошлой неделе одиннадцать полицейских были задействованы для охраны четырех заседаний комитетов в разных местах. Ваших комитетов! На одном из них шла речь о средствах на обмундирование. Заседание длилось целую неделю, а под конец было решено собраться вновь через две недели. Трое моих офицеров заняты сбором информации по этому поводу. Выбирайте, что вам больше по душе – чтобы в городе поддерживался порядок или чтобы мы тратили время на пустяки. Идет война за рынок наркотиков. И наш город уже называют столицей наркобизнеса Европы. Европы, а не только Англии.
   – Мы занимаемся не пустяками, а контролируем расходы. И вам нет оправдания, если вы не выполняете свою работу.
   – Возражаю против вашей критики городской полиции.
   – Я сказала, вы не выполняете свою работу.
   – Он лучший начальник полиции, который когда-либо был в Манчестере, – заметил тори.
   – Да, я читала об этом в газетах. Все газеты о нем пишут. А знаете почему? Потому что это скрывает правду. Правду о лучшем начальнике полиции, который когда-либо был в городе...
   Открылась дверь, и вошел Пол Джоб. Соулсон откинулся на спинку стула. Джоб пересек комнату, наклонился и что-то тихо сказал шефу.
   – У газетчиков, видимо, есть много теорий. Вчера газеты упомянули уличную банду «Элита»... – Спенсер остановилась. – Можно продолжать заседание? – спросила она язвительно.
   Соулсон кивнул Джобу и повернулся к остальным.
   – Спасибо, – продолжила Спенсер. – Я хочу знать, что из себя представляет «Элита».
   – Очередная паническая выдумка прессы. Эта банда действовала в Манчестере лет двадцать назад. – Соулсон имел в виду группу, которая в 60 – 70-х годах занималась рэкетом. Он поднялся. – Боюсь, мне придется покинуть заседание.
   – Но не раньше, чем мы сформулируем ответ прессе. Необходимо показать, что мы что-то делаем. – Спенсер терпеть не могла его высокомерия.
   – Найден еще один труп. В куче мусора. На этот раз китаец.
   – Что это значит? – воскликнула кормящая мать, отстранив ребенка от своей груди, как бы не желая, чтобы он услышал эту жуткую новость. Несколько капель молока упали на ее платье, а ребенок продолжал с шумом всасывать воздух.
   Соулсон видел, что младенец в любой момент может заплакать. Это подстегнет Спенсер.
   – Это значит, что нить, видимо, тянется к Чайнатауну и Триадам, – объяснил он, будто детям. Хотя все было ясно и без объяснений.
   – Мы еще не закончили, – не сдавалась Спенсер.
   Ребенок заплакал.
   – Это дело важнее, – возразил Соулсон.
   – Пошлите его. – Спенсер указала на Армитеджа.
   Соулсон не стал возражать и сел.
   – Я догоню тебя, – сказал он Рою. – Возьми дежурную машину.
   Армитедж кивнул и вышел из комнаты.
   – Комитет по бюджету полиции согласен с тем, что вам нужно больше средств. Но за это придется платить... экономией, экономией на всем. – Спенсер сладко улыбнулась. Соулсон чувствовал, что она готовит почву для очередного удара. – Какая машина у начальника полиции?
   – «Ягуар», как вам известно.
   – Роскошная машина.
   – Такая же, как и у любого другого начальника полиции.
   – Вы просили новую.
   – Моей машине уже девять лет. У нее очень большой пробег. – Он старался не попасться на крючок, выжидая, что последует дальше.
   – Можем ли мы покупать новую роскошную машину, если сокращаем расходы?
   Пораженный услышанным, либеральный демократ прервал ее:
   – Полноте! Не может же начальник полиции передвигаться на мопеде?!
   Спенсер пропустила замечание мимо ушей.
   – Что скажете, начальник полиции?
   – Согласен. Я оставляю свою машину, – ответил Соулсон.
   – Нет, меньшую, – подоспела кормящая мать. – Дешевле обойдется.
   – Я согласна с мнением комитета по бюджету, – добавила Спенсер. – Нам следует купить машину подешевле.
   – Давайте проголосуем, – предложила кормящая мать.
   – Не стоит. – Соулсон встал. Он должен выйти прежде, чем потеряет терпение. – Вы можете выделить меньшую сумму на новую машину, но не в силах заставить меня поменять то, что я уже имею. Я оставляю старую. А теперь позвольте откланяться. – Он повернулся и направился к двери.
   – Посмотрим! Посмотрим! – визгливо закричала Спенсер. Ее жертва ускользала. – И я не хочу, чтобы вы рассказывали об этом заседании репортерам. Вам понятно? Понятно?!
   Соулсон пожал плечами, открыл дверь и вышел. Поджидающие снаружи репортеры обступили его, но он ничего им не сообщил, уверенный, что скажет что-нибудь лишнее, если откроет рот. Он вышел из ратуши. Пол Джоб шел впереди.
   Пикетчики стали выкрикивать всякие гадости, а когда он спустился с лестницы и сел в машину, принялись скандировать: «Иисус Легавый!»
   – Козлы, мать их! – выругался Джоб.
   Полицейский «ягуар» тронулся с места и направился в западную часть города.

4
Дом там, где есть душа

   Отель «Сплендидо»
   Мехико
   Федеральный округ
   Маршалл ненавидел неистовое вожделение, которое охватывало его всякий раз при встрече с опасностью. Оно превращало его в животное, стремящееся причинить боль ради удовлетворения собственной прихоти.
   Он лежал с закрытыми глазами, и перед его мысленным взором еще стояла сцена с теми двумя проститутками. Он видел блондинку с крашенными перекисью водорода и темными у основания волосами, видел, как она медленно сползла на пол в углу, рыдая после того, что он с ней сделал. Вторая смотрела на него широко распахнутыми глазами, ожидая, что сейчас он подойдет к постели, схватит ее и причинит такую же боль, как и ее подруге. Ее тонкие как спички ноги, казалось, могли переломиться под тяжестью его тела. Не отрывая от него испуганного взгляда и пытаясь улыбаться его безобразной страсти, она выдержала все...
   Чем большую боль он им причинял, тем сильнее их ненавидел. За то, что они готовы терпеть его неумеренность, и всего за несколько песо. Все-таки, они не животные. А он настоящий монстр. Потом он видел, как они вышли и направились в ближайший бар, где его деньги будут отданы сутенеру, истрачены на бокал мексиканского пива или порцию героина. Мексиканский мачизмо. Женщины еще хуже мужчин. Терпят боль и ругают тебя одновременно. Mala mujer – порочные женщины.
   ...Он кончил на блондинке. Скатившись с нее, усталый и опустошенный, он бросил им одежду и велел убираться из комнаты. Получив несколько долларов, они ушли, а он тотчас же бросился в ванную и принялся чистить зубы, стремясь избавиться от их запаха. Затем принял душ и вытер кровь в комнате.
   Он лежал на кровати и негодовал на то, что заставило его получить столь мерзкое удовлетворение от тех проституток.
   Где она сейчас? С кем она? Он тут же подавил нахлынувшие воспоминания, сожалея о том, что ушло навсегда, что стало недосягаемым.
   Маршалл открыл глаза и посмотрел на измятую постель, напоминающую о только что закончившейся оргии. Проклятье! После стольких лет он все еще не нравится самому себе.
   Чтобы отвлечься от только что пережитого кошмара, он попытался думать о Ронейне, о своем задании. Но мысли рассыпались осколками.
   Женщина. Та, уродливая, с пальцами. Интересно, какова она в постели? За свою жизнь он перепробовал много дешевых проституток, и страшных, и толстых. Но такой безобразной, как эта, у него не было. Что привлекало его в этих грубых, грязных женщинах? Все они имели болезненный вид, будто полжизни провели в нечистых постелях с мужчинами, сменяющими друг друга. Он усмехнулся своим мыслям, всей этой чуши.
   В дверь постучали.
   Вскочив с кровати, он кое-как расправил простыни, взял с тумбочки револьвер и пересек комнату. Стал в стороне от двери – на случай, если сквозь нее начнут стрелять.
   – Кто?
   – Ронейн.
   Он узнал голос и понял, что с той стороны двери больше никого нет. Условный сигнал был прост: «Ронейн» – значит «все в порядке», «Привет! Это Ронейн» – означало «я не один, возможна опасность». Он отпер дверь и впустил гостя.
   – Все готово, – сказал Ронейн, шевеля усами.
   – Как будем действовать?
   – Очень просто. Ты проигрываешь с полной рукой тузов.

5
Сезон охоты открыт

   Арки железнодорожного моста Нот-Милл
   Манчестер
   Пространство возле арок старинного, почерневшего от сажи, кирпичного железнодорожного моста было оцеплено полицией.
   Внутри арок, заложенных с одной стороны глухими стенами, размещались гаражи и складские помещения с широкими двустворчатыми дверьми. В этом обычно тихом месте сейчас было полно полицейских, их внимание привлекала большая куча мусора.
   Армитедж заметил черный «ягуар», пробирающийся сквозь толпу зевак, и направился к нему.
   – Стивен, – окликнул он стоящего поблизости полицейского, – Пойдемте со мной.
   Старший суперинтендант Стивен Уайт, руководитель оперативной группы поддержки уголовно-следственного отдела манчестерской полиции, последовал за Армитеджем. Франтовато одетый, сорока с небольшим лет, Уайт любил красивую жизнь и следил за модой. Кроме того, он был хорошим полицейским, замечательным детективом, обладающим тонким нюхом.
   – Черт! Ну и зрелище! – выругался он. – Над ним еще и крысы поработали. Но почему отрублены ступни?
   – Некуда бежать. И негде укрыться, – последовал таинственный ответ. – Так ведь в песне поется?
   Пройдя полицейский кордон, Соулсон приблизился к своим подчиненным.
   – Китаец, да? Что вы об этом думаете, Стивен?
   – Мы пока не опознали труп. И нет никаких указаний на то, что здесь замешаны Триады.
   – Я не репортер, Стивен. Что вы действительно думаете?
   – Я бы не удивился, если бы это оказались Триады. Странно, что они так долго не давали о себе знать.
   – А кто способен соперничать с ними?
   – Только черные.
   – Они не желают работать с китайцами?
   – Они им не доверяют. Возможно, бывают кое-какие сделки, но ничего серьезного. То, что те и другие – иммигранты, еще ничего не значит. Только мы, коренные жители, принимаем это во внимание. – Уайт понял, что его цинизм не вызвал сочувствия. – В Мосс-Сайде черные чувствуют себя в безопасности. Китайцы их там не беспокоят. Если дело дойдет до войны, город Дракона здесь, в центре Манчестера, окажется более уязвимым.
   (В Манчестере находится крупнейшая китайская колония в Европе, образующая обширный район – Чайнатаун. Это один из четырех городов Дракона, находящихся вне пределов Китая, в свое время ему был передан в дар церемониальный дракон из метрополии. Остальные три города – Сан-Франциско, Ванкувер и Гонконг. Чайнатаун, со множеством ресторанов и магазинов, не мог не привлекать преступные элементы и превратился в пристанище для банд Триад. Традиционно в сферу их деятельности входила проституция, азартные игры, вымогательство и, в небольших объемах, наркотики. Основной поток наркотиков в Европу шел вне рамок их обычного бизнеса, так как Триады имели дело прежде всего с китайским населением. В отличие от Мосс-Сайда, Чайнатаун был культурным и увеселительным центром, охотно посещаемым всеми жителями: Манчестера. И если бы там началась война между бандами, мог бы пострадать любой случайный прохожий. В то время как Мосс-Сайд туристы вообще не посещают.)
   Армитедж подвел Соулсона к куче мусора, вокруг которой столпились полицейские. Увидев шефа, они посторонились, освобождая проход.
   Его глазам предстало жуткое зрелище.
   Среди гниющих отходов лежал обнаженный труп мужчины. Цвет кожи и запах разложения свидетельствовали о том, что он здесь находится уже несколько дней. На голове и верхней части тела не было заметно ни пулевых, ни ножевых ранений, ни переломов, ни каких-либо других повреждений, ставших причиной смерти. Обычно именно в эти места наносят удары убийцы.
   На месте полового органа зияла вздувшаяся кровавая рана. Кровь, вытекшая из паха, смешалась с мусором и образовала густой темный ручей. На лице жертвы застыла гримаса боли и ужаса. Крысы, проникшие внутрь тела через рану, успели сожрать почти все кишки и желудок.
   Отрубленные ступни в ботинках аккуратно стояли рядом, словно какая-то мрачная шутка.
   Соулсон взглянул на труп и отвернулся: все необходимое можно будет узнать из доклада патологоанатома. Подняв глаза, он увидел Тессу. Она стояла рядом с молодой женщиной в штатском, в которой Соулсон узнал сотрудницу разведывательного центра из Стрэтфорда.
   – Тебе не следовало бы здесь появляться, – сказал он, подходя к дочери.
   – Почему? – возразила она. – Я тоже работаю в полиции.
   – Да, конечно, – согласился он, не желая спорить с дочерью в присутствии посторонних. Чтобы сменить тему, Соулсон повернулся к ее напарнице: – Вы из разведотдела?
   – Так точно. – Это была привлекательная двадцатидевятилетняя женщина невысокого роста с волнистыми черными волосами и зелеными глазами, глядя в которые хочется поведать все свои секреты. – Джилл Каплз. Детектив, сэр.
   Теперь Соулсон вспомнил: она была в группе полицейских, которых посылали на стажировку в Америку. В свое время все они были ему представлены. Она показалась умной, задавала серьезные вопросы. Кроме того, трудно было не запомнить ее привлекательную внешность.
   – Вы ездили в Вашингтон, не так ли? – спросил он.
   – Да.
   – Когда это было? – Соулсону отчаянно хотелось поговорить с Тессой, но сейчас он не мог себе этого позволить. Пусть тогда хоть окружающие видят, что он в курсе всех дел и интересуется жизнью подчиненных.
   – Три года назад, сэр.
   – Хорошо. Жаль, что не удалось продолжить программу.
   – Говорят, бюджет...
   – Да, говорят. – Он кивнул и повернулся к Уайту: – Давайте накроем... это. – Соулсон взял Армитеджа под руку и повел прочь, а Уайт вернулся обратно к группе. – Ну, что теперь? Как, черт возьми, нам добраться до них? У меня связаны руки: управление полиции выбивает у нас из-под ног почву. Куда теперь, Рой? Даже наши информаторы замолкли. Они больше боятся этих, чем нас.
   – Мы могли бы пересечь черту, шеф.
   – Нет, это не по мне. Пусть даже это и моя идея.
   После посещения церкви Святой Марии Соулсон решил повременить со своим планом. Священник был прав. Надо следовать закону Божьему.
   Армитедж промолчал. Он был не согласен с шефом. Существовали и иные пути.
   – Мы не можем ждать вечно. Надо что-то предпринять, – резко произнес Соулсон и вернулся к Тессе. – Когда ты освободишься?
   – Не раньше полуночи, – ответила она, глядя на него глазами, полными участия. – Не беспокойся обо мне. Все будет хорошо.
   – Хотелось бы. Увидимся дома, малышка.
   Он пошел прочь от арок, протиснулся сквозь толпу репортеров, не сделав никаких комментариев, и уехал на «ягуаре», который пытались у него отобрать.
   Пол Джоб наблюдал за шефом в зеркало заднего вида. Соулсон закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья.