Еще мне помогает кот Пушкин. Он сидит на балконе и управляет движением транспорта на улице с помощью движений ушами. Если Пушкин отвлекается, на улице происходит ДТП. Но он отвлекается очень редко. Это очень экологичная технология будущего, которая должна заменить коррумпированных гаишников.
Стало быть, при правильной работе над собой не нужно выходить ни из дома, ни в Интернет, чтобы видеть светлое будущее! Я уже вывел в своем албане тех героев, прообразами которых стали фея-жена и кот-телепат. Теперь я работаю над самым загадочным персонажем. Он висит на окне в кухне. И хотя сейчас до него рукой подать, мой путь к нему был долгим и тернистым.
Началось все в 1996 году, когда мое трехстишие об орхидеях оказалось единственным текстом на русском языке, который вошел в первую международную антологию Haiku World. Составитель, серьезный дядька Уильям Хиггинсон, позвонил мне домой и долго выспрашивал, неужели в России растут орхидеи. До этого я ему написал, что хайку написано в Питтсбурге. А он решил – «в Петербурге». Вот и удивился. А я еще тогда подумал – а почему, собственно, не в Петербурге?
Прошло шесть лет, прежде чем у меня руки дошли. Но дошли: уже три недели у меня на окне цветет орхидея «фаленопсис», которую я подарил себе в прошлом году на тридцатилетие. Распускалась по одному цветку каждые три дня. Теперь на ветке сидит шесть огромных разноцветных бабочек.
У меня нет ни одного знакомого, у кого бы дома цвели орхидеи. Вот как просто быть крутым и оригинальным чуваком! Когда я пью пиво в «Цинике» и рассказываю про свою цветущую орхидею каким-нибудь студенткам, они сразу возбуждаются и кричат: «Поехали к вам, вы нам ее покажете!» Я в ответ говорю: «А это еще зачем – показывать?» Студентки сразу краснеют и переводят разговоры на музыку и вирусологию.
Но и после этого орхидея не сразу попадает мой новый албан. Сначала мы встречаемся с большим знатоком компьютерных игр Майком «Завхозом» Федоровым. И обсуждаем нашу любимую тему: почему все игрушки такие дебильные. Сплошь одни стрелялки-догонялки. Я в этих дискуссиях обычно несу всякий бред, а Майк, как опытный человек, меня осаживает. Вот и в этот раз я спрашиваю его, существуют ли игры, в которых главным персонажем был бы… цветок.
– А что ты с цветком сделаешь-то? – замечает Майк. – Никакой динамики.
– Ну да! – возражаю я. – У цветов есть тепловое зрение, есть отличная система коммуникации через запахи – один перец зацвел, другие чуваки тоже подключаются за компанию. И кстати, они даже летучих мышей дурят, изображая запах мышиных телок.
– Вот ты напиши это все как сценарий, – предлагает Майк. – А там поглядим, можно ли такую игрушку сделать.
Я обещаю написать. Но чем больше над этим думаю, тем больше понимаю: нет, для игры это слишком шизово. Ну как на пальцах объяснить геймеру, что цветок может летать, потому что полет – это всего лишь последовательность распускающихся бутонов при движении по P2P-сетке из генетических близнецов одного растения?
С другой стороны, у меня есть новый албан, по странному стечению образов начавшийся словами «И прямо в цветы лицом». А на окне в кухне распускается ветка орхидеи, будто склеенная последовательность фотографий одного и того же цветка в полете… Доктор, откуда у вас такие таблетки?
Отрыв корней
В Питере есть странный фантомный остров – Петровский. Много всяких сооружений, но люди там почти не живут. Самое призрачное заведение стоит у последнего деревянного моста, ведущего с Крестовского острова. Это «Дом ветеранов сцены», старое желтое здание с колоннами. Там даже погреб есть, и тоже с колоннами! А если войти во двор под надписью «Посторонним вход воспрещен», откроется удивительная картина.
Никаких ветеранов сцены там нет. Зато есть небольшой парк, и каждое дерево там подписано именем ветерана сцены. Я так понимаю, в этом странном заведении люди превращаются в деревья.
Нечто подобное могло произойти и со мной в процессе работы над албаном. От полного перехода в ботаническую форму существования меня спасло появление сестры-тинейджера Арины. Той самой, которая украшала дисками Mail.Ru люстру в своей комнате в родительском доме. Вообще-то раньше это была моя комната. Там и кровать стояла иначе – у окна, чтобы читать было удобнее. Сестра передвинула кровать в дальний темный угол. Ну понятно, нафига молодым женщинам такое извращение, как чтение?
На момент ее приезда я еще не осознавал, от чего меня спасают. Просто мой фантастический албан слишком улетел в будущее и застопорился. С появлением сестры мне пришло в голову, что неплохо бы испробовать еще один способ стимуляции вдохновения. Совершенно противоположный предыдущему. То есть путешествия.
Теперь-то я знаю, почему писатели так любят путешествия. Вдохновение? Ну да, щас! Ремарк давно заметил, что для вдохновения вполне достаточно впечатлений детства. А Эмили Дикинсон вообще из своего садика не вылезала всю жизнь. Нет, писатели любят ездить, потому что нутром чуют – это лечит от мокрецовой болезни! Ну или по крайней мере возвращает к простым ее формам, типа путевых заметок. Все писатели втайне любят путевые заметки больше всех других жанров. Почитайте, как стонет Чехов в тех своих письмах с Капри – ах, что-то не идет у меня очередная пиеса, даже название не могу придумать, знаю только, что должно быть много умных разговоров и в конце опять самоубийство.
Зато как он оттягивается, когда можно без зауми написать в жанре гостевой книги: «Проезжая мимо станции, с меня слетела шляпа»! С какими деталями он описывает костюмы случайных персонажей! Скажете, это просто известный писательский прием? Да ну, бросьте. Это только современные макулатурщики используют такие трюки обдуманно. Классики же вроде Чехова таким образом просто признаются – вот оно, самое интересное.
Есть радости неповторимых встреч,
где о себе – лишь имя, дальше тайна.
И не спешит попутчик твой случайный
узнать, что от него хотят сберечь.
Пешком ли, на стучащем колесе —
вдруг станет посторонний ближе всех.
Найти, вернуть! Но в памяти, в тумане —
лишь имя. И улыбка. Грустный смех.
Печаль неповторимых расставаний.
# # #
Сначала, как бы в качестве теста, я везу сестру показывать загадочную татарскую деревню Москву.
Москва встречает нас атмосферным явлением, которое Паркер охарактеризовал как «Дым отечества начинает заябывать». Я же, как футурологически-подкованный Большой Брат, рассказываю сестре, что в столице вот-вот начнутся очередные «августовские события». Потому что дым – это вовсе никакой не дым, а специальные психотропные нанозиты, вызывающие панику. Опыты такого рода проводятся в Москве ежегодно в августе. Наиболее сильными были 1991-й (путч), 1998-й (кризис) и 2001-й – тогда облако нанозитов сдуло в сторону США, как раз к 11 сентября долетело.
Затем мы встречаемся с разного рода психами и социопатами, которые тоже несут пургу в московском дыму. Финального пика этот бред достигает в гостях у Никиты Максимова.
Никита озабочен вопросом, с чего это в России начинается бум переводных поп-научных журналов. До сих пор на этом рынке цвели только «Компьютерра» и «Парадокс». Они были еще приличны, поскольку оба лишь наполовину переводные. Зато теперь нам обещают русские версии Popular Mechanics, Popular Science и New Scientist. Эти журналы будут полностью переводным отстоем с рекламой мужских кружевных трусов и мужских же духов. Потому что делать их будут какие-то левые пи*арщики, а вовсе не рюхливые чуваки вроде нас с Никитой.
Будучи Большим Братом, я тут же объясняю Никите, что этот бум журнальный – та же фигня, что и недавно схлынувший интернет-бум. И закроется это все так же быстро. Но Никита не теряется и рассказывает мне в ответ, как выглядит мир с точки зрения муравья и вообще какая из всего этого получается система непересекающихся Матриц – у людей свой внутренний виртуальный мир без муравьев, а у муравьев свой мир без людей. А у каких-то тварей вообще такая Матрица, что они и людей, и муравьев за козлов держат.
Продолжая попивать «бехеровку», мы обсуждаем столкновение меметической эволюции с генетической, топологические ограничения глобализации, «информационный периодизм» и неизбежное превращение Земли в единый процессор. Мы прикидываем, куда от этого можно удрать. Я ставлю на искусственные континенты, Никита – на космические ковчеги.
Сестра-тинейджер реагирует на моих знакомых вполне адекватно, то есть после каждого такого разговора сообщает, что они «все какие-то идиоты». Мой собственный гон она тоже воспринимает спокойно, и постепенно наши дискуссии переходят от футурологии к практичным вопросам. Какую тушь для ресниц лучше купить, серую или коричневую, если ты блондинка. Ура, моя социопатия на сестру не действует!
Чего не скажешь о других людях. Обратно из Москвы мы ехали в вагоне-ресторане. Напротив сидела блондинка с красивыми африканскими губами. Она заслушалась нашими с сестрой разговорами и пролила кетчуп на белую блузку. Сразу куда-то побежала и пришла в другой блузке. «У вас еще много блузок?» – добрым голосом Большого Брата спросил я. Блондинка мило улыбнулась… и снова пролила на себя кетчуп. Ушла не доев, больше не приходила.
По возвращении домой сестра сообщила, что «Москва – тот же Питер, только кривее». Через неделю я повез ее в Европу.
# # #
Хельсинки похож на Питер – кругом худенькие блондинки и ихние толстые мумии-тролли. Есть лишь одно отличие, которое я понял не сразу. Долго ходил по Эспланаде (это ихний Невский), вглядывался в лежащих на траве блондинок с мумиями-троллями. Наконец дошло – никто не пьет пива! Выглядит как галлюцинация – ну знаете, бывают такие глюки, где все вроде бы реально, но одна какая-то странность сразу выдает, что это глюк.
На пароме «Европа» – огромный шведский стол в виде креста. Много вкусной рыбы. Христос все-таки был гурман. Отстаньте вы со своей дискотекой, девушки! Мы с этим парнем из Назарета еще немного поговорим на нашем языке. Причастимся, так сказать, еще на пару тарелочек.
# # #
Упсала – город галок и студентов. Отсутствие туалетов компенсируется высоким духом альма-матерщины. Любой, кому доводилось бросить две аспирантуры, способен испытать истинное удовольствие от облегчения мочевого пузыря аккурат в том месте, где Карл Линней выращивал папирус.
Плюс еще несколько удовольствий для настоящего кайфоломщика-интеллектуала: пиво продается только после 11 утра, евро не принимают, вокруг ходят красивые шведки, трезвые и стервозные. Во всех взглядах написано: «Обломись, Карлсон».
# # #
Мюнхен. Пьем пиво с сосисками в любимой пивной Гитлера. Место и вправду симпатичное: я попробовал уже четыре сорта пива и пять сортов сосисок. Теперь хочется залезть на стол и сказать небольшую речь. Даже, наверное, три сорта речи.
В Мюнхене продают открытки в виде карты города. Очень удобно: помечаешь на карте свое местоположение и посылаешь жене, чтобы не говорила потом, что шляешься где попало.
Блин, я ведь я уже лет десять никому не посылал настоящих бумажных открыток! Да и писем бумажных тоже… За исключением одного, в прошлом году: после поездки в Барселону знакомая испанка Марта вытянула из меня обещание, что я все-таки пришлю ей «physical letter» в настоящем бумажном конверте с маркой. Каких только исключений не сделаешь ради темпераментной испанки!
# # #
Вот он, чудодейственный эффект немецкого пива. Приехал в Прагу – а она вся затоплена по первый этаж! И вокруг спасатели из братских стран. В основном итальянские.
Через час блуждания по соборам крепнет подозрение, что это не Прага. Сестра вдруг задает вслух вопрос, который мучает и меня: «А где это мы, в Венеции?» В ответ звучит чей-то утвердительный хохот.
Значит, надо осторожнее с выпивкой – в Венеции легко можно принять канал за улицу. Зато девушек тут снимают очень романтично. Прямо так и говорят: «Хотите покататься на моем гандоле»?
Лучший вид на этот город – если не садиться в бомбардировщик. Потому что сверху Венеция – ну чистая Прага, сплошное клубничное варенье из одинаковой красной черепицы. А снизу все здания разные, и вот тут Бродский прав: увидеть Венецию – и Васильевский остров умирает.
Все венецианские маски сделаны с одного лица. Лицо маленькое, женское. После масок забавно смотреть на людей.
# # #
Римини – городок, возвращающий в детство. Дискотек и прочих тарзанок здесь нет, зато много детских развлекух. Прыгал на батуте, решил сделать сальто – и изо всех сил треснул себе коленом по лицу. Колено болит, а лицу хоть бы хны. Видимо, я уже не ребенок.
Четыре итальянца на пляже строят песочный замок. Дети лезут тоже. Итальянцы посылают детей на хер и не пускают их в замок. Дети жалуются мамам, мамы орут на мужиков, мужики посылают всех на хер, строят замок. Один итальянец пошел к морю за водой с детским ведерочком. По дороге обратно решил облить наших девушек. Остальные три итальянца на него орут – типа, ты охренел, нашу воду на баб, неси лучше сюда, нам нужно замок срочно полить! Мужик кричит в ответ – мол, дайте хоть одну бабу облить! Остальные трое молча идут к нему, валят его, заливают водой из ведра, закапывают в песок и еще в трусы песку насовывают. Потом идут обратно строить замок.
Парк «Италия в миниатюре» – среди маленьких зданий и деревьев в стиле «бонсай» начинаешь обращать внимание и на маленьких людей, которые косят под больших. Встретил уже четырех девочек лет по двенадцать, в футболках с разными сексуальными слоганами. Одна с плейбойским зайчиком, у другой какой-то Sexy Pickwick… Типичная Италия в миниатюре.
Выучил два новых итальянских слова – «Баста!» и «Силенсио!» Что означают, пока не знаю. Но когда у меня будет свой отельчик на берегу моря, я тоже буду кричать эти красивые слова, врываясь в комнаты своих постояльцев в три часа ночи. Только почему этот чувак требует с нас 65 евриков за покрывало? Может, какой-то народный обычай?
# # #
Сан-Марино – независимое государство хохлов, которые косят под итальянцев. Натурально, кругом одни хохлы – и туристы, и местные! Разве что сала на лотках нет, но это видимо из-за жары, а на ночь они наверняка вынимают свои шматы из-под прилавков.
В целом городок симпатичный, но не помешала бы небольшая зачистка в духе того парня из Назарета: выкинуть отсюда все сувенирные лавки. Пока такой парень не нашелся, скрыться от сувениров можно только на самом верху башни Гуаита. Клевое место: стоишь прямо в облаках и куришь! Кто на башню не влезал – Сан-Марино не видал.
# # #
«Увидеть Иерусалим и умереть от множественных гвоздевых ранений!» – мечтали ранние христиане. В отношении Ватикана я бы переформулировал это иначе: «Увидеть Папу – и больше никогда не ругаться с мамой!» Увы, к нашему приезду Папа свалил в родную Польшу. Видно, заскучал по блондинкам. Нам осталось удовольствие попроще – поймать папское окно в оптический прицел.
В Пантеоне целую минуту стоял под девятиметровой дырой в небо, через которую говорят с богами. Ни один бог так и не пришел. Суки! Нет, я понимаю Папу – дедушка старый, ему все равно. Но эти-то, которые на небе, – могли бы уж не делать вид, что Ленин в Польше!
Собор Св. Петра: после таких циклопических сооружений сразу веришь, что мы живем в свободном и демократичном мире. Сколько рабов надо было угробить, чтобы выстроить одну такую арочку! То ли дело в наше время – такое же количество людей цивилизованно убивает одна ковровая бомбардировка. Никаких пыток искусством!
Хотя некоторые виды искусства лечат. Сикстинская капелла – отличное средство от остеохондроза. Люди выходят наружу с запрокинутыми вверх головами и какое-то время так и ходят по Риму с хорошей осанкой.
Узнал наконец, что такое «пиета». Это когда женщина держит мужика на коленях, а не наоборот. Тоже, видимо, что-то лечебное.
В музее Ватикана красивая японка лежит на полу под Аполлоном типа Бельведерским. Лежит и слегка меняет позы – и так, и эдак… Очень эффектно. Сначала думал, она что-то лечит. Эпилепсию там или геморрой. А оказалось, они так фотографируются. Восток – дело тонкое.
Сестрица моя тем временем нашла каменных львов и фотографируется с ними. Не японка, конечно, но сочетание тоже шизовое. Вдобавок львы тут странные – все ухмыляются такими подлыми католическими ухмылками.
# # #
Ну вот, Площадь Испании есть, а Одри Хепберн нету! Прождал ее полчаса в угловом кафе с видом на Испанскую Лестницу. Съел 3 (три) разные пасты: спагетти, лазанью, равиоли с сыром и шпинатом. Так и не вышла принцесса! Нет, это неправильные римские каникулы!
Мавзолей Адриана еще называют «Замок Ангела», потому что на крыше его стоит ангел в натуральную величину, но в очень ненатуральной позе. С виду он как будто подтирается, но это не так. По преданию, ангел этот появился во время чумы и собирался, прямо как тот господин Волобуев, вложить свой меч в ножны, давая понять людям, что чума заканчивается. Но в этот щекотливый момент ангел увидел внизу такую клевую телку, что совершенно забыл, зачем вообще прилетел. Так он теперь и стоит уже несколько веков в раскоряку, пытаясь вспомнить, что же он собирался делать со своим дурацким мечом. После появления на куполе этого ангела-тормоза вокруг замка стали происходить всякие чудеса. Например, в первый Святой Год мост перед замком обвалился под напором паломников – 170 человек в один момент отдали богу свои коньки. Были там и другие чудеса!
(А что, из меня может выйти неплохой экскурсовод, когда я не ленюсь. А то сестра ругает мои экскурсии за лаконизм – обычно я говорю просто: «Это известный чувак на известном коне»…)
Римский Форум – заброшенная стройка, куда римляне свозили археологический мусор циклопических размеров. Сестра куда-то ушла, так что вместо проведения своей экскурсии я слушал чужие, на французском и английском. Как понял из услышанного, на этой стройке часто бухал Цезарь с корешами. Пили они в основном сухое шампанское («Брют»), а сладких женских вин не уважали. Откуда и пошло выражение «И ты Брют?», означающее крепкую мужскую дружбу.
Сестра вернулась: отколупала где-то кусок древней колонны. Блин, неужто придется везти этот валун домой через всю Европу?
# # #
Теперь я знаю, зачем ей кусок древней колонны: она нацарапала им свое имя на Колизее! Вот оно, загадочное поколение Пи: даже древние камни собирают из чисто практических соображений.
В Италии не любят английский. «Ты же в Италии – вот тебе путеводитель на итальянском!» – говорит флорентийский торговец, обсчитывая меня на два еврика. Даже в местном шотландском баре пришлось долго объяснять на пальцах, что такое «бутылка» и «туалет».
А просвещенная Европа в целом никогда не любила борцов за высокую нравственность. Напротив собора лежит канализационный люк, куда спустили Савонаролу после того, как повесили и сожгли. Ксюша объяснила мне по телефону, что Савонарола – это вроде «Идущих вместе». Надо же, как повторяется история: символом «Идущих» тоже является унитаз.
Сестра опять нашла каменных львов и фотографируется с ними. Где она их только высматривает?
# # #
В завершение прогулки по Флоренции решил тоже сфотографироваться. У домика, где вешали трупы. Вообще не люблю фотографироваться, но уж больно симпатичный домик – эдаким кораблем на «пяти углах», и балкончик на носу. На балкончике цветочки. А под балкончиком позирует какая-то чиполлина в развратной короткой юбке. Вот, думаю, и местная безнравственность в кадре будет: руссо туристо, облико морале…
Оставил сестру с камерой на той стороне, сам перешел улицу и стал позировать у домика-корабля. Чиполлина тут же подваливает, начинает «ай-лю-лю»… О ужас! Я попал не в «Бриллиантовую руку», а в самое настоящее «Собачье сердце»! Потому что она протягивает мне не руку, а ручку:
– Не хотите ли подписать воззвание в защиту жертв СПИДа?
– Нет.
– Вы говорите по-английски?
– Да.
– Вам не нравится помогать жертвам СПИДа?
– Я не люблю ставить подписи.
– Ни в каких случаях?
– Ни в каких.
– Может, вы тогда хотите внести небольшое пожертвование в пользу жертв СПИДа?
– Нет, я просто хочу сфотографироваться около дома, где вешали трупы!
После этого она сразу свалила. Но я еще долго с сочувствием вспоминал Савонаролу.
# # #
Вена – город массивных зданий и микроскопических урн. Так и ждешь, что от какого-нибудь каменного льва на фронтоне отвалится мраморное яйцо – и прямо тебе в темечко. А ни фига! Никаких отломанных яиц, нигде ни окурочка. Кусты стрижены под пуделей, и даже трава как будто вылизана вся.
Черт дернул меня изобразить джентльмена: уже полчаса хожу по этой барочной чистоте на площади Марии-Терезы с огромным пакетом пустых бутылок из-под пива. Вокруг идут девушки, при виде очередной урны они радостно орут: «И в эту тоже не влезет!»
А вот с запахом тут ничего не могут сделать, как ни вылизывай. Все города пахнут, и Вена, пожалуй, эффектнее многих. В Нью-Йорке во время прогулки по Маленькой Италии тебя с каждым порывом ветра кидает в соседний Китай – и обратно в пасту. В Вене проще: весь центр громко и основательно воняет лошадиным говном. Время от времени, при севером ветре, в говно просачивается запах пирожных, но ненадолго.
Ратушная площадь – единственное место, где запахи из множества палаток японской, китайской и прочей интернациональной кухни перешибают лошадиный сортир. Вот что могут сделать люди, если действуют сообща. И не говорите мне, что коммунизм родился не в Вене!
# # #
В Вене, как и в Риме, архитекторы любили кончать жизнь самоубийством, если ихнее произведение обругал папа или император. Так поступил, в частности, дизайнер Оперного Театра. Вскрыть вены в Вене – в этом есть поэзия.
Зато император Иосиф, когда узнал, что его коммент довел архитектора до вен, поступил совсем не поэтично. Он после того случая решил всегда говорить архитекторам одни комплименты. Построит какой-нибудь лох совершенно отвратное здание, а император тут как тут: «Чудесно! Восхитительно! Микеланджело отдыхает!» Так они и застроили всю Вену этими ужасными каменными конюшнями.
А Моцарт жил на Блутгассе – Кровавой улице, где били коров и кровь стекала вдоль по улице аккурат под окна Моцарта. Кроме того, в его дворике стоят целых четыре огромных мусорных бака, не какие-то там микроскопические урны. Моцарт – наш пацан!
# # #
Любек – город марципанов и пенсионеров. Главное туристическое развлечение – поиск туалета. Напоминает игру «Зарница». На перекрестках стоят стрелки с надписью WC. Все они ведут из разных концов города в один туалет около Ратуши, которого никто не видел. Лично я сдался через полчаса блуждания по этим стрелкам – просто зашел в «Макдоналдс».
Зато сестрица нашла в Любеке аж четырех разных бронзовых львов в разных концах города. Львы начинают меня доставать.
# # #
Стокгольм – город слепых велосипедистов. Велосипедные дорожки помечены знаками, которые не просто нарисованы на асфальте, а сделаны такими очень выпуклыми. Если слепой велосипедист падает, он легко находит велосипедную дорожку на ощупь. Правда, сам я тут ни одного слепого велосипедиста не видел. Наверное, они выходят на охоту ночью.
Еще Стокгольм понравился (сначала) тем, что в нем не было львов (сначала). Зато были лошадки. Особенно симпатичная мультяшная лошадка стоит у ратуши.
Я уж было обрадовался, потому что львы меня совсем запарили. Мало того, что львов не существует в природе – ведь они, подобно грифонами и драконам, являются совершенно мифическими животными. Но драконы по крайней мере встречаются в северных мифах. А львы – это же чистейший индо-африканский фольклор. Помешательство Европы на львах – ни в какие ворота! Совершенно невозможно объяснить, почему эта болезнь тут возникла и так широко распространилась. Тут даже не умеют как следует рисовать этих фантастических тварей: в Москве все львы похожи на облезлых дворовых собак, а в Питере – на довольных домашних кошечек.
А в более цивилизованных европейских городах вообще шагу не ступить, чтобы без ухмыляющегося льва. Я пытался их игнорировать, но это непросто, когда у тебя сестрица на львах помешалась (что тоже довольно странно, учитывая ее новгородское происхождение).
Короче, в Стокгольме их какое-то время не было видно. Вот, думаю, хоть один здоровый город. Фигня! Под конец прогулки мы все-таки на них наткнулись. Они были замаскированы под такие неприметные столбики, которые отделяют пешеходную улицу от проезжей части. А приглядишься – бля, опять львы!
Нет, надо срочно двигать в Китай – иначе даже не знаю, как спастись от этого львиного бреда. Они ведь теперь мне повсюду мерещатся. А один даже ходит по квартире и время от времени запрыгивает мне на плечо.
# # #
Судя по всему, Европу моя сестра переварила так же легко, как Москву. Никаких особых перемен в мировоззрении. Разве что мама потом рассказала одну мелочь: по возвращении из путешествия Арина перешила свои штаны каким-то хитрым итальянским способом.
Сам же я помощью сестры и путешествия вполне отвлекся от лишней духовности. Ни о каком писании албана во время тура не было и речи, хотя «Псион» был с собой. Единственное, что я на нем сделал, – составил календарь «Русские хайку». То есть даже и не писал ничего, лишь расставлял чужие трехстишия на каждый день, с учетом праздников и народных примет. Что ни говори, а путешествия – лечат.
Но из них все равно приходится возвращаться.
Праздник урожая
Не зря я недолюбливал попов. Христианская рыба «рождествобла» год за годом подталкивала меня к болезни писательства. Первый кусок «Паутины» опубликован на бумаге в декабрьском номере Internet за 1997 год. Последняя глава вывешена в Интернете в декабре 2000-го. А 25 декабря 2002-го я получил в «Амфоре» свою авторскую пачку бумажной «Паутины».