# # #
Я не снес свой почтовый ящик. Как у всякого слабого человека, у меня находились отмазы. Они были продвинутые, я ведь уже научился прикрывать щелочку своего ящика от банального спама.
Пять тысяч читателей в день – по первости впечатляет. Но если ты не идиот, то быстро заметишь, что из этих пяти тысяч лишь сотня способна ответить. Да и то в основном «пеши ищщо». А интересно отвечают лишь трое-четверо. Тогда к чему пять тысяч в день? И тут же отмаза: да, они ни к чему, но с некоторыми единицами интересных нет иного способа связаться, кроме такой шумной безадресной коммуникации. Их отделяют от тебя океаны, годы… И наконец, просто неохота в лоб беспокоить посторонних людей, у которых тоже ящики не резиновые. Тогда и можно воспользоваться промежуточным ящиком, который у спецслужб называется «конспиративным дуплом».
Эта отмаза работала долго. Как-то раз, читая интервью одного из любимых писателей, Александра Гениса, я наткнулся там на зашифрованный ответ, предназначенный только мне. Вспоминая о конкурсе «Тенета-97», где он был членом жюри в номинации «Эссе», Генис заметил: «Я прочел 38 материалов, предварительно уже одобренных номинаторами. 37 текстов были ужасны, один очень хорош (о хайку на русском языке)». Сообщение прошло в обе стороны, невзирая на извратный способ связи.
Забавнее получилось с Борисом Стругацким. В 2002 году я написал рассказ «Хайкай», где японская поэтическая игра стала своеобразным «паролем», позволяющим отличать людей от киборгов в мрачном будущем. Рассказ тут же захотелось показать соавтору «Улитки на склоне». Но подумалось: чего мучить старика, ему и так много мусора шлют.
Через год Стругацкий открыл журнал «Полдень, XXI век», и по совету Житинского я послал рассказ в редакцию. Ответа не было, и идея опять позабылась.
А еще через год, расчищая архивы старой почты, я наткнулся на собственный e-mail Стругацкого в рассылке конкурса «Тенета». И все-таки послал рассказ ему лично. Вскоре пришло официальное письмо от секретаря: «Борис Стругацкий готов опубликовать Ваш рассказ в журнале “Полдень, XXI век”». Такой вот лаконичный японский ответ. Точь-в-точь как в самом рассказе: механический голос из динамика, пароль-отзыв, и дверь открывается…
То, что происходило дальше, тоже вполне повторяло рассказ: после моей публикации Лукьяненко устроил в редакции «Полдня» скандал. Оказывается, доступ к телу Бориса Натановича окружает плотная толпа киборгов из числа «учеников». Этот Редакционный Совет решает, какой из присланных материалов стоит давать читать Стругацкому, а какой сразу выкинуть. Я, сам того не зная, взломал фильтрационный лагерь, послав личное письмо через колючую проволоку.
Но сейчас даже такие игры кажутся никчемными. Ну что особенного было в ответах этих уважаемых, но страшно далеких от меня людей? Да ничего такого они мне не сказали, чего не знал бы я сам. А между тем вокруг было множество людей близких, которые говорили гораздо больше.
The Doors
В середине апреля 2004-го, в ночь на годовщину нашей свадьбы, мы поспорили с Катей. Я отправился выпить в «Билингву» и там познакомился с женой Настоящего Фантаста. Муж ее, как и подобает Настоящему Фантасту, уехал на киевский Съезд Настоящих Фантастов «Портал». Бедная женщина наконец смогла глотнуть свободы.
Хотя в разговоре со мной она всячески защищала мужа. Говорила, что уважает его дело и т. п. Но я все равно подумал: как хорошо, что женщины, с которыми я жил, скептически относились к моей писанине. Им всегда было нужно что-то реальное, человеческое. Вот и в этот раз мы с женой поругались по сходному поводу. А ведь она, как и прочие, была права. И только благодаря им, скептичным моим анти-музам, я еще не потерял связь с реальностью, как некоторые фантасты.
Вернувшись домой, я помирился с Катей и прочел в новостях, что Людмила Путина на съезде филологов призвала этих самых филологов заняться чем-нибудь полезным вместо того, чтобы рыться в окаменевшем говне классики. Слова не мальчика, не мужа, но жены!
# # #
Через несколько дней мой батя приехал в московскую больницу МПС с больным сердцем. Самое сильное впечатление от больницы оставила приемная. Напротив стола с компьютером, где пациентов заносят в базу, стоит стул для посетителей. От него до стола – два с половиной метра. Пока заполняли анкету, батя все время порывался встать с этого стула и подойти к столу поближе, чтоб нормально разговаривать с врачихой. Заметив это, я решил пододвинуть его стул поближе к ее столу.
Оказалось, что стул крепко привязан бинтами к батарее центрального отопления. Видимо, многие уже пытались его придвинуть, но это нарушало какой-то особый порядок в приемной. Излишняя прямота коммуникации тут не приветствовалась.
На батю больница тоже произвела гнетущее впечатление. Чтобы развеяться, он попросил меня привезти чего-нибудь почитать. К следующей поездке я собрал несколько книжек повеселее, а заодно прихватил распечатки со своим старым худлом.
Всю мою фантастику он сразу забраковал. Зато американские очерки пошли на ура. И я знал, почему. «Тот, кто в пятнадцать лет убежал из дома, вряд ли поймет того, кто учился в спецшколе», – пел Цой. А я в пятнадцать лет убежал из дома прямо в спецшколу, и с тех пор родители вообще не понимали, чем я занимаюсь. В американских рассказах хоть что-то о моей реальной жизни было.
По дороге из больницы, подавленный ее мрачностью, я вдруг начал переводить «People are strange» Моррисона. Я уже пытался сделать это в 1994-м. В тот самый день, когда впервые попал в США. Знакомые, которые должны были меня встретить, перепутали место высадки, и я три часа сидел в аэропорту Далласа, ни черта не понимая и не умея сказать по-английски – настоящий чужак в чужой стране. Но тогдашний перевод получился не очень. И вот пробило на новый.
А у дома во дворе я встретил Катю с Китом. Кит сидел в коляске, насупившись. Он родился 11 июня, ровно через 10 лет после моего первого дня в США. И сегодня он чувствовал себя примерно так же, как я в тот день. Только что закончилась его первая в жизни зима, которую он провел в основном дома. Он еще ни разу не видел столько людей сразу. Оказавшись на улице, он мрачно поглядывал на прохожих – их было многовато, и все чужие. Кит выкатил вперед нижнюю губу, сложил на коленях руки в толстых рукавах комбинезона, и был похож на маленького грустного орангутанга. Я сразу понял, для кого переводил The Doors.
люди не рады
встретить бродягу
смотрят с презреньем
на чужака
женщины гонят
его как дворнягу
даже дорога
бьет по ногам
ты чужой
слейся с дождем и с толпой
ты чужой
имя размыло водой
ты чужой
ты чужой
ты чужой oh yeah right!
Услышав песню, Кит сразу заулыбался. Что тут еще сказать? Хорошая песня – это песня, которую можно спеть своему ребенку.
А то, что она – не совсем русская… Ну а где оно вообще, это русское, в нашем летучем доме? Немецкая коляска, итальянский стул для кормления, французские прививки, японские подгузники, няня из Молдавии и полный московский двор армяно-узбекских детей. И еще сотни полезных советов из несуществующего государства Рунет. «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес – сплошная Кустурица».
А уж в будущем Кита, когда разные культуры еще больше сольются в одну общую мультуру… Нет, пограничники все равно останутся. Им будут платить турагенства, чтобы создавать видимость заграницы и скрывать от клиентов, что на той стороне – та же мультура. Но я уверен: в разных концах света сейчас растет множество малышей, которые так же, как Кит, делают зарядку под Ману Чао или засыпают под армянский дудук. И потом эти пацаны будут очень удивляться, встречая друг друга в заграничных турах, которые рекламировались как «путешествие в неизведанный мир».
Ну ладно, ладно, я пошутил насчет полной мультуры. Есть ведь еще этот, великий и вебучий. Тот, на котором мы думаем и оттого называемся русскими. Язык, куда ж без него! Только не надо путать язык с литературной заразой, ладно? Потому что есть такое явление, которое требует от языка настоящей работы. Это дети.
Мой младший брат Тоха последний год носился с идеей открыть свой книжный магазин. Надеюсь, теперь это пройдет – у него тоже родился ребенок.
Чужие сказки
Не буду врать, со сказками я помучился. Хотя интуитивно всегда понимал, что все начинается с них. Даже в бешеные интернетовские девяностые, когда кто-нибудь советовал мне проапгрейдить компьютер, я отвечал, что все сказки Шарля Перро умещаются в тридцать килобайт – а ведь они известны любому их нас.
Это был правильный антивирус. Но хиленький очень, поверхностный. Предполагалось, что Перро – эдакий литературный гений минимализма. А неправда. Сказки Перро придумал не он.
Сказки, вообще все сказки, возникли еще до литературы – в устной среде, где не было никакого бумажного монополизма. Зато была прямая и обратная связь со слушателем. Если ты занудно вещаешь про обычную серую гадюку, которую прибил Ванька из соседней деревни – баян, выпей яду! Но если гонишь про Стоглавую Гидру – тоже плохо, могут и в рожу дать за вранье. Так в муках естественного отбора и рождается с детства знакомый, скромный такой Змей Горыныч с тремя логичными головами.
Ну а бумажная литература что? Да просто разворовала весь этот сказочный багаж, разбодяжила в тысячу раз, да пошла продавать мелким оптом, со своими обертками-бирками. Пушкин не был бы Пушкиным, если бы не няня Арина Родионовна.
Но что же тогда рассказывать ребенку? Вспоминать сказки, которые мне самому начитали в детстве? Ага, начитали! Вот тут-то собака Некрасова и зарыта.
Вы когда-нибудь видели львов в городах Европы? Их там множество – и каменные, и чугунные. Но в каждом городе свои. И они гораздо больше похожи на жителей этого города, чем на львов настоящих, которых мало кто видел живьем.
Стоит только начать читать, сразу видишь, что любимые сказки почти мертвы. Ведь бумажная монополия всего лишь копировала их год за годом, не давая им жить и меняться в ногу со временем. Что это там за «сусеки» у Колобка, и зачем старухе вообще их «скрести», если на рисунке в современной книжке издательства «Фламинго» старуха со стариком сидят и трескают чай с пирогами! Зато на следующей странице творческий замысел иллюстратора становится яснее: у него там Колобок размером с ведерный самовар. Что же будет в конце с Лисой, не помрет ли она от разрыва пасти? Неа, не померла. Схавала. А читатели схавали сказку. И никто не заметил.
Зато уже несколько лет по Рунету в качестве прикола ходит ссылка на чешскую книжку про крота, которому кто-то насрал на голову. Ну и кротик идет выяснять, и по пути обучается различать всех животных по какашкам. Очень правильная, очень полезная сказка. Но почитайте, как на нее реагируют закомплексованные соотечественники. «Ах-ах, гы-гы! Они нарисовали в детской книжке то, что у нас даже упоминать неприлично! Гы-гы-гы!»
# # #
Значит, нужно все начинать сначала. Я сам придумываю Киту сказки о том, что вокруг. Это нелегко, но мой пацан мне помогает. Уже в два месяца он подсказывает мне смехом, какие приключения игрушек ему больше нравятся. И я продолжал сказку «на лету».
– Вот гляди, эта обезьяна с резиновыми ногами… Ну, это будет у нас такая прекрасная блинцесса. Она долго-долго ждала своего прекрасного блинца в окошке замка. И постоянно высовывала наружу ноги, чтобы блинц ее сразу заметил. А на ногах у ней были хрустальные туфельки, килограммов эдак по пять каждая. И эти туфельки все оттягивали и оттягивали ее ноги, высунутые наружу. И за тридцать лет и три года ожидания ноги вытянулись аж на 10 этажей (это можно отлично показывать на тягучих ногах обезьяны). Так что прекрасный блинц, когда увидел блинцессу, просто с коня двинулся об землю и пешком убежал за тридевять земель. Но зато потом длинноногая обезьяна-блинцесса повстречала слона и жирафа, у которых тоже были длинные конечности – и они зажили счастливой семьей!
Кит смеется, а с кухни доносится хохот Кати. Само собой, я знал, что она подслушивает. И немного схитрил в поворотах своей истории. Но в остальном все честно: и обезьяна, и слон, и жираф в руках. И живые слушатели.
Думаете, получится детский писатель-педагог? Обломитесь, мокрецы. Да, я знаю, гамельнский счет честнее гамбургского. Хотя бы потому, что гамбургский придумали советские литераторы, в реальном Гамбурге ни о чем таком не слышали. А в Гамельне что-то было. Иначе бы сказка не жила так долго. Вот если бы и сейчас написать такую, да? Подслушать где-то, да обработать литературно, да издать на радость детям всей земли…
Но и от гамельнского искушения у меня есть защита. Есть конкретный слушатель. Так зачем мне громкая дудка? Лучший педагог – это сапожник, который показывает сыну, как тачать сапоги.
Правда, индустриальная цивилизация отняла у большинства людей этот прямой способ воспитания, когда профессия отца была наглядной, постоянной, практически домашней – и потому легко передавалась ребенку. Теперь родители все время уходят из дома на какую-то загадочную «работу», которую ни показать, ни рассказать. Ребенку достаются лишь абстрактные нравоучения, выплеснутые в редкое свободное время.
Но тут мне немножко повезло. Мой инструмент – мой язык, он всегда со мной. И он нужен, чтобы думать своей головой, чтобы общаться, а не дрочить на бумагу. Этому мы и будем учиться. Оба. Меч в ножнах сердца – японский иероглиф «терпение». Спрячь катану языка своего, когда нет нужды.
# # #
И тогда становится ясно, что не я ему, а он открывает мне мир. Ведь это его куклы и мелки, листья и каштаны. Его радость копать песок и бросаться снегом, кувыркаться в траве и крошить пенопласт. Мир давно забытых ощущений, куда он тянет меня за палец – и оттаскивает от компа.
«Не называть, а показывать, не объяснять, а передавать». Когда-то я гордился тем, что мои статьи о хайку расходятся по Сети на нескольких языках, а Митька Коваленин даже начал книжку о Мураками одним их этих определений. Но сейчас мой полуторагодовалый гораздо лучше меня говорит на таком языке, самом честном из всех человеческих.
– Тебе понравилось, как тебя бабушка кормила?
– Ням-ням… Тьфу! Тьфу!
Но ведь игрушки, слова – это все от родителей, возражаю я сам себе. А значит, это наш язык, наш мир. И как замечательно, что первым его словом стало не «би-би», как у некоторых знакомых, а вполне живое «гав-гав». Ведь это я показывал ему ногами кукольный театр с тапками-собаками, когда он еще только ползал. А потом показывал и «гав-гавов» на улице…
Да, мы показываем – но он сам выбирает, что взять. Заходит в гости доктор Волошин, и я хвастаюсь, что Кит уже отличает кошек. Беру книжку с кошками:
– Кит, смотри, кто это?
– Бам!
– Да ты что, какой «бам»! Кто это?
– Бам!
Я качаю головой. Кит смотрит на меня как на идиота. Молча идет в прихожую и приносит мячик. Мячик называется у него «бам». Он тыкает мячиком в книжку – там нарисована кошка… с мячиком.
Ну хорошо, в этот раз я врубился. Я даже могу догадаться, почему плюшевого лося зовут Бу-Бу: в классификации моего маленького Линнея этот зверь оказался между коровой и овечкой. Но вот мы устраиваем переезд лося Бу-Бу на игрушечной машинке в новое жилище:
– Кит, мы забыли взять посуду! Съезди-ка в комнату еще раз, привези лосю тарелки!
А он вместо этого садится на пол и разбирает свою машинку-трансформер. Потом переворачивает пару деталей и ставит их перед плюшевым лосем. И я вижу: тарелки. Нет, это уже не моя сказка. И хорошо.
Ну а то, что Гринпис встал на уши, когда тысячи малышей после мультика про несчастную рыбку Немо выпустили своих аквариумных мутантов в мировой океан… Ладно, Гринпис, не ссы. Они разберутся. Может быть, не сразу. Ну а что поделаешь, такой мир им достался. Машинки-трансформеры и рыбки-мутанты. Разве это сильно хуже, чем каменный лев или надувной Колобок? Разберутся. Если им не мешать.
Школа для дураков
Есть научное исследование, согласно которому после рождения ребенка у его родителей падает коэффициент IQ. Охотно верю. Мне вообще никогда не удавались эти дурацкие скоростные тесты. Мой IQ наверняка еще ниже, чем у президента Буша – у которого он вообще ниже кафеля. Так что мне уже и падать некуда. Когда меня забрали в физматшколу после победы на областной олимпиаде по математике, я думал, это ошибка, случайное везенье.
Нет, они не ошиблись: за следующие два года я срубил еще несколько дипломов. Но главное не в этом. Усиленная программа по математике – как раз фигня. Я постоянно получал тройки и двойки на контрольных с разными там формулами синусов-косинусов.
Однако в этой школе был другой способ исправить табель. Другая система оценок. Наши преподы регулярно давали такие задачки, за которые ставился пятак тому, кто решит первым – если вообще решит. Думать можно было весь урок, весь день или вообще сколько угодно, смотря по уровню задачки. В конце каждой четверти, нахватав пар по геометрии и алгебре, я выкатывал эти самые «задачки со звездочкой». С решениями. И закрывал пятаками свои неудачи на обычных контрольных.
Это помогло уяснить, что представляет собой обычная средняя школа, куда я ходил раньше. И за четверть века там ничего особо не изменилось.
1 сентября 2004-го. Киту два с половиной месяца, а я до сих пор не смирился с тем, что придется переходить на жаворонковый образ жизни. По старой привычке, лег только под утро. Я забыл, что во дворе у нас – общеобразовательное заведение.
Примерно в 7-30 по ушам долбанул противный детский голосок, поющий о том, как приятно ходить в школу. Я чуть с кровати не упал от неожиданности. Но, разбудив меня, надрывный голосок за окном не успокоился. И начал повторно гнать, как приятно ходить в школу. Потом в третий раз, как бы для закрепления урока. Потом мне сообщили, «из чего же, из чего же сделаны наши мальчишки». И почему «некогда стареть учителям». И какая стерва эта «девчонка из квартиры 45». И так далее.
Через полчаса я окончательно зверею и каждую новую песню встречаю криком: «А вот хер вам! Не отдам Кита в школу! Не отдам!» Катя пытается меня успокоить, говоря, что ребенку будет нужен коллектив, и вообще 1 сентября – это очень красиво: «Мы его нарядим, я сама тоже наряжусь…»
Но я уже завелся. Я ругаю школу последними словами. Общественная школа не имеет никакого отношения к обучению! Раньше, когда ребенка хотели чему-то научить, его отдавали сапожнику. Или булочнику. Он там на практике всему учился, на ходу, на работе. Жизни учился в буквальном смысле, как она есть, в единстве всех деталей. А не закорючкам этим письменным, от которых у половины детей зрение садится в первый же школьный год.
(«И де-евочку которой нес портфе-е-ель!» – раздается со двора.)
Ага, щас, девочку! Помню я эту школьную борьбу с любым проявлением сексуальности. И откуда это идет, ясно. Общеобразовательную школу придумали попы, которым надо было согнать все стадо в одну кучу, чтобы заразить его одним вирусом овечьей покорности. А для этого совсем не нужно выявлять и развивать личные способности. Зато нужно вбить в башку тот гребаный дневник, который потом всем вспоминается до старости лет. Понедельник, вторник, среда – слева. Четверг, пятница, суббота – справа. Система всеобщего образования – та же церковь, только без воскресенья.
(«Нам учитель задает с иксами задачи!», орут с улицы.)
Вот-вот, с иксами. Вся система на этом построена, на этих добрых Мистерах Иксах. Они даже завораживают своей научной загадочностью. Но когда тебе два часа орут в окно, ты сразу понимаешь, какие знания актуальны – и как ты сам можешь ими пользоваться, безо всяких Иксов. Практика – вот главное в обучении, Кит! Есть сотни способов устроить перегрузку электросети, когда тебе мешают спать. Одно только неправильное заземление – чудесная точка входа.
(Во дворе грохочет речь директрисы школы: «Все прогрессивное человечество…»)
Точно! Достижения прогресса должны работать на нас. В наши дни чужие магнитофоны за окном можно и дистанционно вырубать. Схема такой электронной глушилки публиковалась даже в «Юном технике». Да что я говорю, Кит! У нас же рядом Интернет – лучшая анти-поповская система персонального образования. То, что нужно по жизни, к чему есть интерес – то и узнаешь.
(За окном читают навзрыд стихи про храм науки и поют караоке про Родину).
Катя говорит, что я, пожалуй, прав насчет некоторых перегибов в школах. Я в ответ предлагаю ей сегодня же почитать Киту на ночь «Бойцовский клуб».
Превед, сервез!
Конец зимы 2006-го. Вечером выхожу с работы, и у входа в метро встречаю компанию людей из «Рамблера». Они оживленно обсуждают что-то, размахивая бутылками с пивом.
– У вас какой-то праздник, что ли? – удивляюсь я.
– Ну ты даешь, Леха! Ты не знаешь, что происходит на свете? Ну, главное событие последней недели?
– Хм-м… Ах да, знаю! – Я поднимаю руки вверх. – Превед!
Вся компания хватается за животы. Отсмеявшись, они признают, что я прав. Да, пожалуй, это главное событие. Хотя они имели в виду совсем другое. Какая-то там зимняя Олимпиада кончилась.
Я читал множество заумных рассуждений о феномене «преведа». Каких только высоких или преступных смыслов не пришили этому слову! Особенно граждане с неестественным образованием. Гуманитарии то есть.
А ведь все просто. Долгое время падонский язык оставался «вещью в себе». Внутренним сленгом тусовки. Конечно, этим языком овладевали и более широкие слои населения, опознавая причастность по фразкам типа «Аватар жжот». Но какой именно аватар, какие тряпки он жжот? На пальцах не объяснишь: это все там, внутри, в своей семантической сеточке, которая сама с собой разговаривает… а с внешним миром – пока никак. Только если ты уже внутри.
«Превед» стал первым словом для разговора с внешним миром. Не просто цитата, а обращение к другому! В буквальном смысле – приветствие. Первое слово вслух, самый внешний пароль, как «Харе Рама» или «Хайль Гитлер». Не знаю, как современные программисты здороваются с компьютером, но в наше время у них тоже было свое приветствие: изучение каждого нового языка программирования начиналось с написания программы, которая говорит «Hello World». Вот он, тот же самый «превед», только на другом языке, для другого… ребенка.
Да-да, весь шум вокруг «преведа» – типичная суета взросликов вокруг ребенка, заговорившего вслух. Одни взрослики в ужасе – ах, он говорит неправильно, к логопеду его, к логопеду! Другие, наоборот, умиляются. Как умилялся Довлатов, когда его ребенок произнес «хунья» – все друзья тут же подхватили это чудесное слово. Вот и с «преведом» та же петрушка: побежали регистрировать домены, в рекламу несчастного мишку запихивать…
Бедные, бедные взрослики – это ж как надо разучиться говорить на своем языке, чтобы так сходить с ума от чужого! Теперь понятно, откуда растут ноги всех этих инвестиционных бумов вокруг «социальных сетей» и прочих модных словечек интернет-индустрии. Глупо верить, что дело тут в новых технологиях. Ну что такое технология? Пара-тройка человек наваяли кусочек кода. Серьезно ли это, когда у нас есть пятна на Солнце, нефтяной кризис и, наконец, птичий грипп, из-за которого главный санитарный врач Онищенко призвал всех россиян мыть яйца с мылом! Конечно же, на инвестиционный бум скорее повлияют эти самые нефтяные пятна на яйцах, чем «интернет-технология».
Другое дело, когда у инвестора наболело свое, личное: приступ шоппинговой лихорадки, чисто от лишних денег. Но и эти деньги он не отдаст сразу. Никто не любит жесткую медицину, когда тебя сходу кидают под бормашину или под скальпель. Поэтому сначала инвестора надо успокоить. Сказать ему пару слов. Доброе слово и кошке приятно, а тем более – инвестору.
Но зачем нам разговаривать иностранными словами? Разве они успокаивают лучше, чем родной язык? Разве не обломались эти самые инвесторы на прошлых словах из той же Америки? Кто говорил им красивое слово «портал»? Зачем же теперь говорить «социальная сеть» – пока эту длиннющую гадость выговоришь, можно половину Садового кольца проехать!
Некоторые уже прорубили фишку. В чем популярность сервиса знакомств Mamba.Ru? Да нету там никакого сервиса! Снимать телок для случайного секса можно и в других интернет-притонах. Тут вся фишка в слове, понимаете? Мамба – тот самый негр из анекдота, которого все любят. А не какой-то там офисный американец с «веблогами».
Но еще и не русский: перекос в другую сторону. Не случайно Носик отметил, что данный сервис очень популярен у турков, которые наших девок портят. Мамбируют то есть. Видите – новое слово есть, только не совсем наше. Вот и пользователь получается не совсем наш.
Зато у нас есть «превед»! Первое собственное приветствие, которое сказал ребенок, родившийся в Рунете. Так говорите и дальше на своем языке, боязливые дети русского ебизнеса! Вам же нужно только название сервиса, помните. Начните с простого – ведь есть уже «аська» вместо ICQ, есть «мыло» вместо мейла. Так пусть и вместо блогов будут «блохи», пусть будут «сошки» вместо псевдо-социальных сетей. А к следующему буму Web 3.0 мы выкатим словечко «колобок» – куда приятнее звучит, чем коллаборативная фильтрация.
Все остальное-то уже известно. Все, что нужно написать в пресс-релизах. Там нужно сказать, что главный сервис Рунета будущего года поможет всем пользователям найти новых друзей и старых врагов, устроиться на хорошую работу и обанкротить свои нынешние проекты, получить оригинальный сексуальный опыт и интересные венерические заболевания, прочитать свежие новости и заморочиться очередной медиа-истерикой. И так далее по шаблону.
И остается только одно – правильно назвать это чудо. По-нашему. Чтобы инвестору было приятно от доброго слова, как той кошке. Превед, новый сервез! Ты слышал, Бивис? Он сказал «сервез»! Это круто, баклан! Пойдем делать сервезы! С нами медвед и бобер, победа будет за нами!