Штучкин Николай. Над горящей землей

   Конечно, не женское это дело, война. Мужчинам и то нелегко, а Тамаре тем более. Трудности на каждом шагу. Прежде всего, неустроенность, жизнь кочевая. Но она привыкла. Так вроде и надо. За роскошь считает, если живет в деревенской избе, и здесь же поблизости - банька.
   И к труду своему Тамара привыкла. Нелегкое дело водить "летающий танк", но она втянулась и даже не замечает, как это трудно. "Я сильная, говорила она генералу, командиру учебно-тренировочного полка, когда тот отговаривал ее учиться летать на "иле", - у меня крепкие руки..." Действительно, она оказалась сильной, выносливой. Мужчины устают подчас от непомерной летной нагрузки, а она ничего, держится. Больше того, всегда работоспособна, бодра, уверена в себе.
   К постоянной опасности тоже привыкла - все время ведь под огнем, над чужой территорией, в боях с "мессершмиттами", зенитками, в борьбе с собой, со своими нервами. Привыкла, закалилась.
   Ко всему можно привыкнуть и очерстветь при этом. Душой очерстветь, сердцем. И такое бывает. И, надо сказать, бывает со многими. В полку погиб летчик, старшина Шахов. Тамара почти не знала его, видела несколько раз, и все, вместе летать не приходилось. Вроде бы посторонний для нее человек, но гибель его больно отозвалась в сердце. И не потому, что Василия вспомнила, а потому, что жаль не успевшего пожить парня, почти юношу.
   Нет, Тамара не очерствела. Прежней осталась: чуткой к чужому горю, отзывчивой, мягкой, душевной. Она скучает о дочке, скорбит о погибшем муже. Беспокоится о брате. Писал, радовался, что будет летать на новой машине, строил планы, восторгался данными "ила", а потом поутих, присмирел. Тамара написала ему, спросила, в чем дело. Ответил коротко, ясно: переучиванию конца не видать... Надо успокоить его, сказать, что сейчас время иное, не сорок первый год, когда в бой ходили порой без достаточной подготовки. Сказать-то можно, а поймет ли...
   Спасибо друзьям, не дают голову вешать, духом падать, отвлекают от дум тяжелых и мрачных. Бывало, скажут: "Пойдем, Тамара, на вечер, что дома скучать..." В полку вечера отдыха бывают нередко. Артисты иногда приезжают с концертами. Художественная самодеятельность выступает. А в основном, вечера - это танцы.
   Любит Тамара на танцы ходить. Целый день ведь на аэродроме пропадает, целый день в рабочем комбинезоне, в тяжелых кирзовых сапогах. А тут единственная возможность! - можно одеться легко и красиво: туфли, юбка, новенькая гимнастерка с погонами, со звездочками. Приятно ходить в гимнастерке: и лейтенантские звездочки видно, и орден Красной Звезды.
   Приятно Тамаре на людей посмотреть, на то, как они в редкие часы досуга веселятся - летчики, техники, девушки - оружейницы, мотористки, парашютоукладчицы. Приятно и грустно. Молодежь кругом, а ей уже двадцать пять. Мачнев, командир эскадрильи, и то моложе на целых три года. И другие тоже: Чекин, Обелов, Масленников...
   - Пойдем, Тамара, покружимся, - приглашает Обелов.
   Чуткий, добрый товарищ Лева Обелов. И девчонок не забывает, и с Тамарой танцует. Все смотрят на них, когда они вместе: рослые оба, красивые, видные, и оба летчики. Причем Обелов уже командир эскадрильи. Недавно назначили вместо погибшего Паникова. Но дело, конечно, не в этом. Просто она благодарна Обелову за внимательность, чуткость. Всегда он подойдет, когда особенно нужно, когда на душе тяжело.
   Вот рядом кружат с девчатами Мачнев и Чекин: раскрасневшиеся лица, задорные, озорные глаза. Словно и не было четыре часа назад жестокого боя, тяжелых минут.
   Сколько их было, этих тяжелых минут! Этих на всю жизнь запомнившихся боевых эпизодов, случаев, когда жизнь висела на волоске и попавший в беду товарищ нередко доходил до дома лишь потому, что рядом были друзья, настоящие, преданные, для которых нет выше закона: сам погибай, а товарища выручай.
   Хотя бы вот этот случай. Четыре летчика - Обелов, Чекин, Коротков и Константинова получили боевое задание - проштурмовать вражеские войска. Группу возглавил Обелов, заместителем, как и обычно, был Чекин. Так они летают всегда: Обелов - командиром, Чекин - заместителем. Так и по должностям они рядом шагали.
   В том знаменательном для них вылете Обелов был еще заместителем комэска. Как и всегда, он вышел на цель, строго соблюдая свой принцип: нагрянуть неожиданно, ударить с ходу. И как всегда, немного увлекся, излишне задержался над целью. Сделай он четыре захода на цель, как и предписывалось, и немецкие истребители, возможно, их не настигли бы. Обелов же сделал шесть.
   Погода стояла солнечная, видимость, как говорят летчики, миллион на миллион, безгранична, как по горизонту, так и по вертикали. Спрятаться некуда. Не успев еще снизиться, чтобы хоть как-то замаскироваться, затеряться на фоне земли, группа шла на высоте восьмисот метров. В этот момент и настигла ее шестерка ФВ-190. А до линии фронта более семидесяти километров, двадцать минут полета.
   До этого Тамара встречалась только с Ме-109, знает их сильные и слабые стороны, привыкла к ним, если так можно сказать в отношении вражеских истребителей. С "фокке-вульфами" еще не встречалась. И вот встретилась. У нее поневоле екнуло сердце. В боях с нашими истребителями, особенно с Як-3, они не очень зарекомендовали себя - тяжеловаты, маломаневренны. Но в бою со штурмовиками и бомбардировщиками, где маневренность не так уже важна, а важен пушечный залп, к сожалению, зарекомендовали: четыре пушки, бьющие залпом, чего-нибудь да стоят...
   Настигнув штурмовиков, фашисты ринулись в атаку. Все было на их стороне: и численное превосходство, и тактически выгодное положение возможность почти беспрепятственно атаковать штурмовиков снизу, - и то, что под крылом своя территория: можно, если возникнет необходимость, оставить машину, спастись на парашюте. Атакуя машину Обелова, фашист стремился прежде всего сбить ведущего группы. И своего добился: снаряд попал в водяной радиатор. "Фоккер" все же отвалил, получив хороший заряд от стрелка. Но дело было сделано. Радиатор расположен внизу, под ногами пилота, и кипяток стал хлестать в кабину. Нестерпимо жгло ноги, руки, лицо. Пар, густо наполнивший кабину, мешал видеть обстановку воздушного боя, своих ведомых. Но Обелов терпел и страстно желал одного, чтобы вода не ушла из системы, чтобы мотор не сгорел, не заклинился. Но воды оставалось все меньше и меньше, и мотор, перегреваясь, начал терять силу, перестал тянуть самолет с нужной скоростью. "Из-за меня могут сбить и других!" - подумал Обелов и подал команду:
   - Всем немедленно уходить!
   "Как он мог такое сказать? - в душе возмутилась Тамара.- И подумать, что мы оставим его на съедение?" Очевидно, так подумал и Чекин. Он не вышел вперед, не возглавил, как это положено, группу, а подал команду: "Змейка". Обелов как шел, так и остался впереди, продолжая вести свою группу, а группа, имея избыток в скорости, стала ходить над ним "змейкой", прикрывая командира огнем, не подпуская к нему вражеских летчиков.
   Получив моральную и огневую поддержку, Обелов воспрянул духом и сделал все возможное, чтобы помочь товарищам и стрелку Николаю Касьянову. Когда Николай закричал: "Пулемет отказал! Утыкание!..", он сразу понял причину: мешок, в который падают стреляные гильзы, наполнился доверху.
   - Сними мешок!-приказал он Касьянову.- Или разрежь его. Быстро!..
   Николай выполнил указание командира, и пулемет заработал.
   Так, прикрывая своего командира, отбиваясь от наседавших фашистов, они шли до линии фронта, шли, казалось, целую вечность, целых двадцать минут. И все двадцать минут под непрерывным огнем.
   Ко всему Тамара привыкла... Достойно, вместе со всеми выдержала этот неравный, смертельный бой, нечеловеческое напряжение и не дрогнула, не спасовала, сражалась уверенно, дерзко. А когда Обелов вышел из кабины, обожженный, черный от усталости и хриплым, клокочущим басом сказал: "Спасибо, друзья!", не выдержала: разрыдалась откровенно, по-женски безудержно.
   И еще один эпизод. Недавний. Группа в составе шести экипажей - Мачкев, Обелов, Чекин, Харламов, Масленников и Константинова -выполняла задание по сопровождению пехоты в наступлении. Так как удар был по переднему краю, истребителей сопровождения не было.
   Когда штурмовка закончилась, сзади появилась четверка Ме-109. Обрушились неожиданно и в самый опасный момент: экипажи, выйдя из последней атаки, не успели сомкнуться, наладить огневое взаимодействие в группе. Впереди шел Мачнев, его догонял Обелов, другие были еще на подходе к ведущему. Тамара шла последней и была еще далеко, а первый удар, как известно, всегда приходится по последнему. И фашисты уже заходили в атаку.
   Все решали секунды. Мачнев это увидел, понял, какая опасность грозит Константиновой, и сразу принял решение: прикрыть ее, отсечь от нее атаку вражеских истребителей. Он мог приказать это любому из летчиков, но никто лучше его, он был уверен в этом, не видел всей остроты ситуации, а чтобы ее увидеть, оценить, принять решение на атаку и выполнить маневр, надо было иметь какой-то минимум времени. Но его уже не было...
   - Обелов, выйди вперед! Всем подтянуться немедленно! Приготовиться к бою! - скомандовал Мачнев.
   Его намерения поняли все, поняла и Тамара. Он прибрал обороты мотора, чтобы уменьшить скорость, чтобы как можно скорее оказаться над ее самолетом. Она, напротив, увеличила ее и быстро нырнула под его самолет. Замыкающим стал Мачнев. Его стрелок и встретил фашистов. Но силы слишком неравны. Один против четверых. У них восемь пушек, у него только один пулемет. В данном случае, когда атакуют сзади, летчик может лишь маневрировать, уходить от прицельных ударов. И все время стремиться вперед, догонять своих товарищей, уходить под огонь пулеметов воздушных стрелков, под их защиту.
   Он и стремился. Но не успел. Четыре Ме-109 атаковали его слева, справа, снизу и сверху, подбили самолет.
   Штурмовики были уже над своей территорией, и фашисты вернулись назад, преследовать не стали. Подбитый штурмовик Мачнева упал на болото. Это летчика и спасло. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы довелось приземлиться на лес, на окопы, на поле, изрытое снарядами, бомбами.
   О том, что Мачнев жив, стало известно не сразу, а спустя какое-то время: три или четыре часа. А тогда никто из группы не сомневался, что Мачнев погиб. Так думали летчики, так и доложили командиру полка. И можно только представить, что было с Тамарой, пока она не узнала, что Мачнев жив и здоров и скоро прибудет в часть. Она считала, что командир погиб из-за нее, из-за ее, как ей казалось, нерасторопности, неправильных действий в сложной обстановке.
   Ко всему можно привыкнуть: к тяготам фронтовой жизни, к постоянной опасности, но к тому, что товарищ погиб из-за твоей оплошности, привыкнуть нельзя, невозможно.
   Огонь на себя
   Лев Обелов идет на разведку. Его задача - сфотографировать оборону противника на одном из участков фронта. Вместе с ним в группе прикрытия идет и Тамара. Она должна посмотреть, как будет действовать разведчик. Как он будет строить маневр при заходе на цель, фотографировать...
   Обелов, развернув карту, инструктирует Тамару:
   - Чтобы сфотографировать оборону противника, надо точно над ней пройти. Вот эта прямая между двумя точками - линия боевого пути. Ее длина тридцать - тридцать два километра, это шесть минут полета. На столько хватает пленки. Все шесть минут надо идеально выдерживать скорость, курс, высоту. Иначе снимки не получатся. "Шелохнулся", - начинай все сначала.
   Это не первая их беседа, и Тамара ясно представляет себе, как летчик включает фотоаппаратуру над первой заданной точкой, то есть в начале боевого пути. Но до выхода в точку, на пути в два-три километра, он подправляет курс, уточняет его. Этот путь так и называется: участок уточнения боевого курса. Уже на этом участке противник открывает огонь по разведчику. Бьет и по тем, кто его сопровождает, но больше всего по нему. Из всех видов оружия. Здесь нужны железные нервы.
   Обычно в помощь Обелову, когда он идет на разведку, придается группа подавления огневых средств противника - лучшие летчики-штурмовики. Сопровождая Обелова, они подавляют на его пути огневые точки противника, не дают им сбить самолет-разведчик. В группу подавления огневых средств, как правило, входит шесть летчиков. Сегодня среди них Константинова, а ведет группу прикрытия Ворис Чекин.
   Для прикрытия Обелова назначены и истребители. Тоже шестерка. И тоже самые лучшие летчики. Их обязанность: не допустить к разведчику вражеских истребителей. Сохранить его любой ценой. Обезопасить его от атак "мессеров" и "фокке-вульфов", дать ему возможность уверенно работать.
   Это входит в обязанность и летчиков-штурмовиков. В случае необходимости они тоже вступят в бой с вражескими истребителями, помогут своим истребителям отразить атаки по самолету-разведчику.
   Самолет капитана Обелова - единственный на фронте Ил-2, снабженный фотоаппаратом АФА-3с, который устанавливается лишь на самолетах Пе-2.
   На Обелова работают две фотолаборатории - две автомашины со специальным оборудованием. Замаскированные, они стоят невдалеке от стоянки его самолета. Снимками, привезенными Обеловым с поля боя, обеспечиваются, как правило, все, начиная от командующего фронтом и кончая командирами рот, участвующих в боевых действиях.
   На разведку переднего края обороны противника Лев Обелов летал на многих участках фронта, и больше всего под Нарвой и Псковом. На высотах четыреста - шестьсот метров бороздил он пространство над Нарвой, над укрепленным районом Нарва - Раквери, над рекой Великой и дальше за ней, на запад. Фотографировал вторую и третью линии обороны противника, шоссейные и железные дороги, по которым противник подтягивал к переднему краю войска и технику.
   Иногда приходилось ему совершать серию таких ответственных вылетов и за очень короткий срок. Так, в период подготовки наступательных операций на нарвском направлении он ходил на разведку шесть раз и детально вскрыл оборону противника, что дало возможность нашим войскам овладеть важным опорным пунктом фашистов - городом и крепостью Нарвой относительно с небольшими для нас потерями.
   За снимки, добытые из-под огня противника, Лев Обелов получил благодарность Маршала Советского Союза Василевского, представителя Ставки Верховного Главнокомандования, награжден орденами. А листовка политуправления фронта, в которой рассказано о его боевых делах и успехах, заканчивается так: "Летчики-штурмовики! Учитесь искать и уничтожать противника, как капитан Обелов".
   До конца войны на счету у Обелова будет 145 вылетов на штурмовку и 50 на разведку, всего 195 успешных боевых вылетов - это очень много! И немалая часть из этого огромного числа будет выполнена вместе с Тамарой, в совместных полетах, крыло к крылу. И в огромном успехе Обелова будет доля труда Тамары: летая с ним на разведку, она будет его прикрывать, подавлять огонь зениток, нацеленных на его самолет, отсекать атаки вражеских истребителей, поддерживать морально.
   В феврале сорок пятого года капитана Обелова представят к званию Героя Советского Союза, в апреле того же года он получит свою Золотую Звезду. И в этой Звезде Обелова, полученной за тяжкий труд пилота военного времени, будет и доля ратного труда Константиновой, боевого друга Обелова.
   Несколько позже, в июне того же года Константинова тоже получит свою Золотую Звезду, и в ней будет доля труда Обелова, у которого (как и у Мачнева, Паникова) она позаимствует боевое умение, военную сметку, ответственность за порученное дело.
   Все это будет впереди, а сейчас разведчик и сопровождающие его истребители и штурмовики - двенадцать экипажей - подходят к линии фронта, к характерному ориентиру - пересечению реки и железной дороги. Это и есть начало боевого пути. Тамара не видит, но знает, кто и чем занят в этот напряженный момент обстановки. Обелов наверняка включил "АФА" и нацелился взглядом на компас. Летчики-истребители зорко осматривают воздух в тех направлениях, откуда могут появиться вражеские истребители. Штурмовики местность близ железнодорожного моста, где могут быть "эрликоны". Тамара не видит, но чувствует, как стволы зениток поворачиваются навстречу разведчику, как берут его в прицелы своих установок.
   Не только чувствует, но и твердо уверена, ибо здесь, у моста через реку, установки должны быть обязательно. И если бы капитан Обелов летел на штурмовку, а не на разведку, он обошел бы этот мост стороной, но сейчас его обойти невозможно так же, как невозможно обойти и другие хорошо защищенные объекты - таковы требования разведки. Разведчик, если это необходимо, должен идти сквозь огонь, держа постоянными курс, скорость и высоту.
   Вот на берегах реки засверкали вспышки огня, а на пути полета разведчика заклубились дымные шапки. Секунда, и они встали стеной. Она разрасталась вверх и в стороны и казалась живой, движущейся навстречу группе самолетов.
   - Подавить огонь батарей! - командует Чекин.
   Штурмовики, вся шестерка, устремляются вниз. Но шестерка тут же делится на две подгруппы: первая, во главе с Чекиным, идет на дальний западный берег реки, вторая, во главе с Харламовым, - на ближний, восточный. Так было решено еще на земле, при подготовке к полету, при обсуждении различных вариантов штурмовки, подавления огня вражеских зенитных батарей.
   В правой тройке "илов", возглавляемых Харламовым, Тамара идет замыкающей. Значит, крайняя справа зенитка, та, что дальше других от воды, - ее цель. "Бьешь крайнюю справа", - подтверждает Харламов. Тамара видит четко очерченный круг на земле - углубление, в центре которого установлена пушка, видит задранный кверху ствол, пульсирующие вспышки огня.
   Довернув самолет в направлении круга, открывает пулеметный огонь. Стреляет навскидку, не прицеливаясь. Главное, что нужно в эти мгновения, заставить пушку умолкнуть, а для этого надо отогнать от нее прислугу фашистских солдат, загнать их в окопы.
   Пикируя, поливая площадку пулеметным огнем, Тамара видит, как солдаты, поспешно оставив установку, словно мыши, ныряют в укрытие. Цель достигнута - огонь подавлен. Но и этого недостаточно. Пушку надо уничтожить. Продолжая идти по прямой, Тамара берет ее в прицел, кричит своему воздушному стрелку:
   - Шура! Бросаю бомбу. Проконтролируй,
   - Есть, командир! - вскоре отвечает стрелок.- Порядок!
   Полет продолжается. Разведчик идет на высоте шестьсот метров. Впереди, на небольшом удалении, - группа штурмовиков. Сзади и выше - истребители. Они охраняют и разведчика и штурмовиков, они ежеминутно готовы к бою. Но "мессеров" пока нет. Бьют только зенитки. И штурмовики посылают в направлении огневых вспышек пулеметно-пушечные очереди. Так, подавляя огонь, расчищают они дорогу разведчику.
   Тамара видит Ил-2 Обелова и, будто воочию, представила Леву, сосредоточенного, непреклонного. Временами снаряды рвутся совсем рядом с его машиной, сбивают ее с заданных курса и высоты, но Обелов точно и быстро ее выправляет, упрямо идет вперед.
   И вдруг появились фашистские истребители. Чего Тамара опасалась, то и случилось.
   - Впереди выше "мессеры", - предупреждает она товарищей.
   Преимущество на стороне фашистов - количественное и тактическое: их двенадцать, они идут значительно выше.
   - Увеличить скорость! - командует Чекин, и Тамаре понятен его замысел. Запас скорости необходим и для оборонительного боя: атакующего врага надо встретить огнем.
   Фашисты перестроились. Три звена идут одно за другим. Идут навстречу. Но атака на встречных курсах крайне сложна: не успеешь прицелиться - и разминулись. А может, они не видят разведчиков? Вполне вероятно. Хорошо виден тот, кто находится выше, на фоне неба. А тот, кто ниже, - плохо, он скрывается на фоне земли. Нет, решает Тамара, фашисты их видят. Иначе зачем перестраиваться?
   Изогнув прямую полета, немцы переходят в пике. Теперь уже видно: удар нацелен на группу штурмовиков. Первые два звена ударят по ним, третье, очевидно, атакует разведчика. Зенитки не бьют, не мешают своим истребителям.
   - Переходим в атаку! - командует Чекин.
   Имея запас скорости, он переводит "ил" в крутой набор высоты навстречу Ме-109 и сразу же открывает огонь. Тамара видит: ведет огонь неприцельно, просто в направлении группы, до которой еще далеко, и тоже бьет навстречу фашистам. Ей понятен замысел Чекина: сорвать атаку, используя отведенные обстановкой секунды. Угол набора, с каким "илы" идут навстречу фашистам, предельный, у мотора не хватает мощности, скорость быстро погасает.
   Замысел Чекина оправдался. Напоровшись на огненный смерч шестерки штурмовиков, фашисты не выдержали, бросились в сторону. Но не ушли. Развернувшись, приближаются к группе слева. Пока не атакуют, идут параллельным курсом, остерегаясь наших истребителей. Запасшись скоростью, эшелонируясь по высоте, они носятся "змейкой" сзади разведчика.
   - Приготовиться к бою! - командует Чекин.
   Это значит - к защите разведчика. По этой команде, не переставая следить за воздухом - может появиться еще одна, а то и две группы истребителей, - надо приготовиться к отражению атаки тех, что идут слева. Так понимает Тамара. Но разведчик немного отстал от своих защитников, вернее, "илы" ушли немного вперед. Ушли из тактических соображений - чтобы первым встречать зенитный огонь. А теперь надо его подождать, подпустить разведчика на дистанцию сто - сто пятьдесят метров, взять его под защитный огонь воздушных стрелков. Будто услышав Тамару, Чекин командует:
   - Прибрать обороты мотора!
   Фашисты переходят в атаку. Атакуют одновременно: первое звено штурмовиков, второе - разведчиков, третье - истребителей. "Схема атаки классическая, - думает Тамара, - как на картинке". Но только просчитались фашисты, распылили силы.
   - Спокойнее, Шура!- подбадривает Тамара стрелка.- Бей точнее, не торопись.
   Тамара слышит рокот оружия, видит трассы огня свои и чужие, чувствует запах сгоревшего пороха. Привычная картина боя.
   - Командир! Один готов! Наши истребители сбили.
   Отбитые дружным огнем, фашисты выходят из атаки. Хорошо видно: в третьем звене одного не хватает. Тамара смотрит вниз, там, резко выделяясь на фоне земли, плывет белый купол парашюта.
   - Задание выполнил! - передает разведчик.- Беру курс на свою территорию.
   Пришло время - и вот Тамара летит на разведку сама. В этом полете ей надо детально обследовать один из объектов, по которому будет действовать полк. Надо посмотреть, как расположены части противника, его техника, артиллерийские и зенитные позиции.
   Под крыло уходят лесные массивы, поля, дороги. Уже позади линия фронта. Переднюю полусферу Тамара охраняет сама: на случай встречи с истребителями противника у нее четыре ствола: две пушки и два крупнокалиберных пулемета. Заднюю полусферу защищает воздушный стрелок Мукосеева, ее надежный товарищ. Но что она может сделать против зениток?
   Когда Тамара вышла на цель, замаскированные зенитки ударили во всю свою мощь. Тамара долго металась в этом черно-багровом аду. Хотелось бросить машину в пике, потерять высоту, скрыться на фоне лесного массива, но она не могла этого сделать, не имела права. Ей надо было заметить, откуда били фашисты, где располагались орудия, зенитно-пулеметные точки.
   Непрерывно маневрируя, уклоняясь от огненных трасс, она отыскивала изрыгающие огонь орудия, направляла на них свой самолет, посылала смертоносный груз. Изредка напоминала стрелку Мукосеевой: "Следи, Шура, за воздухом"... Напоминала не потому, что стрелок может об этом забыть, а чтобы среди непрерывного гула разрывов снарядов услышать звонкий девичий голос: "Слежу, командир!" Голос боевой подруги, живой человеческий голос успокаивал, вселял уверенность, придавал силы. Быстро, навскидку прицеливаясь, Тамара бросала бомбы, посылала к земле эрэсы, поливала врага пушечно-пулеметным огнем.
   Хлестко, гулко, оглушающе разорвался снаряд. Полыхнул нестерпимо яркий огненный взрыв рядом с машиной, осколками ударил по крыльям и фюзеляжу, мелким крошевом бронестекла осыпался на голову, плечи и руки. Тугая волна жаркого воздуха пахнула в кабину, опалила лицо. Откуда-то, как под давлением, брызнуло масло - горячее, с терпким запахом. Сразу стало трудно дышать. Сильным движением ног и руки Тамара вырвала машину из крена, мельком посмотрела на компас, определила: линия фронта впереди и немного правее.
   Прикинула время полета. Оно было не очень большим, и это слегка успокоило, вселило надежду дотянуть до своей территории. А там не страшно, там своя земля, свои люди, можно и приземлиться, если возникнет необходимость. В крайнем случае выброситься с парашютом.
   "Нет, не дотянем", - содрогаясь от нового мощного разрыва, подумала Тамара.
   Самолет резко пошел на крыло. И опять Тамара упредила его попытку упасть, опять помогла ему выправиться, встать в горизонтальный полет.
   "Нет, все-таки не дойдем"... Липкий, противный холодок ползет по спине, сжимает нервы в комок. "А может..." И Тамара с надеждой глядит на приборы. Но напрасно: стрелка температуры масла подходит к красной черте, скоро начнутся перебои в работе мотора. Потом он станет совсем, заклинится, сгорит, как говорят летчики, и экипажу останется только одно - прыгать или садиться вынужденно там, где застанет беда.
   Немного прибрав обороты мотора, Тамара идет со снижением. С небольшим, почти незаметным. Чтобы меньше терять высоту и в то же время уменьшить нагрузку на двигатель. Чтобы он подольше протянул. "Шура, смотри за воздухом". Самое неприятное, если в эти последние минуты жизни мотора налетят истребители. Подбитый, обреченный штурмовик для фашистов легкая добыча,